Текст книги "Эклектика (СИ)"

Автор книги: Lantanium

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц)

– Что ж ты ее не убил? – спросил он. – Может вернуться.

Михаэль пожал плечами. Юноша не зря боялся – вернется Бесплотный клинок именно к помешавшему Марко. Но кронпринца подчиненный не волновал.

– Пусть возвращается. Она не бессмертная.

– Ходят слухи, что наоборот.

– Слухи, лорд, – подчеркнул Михаэль холодно. Они медленно начали подниматься в сторону этажа Ленроев. Задания Астреи отступили на второй план. Не было бы никого, кто проконтролировал бы их исполнение. Солнце зашло, Сёршу закрылась в комнатах – бывший Клинок Короля боялся ночи. Внутренний замок Анлоса ожил: по этажам бегали слуги, приготавливаясь к очередному веселью.

– Боюсь, как бы не начали без меня! – крикнул Марко и бросился стремглав по лестнице. Михаэль, презрительно опустив уголок губ, проводил его взглядом и щелкнул пальцами.

– Черный пиджак, – приказал он.

Кто-то спустя минуту вложил его в руку принца, и Михаэль переоделся, кинув испачканный кровью пиджак на пол. Нос продолжал болеть. Изредка он щелкал, как сломанные часы. Сверху уже доносились звуки веселья. Спэйси наверняка кружился в толпе девушек, Ригель, точно нахохлившийся злой ворон, сидел в углу в окружении дыма, чтобы в конце выдать какую-то подлость. Селеста и Марко наверняка уже вместе. Михаэлю не было никакого дела до их отношений. К проститутке Селесте он и относился соответственно. А Йонсу… что же делает Йонсу? Все так же пьет, как раньше?

Да, он окончательно решил расквитаться с полуэльфийкой сегодня, и пусть она не будет помнить абсолютно ничего. Едва ли та будет как-то сопротивляться. Грустно, конечно, что настоящий характер Йонсу не получится сломать, но развлечение на одну ночь – тоже приятная перспектива.

Музыка оглушала. Басы, рвущиеся из иноземных колонок, едва не выбивали дверь. Пол дрожал, ручка вибрировала. Петли чуть скрипнули, когда Михаэль Аустен вошел в спальню Селесты Ленрой.

Хозяйка комнаты грелась в объятиях Марко; дурачок Спэйси пропал в толпе девушек; Ригель пытался разговаривать с Йонсу, растекшейся по кровати в беспамятстве. Заметив руку мёрландского принца, лежащую на оголенном колене Ливэйг, Михаэль подошел к ним. Внутри снова заклокотала ярость. Какой-то мёрландский принц не разрушит его планы.

– Отошел, – приказал он, едва перебивая шум музыки. Пришлось практически кричать.

Ригель наконец заметил Михаэля. Мутные глаза парня потемнели и вцепились в клятого врага. Он явно считал принца таковым.

– С какой стати? – с издевкой спросил Ригель. Руку он убирать не собирался. Йонсу лежала в абсолютном расслабении и едва не спала. Ей не мешали ни шумы музыки, ни возня справа.

Спорить Михаэль не стал. Размахнувшись, он ударил Ригеля кулаком по скуле, отчего тот кубарем скатился с кровати, и подхватил Йонсу за талию. Ливэйг оказалась легкой, как пушинка. Безвольно повиснув на плече принца, она что-то напевала себе под нос. Сзади раздавались ругань Ригеля и причитания Селесты, Марко что-то кричал ему сквозь музыку. Один только Ленрой-младший продолжал беззаботно кружиться в толпе девушек, ничего не замечая. К чести остроухого, Спэйси никогда не интересовался их встречами и приходил по каким-то иным причинам.

Михаэль закрыл дверь.

Выяснив у одной из служанок местоположение спальни новой фрейлины, он спустился на этаж ниже. Йонсу уже заснула. Она пахла лавандой и мятой, как и все вокруг, кроме Мару. Лаванда и мята, мята и лаванда… Тело Ливэйг безвольно болталось, кажется, по дороге она уронила туфлю, но возвращаться Михаэль не стал.

