Текст книги "Эклектика (СИ)"

Автор книги: Lantanium

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)

– Никого не встретила, – вслух произнесла она. – Никого не встретила! Странно. Для кого тогда фонари горят? Свалить бы отсюда побыстрее. На людей – не повлияю, на кирпич – тоже, но избежать встречи с ними я могу, верно? Вот и смысл. Пошли быстрее.

Анни не могла понять, что ее пугало больше всего: взирающие сверху статуи, тишина, Лета или неизвестность. Наверное, все же последнее. Проспект был пуст, но кто знает, кто прятался рядом и готовился напасть? Ей было бы спокойнее на открытой всем взглядам, в том числе ее, равнине. Спасительные ворота с трудом различались где-то через сотни три метров. Перед ними возвышалась еще одна статуя – принца Вердэйна Завоевателя. Его вид несколько успокоил Анни, но ненадолго. Молния с грохотом ударила в самую высокую башню замка, заставив снова взволноваться. Странный шторм. «Или чары», – заметила Анни про себя, а вслух сказала:

– Беги, прятаться уже глупо. И находиться здесь сил нет!

В пустом Каалем-сум цокот раздавался особенно отчетливо, до звона камушков, отскакивающих прочь от копыт. Анни поняла свою ошибку, когда ворота впереди затрещали, закрываясь. В городе все же кто-то был, и ранее он не замечал гостей. Вспыхнули новые фонари; молния ударила во флигель дома по правую руку, и тут конь, всхрапнув, точно тигр, стремглав бросился по проспекту. Анни завизжала. После каждого прыжка она больно ударялась о круп, волосы закрывали обзор. Анни догадалась развернуться в обратную сторону (сделать это у нее получилось не иначе как с помощью неестественной удачи) и тут же пожалела об этом. В ореоле из молний и хрустальных крошек за ней летела Лета Инколоре. Анни даже не успела испугаться. Пламя само собой полилось из ее ладоней. Оно перекинулось на крыши домов и окна, начало стелиться по земле и попыталось добраться до Бесплотного клинка, но рядом с Летой огонь хирел и гас. Куда спешил конь, закрылись ли ворота – Анни не знала. Сердце колотилось как безумное, губы дрожали, а руки, наоборот, стали каменными, точно у кронпринца Михаэля, молчаливо взиравшего на город. Откуда бралась сила? Анни не чувствовала в себе ни злости, ни ненависти – чем еще питалось пламя? Ее огонь определенно грыз панику внутри. Страх сменился именно ею, и впереди маячил призрак исступления. Умереть! Ей не хотелось умирать снова. Она еще не все пережила.

Сияние и хрусталь Бесплотного клинка окружили хозяйку коконом. Субстанция постоянно менялась: мигала, выпускала гневные «копья», искрила, темнела и светлела. Иногда от него отрывались куски материи и неслись в сторону Анни. Большинство зарывалось в плиты дороги; очередной удар оказался не таков. Им оказался луч – луч прочертил воздух над головой Анни, заставив ее закричать, и исчез за спиной. Раздался треск, конь запетлял. Почему он не сбросил ее?.. Не было времени думать; не было времени ни на что. Когда-то прекрасное лицо Леты Инколоре притягивало взгляд, оно приближалось, и при желании Анни разглядела бы его до следов выцветших веснушек. Жалость и безумный страх породили нечто, чего Анни не ожидала: пламя стало призрачно-синим, как у Китти Вилариас. Его свет заставил де Хёртц крепко зажмуриться. Раздался высокий свист – конь резко подпрыгнул, и Анни почувствовала, что теряет равновесие.

Перевернувшись два раза в воздухе, она упала в песок и сразу же приподнялась на руках. Ворота, в которых, по всей видимости, пробило брешь заклинание Леты, падали вниз. Конь лежал в паре метров от Анни. Он пытался встать, но мешала передняя нога.

Постройки на крепостной стене горели. Горели синим. Анни пораженно уставилась на собственные ладони. Она никогда не думала, что способна на такое. С каких это пор чужая сила спасает жизнь неудачнице другого созвездия? Анни попыталась повторить триумф, но с кончиков пальцев посыпались только рыжие искры. После пропали даже они.

Конь всхрапнул.

