Текст книги "Химера (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Дерек же прервал его очень неромантично, на самом интересном месте, когда уже с ужасом чуял кожей промежности, как горячие выдохи наконец достигли цели, напитав ткань брюк влажностью.

– Я не гей, – сказал, зная, что сказать нужно было совсем не это.

Но такая причина в такой формулировке обладала одним достоинством – это звучало кратко и просто, а зараженных определённой идеей психопатов нужно осаживать только так – быстро и безжалостно.

Но Стайлз лишь равнодушно пробормотал:

– Ну и что?

Ему, поглощенному новой идеей, несовпадение их ориентаций не казалось препятствием. Точнее, это было препятствие, которое можно было преодолеть.

Дерек, отбившись тогда, назначил Стайлзу двойную дозу препарата, опрометчиво дав намек Джону о том, что болезнь прогрессирует. Умоляющие взгляды мальчишки на следующем приеме холодно игнорировал.

Всё это были знаковые ошибки, которые потом, слившись в одну, переросли в огромную проблему.

Лидия осталась в прошлом, теперь у Стайлза был новый бог.

Новый бог его не хотел.

Стайлз начал меняться.

Дерек, не считая унылых сеансов, на которых Стайлз упорно молчал, глядя в стенку, встречал его иногда в городе. Мальчишка был одет вызывающе. Наряженный в мини-платье, он демонстрировал из-под короткой юбки чулки; он был накрашен, как проститутка, и вел себя, подобно шлюхам из известного квартала близкого Сан-Франциско.

Он посылал Дереку жаркие взгляды и демонстративно переходил на другую сторону улицы. Не обращая внимания на пошлые выкрики из окон проезжающих машин, брёл куда-то и выглядел несчастным потерянным ребенком, которого кто-то ненормальный переодел шлюхой.

Дерек был впечатлен до бессонницы. Стайлз интуитивно верно нашел нужные точки воздействия, воспитывая в своем упрямом докторе чувство вины. Словно говоря – вот видишь, что ты наделал своим непониманием, своим отказом...

Это было смешно и легко читаемо, но Дерек нервничал. Всё становилось слишком личным.

Джон справлялся своими, профессиональными силами, уже давно перестав стыдиться коллег.

Вылавливал сына с улицы, с вечеринок; пытался его запирать, отбирая одежду; топил косметику в унитазе...

Вскоре Стайлз перестал приходить на приемы вовсе, и Дерек, слушая жалобы Джона, чего-то ждал. Возможно, как обычно у подростков это бывает, внезапного окончания его нелогичной влюбленности во взрослого мужчину.

Но Стайлз не был обычным подростком, он продолжал свой бунт.

Игра его была примитивной, но действенной. Ситуация – запущенней.

Всё более запущенными и опасными становились некоторые из фантазий Дерека, давшие старт именно с того самого дня, когда Стайлз предлагал ему своё феминизированное тело.

И стало просто невыносимо в итоге, когда в кабинет к Дереку пришел Джон, выловивший сбежавшего накануне из дома Стайлза уже на границе штата с бандой каких-то байкеров, и начал тот странный и страшный разговор.

Джон заглянул к нему в кабинет, когда уже никто из пациентов не дожидался своей очереди, а Дерек собирался уходить домой.

Молчаливо махнув рукой, шериф устало присел на кушетку.

Дерек кивнул и так же молча взглянул на Стилински.

– Вот, думаю, может и мне заодно провериться? – с неловким смешком начал тот. – А то все хожу к тебе в кабинет, а здоровьем заняться некогда...

Дерек все так же молча смотрел, просто ожидая, когда Джон справится со смущением и перейдет к делу.

– Я, в общем-то, о Стайлзе пришел поговорить, – сказал наконец Стилински.

– Я понял, – ответил ему Дерек.

– Ты только меня не перебивай, – тихо попросил шериф, – а то я собьюсь и... всё, не смогу больше.

Дерек снова молча кивнул, зная, что Джон не из тех родителей, кто может с легкостью, без смущения болтать на тему воспитания сына. Тем более, такого сына, какого воспитывал он.

