Текст книги "Химера (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Удар был ниже пояса. Подлый был удар. Но Дерек неожиданно рассмеялся, не обращая внимания на разоблачение, которое иносказательно, но прозвучало в словах догадливого дяди.

– Я говорил тебе не лезть в это всё. Говорил же? – мрачно начал он. – Я говорил не интересоваться моими пациентами...

– Ты говорил, что он не твой пациент, – перебил его уязвленный Питер.

– Ну, хорошо. Он не мой пациент, но был приписан к моей больнице. И я отвечал за него.

Дерек помолчал немного и закончил:

– И до сих пор отвечаю. Поэтому спрашиваю тебя снова – какого черта ты в обход всех правил общаешься с ним и сбиваешь с толку?

Вот так, Питер, получи. Тебе здесь, на чужой территории, ничего нельзя.

– Потому что твои полномочия вышли, мой дорогой, – напомнил он Дереку тут же довольно зло. – Правил не осталось, нечего пугать меня неприкосновенностью мальчишки, которого мне банально хотелось... ну, понимаешь. Я не счел нужным ставить тебя в известность, Дер, потому что на тот момент наш договор уже утратил силу. И мальчик сам принял решение общаться со мной.

– Ему нельзя ни с кем общаться, – совершенно непонятно заявил младший Хейл. – Именно сейчас нельзя. Да и вряд ли ты в полной мере смог бы получить от него то, что обычно получить пытаешься.

Питер понимал, что Дерек, яростно охраняя мальчишку с преданным вдохновением овчарки, часто говорит лишнее, тем самым напрямую приоткрывая завесу лелеемой им тайны. Только вот Питеру момент окончательного разоблачения приближать отчего-то не хотелось. Он азартно делил любовника с Дереком, следуя своей мужской природе, и старался не думать о том, что таким, полностью феминизированным, Стайлз ему вообще-то совершенно не нужен.

– Не понимаю, ты бесишься от того, что я тебя не послушал, или что не послушал Стайлз? Что у тебя с этим странным мальчишкой? Ты на нем опыты психиатрические проводишь, что ли?

– Заткнись, – Дерек сделал угрожающий шаг вперёд, и Питер понял, что надавил на самое больное место. Которое, впрочем, мало его интересовало – своих было достаточно.

– Давай обойдемся без патетических пощечин, племянник, – поспешил завершить напряженный их диалог Питер. – И знаешь, насчет Стайлза... Не проси, я не могу вот так все бросить и перестать общаться с мальчишкой. Он мне... нравится.

Сказал и на себя разозлился. Как злился все эти дни на нехороший секс, на их скомканное прощание в безликом отельном номере; на неопределённость, нежданно повисшую между ними. Которой не было, когда они легко и беззаботно переписывались друг с другом. На то, что прекрасно он понимал сейчас – он в Стайлза элементарно влюблён, при этом так напуган, что даже способен, сделав над собой усилие, все бросить и перестать общаться с юным своим любовником. МОЖЕТ.

– Всего лишь нравится. Ага, – отчего-то оскорбился Дерек. – Да зачем он тебе?

– А тебе? – парировал старший Хейл, добавив циничное, но необходимое пояснение, намекающее на то, что даже переодетый в девчонку, пациент все равно по факту остаётся парнем. – Тебе-то он зачем? Со мной все понятно: мне нравятся мальчики. И я хочу этих мальчиков трахать в задницу. Хочу и могу. Мне нужно еще насчет Стайлза что-то объяснять?

Дерек некрасиво скривился.

– Не говори так о нём.

– Тебе-то что? Или упрямо работаешь на статус местного святого, спасая таких вот неопределившихся малолеток от взрослых мужчин? В этом твоя миссия?

Питер сердился все сильнее и сильнее. Что-то здесь было не так даже при условии его осведомленности. Не складывалось всё это в полную картинку, на которой нет слепых пятен, даже при условии того, что все свои разрозненные воспоминания он кое-как свёл в одно целое. Стайлза он мог представить девчонкой. Красивая же девушка – девушка ли? – которую Дерек целовал в туманном саду, никак не хотела превращаться в Стайлза обратно. Сомнительная инверсия, так сказать.

