Текст книги "Химера (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Да что там очевидного-то? – чуть не заорал по-детски Питер.

– Ну вот скажи, – с гаденьким профессиональным смешком начал Дерек, – зачем ты приехал ко мне?

– Хотел разобраться, неужели не понятно? – буркнул Питер. – Мне было важно понять.

– Тебе было важно получить гарантии безопасности мальчика, на которого тебе не наплевать. Ты собирался доказать мое злодейство, чтобы защитить его. И у тебя получилось. Поэтому ты будешь идеальным для него партнером. Я дам необходимые инструкции. Ты врач, легко их поймешь. Ты сможешь стать для него... мной.

– И ты смеешь сейчас предлагать мне... – начал Питер возмущенно и вдруг замолчал.

Дерек послушал звенящую между ниим тишину и тихо спросил замолчавшего Питера:

– Разве не этого ты хотел с самого начала? Быть с ним? С мальчиком-геем, которого я прятал от тебя?

– Сволочь, – обреченно пробормотал Питер. – Какая же ты сволочь, манипулятор чёртов!

– Я не манипулирую, Питер. Сейчас я говорю правду. И понимаю, что оказался самым неподходящим человеком, кто сказал тебе о твоей же любви, – сказал Дерек. – Но больше сделать это было некому, прости.

Они сидели молча, пока Дерек, воспользовавшись временным перемирием, хлопотал собственноручно в хозяйственном уголке, заваривая кофе; откуда-то извлекая пирожные и шоколад. Наверно, чтобы подсластить их будущую непростую беседу, к логическому концу которой они еще не приблизились.

Питер не хотел продолжать говорить о себе. Это было смешно! Он не собирался выслушивать смехотворные предположения племянника насчет своей влюбленности. Он изо всех сил показывал ему, что эту придуманную любовь вообще не стоит обсуждать. И если промолчать, то можно сделать вид, будто её вовсе не существует.

– Я все равно не понимаю его поведения, – произнес он, говоря о Стайлзе. – Он был довольно милым мальчиком поначалу, но позже стал откровенно злить меня; он провоцировал меня на скандал, дразня вашими отношениями. Он...

– Не он, – перебил его Дерек. – Ты, Питер. Ты делал всё не так. Ты стал для него новой Лидией, а с Лидиями у него разговор один. Стайлз не умет строить отношения, как нормальный человек. В очередной раз ему пришлось менять свою природу, подстраиваясь под тебя, и он наверняка не знал – что делать. Не знал – как. Даже если и возвращался к себе, настоящему.

– Это не объясняет, почему...

– Объясняет, – перебил Дерек. – Любой человек сравнивает полученный ранее опыт. Я достался ему слишком легко и был идеальным партнером. Почти. А в случае с тобой, получив это “почти”, Стайлз всё не мог понять, как при очевидном желании, при таком сильном доказанном влечении в постели, ты не хотел дать ему остальное. Почему никак не желал быть для него... мной. Он начал незамедлительный крестовый поход против тебя, дразня и провоцируя, склоняя к абьюзу и становясь абьюзером сам. Он жаждал войны и крови, раз не получил любви. И он наверняка чего-то добился.

– Да я снотворное пачками жрал! – несдержанно выкрикнул Питер, запоздало понимая, как смешно попался. – На третий день мне уже хотелось маленького гада задушить!!!

– И что? Задушил? – с легким любопытством спросил Дерек.

– Почти, – сказал Питер правду, боясь конкретизировать ее.

Под вопросительным взглядом Дерека ему все же пришлось продолжить.

– У нас был... секс. Ну, секс, – скомкано проговорил Питер, вкладывая смысл не в слова, а в интонации.

– Очень темпераментный, полагаю, – понятливо кивнул Дерек. – У Стайлза каждая ссора заканчивалась в постели и очень бурно. Я кажется, говорил тебе о силе его либидо.

– Не важно, – чуть смущенно отмахнулся Питер. – Но после нашей ссоры он уехал, даже не дождавшись, когда я проснусь.

