Текст книги "Эклектика (СИ)"

Автор книги: Lantanium

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц)

– Йонсу Ливэйг! – крикнул он и сразу, закрыв дверь, исчез.

Полуэльфийка повернулась к столу.

У окна сидел мужчина в белом костюме, в петлице которого лиловела гвоздика. Йонсу гордо подняла подбородок – гостя она узнала.

– Здравствуйте, – с прохладой поздоровалась Ливэйг, ощущая предательскую дрожь в коленях. «Самолюбивый наглец, хам, эгоист…» – пролетало в ее голове, а глаза упрямо выцарапывали в полумраке безукоризненные черты лица. Король молча указал на стул напротив. Пальцы правителя украшали вычурные кольца.

– Добрый вечер, леди Ливэйг.

От чарующего голоса перехватило дыхание. Насилу совладав с собой, Йонсу процедила:

– Я не поддамся, что бы вы ни делали.

– Я что-то делаю? – на бледном лице монарха появилась знакомая самодовольная улыбка.

– Да. Вы забыли, что мы знакомы? Я знаю вас без маски.

Полуэльфийка не боялась. Она отдавала отчет, кто сидит перед ней, но не придавала этому значения. Божественный венец не отменял гордыни. Гордыня же отменяла все достоинства.

– Не забыл, – отозвался Король. – Конечно же я помню милую девочку, которая так понравилась моему любимому Клинку. Она выросла, и теперь я с трудом могу назвать ее милой.

Йонсу побагровела.

– Сейчас она настоящая красавица, лучшая ученица четвертого года, нарушающая все правила храма. Она не понимает, почему находится здесь, – театральная пауза. – Я про кабинет, разумеется.

Владыка Синааны поднялся. «Совсем мелкий, – подумала Ливэйг. – Даже я выше него, молчу про Валери. На голове гнездо и опять пытается поразить остроумием. Ничего не изменилось. Все такой же!» Тучи за окном пронзило молнией. Странное совпадение. А Король продолжал говорить вещи, на первый взгляд не связанные с предыдущими словами:

– Сила адептов Постериоры зависит от внутреннего спокойствия. Умиротворенная мемория разрушает только нужное. Считаешь ли ты себя такой?

– Не в вашем присутствии.

– Я настолько волнителен?

Йонсу закатила глаза. Его попытки понравиться были просто смешны. Увидев ее реакцию, Король повернулся к окну, став силуэтом на фоне залитого солнцем неба. Непокорные вихры растворялись в его лучах до серебра. Белый же костюм приобрел золотистые блестки. «Пижон», – подумала Йонсу, тем не менее, признавая, что в открывшейся картине что-то есть.

– Умиротворенная мемория слаба, – отчеканил Король, продолжая смотреть в окно. – Она выполняет только приказы, не рассуждает, безропотно подчиняется. У нее не возникает даже мысли, что можно сделать иначе, чем ей сказали. Жалкое зрелище. Я вызвал тебя, потому что ты другая. Ты отличаешься от тех, кто сейчас готовится ко сну. Ты не подчиняешься, думаешь, экспериментируешь, нарушаешь правила. Мне это нравится. Ненавижу безмолвных, на все согласных глупцов.

Йонсу сидела ни жива ни мертва. Голос очаровал ее. Она продолжала понимать, кто перед ней, что он сделал, кем был, кем стал и кем, скорее всего, останется в будущем, но… Слишком прицельно били слова. Ей, что толку скрывать, всегда хотелось ощутить себя избранной.

– Люди, эльфы, вампиры – все они видят назревшие в обществе проблемы. Кто-то перестает понимать, кому он обязан, кто-то жаждет денег, власти… бессмертия… Это нормально. Естественно. У каждого должны быть амбиции! Проблема возникает, когда амбиции идут вразрез с ценностями общества. Ну кому понравится, что Первый повелитель молний разбивает сердца, окна и чужие судьбы как елочные игрушки?