Он сменил тему:

– Кстати, ты мог хотя бы семье сказать, что у тебя довольно длительные отношения с ..., -Питер сделал замысловатый пасс рукой, не зная, как теперь величать маленького засранца, обманувшего их обоих. – Мог бы познакомить, что ли...

– Не мог. Были причины, – бросил кратко младший Хейл, – скрывать.

– Ясно, – так же кратко, примирительно кивнул Питер.

С усилием потер глаза пальцами, с трудом сейчас представляя, как им теперь разойтись, как попрощаться. И как поделить сферы влияния, которые, он уверен был, у них с Дереком на Стайлза абсолютно разные.

Всё это требовало уточнения. Но как же бесило то, что приступы закономерного любопытства вообще имели место быть, тогда как мальчишка упорно своим любовником не интересовался. Молчание его совершенно недвусмысленно намекало, что дали Питеру от ворот поворот.

Но кто бы знал ответ на вопрос – почему мы всегда с бОльшим удовольствием штурмуем мало достижимые цели?

– Что с ним такое? Расскажи, наконец, – уперто попросил Питер. – Какого черта ты его от чего-то лечишь, да все не можешь вылечить? Он явно не в себе. Но вряд ли это связано с его эмм... переодеваниями...

Питер ясно давал понять, что безобидную кросс-девиацию он к психическим отклонениям не относит.

Дерек на это пошутил как-то не совсем профессионально:

– Несчастный ребенок кажется тебе страдальцем, угнетенным собственным отцом и регулярно мучаемый в психиатрической клинике странными сеансами? Так это со стороны выглядит?

– Со стороны выглядит... – неуверенно повторил Питер, ища подходящие слова, – не знаю, как объяснить, но он совершенно забит какими-то предрассудками, наверняка ему кем-то навязанными.

Предположил:

– Тобой?

Дерек молча и тяжело смотрел исподлобья, а Питер только сейчас сообразил, что больше не может оправдывать свое посягательство на Стайлза, да и на интимные разговоры о нём тем фактом, что его не посвятили в существующее положение вещей. Теперь он в курсе – кто с кем, и это явно невежливо – обсуждать столь неловкие темы с тем, кто является действующим партнером кокетливого мальчишки. Так нельзя. И Дерек в конце концов, уже должен наконец возмутиться, приревновать и начать бить сопернику морду.

Но Дерек, сволочь интеллигентная, лишь снова усмехнулся и, подумав секунду, решительно произнес:

– Давай так. Раз ты уже и так обо всем догадался, то я посвящу тебя в остальные детали. Я расскажу тебе преинтересную историю, Питер. Про Стайлза, про его диагноз и наши с ним отношения. Про то, что было; про то, что будет.

Дерек неестественно улыбнулся своей цыганской шутке и продолжил уже жестче:

– Я расскажу, но после этого ты уедешь из города. Да ты уедешь и так, как только поймёшь, во что ввязался. Не твой, прости, профиль.

– Да ну, – опасно прищурившись, протянул Питер, и пообещать, конечно же, ничего не пообещал.

– Да и ладно, – как-то легко согласился Дерек. – Встретимся сегодня вечером в тихом местечке. Узнаешь новости. Познакомишься с моей девушкой. Пора.

И почему именно в этот момент Питеру показалось, что всё по-прежнему – все всё знают, а он – нет; что со Стайлзом связана какая-то очень неприятная тайна, и что знакомиться с этой тайной ему не хочется совершенно. Как и с “девушкой” Дерека. Может быть потому, что Питер с ней и так уже знаком.

У Питера было всего лишь шагов десять, чтобы разглядеть и оценить. Как-то подготовиться. Даже при условии того, что он целый день только и делал, что подготавливался.

Зал маленького ресторанчика был уютен и невелик, пусть стол, за которым сидел сейчас Дерек, махая ему рукой, и находился в самом дальнем и самом темном углу.

