Текст книги "Химера (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Потом не до того стало – Питер резко замолчал, вжавшись лицом в задницу дрожащего под руками Стайлза. Несколько раз провел языком по всей промежности – торопливо и без изысков увлажняя, собирая пряный запах с утра немытой кожи, запах особенный, специфичный, но именно от него, такого стыдного, возбуждаясь еще сильней. Шумно зубами порвал обертку презерватива. Пока раскатывал его по члену, вогнал два пальца в подсыхающий от слюны анус. Немного нервно и торопливо вогнал, но Стайлз стерпел, как будто понимал – сейчас опять не время нежности. Сейчас опять не время красиво ебаться.

В кишечнике было жарко и чисто. Питер с хлюпаньем пальцы вынул, привычным жестом похлопал тяжелой головкой по темным морщинкам входа, выдавил на них прозрачный гель, спешно найденный в тумбочке, и, надавив, медленно вошел.

Раскрывался Стайлз неохотно. Головка прошла первое сфинктеральное кольцо, которое тут же испуганно сомкнулось, сделав больно и Стайлзу, и Питеру. Хейл, поморщившись, ласково погладил мальчишескую спину, без слов успокаивая, и снова вернул руку на ягодицу, другой придерживая свой тяжелый член. Оттянул половинку в сторону, раскрыв Стайлза максимально, толкнулся снова и, проходя сквозь жар и узость внутреннего кольца, врываясь плотью в красное багряное нутро мальчика, уже понимал, как не хотелось отказываться ему именно от этого, жаркого и нелогичного, которое аннулировало разом все диагнозы, оставляя действительным лишь один.

Питер был влюбленным. Питер был зверем. Питер оказался тем, кто был первым. Единственным. Настоящим. Любовником.

В этот раз скользить внутри было удобней – узость физическая присутствовала, куда ей деваться, и инстинктивные неопытные сжатия, от которых только лишь дискомфортнее себе делаешь, тоже. Но им не мешала другая, куда бОльшая беда – нынешний Стайлз отдавался все так же болезненно, но спокойно. Уверенно, послушно и не сомневаясь в себе. Да, стеснялся, смешно закрывался рукой от яркого света, когда Питер, дернув его за обе его руки, жестоко лишил опоры, и тот вынужден был упасть на софу щекой, вывернув лицо. Оно было красным, сосредоточенным, серьезным. Нездешним каким-то, словно позволил себе Стайлз мечтать о чем-то несбыточном, а мечта взяла и сбылась. Вот прямо сейчас.

...Как же хотелось спустить в мальчишку, доебать без резинки!

Но в этот раз Питер не стал срывать с себя латекс. Зажмурившись от нестерпимой узости, с усилием двигался, скользил в анусе намного дольше обычного, специальной техникой отдаляя накатывающий оргазм. То ли момент единения хотел продлить, то ли сделать зачем-то больно.

Минут пять долбился, как в примитивной порнухе, эгоистично не меняя позы, да так и стал кончать в стоящего перед ним на четвереньках, покорного Стайлза.

Чуть позже лежали уже в спальне – Стайлз никуда не собирался убегать.

Обтертый влажным полотенцем, в одной футболке сверху, но без трусов и только стыдливо кончиком простыни прикрытый в причинном месте, Стайлз медленно и бездумно водил рукой по бедру раскинувшегося рядом Питера. Рука все ближе и ближе подползала к лежащему на животе мягкому пенису – выжатому и пока спящему. Свой маленький перчик показывать мальчишка не спешил – тот снова, не впечатлившись грубыми неприхотливыми ласками, перестал участвовать в происходящем на первой же фрикции.

– Тебе больно было? – участливо спросил Питер, неделикатно не собираясь оставлять без внимания сей момент.

– Немножко совсем, – соврал мальчишка и покосился на крупный даже в спокойном состоянии член Питера. Поправился: – Ну, было. Это же, как в первый раз, когда давно не трахался в задницу. Потом наверно легче будет...

Питер лежал и не смел пошевелиться.