– Не в ссоре дело, – задумчиво произнес Дерек. – Объяснить, почему он сбежал от тебя?

Питер молча покачал головой, не понимая. И Дерек продолжил рассуждать, начав откуда-то издалека:

– Знаешь, говорят, дьявола не существует, а он этим пользуется. Он исполняет наши желания. Стайлз дал тебе всё то, о чем ты мечтал. Он рассказывал то, что ты хотел услышать. Я знаю, о чем говорю. Я хотел в нем женщину, я получил ее. Ты хотел мужчину – ты получил его тоже. Вот только берет за свои услуги мальчишка дорого – ему нужна вся любовь, на которую ты способен. Ты очень хотел защитить его, жаждал восстановить справедливость, и взрослый, опытный, умеющий рассуждать человек непременно увидел бы в этом проявления любви, потому что любовь – это не только три слова и секс по утрам. Но Стайлз в этом плане слепой. Маленький ребёнок внутри него требовал примитивной конкретики. Забота? Справедливость? Ему никогда не было это нужно! Он плевал на справедливость, он хотел любви! В его мире эти величины не пересекаются! А лезть на баррикады, отстаивая его мужскую честь, это чушь. Твой пошлый супергеройский мотив был для него противен. Он не любил меня больше, но не мог забыть моей, пусть ложной, но самоотверженности. А как только понял, что твоя страсть на такое не способна, то сбежал.

– И это значит... – с каким-то злым торжеством от собственного проигрыша и одновременно победы, начал Питер, но Дерек его перебил.

– Это значит, что Стайлзу нужно больше времени, – сказал он. – Его предыдущая вселенная погибла. Он сам уничтожил ее. Нескольких дней оказалось недостаточно, чтобы построить новую версию мира, поверить в нее, убедить сознание в перерожденной заново реальности и всеми доступными способами интегрировать в ее пределы причину свершившихся изменений. Тебя.

С изумлением Питер посмотрел на племянника, удивляясь и самим математическим формулировкам, и тому, что он сам оказался так сложен, что интеграция настолько затянулась.

– Прости, что?

– То, – коротко и немного сердито отрезал Дерек. – Ты хотел гомосексуальных с ним отношений. Вселенная Стайлза стремительно меняла цвет. Менялось всё в его жизни. Думаешь, это было для него просто? Ему необходимо было побыть одному.

Питер окончательно разозлился.

– Ты хочешь сказать, пока я тут... с ума схожу, он где-то, не пойми где, занимается своей психиатрической математикой и что-то там интегрирует???

Впервые за всё это время – время сборов, перелёта, непростого разговора в мрачном интерьере знакомого кабинета – Питер неожиданно вспомнил о том, что молодой, красивый и потерянный мальчишка сейчас тоже где-то есть; он существует – живой, тёплый, улыбающийся кому-то в реальном пространстве-времени.

И стало невыносимо тревожно.

– Господи, – почти простонал Питер, ощущая себя безответственным родителем, который потерял ребёнка в супермаркете, отвлекшись на стойки с портвейном. – Он же... Как он вообще... там? Он же совсем... один...

Дерек довольно улыбнулся и покачал головой:

– Питер, видишь? – произнес тихо и заботливо, как для тяжело больного. – Ты сходишь с ума. А говорил, что не влюбился. Можешь не волноваться, звонили из клиники – он там.

Питер облегченно вздохнул, сам поражаясь тому, насколько от полученной информации стало легче дышать.

– Хорошо, ты прав, я немного озабочен его судьбой, – упрямо переиначил своё состояние он. – Но мне будет еще спокойней, когда он сюда вернется – целый и невредимый.

– Он больше сюда не вернется, ты разве меня не слышал? – удивленно спросил его Дерек. – Он вернется к тебе.

Питер вздрогнул – уверенность Дерека пугала.

– Это невозможно, – начал он отрицать, глупо притворяясь, будто не слышал предыдущих объяснений Дерека. – Во-первых, из-за того, что я гей. А мальчик твой изначально гетероориентирован.