– Не особо у меня это получается, – криво улыбнулся Стилински, – быть ему... хорошим отцом. Наставником. У Стайлза сейчас время такое, сложное, а я...

– Джон, – прервал его Дерек, – не нужно оправдываться и объяснять, почему Стайлз стал... таким. Тем более, мне. Я думаю, ты совсем не это собирался со мной обсуждать.

– Да, да, – торопливо кивнул сам себе шериф, – я сейчас. Просто... сложно.

Дерек терпеливо ждал, иначе нельзя было.

– В общем, я кое-что почитал, – сказал наконец взволнованный отец, а Дерек мысленно покривился – начитанные родители хуже всяких профессоров. Такая самодеятельная просвещенность только усугубляет лечебный процесс.

– Надеюсь, это был адекватный учебник, а не мистический путеводитель по психозам, – иронично отозвался он. – И сколько страниц ты осилил?

– Ты плохо обо мне думаешь, – усмехнулся Джон, – это было сложно, но я был упорен и дошел до конца какого-то пособия. Потом бросил. Стал припоминать, что говорил мне ты. Что советовал и как вообще объяснял человеческим языком развитие болезни Стайлза. Я тоже хочу ему помочь, Дерек. Не только тем, что буду во время его истерик покрепче запирать в комнате. Запрещать ему всё, что можно. Отбирать ключи, деньги, телефон...

– Запреты лишь усилят его антагонизм, – напомнил Дерек.

– Да, да, ты говорил... – кивнул Джон. – Еще ты говорил, насколько тщательно нужно отслеживать его увлечения, которые могут оказаться попросту опасными. Его может засосать множество нежелательных увлечений – плохая компания, наркотики, алкоголь. И я подумал... подумал как-то – мне самому нужно найти ему какое-то... хобби, что ли. Какой-то интерес, дело, которое поглотит его с головой. Не только на время, а... навсегда. Понимаешь?

Дерек внимательно слушал и кивал, соглашаясь.

– Ты помнишь Лидию? – спросил его тем временем Джон. – Ты помнишь, как Стайлз сильно любил её? Ты помнишь, как он старался быть хорошим, милым, правильным мальчиком!

– Джон, – прервал его восторженные восклицания Хейл, напоминая реалии, – он старался быть милой девочкой...

– Не важно! Не перебивай меня!!! – с отчаянием выкрикнул шериф, и Дерек, преступно не обратив на этот выкрик внимания, дал ему возможность договорить.

– Стайлз был счастливым. Это важно. Он никуда не убегал, он делал уроки, он был влюблен... – Джон заулыбался. – И это были те самые условия, как объяснял мне ты, при которых у Стайлза долго держалась ремиссия, его психическое просветление.

– Я говорил что-то такое, помню, – медленно произнес Дерек, – но вряд ли эту ситуацию можно создать искусственно, Джон. Влюбленности в шестнадцать – ужасно нестабильная вещь. А в нашем случае, к тому же, нужны особые, специфические обстоятельства, чтобы повторить формулу счастья, поэтому...

– Её можно повторить, я уверен! – убежденно перебил его Джон. – Её, эту формулу, можно не только повторить, но даже улучшить! Если это будет что-то... Нет, кто-то более надежный, чем пятнадцатилетняя незрелая девчонка! Если это будет не девчонка вообще!!!

Джон посмотрел на Дерека умоляюще и через силу произнес концовку:

– Если этим обстоятельством для Стайлза станешь ты.

Джон покраснел до самой шеи, а Дерек позволил себе улыбнуться:

– Не думаю, что я чем-то похож на такую красивую девушку, как Лидия, – попробовал отшутиться он.

– Тебе и не нужно, Дерек, – серьезно ответил на это Стилински. – Ты никогда не замечал, как смотрит на тебя мой сын?

Вот это было уже неправильно.

– Джон, – медленно начал Хейл, осторожно подбирая слова, – как умный человек ты должен понимать, что схема “врач-пациент” не предусматривает таких... отношений. И именно в ней чаще всего происходят конфликты, если один из участников позволяет себе романтизировать связь. Это классическая ситуация, описанная везде, где только можно. Ты должен знать, что между мной и Стайлзом такие отношения невозможны.