– Ты бы хотел попробовать снова? – спросил и замер, вдруг понимая, что мир потихоньку переворачивается, что сметь не смел думать о чем-то таком простом, как просто лежать в постели и по-мужски лениво болтать про секс после такого-то, когда, открыв дверь, увидел, налетел и поспешил забрать то, что молчаливо предлагали.

– Ты думал, я опять сбегу, Питер? – смешком выдавил из себя вопрос Стайлз, чем-то напомнив ему противную девчонку Одри.

Но Питер запретил думать себе об этом. Девчонки стали неинтересны, и он немного обалдело стал припоминать – а сколько женщин было у него с момента возвращения? Нисколько, верно.

– Думал, не думал, – фыркнул он легкомысленно, – я ни о чем не думал сейчас. Я трахаться хочу снова.

– Я тоже, – выдохнул Стайлз. – Я тоже хочу. И кончить. Еще я очень хочу с тобой кончить, Питер.

Какое странное признание, думал Хейл, хищно присматриваясь к мальчишке. Непреодолимой силой надвигаясь на него, лежащего рядом.

Белый треугольничек сатиновой простыни давно соскользнул с бедер Стайлза, но он будто не замечал. Смотрел на любовника. Который, встав перед ним на колени, опирался рукой в изголовье кровати, нависал над ним, пугая в полумраке громадой мощного, мускулистого тела и особенно выпуклыми его фрагментами. Член от краткого разговора налился кровью слишком быстро, показывая результат для сорокалетнего Питера более чем удовлетворительный. И теперь на уровне глаз Стайлза покачивался полностью освобожденный от крайней плоти крупный эрегированный пенис.

– Блять, – выдохнул Стайлз ругательство восхищенно, – какой же у тебя все-таки красивый хуй...

Если бы в вены Питеру напрямую, инъекционно ввели жгучего афродизиака, он бы наверно, не обезумел бы так, как обезумел сейчас, услышав от своего желанного мальчишки столь грязную и пошлую похвалу. Это заставило его самого опустить глаза вниз, на обнаженные бедра Стайлза и заметить, как сам он возбужден.

Ставший за время разлуки как будто еще мельче, пенис его задорно торчал вверх, поджавшаяся мошонка болталась между раздвинутых ног крепким грецким орешком, немножко кривоватым с одного бока, а в паху, как-то не замеченные Питером ранее, курчавились нетронутые бритвой черные волосики – редкие и шелковые на вид.

– Чёрт, детка, ты... ты... – пробормотал Хейл ласково, ничуть не разочаровываясь маленькими размерами у партнера, когда, в принципе, это всегда имело значение. – Что мне для тебя сделать, мальчик? Что?

Питер предлагал свои умения и себя совершенно искренне, боялся только, что спугнет простым, но каким-нибудь дурацким вопросом; да просто выдохом своим медвежьим спугнет, чрезмерно горячим и возбужденным собьет с розового перчика твердость, собьет настрой, все испортит, испортит...

– Пососешь мне? – тем временем робко, но одновременно уверенно попросил у него Стайлз, будто хотел, фантазировал, в одиночестве представлял всякое, быть может, таранящий его будущую пизду большой безымянный хуй, а может, и себя реального – вот с этим нежным тонким пенисом, который погружается в умелый рот опытного любовника, и почему не Питера?

Хейл не стал медлить – сдвинулся ниже, склонился над распахнутыми бедрами, раздвинул руками их шире и вжал лицо в миниатюрные гениталии, впервые разглядывая их так близко.

Девочки пахнут небесным лотосом, они источают аромат розы и нектар: возможности нынешней парфюмерии очень впечатляют. Ну и что, что нечестно и неестественно, зато вкусно.

Мальчики пахнут иначе. Сразу честно и сразу густо. Особенно после того, как только что в них накончали. Питер не мог не думать о том, как было бы замечательно доверху наспускать в мальчишку без резинки, потом расслабленно наблюдать, как медленно сочится из его отверстия густое семя. Как можно прямо по нему – скользкому и еще теплому – вставить снова. И снова накончать.

И безусловно, делая минет после, вдыхать натуральный аромат натруженных гениталий и терпкие испарения собственной спермы, касаясь входа подбородком, чувствуя, как сперма пачкает тебе лицо.