– Неверно, – покачал головой Дерек. – Ты так ничего и не понял, дядя. Его половая идентификация в любом случае нестабильна. По сути, ему всегда было все равно, кем быть. Полная инфантильность. Мне нравилась его женская грудь и он старалася изо всех сил быть для меня женщиной. Как следствие, возненавидел мужские аналоги, гейский секс...

– Ладно, любитель маленьких сисек. Я понял. С тобой мальчишка исподволь привил себе же отвращение к анальным практикам. Со мной же у него, как ты сказал, был риск возненавидеть свою грудь. Потому что мне, как и тебе, нужна только одна его половина! Я мог бы конечно смириться, не замечать, не видеть... Но ты же сам только что сказал – Стайлзу важно не смирение, а любовь. Любовь не диктует нам смиряться и принимать то, что дают. Любовь либо есть, либо ее нету.

Дерек молча смотрел на страстного, разговорчивого Питера. Он улыбался. Он на расстоянии диагностировал гормональную бурю, окситоциновый шторм, которые так редко встречаются в сорок, а оттого так сильны и продолжительны.

– Не надо так на меня смотреть, племянник, – бросил раздраженно Питер. – Не надо мне улыбаться. Я – не тот, кто будет спасать твоего мальчика. И уж тем более, любить.

– Угу, – как-то легко согласился с ним Дерек. – Любить – это было по моей части. По твоей – трахать.

Питер нахмурился, ожидая продолжения. И оно последовало.

– Только в твоем мире, как и в его, это почти одно и то же, – хмыкнул немного пренебрежительно Дерек. – Стал бы ты так долго обхаживать Стайлза, если бы не хотел заполучить.

Дерек заглянул в глаза дяде, перестав, наконец, раздражающе называть любовь любовью и заговорив на понятном Питеру языке, который все равно понять было сложно:

– Скажи, ты же его еще хочешь? Питер? Со мной он был несвободным, абсолютно, а несвободный человек всегда свою неволю идеализирует. Стайлз в силу своих убеждений и влюбленности думал, что выбора у него нет и соглашался на определённый набор хромосом. Он делал вид, что сделанный им шаг – добровольный. С тобой ему не нужно будет выбирать, становиться иным, и делать вид. Он останется собой. А сейчас, пока он ничей, его разрывает напополам от желания быть многоликим и нужным каждому из нас; желания быть всем, которое заставит в итоге стать никем. Прекрасным уродом. Химерой. Пустотой.

Дерек просительно посмотрел на отвернувшегося Питера.

– Ему нужен якорь. Я был им пять лет, и это была преступная, отвратительная связь, которая должна была кончиться плачевно и, слава богу, ничем таким не кончилась и нам встретился ты.

– Я не буду ничьим якорем, Дерек, – зло ответил на это Питер. – Ты использовал меня. С самого первого дня. Ты почти признался в этом. Но дело в другом. Я... не люблю его. Не доказывай мне обратного! Именно поэтому я не хочу, чтобы мальчик терял время со мной! Не хочу обманывать его в будущем, когда мне захочется чего-то... нормального и я найду это на стороне.

– Тебе не захочется, мальчишка слишком хорош, – уверенно произнес Дерек. – Он будет шелковым. Тебе нужно совсем чуть-чуть – научиться говорить житейские истины простыми понятными словами. И Стайлз больше не сбежит от тебя. Не бойся, тебе будет с ним проще, чем мне. У тебя изначально был сильный рычаг воздействия. Секс. Ты мог дать ему секс.

– Наш последний не мог претендовать на звание... нормального, Дерек, – признался ему Питер. – Это не любовь. В этом любви не было.

– Это любовь, Питер! – упрямо возразил Дерек. – Разве так сложно признаться себе самому? Скольких своих партнеров ты ждал около года? Интересовался ими? Следил за их судьбой и... трахал? Ты любил его все это время. Любил любым – гормонально измененным, двуполым, переодетым!