Йонсу склонила голову набок. Каждое слово казалось полным смысла. Король начал ходить по комнате. Он снова стал восхитительно раскрепощен, это чувствовалось в каждом шаге. Самоуверенность вернулась к нему.

– Все их видят, – продолжал разглагольствовать Владыка, входя во вкус. – Но большинство… О, им лишь бы обсудить! Высказать недовольство! Ужаснуться! Закрыться в домах или уехать куда подальше! Выскажут идею, а потом споры, споры и еще раз споры… Что-то сделают единицы. Попытаются как-то исправить ситуацию. Смогут, не смогут – волна недовольства большинства настигнет все равно. Остальные всегда знают, как лучше. Нет чтоб пойти и сделать! Но ты же другая…

Йонсу слушала как завороженная. Владыка Синааны был… прав?

– Я могу дать тебе силу, не сравнимую ни с чем. Мир станет простым, как формула воды. Ты сможешь все. У тебя будет право на все – я одарю. Взамен – только сердце.

Грезы развеялись.

– Что? – переспросила Йонсу. – В каком плане?

– В известном, – лучась самодовольством, ответил Король. Красавцем он казаться резко перестал.

– Ну уж нет. У моего сердца другой хозяин.

Владыка вновь начал мерить шагами комнату. Он ощутимо занервничал. За маской самоуверенного болтуна прятался вечный подросток. Ему хотелось сказать: «Не сутулься!» Йонсу заметила, что его волосы перестали торчать во все стороны.

– Ты явно меня не так поняла! – сказал Король, пропадая за ее спиной. На небе повисла серая хмарь, а пальцы Йонсу сами собой вцепились в стул. – Сердце – не фигурально выражаясь… Я просто вырву его и заменю новым! Вот и все. Почему ты отказываешься от очевидной выгоды? Разве ты не хотела стать всесильной? Ты бы смогла защитить Валери от всего.

Услышав имя мужа, Йонсу вздрогнула. Голос, тем временем, приближался.

– Я могу защитить его сейчас.

– От всего?

«Да», – хотелось сказать ей, но полуэльфийка не смогла.

– Я могу показать подлинную силу, если ты захочешь присоединиться ко мне и стать Клинком. Всего лишь сердце.

От неожиданного прикосновения Йонсу подскочила, уронив стул, и юлой повернулась к Королю, что стоял до неприличного близко. Плечи горели. Глупая мантия, почему она не прикрывает их? Панибратский жест вывел из себя: полуэльфийка буквально взорвалась, вспомнив о Валери и верности, на которую только что покусились.

– Мрак вас дери! – возмутилась Йонсу. – Мне не нужна никакая подлинная сила, если придется терпеть вас и… и… и твои руки!

Отпора Король не ожидал. На его холеном лице отпечаталось удивление.

– Лжешь каждым словом. Ты ломаешь волю Клинков, я знаю. Играешь на слабостях, обещаешь исполнение желаний, вот только знай, что ко мне ключа не найдешь. Мне не нужна помощь или подаренная всесильность, ясно? Я добьюсь всего сама.

Маска доброжелательности слетела с Владыки. Радужка небесного цвета опасно блеснула.

– Это отказ?

– Да!

Король резко схватил ее за руку, с такой силой, что Йонсу взвыла от боли.

– Мечтала покорить все способности звезд? – просипел он, с трудом удерживая непокорную полуэльфийку. – Забудь об этом, пока не приползешь ко мне! – Ливэйг внезапно ощутила такую слабость, что у нее подкосились ноги. Не удержавшись, она упала прямо на Короля и попыталась совладать с дыханием. Сознание ее затуманилось. Осознание того, на чьей груди она изнемогала от возбужденных нервов, едва теплело. Что происходит? Почему происходит? Йонсу ненавидела этого человека! Держась за спасительную мысль, она вызвала апейрон на кончиках пальцев. Короткий крик оповестил, что магия достигла цели. Силовая волна откинула Ливэйг на стол – полуэльфийка больно ударилась головой и тихо застонала, почувствовав вкус крови во рту.