Резко подняв голову, Анни успела заметить вспышку, поглотившую ее четвероногого друга. Лета стояла рядом. С ее одежды капала вода.

Анни попыталась отползти, но непонятный страх, казалось, взял под контроль каждый мускул. Это существо, тьма его дери, только что уничтожило коня, не оставив и горстки праха! Лета повернулась к ней. Где-то на крепостной стене обрушилась дозорная башня, осветив фигуру Бесплотного клинка – белую, как мел, кожу, обтянувшую человеческий скелет, и каскад седых волос. С трудом верилось, что когда-то Лета Инколоре была придворной дамой столицы Хайленда. Нынешняя Лета достойным образом смотрелась бы только смотрительницей кладбища. И на это кладбище, по всей видимости, она собиралась забрать Анни. «Как оптимистично, – подумала де Хёртц. – Теперь мне светит только Бездна, не иначе». Она начала закрывать глаза – смерть не так страшна, если ее не видишь, ведь так? – и вдруг услышала спокойный голос, каким, наверное, разговаривали ангелы:

– Вы действительно хотите это сделать, Лета?

Анни задержала дыхание. Акцент показался ей до боли знакомым. Так говорил мужчина из сна! Мягко обойдя ее, спаситель остановился, закрывая телом от Бесплотного клинка. Лицо Леты, однако, Анни продолжала видеть. Оно скривилось, будто обладательница увидела разрезанного надвое слизняка.

– Вы уже третий раз пытаетесь это сделать, – продолжил мысль незнакомец. – И все три – когда мир храню я. К чему такая неприязнь, Лета? Мы ведь семья, как бы тебе ни хотелось это признавать. Теперь.

Последнее слово поставило Анни в тупик. К чему оно относилось, к наличию семьи или признанию? К тому же… что значило «семья»?..

– Лживый засланный ублюдок, – просипела Лета. – Бродишь по Его миру, как по своему, и вынюхиваешь, вынюхиваешь… Ходишь за Моей Девочкой… Мой Король не верит, а я знаю – Его крови в тебе меньше, чем верности в Клинках! Она тебя прислала, чтобы следить… отобрать… убить…

Анни увидела, что ей протянули руку. Схватившись за нее, де Хёртц с трудом встала. Незнакомец был крайне высок, его профиль окончательно уверил Анни, что именно этого человека она встретила во сне у могилы Полуночного рыцаря.

– Если вас не затруднит, леди Валетта, – с прохладой обратился к ней спаситель, – то я прошу повторить эти же обвинение моему отцу, когда он вернется. Может, хоть этот бред его образумит и вернет к реальности. А пока будьте любезны хотя бы не нападать на мир. И на папиных друзей. Идем, Анни.

Опешив от того, что ее имя известно, Анни послушно последовала за незнакомцем. В голове беспорядочно крутились факты о Клинках. Кем он был? Лета говорила что-то о крови Короля… Анни оглянулась на оставшуюся стоять Инколоре и не могла поверить в то, что произошло. Ее спас синаанец… «Моему отцу», – услышала она в голове сказанные пару минут назад слова.

Ее спас сын Короля.

Анни не нашла ничего лучше, как непринужденно спросить, шагая вровень с синаанским принцем:

– Коник живой?

Спаситель, казалось, озадачился. Прошло с полминуты, прежде чем Анни услышала ответ.

– Думаю, больше да, чем нет, – рассудил принц. – Волноваться о нем в любом случае не стоит. Если бы ты знала этого коня как я, то смерти обрадовалась бы больше.

– Ясно… – протянула она, ощущая себя еще глупее. – А как тебя зовут?

– Можешь называть меня Бетти.

– Это не настоящее имя. Сокращенное!

– Так меня называют близкие. Ты ведь тоже представляешься не тем, что написано в документах. Какое для тебя настоящее: Анни или Анна-Алексия?

Она пробурчала что-то невнятное. Пожар за спиной освещал дорогу. Она вела по берегу, огибая пустыню, и выходила к соединению моря и горной гряды, разделяющей империю на две части. Бетти решил идти напрямик, и Анни мгновенно зачерпнула туфлями песка. Однако думала она не о том. Почему ей так легко рядом с человеком, которого она видит в первый раз? Впрочем, Ричард Оррей встретился тоже «в первый раз», но синаанский вампир был другого мнения. Анни в очередной раз попыталась разглядеть лицо Бетти, но висящее на груди кольцо отвлекло ее. Очевидно, заметив ее внимание, Бетти запахнул белый плащ и спрятал под ним странное украшение. Анни моргнула.