– Я не смогу и не... буду, не смогу быть с... психически ненормальным человеком, Дерек! – отчаянно выкрикнул Питер, прижатый к стенке так откровенно, что деваться было уже некуда.

Дерек в сердцах хлопнул кулаком о стену.

– Ну почему людям так сложно любить людей? Просто любить? Почему, если человек болен, неважно чем, “сложно” превращается в “невозможно”? Стайлз может быть нормален при соблюдении нескольких условий! И первое из них это любовь, он нуждается в любви!

– Прекрати этот театр!!! – заорал Питер. – Не нужно изображать разочаровавшегося в человечестве неженку, который, будучи талантливым психиатром, прекрасно знал о том, какие люди есть на самом деле!!! И почему им сложно любить кого-то, не такого, как все!!! Именно поэтому ты не сказал мне его диагноза, а не потому, что держал слово, данное Джону! Ты боялся сбить с меня заинтересованность, которую я к мальчику проявил! Не профессиональную, а... другую... Ты ЗНАЛ, что истинный диагноз меня остановит!!!Сволочь!!!

Питер швырнул в стену минималистическую вазочку, схваченную со стола, и она, будучи наверно каким-то особенным предметом в кабинете, как резиновая отлетела на пол, даже не покрывшись трещинами.

– Прекрати истерику, Питер, – покачал головой Дерек. – Здесь ничего не бьётся. Слишком велик риск, что очередной пациент что-нибудь с собой сделает.

– Понял, – коротко бросил Питер, упокоившись – не очень-то хотелось выглядеть “очередным пациентом”. – И знаешь что, давай прекратим. Это бессмысленно.

– Что именно?

– Наша торговля. Ты предлагаешь мне мальчика, которого прятал в своей психушке пять лет. Тебе не повезло, что все случайности, которые с вами случились, не привели в итоге к результату, нужному тебе. И мне бы радоваться, что операции не случится. Но это сыграло против меня. Твоя игра, оказывается, была не в этом. Теперь я тот самый герой, кто может остановить его психопатические порывы капризничать, мстить и жечь собственность. Нет уж, спасибо. Твоя принцесса покинула мой гостеприимный дом и больше туда не вернется.

– Ты плохо знаешь Стайлза, – возразил Дерек. – Он обязательно вернется к тебе. И ты обязательно его примешь. Я знаю, какими методами он работает. Как ловко и виртуозно склоняет человека, не склонного к насилию, на вполне очевидный абьюз. И молча, с расстояния смотрит на муки совести.

– Какие еще муки, – пробормотал Питер, вдруг вспоминая, как не мог простить себе ни той дурацкой пощечины, ни гадкого, полу-насильственного секса. – И даже если я ощущаю небольшое чувство вины за то, что поступил с ним не по-джентльменски, ты думаешь, это вызовет во мне пожар любви?

– Да нет, конечно, – сказал Дерек. – Я просто не хочу, чтобы ты принимал Стайлза обратно, руководствуясь этой виной.

– А чем я должен, по-твоему, руководствоваться, чтобы принять Стайлза? – поинтересовался Питер.

– Своими чувствами, разумеется, – пожал плечами Дерек. – Только ими.

Питеру хотелось смеяться. Их разговор казался полным абсурдом и все же они не могли прекратить его.

– Постой, Дерек, – опомнился он, – а что будет потом?

– Потом? В каком смысле? – не понял его вопроса Дерек.

– Потом, когда эта новая любовь Стайлза кончится? Когда он переболеет мной? И будет искать новую вселенную? Кому тогда мне нужно будет передать его? В какие добрые руки?

Дерек помрачнел, и Питер сразу подумал – он выбрал правильный вопрос, он ухватил самую суть проблемы, и вот теперь Дереку придется сказать правду – наверняка горькую и некрасивую.

– Стайлз всегда сможет вернуться в свой дом, – уклончиво ответил Дерек.