– Да, да, – снова закивал Стилински, как будто не слыша Дерека, – конечно, я понимаю! Но он сейчас говорит только о тебе. В последнее время он... стал прежним. Я вижу перемены в поведении!

– Ты про тот его дерзкий побег из окна вашего дома на какую-то вечеринку? – не жалея друга, припомнил Дерек. – На которой твои ребята снимали полуголого, кружевного Стайлза со стриптизерского шеста? Это ты называешь – стал прежним?

Дерек сочувственно посмотрел на уничтоженного правдой отца.

– Джон, – позвал он его, вынуждая посмотреть в лицо, – его влюбленность – это не ремиссия. Это хорошо продуманный абьюз, на который Стайлз идет, чтобы получить желаемое.

Дерек смущенно замолчал, вдруг осознав, что говорит о себе. Что это самое желаемое – он.

Новая Лидия.

– Мы можем опробовать новый препарат, чтобы снять острые симптомы и заставить Стайлза сдиеть по ночам дома, – поспешно сказал он, неожиданно сильно стыдясь своей роли в истории. – Или удвоим дозу прежних таблеток. Джон? Если ты дашь разрешение, мы...

– Таблетки здесь ни при чем, – не согласился Джон. – Точнее, это не только таблетки. Я видел на компьютере Стайлза твоё фото. Я слышал, как он кому-то рассказывает о тебе. Я сам вынужден был слушать его рассказы. Он, говоря о тебе, светится, понимаешь?

Дерек вздохнул и приготовился по-житейски отбиваться, раз уж не вышло доказать свою непригодность на роль стабилизатора профессиональными терминами и формулировками.

– Ну хорошо, – мягко произнес он, – допустим, что между нами не стоит этическая преграда. Допустим, он не мой пациент, а я не лечащий врач. Я говорю – допустим, Джон. Мы только представим это. Привязанность мальчика ко взрослому мужчине бывает вполне понятна, когда он обделен вниманием собственного отца, что в нашем случае не так, или же если он... гомосексуален.

Джон вздрогнул, но промолчал. Дерек и не наделся, про произнося страшное для каждого отца слово, шериф одумается. Вытаскивая собственного сына с мотоцикла из-за спины какого-то бородатого байкера, называющего Стайлза “деткой”, уже не будешь бояться никаких определений.

– И эта привязанность, это увлечение не будет долгим и стабильным, – продолжил Дерек, – если не будет подкреплено взаимностью. Не только общими интересами, долгими беседами по вечерам, совместным времяпровождением, основанном на платонической связи. Я говорю о взаимности, которая подразумевает физическое взаимодействие.

Дерек посмотрел на никак не реагирующего шерифа и пояснил жестче:

– Секс.

Джон вздрогнул снова, но посмотрел Дереку прямо в глаза.

– Ты понимаешь это, да? – спросил серьезно и настойчиво Хейл. – Без этого условия твой план продержится от силы месяц.

– Я понимаю, – с усилием ответил Джон и упрямо, сам как мальчишка, воскликнул, – и в чем проблема?

– Проблема во мне, разве не ясно? – сердито на это ребяческое восклицание сказал Дерек. – Я не смогу ответить Стайлзу такой взаимностью. Я девушек люблю, Джон. Я не гей.

Стилински выдохнул тяжело и долго молчал, как будто не знал, что сказать на это очевидное замечание своего друга. Но Дерек видел, он просто готовился противостоять ему дальше и знал, что оружие у него все еще имеется.

– Я думал и об этом, Дерек, – сказал наконец он. – Я долго размышлял, поверь. Я что, слепой дурак? Конечно, я знаю, что ты всегда ухлестывал за девчонками. Я сам, помню, ваши шабаши разгонял, когда ты был совсем зеленым. Я... знаю, мое предложение звучит абсурдным и нелепым. Но не в случае с моим мальчиком. Который одновременно и девочка тоже.

Это было сказано так просто. Легко, непринужденно. Это было сказано человеком, который в один несчастливый для себя день узнал о своем ребенке много странного. Переболел этим. И окончательно принял Стайлза таким, какой он есть.