– Седьмая, – вслух произнес он, оглядываясь и поворачиваясь из стороны в сторону, отчего грудь Йонсу несильно била его по спине. – Седьмая, где же эта седьмая…

Спальня оказалась в самом конце коридоре. Лазерный луч легко вскрыл замок; войдя, он мысленно зажег люстру на потолке. Кинув Йонсу на застеленную нетронутую кровать, Михаэль закрыл дверь на второй шпингалет.

Кронпринц отвернулся от двери и сдернул с шеи галстук. Ненавидимая деталь одежды упала на пол. Мужчина чуть наклонил голову, разминая затекшие мышцы. Взгляд прикипел к кровати. Михаэль чувствовал в себе холод, хрустальный холод, что заморозил все чувства. Осталось только одно, и оно заставляло идти вперед, к телу, раскинувшему руки на одеяле. Похоть с примесью мести, отрешенная, алчная.

Он жаждал обладать этой женщиной. При встрече Йонсу Ливэйг отвергла его предложение с необоснованной гордостью. Эльфийка не обладала ничем, что бы позволило ей говорить так с ним, принцем Хайленда: ни происхождением, ни красотой, ни влиянием. Михаэль затаил обиду на много лет – теперь Йонсу Ливэйг не имеет права отказать. Более того, ее согласие в этот раз не понадобится.

Михаэль с педантичностью, не сводя с тела глаз, снял наручные часы и положил на ближайшую полку. Забудет – нестрашно. Он всегда сможет вернуться. Едва ли принца кто-то остановит. Михаэль самодовольно пригладил волосы и подошел к кровати.

Кронпринц Хайленда всегда получал то, что хотел, и всегда мстил за обиды вне зависимости от срока их нанесения.

========== Глава 12 Апейрон ==========

3018 год от сотворения мира

Обойти охрану не составило труда.

Йонсу кралась по переходам храма, тщательно анализируя происходящее. Главный меморий проводил занятие с группой, его помощницы разбирались с фантомным монстром, которого она выпустила в искусственное озеро посреди сада. В любом городе, в любом святилище обязательно должен быть сад. Это своего рода символ империи; в отличие от флагов и гербов, цветы хотя бы красивы. Они, однако, начинали раздражать меморию четвертого года обучения – как большинство вещей, ее окружавших. Двадцатитрехлетняя полуэльфийка не находила себе места в закрытом от всех храме.

Четыре года назад, вскоре после свадьбы и появления твердого намерения создать настоящую семью, Йонсу пообещала мужу, что научится управлять способностями, дарованными ей свыше. Не ради себя или кого-то чужого, окружающих или даже отца – ради Валери, пострадавшего от апейрона во время медового месяца. Человек, не имевший ни грамма сил, получил ожог на спине от ее ладоней. Медовый месяц прервался долгим лечением в больнице – храмовники в белых одеждах по какой-то причине не могли исцелить рану. Валери, конечно, шутил и гордился тем, в какой момент получил увечье, но Йонсу было не до улыбок. Ее возлюбленный часто вел себя как малое дитя; полуэльфийка же, пару месяцев проведя сиделкой, преисполнилась решимости победить способности.

Валери заметил, что выход всего один – святилище апейрона. Йонсу рассчитывала на самостоятельную учебу или, на худой конец, Хрустальный клинок, но муж уперся рогами, которые Ливэйг прежде никогда не замечала, и заявил, что супруга идет в храм. Причины его желания остались неясны.

Ругать за потраченные года Валери или себя? Кажется, себя. Ведь это Йонсу напомнила о возможных детях, с которыми возникнут проблемы, о собственной эмоциональной нестабильности и многом другом, забившем гвоздь в гроб свободы окончательно. Отец тоже был против. Он предупреждал, что образование заставят отработать любой ценой, но Йонсу не прислушалась к словам. Глупая – так она себя сейчас называла – девушка решила, что привыкнет ко всему. Первый год думала, что теория далека от практики и потому от занятий хочется зевать; во второй начала задумываться, не совершила ли ошибку; третий окончательно убедил, что на перепутье выбрана неправильная дорога и поменять ее уже нельзя. Четвертый… четвертый проходил со знаком смирения и редкими паническими решениями бросить учебу, сбежать и исчезнуть из Хайленда навсегда. От глупостей спасал только Валери, иногда приезжавший к супруге.