Стайлз сидел к вошедшему спиной, и она была совершенно голой. Темно-бордовая полоска ткани появлялась в сантиметре от того места, где начинали раздваиваться маленькие ягодицы, поэтому изящный поясничный прогиб, достаточно женственный, был виден очень хорошо. Возможно, такие милые взгляду каждого мужчины детали и вызвали бы у Питера восхищенный вздох, но Хейл дышать взволнованно не торопился. В конце концов, это был всего лишь мальчишка, очень умело переодетый девушкой. Его настоящую природу выдавали мелкие нюансы: широкий разворот уже окрепших плеч, и характерный тембр голоса, которым Стайлз что-то негромко говорил Дереку.

Девушка-официант, склонившаяся к ним с раскрытой винной картой, совсем не удивленно смотрела на маскарад и явно была в курсе, являя собой сильный и видимый контраст с переодетым девчонкой Стайлзом – блондинка была классической длинноволосой сукой, с потрясными бедрами и такой же шикарной грудью. Смехотворная плоскость Стайлза на фоне этого объемного великолепия была очевидной. Но смешной не казалась. Хотя никакой полумрак, никакая игра света и тени не могли скрыть того, насколько одновременно прекрасно и ужасно выглядел мальчишка. Он выглядел самоуверенной красивой бабой, которая таковой не являлась, но это не мешало ему излучать смертельно радиоактивную притягательность, какой всегда наделены люди, убежденные в своей неотразимости.

Это был настолько сильный и неожиданный контраст с тем робким, забитым, прячущим свое тело и отдельные его части в ладонях, мальчишкой, что было даже немного страшно.

Обычно от таких карикатурных образов тактичные люди отводят взгляд, но Питер не пугливо на Стайлза прищурился. Девушка из него, если рассматривать в деталях, была так себе. Но почему-то общая картинка, словно умело сделанная фотография, казалась поистине восхитительной. Присутствие Дерека было очень кстати. Он сидел в полумраке красивым полубогом-полуживотным, одетый в стильный костюм. Деликатно пил маленькими глотками чистейший Эвиан и нежно держал за руку леди Совершенство из мертвого сада. Они смотрелись странной, но идеальной парой, а Питер был дурак.

Вот так все персонажи оказались на своих местах.

Стайлз обернулся с невозможной грацией, как только услышал приближающиеся шаги и, узнав Питера, смешно, по-девчоночьи, но без видимого усилия над собой, как будто и не играл вовсе, округлил губы в натуральном изумлении.

Потом повернулся к Дереку:

– Зачем ты его..?

И Питеру эхом тут же захотелось глупо повторить – да, зачем?

Зачем Стайлз так интимно сидит в полуметре от гетеросексуального Дерека и к чему вообще весь этот маскарад?

Почему он сам, позабыв свое недовольство так неприятно завершающимся недо-романом, думает сейчас совсем не об этом? А слишком невежливо таращится в нескромный вырез бордового платья, где, не поддерживаемые бельем, виднеются маленькие тощенькие грудки? Которые он вроде как уже видел, но выглядели они тогда совсем не так?

Питер понимал, как смотрится, с перекошенным-то лицом, которое читалось, как раскрытая книга. И Дерек, проклятый профессионал, читал.

– Что же ты не поздороваешься с нашей дамой, Питер? – спросил он, старательно глуша в голосе нотки издёвки.

– Сражен неземной красотой, – со злым сарказмом бросил Питер в ответ, весь день готовящийся не выглядеть при встрече удивленным, но потерпевший в этом фиаско.

Дерек, не обратив внимания на сарказм, уже не смотрел на него. Смотрел на переодетого Стайлза.

– Ты не сказала ему, – бросил обвинительное, и тут Питеру показалось, что встреча организована вовсе не ради его донжуанской персоны, которая потревожила безмятежность чужих отношений, а в чисто воспитательных целях. Причем воспитывать сейчас здесь будут не его.

Стайлз подобрался и умело занавесил взгляд накрашенными ресницами.

– Ты тоже ему не сказал. И не сказал мне, что наш таинственный на терапии гость – твой дядя, – ответил он Дереку странным, не своим голосом. С мягкими незнакомыми интонациями. Тембром прекрасно воспитанной аристократичной суки.