Промежность Стайлза отдавала резиной, но вскоре, нализанная Питером, запахла слюной, свежим потом и специфичным ароматом яичек, точнее, яичка, которое заволновалось от первого прикосновения чужого языка, поджалось сильнее и испуганно спряталось поглубже в мошонку.

Питер не торопился, ласкал Стайлза медленно и со вкусом. Прошелся кончиком влажного языка по шелковым волоскам не побритого лобка, потерся о них щекой, глянул снизу вверх на мальчишку – смотрит ли, наслаждается, или зажмурился, как партизан на допросе?

Сайлз смотрел, дышал тяжело и возбужденно, потом медленно протянул руку к голове Питера и, инстинктивно ли, запутал пальцы в его волосах, настолько недвусмысленно надавливая на макушку, понуждая скользнуть к ждущему члену, что Питер восхищенно послушался.

Он, не дразня ни губами, ни языком, сразу же заглотил все восемь или сколько там было сантиметров нежной трепещущей плоти в рот и втянул щеки. Стайлз запрокинул голову, выгнувшись на кровати, зашипел сквозь зубы, эгоистично пытаясь протаранить горло поглубже, да только нечем было, длины не хватало – Питер легко забирал весь пенис в рот целиком, сосал умело и жадно, и если была бы надобность, приладил себе на язык еще и яйца – места за щекой было навалом.

Стайлз тихо постанывал, мелко дрожал бедрами, толкался беспорядочно, но Питер, стараясь совсем не думать о себе, не замечал никаких признаков приближающегося оргазма. Он попытался повысить градус своей ласки, нежно протолкнув между ягодиц один палец, который прошел в разработанный недавним сексом анус беспрепятственно, но Стайлз смущенно увернулся, словил руку Питера и попытался ее отвести.

– Не... не надо, нет, не надо, Питер.. Не надо туда. Ничего не выйдет... Остановись, нет...

Питер разочарованно отстранился и тут же постарался разочарование скрыть. Не говоря ничего, жалобно лишь вскинул брови – я сделал что-то не так?

Стайлз тяжело вздохнул – все еще возбужденный, жаждущий.

– Да нет, что ты... Это все эстрогены, они немного тормозят... процесс, поэтому – вот так.

Объяснение было малопонятным, но Питер был врачом, он понял. Каким-то интуитивным чутьем определив в мальчишке под ним еще более высокую, чем обычно, концентрацию женского гормона. Определив еще и то, что этот визит – лишь временная приятная остановка на длинном основном пути, конца которому пока не видно.

Стайлз прилетел не к нему. Он и не собирался менять свой мир, а просто заехал в чужую вселенную в гости.

Как говорят – проездом?

Наверно Стайлз почувствовал, как загустел от тяжких мыслей воздух в спальне. Умненький был всегда, понял причину...

– Послушай, Питер, я... проездом, – сказал-озвучил-угадал то самое противное слово, которое означало – уедет ведь, бросит, сбежит снова! – Меня на следующей неделе в том самом центре... ждут.

– Я догадался, – слишком спокойно произнес Хейл, подавив логичное в себе любопытство, подумав – зачем же тогда ты, мальчик, приехал? Прощаться?

Он сразу ощутил, как горячая между ног твердость – собственная – сменяется усталой размягченностью; как крайняя сморщенная плоть скрывает раздраженную головку, и она, выдавливая из себя последнюю мутную каплю предэякулята, недовольно смотрит влажным глазком из кожистой норки.

Капля упала на ляжку. Была прохладной и оттого – противной.

Стайлз молча лежал рядом. Укрылся простыней, таращился темными глазами в сторону. Наверно где-то там, в далекой Калифорнии, так же сейчас лежал в пустой постели Дерек. Смотрел в потолок и вспоминал свою сбежавшую невесту.

Питер очнулся, вконец согнав с себя, одурманенного, пелену отупелого безразличия к судьбе остального мира. И понял – теперь этим самым миром ненавязчиво стоит поинтересоваться.

– Что у вас с Дереком? – спросил, понимая, он – главная сейчас фигура заново свершившейся измены, и оттого должен быть обязательно в курсе.