Им запрещалось встречаться, но Йонсу смело нарушала главное правило храма – аскетизм. Молоденькая девушка, выросшая в богатой семье, не понимала, как можно добровольно воздерживаться от нормальной пищи и удобств. Четыре года лишений несколько умерили аппетиты, но от встреч с любимым Йонсу отказаться не могла. Она и Валери условились, что последний будет навещать полуэльфийку раз в два месяца – Йонсу считала дни, плакала во время прощаний и не могла отпустить в первые часы свиданий. Хотелось не столько тепла мужского тела, сколько родственной души рядом. Никакие разговоры с главным меморием храма не убеждали ее в пагубности встреч с Валери.

Адепты твердили, что Йонсу совершает ошибку, привязываясь к кому-то. Король Синааны играл на слабостях, страстях – вот в чем смысл идеологии аскетизма, отрешения от всего. Он предлагал то, что больше всего алкало сердце, в обмен на службу. Йонсу была твердо уверена в своем отказе от любого предложения. Что может предложить ей Король? И как это «что-то» может быть связано с Валери? Полуэльфийка не понимала и продолжала ждать редких встреч.

Сначала она требовала разрешения на выход из храма, считая, что обман неприемлем. Потом поняла, что это бесполезно, и начала сбегать. Пару раз ее ловили, иногда вместе с Валери. Раздосадованный главный меморий пообещал, что Ливэйг не сможет стать сильной – в отместку та стала лучшей в их группе. Лучшей… ровно до того момента, как начались этические и философские курсы, которые вызывали желание спалить храм дотла. В остальном она продолжала блистать и уже к середине третьего года виртуозно обманывала учителей. Йонсу начала понимать время и будущие события и тихо, самостоятельно изучала стихию ветра, под звездой которой родился любимый муж, пусть и не получил дара.

Выйдя на балкон одного из нижних этажей, беглянка огляделась, вспоминая, какую именно деталь перегородки выжгла пару месяцев назад. Апейрон – царь всех сил и уничтожал эффектнее любых видов огня. Достаточно было провести пальцем, чтобы сталь обуглилась и осыпалась пылью, и провести вторым, чтобы создать фантом. Физические иллюзии создавались адептами солнечного света, но Йонсу, понимая, как работает один из самых легких даров, научилась использовать обманки. Совсем не обязательно рождаться под Альдебараном, чтобы понимать суть «его» магии. Йонсу собиралась изучить все направления – препятствия, чинимые учителями, только подстегивали в этом.

Пройдя сквозь фантомную решетку, Ливэйг встала над пропастью и натащила ветром облака, чтобы те скрыли ее фигурку. Жаль, но использовать присущую адептам небесной стихи способность невидимости пока получалось плохо. Не просто плохо – отвратительно. Йонсу с большей вероятностью создала бы смерч, нежели упала с балкона незамеченной. Смерч не понадобился, туман вполне подошел для плана. Ливэйг начала медленно спускаться в вязком киселе, не забывая изучать окружающее пространство. Интересно, через сколько часов победят фантомного монстра и победят ли вообще?

Строки матрицы пели: Валери ждал на берегу, у их любимой пещеры. Лорд, взявший фамилию супруги по аландским традициям, отметил тридцатидевятилетие и получил в награду пару морщин у глаз и посеребренные виски. До прихода в храм Йонсу не знала, что такое смерть. Да, она потеряла маму в детстве, но совершенно не помнила ее, а здесь, в стенах обители, сам воздух был пропитан изнанкой мира. Тридцать девять… Люди не живут долго, но Йонсу надеялась, что богатство и влияние мужа позволят ему пользоваться услугами адептов-целителей. Принцесса Аделайн пыталась сделать бессмертие доступными для простых людей, но инициатива не нашла поддержки от Михаэля и императрицы. Что дало лишний повод их ненавидеть в глазах Йонсу.

Ливэйг опустилась на скалистый берег. Храм Постериоры стоял на самом восточном мысе империи, и все его окна выходили на буйные ледяные воды Риорре. Полуэльфийке пришло в голову, что названия ее звезды, северного океана и имя Короля звучат схоже. Вдруг этот факт не случайность? При этой мысли пробежал мороз по коже.

