Текст книги "Штормовое предупреждение (СИ)"

Автор книги: Летха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

========== Пролог ==========

Было обидно. Обидно до болезненных мурашек по всему телу и алой вязкой пелены перед глазами.

Цзян Чэн, наследник ордена Юньмэн Цзян и будущий полноправный хозяин Пристани Лотоса, позорно разревелся в голос, утирая слёзы и сопли маленькими кулачками, испачканными в грязи. Тёмно-лиловые рукава ханьфу намокли и покрылись слоем глинистого песка, разбитые в кровь чумазые коленки ябеднически выглядывали из прорех разорванных штанин, а на скуле наливался насыщенным сливовым цветом добротный синяк – Цзян Чэн бежал из дома так быстро, что не заметил коварный каменный выступ и следовавший за ним невысокий обрыв.

И теперь, надрывно воя, несчастный ребёнок баюкал повреждённую ногу и давился солёной жидкостью.

Несправедливо!

Как же несправедливо!

Принцесса, Милашка и Жасмин – самые надёжные и верные друзья – пару часов назад были безжалостно отосланы отцом на другой конец Пристани Лотоса, несмотря на горячие мольбы заплаканного сына. Госпожа Юй страшно ругалась – сначала на отца за его решение оставить в доме беспризорного мальчишку с большими серыми глазами, а потом и на него, Цзян Чэна, – нечего разводить сопли на пустом месте, веди себя, как подобает мужчине и наследнику одной из пяти великих сект. Он и попытался, шмыгая распухшим носом, держал спину прямой, как бамбуковый шест, пока пушистых любимиц вели к причалу, но, завидев лодку, не выдержал – разревелся пуще прежнего и малодушно сбежал.

Даже не попрощался с единственными близкими ему существами и сидел сейчас в какой-то мокрой грязной канаве, похожий больше на детёныша речного гуля, чем на благородного наследника. То жалел себя, то злился отчаянно – на отца, которого впервые в жизни видел таким непреклонным, на матушку, что не смогла отстоять желание единственного и, как он в душе надеялся, любимого сына, на мелкого тощего паршивца, одним своим появлением разрушившего его жизнь.

– Несправедливо! Не хочу так! – надрывно сорвалось с искусанных губ. Цзян Чэн снова потёр воспалённые глаза и сжался в комочек, уткнувшись лбом в колени и пачкая светлую кожу красноватыми разводами. – Не хочу и не буду!

Почувствовав острую боль в спине, мальчик неловко завалился на бок прямо в мокрую гниющую от сырости траву, прерывисто вдыхая прелый аромат.

В воздухе пахло концентрированным озоном и болотной тиной – к Пристани Лотоса медленно, но верно приближалась гроза. И в такт едва слышным на периферии раскатам грома рвалось на части от обиды измученное маленькое сердце.

***

Варвара отточенным движением закинула в рот лекарство и глотнула воды прямо из бутылки. Поморщилась – мерзкий привкус всё равно осел на языке – и снова приложилась к запотевшему горлышку. Минералка не спасала от головной боли, привычные таблетки, впрочем, тоже. Стоило погоде за окном заложить очередной заковыристый вираж, меняя противное яркое солнце на серую хмарь, – виски тут же сдавливало невидимым обручем и не отпускало несколько дней. А потом снова. И снова. Лимит стремился к бесконечности.

Назойливый голос диктора новостей раздражал чувствительную черепную коробку ещё сильнее, и Варвара злобно щёлкнула красной кнопкой на пульте, отбросив пластмассовый прямоугольник подальше. Завернулась в одеяло, мельком глянула на часы – полночь – и опустила гудящую, как улей с разозлёнными пчёлами, голову на неудобную подушку.

Ворочаться как обычно пришлось долго – сон ожидаемо не спешил к ней на свидание. Варвара прокрутила в мыслях прошедший день, прикинула планы на завтра – главное, не забыть купить лекарство, лениво покопалась в детских воспоминаниях – к тридцати годам нетронутых и светлых почти не осталось.

В груди ощутимо запекло – отнюдь не от ностальгических эмоций, и Варвара судорожно подорвалась на постели, комкая простынь в жилистых пальцах. Попыталась дышать медленно и глубоко, но подавилась спёртым воздухом городской квартиры и надрывно закашлялась.