– Ты про Дом Эха, что ли? – гневно прищурившись, предположил Питер. – Ты же не говоришь про отцовский. Ты закроешь его в психушке. Да? Не сейчас. Не завтра. Но когда-то. Правильно?

– Если потребуется – да, – жестко сообщил правду Дерек. – Если твоя любовь не удержит...

– Да не хочу я никого удерживать!!! Дерек! – закричал Питер. – Я никогда этого не хотел! Мне хочется просто жить, не ожидая, когда мой партнёр окончательно свихнется и я его потеряю!!!

– Ты можешь так же потерять любого другого партнёра, который в один несчастливый день попадет под автобус, – заметил Дерек спокойно, игнорируя крик. – Любовь не может быть вечной, если выражаться романтически.

– Боже, к чему мы в итоге пришли... – презрительно скривившись, процедил Питер. – Хорошо, Дерек, я понял, о какой ответственности ты ранее говорил. Сам ты больше не заинтересован. И даже если я влюблен в Стайлза достаточно сильно, чтобы с ним быть, с ним жить, сделать его единственным партнером... не знаю, какие есть еще определения для постоянных отношений... любовь ко мне, как фактор, Стайлза может не удержать. Какая светлая идея будет витать теперь в его голове, чтобы быть фактором дополнительным? Ограждающим меня от его будущих истерик и психопатических срывов? Идея перетянуть себе грудь? А может, удалить яичник?

– А почему ты думаешь, что эта идея должна обязательно быть?

– Ты сам сказал – она важнее.

– Нет, я говорил не так – она становится важнее, если начинаешь ей противоборствовать. Но в вашем союзе конфликта нет. Ни психологического, ни сексуального. И с грудью его, я уверен, у тебя все наладится.

– Так за что же будет цепляться Стайлз – лишь за меня? Вынужденно бисексуального?

– Я полагаю – да. Раз ты и чувство к тебе, которое ты, прости, никак не подпитывал, смогли уничтожить его пятилетние убеждения настолько основательно, что он, пережив эту личную катастрофу, стал собой изначальным и примчался к тебе. Где сразу же стал дразнить окончательной разлукой, любовью к другому мужику, скорой операцией, глупым, ненужным актом переодевания... Выматывал тебя, как последняя сука, требуя лишь одного – чтобы ты его остановил. Сказал – не уезжай. И не отпустил. Любил без вопросов. Трахал.

– Я и трахал, – припомнил Питер, не сдержавшись.

– Потому что твои желания исполнились. Ты видел в нём всё то удивительное и желанное, чего не находилось в предыдущих любовниках. Вы проверили это своей глупой перепиской! Стайлз менял тебя, а ты – его: у Стайлза, согласно анализам, стал зверски, на износ работать единственный семенник. Его мужское развитие догнало женское, и он нашел ему применение. Ему сносило крышу от хотелок. А ты... ты мог дать ему всё. Всё, понимаешь? Без всяких условий и трудновыполнимых идей. Ты сам был этой идеей, за которую стоило воевать. Стайлз воевал, как мог. И мне кажется, Питер, он выиграл.

Это был какой-то дурной сон. Питер не знал, что еще можно было противопоставить этой стройной системе доказательств, которую предоставил ему Дерек. Возможно, что ничего. Возможно, нужно было просто вернуться в Нью-Йорк, найти у дверей своей квартиры ждущего его Стайлза и просто впустить в свой дом.

Нанять позже хорошего психиатра, нанять сиделку с приличной мышечной массой, забить аптечку психотропными препаратами и поставить дополнительную противопожарную сигнализацию по периметру.

Днем работать, резать чужие животы, а вечером, приходя домой из госпиталя, любить сумасшедшего мальчишку, не обращая внимания на его маленькую чувствительную грудь, а может, и обращая, лаская и её тоже...

Трахать его качественно и часто, быть его мечтой, якорем, его трофеем в этой дурной войне, в которой Питер как будто бы выиграл, а на самом деле проиграл.