Кинув испытующий взгляд на шпили храма, чуть размытые туманом, Йонсу побежала вниз. Дорожка едва различалась на побитых волнами камнях. О свет, почему они договорились о таком далеком месте встречи? Научиться бы гулять в межпространстве, как Хрустальный клинок, но не хватало сил и воображения.

Вбежав на очередную скалу, Йонсу, наконец, увидела в крохотной бухточке машину и сидящего на капоте человека, что смотрел вдаль. Слезы выступили на глазах – полуэльфийка моргнула пару раз и глупо улыбнулась. Они вместе десять лет, но судьба раскидала их по разным частям империи. Наверное, поэтому любовь продолжала жить в ее ветреном сердце.

Десять лет… Интересно, знал ли Валери, чем обернется его неуклюжесть? Иногда Йонсу думала, что супруг наступил на подол специально, увидев приятный силуэт, а обменявшись с незнакомкой парой фраз, просто пропал. Валери признался однажды, что долгое время боялся сделать ей предложение – не мог представить, как они будут жить вместе, и с ужасом ожидал отказа. Скорее всего, Йонсу обнаружила бы ленту помолвки сильно позже, если бы не разговор Валери с ее отцом. Десять – пара скрепила союз перед лицом богов половину срока назад и пробыла рядом всего год. Странный брак – он становился только крепче с каждой новой встречей.

Заметив Йонсу, Валери спрыгнул с машины; полуэльфийка порывом ветра принесла себя к нему. Не говоря ни слова, они поцеловались. Йонсу была настолько рада видеть мужа, что решилась на эту чисто человеческую ласку без сомнений. Она давно поняла ее. Поцелуи значили доверие и желание подарить удовольствие.

Оторвавшись от Валери, Ливэйг уткнулась ему в плечо и тихо попросила:

– Забери меня с собой.

– Йонс…

– Пожалуйста! Я не могу тут находиться!

На остроконечное ушко упал поцелуй. Валери обнял взволнованную супругу и зарылся лицом в ее не слишком густые и мягкие, но всегда пахнущие корицей волосы.

– Осталось немного.

– Сказали, что два года, если ничего не изменится, – пожаловалась Йонсу. – Я не могу. Это невыносимо. Каждый день одно и то же, каждый день бесконечные разговоры и медитации. Они говорят, что я слишком нервная, чтобы стать хорошей меморией. Говорят, что должна найти равновесие! Медитации только выводят из себя! – полуэльфийка буквально кричала, забыв о запретности встречи. Валери поглаживал ее по спине, не зная, что сказать. – Не молчи, пожалуйста. В храме вечно молчат без тебя.

– Прости, – шепнул Валери. – У меня нет дара. Вдруг посоветую не то?

Йонсу всхлипнула.

– Я хочу домой. И ребенка. Валери, давай…

– Света ради, Йонс! Не стоит заводить ребенка до того, как ты научишься управлять силой! Это опасно, с ним может что-нибудь случиться. Вспомни…

– Твою тетю, знаю! Я могу вовсе не изучить апейрон! – воскликнула Йонсу в сердцах. – Они меня не выпустят! Казнят как опасную, и что от меня останется?

– Успокойся!

– Я уже четвертый год пытаюсь это сделать и без толку!

Йонсу, выплеснув чувства, замолчала и прижалась к Валери, будто тот мог в любой момент сбежать или вовсе умереть. Понемногу энергия сходила на нет.

– Папа здоров? – сипло спросила полуэльфийка. Супруг приподнял ее за талию. Легкая, точно лебединое перышко, Йонсу оплела его руками и положила голову на плечо.

– Здоров, – подтвердил муж, запечатлев еще один поцелуй. – Носится с моими документами, требует переименовать Валерийские леса. Ну, когда я взял твою фамилию, он решил увековечить наши отношения на карте. Мике́ против.

Йонсу фыркнула рассерженной кошкой.

– Не удивлена.

– Йонс, ты такое пропустила! – попав в любимую стихию – сплетни, Валери оживился стократ. – В общем… Аделайн недавно забеременела.

– Забыла закрыться на ночь или оттаяла?