Эти паршивые таблетки вообще собираются сегодня действовать?!

Варвара не глядя цапнула с тумбочки телефон, сощурилась от слишком яркого цвета, ввела четыре цифры кода безопасности и тупо уставилась на незакрытую вкладку браузера с недочитанной китайской новеллой. Всё по законам жанра – главные герои радостно творили лютую дичь, причиняя боль себе и окружающим, и совершенно не задумывались о последствиях своих спонтанных порывов.

– Не до вас сейчас, – прошипела Варвара сквозь стиснутые зубы – боль почему-то не исчезала, как бывало раньше, а продралась в самую глубину тела, забившись в артерии и мышцы. – Какой же номер у чёртовой скорой…

Удушье в глотку ударило резко и беспощадно, а левая рука вдруг перестала отзываться на робкие сигналы мозга – Варвара выронила телефон и рухнула с кровати, приложившись стремительно синеющей щекой о холодный твёрдый паркет.

И провалилась в темноту.

***

Варвара падала долго, словно Алиса в кроличьей норе. Кончики пальцев периодически обжигало то вулканическим жаром, то ледяной стужей, а перед глазами мелькали хаотичные обрывки событий её достаточно-недостаточно долгой жизни. Чтение длиннющего стишка на ёлке в детском саду – глупое голубое платье Мальвины и одинокая просроченная конфета в ответ на все старания. Мама, возмущённо хмыкнув себе под нос, всё же купила в кондитерской шоколадный торт; выпускной ведь – такое важное событие! Школьная линейка, первые друзья, строгая учительница – Варвара, никогда не дружившая с точными науками, заучивала таблицу умножения до слёз, сверяясь с задней обложкой советской тетрадки. Уставший на работе покойный отец – с болью в ногах и недосыпом – но всегда успевавший покатать её на спине разок-другой под мамино ворчание с кухни. И, конечно, манящий запах яблочного пирога – значит, с утра в гости заглянула бабушка.

Надо же, подумала Варвара, как неплохо мне, оказывается, жилось.

Воспоминания вспыхнули печными угольками и развеялись, уступая место другим – тесная больничная палата, въевшийся под кожу запах хлорки, горы анализов в пухлой карточке, ссоры с отцом – постоянная боль сводила его с ума и заставляла срываться на других. Равнодушная мама, давно живущая отдельно, – «ничего уже не поделаешь, Варя», «мне надо работать, Варя», «отец умер, Варя».

Дальше – провал в памяти длиною в несколько месяцев – и работа, бесконечная работа, чтобы не оставалось времени даже подумать о чём-то печальном. Работа, усугубившая её собственные многочисленные хронические болезни, уложившая на белую железную койку под мамину ругань – «посмотри, что ты с собой сделала».

Посмотри, в кого ты превратилась, – бледная тень самой себя прежней с ломкими светлыми волосами и синяками под глазами до самых заострившихся скул. Сломленная и безразличная к миру вокруг, стандартами глотающая обезболивающее и антидепрессанты.

Даже психотерапевт качал головой сочувственно.

Он и не удивится, если узнает о моей незавидной участи, решила Варвара и сморгнула остаточную туманную пелену ошибок прошлого, оказываясь лицом к лицу с густой клубящейся тьмой.

Забавно. Она решила, что это забавно, и мысленно дёрнула своё невесомое тело в сторону, позволяя липким щупальцам забраться в ноздри и рот. Почему-то снова стало тяжело дышать – разве мёртвым нужен кислород?

– …Чэн!

Что?

Надрывный голос, странный незнакомый язык, но вырванная из тела душа, кажется, постигла разом всю мудрость мироздания, так что изумлённая Варвара легко различила имя.

– Цзян Чэн!

Кто?

Варвара, захлёбываясь мутной аспидовой жижей, с усилием рванулась на единственный источник звука, протиснулась, судя по ощущениям, сквозь раскалённую узкую воронку, хрипло кашляя и неистово брыкаясь.

Оглохла на мгновение от наступившей тишины.

И открыла глаза.

========== Глава 1 ==========

Её новое тело металось в лихорадке.