– Питер был в Бикон-Хиллс проездом, да и зачем бы я вас вообще знакомил? – поинтересовался желчно Дерек.

Стайлз дернул плечом... плечиком и необидчиво прокомментировал:

– Незачем. Но я вообще-то думала, что раз он Хейл, то должен был знать... Или нет...

Это было очень... скользко. Питер припомнил, как волновался Стайлз, узнав его фамилию. Уличив великовозрастного стажера в опасном родстве. И как неправильно он сам истолковал волнение хитрющего мальчишки.

Значит, предположительно зная всё с самого начала, Питер был выставлен сейчас подлецом, который лезет в штаны к парню своего племянника? Или ему под юбку? Мда...

– В общем, – упрямо повторил Стайлз, не обращая внимания на муки недавнего любовника, – я думала, что Питер знал.

Питер отрицательно покачал головой, открещиваясь, не успевая удивляться даже, что в разговоре их присутствует женский род. А Дерек неожиданно принял его сторону.

– А вот и врешь! – невежливо воскликнул он, обращаясь к Стайлзу. – На самом деле тебе было плевать. И даже очень удобно держать заезжего ухажёра в неведении. Ты знала прекрасно, что и я не скажу; что не выдам врачебную тайну даже при условии близкого родства. Значит, хотела от Питера скрыть свой диагноз. Скрыть наши отношения. Не упоминать о проблеме и пустить все на самотёк.

Все пункты озвученных обвинений были довольно серьезными, но обвиняемый вряд ли растерялся. Он моментально сменил тон, нападая ответно.

– Какая разница, о чем я думала. Мы просто общались. Я не должна была отчитываться ни ему, ни тебе. Ни тогда, ни сейчас.

– Должна, – упрямо и уверенно возразил Дерек.

– Если бы это прямо относилось к медицинской проблеме, то да, – подтвердил Стайлз. – Но это не относилось.

– Это – относилось. Сейчас всё это, – Дерек впервые вспомнил, что рядом стоит замершей статуей недоумевающий Питер, и ткнул в него рукой, – как никогда важно, и твоя безответственность ставит под угрозу весь наш план, потому что... ты сама знаешь, как шаток твой гормональный фон и как нежелательно провоцировать его разбалансировку!

Стайлз зло блеснул глазами из-под короткой челки:

– Ты-то себе в разбалансировках не отказываешь, Дерек, – мстительно произнес он и прищурился. – Почему я должна?

Дерек прищурился не хуже, даже еще зловещей, и Питеру стало реально страшновато. Настолько, что он, весьма оскорбленный на “заезжего ухажера”, внезапно передумал оскорбляться, а решил понаблюдать – чем же эта бойня закончится.

– А ты становишься настоящей стервой, Одри, – отчетливо выговаривая каждое слово, сказал младший Хейл, впервые называя Стайлза другим, женским именем и тут же поправился, – то есть, наверно ты всегда была ей. Но знаешь, мастерство твое растет прямо на глазах...

Стайлз вдруг шкодно заулыбался. Дерек, приподняв уголки губ, тоже еле держался. А Питеру показалось, глядя на эти их препирательства, совершенно ему непонятные, будто ссорятся безумно влюбленные друг в друга люди; ссорятся, как муж и жена, прожившие много лет вместе.

Некоторые ужимки Стайлза идентифицировать было трудно, Питер и не старался их понимать, зато ясно видел, отменно зная своего племянника, как сильно привязан он к этому неправильному мальчишке. Как сильно влюблён. И как нарочито, не свойственно себе, откровенно и напоказ демонстрирует сейчас Питеру глубину своих отношений.

Старший Хейл все еще стоял рядом со столиком, будто подсматривая за ссорой супругов, но вряд ли наслаждался этим.

– Так, – уронил и тяжело положил обе руки на стол, разделяя парочку.

Стайлз вздрогнул и неожиданно робко на Питера посмотрел; мелькнул где-то там, в глубине его сущности смешной пугливый мальчишка – сережки красиво качнулись в проколотых мочках, и Питер даже засмотрелся, машинальным взглядом столичного гурмана оценивая все эти мелочи, что составляли полный образ роковой красотки. Стайлз выглядел именно так, и именно такой тип женщин Питеру особенно нравился. Нравился он и Дереку, чем еще можно было объяснить его влюбленный взгляд на этого мальчика?