– Подробностей не знаю. Мике́ был во свету от счастья, даже странно, на остальных детей он так не реагировал. Ну, они бастарды, так что… – протянул Валери. – А Аделайн возьми и сделай аборт!

Уж чего-чего, а такого Йонсу, воспитанная в эльфийских традициях, не ожидала. Аборт считался ужасным грехом, намного более опасным, нежели половые отношения до брака. Прислужница Постериоры заставила Валери ждать их свадьбы, боясь кары; слово «аборт» вовсе вызвало ужас.

– Она теперь не попадет на берега!

Валери пожал плечами. Веру супруги он уважал, но не разделял.

– Мике́ был очень зол, кричал на нее пару часов. Не убил. Бабке ни слова не сказал о том, что натворила Аделайн, иначе бы точно вдовцом стал. Понимаешь, что это значит?

В тонкостях мышления Михаэля Йонсу даже разбираться не желала да и в целом находила время неподходящим для знакомства с ними. Она не видела мужа два месяца, какой Мёрландии Валери разговаривает о горячо презираемом ею человеке, а не о них?

– Влюблен! – сделал вывод Валери. – Я думал, он этого не умеет!

– Какой же ты романтик, – только и смогла покачать головой леди Ливэйг. «Ну хоть кто-то из нас», – добавила она. – Ладно, сейчас начнется дождь, надо загнать машину в пещеру.

– О, ты уже научилась?

– Легко, – произнесла Йонсу. – Я смотрю на небо и вижу сеть, по которой плывут огоньки. Они сияют ярче на востоке и приближаются, не мерцают. Так выглядит дождь.

– Сеть?

– Ее называют матрицей, – тоска отхлынула, и Ливэйг возбужденно продолжила: – Мосант создана из матрицы: и ты, и я, и океан, и камни на дороге… Она прекрасна. Она – строки кодов, описывающих жизнь. Я бы хотела изучить ее, а в храме твердят, как уничтожать нужные строки. Иногда мне кажется, что в храме готовят убийц.

Валери с интересом слушал и поморщился в самом конце речи:

– Ну что за фантазии, Йонс! Тебя учат, как использовать силу для остальных!

– Убивать можно тоже для остальных, – тихо сказала она и сразу же твердо решила, что никогда более не поднимет эту тему. С Валери приятно жить, а не рассуждать о жизни, чего Йонсу очень не хватало. Слова меморий запутали ее. Полуэльфийке твердили: если она закопает талант в землю, то совершит ужасный грех. Но что они требовали? Мастерство разрушения. Как оно поможет другим? Как в принципе смерть может в чем-то помочь? Об этом молчали.

Валери не понимал. С Валери весело ходить в походы или на концерты, целоваться или готовить завтраки вместе. Или рассматривать фотографии, слушать воспоминания мужа и удивляться, почему он помнит, а она – нет. Принимать дома друзей, наводить чистоту, жажда которая у обоих доходила до мании. Получать цветы, украшения без причины. Валери был такой «земной»… Йонсу хотелось летать, убежать от обычной жизни, что-то значить для остальных. Забавно: обучение в храме могло предоставить такую возможность, вот только какой ценой и для какой цели?

Самолюбивую Йонсу выводил из себя возможный факт, что ее могли использовать. В отце и любимом муже она не сомневалась, но все остальные вызывали острое чувство недоверия. Да, обладательница апейрона опасна и отправилась в храм только ради безопасности семьи. Однако что дальше? Главный меморий недвусмысленно дал понять: Михаэль желает видеть ее рядом, раз так, то личная гвардия при кронпринце – путь неизбежный. Служить презираемому человеку! Валери не смог бы переубедить бывшего друга, ведь они не общались со времен памятного бала. Отец тоже бессилен. На кронпринца оказывала влияние только леди Саманта Санурите, верховная мемория при Альдебаране. С ней Йонсу даже не была знакома.

Ливэйг поняла, что больше не может думать о сложившейся ситуации.

– Хватит, – решила она и опустилась на землю. – Пошли, иначе промокнем до нитки. Дождь будет довольно скверный.