Изредка выныривая из горячечного забытья, Варвара едва могла сфокусировать взгляд, но смутно знакомые и одновременно совсем чужие лица всё же отпечатались на обратной стороне век. Приходила белокожая статная женщина с красивыми аметистовыми глазами – матушка, услужливо подсказала память маленького мальчика, но Варвара решительно отвергла это утверждение – у неё уже была мать и выглядела она совсем не так.

Куда чаще перед взором мелькала сухонькая вертлявая старушка, слишком резвая для своего почтенного возраста, – отточенные движения её расплывались в одно большое бледно-лиловое пятно. Судя по всему, местная целительница. Она аккуратно, но цепко держала голову Варвары за подбородок ледяными пальцами, вливая в рот горькие снадобья, пахнущие полынью и имбирём. Варвара морщилась, но послушно глотала – прошлая жизнь, тесно связанная с лекарствами, здесь сыграла ей на руку.

Тщедушное тельце дёргали туда-сюда, обтирали белоснежными тряпками, смоченными в какой-то гадости, напоминающей по запаху старый-добрый спирт, поднимали осторожно, чтобы сменить мокрые от пота простыни, и опускали обратно на постель, где Варвара вновь забывалась тяжёлым прерывистым сном. Головная боль – самая верная спутница – не пожелала оставить её даже в этом странном месте, а ещё она слышала шёпот из тёмных углов комнаты ночью, находясь на грани между жизнью и смертью. Голос – невозможно было доподлинно различить – мужской или женский – отчаянно звал её по имени.

На второй день ужом проскользнула досадная мысль – очевидно, она не умерла.

Даже отправиться в мир иной по-человечески не сумела, и, конечно, лежала теперь в первой городской реанимации, под тяжёлыми наркотическими препаратами, вызывающими столь абсурдные галлюцинации. Разве видения способны касаться пергамента тонкой кожи со странной щемящей сердце нежностью? Способны взволнованным шёпотом переговариваться у её ложа и бережно подносить к сухим губам фарфоровую пиалу с тёплой водой? Способны ласково гладить по спутанным – тёмным теперь, надо же – волосам и напевать тихонько убаюкивающие мелодии?

На третий день Варвара с ужасом осознала, что это реальность.

Её измученный болезнями организм, вопреки прогнозам врачей, всегда оставался на удивление сильным и упорным и вытягивал её из очередного приступа чего бы то ни было буквально за пару дней, возвращая способность двигаться, разговаривать и даже относительно неплохо функционировать. Здесь же, на смятой влажной постели, пахнущей мускусом и луговыми травами, судя по исправно работающим биологическим часам, она провела уже не меньше семидесяти часов. Никакие транквилизаторы не держали бы её в плену иллюзии так долго. Ни один здравомыслящий доктор не стал бы подвергать организм пациента такому риску.

И ошарашенная Варвара дико вскинулась, отчаянно отбиваясь от рук напуганной целительницы, истошно заорала, хотя на деле с губ сорвался лишь жалкий хрип, метнулась с кровати прочь, запутавшись нескладными ногами в простыне, и рухнула, больно приложившись головой о деревянный столик со снадобьями.

Кто-то закричал над ухом – болезненные импульсы прошили насквозь черепную коробку, а судорога сдавила горло – и Варвара позволила себе позорно грохнуться в спасительный обморок, повиснув на чьих-то руках.

В лихорадочном беспамятстве она плутала по бесконечному лабиринту цветущих вишнёвых деревьев и никак не могла найти выход наружу, а обвязанные белоснежными лентами ветви смыкались за её спиной непроходимой чащей.