– Я не смогу проводить тебя до Анлоса, – раздался отрезвляющий голос Бетти. – Сейчас мне лучше не появляться на развалинах столицы империи. Не потому что боюсь или что-то вроде того. Там есть человек, то есть… полуэльфийка, с которой мне лучше не видеться. Не время лишаться самообладания. Ты понимаешь, о чем я? Должна.

Анни мотнула головой.

– Последним, что увидело твое прошлое перерождение, стал отчаянный поступок человека, которого он уважал, но, увы, не любил, как человек того заслуживал, – попытка объяснить запутала ее не сколько смыслом, сколько построением. Анни, не понимая, покосилась на Бетти. Тот предпринял еще одну. За руки они уже не держались. – Однажды папа решил построить систему, которая, на его взгляд, давала бы стимул к саморазвитию, к желанию жить благочестиво. Так появились перерождения. Перерождения помнят каждую ошибку прошлого. Каждую упущенную возможность, – голос Бетти едва заметно погрустнел. – Схожие механизмы есть во многих мирах. Пожалуй, они составляют суть всех миров. Я тоже чье-то перерождение и, как ты, не знаю, чье именно. Только догадываюсь – тоже как ты. Любовь подскажет, Анни, – это было произнесено уже с улыбкой. – Любовь подскажет… – он помолчал. – Я не смогу довести тебя до Анлоса, но и одну оставить не могу. Это слишком опасно. Леди Валетта перестала узнавать меня – что говорить о тебе? Она, ослепленная бездной, раздавит мир без оглядки. Ты можешь представить, что когда-то она, смеясь, танцевала на балах Хайленда? Мне с трудом в это верится, а тебе?

Вопрос стал для Анни неожиданностью.

– Ну… – проблеяла она. – Наверное, так всегда происходит, когда сердце забирает Король.

Бетти вздохнул.

– Действительно, – отстраненно заметил он. – Полюбил человек, а сердце забрал Король. Который не хочет принимать, что натворил. Анни, послушай меня внимательно и запомни, что я скажу.

Синаанский принц встал перед ней и наклонился, вновь держа за руку. Анни обомлела: Бетти был до безумия похож на Владыку востока. Только глаза у него были добрые и яркие, как полевые васильки.

– Что бы тебе ни говорили, что бы тебе ни казалось, что бы мой отец ни делал, помни – он любит тебя, как не любит никого. Ни меня, ни своих дочерей, ни мою маму когда-то, ни леди Валетту, ни… – Бетти запнулся и посмотрел на Анни. – В отличие от остальных, он иногда вспоминает, что был человеком. Быть человеком значит уметь любить. Стать богом значит стать абсолютно объективным. Значит обрубить этот мост, любовь, между собой и человечеством. Ладно, это неважно. Ты запомнила, что я тебе сказал?

Анни, глупо моргая, кивнула. На самом деле она совершенно не поняла, о чем ей толковал синаанский принц. Слова, впрочем, в памяти действительно остались. Бетти выпрямился. Цепь, на котором висело кольцо, заблестела в свете луны.

– Отлично. Я перенесу тебя в Айлир-иссе. Там ты встретишь надежного человека. Он позаботится о тебе.

Взгляд Бетти резко затуманился.

– Столько жертв, – проговорил он. – И ради чего? Нет, мне никогда не понять. Я буду сдерживать, сколько смогу, и все равно, что он подумает. В конце концов, разве папа не занимается тем же в Ожерелье? Разве не тем же занимается Чаосин? Доказываем что-то тем, кто боится перемен. Прощай, Анни. Мы еще обязательно встретимся в новой войне.

«Новая война?» – успела подумать Анни, прежде чем вспышка поглотила ее. Перед глазами качалось таинственное кольцо.