Джон не собирался прятать его. Он хотел использовать все возможности необыкновенного тела своего сына ради него же самого.

– Ты вообще понимаешь, что говоришь? – только и мог ответить на это Дерек. – Ты... Я же сказал, мы рассуждаем гипотетически, Джон! Ты вообще слышишь себя? Даже отбросив рассуждения о наших ориентациях, это все равно какой-то бред!!! Я знал твоего сына малявкой! Я видел, как он растет. Лечил его, диагностировал! Ты же подкладываешь его под меня!!! И, зная прекрасно, насколько он универсален, делаешь это так цинично, что мне противно!!!

Джон молчал, и Дерек уже думал, что разговор окончен. Но Джон сдаваться не хотел.

– Ты сам когда-то говорил, что Стайлз не только нестабилен эмоционально и психически, но и во всем остальном. Его непростая, уникальная анатомия дает ему возможность выбирать – кем быть. И если к шестнадцати он не определится с ориентацией, его половая самоидентификация так и останется плавающей.

Джон, вероятно, действительно много прочел за последнее время, потому что Дерек не помнил, чтобы он раньше выражался так... изысканно-профессионально.

– Так вот, о чем я... – сбился с мысли Стилински, – о том, что Стайлз так и не определился. Он не знает – кто он. Или же в его жизни пока не появился фактор, который бы это в нём определил. Он... очень женственный мальчик, ты заметил?

– Это не то качество, которое порадовало бы любого отца, – жестоко усмехнулся на его фразу Дерек.

– Я давно принимаю его таким, какой он есть, Дер, – тихо сказал шериф, называя Дерека кратким именем, условно фамильярничая, словно обозначая, что хочет говорить с ним, как с другом, не как с врачом.

– Я этому рад, Джон, – кивнул Дерек. – Ты очень хороший отец. И все-таки твое предложение неприемлемо. Даже если ты считаешь меня другом. Особенно, если считаешь меня им.

– Просто выслушай меня, – упрямо попросил его Джон. – Просто... выслушай.

Дерек вздохнул и приготовился. К войне.

Всегда желаешь своему ребенку найти опору в жизни. Каким бы он ни был, лучше, если он не будет один. Это может быть любимый человек рядом или любимое дело. Команда единомышленников-друзей или один, но очень опытный босс, умеющий видеть талантливых людей и направлять их по жизни.

А если твой ребенок особенный, ему может понадобится все это, соединенное в одном человеке.

– Стайлз увлечен тобой, Дерек, – сказал Джон откровенно. – Ты взрослый и опытный, знаешь, что делать с такими... мальчишками...

Дерек хотел сказать, что с мальчишками-то как раз и не знает, но только махнул рукой – Джон не дал бы возразить.

– Ты уже стал ему хорошим другом. Не питаешь иллюзий насчет его наследственности. Ты знаешь, как и чем его лечить. Ты талантливый психиатр, и я тебе доверяю. Ты прекрасный уролог, которому доверяет Стайлз. Извини, что так говорю, но ты – хорошая партия. Я просто хочу, чтобы мой сын был с тобой!

Дерек слушал и хмурился.

– Джон, ты не слышишь себя! – прервал он шерифа. – Это невозможно по нескольким причинам, и первая из них то, что у меня, прости, тоже есть желания! Свои предпочтения, своя жизнь! Я же сказал – я не гей!

– А я сказал, что много думал именно об этом, – упрямо повторил Джон. – Когда ты мне объяснял про самоидентификацию Стайлза, то я очень внимательно слушал. Ты сказал, что при определённых условиях она может склоняться то в одну, то в другую сторону.

– Ты снова говоришь о нём, не обо мне! – рассержено выкрикнул Дерек. – При определенных условиях Стайлз может стать геем, да. Но не я!

Дерек зажмурился, понимая, что Джон говорит не об этом. Припоминая тот самый момент, когда Стайлз интуитивно искал способы взаимодействовать с ним, изменяясь сам.

– Конечно, я говорю о сыне, – так же сердито ответил ему Джон. – Я эгоист, потому что я – отец, и просто хочу, чтобы он был счастлив. И стабилен.