Очнувшись, наконец, полноценно, судя по ощущениям, глубокой ночью, Варвара потёрла налитые свинцом веки, позволяя воспалённым глазам привыкнуть к полумраку в помещении, и различила у постели сгорбленную фигуру в фиолетовых одеждах. Держа на весу её маленькую ладошку и уткнувшись лбом в запястье, женщина дышала хрипло и едва слышно, и Варвара с удивлением осознала – гостья спала. Бледная практически до синевы, с растрёпанной косой и в одном нижнем платье, она периодически вздрагивала и поводила плечами во сне, словно пытаясь сбросить наземь неподъемный груз, удавкой обвивший тонкую шею. Варвара вдруг захотела притронуться к матушке кончиками пальцев – на мгновение испытала порыв иррациональной жалости к знакомой незнакомке, но в следующую секунду поспешно отдёрнула руку, будто обожглась о пылающие угли. Неужели она действительно едва не позволила себе испытать глубокое сочувствие к посетительнице? Если эта женщина так переживала за родного сына, почему не обратила внимания на его подавленное состояние раньше? Почему некоторые воспоминания этого тела о ней были наполнены жгучей обидой и непроходимой тоской? Да, смешанной с безусловной любовью чада к родителю, но всё же печалью – колкой и разъедающей, как серная кислота.

Сейчас безутешная матушка молила мироздание о втором шансе для своего ребёнка, не подозревая, что ей не о ком больше молиться. Что нет больше любящего заботливого сына, преданного беззаветно, с восхищённым блеском в светлых глазах провожающего взглядом величественную фигуру в лиловом. Теперь есть только Варвара – уставшая и озлобленная на весь мир. И на эту женщину. И на это место – чужое и незнакомое.

Очень жаль, подумала Варвара, равнодушно глядя в расширившиеся от облегчения, радостного неверия и шока фиалковые глаза напротив.

– А-Чэн!

Мне правда очень жаль, матушка.

***

На утро её разбудили подозрительные шорохи, неловкое копошение, которое нежданный посетитель, впрочем, честно пытался скрыть, и тщательно подавляемые всхлипы.

Варвара недовольно поморщилась, разлепила мокрые ресницы и отметила про себя, что уже довольно поздно – широкие и тёплые солнечные лучи извилистыми лентами пробивались сквозь полуприкрытые ставни и весело скользили по смутным очертаниям предметов в комнате. Она ненавидела ясную погоду всем сердцем, предпочитая бесконечные калейдоскопы ливней и затянутое лохматыми свинцовыми тучами небо, но выбирать пока что не приходилось.

Надрывный плач повторился совсем рядом, и Варвара слегка приподнялась на локте – мягкая лиловая ткань, воспользовавшись шансом, коварно спала с покатого плеча и неудобно стянула кожу.

– Эй, – на пробу позвала она, осторожно оглянувшись по сторонам, – кто тут?

– Цзян Чэн!

Боги, зачем так громко кричать?

Ребёнок, по виду чуть старше этого тела, таращился на неё с пола огромными и полными непролитых слёз серыми глазищами. Его нос покраснел неровными пятнами и распух, словно мальчишка бесконечно тёр лицо рукавом тёмной холщовой рубахи, а пухлые губы мелко подрагивали, без зазрения совести выдавая состояние своего хозяина.

Цзян Чэн, стало быть, её новое имя.

Варвара чудом не застонала в голос, вспомнив так и не дочитанную новеллу, – шутка мироздания оказалась совсем не смешной. Надо сказать, пугающей. И совершенно нелепой в своей абсурдности.

Варвара, замерев истуканом, тупо пялилась в одну точку добрых несколько минут, но маленький гость всё не унимался – прозрачные капли, уставшие держаться на по-девичьи длинных ресницах, бурным потоком покатились по впалым щекам, а сбивчивый шёпот превратился в полноценные истерические рыдания.

Она нервно выдохнула и нарочито медленно развернулась к источнику звука.

Так вот ты какой, Вэй Усянь.

– Почему ты ревёшь? – спокойно спросила она, не посчитав нужным для начала поздороваться.

– А?

Варвара скептично покосилась на залитое соплями и слюнями раскрасневшееся лицо. Ни единого отпечатка хорошего воспитания или хотя бы намёка на приличные манеры на нём не наблюдалось. Подумала тоскливо – вот счастье-то привалило, сроду не имела дел с детьми, три десятка лет успешно избегала отношений и, тем более, замужества, а тут – пожалуйста, получи и распишись, дорогая моя, – вот тебе сходу главный герой истории в загребущие рученьки. Возврату и обмену не подлежит – все претензии к производителям, безвременно почившим в угоду сюжету. Она беззлобно фыркнула себе под нос и стянула со лба едва влажное полотенце, служившее ей компрессом от жара.