Айлир-иссе называлась маленькая площадка на самом южном пике восточных гор. Горы в том месте сворачивали к морю, обрывались крутыми утесами в бурлящую воду и заканчивались равниной, медленно спускавшейся к устью реки. В отличие от Палаис-иссе, тут не было ни башни, ни замка, ни серого тумана, ни пронизывающих ледяных ветров, только маленькая площадка, обдуваемая ветрами. К площадке вела извилистая горная дорога, поднимающаяся до самой вершины. Анни смерила ее презрительным взглядом. После услышанного ей не нужны были никакие «надежные люди». Ведь Бог любит ее, зачем люди?

– Да пошло оно к черту, – с чувством сказала Анни и начала спускаться вниз, где, по ее представлениям, начиналась дорога в Анлос.

Луна скрылась за тучами, впервые за долгое время оставляя ее одну.

========== Глава 50 Верность ==========

19 число месяца Постериоры, раннее утро,

Белладонна

Белладонна редко пользовалась услугами извозчиков. Ей, свободно путешествующей у границ матрицы, не составляло труда оказаться в любой точке Мосант по мановению одной лишь мысли. В то же время спокойная поездка по дорогам Оссатуры казалась ей невыразимой прелестью. Путешествие по собственным землям позволяло наблюдать за жизнью родного края, видеть плоды своих трудов, видеть счастье жителей Темной половины мира. Что могло быть прекрасней ухоженных садов Оссатуры? Что могло быть прекрасней алых полей амарантов, сумрачных лесов? Прекрасней вод Стикса, медленно несущего свои мертвые воды на юг, к заливу Теней? Разве существовало что-то красивее пепельного неба – огненного облака над головой? Только глаза Валентайна – те, прошлые, цвета закатного неба у самого горизонта, сиренево-пурпурные.

Мир за окном дилижанса казался серым и пустым. Белладонна больше не видела ни ядовитой зелени садов, ни лесов, ни нежно-красных полей. Ни одно животное не встретилось ей за три часа поездки, ни одного дома не уловил блуждающий по пустоши взгляд. Восточная граница Оссатуры была мертва, мертва точно так же, как глаза Валентайна спустя десять лет после сошествия к ним, проклятым Майриором. Серебристо-серая земля, чуть светящаяся бездной, просила закрыть шторы, но Донна продолжала смотреть на потерянную границу, думая о чем-то, что заставляло, нахмурившись, изредка бросать взгляд на северо-восток.

Старый дилижанс пустовал на протяжении четырех тысяч лет, собирая пыль и окутываясь паутиной, тускнея. Четыре тысячи лет Белладонна не проезжала по землям Оссатуры, поглощенная то войной, то подготовкой к войне, внутренними раздорами в королевстве, планетами за Гранью. Она верила словам генералов и Леонарда, говорящим, что Оссатура цвела, цветет и будет цвести – прекрасные розы на могиле мира. Она не видела, как и Валентайн, что земли забвения подкрадываются все ближе, захватывая камень за камнем, травинку за травинкой, превращая бытие в ирреальное ничто. Пустой холст, на который просилась новая краска. И сейчас, после сокрушительного предательства Валетты, Оссатура обеднела на пару сотен миль зеленой травы.

Как она была слепа!

Абадонна не хотела верить, что момент упущен. Не она ли говорила Валентайну, что все может воскреснуть? Что ничто не уходит без следа? Ей хотелось верить, что даже пустоши, тронутые бездной, смогут расцвести вновь. Ведь она сама возродилась после смерти, вышла из небытия, воскресла. Нет, не воскресла – переродилась. Прощай, прошлая Белладонна. Ей говорили, что механическое сознание не знает страданий. Говорили, что слезы никогда не проступят у уголков глаз. Говорили, что она не может любить – все человеческое ей чуждо.

Однако она и любила, и плакала, и страдала.

Значит, и эти слова были ложью.

Сейчас она ненавидела. Отсутствие сердца не лишает возможности чувствовать.

Ненависть зарождалась там же, где зарождалось раболепство – в голове. Холодная, взвешенная, рациональная, как ее хозяйка. Белладонне хотелось сравнять замок Валетты с землей, затопить пустоты забвения водой, вырастить новые сады на этом седом пепле. Разрушить Золотые палаты, растоптать трон Короля. Увидеть, как черный огонь пожирает залив Теней, на берегу которого стояли Палаты. За Валентайна. За ее народ. За тех, кто погиб ради обмана. За весь этот проклятый мир.