– Так, – повторил Питер, глядя в красивые, подведенные черным, глаза, – вы можете перестать ругаться и объяснить мне, что здесь происходит? Пожалуйста.

Последнее слово он произнес с откровенной издёвкой, не очень-то привыкший чувствовать себя в стороне от основных военных действий. Впервые оказавшись в углу такого мистически странного треугольника.

Уже не хотелось трясти Стайлза за плечи, выбивая из него причины бегства; хотелось понять – по каким это медицинским показаниям он изображает девчонку, а Дерек делает вид, будто влюблен в неё.

Дерек, наконец, перестал сводить брови, изображая строгого бойфренда, и показал Питеру рукой на стул. Он даже извинился.

И следом сообщил:

– Тебя намеренно водили за нос, Питер. На тебе, мой дорогой дядя, банально тренировались и точили свои будущие, весьма острые коготки. Одри – трансгендер. Твой милый снаружи мальчик, Питер, на самом деле девушка. Ну, понимаешь, в душе. Ей наконец-то подтвердили диагноз и взяли в программу по смене пола. Из мужчины – в женщину. Практически бесплатно.

– И ничего я не точила, – буркнул мальчишка, без особого желания хоть что-то противопоставить тяжелым обвинениям своего парня, а Питер отчего-то уставился на оголенное его плечо – белое, с мило выступающей косточкой. Смотрел невежливо долго и непонимающе, и Дерек, словив направление дядиного взгляда, чтобы уж убедиться – его поняли, конкретизировал, поясняя, как для тупого:

– К кроссдрессерству проблема Одри никакого отношения не имеет. Её диагноз железно подкреплен множеством тестов и симптомов. Не по моей специализации, правда.

– Да знаю я, кто такие кроссдрессеры, а кто... – Питер запнулся, так и не придумав ничего и не желая повторять за Дереком то самое слово, которое обозначало состояние его мальчика. И не особо пока понимая, как может эта новость повлиять в возможном будущем на качество анального секса.

Мальчик, к слову, сидел недовольный и злой.

– Ты для этого устроил мне это свидание в ресторане? Да? – спросил он, намекая на театральную постановку с участием ничего не подозревающего Питера. – Чтобы торжественно нарушить врачебную тайну, вывалив на чужого человека моё грязное белье? Чтобы он от меня отказался?

Питер нахмурился: невежливо все-таки было называть его чужаком. Три дня назад в одной постели кувыркались, как бы. Но этого, конечно, было недостаточно, Питер знал. Куда как обиднее было осознавать упущенными во временное никуда три месяца неожиданно теплой переписки. Поэтому и отказываться от чего-то страшного он тоже пока не собирался.

Дерек, казалось, совсем не смутился обвинений.

– Врачебную тайну я нарушаю во благо, Одри, – ответил он ей. Обратился к дяде. – И, Питер, раз уж у вас... В общем, ты тоже должен знать, что сейчас не время для сексуальных экспериментов. Они всё испортят, и Одри откажут в помощи.

Он повернулся к Стайлзу.

– Можешь напомнить мне, детка, сколько мы ее ждали? Я понимаю, крутить мужиками оказалось куда как здорово! Тебе безусловно хотелось, чтобы мы и дальше плясали под твои шаманские выверты, но это так по-детски.... безответственно.

Стайлз некрасиво кусал губы. Привычка, так мило смотревшаяся на мальчишеской физиономии приобрела немного карикатурные черты на накрашенном лице. Так нервничают раскрытые строгим детективом преступницы, играющие отрицательного персонажа, которому не удалось погубить мир.

И тут вмешался Питер, решившийся озвучить смешную истину, которую мозг его до сих пор отрицал по причине полнейшей абсурдности.

– Значит ты, Дерек, и есть тот самый нерасторопный бойфренд моего детки? – вопрос прозвучал в пустоту – колоритная парочка вовсю сражалась в гляделки. Потом Стайлз перевел взгляд на Питера и, спасибо большое, кроме насмешки, было в глазах его немного милосердного сочувствия.