– Да ничего, – пробурчал Стайлз. Под требовательным взглядом Питера все-таки признался: – Ну, поругались. Сильно. Сказал отцу, что уезжаю на собеседование, а сам сбежал к тебе.

Что ж, очень даже понятно. Классическая заварушка, в которой Стайлз мог бы, но не стал страдать в одиночестве, решив, что смыться к другому любовнику будет куда драматичнее. Из Калифорнии – в Нью-Йорк. Ну-ну.

– Будешь читать нотации? – понятливо спросил насупленный Стайлз.

– Не буду, – легкомысленно пообещал Питер, уже привыкнув быть сторонним агрессором, кочевником-головорезом, который и будет в финале во всем виноват. И все же добавил: – Но так нельзя.

– И как же? Как нельзя? – не так уж и заинтересованно спросил Стайлз.

Питер, не отвечая, легко встал с кровати и обнаженным хищником плавно прошелся через всю спальню к регулятору освещения. Убавил яркости еще больше, немного жалея, что стал почти невидим в уютном полумраке, и не спеша вернулся к Стайлзу. Теперь, когда в глазах не так отчетливо угадывался проклятый влюбленный огонёк, можно было и поговорить. Строго и по-взрослому.

– Ты понимаешь, о чем я, – присаживаясь рядом, ответил он.

Разгоряченному телу, наконец, стало комфортно после предоргазменного жара, что заставлял его загнанно дышать.

Питер сидел на своей половине, бесстыдно раздвинув ноги. Питеру было хорошо без одежды. Стайлзу – нет. Он, из-под ресниц облизывая мужскую фигуру взглядом, сам лишь плотнее кутался в плед, заботливый поданный Хейлом.

– Я люблю Дерека. Сильно, – сказал неожиданно прямо и откровенно, будто бы это громкое заявление объясняло всё. И тут же признался: – Но ты мне нравишься тоже. Тебя я тоже...

– Прекрати, – прервал его Хейл на самом интересном. – Еще раз говорю – так нельзя. Нельзя, говорю, играть отношениями. Ты должен определиться. Потому что ты тоже мне небезразличен. Тоже... важен.

Стайлз, казалось, на неопределённость чувств Питера вовсе не обиделся. Услышал в его словах нечто другое, более весомое.

– Определиться, ха, – повторил он. – Я лет с тринадцати определяюсь.

Это было смешно, это было грустно. Когда ты совершенно не желаешь выбора, а природа тебе его предоставляет. Тебе лишь нужно понять – кем хочешь ты быть. А это оказывается самое сложное.

– Ты думаешь, я не понимаю? – заглядывая в глаза Питеру спросил Стайлз. – Не понимаю, как гадко поступаю? С тобой?

– А с Дереком? – внезапно озаботившись участью родственника, поинтересовался Питер зло.

– И с Дереком тоже, – кивнул Стайлз. – Но Дерек, это другое. Он... привык. У него...

Стайлз нервно рассмеялся.

– ...иммунитет на меня. И он прекрасно знает, как... В общем, мне ничего доказывать ему не нужно, он уверен в том...

– ... что ты его любишь, – закончил за него Хейл, зябко поведя голыми плечами. – Не волнуйся, я это услышал.

Теперь нагота тяготила. Впервые.

Он молча в темноту кивнул – окей, я понял тебя, мальчик. Ты любишь его, сильно любишь; ты хочешь спать со мной, но не всегда – временами; ты абсолютно запутался не только в себе, но и в нас.

У Дерека роль цитадели, а Питер... Не очень, конечно, приятно быть заезжим утешителем, тем более, что Питер утешать совсем не умел. Но он теперь умел кое-что другое, повысив свои знания по транспереходу за последнее время до близкого к Дереку уровня.

– Я прочитал твою историю болезни, как ты уже догадываешься. Я думаю, ты тоже её читал и понимаешь, что являясь ко мне в таком виде, ты ставишь под сомнение всё, о чем говорил мне Дерек, когда доказывал необходимость операции, – задумчиво произнес он.

– Что? – удивленно переспросил Стайлз. – Ты... читал?