Вот она, искомая, достойная цель бесконечной жизни.

Волосы, сожженные лавой, чуть отросли, скрывая череп. Кожаная маска плотно обнимала половину лица. Изредка Белладонна прикасалась к ней, проверяя, на месте ли хлипкое прикрытие ее уродства. На месте ли шрам. Аккуратные вишневые губы застыли в странной полуулыбке, обращенной к собственным мыслям. Доспехи – те самые, подаренные мэром Герхельдом, – сияли на теле Донны, заботливо начищенные до блеска. Металлическая рука держала меч, внутри которого плескалось призрачное пламя.

Клинок Валентайна принес Леонард.

Старый друг не покидал Оссатурлэм с тех самых пор, как вернулся с могилы того, кого считал Королем. Именно Леонард выходил свою госпожу, не покидая Донну в минуты сомнений. Он сидел рядом, когда Белладонна со слезами на глазах смотрела на сады у замка, по которым когда-то гуляли они с Валентайном, держал за руку, когда ей хотелось упасть на пожухлую листву. Охранял во время коротких прогулок по берегу Стикса. Донна была благодарна Лео, спасшему ее для реальности, прогнавшему грезы и бессмысленные, бесплодные печали.

Леонард и сейчас сидел рядом, на противоположном сидении, смотря в ту же сторону, что и она сама – на северо-восток.

Войны обезобразили Леонарда. Он знал это, скрывая лицо и тело за черным мрачным железом. Сейчас маски не было: она лежала рядом с парными клинками Белладонны. Леонарду не было нужды скрывать истинного себя за маской в одном лишь присутствии госпожи. Как сверкали его глаза! Какая безумная тоска сквозила в них, видевших так много зла в этом убогом мире. Глаза – зеркало души. Три глубоких рваных шрама проходили по лицу, раздирая кожу от лба до подбородка. Леонард не был ни эльфом, ни человеком и, в противоположность Клинкам, родился в королевстве, на землях Оссатуры. Он увидел мир раньше, чем сама Белладонна. Он застал еще те времена, когда Оссатура не цвела и представляла собой голые степи. Черная кожа, как пламя Донны, черная до обсидиана – и оранжевые глаза цвета гиацинтового кольца Валентайна. Шрамы разделили толстые губы на три части; чья-то палица раздробила нос еще восемь тысяч лет назад. Майриор не стал излечивать одного из своих самых лучших стратегов и воинов. Как же это показательно! Лео никогда не служил Королю, он следовал за благороднейшими из владык синнэ и делал их лучшими.

Сады-кладбища окончательно сменились скалами. Кони громко цокали копытами, в спешном галопе покрывая милю за милей. Проложенная еще в древние времена дорога поднималась вверх, на север, к горам, покрытым вулканической пылью. Рядом тускнел Стикс, касаясь противоположным берегом земель забвения. Белладонна знала, что Леонард смотрел именно на тот, мертвый, берег.

– Зачем мы едем в Гифтгард, моя Донна? – негромко спросил Леонард.

– Ты знаешь.

В то утро – утро формальное, Оссатура не видела солнца уже давно, – Белладонна вышла из замка полная мрачной, холодно-злой решимости.

– Война?

О, как она жаждала войны.

– Да, – сказала Донна, сжимая край скамьи пальцами.

Леонард не отвел глаз от серых пустынных земель Валетты, но Белладонна видела и даже почувствовала, как потеплел взгляд старого генерала. Безусловно, он ждал этого шага от своей Донны.

– Мы едем на встречу с комендантом Гифтгарда. Думаю, ему будет интересно узнать, как именно погибла его госпожа.

В том, чтобы воспользоваться смертью Ситри, Белладонна не видела ничего предосудительного. Ради Оссатуры она была готова преступить через собственные принципы.

– Если он откажется, моя Донна? – Леонард верно понял намерения своей госпожи.

– Не думаю.

Парные клинки лежали рядом, на бархатной подушке, начищенные до тусклого ледяного мерцания, как и ее доспехи. Левая рука обнимала рукоять меча Валентайна. Белладонна была готова воспользоваться и тем, и другим. Любой, кто не на ее стороне – на Его стороне. Ее враг. Враг – априори должен быть мертв.

– Только ли коменданта Гифтгарда вы хотите переманить к нам?

– Я не собираюсь никого переманивать, – отрезала Белладонна. – Они либо на моей стороне, либо уже враги. Друг с сомнением – это нонсенс. Такие друзья хороши только в войне с Хайлендом, войне-обмане. Нет, Леонард, я буду опираться только на тех, кто верен Тьме в сердце. Но отвечая на твой вопрос, скажу следующее, – продолжила она уже спокойнее, без желчи. – В планах нам, Леонард, предстоит путешествие до Каалем-сум.

– Каалем-сум?

– Сейчас там обосновался Архой. Не буду лгать, что доверяю ему. Нет. Но Архой должен выбрать окончательно, кого поддерживает. Довольно ему прятаться в лесах империи, шпионя за Анлосом, Эйон-иссе и Риммой, любопытной дрянью. Он делал это девять лет. Пусть выходит из своих елок; мы и так похоронили его раньше времени.

– Надеюсь, что он откажется, – пробурчал Леонард. – Что же потом?

– Майоминги, Браас, Аливьен-иссе. Им тоже пора выбирать.

– Майоминги… Этот народ никому не подчиняется.

– Они должны быть благодарны нам. Если бы не нападение на Анлос, то армия империи уничтожила бы их.

– «Нам», моя Донна, – мягко напомнил Леонард.

Белладонна нахмурилась. Пальцы постучали по коже сидения. Железная рука чуть скрипнула.

– Ты прав, – нехотя признала она. – Слишком мал шанс, слишком далеки земли. Нам не на кого опереться в этой войне, только на собственные силы.

– Вы не говорите о Синаане.

Дилижанс начал подниматься в горы. Гребень скалы скрыл серую пустошь справа. Белладонна и Леонард оторвались от созерцания будущего поля боя и полностью отдались разговору. Она даже закрыла шторы, чтобы камни вокруг не могли подслушать их. Сознание было закрыто и у Донны, и у Лео. Разговор должен был остаться в тайне. Ходили слухи, что Майриор в очередной раз покинул мир и не появлялся в нем второй день – рекордный срок. В таких важных вещах Белладонны старалась не доверять слухам.

– Что Синаана, здесь давно нет Тьмы. Истинная Тьма всегда была только в Оссатуре. Эти дураки не пойдут против своего Властелина.

– Может, леди Наама…

– Наама? – губы Абадонны дрогнули. – Она поступит так, как поступит Айвена. Сумасшедшая женщина. Огонь совсем сжег ее разум.

– Вы про эту…

– Да, Леонард, именно про это. Это ненормально.

Лео неопределенно дернул бровью. До личных отношений Наамы и Айвены, живущих на одном острове, не было дела ни ему, ни госпоже.

И все же они знали, что обе практически перестали покидать Лакриму, отдавая все свободное время друг другу. Белладонна не хотела думать, чем они занимаются вдвоем. Сумасшедшие, покинутые женщины. Пройдет пара лет, и она станет такой же дурой от пустоты в сердце и желания чем-то ее занять.

– Ричарда, думаю, не хотим видеть ни я, ни вы…

– Возможно, – уклончиво ответила Белладонна. – До его тайн мне нет дела… Наверное. Все же это омерзительно, но талантов Ричарда игры с кронпринцем не отменяют. Послушаем, что он нам скажет. Слышала, что вчера он был в Каалем-сум, вместе с Архоем, и занимался глупостями, а сейчас вернулся домой. Даже не знала, что он живет в Гифтгарде.

– Ричард симпатизировал леди Ситри.

– Леди, – не удержавшись, фыркнула Донна. – Леди! Ситри никогда не была леди… И что значит «симпатизировал»? Неужели рога, поставленные Валентайном, бумерангом вернулись к нему же?

Леонард в изумлении воззрился на нее, и Белладонна поняла, что говорит чересчур резко. Раньше бы она не позволила себе таких слов. Это было на редкость некультурно: лезть в чужую личную жизнь и выражаться при этом с желчью. Тем не менее, снова не удержавшись, она добавила:

– Надеюсь, хотя бы не развлекались втроем.