Пещера находилась прямо в бухте. Пока Валери отгонял машину в их убежище, Йонсу педантично осматривала берег и замечала малейшие следы их пребывания. Все-таки плюсы в обучении храма есть. Например, вот след протектора колеса – его легко стереть физическим воздействием. Вот запах топлива, который Ливэйг уничтожила прямо в матрице целой строкой. Кому-то могло показаться, что адепты Постериоры всемогущи, но это было совсем не так. Они не умели создавать, в отличие от остальных адептов, не могли преобразовывать – только использовать окружающее пространство и выкидывать лишнее. Жизнь становилась проще и одновременно сложнее даже с таким даром.

Удостоверившись, что ни одна ищейка не поймет, где прячется пара и осталась ли она на берегу в целом, Йонсу побежала в пещеру. Холодный дождь мигом отрезвил ее, мантия на спине промокла, волосы, слипшись, свисали. Уметь бы управлять влагой, но, увы, Ливэйг была рождена не под той звездой. Все-таки с изучением других способностей возникали сложности.

Хитрый Валери уже разложил кресла в машине, превратив их в кровать.

– Я нарушаю с тобой все эльфийские законы подряд, – заметила Йонсу, складывая надоевшую мантию. Под ней адепты носили туники. Ткань облегала тело второй кожей. – И все-таки хочу ребенка, как положено.

– Тогда точно выгонят из храма, – совершенно здраво заявил Валери.

Полукровка закатила глаза.

– Тебе скоро сорок.

– И? Я родился, когда папане было шестьдесят три.

Йонсу не очень хотелось говорить, что любимый муж, обладая ветром в голове, может не дожить даже до пятидесяти. Она вздохнула и, скинув туфли, забралась в «кровать».

Фантомная дверь защищала уединение супругов на протяжении пяти часов.

Ливэйг проснулась, когда начало стремительно темнеть. Валери сопел под ухом, обнимая ее. Потребовались некоторые усилия, чтобы скинуть руку супруга. «Какой же ты…» – проворчала полуэльфийка мысленно. Люди не обладали легкостью, присущей ее виду, а Валери, отъевшийся на официальных обедах и достающий головой до всех люстр, считался тяжелым даже по их меркам. Чудо, что он ее не раздавил пару часов назад. Вспомнив кое о чем, Йонсу заинтересовано уставилась на кисть левой руки – кожа уже зажила, стала светлой и гладкой. Никаких следов их встречи, кроме улыбки на лице.

И все-таки пора уходить.

– Эй, – шикнула Ливэйг и, не получив реакции, пощекотала супруга. Валери буквально подскочил.

– Сколько раз просил так не делать! – вяло выругался он и начал тереть глаза. Иногда Йонсу казалось, что ребенка она уже завела. С нежностью взглянув на мужа, Ливэйг заметила:

– Невозможно удержаться, – после чего, оставив очередной поцелуй на его губах, потянулась за туникой. – Мне пора. Уверена, ищет весь храм.

– Уже?

– Я просила меня забрать, – напомнила Йонсу.

– А, да, – очнулся супруг. – Тогда действительно пора. Через два месяца, как обычно, когда светило Синааны вступит в созвездие звезды ветра?

Ливэйг кивнула. Она старалась думать о чем и о ком угодно, кроме разлуки и Валери, иначе бы просто разрыдалась, как всегда. Натянув тунику, Йонсу спросила:

– Поедешь домой?

– Нет, – Валери потянулся и упал обратно, подложив руки под голову. – В Аланду, твой отец попросил. А еще мой брат, Михаэль, Оскар Санурите… В общем, все, кто мог. Нужно отнести кучу бумаг, поговорить с половиной города и так далее. Все время забываю, я отказался от работы дипломата или мне это приснилось?

– Одиннадцать лет назад ты называл себя торговцем, налаживающим связи.

Он зевнул.

– Не слишком большая разница. Дипломат звучит лучше. Ничего, ты вернешься, и я все брошу, обещаю. Денег от акций Кэрлимы хватит еще нашим правнукам.

– Детей бы сначала завести! – взвилась Йонсу.

– Слушай, ни ты, ни я помирать не собираемся, зачем спешить? Я намерен прожить примерно столько же, сколько ты.

– Никто никогда не собирается умирать, Валери.

– Ну… Моя бабушка…

– Да, узнав, что смертельно заболела, не стала ждать итога. Это другое. Никто не знает, когда остановится чье-то сердце, даже Король.

Валери странно взглянул на супругу.

– Насчет Темного владыки я бы не был уверен, – заметил он. – Так, оставить эти разговоры! Давай договоримся: ты заканчиваешь обучение, возвращаешься, я бросаю работу и мы заводим детей! Окей?

«Дурацкое слово, где он его услышал?» – подумала Йонсу и потянулась за мантией.

– Хорошо.

– Отлично. Если я тут останусь еще поспать, меня найдут?

Полуэльфийка сердито откинула волосы за спину.

– Обязательно. Собирайся и езжай, – она кинула взгляд на восток. Дождь продолжал идти. – У меня дурное предчувствие, тебе стоит поторопиться. Тайфун… Или что-нибудь хуже. Может, отложишь встречи?

– Я постараюсь побыстрее. Дела срочные, Йонс. Никто не знает, что я сначала отправился к тебе, придется ехать всю ночь, чтобы утром оказаться в Аланде. Если повезет, все сделаю часа за три.

Интуиции владелицы апейрона привыкли доверять оба.

– Береги себя, – на прощание сказала Йонсу и поцеловала Валери.

– Не твори глупости, – напутствовал он и рассмеялся. Нарочито сердито взглянув на него, Йонсу вышла из пещеры, в последний раз помахала рукой и побежала в сторону храма, ловя мантией дождинки.

– Йонс!

Ливэйг, дрожа, обернулась. К ней бежал полуголый Валери с маленьким свертком.

– Воспаление легких получишь, болван! – напустилась она на супруга.

Тот лишь махнул рукой и протянул шуршащую бумагу.

– Я забыл про подарок.

– Какие подарки, Валери, я живу в комнате с шестью девушками! Думаешь, они не догадаются, откуда взялись сережки, цепочки или что ты…

Супруг, казалось, обиделся.

– Там не они, – буркнул Валери, насильно впихнул сверток ей в руку и, клюнув Йонсу в щеку, побежал обратно под аккомпанемент дождя. Прислужница Постериоры успела промокнуть окончательно и, помянув мужа недобрым словом, бросилась дальше в сторону храма. Примерно на середине пути она догадалась прикрыть голову подарком.

Фантомное чудовище уже уничтожили, и патруль вернулся на места. Это несколько расстроило беглянку, но выход она нашла быстро: никто не знал, что Йонсу изучала стихию ветра, и потому охрана стояла только там, где можно пройти. Не пролететь. Ливэйг, сосредоточившись, соткала из штормовых ветров смерч и поднялась на нем до окна безлюдных верхних этажей. Так находились учебные кабинеты, в которых никогда никто не сидел вечером. Уничтожив апейроном шпингалет, Йонсу забралась внутрь. Как же опустошала эта стихия ветра! У полуэльфийки дрожали колени. Она лишилась сил, замерзла, но глупо улыбалась от счастья, где-то на грани сознания продолжая получать мрачные образы будущего.

Ей снова предстояло жить два месяца мечтами о паре часов.

Глаза немедленно защипало. «Хорошо, что не расплакалась при Валери», – подумала она. Как же Ливэйг не любила плакать… «Слабачка», – обозвала она саму себя, и обвинение на удивление быстро подействовало. Отерев пару слез, что успели прожечь броню выдержки, Йонсу вызвала ветер. Порывы высушили одежду и волосы, правда, полуэльфийка замерзла еще больше. Если повезет, заболеет и хотя бы пару дней не будет ходить на занятия.

Интересно, что же ей подарил Валери?

Ливэйг прислушалась. Ближайшие люди находились на четыре этажа ниже, гласили перезвоны матрицы, и Йонсу спряталась за дальнюю колонну, чтобы открыть сверток. В нем лежала стопка бумаг. Письма в храме разрешались, поэтому прислужница решила спуститься с ними в спальню, предварительно уничтожив упаковку.