Судя по болезненному шипению, Король тоже переживал не лучшие моменты.

– Твоя самая большая ошибка, – наконец, выдохнул он. Йонсу с трудом приподнялась на локтях. Роскошный пиджак проели зеленоватые дыры, рубашка наполовину распахнулась, показывая торчащие ребра и ужасный шрам на груди. – Ошибка всей жизни! Отвергла меня, Бога? Будешь отвергнута миром!

Сверкающий силуэт ткнул пальцем в сторону гигантской карты, висевшей на стене. Но Йонсу ничего не видела, кроме синеватого узора на груди Владыки. Что надо пережить, чтобы заслужить такую отметину?

– Запомни ее! Запомни очертания! Больше никогда не увидишь… Ни ее, ни его! – Король резко повернулся и выжег лунным светом кусок карты по середине. Полуэльфийка не сразу поняла, что именно исчезло, а потом осознала – Аланда, ее родина. – Пошла вон.

Йонсу, растерявшись, смотрела на карту. Что задумал Король?

– Вон! – от нового крика Ливэйг поднялась в воздух. Взвизгнув, она полетела в сторону двери и прошла сквозь нее, прикрывая лицо руками. В коридоре полуэльфийка обрушилась на пол – довольно больно, но это не помешало ей сразу встать на ноги, пинком открыть дверь и гневно кинуть в кабинет:

– Я не буду с тобой, даже если наступит конец света!

После чего гордо повернулась и, ни глядя ни на кого, стремглав бросилась в свою келью, где разрыдалась от пережитого. Предложение уйти во мрак… Согласилась бы – и никогда не увидела бы кронпринца Хайленда, не оказалась в его гвардии. Руки, колени, все тело продолжала бить дрожь. Йонсу хотелось пойти в душ и смыть следы происходящего, но сил не хватало. Смотря в потолок, она закуталась в покрывало. Перед глазами стояла испорченная лунным светом карта мира.

Дверь скрипнула. Ники. Подруга вошла не в меньшем волнении, чем уходила. Будто очарованная, Наомика медленно прошествовала к платяному шкафу.

– Что слу… – начала Йонсу, хотя в глубине души знала ответ.

– Я согласилась, – тускло ответила Ники.

Ливэйг отвернулась. Одинаковая ситуация, схожие возможности, такое же обручальное кольцо на пальце, как у Йонсу – но Ники приняла предложение. Почему? Какую слабость хранила ее душа? Ливэйг вдруг поняла, что никогда не стремилась понять Ники. Их объединяла одна келья, глупые разговоры, тоска по любимым, учеба и ничего больше. Как странно понимать это по отношению к другу.

– Что он сказал тебе?

Ники достала сумку.

– Я хотела перейти, Король знал это. Он только улыбнулся, когда я призналась. Сказал, что давно нуждался в хладнокровной умной воительнице.

– А как же…

– Я попросила Короля посетить храм лавы.

Именно в нем томился возлюбленный Ники. Опустошенная Йонсу сжалась в комок. Не совершила ли она фатальную ошибку, отказавшись? Что случится с Аландой?

Аланда…

Валери…

Ливэйг с криком проснулась.

Она лежала на кровати незнакомой спальни, но глаза упорно видели штормящий залив вместо любимого дома. То был полдень. Как беззаботно гуляли лучи по волнам! Однако под ними лежали, оказались навеки похоронены дома Аланды. Многих жителей вассального королевства задавило обломками зданий. Выжили только те, кто находился на улице в тот час.

Не Валери.