– Вытрись, будь добр, смотреть противно.

Мальчишка, часто моргая, с изумлением пялился на предложенную вещь несколько секунд, но потом всё же робко протянул руку. Впрочем, стоило Варваре без задней мысли коснуться чужих тонких пальцев, ребёнок молниеносно отдёрнул конечность, словно напоролся на острые иглы, и принялся сбивчиво извиняться пуще прежнего.

– Прости меня, Цзян Чэн, это я виноват!

– И в чём же ты виноват? – с любопытством поинтересовалась Варвара, усаживаясь поудобнее на постели.

– Это ведь из-за меня… твои собаки… а потом ты убежал… – растерянно пробормотал юный гость и вскинул на Варвару взгляд, полыхнувший затаённой надеждой. – Разве ты… не злишься?

Память тела услужливо подкинула фрагменты недавних событий, и Варвара снова ушла в себя, по крупицам восстанавливая полную картину происходящего.

Новый жилец в их доме – беспризорник и голодранец с улицы. Отосланные собаки – единственные друзья. Ругань матушки. Безразличный голос отца – точнее, местного его аналога – и детские надрывные крики. Её собственные крики. Горечь слёз во рту и болезненное ощущение тотальной несправедливости. Рвущая грудь на куски обида, снежным комом накопившаяся за прожитые годы. Как банально и как знакомо.

– Цзян Чэн! Так ты не злишься? – продолжал допытываться неугомонный приёмыш – даже позволил себе неслыханную наглость: опёрся угловатыми локтями о её кровать и преданно заглянул в глаза. – Я буду твоим другом вместо щенков, Цзян Чэн, честно-честно!

О, я просто в диком восторге, устало подумала Варвара. Всегда мечтала в тридцать делиться секретами с восьмилеткой.

Требовательным взмахом руки она оборвала бессвязный поток детских мыслей.

– Сколько времени я здесь нахожусь?

Вэй Усянь шмыгнул носом.

– Четвёртый день, – мальчишка почесал растрёпанную макушку и всё-таки последовал её дружескому совету – провёл по лицу белой тряпкой. – На первые сутки мы думали, что ты совсем… совсем не очнёшься, – ребёнок поник, плечи его опустились, и Варвара ощутила в груди нечто, отдалённо напоминающее сопереживание. – Я очень испугался!

– Испугался, что тебя накажут?

– Испугался, что ты не проснёшься! – выпалил Вэй Усянь возмущённо и чересчур громко, и Варвара не удержалась – коротко хохотнула в кулак, ощущая на себе удивлённый взгляд. – Чего ты смеёшься? Я не шучу.

– Я знаю, – кивнула она и постаралась изобразить на губах лёгкую одобряющую улыбку. Надеялась, что получился не привычный жуткий оскал, которым в прошлой жизни Варвара пугала нерадивых клиентов на работе. – Я не злюсь, Вэй Ин, – непривычное имя вдруг соскользнуло с языка легко и непринуждённо, а мальчишка внезапно уставился на неё с гремучей смесью священного ужаса и щенячьего восторга во взгляде. Как вообще могут сочетаться эти два чувства, недоумевающе подумала Варвара и почему-то неуютно поёжилась, будто сморозила несусветную глупость.

Кажется, так и было.

– Как ты меня назвал? – с придыханием уронил ребёнок и плюхнулся рядом с ней на кровать, как будто тощие ноги разом перестали держать его.

– Разве это не твоё имя?

– Моё, но…

Какое ещё но.

Что ещё за но?

Не к месту вспомнилась лучшая подруга, мечтавшая уехать на постоянное место жительства в Пекин и прожужжавшая ей все уши о местных традициях и культурных различиях. Язык, история, кулинария, обычаи и обряды – всё вставало перед глазами как наяву, озвученное радостным голосом Ленки. В Китай Ленка, впрочем, так и не попала, – случилась подкосившая весь мир пандемия, и границы заперли её внутри родной страны железной решёткой. Мечта осталась мечтой, и Варвара с тоской подумала, что Ленка бы точно сориентировалась здесь куда проворнее, чем она. Ленке бы здесь даже понравилось. Варвара пока что испытывала только бесконечное раздражение.