Но Питер даже не обиделся. Спустя секунду он уже смеялся. Нет, он громко некрасиво ржал, совсем как Дерек тогда; он даже хрюкал, утирая слезы и еле успевая вдыхать воздух между своих спазматических смешков. Потому что эта озвученная вслух новость, эта вскрытая им тайна, ну... она была, если вдуматься, очень смешной.

– Господи, как? Как угораздило вляпаться тебя во всё это, о гетеросексуальный Дерек? Если учесть, что ты всегда был по девочкам... – выдавил Питер наконец невнятное и снова зашелся хохотом, перемежая его словами, – да пусть мальчишка хоть сто раз... эмм... “девчонка”, анатомически он всё же мужик!

Питер при этом старался не смотреть на “мужика”, который от обидных слов задышал взволнованно и часто, от чего вырез платья приоткрылся шире, демонстрируя почти всю левую грудь и милую у соска родинку. Всё равно это был не аргумент, при наличии между ног члена.

– Вы слишком заигрались, мальчики, в гетеросексуальную сказочку, – продолжил хихикать Питер. – Я еще могу понять Стайлза, ну, нравится быть девочкой, ну, кружева, чулки... все такое... Но ты, Дерек, как мог влюбиться в парня ты? Если конечно, это не очередная ролевушка сценаристов Дома Эха. Боже, психушка тебя все-таки доконала...

Дерек никак не реагировал на тирады Питера. Хмыкнул и очень обидно сказал:

– Перестань хихикать, дядя. У тебя классическая истерика обманутого мачо. Не понимаешь – не лезь, я уже сказал.

– Так объясни! – вспыхнул Питер. – Открой мне глаза, будь добр, на ваши безумные игрища.

– Ну я же уже сказал, насколько все непросто, – пожал плечами Дерек, игнорируя сарказм, и взял Стайлза за руку. – Тебе прочитать лекцию о трансгендерности? Объяснить, как некоторые люди рождаются с полярной идентификацией собственного пола? И вожделея в сексуальном плане однополых актов, гомосексуалистами не являются, потому что воспринимают себя человеком противоположной гендерной принадлежности?

– Иди ты, причем тут какая-то полярность... – проворчал Питер, прекрасно понимая, по-врачебному мысля, правоту племянника. И почему-то безмерно огорчаясь от только что осознанной истины, что Стайлз – не гей, и Дерек – не гей. Что оказалось всё по-гетеросексуальному скучно.

Все же не удержался от злостной, не очень-то честной, неделикатной шпильки:

– Когда недавно я держал в руке чьи-то теплые пенис с яичками, мне о полярности думать не представлялось возможным.

Стайл покраснел, впервые показавшись Питеру ненаигранно беззащитным и смущенным. Какими и должны казаться беспомощные самочки, которых, по законам этого блядского мира, помешанного на сексе, сильным мужчинам должно защищать.

И пока Питер приглядывался к переменившемуся любовнику, вспомнив наконец-то, что эта гламурная дамочка на самом деле три дня назад в его объятиях была милым неопытным мальчишкой, которому отчего-то не понравился их нормальный анальный секс, Дерек тихо зверел.

– Ты... что делал? – спросил он Питера тихим свистящим шепотом, обещающим нешуточную бурю. – Ты хочешь сказать, что у вас настолько все далеко зашло?

И в этот момент Питер с подростковым торжеством вдруг понял – он не один здесь дурак непросвещённый. Что Дереку наставили рога. И – с неожиданной злостью на Стайлза – что юный любовник действительно может оказаться хитрой, расчетливой сукой.

– Молодец, девочка, – сказал со знатной издевкой ему, – прекрасно крутишь парнями.

Стайлз, как ни странно, принял сказанное за комплимент и хищно очередному обвинению улыбнулся. Теперь он вообще не напоминал себя прошлого, давнего, а тем более – вчерашнего, как будто платье, серьги, чулки и остальные мелочи женского гардероба его неузнаваемо преобразили не только внешне, но и внутренне, дав силу и магию настоящей стервы. От неуверенного в себе мальчишки не осталось и следа.