Перед глазами вспыхнула другая картина. Письма горели в камине храма. Йонсу кидала их в огонь со странной отрешенностью. Слова, побитые слезами, исчезали. Муж передал ей в наследство Валерийские леса – какой смысл? Ей, будущей убийце Хайленда, не нужны ни дом, ни земля, ни деньги. Обещания сгорали, питая мстительную решимость.

Сцены прошлого? Йонсу, пытаясь отдышаться, провела рукой по лицу. Мокро… Слезы? Боли или радости, что узнано хоть что-то? Храм… Размытое лицо Короля… Пара слов, брошенных в кабинет… Тоска по человеку, чью внешность она не запомнила… Все стиралось, все! События сна испарялись из памяти стремительнее вспышки молнии. Только одно сохранилось: залив над королевством, виновницей гибели которого Йонсу стала.

Хотелось пить. На тумбе рядом стоял графин. Ливэйг потянулась к нему – острая боль пронзила все тело, заставив сжаться в комок на простыне. Неприятные ощущения ушли только через пару минут. Отпихнув ногой одеяло (оно упало на пол), Йонсу увидела пару желтеющих синяков на бедрах. Ей показалось даже, что на одеяле темнеют какие-то пятна, которые она не успела толком разглядеть, но тут Ливэйг стало совсем дурно. Она, глядя на странно светящуюся воду в графине, заснула, провалилась в пустой сон.

========== Глава 13 Соль и пепел в волосах ==========

16 число месяца Альдебарана,

Китти Вилариас

Китти очнулась в просторном зале, окна которого были открыты. Морской воздух, унося следы лихорадки, врывался внутрь помещения и тревожил полупрозрачные шторы. Где она? На стенах и позолоченных светильниках играло солнце, пуская блики. Последним воспоминанием был голос Стального клинка. Китти попыталась приподняться на локтях и сразу охнула: ее правую руку, перебинтованную от плеча до локтя, пронзило болью, в рану будто заново воткнули металлический прут. Китти упала обратно на подушку, стискивая зубы. Краем глаза она заметила, что на тумбочке, у изголовья, стоят цветы. Хризантемы – человек, оставивший дар, знал ее вкусы.

– Очнулась, наконец, – раздался голос Рейн. Старая знакомая сидела слева от кровати, совершенно сливаясь со стеной белой одеждой, волосами и кожей. Несмотря на то, что ее губа была рассечена, Рейн улыбалась. Сквозь ее одежду проглядывали многочисленные бинты, в изрезанных пальцах она крутила ключ. Спрашивать, как «служанка Михаэля» себя чувствует, Китти не стала, ее это совершенно не волновало. Существовали другие вопросы, на которые принцесса жаждала ответа.

– Где я? – в горле ужасно пересохло, и фраза вышла хрипло.

– В Каалем-сум, в лазарете. У тебя сквозная рана. Кто знал, что, – Рейниария помолчала, выбирая слова, – она станет такой?

– Мать ее знала, – колко ответила Китти, все же ухитрившись встать. Она не собиралась сидеть на кровати и показывать, какая же несчастная и больная. Вилариас, стараясь идти ровно, подобралась к открытому окну. Легкие шторы врывались в комнату от ветра. Здесь, у пролива, не пахло лавандой и мятой – только соленым морем и пеплом.

– Сёршу? – переспросила Рейн. – Она бы ее убила, если бы знала.

– И то верно, – протянула Китти, разглядывая пролив и город.

Внизу царствовала суета, словно в разворошенном муравейнике. Везде сновали люди, повозки, тягловые животные. Улицы очищались от разрухи, поваленных статуй, обрушенных арок, вылетевшего из стен камня, соскользнувшей с проваленных крыш черепицы. Безнадежно сломанное заменялось новым, то, что было возможно восстановить – восстанавливалось, мусор вывозился за пределы города. Крепость возвращала себе свой облик. Еще день-два – и напоминать о вторжении будут только выгрызенные ядрами дыры во внешних стенах. Где-то внизу, рядом, явно проходил парад.