И ждать с неизбежностью, когда же мир закончится, вселенная сколлапсирует, и Стайлз начнет войну новую, которая завершится для него в Доме Эха, рядом с обожаемым в прошлом доктором. Самым первым его Хейлом.

– Если я не приму его? – тихо задал он последний вопрос Дереку, трусливо стараясь думать, что такая возможность у него все еще есть.

– Честно? – строго спросил Дерек. – В этом случае я не собираюсь давать Стайлзу выбора. И ты прекрасно знаешь, что ждет его в скором времени.

– Вот только не надо меня шантажировать и вызывать жалость, – зло рявкнул Питер, потому что стало вдруг страшно. – Если ты думаешь, что напугав меня психиатрическим будущим мальчишки...

– Я просто рассказываю тебе о том, что может произойти с ним, – перебил его Дерек, – если его ничего не будет сдерживать. Он переживет вашу связь, найдет тебе замену. Возможно, замена будет достойной. Возможно, нет. Одиночество тоже не худший выбор, но Стайлз не сможет быть один. Вот и всё. Я просто не понимаю, зачем тебе подвергать такому развитию событий своего любимого человека.

– Он мне не... любимый... – вымотано повторил Питер и стало противно: Дерек был прав, а Питер – нет.

Он все-таки успел на ночной рейс до Нью-Йорка и сразу же пожалел об этом – в тишине заснувшего салона, как назло, не оказалось ни одного ревущего младенца, который смог бы своими децибелами отвлечь от мыслей. Поэтому мысли эти множились и теснились в голове, добавив к мигрени от перепадов давления боль другого порядка.

Юридически Дерек совершил преступление. Также он совершил преступление, как врач. Он был неправ везде и всюду, и все-таки Питер так и не смог возненавидеть его. Вместо этого он ненавидел себя – свою неуверенность и робость. Свою такую жалкую, невылупившуюся любовь, силы которой ни на что не хватило. На фоне таких-то титанов, мало нормального Джона и самого Дерека...

Обыкновенная мужская похоть Питера, с трудом трансформированная в более приличное чувство, никак не могла соперничать с подвигами этих сумасшедших мужчин.

И это поражение злило.

Господи, Питер всего лишь хотел... да он даже не хотел! Ни длительных отношений, ни чудных закатных вечеров, ни пошлых совместных походов по ресторанам, как делают все нормальные женатые педики!

Он не хотел унылой регулярности в постели, он не хотел второй зубной щетки в стакане, стоящей рядом с собственной более двух недель; он не хотел этого дурацкого предзамужнего восторга двух сердец, когда парочка женихов идет в страшный процедурный сдавать анализы, и после, получив их на руки, вот с этим сраным доверием друг к другу, начинает трахаться, наконец, без гондонов.

Эта нарисованная в фантазиях жизнь была смешная и неумело построенная акция, которую с таким энтузиазмом втюхивал ему отработавший своё Дерек, но Питер понимал, сказав ему “Нет”, точнее, развернувшись и уйдя из кабинета молча, он должен будет повторить это отрицание Стайлзу, глядя в его невозможно вишневые, заплаканные глаза.

И Питер не представлял, как скажет ему именно это.

В своих сумбурных мыслях сейчас он видел совершенно другое – вот поднимается он на этаж и находит у своей двери мальчишку. Вот делает удивленное лицо и вот... и вот уже затаскивает в квартиру, вот зажимает ему ладонью рот, чтобы не орал, и шепчет на ухо открывшуюся под конец правду.

О том ли, что все они здесь сумасшедшие, только Стайлз немного больше остальных?

Или о том, что... любит?

Чёрт с ней, с любовью, внезапно обрывал себя Питер, я обязательно расскажу мальчишке правду про его диагноз; я расскажу, что его в Нью-Йорке ждет, что его ждет со мной!

Что я не Дерек, никаких поблажек, никакой вредной колы, никакой утяжки яиц и никаких лифчиков дома! Никакого кружевного белья, ну, может, по праздникам и в настроение...

И пусть работу найдет, в конце концов, мы все немного сумасшедшие, и все равно – вкалываем, оплачиваем счета...