“Ах, какой! Или... какая?” – еще раз с мазохистским удовольствием подумал Питер, прекрасно осознавая в себе тягу именно к таким женщинам. С которыми тяжело уживаться, но легко трахаться, потому что на таких легко встаёт.

У Дерека же была своя трагедия.

– Как ты могла на это пойти? – прошипел тем временем он, открыв для себя только что свершившуюся, окончательную измену, в которую до этого не верилось.

Питер же на его фразу показательно закатил глаза – вечер стремительно превращался в сопливую мелодраму.

– Как ты вообще смогла сделать это? Позволить ему? – снова и снова задавал те же вопросы младший Хейл, несчастливо оказавшийся тем, кому как раз-таки не позволяли.

– Так получилось, – размыто ответил Стайлз, а Питер ощутил, как чем-то больно кольнуло в сердце, да так, что он был вынужден страдальчески поморщиться – коту под хвост три месяца переписки; волшебное время, в течение которого неприкосновенность мальчишки, да и его собственная – была одной на двоих, общей их эрогенной зоной, которая сразу же стала какой-то нечувствительной, как только соединились они физически.

Это не могло означать того, что Стайлз позволил Питеру только потому, что “так получилось”. Они двигались к этому слишком долго, по меркам Хейла, чтобы вот так легко отмахнуться от зарождающихся отношений ничего не значащей обидной фразой.

– И что, он был с тобой очень нежен? – тем временем поинтересовался Дерек зло.

– Нет, не был, – припомнил Стайлз и, не обращая внимания на отвернувшегося с досадой Питера, признался, – но мне понравилось.

Питер вздрогнул, удивленный, но Дерек... Дерек казался абсолютно изумленным.

– Тебе... что? – спросил он с мукой.

А Стайлз, растеряв вдруг сучье, шкодное, испортил окончательно всё.

Он перевел глаза на Питера и стал смотреть, как будто... как будто они, случайно познакомившись в странном месте, случайно поцеловались, случайно чуть не переспали, случайно обменялись адресами электронки и долгих три месяца переписывались втайне ото всех, с жаждой обыкновенных влюбленных ожидая каждого последующего письма и, наконец встретившись через столь долгое время, случайно переспали, поняв, что всё, что было между ними – не случайно.

Питер присмирел под этим взглядом. Он вспомнил отчётливо их неудачное свидание и все случайности, произошедшие с ними, даже физиологические, стали понятны: все сошлось, сделав картину полной.

– Перестань мучить его расспросами, Дерек, – вступился он за Стайлза, по-джентльменски перетягивая огонь на себя, все-таки купившись на примитивные уловки обиженной самки, или же просто впечатлившись бесхитростной похвалой своим достоинствам, которые продемонстрировал он любовнику за неловких пятнадцать минут в темной спальне.

– И почему же я не могу ни о чем спрашивать? – едко поинтересовался Дерек, убийственным взглядом посмотрел на съежившегося в своём стильном платье Стайлза и продолжил, – я имею право знать. Я, вроде как, сторона ущемленная. Если не сказать – униженная. Да, моя девочка?

– Перестань, Дерек, – тихо прошептал Стайлз. – Разве тебе непонятно? Почему вышло так?

И Дерек, и Питер с одинаковым любопытством уставились на него. Не было им понятно. Нисколечки.

Стайлз обреченно вздохнул.

– Питер хотел меня.

Какое исчерпывающее объяснение, с дурацким весельем подумалось Питеру. Хотел он его, представьте. А Дерек, что же, не хотел? Или хотел, но не так сильно?

Видимо, было в этом какое-то особенное различие. Или, скорее, противоречие между понятиями “хотел” и “любил”, иначе зачем бы Дереку так снисходительно начать Стайлзу это противоречие объяснять?

– Я тоже всегда хотел тебя, Одри, – признался он наконец на радость Питеру в тщательно скрываемой, махровой голубизне. – Любил, ждал и хотел. И запомни, я всегда хотел именно тебя, а не твое мальчишеское тело, которое тебе дано было при рождении и которого ты не хочешь иметь.