Он явно был не в курсе предательства собственного парня, который на профессиональном уровне предпочел себе в собеседники дядю-хирурга, выдав ему, наконец, всю информацию.

– И что же я не так сделал? – надув губы, обиженно проговорил Стайлз.

– Понимаешь ли ты, что ведя себя таким образом, ты ставишь под сомнение свой диагноз, который так защищал твой бойфренд? – раздельно и максимально жестко спросил его Питер снова, вдруг разозлившись. На это вот беспомощное хлопанье ресницами, с которым Стайлз правдоподобно имитировал полнейшее своё непонимание.

Видимо было сейчас в Хейле что-то страшное, беспощадное что-то – Стайлз моргнул, изображая дурачка последний раз и тут же, обратно превратившись в рассудительного, умного парня, спокойно опроверг все домыслы Питера:

– Я понимаю. Но и ты должен понять – пока мне сложно все время находиться в образе девушки, – он похлопал ладонью свой торчащий кадык. – А то, что я позволил себе единственный раз на свидание не накраситься, еще не говорит о том, что... ты понял.

Питер не понял. Точнее, он понял, что Стайлз, шутя, уходит от темы. И сам он не может её развивать, укоряя мальчишку в том, что явился к нему он в мужских боксерах и нагло напросился на анальный секс. Потому что Питер секс ему этот любезно и радостно предоставил и добавки еще попросил.

Злился ужасно на откровенное признание, на нелюбовь к себе и любовь к Дереку; злился на то, что одеяло не перетянул, не вымучил оргазм, не доковырялся до существующей, наряду с яичником, простаты; злился на сиськи, которые прикрыл футболкой и так мальчишку вслепую ебал, не соображая от страсти, что все это какая-то новая, изощренная проба, а может – просто очередной каприз несносной, отвратительной Одри. Девочки-мечты, не нужной ему абсолютно.

Условия ставить нужно было с порога. Но Питер банально выбрал розовые очки и секс. И вот теперь осознал, что до сих пор не знает истины, а вместо этого имеет в голове множество разнообразных версий происходящего, и все они странные, извращенные. Разбирая которые, можно превратить вечер в бесконечный психоанализ.

Питер решил не лезть в психиатрические дебри и, уже чувствуя, как настрой трахаться и тискаться на простынях безвозвратно из него выветрился, полез в дебри родные, хирургические.

Сначала уточнил:

– Поссорились вы с Дереком или нет, но, как я понимаю, от трансперехода ты не отказался. Верно?

Какие причины отказываться мне от него? – молча пожал плечами Стайлз.

А Питер додумал весьма для себя обидное, ту правду, о которой твердил ему Дерек – то, что интрижка с сорокалетним бисексуалом в список причин никогда и не входила.

Ну, ладно.

– Еще раз повтори, когда у тебя назначен прием? – спросил деловым тоном, безжалостно обрывая их драматический разговор, в который раз за все это время обратно трансформируясь из любовника в хирурги. – Какую комбинацию женских гормонов принимаешь? В какой дозировке? Я правильно понял, что твой организм вырабатывает их недостаточно и ты плавно повышаешь их уровень перед операцией?

– Да.

– Что – да? – резко потребовал уточнения Питер.

– Да, повышаю, – так же резко ответил Стайлз, – теперь я принимаю гормоны... дополнительно.

– Доза?

– Максимальная.

– И что у тебя с коагулограммой? – тревожно поинтересовался Питер, зная, что повышенная свертываемость крови и риск образования тромбов – главные проблемы употребляющих эстроген на завтрак, обед и ужин.

– Нормально все, – буркнул мальчишка уже совершенно сердито, только сейчас спохватившись, что их чувственный вечер, насквозь пропахший сексом, превращается в банальный врачебный прием, которых в жизни его было и так слишком много.

А Питер, уже не мечтая вернуться в то свое горячее, пылкое, бессознательное состояние неистово влюбленного дурака, остановиться не мог, только вздохнул – ладно, операция примерно через месяц, исходные данные не изменить, чего терять зря время?

– Так, Стайлз. Давай, вставай, – пихнул мальчишку в бок. – Посмотрим, что у нас по факту...