– Я понял тебя, – кивнул Дерек, смиряясь перед такой отцовской самоотдачей. – Давай рассуждать. Гипотетически ты просишь меня, чтобы я... не верю, что вообще это говорю... умелым шантажом, прикрываясь лживыми чувствами, склонил твоего сына к полной феминизации? Просто потому, что мне в его обществе так будет комфортнее?

– Примерно так, – неуверенно кивнул Стилински.

– Ты понимаешь, что строя отношения таким образом, мы ни к чему не придём?

– Да, понимаю. Я просто неправильно выразился, Дерек, – ловя ускользающую мысль, произнёс шериф. – Тебе не нужно будет говорить ему всей правды. Это ужасно, я знаю. Наверно, ты после всего уже не станешь думать, что я хороший отец. Я видел, что психический недуг сделал с моей женой и как он может исковеркать жизнь моему сыну. Поэтому я делаю, что могу. Я прежде всего желаю Стайлзу нормальной жизни. И я хочу, чтобы эту жизнь дал ему ты, Дерек. Я выбираю тебя, Хейл.

– Но у меня тоже должна быть своя жизнь, – тихо и осторожно попытался отстоять собственные права Дерек.

– А разве та жертва, которую я приношу тебе, не сможет ее обеспечить?

– О чем ты, Джон? О том, что Стайлз, переодевшись девочкой, будет меня с твоего разрешения сексуально, прости, ублажать, хотя по факту ублажать ему будет нечем?

– Ну почему же нечем?

– Поясни, – тихо попросил Дерек, уже чувствуя, как ужас и гадливость искажают его лицо.

– Мой сын имеет женские половые органы, пусть и внутри себя, – начал Джон охотно, но с очевидно болезненным энтузиазмом. – Наполовину он – женщина. Ты говорил, что Стайлз подвержен влиянию других людей, чаще сильных и неординарных. Ты сильный, Дерек. Ты талантливый. Мой сын тебя боготворит. И ты своим даром психиатра дашь толчок его половой самоидентификации в нужную для себя сторону. Я отец. Я его опекун и отвечаю за происходящее. Я... даю разрешение... попробовать склонить его к выбору определенного пола, потому что ты сам говорил, так или иначе, в какой-то момент Стайлз пожелает избавиться от второй пары гонад. Гонады? Я же правильно говорю?

Джон под конец своей речи держать лицо перестал. Он почти плакал, вдруг превратившись из начитанного дилетанта, легко изъясняющегося на профессиональном медицинском жаргоне, в обыкновенного среднестатистического родителя, которому слишком плохо даются эти странные, страшные термины. А Дерек прозревал, понимая, насколько сильна его любовь к сыну. Настолько, что желая для него счастливой жизни, Джон готов хирургически переделать его в дочь.

– Джон, не надо спешить, ну, что ты, – пробормотал он успокаивающе, поддавшись этой проклятой сентиментальщине, – я же не единственный человек, кто сможет сделать Стайлза...

– Единственный, Дерек, – убежденно сказал Джон. – Ты есть здесь и сейчас, и ты – лучший. Пойми, время не на нашей стороне. Психопатия Стайлза прогрессирует, да он за месяц неуправляемым стал! А дальше что? Очередной побег из дома? Я не могу его стеречь все время! Он сбежит окончательно, вляпается в неприятности, и всё! Его, не спрашивая меня, запрут в психушке!!! А ты... Ты психиатр, ты уролог, ты взрослый, сильный, харизматичный мужчина, ты сможешь его уберечь! Да, нам не повезло, что ты не по... мальчишкам. Но Стайлз может стать... девушкой, чтобы быть с тобой! Ему это дано! Ты понимаешь, о чем я?

– Что ты...

– Не говори ничего! Ты нужен ему, ты нужен мне! И ты можешь! Ты СПОСОБЕН внушить ему, моему внушаемому сыну, идею о том, что он – женщина!!! Ты сможешь объяснить ему позже, как стать ею по-настоящему, хирургическим путем!!! И как только это осядет в его непутёвой голове, он будет следовать идее, он будет стремиться и делать все, чтобы воплотить её в жизнь!

– А когда придет время её воплощать? Что мы будем делать тогда, Джон? Ты дашь свое разрешение снова? Уже на то, чтобы скальпель отсек в твоем сыне все мужественное и превратил его анатомически в женщину? Просто потому, что ты мне пообещал??? Что между нами было соглашение, по которому мне в будущем будет куда трахать твоего сына??? – заорал Дерек, погрузившись в больную реальность Джона Стилински и поневоле отчетливо представив, как новая женственная форма Стайлза будет выглядеть. Как будет смотреться рядом с ним, с Дереком Хейлом. И как сможет она его, такого оголодавшего, удовлетворять...

– Когда мой сын станет мне дочерью, – ответил Джон, стойко снеся крик и омерзительные предположения Дерека. – Я... не знаю...

Он запнулся. Обиженно посмотрел на рассерженного Хейла, похожий на ученого-фантаста, который, отстаивая перед консервативными профессорами свою теорию, отстаивая яростно и с вдохновением, так и не смог ответить на слишком простой для своего открытия вопрос – что делать потом со всем этим?

– Это чудовищно, Джон, – проговорил Дерек, воспользовавшись паузой. – Послушай себя со стороны. Ты предлагаешь мне воспользоваться врачебной властью и намеренно склонить мальчика к выбору определенного пола. Женского. При том, что воспитывался он, как мужчина.

– Ты видел этого мужчину, когда он танцует перед зеркалом в платье своей матери? Нет? – горько спросил его Джон. – А я видел.

Дерек мысленно зажмурился, пытаясь отогнать видение, чёртову картинку, на которой тоненький мальчик Стайлз, в темно-зеленом шелковом платье кружится возле зеркала, напевая незнакомое танго, и как обнимает его воздушным облаком дорогая ткань, обрисовывая стройные ляжки, круглые ягодицы и почти плоскую, ничем не наполненную промежность...

– Я понял, – с усилием сказал он, – что ты уже смирился с тем, что Стайлз – двуполый и странный ребёнок. Но это плавающее его состояние никак не отменяет того, что тебе он прежде всего сын.

– Если этого сына через год или два придется закрыть в психушке в палате для буйных, – ответил шериф, – то лучше я рискну заиметь дочь, если рядом с ней будет талантливый врач, друг и любовник, избавивший её от всего этого.

Дерек с грустью смотрел на друга, которому ничем не мог помочь. Только, возможно, тем, чтобы объяснить происходящее по-врачебному. Потому что дружба сейчас была ни при чем.

– Послушай, Джон, ты не должен проецировать произошедшее с твоей женой на Стайлза. Клаудиа умерла. Она умерла непросто и тяжело. Она передала плохую наследственность сыну, но это не значит, что он кончит так же! Ее шизофрения на фоне деменции была очевидной! Ее было не спасти. Но Стайлз... Он сможет преодолеть все это. Его спасать не нужно. Не так, по крайней мере! Тем более, что отношения, в которые ты нас толкаешь, не есть гарантия того, что все будет гладко. Отношения по нынешним временам – это та же психопатия, поделенная на двоих пополам. Стайлзу не нужен муж, ему нужен стабилизатор, а я не могу им быть просто потому, что сам являюсь слишком нестабильным; подверженным, как личность, различным изменениям.

– Правильно, – неожиданно согласился с ним Джон и даже обрадовался такой многословности Дерека. – Я тебе говорю о другом! Целью и интересом Стайлза будет стремление стать для тебя женщиной. Стайлз будет медленно и верно идти к операции по смене пола, сдавать тесты, проходить обследования и ждать своего полного совершеннолетия. Оно еще не скоро, и мы придумаем, что делать после!

– Но это же... жестоко, ты понимаешь? И, извини, но Стайлз слишком умный мальчик, чтобы купиться на всю эту сказку, которую ты для него придумал! Его нравственные установки искажены, но это не означает, что он умственно отсталый трехлетка! Если гипотетически представить, что я соглашусь, Стайлз просчитает варианты достаточно быстро и будет прекрасно понимать, что я, как здоровый мужчина, вряд ли смогу ждать несколько лет его окончательного физического перевоплощения. Он попросту не поверит в такую мою самоотверженность! Тем более, после того, как я уже...

...”отказал ему”, – хотел сказать Дерек, вспомнив вдруг, как близко были они со Стайлзом в тот момент от всего этого, что предлагал ему сейчас Джон.

– Он поверит во что угодно, если это будет касаться тебя, – уверенно сказал Джон. – Тебе всего лишь нужно сделать вид. Или... не знаю...

Джон как-то странно на Хейла посмотрел – выжидающе.

– Нужно сделать так, чтобы Стайлз стал думать, будто вы – пара, – продолжил шериф. – Ты сможешь держать его в этом убеждении. Ты сможешь, что более важно, дать ему жизнь, полную стремлений и ожидания счастья, которое иногда лучше самого счастья!

– Это мне нужно будет сказать Стайлзу, когда он начнет бесконечно долго идти к придуманной нами цели? – напряженно поинтересовался Дерек. – Я не смогу, Джон, прости. И в будущем, не смей мне предлагать эту свою идею, она отвратительна. Мне не нужен твой сын в качестве искусственной жены, пусть это в твоём понимании является его спасением. Я всегда желал ему только добра. Но не такой ценой. И ты не можешь на основании только того, что он на меня особенно смотрит, внедрять в наши жизни настолько чудовищный в этическом отношении план.

Дерек в сердцах хлопнул по столу папками с историями болезней и направился к дверям, спеша покинуть пропитанное их некрасивым спором помещение, будто и не был это его собственный кабинет. Но окрик Джона нагнал его уже у выхода, хотя скорее это был тихий горький шепот:

– На основания того, как смотрит на тебя мой сын, быть может и не могу, Дерек, но я отчетливо видел, как смотришь на Стайлза ты.

Дерек замер, так и не открыв двери.

Стоял, не поворачиваясь к шерифу, с минуту, лопатками ощущая тяжелый отцовский взгляд.

Потом все же открыл дверь и вышел из кабинета прочь. Зная, что в тишине своей пустой квартиры будет весь вечер думать о Стайлзе, о шелке, о маленьких несимметричных грудях; о том, как опасно бегает переодетый мальчишка по злачным районам их городка и насколько велик шанс, что в скором времени чьи-то руки окончательно запятнают его удивительное тело, превратив в чудную для себя игрушку...

Он знал, что будет думать об этом непозволительно много, уже понимая, что Джон прав.

====== Глава 14 ======

Как только Дерека обвинили в особенных, неуместных взглядах, он вдруг осознал, что виновен.

Джон был прав, Дерек смотрел на Стайлза. Как на уникальный случай, интересную аномалию; смотрел как на обыкновенного психиатрического пациента, с довольно банальным незамысловатым диагнозом; смотрел, как на не слишком счастливого вчерашнего подростка, ставшего уже взрослым юношей, внутри которого временами проглядывала прекрасная девушка.

Стайлз был экзотической зверушкой, которую хочется заиметь, но не хочется никому показывать. Тут Дерек себя обрывал, не позволяя себе думать так пренебрежительно, но думал, потому что понимал – его руки не самые плохие для Стайлза, попади он в них.

Мысленно он оправдывал себя перед Джоном и своей совестью. И если совесть была безмолвна, то с шерифом Стилински Дерек мог объясниться словами. Он попытался, по крайней мере.

– Джон, как бы я не смотрел на твоего сына, – с трудом заставил говорить себя он, – я никогда бы не позволил себе ничего, выходящего за рамки врачебных отношений.

Он говорил очень официально, холодом своего тона пытаясь отгородиться от тех просьб шерифа, с какими он пришел к нему в прошлый раз. Но Джон уже не принимал Дерека-врача, не видел в нем друга. Как будто бы знал – помимо взглядов у Дерека еще проблемы с фантазиями.

– Я знаю, Дерек, ты хороший человек и никогда бы не обидел Стайлза, – сказал он. – Но это тот самый случай, когда я не буду против. Если ты все же решишь... “обидеть” его.