Вот так, Питер, шах и мат. Теперь ты выглядишь похотливым сорокалетним распутником, купившимся на мальчика-андрогина, а Дерек – святой.

Стайлз возмутился.

– Питеру не нужно было чего-то дожидаться, – сказал он что-то малопонятное, но Дерек понял с ходу – отвернулся, красиво нахмурившись, будто бы Стайлз сказал что-то до ужаса нетактичное.

– Ему – нет, мне – да, – кивнул. – Но это не оправдывает твоей безответственности и не делает меня чудовищем. Это лишь обстоятельства, которые мне не побороть.

Стайлз смотрел маленьким волчонком, внезапно из красивой накрашенной стервочки превратившись уже не в робкого мальчика, а в обиженного ребёнка, которому про ответственность никто еще не объяснял. В маленькую девчушку, так и не дождавшейся от отца сказки на ночь.

Женщинам, так уж устроен мир, хочется быть желанными. Даже если и спрятаны они в мальчишеском теле с рождения.

Питер покачал головой, только сейчас осознавая размеры катастрофы; понимая, что невинные игры с переодеванием – это всего ишь игры, которым здесь не место.

А Дерек планомерно продолжал Стайлза убивать.

– Ты понимаешь вообще, что между вами произошло?

Он перевел горящий взгляд на дядю и, не церемонясь, объявил:

– Ты в курсе, что он – гей? Что никогда с женщинами..

– Минуточку, дорогой, – возмущенно перебил его Питер. – Раз мы подошли к оглашению моей ориентации, позволь уточнить – я не гей. Да ты же сам мне это доказывал недавно! Скорее, бисексуален.

Прозвучало так себе, Питер сразу понял. Это его неуверенное “скорее”.

Но Стайлз ухватился за утверждение из последних сил.

– Он бисексуален, Дерек, – повторил эхом. – И иногда совсем не важно – кто какого пола, потому что есть много других моментов в общении...

– Мы говорим о сексе, Одри. А не о том, что вам с Питером по душе одни и те же фильмы, – прервал Стайлза Дерек. – Знаешь такой термин – пансексуализм?

Стайлз отводил взгляд. Стайлз нервничал и сомневался. Ему хотелось верить в то, что вовсе не важно, что у тебя между ног; что важно лишь количество писем, отправленных в далёкий Нью-Йорк влюбленным мальчишкой. Или девчонкой. Неважно.

– Я знаю. Знаю... этот, как его...

– Пансексуализм.

– Пансексуализм.

– Отлично, – улыбнулся Дерек жестоко. – К Питеру этот термин не относится. Пансексуалу неважно – с кем. Питеру – важно. Важен твой... член, например. И если тебе так захотелось секса – полноценного, я хочу сказать, то стоило обратиться...

Дерек страдальчески поморщился, мотнул головой и поправил себя же:

– Ни к кому обращаться не стоило, Одри. Я... я всегда думал, что мы справимся с этим сами. Что ты сможешь потерпеть до операции... Будешь держать себя в руках. Потом бы... Потом бы в руках тебя держал я, и поверь мне, сделал бы это гораздо лучше моего дяди. Который уже не так молод и вынослив. Если уж говорить о сексе. Прости, Питер.

– Ну все, хватит! – взорвался Хейл. – Дерек, ты слишком далеко зашел. Я... понимаю, с трудом конечно, но понимаю, что задел твои чувства. Посягнул на твою... эмм... твоего, твою девушку. Но ты мог бы и сказать о своих отношениях. Я спрашивал тебя, ты забыл?

– Не забыл, – ответил Дерек. – Но ты спрашивал о пациенте, которого я справедливо попросил тебя не трогать. Медицинский аспект здесь был несколько важнее моего личного отношения.

– А что скажет на это сам больной? – язвительно повернулся к Стайлзу Питер, уже запутавшись, кто кого здесь обманул больше.

Хотелось заодно так же язвительно поинтересоваться у капризули-любовника – что же Питер сделал в постели не так? Чем заслужил трехдневное молчание?

Но это враз сделалось каким-то неважным, на фоне таких-то проблем.