Он прогнозировал бурную непростую жизнь, не замечая уже, как о ней мечтает. Как полностью смиряется, с облегчением замещая любовью в сердце все то, что копилось там в последние дни – непонимание, ненависть, злость, раздражение...

И отбиваясь от Дерека и его глупого предложения, наедине с собой Питер уже знал – он ни за что не прогонит мальчишку, и будет все так, как он и представлял – ладонь на лице, чтоб молчал, поспешное объятие, ногой открытая дверь в пустующую квартиру и поцелуй в темноте.

“Придётся с бешеным папашей еще познакомиться”, – с ужасом и смирением успел подумать он перед тем, как наконец какой-то правильный ребёнок в салоне проснулся, истошно заорав, в то время, как самолет пошел на посадку.

====== Эпилог ======

Какое разочарование можно считать самым сильным в жизни?

Питер ставил на то, которое случилось с ним после вскрытия одной безымянной уже брюшины, где вместо прогнозируемой опухоли увидел лишь куски неправильно сформированного жира.

Он проиграл сто баксов коллеге и заработал кривую усмешку его интернов. Свои-то жалели и до конца той неудачной недели носили в операционную своему богу стаканчики с отменным латте, купленные за свои кровные.

Кофе был хорош, и проигрыш он сгладил.

Остальные ошибки в жизни были предсказуемыми и даже желанными: Питер всегда понимал, что не ошибаясь, победить невозможно. И заработал почти инфаркт, когда примчавшись из аэропорта к дому, взлетев на свой этаж на чертовски медленном лифте, увидел в открывшихся дверях пустую площадку перед дверью квартиры.

В сухом кондиционированном воздухе не чувствовался ничей чужой запах, а сердце не ощущало нетерпеливого ожидания, которое тоже всегда пахнет достаточно сильно, если ты чутко настроен на определенную волну. Если ты влюблён и осязаешь недавнее присутствие в помещении любимого человека.

Стайлзом не пахло. Стайлза не чувствовалось. И это не тянуло на рядовое разочарование. Это казалось катастрофой, которую устроил себе Питер сам, наивно купившись на обещания Дерека, на его прогноз, на его уверенные слова о предопределённой участи мальчика в их непростой истории.

Питер вспоминал своё предыдущее смешное отчаяние, когда от злости он чуть не вонзил со всей дури скальпель в трясущийся перед глазами желто-красный, омытый свежей кровью жировой комок, и понимал, сейчас ему хотелось бы вогнать карающую хирургическую сталь в собственную ладонь, так невыносимо было ощущать себя обманутым. Преданным. И чертовски влюблённым.

Мечта ускользала, и почти женатый на ней, Питер, кое-как пережив ночь, уговорил-таки себя немного потерпеть. В конце концов, мальчишка не щенок, чтобы безропотно ждать его у дверей квартиры. Наверняка заедет домой, отпразднует совершеннолетие, поговорит с отцом, немного поскандалит с Дерекам напоследок...

Но через несколько дней Дерек позвонил ему сам.

– Стайлз у тебя? – спросил странно тревожным, незнакомым голосом, от которого стало так же незнакомо страшно – на долгие недели.

Питер все думал – ушел ли куда-то этот страх за все эти прошедшие пять лет или все еще в сердце? Те же долгие пять лет, в течение которых Стайлз у Дерека был, а вот у Питера – не было.

Сердце молчало; стучало ровно, не настороженно. Только разочарования было никуда не деть. Словно приехав на собственную свадьбу, от которой открещивался все сорок лет, у алтаря Питер никого не нашел, а вышедший на шум священник уверенно ответил ему – какая свадьба, что вы? Я здесь не видел никакого жениха, вам показалось...

Стайлз позвонил с незнакомого номера спустя две недели Джону: “Со мной все в порядке, пап”.

Джон не смог дознаться, откуда был звонок. Он подключил все полицейские силы. Дерек как мог консультировал ребят, обходя диагнозы, долго и нудно объясняя, какой этот мальчик особенный. Как может выглядеть, если захочет. Во что одеваться...

“Знаем мы всё”, – отвечали ребята ему, пересмеиваясь. – “И про особенности и про... чулки...”.

Знакомый из ФБР сказал – какое исчезновение? Ваш парень просто хочет пожить. Сколько ему – двадцать один? Поехал покорять мир, примерно родителю отзвонился – никто из профессионалов не будет его искать.

Пять лет прошло, усмехнулся Питер, а я всё так же жду звонка. Всё так же вспоминаю ту жизнь, которая могла бы быть, но не случилась.

Постель никогда не была пуста. Питер не изменял привычкам.

Изредка созванивался с Дереком, вовремя его поздравлял – с помолвкой, со свадьбой, с рождением дочки...

Часто на улице оглядывался на женщин. На стройных, немного угловатых брюнеток с короткой стрижкой, и даже однажды пошел за одной, увидев в лице знакомые черты, идентичный вишневый...

– Вы что, меня преследуете? – игриво спросила его девушка низким голосом, полуобернувшись и показав курносый профиль.

Весенний город шумел новой зеленью, мимо проносилась жизнь, а Питер стоял на тротуаре среди спешащих людей и всматривался с надеждой в милое, улыбчивое, такое знакомое лицо. Слушая похожий голос и опуская взгляд ниже, нескромно таращась на аккуратные груди, едва прикрытые шелком.

– Я... нет, то есть, да. Простите, мисс, – пробормотал он, улыбаясь и делая шаг к ней, к этой идеальной копии, которая среди всех прочих, встречавшихся ему за пять лет, была самой приличной, самой приближенной к тому образу, что давно искал Хейл.

Поэтому хотелось схватить ее, прижаться, сказать замолчать и говорить самому – о том, как скучал, как ждал, как до сих пор ждёт и хочет просто увидеть.

Как оказалось это тяжело – узнать правду о себе, о любимом мальчишке, смириться с ней за рекордно малый срок, всего лишь пролетев над несколькими штатами, и уже не имея возможности ничего изменить в их судьбах, так и остаться одному.

Девушка все еще на него смотрела. Она была красивой и настоящей. Была для кого-то желанной. Но Питер лишь покачал головой – он не мог. Давно уже не мог ничего сделать в постели с женщиной. Поэтому извинительно улыбнувшись снова, зачем-то в лоб поведал этой милой особе о себе правду.

– Простите еще раз, мисс, вы очень красивы. Вы напомнили мне любимого человека, я даже подумал, что это... он.

Питер развел руками.

– Но это были вы. Простите.

– Ничего страшного, – ответно улыбнулась девушка и с интересом на Питера посмотрела. – Хотите угостить меня кофе?

Её темно-карий взгляд ласково скользил по импозантному мужчине, теперь кокетка смотрела оценивающе, и то, что она видела, ей нравилось. Но Питер продолжал говорить правду, как будто бы вся прошлая ложь, в которой они все погрязли, навеки отобрала у него возможность лгать кому бы то ни было.

– Я бы с удовольствием, – ответил он, понимая, что его приглашают на свидание, – но видите ли, я абсолютный гей.

– Ой, – с разочарованием протянула девушка и тут же заулыбалась снова, уже очарованная хейловскими манерами, пусть и пропитанными голубым цветом. – Как жаль, вы такой милый.

– Спасибо, может, в другой раз, – по-джентльменски ответил ей Питер, приторно попрощавшись с той, за кем он шел всю тринадцатую* авеню, приглядываясь и мечтая, что, может быть, под платьем у девчонки окажется миниатюрный аккуратный член в пять сантиметров, не более.

Под вечер Питер привел домой мальчишку – чернявого и слишком молодого.

Рваные джинсы, стоптанные кроссовки и сплошной секс.

Чья-то чужая химера, которая Питеру была совершенно не нужна.

Но он брал. Брал и не жаловался, раз уж приручить свою собственную у него так и не вышло.