Стайлз сразу догадался, что от него требуется и тут же заартачился.

– Еще чего, – буркнул, – не буду я ничего показывать.

– Да я уже все видел, вообще-то, – со смешком произнес Питер. – Но это другое. Дай посмотрю нормально.

И разу же обрывая готовящиеся возмущения, объяснил:

– Быть может, я смогу чем-то помочь. По-хирургически спрогнозировать, так сказать, риски.

Стайлз смотрел на него и менялся. Его, блестевшие яркими искрами винные глаза сейчас глядели по-другому. Он перестал видеть в любовнике любовника, и наконец, тоже увидел хирурга. Наверно, Дерек дал своему дяде высший балл, иначе почему бы тогда мальчишка послушался?

Еще недавно, смущаясь в постели, Стайлз действовал несмело и робко. Не знал, как быть с собственным телом, поэтому и старался его прикрыть.

Какой-то сквозящей в прошлом к себе ненависти Питер теперь не чуял. Переболел? Свыкся? Сроднился с собой и своими аномалиями?

И сейчас казалось, что Стайлза не тревожит ничто совершенно, когда он по просьбе малознакомого врача-хирурга спокойно с кровати встал и выпрямился в полный рост перед ним – голый, открытый для рассматривания и абсолютно не стесняющийся.

Стайлз, что уж там говорить, был ужасным любовником.

Стайлз, и это было отчетливо видно, был очень хорошим пациентом.

Было немного смешно – Питер не удосужился натянуть белье. Так и сидел на кровати голым, притянув к себе между колен голого же Стайлза, направив на его гениталии яркий луч прикроватной лампы.

Теперь, когда ничего страшного его члену с яичком не грозило – всего лишь какой-то обыкновенный осмотр! – Стайлз перестал зажиматься. Дал доступ к себе, чуть раздвинув колени и присогнув их. Питер, оценив болтающиеся перед глазами гениталии визуально, не стал медлить – взял некрасивую мошонку в ладонь, прощупал всю, уже зная, что найдет, а что – нет. Прикрыв глаза, смотрел ткани своими чуткими пальцами, оценивая на предмет новообразований, узелков, уплотнений... С удовольствием отметил, как прекрасно и идеально овально единственное яичко, являя собой поистине эталонный образец мужских гонад. И тут же огорчаясь из-за того, насколько здорово природа поиздевалась, превратив второе в яичник, наверняка такой же хорошенький, только невидимый.

Стайлз стоял ровно и спокойно, почти не шевелился.

Питер, закончив с мошонкой, пригляделся к пенису. Машинально отметил длину и объем, как недостаточные. А все остальное – как уменьшенную норму. Головка скользила из крайней плоти легко. Была розовой, умеренно влажной и очень аккуратной. Питер пальцами раздвинул щель уретры, невовремя подумав о том, что лет пять назад Дерек вот точно так же пальпировал своего странного пациента, подвергая стыдному осмотру.

– Здесь больно? – спросил, отвлекаясь от гадостных мыслей, и надавил на низ живота.

Стайлз поморщился:

– Немного.

– Ясно, – кивнул Питер и вернулся к пенису – помял, прощупал по всей длине, добился неожиданной эрекции и несмелой улыбки своего пациента.

– Чего улыбаешься? – спросил строго, но тоже пряча улыбку.

Потом улыбаться перестал и сказал прямо:

– Разрез будет производиться здесь, – немного болезненно надавил он ногтем на основание члена. – Потом тело ампутированного пениса вывернут наизнанку и сформируют из него малые, внутренние половые губы. Головка пойдет для клитора, как самая чувствительная часть. Мошонка станет большими половыми губами.

Взяв в ладонь сморщенный мешочек, Питер ласково огладил большим пальцем его кожицу и посмотрел Стайлзу прямо в лицо. Тот хмыкнул и отвернулся, ничуть не испуганный и не впечатленный углубленным разъяснением, что и каким образом ему на столе отрежут. Просто прижал руку Питера к гениталиям сильней, с отменным бесстыдством раздвинул ноги еще шире, дав чужим пальцам прощупать тугую промежность от низа мошонки до ануса. И там руку Питера довольно резко отдернул. А Питеру вот захотелось надавить, поласкать подушечками сморщенную кожицу, потереть, найти серединку, проковырять пальцем сухую дырочку, вставив его поглубже, и закончить, наконец, этот урологический фарс сексом, сделав лживый вид, будто осмотр был прелюдией.