И далее по списку, заканчивал мысленно его речь Дерек. Всего-то и нужно ответить мальчишке на чувство, признаться самому и не быть ограниченным гетеросексуалом, который только и может, что тупо мычать на признания влюбленного мальчика – я не гей, я не гей...

Он должен быть врачом, который подскажет решение, сам к этому решению Стайлза подтолкнет и сам же этим решением станет...

...У девушки была ультракороткая стрижка, и Дерек еще подумал – какого черта, что я делаю тут с ней, с голой, голый сам? Мне же никогда такие не нравились! Но до чего же было приятно хвататься за густые прядки, которые выскальзывали из рук...

Давай, девочка, прогнись еще сильней, шептал он ей на ухо, я дотянусь до твоих маленьких грудок и буду сжимать их рукой, да, да... Сожми ляжки, люблю вставлять, когда так узко... Люблю, когда яйца бьются о плотные мышцы ног, а член входит туго...

Сожмись еще сильней, сожми её, сожми свою... свою...

Ночью это были сны, перетекающие в фантазии. Днём это были фантазии, перетекающие в сны. Они ничем не заканчивались, обрываясь всегда в один и тот же момент – момент проникновения.

Дерек просыпался, стараясь не думать о том, чьей проекцией была темноволосая девушка из снов, но снова и снова представлял её, всё так же продолжая болеть невозможностью совокупления.

Анализируя своё состояние, как психиатр, он ставил себе же неутешительный диагноз – “Стайлз”. И это никак не лечилось.

Дерек заболел.

Чтобы не мучиться от безвыходности, он заболел по-настоящему, сморкаясь в тысячи платков, которые неряшливо разбрасывал по дому. Ходил полураздетым, кашлял и время от времени себе дрочил, не зная, как же справиться со скукой. И мыслями.

В них Стайлз приходил к нему на приём и предлагал превратиться в женщину.

Превращался, и они трахались.

Такая вот примитивная фантазия срывала Хейла в затяжные оргазмы, и к концу недели платков, испачканных в сперме стало на порядок больше тех, которые были в соплях.

Это был ад. Дерек не понимал, когда же влюбленность в идеальную аномалию преобразовалась в... во что? Он не мог быть влюблен в мальчишку, но постоянно думал о том, на что толкал его шериф.

Ему нужно было сказать новое твердое “Нет”. Возможно, несколько раз. Но у него ничего не вышло.

Как только Дерек, справившись с затяжной простудой, вернул Стайлза в свой кабинет, он понял, как непоправимо опоздал.

Шестнадцатилетний мальчик был умным, сообразительным, и он был дьяволом.

Без всякой помощи блестящего психиатра Хейла, влюбившись в него, такого нерешительного олуха; начитавшись психиатрических книжек, он сам, легко и просто, исподволь, внушил себе оригинальную идею, в которой были они все счастливые; был плачущий, расчувствовавшийся Джон, держащий своего ребёнка за руку и передающий эту руку в руку Хейла. И был сам Стайлз, в белом свадебном платье новобрачной – новый, переделанный хирургами мальчик, с прекрасной женской грудью естественного типа и только что вылепленной из его маленького члена новехонькой вагиной, которая и предназначалась в жертвы жениху.

– Так что же получается... – непонимающе спросил Питер, – ты не стал? Не стал внушать ему?

– Конечно же нет!!! – возмущенно воскликнул Дерек. – Я никогда бы... Я что, похож на врача, который бы пошел на подлог? На невменяемого человека, который не в силах обуздать свои сексуальные порывы? Ты понимаешь, что именно предлагал мне Джон? Сознательно начать психологически склонять пациента к трансгендерной дисфории, увеличивая ее амплитуду, раскачивая его психику до состояния ядерной транссексуальности до момента, когда мальчик самостоятельно примет решение поменять пол! Только для того, чтобы угодить моей ориентации!

– Понимаю, конечно! Я это и подозревал! Только не думал, что это идет от папаши. Никогда не понимал таких отцов, – скривившись, сказал Питер. – Любовь на грани истерии...

– У Джона были смягчающие обстоятельства, – защитил его Дерек. – Но ты прав, даже они не могли бы его извинить.

– Не могли бы? – непонимающе переспросил Питер.