Текст книги "Химера (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Он устало потер глаза и принялся разбирать двухнедельный завал.

Его основная работа в Доме Эха от урологии не страдала – Дерек четко проработал своё расписание. Поэтому, зарабатывая психиатрией, успевал и по второй своей специализации, делая это практически бесплатно.

Когда в дверь несмело постучали, он даже обрадовался, не подумав о том, что очередной пациент только прибавит ему бумажной работы. Сейчас этот стук символизировал получасовое отлучение от ненавистных бумажек и, возможно, какой-нибудь интересный случай.

В кабинет заглянул немолодой мужчина в форме и, не узнав его сразу, Дерек запоздало и только по значку определил в нем шерифа их городка.

Ну что ж, и у стражей порядка иногда шалит простата, хмыкнул он про себя и попрощался с мечтами о каком-нибудь захватывающем диагнозе. Но вслед за мистером Стилински в кабинет просунулась вихрастая мальчишечья голова и нежным высоким тенорком сердито пробурчала:

– Зачем вообще мы сюда пришли? У меня все нормально!

Дерек позволил себе понятливо улыбнуться и махнул рукой – заходите. Шериф втолкнул свое чадо в кабинет и неловко у дверей остановился.

– Вот. Добрый день, – пробормотал немного смущенно, как будто Дерек был самый на свете стыдный врач.

– Добрый вечер, скорее уж, – поправил его Дерек и приветливо предложил присесть.

Но тут совершенно невежливо вмешался мальчишка, он что-то прошипел отцу, сделавшись совершеннейшим злюкой и мистер Стилински развел руками:

– Не хочет, чтобы я сидел с ним. Вы обсудите тут сами, что да как, а я в коридоре подожду.

Еще прибавил, что прислал их школьный врач-терапевт, а до этого был школьный психолог. Сыну недавно исполнилось шестнадцать, и он... в общем, он может теперь посещать врачей самостоятельно, без сопровождения...

– Ладно, понятно, мы все обсудим, мистер Стилински, – смутился отчего-то Дерек и повторно пригласил мальчишку присесть.

Тот, развязно вихляя бедрами, прошел к стулу и плюхнулся туда со скучающим видом опытного бойца. Дерек лишь по-доброму усмехнулся, немного жестоко представляя, как будет смущаться этот мальчишка, когда придется спустить штаны.

– Ну, если твой отец уверен, что ты можешь обрисовать суть проблемы, то давай начнем ее обрисовывать. Познакомимся, для начала.

Все это время, пока Дерек произносил приветственную речь, мальчишка к нему приглядывался. Сверлил любопытным взглядом, глаз не отводил. Нагло ощупывал взглядом точеные хейловские скулы, скользил по шее, чтобы потом опустить к аккуратным кистям доктора.

Дерека рассматривали. Дерека изучали. И, наклонившись к клавиатуре компьютера, он все продолжал и продолжал чувствовать настойчивый, невежливый взгляд. Непозволительно проницательный для шестнадцатилетки.

– Так как тебя зовут? – спросил, разрывая молчание, пытаясь избавиться от липкого ощущения, что только что раздели его догола.

– Отец и друзья зовут меня Стайлз. Остальные – по паспорту. И у меня ничего не болит. Если, конечно, вы это хотели спросить у меня в первую очередь.

Дерек вскинул на него глаза.

– А для чего тогда ты здесь? Зачем тебя прислал ко мне школьный доктор? – спросил, отчаянно пытаясь наполнить сердце милосердием и пониманием нужд сидящего перед ним подростка, напрочь изничтожив в себе желание стукнуть его чем-нибудь посильнее по голове.

– Для осмотра, конечно, – как-то слишком спокойно для нежного юноши пояснил этот Стайлз и продолжил, как заправский лектор, – школьному педиатру-садюге не понравилась моя анатомия и он в срочном порядке отправил меня к вам. Чтобы вы посмотрели, ясно? На мой член и мою мошонку, где, по мнению этого идиота, у всех мальчишек должны находиться просто огромные брутальные шары с литром спермы в каждом.