– …я не думал, что…

Вэй Усянь ещё что-то говорил, но слова его пролетали мимо, ударяясь об стену россыпью стальных шариков, и Варвара, вопреки своей воле, прикрыла отяжелевшие веки и откинулась обратно на примятые подушки – подступающая мигрень на периферии сознания радостно замахала ей рукой.

– Цзян Чэн? – ей показалось, или голос прозвучал надтреснуто и обеспокоенно? На лоб легла холодная ладошка. – У тебя снова жар! Я позову целительницу!

Лучше сразу апостола Петра зови, вяло подумала Варвара, разглядывая задорные танцы разноцветных мушек перед глазами, – невыносимо захотелось спать.

Но судьба снова не проявила к ней благосклонность – в помещение буквально ворвался лилово-фиолетовый вихрь.

– Вэй Усянь! Что ты делаешь рядом с моим сыном?

– Я… – и без того ломкий голос ребёнка совсем стих под гнётом давящей ауры хозяйки Пристани Лотоса, – я просто…

– Язык проглотил?

Варвара неожиданно разозлилась – к горлу подступила едкая тошнота, оседая прогорклым привкусом желчи на дёснах, – а в груди закрутилась тугая пружина негодования. Кончики пальцев покалывало невидимыми искрами, когда Варвара дерзко вскинула голову, натыкаясь пылающим взглядом на тревогу в чужих глазах.

– А-Чэн?

– Матушка.

Юй Цзыюань, несгибаемая и непреклонная, впервые в жизни растерялась настолько, что даже не сразу нашлась с ответом. Глаза её сына – цвета бушующей неудержимой грозы – полоснули безразличным холодом. Цзян Чэн был разочарован в ней – своей родной матери – и впервые на её памяти не побоялся этого показать.

Варвара внимательно смотрела на застывшую заклинательницу, словно видела изящный силуэт впервые.

Статная и красивая до неприличия.

Суровая хозяйка Пристани Лотоса, славящаяся крутым нравом, вызывающая лишь каплю жалости в море равнодушия.

Измученная и уставшая женщина, просидевшая ночи напролёт у постели бессознательного сына с молитвой на бескровных губах.

Живая. Нуждающаяся в понимании и любви не меньше, чем все остальные люди в этой сломанной семье.

– Матушка, пусть Вэй Ин останется, – мягко, как к душевнобольному человеку, обратилась к госпоже Юй Варвара, усилием воли усмиряя бушующий шторм во взгляде. – Он совсем не мешает.

– Хочешь, чтобы мальчишка… остался здесь?

– Если матушка позволит, – спокойно отозвалась Варвара. Кое-как умудрилась сесть ровно – спина с готовностью отозвалась ноющей болью – и склонила голову в вежливом поклоне. – Этот недостойный сын извиняется за свою дерзость и за то, что заставил матушку волноваться.

Вышло даже почти искренне.

Почти.

Тонкая рука, всё ещё подрагивая, неуверенно держалась за край её нижней рубашки, и Варвара уголком губ улыбнулась Вэй Усяню. Приёмыш поглядывал на госпожу Юй напряжённо, но без тени прежнего страха, и всем своим гордым видом демонстрировал, что от Цзян Чэна его теперь не оторвёт даже матушкин знаменитый кнут. Потому что Цзян Чэн сам попросил его остаться.

Женщина покачала головой, растерянно махнула рукой и, развернувшись к подоспевшей целительнице, погрузилась в неторопливый разговор о физическом и духовном состоянии сына. Варвара по инерции крепко сжала чужую маленькую ладошку в своей руке, внимательно прислушиваясь к каждому слову, запоминая и анализируя сказанное целительницей.

Следовало как можно скорее твёрдо встать на свои новые ноги.

========== Глава 2 ==========

Оправившись от болезни до той разумной степени, когда она не рисковала бы потерять сознание от каждого лишнего шага, Варвара решительно окопалась в библиотеке, обложившись пухлыми рукописями. История великих орденов, география, трактаты о самосовершенствовании, клановый этикет – к её счастью, маленький Цзян Чэн был достаточно выучен грамоте, чтобы она могла глотать книги одну за другой, прерываясь лишь на обед и сон. На немой вопрос в глазах матушки Варвара только пожала плечами.

– Хочу понимать, не повлечёт ли за собой лихорадка необратимых последствий. Не волнуйся, матушка, я соблюдаю режим, – без капли стеснения в лукавых глазах соврала она: вряд ли можно было назвать соблюдением режима спрятанные в комнате под кроватью книги, которые Варвара не успела проштудировать в библиотеке, и стремительные набеги на кухню за провиантом.

Надо сказать, Вэй Усянь виртуозно воровал мясные булочки. Притаскивал в комнату целую гору, поровну разделял стратегические запасы, а если одна булочка оказывалась без пары – аккуратно разрывал её на две строго равные части, высунув кончик языка от усердия.

– Ты можешь съесть булочку целиком, – однажды сказала Варвара, не отрываясь от увесистого талмуда о формировании золотого ядра. – Я не хочу.

– Значит, захочешь потом, – упорствовал Вэй Усянь.

– Тогда схожу на кухню сам. Ешь.

– Не буду.

Варвара тогда только закатила глаза и отмахнулась – голова пухла от количества информации, непостижимой для её приземлённого разума, и у неё не оставалось времени пререкаться с маленьким ребёнком.

Нетронутая половина булочки пролежала на циновке до следующего утра, покрывшись жёсткой корочкой.

Примерно через неделю после начала её грандиозных набегов на библиотеку скучающий Вэй Усянь стянул у неё из-под носа недочитанную книгу о лекарственных травах и, выразительно нахмурив брови, глубокомысленно всматривался в витиеватую вязь иероглифов несколько минут.

Варвара беззлобно хмыкнула, подперев кулаком щёку, и заправила за ухо выбившуюся из тугой коротенькой косы прядь – всё же, внутри она оставалась женщиной, а новая жизнь для представительниц её пола всегда подразумевала новую причёску. Домашние, к счастью, на смену имиджа особого внимания не обратили.

– Ты умеешь читать, Вэй Ин?

– Умею, – мальчишка задумчиво пожевал нижнюю губу и вскинул на неё жалобно-отчаянный взгляд. – Но, Цзян Чэн, здесь я совершенно ничего не понимаю! – его тонкий палец с обвинением уткнулся в желтоватую страницу. – Ты не думай, я не дурак какой-нибудь… – плечи ребёнка странно дёрнулись, будто в нервной судороге, и Варвара насторожилась.

– Ничего страшного, – медленно отозвалась она, мягко вызволяя помятый текст из чужих цепких ладоней. – Я тоже не всё здесь понимаю, искусство врачевания слишком сложное для непосвящённых, – Варвара аккуратным материнским жестом коснулась тёмной макушки и растрепала и без того всклокоченные волосы. – Почему ты так расстроился?

– Просто мне вообще не нравится, ну, знаешь… читать, – едва слышно выдохнул Вэй Усянь и посмотрел на неё с каким-то иррациональным паническим страхом.

Варвара недоуменно моргнула.

– Ну и что? Тебя никто не заставляет.

– Я должен! – подпрыгнул на месте ребёнок и снова схватил первый попавшийся фолиант. – Я прочту от корки до корки всё то же самое, что и Цзян Чэн, чтобы… чтобы… – первоначальный задор в его голосе надорвался и потух, а красивые изогнутые ресницы предательски дрогнули.

– Чтобы что? – напряжённо поторопила Варвара – русло, в которое уплывал разговор, ей совершенно не нравилось.

– ЧтобынеопозоритьордениЦзянЧэна! – скороговоркой выпалил Вэй Усянь и зажмурился, прижимая книгу к груди, словно самую дорогую в мире ценность.

Опешившая Варвара даже не сразу нашлась с ответом.

– Вэй Ин, – мягко позвала она и заглянула в сверкнувшие от слёз серебряные глаза с максимальным дружелюбием, на которое в принципе была способна спустя тридцать лет жизни в двадцать первом веке. – С чего ты вообще взял, что твоя нелюбовь к чтению опозорит наш орден и меня?

Вэй Усянь посмотрел на неё не по возрасту вдумчиво и крепче сжал свою ношу.

– Я знаю, сколько всего обязаны знать и уметь наследники великих сект, – тихо обронил он, и в тоне отчётливо проскользнуло затаённое сочувствие. – Я не наследник, но тоже не должен подвести орден Юньмэн Цзян своим невежеством, – ребёнок смущённо потёр шею и устало выдохнул, словно потратил всю накопленную с рождения жизненную энергию на две последние сказанные фразы. – Дядя Цзян приютил меня в Пристани Лотоса, а Цзян Чэн позволил быть рядом с ним. Я должен… соответствовать. И я буду учиться.

Должен соответствовать?

Варвара злобно зашипела сквозь стиснутые зубы.

Для неё, выросшей в заботливой и по-своему любящей семье, было поистине абсурдным жить в соответствии с чьими-то ожиданиями. Лезть из кожи вон лишь для того, чтобы тебя похвалили и оценили по достоинству? Идти наперекор своей собственной индивидуальности, чувствуя себя обязанным посторонним людям до конца своих дней?

Вполне достаточные причины, чтобы в итоге возненавидеть весь мир. И чтобы не отличающийся терпимостью мир радостно возненавидел тебя в ответ.

Варвара хмуро зыркнула на съёжившегося мальчишку из-под челки.

– Не желаю больше слышать ничего подобного, – сурово заявила она, складывая руки на груди. – Никогда.

– Но, Цзян Чэн! – мальчишка снова вскочил и тут же грузным мешком осел обратно на циновку, вжимая голову в плечи. – Я опять тебя разозлил?

Какое ещё опять?

Поведай-ка мне, мироздание, тоскливо подумала Варвара, что я должна сказать несчастному ребёнку, которого всего пару недель назад вдруг забрали с улицы в тёплый дом? Он до сих пор шарахался от матушки и сестрицы, даже на главу Цзян поглядывал с вежливой осторожностью (и в этом Варвара Вэй Усяня понимала – новый отец ей не нравился от слова совсем). Ходил хвостиком за самой Варварой и с любопытством косился на адептов и слуг, но сам завести беседу с кем-либо до сих пор не решался и пока ничем не напоминал юного себя из знакомого ей канона. Варвара, впрочем, не возражала, но теперь воззрилась на приёмыша с ощутимым неодобрением.

– Разозлил, да? – несмело повторил свой вопрос Вэй Усянь. И глядел при этом так, словно от ответа Варвары зависела вся его дальнейшая жизнь.

– Разозлил, – не стала отпираться она и едва уловимым жестом ладони призвала вскинувшегося мальчишку к тишине. – Разозлил глупыми стереотипами, которыми сам же забил свою голову. Разве кто-нибудь хоть раз упрекнул тебя в твоём нахождении здесь? – Вэй Усянь открыл, было, рот, но Варвара, предвосхищая его реплику, только отмахнулась, – матушка не в счёт, она бы и меня могла выставить за ворота в случае провинности.

– Но…

– Тебя приняли в семью, потому что искренне решили позаботиться, а не для того, чтобы ты чувствовал себя обязанным до конца своих дней и пытался выслужиться. Ты понимаешь, что я имею в виду? – Варвара ненавидела объяснять очевидные вещи, но всё же скрепя сердце сделала скидку на возраст собеседника. О том, как по-философски напыщенно могли звучать её речи из уст собственного мелкого тела, Варвара старалась не думать.

Услышала бы госпожа Юй – не миновать ей пытки Цзыдянем и бесконечными вопросами «что ты за тварь?» и «зачем ты захватила тело моего сына?». Справедливости ради стоит заметить, что под определение «тварь» Варвара вполне подходила, учитывая её концентрированно мерзкий характер, но бездарно упускать второй шанс на жизнь она пока не собиралась, так что в разговорах со взрослыми старалась тщательно подбирать выражения.

Вэй Усянь же вовсе не удивлялся некой периодичной пространственности её суждений – просто решил для себя с первого дня их близкого знакомства, что Цзян Чэн очень умный. И очень добрый. И вообще – самый лучший. Только задумчивый и иногда чересчур грустный. Но Вэй Усянь очень сильно старался, чтобы Цзян Чэн никогда не грустил.