Но Хейл не стал сводить к очевидному, был рад хотя бы тому, что собственный член послушно лежал между ног, елозя кончиком по простыне. Стайлз умничка, туда не смотрел даже. Поэтому Питер, не оценив провокацию, осмотр упрямо продолжил. Поднял обе руки к груди и мягко настойчиво взвесил в ладонях припухшие железы. Еще не совсем похожие на женские, но очевидно уже и не мужские, грудки были тощими с минимумом жировой ткани. Но неожиданно чувствительные соски отреагировали так, как надо – пупырышки затвердели и стали темными от прилившей крови.

– Чувствительные очень почему-то, – впервые мило смутившись, объяснил Стайлз.

– Это из-за гормонов, – попробовал предположить Питер, но мальчик возразил.

– Они всегда были такими, – сказал и улыбнулся снова, совсем не боясь показаться сейчас таким неправильным двуполым уродцем.

Грудь была обычной, мягкой, здоровой. И почему-то именно пальпируя её, у Питера наконец-то предательски встал. Стайлз смешливо скосил глаза на гордую чужую эрекцию. Покачал бедрами, демонстрируя свою и, опередив возможные возражения доктора-любовника, грохнулся на коленки, привычно припав лицом между ног возбужденного своего мужчины.

Питер отшатнулся:

– Стайлз, подожди, я не закончил, подожди, подожди! Я же не досмотрел тебя, мы не... не поговорили...

Такие ненужные сейчас разговоры вести не особо хотелось, все, что надо, Питер увидел. Понял, что внешнее устройство мальчишки не так уж и аномально, что, вероятно, страшные аномалии кроются у него внутри, но вспоминая снимки УЗИ, никаких ужасов и там не мог припомнить. Поэтому и операция казалась какой-то ненужной, бредом каким-то, рекомендованной только затем, чтобы сделать из уникального пациента что-то однозначное, что-то простое, примитивное, правильное. Вот так запросто уничтожив прекрасный каприз природы!

– Тебе что, совсем неинтересно мое мнение? – спросил уже однозначно обиженно, хотя не вполне понимал сам – что нового мог он сказать мальчишке. Разве что только начать отговаривать от операции, физических показаний к которой он не видел, но увидеть – надеялся. Быть может, какую-нибудь прощупывающуюся опухоль в единственном яичке, или же аномалию развития уретры, да пусть бы простой фимоз! Но Стайлз был поразительно здоровый мальчик, и, как показывали результаты УЗИ – поразительно здоровой девочкой. Вопрос был только в том – кем хочется ему в итоге стать. И выбирая с Дереком жизнь женщины, он нелогично только что с Питером был мужчиной.

Поразмышлять Питеру не дали. Как и не стали отвечать на простой вопрос. Стайлз широко раскрыл рот, да так и насадился на торчащий эрегированный ствол любовника распахнутыми губами – до упора.

Сосал мальчишка, что ни говори, талантливо и с охотой – практики было навалом. Питер бы кончил за несколько минут, но захотелось другого – упасть на постель, посадив Стайлза к себе на бедра, с уверенной нежностью обхватить оба их члена рукой и мучительно медленно ласкать сомкнутой ладонью.

Тоненький пенис любовника смотрелся бы недоразвитым перчиком рядом с прекрасно оформленным, крупным членом Хейла. Головки были настолько различны в размере, что иногда мелькала у Питера гадкая, грязная мысль попробовать, растянув собственную уретру мизинцем, ввести туда крохотный пенис Стайлза. Позволить растрахать себе мочеиспускательный канал, хотя и вряд ли получилось бы, но вот под шкурку загнать миниатюрный орган – вполне. Позволить спустить Стайлзу туда – тоже. Смотреть потом, как капля за каплей вытекает наружу белесое семя мальчика, сладкий нектар его тела; заставить его склониться к оскверненной проникновением плоти и высосать остатки своей же спермы большим жадным ртом...