Дерек заинтересованно приподнял бровь – мальчишка был чудо. А школьный доктор – тупица, раз позволил себе выказать непрофессиональное удивление по поводу возможного анатомического несоответствия. Если оно, конечно, имело место быть.

– Ну, раздевайся тогда, посмотрим, – решительно сказал Дерек и показал рукой в сторону ширмы.

Потом встал из-за стола и направился к раковине, помыть руки.

Стайлз заторможенно сидел на стуле и тяжелым взглядом смотрел на приготовления. То ли, наконец, испугался, то ли снова рассматривал, оценивал... любовался?

“Гомосексуальные наклонности?” – с сожалением вдруг подумал Дерек, интуитивно почувствовав слишком настойчивую заинтересованность к своей несомненно яркой, жгуче-брутальной внешности, и поспешно отвернулся, как только мальчишка все же прошел в закуток и стал, пыхтя раздеваться.

Трепаться из-за полупрозрачной перегородки не переставал.

– Если хотите знать, мне это нисколько не мешает. Ну, такой член и яйца. В этом вообще нет проблемы. Проблемы у школьного фельдшера с его стандартами мужской красоты. А может, и с ориентацией.

Конечно, когда не хочешь быть геем и не признаешь в себе этого, все остальные геи – автоматическое зло, и никак иначе.

– То есть, тебе особенности твоего тела нисколько неудобств не доставляют? – с интересом спросил Дерек, проигнорировав высказывание о дураке-фельдшере. – Знаешь, в твоем возрасте юноши с превеликим трепетом оценивают себя и свои эмм... достоинства.

– Вы, что, не верите, что мне пофиг на свой мелкий член? – сердито поинтересовался мальчишка, сдав свои комплексы с потрохами.

“Да мне, в общем-то, все равно...”, – чуть не сказал Дерек, решив не повторять ошибок предыдущего врача, потому что, главное – что? Проверить функциональность органа и отсутствие новообразований в нём, например. А вовсе не строить из себя психолога, заинтересованного в мальчишеских страхах по поводу размеров своего сокровища между ног. Зачем он вообще повелся на эти подростковые заигрывания...

Стайлз тем временем вышел из закутка с расстегнутыми и чуть приспущенными штанами. Ляжки зажал, как воинственная девственница.

Дерек покачал головой и поманил к себе.

– Придется разжать коленки, мне необходимо взглянуть, – потребовал он у стоящего перед ним героя.

Стайлз послушался, расслабился худо-бедно, расставил ноги пошире, и вывалились между ними, потные от стискивания, вялые покрасневшие гениталии, постепенно расправляясь и наливаясь шестнадцатилетним соком.

Дерек опустил на них взгляд.

Все было чисто выбрито. Запаха неприятного не имелось. Пенис обрезан не был.

Оценивший картину визуально Дерек уже понял, что пациента психологически готовить к пальпации не нужно. Стыда не было; смущения, так свойственного подросткам, тоже. Поэтому он по-деловому натянул тонкие латексные перчатки и произнес профессионально холодно:

– Давай посмотрим, что здесь не так, раз у школьного врача претензии.

Подъехав на стуле к стоящему мальчику еще ближе, Дерек попросил чуть согнуть ноги в коленях, подав бедра вперёд. Осторожно взял в руку мягкое тело пениса. Чуть сдвинул крайнюю плоть, исключая наличие фимоза, потом задрал шкурку полностью, обнажив розовую небольшую головку. Рассмотрел уздечку, присмотрелся к уретре, прощупал ствол.

– Что ж, с пенисом всё в порядке, – сказал ободряюще, специально применив медицинский термин, уже этим сообщая мальчишке, что церемониться с ним не будет, с таким резвым да говорливым.

Не стал только говорить о действительно небольших размерах члена, о миниатюрности его даже, никак впрочем не выходящей за пределы нормы. Мальчишки в шестнадцать чувствительные, пусть даже и не признаются в этом.

Потом он приподнял пенис рукой, а второй стал пальпировать мошонку.

Она была неправильной формы, явно деформированная, явно неполная и в этом заключение другого врача нисколько Дерека не обмануло.

– Хорошие новости, Стайлз, – счел он нужным проинформировать своего юного пациента, – твое яичко, левое, вполне нормального размера, без новообразований и, думаю, в какой-то момент начнет прекрасно функционировать. Или уже начало. А новости плохие...

Дерек сделал театральную паузу, ожидая какого нибудь вопроса, нервной реакции, но мальчик поразительно стойко молчал, чуть подаваясь корпусом под его руки, скорее машинально, чем бесстыдно. Ну, Дереку так казалось.

– ...твоя мошонка развивается аномально. Это нехорошо. Второе яичко не опущено и находится, скорее всего, в брюшине, во-от здесь, – надавил он пальцем на низ живота и мальчишка поморщился. – А может оно отсутствует вовсе, и буж, стягивающий кожу органа с этой стороны, есть его зачаток, который может переродиться в злокачественное...

– Я понял, доктор, хватит пугать, – раздраженно вдруг прервал его Стайлз. – Читал я про это.

Пришлось спросить с серьезным выражением лица, что именно читал мальчишка. И с великим изумлением услышать внушительный список названий медицинских книг отнюдь не подростковой тематики.

Последующие двадцать минут они вели узкоспециальную беседу на урологическую тему, в которой Стайлз не только вел, но и выказывал некоторые интересные мысли, присущие разве что только профессорскому уму. Дерек давно так славно не общался.

Этот мальчик был чудо и восторг. Начитанный, умный, сообразительный. Он до обидного быстро превратился снова в противного подростка, когда Дерек заботливо высказался об обеспокоенном здоровьем чада родителе.

Стайлз хмыкнул, переступил ногами по полу и неожиданно признался:

– Да всем насрать, что у меня такие неоформленные яйца! Отцу, по крайней мере. Меня он не для этого сюда притащил.

– А для чего же тогда? – немного удивлённо снова спросил Дерек.

Стайлз, казалось, замер после этого вопроса. Казалось, что размышляет, пытаясь что-то сказать...

– Ни для чего, – буркнул, снова вживаясь в роль обыкновенного злющего шестнадцатилетки, и с мученическим видом воздел глаза к потолку.

– Если у тебя есть проблемы психологического характе... – начал Дерек мягким отеческим тоном – в конце концов разница в возрасте превышала десять лет, он мог быть наставительным, черт возьми!

Но, видимо, мальчишку это только пуще разозлило.

– Вы что, еще психологом подрабатываете? – спросил невежливо, явно не зная, что Дерек – подрабатывает, и еще как. – Вы, кажется, специалист по членам, вот и занимайтесь членами, нечего в душу лезть...

Дерек все так же удивленно и теперь тоже зло смотрел на пациента – возмущенного заботой, возбужденного своим гневом нахохленного бунтаря. А между тем, маленький пенис, так и не спрятанный в бельё, а висящий рядом с рукой доктора, потихоньку наливался юным соком. Эрекции на приемах у пациентов бывали и воспринимались Дереком обычно, как норма. Такое случалось. Но Дерек никогда не реагировал так... непрофессионально. Почуяв твердость, едва касающуюся его пальцев, он вдруг с омерзением на лице отдернул руку и даже отшатнулся. Осознавая ошибку и понимая, что теперь-то прием обязательно превратится в гротескную порнодраму.

– А вы не гей, как я посмотрю, – нахально идентифицировав в докторе зачатки неосознанной гомофобии, заметил Стайлз и скривился, – противно так, что ли?

– Мне не противно, перестань, – срывая перчатки и отворачиваясь, солгал Дерек.

Мальчишка молча смотрел. Нет, он оценивал снова. Скользил сканирующим взглядом по немного растерянному лицу своего врача, и Дереку отчего-то стало так холодно, как будто карие, тёплого оттенка радужки пациента были на самом деле арктический лёд.

Стайлз по-змеиному облизнулся, невольно задержавшись глазами на докторской шее, выглядывающей из ворота халата, а после, будто что-то в Дереке разглядел, что-то нужное, необходимое для чего-то, сказал бесстыдную отвратительную фразу:

– А если бы вы были женским доктором и я бы пришел... пришла к вам на прием, вам так же было противно?

Дерек ушам своим не поверил, когда услышал такое и не поверил вновь последовавшему продолжению:

– Я мог бы прийти снова, переодеться в девчонку, и мы могли бы попробовать... А, Дерек?

“Откуда он знает мое имя?”, – в панике думал Хейл, забыв, что написано оно на бейдже.

– Тебе необходимо называть меня мистер Хейл или доктор, – сказал заученную фразу, не позволяя этой внезапной фамильярности между ними стать нормой. – И я не собираюсь ничего пробовать.

– И зря, – хмыкнул мальчишка, скрываясь за ширмой, пока Дерек в раздраженном недоумении тревожно провожал его глазами.

Он поспешно выписал странному пациенту направления на анализы, целую кипу бумаг, совсем не думая о возможных его болезнях, не видя опасных симптомов в его строении. Невольно переключаясь на психологическую волну и где-то даже восхищаясь развязным мальчишкой. Диагностировав в нём недетский ум, который аннулировал его физические аномалии. И к сожалению, определив в нём неизвестный науке психический недуг; какую-то чересчур зрелую наглость и животный, бесполый магнетизм.

– Позже я буду должен сообщить о вариантах диагноза твоему отцу, – в заключение сообщил он натянувшему штаны Стайлзу, а тот лишь кивнул головой – валяйте, сообщайте.

Но мистер Стилински-старший, берущий трясущимися руками бланки многочисленных анализов, нервничал слишком сильно, чтобы Дерек не смог заметить профессиональным взглядом практикующего психиатра, что аномалия мошонки его сына волновала папу Джона действительно меньше всего.

– Шериф, – осторожно тронул он мужчину за локоть, – если вам нужно будет обсудить со мной какие-то детали в развитии вашего сына, то можете подойти без записи, я принимаю здесь по четвергам и субботам. Или же в любой день в... Дом Эха, там я бываю каждый день.

Джон Стилински, кажется, с ужасом отстранился, как только услышал упоминание о психушке и, кажется, теперь-то припомнил тот факт, что Дерек, помимо безобидной урологии, еще пытается лечить сумасшедших.

Упоминать свое основное место работы было ошибкой, Дерек понял это сразу же, но не смог уже ничего изменить. Какие бы проблемы ни были у шерифа с сыном, говорить он о них не собирался. И Дерек решил об этом не думать. О проблемах. О Стайлзе не думать не получилось.

Ночью Дереку приснился мокрый сон. О чем он – не помнил.

Испорченной простыней он гадливо вытер промежность, залитую собственным семенем; не поленился среди ночи встать, отнести белье в корзину для стирки. Налил себе воды и долго сидел на кухне, вспоминая смешного нахального пацана, по меркам своего возраста уж слишком раскованного и умного. Который наверняка сознает, как непрост, как отличен от всей остальной ученической массы.

Дереку, вспоминая приём, было прежде всего стыдно за свой непрофессионализм. За неподобающий испуг при виде чужой эрекции. Было стыдно, что загляделся на пациента. И то, как верно разгадал его этот опасный пациент – тоже.

“А если бы вы были женским доктором и я бы... пришла...” – звучало в пустой, звенящей от бессоннице голове, когда Дерек неосознанным жестом засунул руку себе в переодетые чистые трусы, нащупал пульсирующий новым возбуждением орган и уже вполне осознанно запачкал своё белье снова, стоя на кухне и опираясь о барный стол одной рукой.

Он не мечтал быть гинекологом нисколько. Всегда уважал в университете парней-акушеров, и потому допускал в своих фантазиях немного извращенные нюансы медицинского толка. Они к его специализации не относились, поэтому и позволял их себе Дерек без всякого стеснения, в фантазиях своих раскладывая незнакомых тоненьких девушек на гинекологическом кресле.

Сегодня у придуманной им незнакомки были такие же тонкие и стройные ноги, такая же небольшая грудь, как и всегда, но с кресла на его гримасничающее в последних оргазмических потугах лицо смотрели яркие янтарные глаза. Быть может, они ему о чем-то напомнили, но Дерек предпочел не думать об этом.

“Мне нужно позаботиться о крепких, нормальных отношениях, – сказал себе он, засыпая, – с хорошей девушкой и регулярным сексом...”

С отчаянием повторив это себе после утренней нервной мастурбации.

В конце концов, не может психология врать, утверждая – когда мы чего-то желаем достаточно сильно, мы получаем это.

Помощница все так же сидела на больничном, и Дерек вполне сносно приноровился раскидывать ворох бумаг. Он работал, как проклятый, как обычно работают одинокие, не обременённые семьей люди, и вовсе не для того, чтобы содержать себя или накопить денег – их Дереку хватало – а по велению сердца, в самом начале пути выбрав верную профессию и отдав себя любимому делу полностью.

Психиатрическая практика давала результаты, статистика Дома Эха была положительной и вскоре Дерек вырос из штатного врача, заняв пост главы подросткового отделения, уже практически готовясь сменить старенького директора на своём посту.

К Хейлу возили сложных пациентов из других городов. И даже из других штатов. В городской больнице он тоже был на хорошем счету, являясь замечательным специалистом. Всё было прекрасно. Жизнь шла своим чередом.

И пациент, которого Дерек не так уж и вспоминал, запретив себе думать об этом, после десятидневного перерыва вдруг оказался у него на приеме снова.

Был вечер, и больница уже закрывалась. Дерек, прежде чем выключить компьютер, выглянул в коридор – а ну как кто-то припозднился? И с изумлением столкнулся в дверях с тем самым мальчишкой. Отец сидел чуть поодаль, смущенный отчего-то, недовольный.

Удивленный, Дерек не успел воспрепятствовать, и Стайлз ловкой мышкой проскользнул к нему в кабинет.

– Сказал отцу, что назначено, – выпалил с ходу откровенное вранье и плюхнулся на стул, вцепившись в сидение побелевшими пальцами.

Сегодня он был другим. Изменившимся. Смотрел на Дерека лучистым взглядом, и через несколько секунд Хейл понял причину этого света – ресницы Стайлза были густо намазаны тушью, а на зубах виднелся полустертый красный след. Такой остается на женском прикусе, когда девушка неловко и второпях стирает помаду или игриво закусывает губу.

Дерек припомнил, что готовые анализы так и лежат, невостребованные, в уже закрытой регистратуре, и рассказать спешащему, как на пожар мальчишке будет нечего.

– Я тебе не назначал, – строго ответил он Стайлзу и поразился в который раз, насколько сильно переменился его пациент, изменившись всего лишь за неделю.

Прожить семь дней в шестнадцать лет, будто бы жизнь прожить, вспомнил Дерек.

Это в его степенные двадцать семь течение времени неторопливо и размеренно – работа, дом; по выходным – друзья, нешумные вечеринки. Ты знаешь, кто ты есть, чего ты хочешь. И кого.

В шестнадцать за неделю твой мир может погибнуть и возродиться в следующий понедельник снова, встречая тебя новой реальностью, в которой будешь ты совсем не тот, что раньше.

У Стайлза так блестели глаза, как будто он решил еще не решенную никем проблему каких-то там сингулярных кардиналов. На свой счет Дерек и не подумал этого блеска принимать, а поспешил вообще трусливо абстрагироваться.

– А, ты же тот мальчик, с... аномалией, кажется, мошонки?

Стайлз нехорошо прищурился и важно прокомментировал бесталанную постановку Дерека:

– Не делайте вид, будто меня не помните, доктор. Вы же не только уролог? Вы еще психиатр, да? У вас на интересные случаи должна быть цепкая память. А я... я как раз интересный.

Стайлз скромно потупил накрашенные глаза и признался:

– Я узнавал, вы в Доме Эха работаете...

– Какое отношение это имеет к... – запнулся Дерек, потом продолжил, – к урологическим проблемам твоего организма?

Стайлз поерзал на стуле, похлопал снова закрученными ресницами и тихо сказал:

– Не имеет, доктор Хейл.

Сказал вежливо, правильно, с должным трепетом к докторской персоне и красному его диплому. Но отчего-то вся эта правильность тревожила всё сильней. Она казалась ложной.

– Я вам прошлый раз ничего не объяснил, – продолжал мальчишка, – ну, такое ведь не каждому человеку скажешь! Такое... В общем, знаете, как меня стыдится отец? Как меня ужасно дразнят в школе? Меня... Да мне плевать, на самом деле, понимаете? Плевать на них на всех! Мне просто нужно, необходимо это самое сказать кому-то, мне нужно... объявить! Хотя бы вам! Вы просто должны, раз психиатр, вы просто... обязаны!!!

Дереку бы в этот момент встать, не слушая Стайлза, и попросить зайти отца в кабинет, обрывая откровения. Но он сидел, насильно переключенный с одной специализации на другую, сидел и слушал терпеливо и молча, потому что с психиатрическим контингентом нужно именно так.

– Вы должны меня выслушать! Нет, вы должны посмотреть!!! Вы... посмотрите? – тем временем, заглядывая в глаза, спросил у него Стайлз, но Дерек, вспомнив, что это не психушка и ничего такого не обязан он смотреть, конечно же, отказался.

Стайлз же, проигнорировав отказ, незаметно стёк со стула, переместился в угол и уже теребил створки стоящей там сложенной ширмы, пытаясь спрятаться зачем-то туда. Он держал в руках маленький пакет, там были какие-то вещи. Целлофан шелестел, Стайлз был погружен в тихую истерику и очередной этот прием тоже грозился превратиться в нелепый фарс.

Хотелось сказать, что не нужно путать кабинеты, что в Дом Эха тоже можно прийти на консультацию, и даже бесплатно, добро пожаловать, Стайлз, приходи, поговорим-посмотрим...

Но возбужденный своим монологом мальчишка так сильно напоминал одержимого,что Дерек профессионально смягчился – ну что ему, трудно, что ли, здесь и сейчас, так сказать, по горячим следам...

Ширма, наконец, со скрипом раздвинулась, и мальчишка благодарно туда ушмыгнул. Долго возился, пока Дерек тревожно в пустоту спрашивал – не болит ли чего; может, что-то беспокоит? Бывает, что затерянное в животе яичко провоцирует боли, но это не криминал, решаемо, все решаемо, мальчик, давай же, выходи...

Как нелепо смотрелись накрашенные ресницы Стайлза когда он сидел в мальчишеской футболке, так сейчас был к месту их плавный изгиб и превосходная длина. Плечо атласной геометрией очерчивала причудливая лямка. Вторая мягко, словно невзначай соскользнула вниз, чуть приоткрыв коричневый красивый сосок. И тут Дерек отчетливо осознал, какие претензии были у школьного доктора с мальчику Стайлзу. К мальчику Стайлзу, у которого была маленькая прелестная грудь. Насмотревшись, просто неприлично зависнув на открывшейся картине, Дерек поспешил опустить взгляд. Стало еще хуже. Короткая комбинация немного прикрывала бедра, но было отчетливо видно, как плотными трусами жестоко стянуты мальчишеские гениталии и как на руку Стайлзу их миниатюрный размер. Между внутренних изгибов стройных ляжечек Дерек заметил прелестный пустой промежуток, правильной формы опрокинутый треугольник, основанием которого была промежность и удивительно было видеть у юноши девичью пустоту там, где пустоте быть не полагалось.

Впрочем, Дерек не успел проанализировать глубже, скользя взглядом ниже, на черные тонкие чулки с простыми, без рисунка, резинками.

“Элегантно”, – подумал очумело, потеряв дар речи и не переставая продолжать рассматривать мальчиш... нет, уже не мальчишку.

Тот стоял в картинной позе манекенщицы, застыв будто для лучшего в своей жизни кадра; выпрямившись, убрав подростковую из осанки сутулость, приподнявшись на цыпочки, имитируя стояние на шпильках, а то, что они подошли бы сюда идеально, Дереку пришло в голову как бы на автомате.

Белье было подобрано абсолютно черного цвета, что бледному андрогину было каким-то мистическим образом к лицу. И видя замешательство своего врача, замешательство явно положительного свойства, Стайлз ярко, широко, победно улыбнулся.

– Немедленно... прекрати, – внезапно выдохнул Дерек с незнакомой для себя яростью. – Немедленно... марш за ширму и переодеваться! Ты что... что... себе... позволяешь...

Стайлз может и ожидал такого разноса, но справиться с собой не смог: улыбка сошла с его преобразившегося лица и он ответно разозлился. Эмоция некрасиво исказила его черты и он животным чутьём, какое часто имеется у настоящих женщин, это почувствовал. А ему до жути не хотелось быть некрасивым. Ему до жути хотелось получить от своего перевоплощения, кроме самой демонстрации, что-то еще.

Дерек совершил ошибку – очередную – когда вышел из-за стола и приблизился к мальчишке, чтобы, аккуратно взяв за локоть, отволочь, уже как получится, обратно за ширмочку переодеваться. Стайлз воспользовался близостью неожиданным образом, совершив никак не ожидаемый Дереком маневр. Он изломал свои четко очерченные черные брови (тоже подведенные?) в мольбе и муке, красиво и жалобно. Он очень изящно упал перед Дереком на колени и стреножил того своими тонкими белыми руками. Его лицо оказалось как раз на уровне ширинки, и Стайлз не замедлил туда с воем уткнуться.

– Мистер... мистер Хейл... – выл мальчишка в складки халата, которые предательским образом начали разъезжаться в стороны, демонстрируя классические брюки узкого кроя. – Мистер Хейл... Не... прогоняйте, не прогоняйте меня, я узнал о вас все, я узнавал, спрашивал... Вы... Вы... Мне плевать на психиатрию, я не псих, поймите же вы!!! Вы же с красным.. красным... дипломом... Вы знаете, как помочь! Вы поможете мне? Я хочу! Дерек... Поможете? Стать... нормальным...

Завывания были невразумительными все как один, Дерек ничего не понимал. Он видел коротко стриженную голову у себя между ног, видел белые, содрогающиеся от рыданий плечи со сползающими бретельками; иногда, когда мальчишка елозил на коленках энергичнее, он замечал, как задирается сорочка, открывая вид на круглую попу, затянутую плотной тканью трусов, которые сдавливали ему его маленький член и полу-пустую мошонку настолько сильно, что их попросту не было заметно.

Ниже Дерек мог наблюдать узкие длиннопалые ступни в черном капроне, пальчики на них сжимались, разжимались, и вся эта суета в партере никак не могла волновать Дерека так, как она волновала на самом деле.

В конце концов мальчишка опомнился первым, он отстранил свою растрепанную голову от ширинки и поднял на Хейла заплаканное лицо.

Тушь немного смазалась, дорожки слез пролегли до самого подбородка, а губы будто стали накрашенными, приобретя яркий карминовый цвет.

– Не прогоняй меня, Дерек, – прошептало это прекрасное существо, – я еще в прошлый раз... как только тебя увидел... тебя, в тебя... Ты был таким серьезным, таким красивым... А я... Я был тупым, прости меня, прости... Я не хотел, чтобы ты... но ты наверняка подумал, что я обыкновенный малолетка, которого никто не слушает с его нытьём про маленький член... Ты первоклассный психиатр, мне так сказали. Ты нужен мне, и я все сделаю, как скажешь, чтобы быть с тобой. Я сделаю... всё.

Что ж, было предельно ясно, что именно Стайлз подразумевал под этим “всё”, стоя перед Дереком на коленях. И пусть слова эти мало походили на признание в любви; пусть было сказано проще: “Ты нужен мне для чего-то”, Дерек никак не мог избавиться от странного чувства, размытого и очень непонятного, которое идентифицировать не мог, но именно оно отлично сработало, заставив голос разума, да и совести замолчать. Этим чувством было удобно оправдывать своё согласие, своё безволие, свою преступную ласковую руку, вдруг запутавшуюся у мальчишки в волосах.

– Не надо, Стайлз, прошу... Ну, мальчик, перестань... – пробормотал он мягким голосом и потихоньку стал расспрашивать – что за беда такая, и что за желания бродят в юной голове, к чему всё это женское, наносное... Ах, прямо вот внезапно, с тринадцати лет? У девушки знакомой стащил платье? Отец, конечно же, ничего не знал – работа, служба... Один раз увидел? Сильно ругал? Ну, его можно понять, как думаешь? Поэтому он привел тебя сюда в прошлый раз? Хотел проверить... Мужское здоровье, это серьезно. Скажи, а кто-нибудь тебе нравится? Ага. Не девочка. Ну ладно, не плачь, гомосексуальность – это не болезнь, какая чушь, кто говорит обратное. Я? Ну, я совсем к этой опере не отношусь, мне этого не понять, и я иногда бываю резок во мнении. Но я никогда не стану осуждать, да и все остальные взрослые люди никогда не станут тоже. Толерантность – она признак зрелости. Да... Да... Что? Говоришь, не гей? Ну, Стайлз, давай смотреть открытиям в лицо, уж если нравятся мальчики...

У Дерека были все основания подозревать отнюдь не гейство, а нечто другое, что всплывало постепенно и исподволь в рассказах мальчишки, что было видно невооруженным глазом под всем этим изысканным бельём, но он обязан был, как профессионал, возможную гомосексуальность исключить, и она благодатно уплывала все дальше и дальше, плавно трансформируя состояние пациента в более интересный диагноз, пока только имитируя истинные его симптомы.

Дерек знал – трансгендерность подтверждают сложными тестами, анализами, собеседованиями. Он не мог поверить мальчику здесь и сейчас, не мог согласиться дать ему надежду на то, что когда-то – своими рабочими связями, знакомствами, своей... дружбой – поможет ему в чем-то.

Да и в спектакль, разыгранный перед ним, пока не очень-то верилось. Привыкший тонко отличать прекрасно сыгранные симуляции от настоящего психоза; привыкший видеть множество истерик и точно оценивать их накал, Дерек улавливал ложь в словах и интонациях Стайлза. Так ловко перемешанную с отчетливой правдой, что вычленить ее и профессионал бы не смог.

Дерек не верил, но его практически сдавшееся тело – верило. То ли сказалось длительное воздержание, отсутствие живого человека рядом, то ли это был тот самый случай, когда ты на беду свою встречаешь беса, предназначенного конкретно тебе; вдыхаешь запах его, ядовитый исключительно лишь для твоих легких, и падаешь в бездну одержимости, предварительно удалив все свои моральные догмы.

Дерек никогда не интересовался парнями, но между ног вдруг стало плавиться что-то нехорошее. Темное, неконтролируемое.

И Дерек растеряно почувствовал, как чужие руки тянутся к ремню его брюк, расстегивают ширинку, а нежный, дрожащий голос выстанывает:

– Не называй, не называй меня мужским именем. Зови меня... Одри, слышишь? Я сделаю всё, я буду тебе девушкой, я знаю – у тебя никого нет. Ты же поможешь мне, да? Обещай, обещай мне, Дерек! Я буду делать, что хочешь, для тебя, я буду переодеваться... Всё – для тебя...

Стайлз касался тела своего доктора с неожиданным благоговением. Гладил бугор в трусах, до которых уже добрался, ласково и нежно, как гладить может женщина, восхищенная прекрасным образцом мужественности, что находился у ее лица.

Дерек должен был отстраниться. Должен. Но не отстранился. Потому что это непонятное существо, не останавливаясь, вдруг прошептало:

– Когда-нибудь я изменюсь. Обязательно. А когда изменюсь и стану... другим, то я и ты... мы будем делать это, как все нормальные люди. Я же еще никогда ни с кем, слышишь? Меня никто не касался. И я дам тебе первому. Ты первым будешь ебать меня в мою... Чёрт. Дерек...

Стайлз нарушал правила не только называя своего врача по имени. Он нарушал правила самой природы, так страстно желая быть не тем, кем являлся. Еще не вполне осознавая свои желания. А вот Дерек вполне осознавал, насколько непрофессионально потакает. Что позволяет. Что совершенно теряет голову: от этой немыслимой ситуации, в которую такие правильные парни, как Дерек, не попадают; от жаркой возни у себя в трусах; от оскорбительных терминов, какими Стайлз хотел, но не называл половой женский орган...