Тут Белладонне стало окончательно стыдно. Она угрюмо отвернулась к окну. «Что со мной? – подумала владычица Оссатуры. – Пока они были живы, относилась спокойно, а теперь… Если подумать – какая сейчас разница? Я не лезла в их грязь, и это прекрасно. Рекомендую тебе, Абадонна, остаться той же, иначе рискуешь присоединиться к сумасшедшим на острове. Тогда я точно перестану себя уважать. Процесс пошел, милая! Были они вместе, не были – ничего не изменится. Раз так, не забивай голову лишним. Думай о том, что действительно важно. Например, согласится ли Ричард, кем бы ты его ни считала!» Белладонна упрямо сомкнула губы и мысленно поклялась, что больше не произнесет ни слова о Валентайне или Ситри. В отражении стекла было прекрасно видно, что Леонард с тревогой наблюдает за ней и пытается заставить себя произнести некий вопрос.

– Ну? – терпение кончилось быстро.

– Вы говорили с Бетельгейзом?

Белладонна ответила не сразу.

– Нет.

Возможно, она бы ничего не добавила, если бы не ощутила тяжелый взгляд на себе.

– Я… я не знаю. Он не пойдет против отца – и разве я могу могу просить о подобном?

– Отца? – голос Леонарда зазвенел. – Вы называете Майриора Десенто его отцом? Вы не знаете, кого он считал настоящим отцом?

Жар прильнул к лицу Белладонны. Конечно, знала. После разрушения памяти Бетельгейз попал под ее опеку и так получилось, что именно в тот год в Синаане появился Валентайн. Год Белладонна считала его другом, прежде чем Валентайн доказал, что владычица Оссатуры дорога ему по-особенному. Он называл это любовью. Донне было приятно неожиданное внимание нового рыцаря, и она пустила его в свои земли, в самое Сердце Оссатуры. Бетельгейз стал их ребенком. Они воспитывали наследника Чарингхолла вместе. Настоящие родители Бетельгейза не считали нужным участвовать в жизни сына. Леди Сиенна появилась в Мосант всего пару раз за прошедшие года и родила дочь, которая забрала все внимание.

– Вы знаете, кого он считал настоящей матерью? – продолжил Лео. На что он пытается надавить? На чувства?

– Многое себе позволяешь, Леонард, – быстро ответила Белладонна, беря себя в руки. Время дорого и лучше потратить его на другое. – Хватит. Нам нужно продумать план нападения. Без Валентайна все так… тяжело.

Леонард прокашлялся.

– Я уже отдал приказ всем казармам. Мы набираем новую армию, миледи.

Только тогда Белладонна поняла, как сильно Леонард жаждал мести. Не меньше, чем она. В тайне от нее он отдавал приказы, вел переговоры с военачальниками Оссатуры, агитировал воинов, контролировал кузницы. Выступал в городах, призывая к войне. Как выяснилось позже, Леонард переговаривался даже с флотом Гифтгарда, стоявшим на якоре в порту Оссатуры, что выходил к заливу Теней. Адмиралы присягнули на верность леди Белладонне, которую в тайне называли новой королевой Тьмы.

– Что за глупости, Лео, – снова смутившись, сказала она, услышав эту новость. – Какая я королева, о чем ты?

– Более королева, чем леди Сиенна, моя Донна, – заявил Леонард, и в эту минуту дилижанс остановился.

Кони захрипели, забили копытами. Извозчик крикнул, что дилижанс прибыл в Гифтгард. Кто-то открыл двери; Леонард подал миледи руку, приглашая к выходу. Белладонна приняла ее. Второй рукой она держала меч Валентайна; парные мечи нашли свое пристанище за спиной, в излюбленных ножнах, сделанных леди Эйа в Палаире много лет назад. Чуть наклонив голову, Белладонна вышла из дилижанса и ступила на черную землю Гифтгарда.

Сам замок смотрел окнами и бойницами на пролив, на юг выходил лишь туннель – главный ход в Гифтгард. Сзади слышалось журчание Селирьеры, несущей отравленные воды в пролив между материками, не имевшими названий. Истрескавшиеся плиты вели к туннелю, однако Белладонна не ступила на них: нужный ей «человек» стоял рядом с дилижансом.

– Лорд Гранд, – она приложила руку к пустой груди в знак приветствия.

– Леди Белладонна. Лорд Леонард.

– Лорд Гранд, – Леонард тоже приложил руку.

Краснокожий, красноокий лорд-командующий Гифтгарда вышел к ним один, без сопровождающих. Наверное, слухи все же расползались по Синаане. Гранд ждал ее… их прихода. Нужно спешить, пока слухи не достигли ушей Валетты или Айвены. Остальным нет дел до слухов, но две обожательницы Короля могли довести информацию до ухоженных белых ушек Майриора.

Белладонна с некоторым сомнением посмотрела на лорда Гранда. Этот рыцарь лицом вышел даже уродливее Леонарда. Еще один сын Оссатуры, на которого наложила отпечаток война. У Гранда она забрала ногу и совесть.

– Прекрасная ночь, миледи, – заметив ее внимание, произнес лорд. – Не желаете ли пройти в залы Гифтгарда?

– Признаться, мы тут проездом.

По виду Гранда можно было ясно сказать, что тот не удивлен ответом. Скорее всего, вопрос был задан из вежливости перед миледи. Белладонна поняла, что переговоры начались зря.

– Да? Позвольте же тогда поинтересоваться, – вкрадчиво начал новый лорд Гифтгарда, – что привело вам к нам?

– Леди Белладонна не обязана отчитываться перед тобой, Гранд, – взвился Леонард.

– Тише, Лео, – осадила помощника Донна. – Я отвечу. Я здесь, лорд Гранд, чтобы задать вопрос, от которого, возможно, зависит ваша жизнь.

Если она что-то и переняла от Валентайна, так это неспособность юлить. Раньше владелица Оссатуры славилась дипломатичностью и некой честной хитростью. Сейчас Белладонаа презирала гибкость и предпочитала прямоту суждений и вопросов. Она оправдывала себя случившимися переменами, отсутствием времени на переговоры и хитросплетения слов.

– О, поверьте, я уже знаю, зачем вы приехали, – лорд растянул губы в улыбке. – Просто хотелось уточнить.

– Позвольте пустить ему кровь, – вставил Леонард. Иногда он напоминал ей Валентайна своей неспособностью вести диалоги.

– Тогда в ваших же интересах ответить сразу, – не обратив внимание ни на просьбу Лео, ни на наглость Гранда, ответила Белладонна.

Они стояли на этой выжженном склоне, открытые всем ветрам и чужим взглядам, и говорили на тему, что никогда не звучала в Синаане. Сколько Белладонна помнила себя, на востоке Мосант никогда не готовилось восстание. Тех, кто уходил с Синааны, можно было пересчитать по пальцам. Сёршу, вернувшаяся обратно Эйа… О восстании же не могло быть и речи. Все жители королевства слепо верили в своего господина, считали его Богом, святым, что не может быть неправым. Фанатичность в отношении к Майриору никогда не бросалась в глаза Белладонне. Теперь она видела это явно и презирала. Белладонна уже успела увидеть плоды религиозного поклонения Властелину Синааны.

– Я не присоединюсь к предателям, – прозвучал ответ. – Все знают, что произошло на склоне в тот день. Валентайн выступил против Короля.

– Лорд Валентайн, – рыкнул Леонард, наклонившись к лорду Гранду; казалось, он сейчас схватит мерзавца за грудки, – отдал жизнь за вас! Он пытался защитить своих воинов от этого сумасшествия!

«Какая сладкая ложь, Лео, – подумала Белладонна, глядя на эту сцену. – Какая сладкая ложь. Нет нужды притворяться пред собой: Валентайн погиб за свою гордость».

Лорд Гранд не собирался отступать. Страшное лицо Леонарда, нависшее над ним, лорда совершенно не пугало.

– Он погиб по своей дурости!

– Майриор…

– Оставь, – произнесла Белладонна, обрывая Лео. Гранд был прав.

Леонард в изумлении воззрился на свою госпожу. Оранжевый отсвет глаз заставил вспомнить лаву. Белладонна даже не замечала его уродства. Рыцарь, тенью ходивший за ней веками, внезапно стал дорог ей.