Келья девушек четвертого года обучения находилась в южном крыле, у озера. В ней жили семеро существ: три человека из разных городов империи, горная эльфийка, беглянка из Мёрландии, пустынница и Йонсу. Совместный быт рассорил их давно: комнату разделили перегородками между кроватями, чтобы никого не видеть, обитатели ее не общались и старались не встречаться. Сложно существовать под одной крышей семерым похожим личностям, каждая из которых норовит тянуть одеяло на себя. Первые года все считали друг друга верными подругами, а сейчас едва сдерживались, чтобы не сцепиться в словесной перепалке или оттаскать за волосы. Трескотня прекратилась давно, в келье воцарилась нелюбовь и злое любопытство. Дневники в храме Постериоры старались не заводить – прочтут обязательно и разболтают всем.

Йонсу сохранила приятельские отношения только с одной соседкой, Ники, сбежавшей из Мёрланда. Молоденькая девушка выбивалась из ряда стерв, была от природы молчалива и, казалось, родилась не под той звездой. Ей бы управлять водой, но судьба занесла в душу вирус апейрона.

Именно Ники оказалась в келье и читала приключенческий роман. Она носила очки, за которыми плавали типично мёрландские глаза – бледно-зеленые и продолговатые, чуть прищуренные. Волевой подбородок выдавался вперед, кожу побила сыпь. Красотой Ники обделили – но не умом.

– Опять сбегала? – вполголоса спросила она. Йонсу боязливо окинула взглядом келью и, никого более не обнаружив, проскользнула к себе.

– Меня искали? – спросила она, переодеваясь. Пачка бумаг лежала на кровати. И что в них было?

– Не сразу, час назад. Я сказала, что ты в библиотеке.

Ливэйг счастливо вздохнула.

– Обожаю тебя, Ники!

– Не за что, – отозвалась мёрландка. – Переодевалась бы ты быстрее, к нам идет сэр…

Не успела Ники договорить, как дверь открылась. Йонсу торопливо кинула бумаги под кровать и только потом взвизгнула:

– Сэр!

Моложавый мистер закрыл глаза ладонями и покраснел. Это был не главный меморий, всего лишь его старший помощник, наблюдающий за курсом. Йонсу обожала его дразнить; она в целом любила заводить ни к чему не обязывающие интрижки, которые дальше розовых щек и робких признаний ухажеров не заходили. Что плохого в том, что можно кого-то засмущать и повеселиться? Особенно если это человек, который мог создать проблемы. Над сердцами таких лучше властвовать, и со старшим помощником тактика работала безотказно.

– Я стучался! – воскликнул он, пытаясь отвести подозрения.

– Вы не стучались, – отрезала правдолюбка Йонсу, а Ники, зная истину, промолчала. Полуэльфийка накинула на себя мантию. – Разрешаю смотреть, – добавила она, стирая запах дождя из комнаты. Сэр чуть нахмурился, но голос его оказался ровным:

– Вы, обе, бегом за мной.

Ники и Йонсу переглянулись.

– Что-то случилось?

– Я опять что-то натворила?

– Встреча с Королем.

Королем! Ливэйг обомлела. Владыка Синааны здесь, в храме Хайленда? Он, то самое зло, которым ее стращали на протяжении четырех лет? Враг империи? Это не укладывалось в голове. Как его впустили? Встреча… Значит, впустили добровольно. Ники стала земляного цвета и думала о своем; Йонсу рассеянно пригладила волосы. Предстать перед пижоном всего королевства в таком виде? Ну уж нет! Старший помощник строго взглянул на Ливэйг, но та все равно взяла в руки расческу и не вышла, пока не решила, что готова. Физически, но не морально. В душе Йонсу царил хаос. Гармония… Какая, к Мёрландии, гармония может появиться в ее душе?

Встреча проходила в кабинете главного мемория за закрытыми дверями. Помимо подошедших Ники и Ливэйг, около него стояло еще адептов пять-шесть, каждый из которых поражал бледностью. Покачивался от волнения даже лучший выпускник последнего года.

– Что происходит? – шепотом спросила Йонсу у него. Имени она не знала, никогда не общалась с этим пареньком, но начинать разговоры Ливэйг не в первой.

Ответить юноша не успел – дверь с грохотом распахнулась, из кабинета вылетала всклокоченная девчушка, чьи трясущиеся руки едва не рвали матрицу. Очередь в испуге отбежала от стены; одна Йонсу, как неприкаянная, осталась на месте и в шоке разглядывала немую сцену до тех пор, пока невесть откуда взявшийся главный меморий не втолкнул ее в кабинет.