От этих мыслей, так и не поменяв позы, он стал немедленно кончать: слишком изысканной показалась фантазия, никак не осуществимая ни с кем из прежних его любовников, просто потому, что их размеры не позволяли о таком мечтать.

– Давай... Давай же, – шептал тем временем Стайлз, с благоговением глядя на сильные толчки густой спермы Питера, на спазмы его толстого члена; на то, как поджатые яйца медленно расслабляются после оргазма и устало повисают в мошонке вялыми шариками.

У самого мальчишки кончить так и не вышло.

Питер и не старался. Теперь не это было главным. Не было главного ничего теперь.

– А можно, – выйдя из душа, спросил Стайлз неуверенно, – можно, я останусь у тебя на пару дней?

Питер нахмурился, отвернувшись, чуть не спросив – а зачем?

Отказать надо было. Вот именно сейчас, теперь, немедленно! Не покупаясь на грустные глаза и совершенно однозначную возможность повторного секса!

Но Стайлз, предусмотрительно убрав из взгляда раздражающую детскость, поставил Питера перед простым фактом:

– Я... У меня почти нет денег. Просить у отца не буду. У Дерека... тоже. Билет до Флориды есть, вот только жить мне там, пока в программу не взяли, негде. Место в палате будет готово через два дня. Так я поживу у тебя? Можно?

– Можно, – выдохнул измученно Хейл. – Оставайся...

Это был чистый акт доброй воли, ничего романтического. И Питер с кошмарным предчувствием чего-то необратимого прогнозировал предстоящие им два дня. Прогнозы все были сплошь облачными, дождливыми. Питер с радостью остался бы прошлым слепцом, кто не был знаком с нимфоманкой-Одри, кто знал и хотел только нежного мальчишку, оставшегося невостребованным, а потому – одиноким.

Но одиноким ли?

Другой мужчина, которого сильно любили, и который сам сильно любил, был реальным, был существующим. И только подумав об этом снова, Питера мгновенно вырвало из отвратительной полуяви посреди ночи, подбросило на кровати, где на другой половине спокойно спал Стайлз, и, нашарив на тумбочке смартфон, отметив машинально раннее утреннее время, он сразу увидел мигающим тревожным красным огонек пропущенных вызовов – целых семь, и рядом знакомое имя – “Дерек”.

====== Глава 11 ======

Вызов номер восемь случился уже поздним утром, когда Питер, еле разлепив глаза, только-только выныривал из бессознательного спокойствия в мир реальный, где были смятые простыни, местами влажные, и скомканная чьими-то руками вторая подушка рядом, еще хранящая тепло чужого тела.

Из душа слышался плеск воды, и Питер отчетливо вспомнил весь вчерашний вечер.

Стайлз.

Мобильник продолжал разрываться, и Питер, разбуженный именно им, поморщился.

Дерек.

Слишком много мужчин в моей постели, подумал недовольно и, потянувшись к смартфону, принял наконец звонок.

– Стайлз у тебя?

Странно, сразу же заметил Питер, Дерек отчего-то забыл, как еще недавно называл своего гермафродита девчоночьим именем, как будо бы знал, что никакой Одри в квартире, как и в постели Питера, быть не может.

– Стайлз у меня, – не стал скрывать он очевидного.

– Ну, слава богу. Теперь давай-ка так, Питер. Мне не особо хочется знать, что ты там с ним делал. Просто заканчивай и отправляй его домой. И лучше побыстрей, без всяких откровенных между вами разговоров.

Это был неприкрытый посыл подраться. Дерек его даже не скрывал, зачем-то запрещая Питеру выяснять со Стайлзом отношения и отчего-то чувствуя себя слишком уверенно, находясь даже за пятьсот миль от мальчишки. Питеру до жути хотелось бы пободаться с ним, но вспомнив вчерашние признания Стайлза, пришлось от драки отказаться – не заслужил поганец, чтобы за него дуэли вели. Поэтому он без излишней враждебности сказал: