Текст книги "Химера (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Стайлз от вопроса снова не растерялся. Только что выглядел угнетенной тираном несчастной девчонкой, легко сыграв эту непростую роль, а теперь, вернувшись в исходное состояние, с беззаботностью прожженной стервы так же легко готовился Питера сдать.

– А я говорила, что у меня есть парень... Дерек, я говорила ему, что не могу... Но Питер... Ты же меня не слушал! Да ты же практически насильно меня увез! – хлопая длинными ресницами пролепетало нежное создание в шелковой платье, своими репликами напрочь сметая всё настоящее, правильное, возвышенное, что между ними было, вычеркивая из истории тот первый вечер, где Питер благородно мальчика пожалел, чтобы потом три месяца обмениваться с ним нежными письмами. Оставив в списке только эпизод невнятного секса, который почему-то как раз хотелось забыть.

И вот тут Питер понял, как снова ловко выставлен подлецом перед племянником, поставленный в известность, что посягает на чужое, и все же продолживший посягать. Чтобы потом завлечь беззащитного юнца в сети, насильно увезти в отель, где и предаться с ним анальному греху...

Когда тебе сорок, ты опытен и опасен, то именно ты в финале будешь плохим парнем, уступив роль невинной фиалки двадцатилетнему хитрецу.

И явно довольный сыгранной партией, Стайлз, обрывая разборки, позволил себе оскорбленно выплыть из-за стола и удалиться в комнату для... девочек, разумеется.

– Не говори, что купишься на это, – сразу же сказал Питер. – На эти бесталанные оправдания.

– Не куплюсь, – покачал головой младший Хейл и все же в отсутствие дамы не упустил возможности сказать все то, что думал про дядю.

– Тебе показалось забавным наверно, Питер, или скорее пикантным, наличие бойфренда у молодого человека, про которого я утверждал, что он не гей. Весело наверно было совращать неопытного мальчишку за спиной у его партнёра...

Питер его перебил, не дослушав.

– Стайлзу уже двадцать, пора было совращать. Тем более, если он на самом деле такая изворотливая...

Питер не позволил себе оскорбления, оскорбившись сам. Отчаянно пытаясь забыть свой пыл, с которым ласкал, с которым дефлорировал. И как на самом деле было...

хорошо-плохо. Как просто – было.

– Ты должен понять, Дерек, – сказал он серьезно, – никто никого не насиловал, и Стайлз принял то решение, которое он принял, самостоятельно. Естественно, я никуда его насильно не увозил. Мы одновременно захотели нормально потрахаться. И мы потрахались.

– Питер! – возмутился Дерек.

– А что? Что такого? – Питер вскинул брови. – Ты-то давно не девственник, но, как я понимаю, со Стайлзом отчего-то не спишь. То есть, ты спишь, но не с ним. Так?

И вдруг он понял – почему.

– Тебе не хо-очется! Господи, Дерек, ты просто физически не можешь трахнуть его!!! Тебя совершенно точно тошнит от его мужской анатомии и ты даже представить не можешь того, что когда-то окажешься в постели, где твой член не будет единственным!!! – выпалил очевидное, грубое, мысленно усмехнувшись тому, как привычно мозг выстраивал банальнейшие схемы отношений, ошибочно видя причины неуспеха Дерека лишь в том, что ему почему-то “не дают”.

Возможно, и Питеру-то дали лишь потому, что он захотел взять. Такого вот неправильного, двуполого мальчишку, которому нравится быть девочкой.

– Ты не имеешь права меня судить... Гетеросексуальность – свойство врождённое, и неприятие однополой анатомии... – начал Дерек.

– Да я и не сужу никого, – успокоил его Питер, – ты слишком серьёзно все воспринимаешь. Прости, что обозвал тебя несостоятельным, но это... правда? Это правда. Единственная во всей вашей истории. Зря ты вообще накинулся на Стайлза, проблемы ваши не от того, что у кого-то запутанный диагноз, а от банальной недосказанности. Вот кто мешал тебе всё с самого начала мне рассказать?

Дерек покачал головой.

– Это всегда было слишком личным. А если бы мне понадобилось для поддержки плечо, то я твоё бы никогда не выбрал, – сказал пусть обидно, но честно. – У нас с Одри все наладится, я уверен... Как только она пройдёт процедуру трансперехода. Мы станем совместимы в половых вопросах и я ей дам все необходимое для того, чтобы чувствовать себя сексуально удовлетворенной женщиной. Но для этого ей нужен покой – половой и эмоциональный, и ты, Питер, мешаешь.

– А может спросим для начала Стайлза, мешаю я или нет, – потребовал Питер. Однозначно уже отвергнутый, и все же упорно добивающийся непонятного мальчишки, так неожиданно столкнувшего их с Дереком лбами. – Может, Стайлзу моё плечо покажется не таким уж хлипким, каким видишь его ты... Может то, что я так удачно затащил его к себе под одеяло, как раз и доказывает...

– Перестань, – поморщился Дерек. – Что бы там Одри ни говорила, как бы ни нахваливала тебя, ваш постельный опыт просто не мог быть положительным, я как психиатр, более чем уверен в этом. Она попрактиковала с тобой...

Дерек поморщился ещё раз, уже более брезгливо.

С усилием продолжил:

– ... анальный секс. У вас же дошло до этого, верно?

Питер стойко молчал, никак не подтверждая домыслов племянника: то ли желая помучить его неизвестностью, а скорее – что было удивительно – охраняя единственный интимный их момент со Стайлзом, которым даже ради самцового хвастовства не хотелось делиться.

– Значит, дошло, – скривился Дерек еще сильней, правильно поняв это молчание и исказив гримасой отвращения свои точеные черты. – Но опыт – это лишь опыт, который в случае с Одри, вряд ли перерастет в регулярную привычку. Потому что она – девушка. И когда у нее появится соответствующий орган, я буду, прости, дядя, за уточнение, трахать ее именно туда. А задницы мы оставим вам, геям.

Это было до жути обидное примечание. Будто бы девушки никогда не шалят со своими попками. Только вот Питер понимал – на девушек ему наплевать, прелестные девичьи ягодички его в этом случае не интересуют. И именно в этом была проблема и был ответ.

Дерек вздохнул, казалось бы, с облегчением, видя задумчивое лицо дяди.

По-человечески попросил:

– Ты должен уехать, это единственное, что ты можешь сейчас сделать для неё.

– Для тебя, – поправил его Питер. – Ты говоришь сейчас лишь о себе. Чтобы быть уверенным абсолютно, я должен спросить его.

– Спрашивай, – пожал плечами Дерек и спокойствие его очень Питеру не понравилось.

В тяжелом молчании они дождались Стайлза, который ловко лавируя между столиков, качая тощими бёдрами, прошел к своему месту.

Питер смотрел на него – такого странного, непохожего на себя – с долей гадливости, а Дерек – с явным восхищением. С любовью в сияющих глазах. И если там и было что-то ещё, что-то хищное, почти жестокое, то Питер не понял – что это.

– Мы тут обсуждаем дату отлёта Питера, дорогая, – церемонно обратился Дерек к своей даме. – Он у нас хирург и очень занятой...

– Что, суд Линча окончен? Да, Дерек? – с прелестной иронией в голосе пропел мальчишка. – И что я пропустила такого интересного, что ты перестал меня казнить за мою... за мою...

Интрижку.

Именно это слово просилось на язык, но Стайлз почему-то не сказал его. Не считал так, или не хотел обижать и так уже обиженного Питера? Было непонятно. И тревожно.

– Питер уедет завтра, Одри, – не стал ничего объяснять ему Дерек, как будто не слышал ничего, – только спросит тебя кое-о чем.

– Стайлз, – обратился Питер к любовнику, вдруг ощутив смертельную потребность быть нужным, быть близким, быть тем, кто не побрезгует мальчишеским телом и не будет ничего ждать, а возьмёт такого, как есть, здесь и сейчас.

– Стайлз, – бархатно позвал он снова, коряво пытаясь объясниться, – я знаю... догадываюсь, что сделал что-то не так... там, в отеле... Я понимаю, у нас слишком быстро произошло... Я же не знал, что ты... В общем, мы совершенно не готовились к этому, не говорили об этом, когда ты писал...

Дерек скривился, импотент-ревнивец.

Питер продолжил, хотя было неожиданно гадко, вот так, при ком-то третьем, потеряв ощущение необходимой приватности, молить мальчишку о предоставлении еще одного шанса. Была же у него возможность умолять его наедине, на коленях и со слезами, если бы Питер искал разговора до этого вечера именно с ним, а не с Дереком. Если бы догадался найти, словить по дороге из дома, например, в магазин, на этот раз действительно банально выкрав для объяснения.

Но еще вчера личное объяснение не казалось обязательным. Поэтому сегодня приходилось вот так.

– Стайлз, мы так и не поговорили. И я не понимаю, почему ты...

Это была неверная тактика. Наверно. Весь этот неуверенный обиженный тон. Или же просто уже ничего нельзя было спасти, когда спасти как раз захотелось.

Стайлз опустил голову и неуверенно пробормотал:

– Уезжай, Питер. Тебе... не надо...

Ну, вот и всё.

Разочарование и облегчение плотно срослись в одну единую эмоцию. Питер не знал, что сказать и если уповал на победное выражение лица Дерека, чтобы уж были веские причины затеять драку за прекрасного принца в платье, то надежды его не оправдались: Дерек смотрел по-прежнему устало и лишь немного напряжённо. Он нашалившего в его угодьях дядю с миром отпускал. И грех было не воспользоваться свалить нахрен из этого сумасшедшего дома. С немного покалеченным эго, но в общем и целом – безнаказанным.

И Питер, разочарованный, злой, вспоминающий с сожалением о трех сотнях электронных писем, которые все до единого придётся жестоко удалить безвозвратно из памяти компьютера, возможность эту решил... не упускать.

Странно, он все еще ощущал себя влюблённым, и тут же оскорблялся на то, как с ним поступили. Замечая, как сильно ударило это и по самому Стайлзу, который, может, и не догадывался о самой возможности своего сексуального фиаско, но так обидно и, главное, стыдно, убедился в этом. С Питером. Спасибо.

И пока Дерек рассчитывался по счету, пока Стайлз-Одри ловко пудрил свой нос, скрывая за очередной маской какую-то истину, Питер мучительно заставлял себя думать о правильности принятого за него решения.

Он осознал, что и правда ничего – ничегошеньки – не знал!

Ему так и не показали полной картинки, и что теперь толку биться за вражеский штандарт, за ненужные ему сиськи – вон, Дерек для этого есть, боец еще тот, ведь как-то справлялся пять лет с этим, пусть дальше ведет свою предначертанную обстоятельствами войну.

А убежав от всего этого, бремя ответственности (и за лишение девственности в том числе) волшебным образом с плеч исчезнет.

Действительно – так лучше.

Сейчас неуместно геройствовать, драться за прекрасную даму и увозить ее в закат. Тем более, что Питер как-то не рассчитывал, увлекшись парнем, везти в свою нью-йоркскую постель кого-то совсем другого пола.

====== Глава 7 ======

Я поступаю правильно. Я поступаю правильно?

На следующий день эта мысль, еще вчера мелькавшая в голове у Питера утверждением, приобрела явственную вопросительную окраску. Дополнилась другими мыслями-вопросами, настойчиво предлагая анализировать. Думать, рассматривать варианты, искать решения...

Питер оказался, по уверениям директора-всезнайки, совсем не тем, кто Стайлзу нужен. Ладно, не тем. Пускай. Эта причина не годится. Но он же взрослый, разносторонне развитый человек. Он понимает суть проблемы, в том числе и чужой. Он может помочь. Теперь-то да. Проблема не его профиля, ладно, но можно же всегда наверстать! А если не получится, ни в коем случае не отказываться от тяжких обвинений, которые он должен непременно искупить, и непременно лично, ответив за попытку совращения юного мальчика, который вовсе не мальчик (к делу не относится).

Признаться уже наконец, что не только пытался, а совратил его, согрешил с ним, влюбил...ся.

Тут Питер сердился на самого себя. Понимал, но не принимал того факта, что и влюбленности такие случаются, недолговечные, и одноразовый ошибочный секс, после которого никто никому не должен... И вспоминать, какой мальчишка был с ним на расстоянии веселый, нежный какой, оно пустое, лишнее, куда как сорокалетнему мужчине не приличествующее...

Именно поэтому на следующий день Питер находился не в очереди на регистрацию своего рейса, а настойчиво стучал в двери кабинета директора дома Эха, невыспавшийся и злой. На себя, взрослого и ответственного, прежде всего.

– Дай мне его историю болезни, – потребовал он вместо приветствия, как только Дерек его в кабинет свой впустил.

Дерек, понимая, усмехнулся.

– Что, решил не отступаться от неё?

– От него, – на автомате поправил его старший Хейл.

И Дерек снова нехорошо усмехнулся. Полез в тумбочку стола, достал ключ от сейфа и тут же, при Питере, его открыл. Грохнул о столешницу тяжелой папкой.

– Читай. Ради бога.

И мрачно смотря, как Питер жадно тянется к бумагам, жестко произнес, словно условие выдвинул:

– Только сначала скажи мне – почему?

– Почему – что? – бесталанно делая непонимающее лицо, переспросил Питер.

– Почему ты так упорно продолжаешь во всё это лезть? – уточнил Дерек устало и вымотано, как будто не спал всю ночь, и Питер вдруг понял – так он и было.

– Потому что... – протянул, словно на экзамене, когда совсем не знаешь темы, и что вообще надобно говорить и просто тянешь время. – Ну... Знаешь, мальчик мне не чужой. И я несколько озабочен его проблемами...

Он встряхнулся и продолжил уже увереннее, будто нащупал мысль, которую можно было бы развить, а попросту заговорить экзаменатору зубы.

– У вас, прости, не очень-то здоровые отношения, которые мне уже не так неинтересны, как интересен сам диагноз. Пусть и не моего профиля. Так вот, об отношениях... Ты слишком строго с мальчиком обращаешься, если не сказать – грубо. А он очень раним.

Дерек тяжело вздохнул.

– Как же смешно, Питер, – покачал головой. – Вот ты с каким-то прямо ослиным упрямством продолжаешь, а точнее, никак не можешь смириться с доказанной феминностью моего пациента, а стоило ему, тому самому, который привлек тебя мальчишкой, надеть шелковое платьице, ты сразу занял позицию агрессивного самца, стереотипно копируя предписанное нам поведение в отношении беспомощной самки. Поверь мне, Одри защищать не нужно. Её уверенность по отношению к своей проблеме, с которой она сроднилась и живет, дает ей силы жить дальше. Она готова принять свою сложную взрослую жизнь, которая обошлась с ней неласково. Она готова принять меня. Такого, какой есть. И нам не нужен третий.

Дерек задумчиво терзал край толстой папки и всё не хотел ее отпускать.

– Теперь ответь наконец на вопрос – зачем тебе нужна Одри? – спросил снова.

Питер раздраженно пожал плечом.

– Какая тебе разница, – буркнул, прекрасно понимая, что нужно бы ответить, и непременно правду.

– Какой ты, все-таки, трус, – сказал Дерек презрительно, но Питер проглотил.

Пальцы его, легко касающиеся обложки папки, впились в нее еще сильнее. Еще сильнее со своей стороны стиснул обложку и Дерек.

– Тебе так сложно признаться, что ты элементарно влюбился? В неё?

– В него, – опять машинально поправил его Питер и чертыхнулся. – Влюбился! Да! Вот обязательно тянуть из меня это сраное романтическое дерьмо? Тебе доставляет удовольствие знать, что я в свои сорок... так глупо, так неуклюже... в мальчишку, в пацана, который даже и мальчишкой назваться после всего этого не может, потому что... потому...

Озвучить диагноз не получилось, слишком уж фантастически он звучал. Но верить в него приходилось: Питер прекрасно понимал – Дерек не будет ему врать, устно его озвучивая. Но как же хотелось убедиться самому, лично. Своими глазами увидеть сводки анализов, заключения психологов, эндокринологов, психиатров... Потрогать эту редкую девиацию, материализованную на бумаге в причудливую мозаику узкопрофессиональных шифров.

– Ему ведь тоже не всё равно. Он тоже мог, в конце концов, влюбиться, – самоуверенно произнес Питер, вдруг вспомнив, какими глазами смотрел на него, уходящего, Стайлз в том ресторане. Напрочь слетел с него в ту минуту стервозный налёт, да и вся женственность разом, и стал он прежним, неугомонным, впервые влюбившимся юношей, которого некрасиво предали. – Он...

– Она...

Питер вскинул глаза на спокойного Дерека, так уверенно произносящего местоимение женского рода по отношению к очевидному мальчику, осознавая себя безоружным, в то время как хорошо подкованный в вопросах тонких душевных материй племянник, мог разбить его точку зрения множественными аргументами, противопоставить которым Питер по незнанию ничего бы не смог.

– Ну ладно – она, – согласился он с усилием. – Она... имеет право выбирать. И разве тебе не жалко? Мальчика, девочку, не важно... Стайлз же живой человек, со своим мнением, чувствами...

– Живой человек сказал тебе вчера “Уходи”, – жестко напомнил Дерек, – разве так поступают влюблённые люди?

Дерек победно улыбнулся краешками губ.

Продолжил:

– А всё потому, что Одри отчетливо осознает то, до чего ты пока еще не додумался. То, что ваша связь ни к чему не ведет. Сменив пол, она перестанет быть тебе интересной. Потому что, признай уже это, Питер, тебе нужен кто-то с пенисом и яичками, а не с дыркой между ног. И никакая бисексуальность здесь не поможет. Тебе, в этом конкретном случае, важна гендерная определенность. Тебе нужен парень, которым мой пациент быть не хочет. И, как показала практика – не может. И вот поэтому, как бы Стайлз не был влюблен в тебя, вектор движения его жизни направлен в мою сторону, одновременно отдаляясь от твоей. Он это осознает. Ты, кажется, нет.

Это был очевидный разгром, Питер признавал поражение. Но это не помогало забыть того темного, влажного взгляда из-под ресниц, будто две вишни в вине утонули. Взгляд был влюбленный, взгляд был потерянный. Так не смотрят люди, уверенные в своём будущем.

– Хорошо, – кивнул он Дереку, – я тебя понял. Ты тоже в него... неё влюблен. Ты мне не уступишь. Но раз так железно уверен в диагнозе, в бескомпромиссной уверенности самого мальчишки, то и бояться тебе, Дерек, нечего. Мне необходимы доказательства. Дай мне их.

– Доказательства чего? – кисло переспросил Дерек.

– Того, что вектор движения уже не переменить.

– Ты сомневаешься в трансгендерности Стайлза? – напряженно спросил Дерек, и Питер заметил враждебный огонёк в его красивых глазах.

– Мне просто нужно увидеть это, документально подтвержденное, на бумаге.

– На, – резко бросил раздраженное Дерек и изящным движением кисти подтолкнул папку к Питеру. – Держи. Свои доказательства. Если, конечно, хоть что-то там разберешь.

Питер оскорбленно хмыкнул – хирурги, они те же математики, уверенные в том, что гуманитарные науки, считай, психология с психиатрией – это всего лишь множество туманных слов и никакой определённости.

– Не беспокойся, разберу, – ответил с заметным снисхождением и добавил, – если только ты не будешь навязывать мне своих суждений о пациенте. И перестанешь отзываться о нем, как о какой-то расчетливой суке. Весь вечер давил на него. Обвинял в чем-то... Да элементарно оскорблял!

Питер замолк, припоминая. Припомнил, что и сам был хорош. И что племянник Стайлза сукой, кажется, не называл.

– Я сказал – “стерва”, – тут же словил его на обмане Дерек.

– Ладно, – согласился Питер, – пусть стерва. И даже это было слишком грубым для мальчика, который всего лишь хотел секса, которого ты дать ему не мог... По крайней мере – пока.

– Да перестань ты рыцарствовать, дядя! – психанул Дерек. – Я ничего ей оскорбительного не сказал, чтобы она так сильно нуждалась в твоей защите! Она пыталась мне изменить!!! Она... черт, она не пыталась! Она изменила!!! Учитывая это, я был с ней крайне мягок, не находишь? Не делай вид, что чуть не упал в обморок от слова “стерва”! Она и не такое от меня слышала и не такое говорила сама! Ты думаешь, мы никогда до этого не ругались? Да что ты вообще знаешь о женщинах и отношениях с ними???

– По крайней мере, – заметил Питер, все еще изумленный уверенным отождествлением Стайлза с женщиной, – я девочек своих ни разу суками и стервами не обзывал. Кейт не в счет.

– Да никакая Одри не сука, – подозрительно легко отмахнулся от сказанного Дерек. – Пожалуй, обозначение “сука” даже слишком мягкое для неё. Сукам вообще далеко до этой сообразительной девочки. Потому что Стайлз на самом деле – дьявольски расчетливый и умный бес, с которым ты еще пожалеешь, что связался. И не говори мне потом, что я тебя недостаточно предупреждал...

Питер непонимающе уставился на племянника.

– Девочка, конечно, огонь, – незаметно для самого себя называя Стайлза девчонкой, проговорил Питер, – но иногда все же казалась мне эмм... ромашкой, которую ты весь вечер третировал. И ты теперь утверждаешь, что она... что?

Дерек, кажется, наслаждался каждым мгновением, пока Питер вникал в его нелестные характеристики, данные нежному мальчику Стайлзу.

– Угу, – скучливо качнул головой, – эта милая девочка, которую я третировал, она вовсе не безобидный цветок. Она та самая Елена, то самое зло, которое призвано, поэтически говоря, губить сердца и души, именно этим своим качеством привлекая мужчин.

Дерек посмотрел с жалостью и закончил:

– Мужчин вроде тебя.

Это был перебор, и Питер сердито высказался:

– Ваш диплом, мистер Хейл-младший, еще не дает вам права судить так безапелляционно о своих родственниках. Даже если и перешли они вам дорогу.

– Я не о тебе сужу, – пожал плечами Дерек, – а о мужчинах определенного типажа в целом. Так сложилось, что большинству самцов нравятся больше остальных женские особи из подвида “стерва обыкновенная”. Именно такие женщины одним своим словом или движением пальца (пальца ли?) стирали с лица земли империи. Немаловажно и то, что эта женская порода всегда щедро наделялась природой не только умом, но и отменным темпераментом. У Одри не по годам развитый интеллект и поразительная способность к точному анализу в разных областях. И выше ее ICQ только ее либидо. К сожалению.

Питер смутился. Хотел бы он сказать, какое либидо продемонстрировал мальчик в его постели! Да только стыдно стало чисто по-мужски. Не мог, не пробудил, не выявил. Позор, да и только.

А Дерек все не унимался:

– Тип полового влечения Одри чисто мужской. В какой-то момент ей... надо. До одури, до дрожи в ногах. Наверно поэтому ты оказался в ее постели. Насколько я понимаю, без особого успеха и возможности продолжения вследствие непомерных потуг принять себя и свое тело непеределанным. А попросту говоря – удовольствия она не испытала, а это ли не цель секса?

– А как насчет твоего типа влечения, племянник? – внезапно вспомнился Питеру их малоприятный разговор в ресторане, уж так захотелось тоже хоть чем-то задеть, – мне показалось, или Стайлз действительно намекал на измены?

Дерек и не подумал смущаться.

– Я точно не собираюсь сейчас тебе отчитываться, Питер. Мы обсуждаем не меня, а Одри. Ну, было пару раз, никто из нас не святой. Не мог же я всю пятилетку удовлетворяться минетами только из-за того, что у моего партнера отсутствует правильное отверстие между ног.

– Отличные отношения! Просто прекрасные! Она уличает тебя в походах налево, а ты в ответ, поминая её либидо, называешь девочку блядью, – вырвалось у Питера гневное, так стало обидно за единственную, но, по мнению старшего Хейла, совершенно правильную дырку препарируемого ими Стайлза.

Вышло, действительно, опять слишком по-рыцарски. Потому что девушек нужно защищать. О девушках нужно заботиться. Даже если они – мальчики.

Дерек на это устало закатил глаза.

– Одри – не блядь. Одри – человек, которому из-за гендерного противостояния в собственном теле и собственном разуме трудно насытить природную сексуальность. Эту проблему решит хирургическое вмешательство. А вот твое вмешательство только навредит. Ты, может, и мужчина мечты, Питер, но так же недосягаем для нее, как и любой другой мужчина-гей. Вы не нужны друг другу. А выплески эмоций, такие, как нежданная влюбленность, могут здорово намутить воды. Сбить к черту гормональный фон, как минимум. Как максимум – отсрочить по причине внушенных тобой сомнений жизненно необходимую операцию. А знаешь, как влияет возраст трансперехода на качество хирургических трудов ? Плохо влияет. Чем старше транс, тем менее он будет похож на настоящую женщину, а в юном возрасте Одри ей не придётся стесняться собственного лица. Она сейчас – нежный мальчик. Став девушкой, она эту нежность не растеряет. Если конечно, операция будет проведена незамедлительно, а никак не в тридцать.

Питер сердито слушал и чем больше осознавал правоту Дерека, тем больше раздражался. Как будто эта растущая перед ним громада препятствий во много крат усиливала примитивный инстинкт – завоевать то, что завоевать почти невозможно.

Своей невежливой, неандертальской даже настойчивостью, которую вразрез с принятыми нормами приличий так любят в мужчинах рафинированные аристократки, перетянуть свою нежданную любовь обратно, на сторону Марса, вырвав из плена шелков и кружев, привив привычку довольствоваться лаконичность исключительно мужских чувств.

Дерек был неплохим психологом, надо признать. Он сразу разгадал готовящиеся маневры и сразу же вывалил на своего дядю еще сотню аргументов. В пользу своей кандидатуры, разумеется.

Ты только думаешь, что влюбился, Питер, говорил он, но для этого тебе показали то, что ты так страстно хотел увидеть. Смущение, робость и девственность. Сидел наверно, слезы ей утирал, когда у вас не получилось, кормил пирожными, советовал, казался бедному мальчишке опытным самцом... От важности не лопнул?

Ужасная пошлость, вся эта ваша история, дядя. Юный неопытный неопределившийся мальчик и столичный мачо, который мальчика наконец соблазняет. Одри прекрасная актриса от бога, мне ли не знать. И я знаю. А вот ты Питер, нет. А чтобы любить человека, его нужно хотя бы понимать. Я знаю Одри пять лет. Я знаю, чем она дышит. И промах мой состоит лишь в том, что я безоговорочно ей доверял, что предоставил ненужную свободу, в то время как все последние месяцы – от кутерьмы с прохождением тестов до получения статуса пациента, ожидающего полного трансперехода – Одри была сама не своя от перенапряжения и позволила себе...

– Позволила себе тоже влюбиться? Да что ты так стережешь её! – воскликнул Питер. – Как будто она рабыня и ей ничего нельзя!!!

– Можно, почему нет, – спокойно на его выкрик сказал Дерек. – Но только в пределах разумного. Одри – умничка, одумалась первой, поэтому я, как видишь, от ревности с ума не схожу. Я мыслю разумно и с уверенностью ожидаю того же от неё. А она уже поняла, что ваш роман нежизнеспособен. Теперь и ты постарайся в этом убедиться.

Дерек нервно хрустнул пальцами, и Питер поморщился – как много дурных привычек можно приобрести за время работы в психушке!

– Уезжай, Питер, – снова потребовал младший Хейл и тоскливо глянул на папку с историей болезни. – Ни к чему тебе во всё это вникать.

– Я не уеду, ты же знаешь, – как само собой разумеющееся сказал Питер и сочувственно – впервые – покачал головой, – ну почему ты сразу мне не рассказал обо всем? Когда я спрашивал и у тебя была такая возможность?

Дерек удивленно вскинул брови:

– Я же тебе уже говорил – мы никогда с тобой не были так близки, дядя, чтобы делиться переживаниями, а тем более – любовницами. Да и моё признание вряд ли тебя бы остановило.

– Понятно. Можешь не продолжать. Имея пятилетние отношения, но не храня в них верность, заметьте, ты все же осуждаешь меня за мой легкомысленный образ жизни и думаешь, что принципов у меня вообще нет. Ну-ну...

И тут же полюбопытничал, снова используя любую возможность Дерека зацепить:

– Скажи мне лучше, моралист, как можно возмущаться непутёвым дядей, но мириться с сумасбродным либидо своей псевдо девушки? Она позволила себе... Она три месяца, считай, тебе изменяла! Ты почему-то это упускаешь, делая акцент на факте неудавшегося секса. Она флиртовала со мной у тебя за спиной!!! Тебе самому не противно? Быть с ней теперь? С такой? Которая при первой возможности...

– Возможностей, Питер, было хоть отбавляй, – грустно улыбнулся Дерек. – Но первой не упущенной стала именно эта. К сожалению. А ваша переписка.... Прости, я прочитал, кажется, пару писем. И знаешь, что-то не нашел я там хоть сколько-то опасной романтической составляющей, чтобы вот так полновесно к тебе ревновать. Списал неконтролируемый интерес Одри к тебе на наши хейловские гены и ее уязвимое положение сейчас. И мне не противно. Я слишком давно и слишком сильно её...

Питер не дал ему договорить, он отчаянно не хотел выслушивать сопливые признания, как не желал участвовать в истории чьей-то любви, стоя позади главных героев в массовке.

– Я понял уже – ты её любишь, – продолжил за Дерека. – Насколько, кстати, давно?

– Насколько? – переспросил тот его. – Я кажется, только что говорил...

Питер смешно закатил глаза, высчитывая возраст обоих и слишком уж гаденько ухмыльнулся.

– А, точно, говорил. Бедняжке был совсем неразумной крошкой, когда ты его...

– Перестань, – осадил его Дерек. – Стайлз был шестнадцатилетним...

– ... и ты соблазнил его прямо в машине, подкараулив из школы, как педофил-маньяк? – с надеждой предположил Питер и даже облизнулся.

– Ты просто извращенец какой-то, – махнул на него рукой младший Хейл, даже не обидевшись. – Я никого не караулил, как бы тебе не хотелось услышать именно это. Мы познакомились... В общем, Стайлза пришел ко мне на прием.

Тут Питер улыбнулся еще шире и еще триумфальней.

– Классический случай, мой милый племянник, это твое случайное знакомство в кабинете. Такая медицинская увертюра часто встречается в гейской порнухе второго сорта. Прекрасный девственный пассив пришел на прием к активу в страшный кабинет...

Питер гадко и одновременно сладко вздохнул, уточняя:

– В кабинет уролога, полагаю.

– Ну, всё, – вскипел Дерек, – бери свою папку и проваливай, я не желаю тебе ничего объяснять и делиться.

Ни переживаниями, ни самим Стайлзом, понятливо сообразил Питер и крикнул племяннику уже в дверях:

– Я все-таки желаю услышать полностью и в подробностях рассказ про твои урологические приемы...

Через секунду в голову ему полетел устрашающе жирный том по психиатрии, и Питер еле успел выскользнуть за дверь, с усмешкой слушая, как тяжелый фолиант грохается на пол, а Дерек вслед ему очень темпераментно и яростно орёт “Блядь!”.

====== Глава 8 ======

Пять лет назад

Дерек с отвращением смотрел на кипу больничных карточек, лежащих перед ним. Потом тоскливо воздел глаза к потолку – его помощница уже вторую неделю была больна, а в клинике, как назло, персонала не хватало, поэтому он вынужден был разбираться с распечатками сам, раскладывая их в нужном порядке. Помощница свою работу знала, а потому на столе у Дерека Хейла, прекрасного уролога, два дня в неделю принимавшего в городском госпитале, всегда был абсолютный порядок. К сожалению, не сейчас.