– Флот ушел.

Китти, не оборачиваясь, хмыкнула.

– Совершенно не в правилах Ситри. Наверняка задумывает очередную подлость. Этот туман придумала точно она.

– Стальной клинок всего лишь исполнитель. Мы обе знаем, кто это придумал.

– Чушь, – отозвалась принцесса. – Ему неинтересна наша детская возня. Валентайн бесхитростен, Донна слишком честна. План придумала Ситри: она всегда думает на пару шагов вперед. Флот вернется. Не завтра, так послезавтра.

– Поэтому, Китти, – разом включив строгость, сказала Рейниария, – ты уплываешь обратно. Тебе не место ни тут, ни в Палаис-иссе. Я написала письмо кронпринцу, тебя ждут.

Беглая принцесса даже не повернулась, продолжая разглядывать город как свою собственность. Наступал вечер. Воды пролива медленно темнели, однако жара не отпускала побережье.

– Как ты меня заставишь?

Китти было попросту смешно. Она гордилась своей непокорностью. Кто сбежал в юности от Михаэля? Кто отказывался возвращаться в Мосант? Кто ушел во Вселенную назло короне? Кто поругался с самой Астреей, Владычицей Хайленда? Кто сбежал из храма? Китти верила, что ни один человек (и не только) в мире не заставит ее поступить так, как она не хочет. Конечно, сейчас силы ненадолго оставили ее – однако дни идут, и скоро на небе вновь воцарится ее звезда. Китти была убеждена, что никто не посмеет ее убить. Зачем же тогда убегать?

– Никак, – просто ответила Рейниария, вставая рядом с ней. – Ты сама уйдешь, когда все начнется.

– Неужели все будет настолько плохо? – усмехнулась принцесса. Прошедшее сражение мало испугало ее, а давняя обида высвобождала желчь. – Хуже, чем во время Пятой Космической? Тогда ты сбежала быстрее ветра. Почему же остаешься сейчас?

Генеральша пропустила ее слова мимо ушей.

– Приближается месяц воды, мои силы увеличиваются. Я чувствую, как в проливе собираются новые корабли, как замерзает северный океан. Мы не отобьемся, подмоге неоткуда идти. Их силы безграничны: проиграют один раз, но вернутся. В отличие от нас, они готовы. Их атака – дело времени.

Китти задумчиво посмотрела на восток. Там, одновременно далеко и до страшного близко, за туманом, ее ждали черные, устланные пеплом горы. Горы скрывали кладбища, мили кладбищ, пока могилы не поглощал лес. Что было за лесом – не знал никто в Хайленде, кроме кронпринца и его «служанок». Узнала бы она, если бы не прозвучавшие однажды слова. Много лет назад Вилариас отвергла предложение Синааны, прозвучит ли новое? Как хотелось еще раз показать Королю, что он не властен над ее душой.

– Я ухожу в Реймир-сум, – произнесла Рейн. – Им нужна моя помощь. А ты, если уж решила остаться, сиди в лазарете, ты ранена.

– Заживет. Кровь такая, – пробурчала Китти, разматывая бинты. Ее взгляд уперся в бурую корку заживающей раны, более плотную в середине и тонкую, бледно-розовую у краев. Пожалуй, регенерация – единственная особенность, доставшаяся от предков, которая нравилась своенравной принцессе. Один раз Китти прыгнула с главной башни храма – вот было смешно наблюдать, как главная мемория плакала и причитала, думая, что Вилариас разбилась. Принцесса же отделалась лишь разбитыми коленками, локтями и носом.

– И не вздумай ей мстить.

Китти выбросила бинт в окно, который немедленно унесло ветром за угол здания, и развернулась к Рейн. Темно-фиолетовые глаза схлестнулись с серо-голубыми. Правая скула Рейн опухла и покраснела. В отличие от нее, Рейн не обладала особыми способностями. Она происходила из северных человеческих народов и потому лишь терпела холод чуть успешней, чем большинство жителей Мосант. Силой воды в империи никого не удивишь.

– Мстить? Кому? Ситри? Я отомщу, но не сейчас. Через пару месяцев, – Китти и не думала скрывать своих намерений, – когда игра начнется по моим правилам.

– Сколько веков никто не мог убить прислужницу Короля?

– Да мне плевать, кто не мог, – отрезала Вилариас. – Ты хотела сбежать снова, если не ошибаюсь, подстилка кронпринцовская.

Рейниария без слов развернулась и вышла, стуча каблуками. За ее спиной развевался бело-золотой плащ. Проводив неказистую фигуру давней знакомой, принцесса, морщась, потерла плечо. Ее страдания остались, к счастью, незамеченными. Воспитывай Китти другой родственник, не Михаэль, она бы не стыдилась чужой жалости, но мать покинула ее на редкость в неподходящий момент. Михаэль сумел доказать ей, как жалок слабый человек.

Город вокруг – его детище.

Китти давно не гостила в Каалем-сум, еще с тех времен, когда была при дворе. Ей никогда не нравились пафосные высокие потолки, обилие позолоты, лепнины, глупые тяжелые шторы, вазы, статуи и прочая ерунда, которыми полнились замки городов империи. Особенно принцессу раздражали картины: везде, куда бы она ни пошла, ее преследовали родственники, изображенные на полотнах. Каалем-сум не стал исключением, потому, оказавшись в коридоре-музее, Китти разозлилась ни на шутку. Даже здесь, на границе Хайленда! Невыносимо. Коридоры, к счастью, пустовали, и ничто не мешало Вилариас поджечь картину особо не любимой ею Сёршу. Все равно никто не подумает на потерянную принцессу.

Правая рука продолжала гудеть от боли, поэтому Китти решила воспользоваться левой. Душа уже истосковалась по разрушению и пламени. Подумав, что сегодня вполне можно позволить себе маленький огонек, Вилариас размяла пальцы. Вперив темный взгляд в собственную ладонь, Китти чуть нахмурилась. Над кожей зажглась крохотная голубая точка.

– Ну, так дело не пойдет, – зло пробурчала принцесса. На ненависти к Сёршу и ее малочисленному семейству много не наколдуешь. Что ж, придется подумать о другом человеке. Вспомнив бело-золотые локоны, Китти едва не подпрыгнула от огненного шара, что внезапно появился в ее руке. Утихомирив пламя, она подвела огонь к уголку портрета, и ткань немедленно загорелась ярко-синим пламенем. Не прошло и минуты, как на стене осталась лишь одна рама. Как бумага. Китти прикрыла глаза – огонь потух. Чрезвычайно довольная собой, она продолжила путь. Замок Каалем-сум был во много раз меньше столичного, так что Китти довольно скоро подошла к большой мраморной лестнице, устланной красным ковром. Около нее висел последний портрет – молодого мужчины с огненным мечом в руке. Пересчитав количество букетов и помрачнев от зависти, Вилариас начала спускаться. Почему все любят Вердэйна? Ребенок в одежде воина… Фыркнув, Китти перепрыгнула через пару ступеней и оказалась у главных ворот замка. Охрана покинула посты, открытые створки звали наружу.

Можно прогуляться по городу. Нападение едва ли произойдет раньше завтрашнего дня.

Китти вдруг подумала о том, что Кестрель не дождалась «Восхода». Корабль не пришел. Кесс наверняка сходит с ума от беспокойства, и, пожалуй, она была единственной, чье мнение Китти действительно заботило. Нужно послать фею в северную крепость, обрадовать, что она жива и ищет способы добраться до Палаис-иссе. Написать какие-то ободряющие слова. Только какие именно? Решив разобраться уже на месте, Китти начала вспоминать, где в городе находилось поселение фей. Вроде бы у моста к Реймир-сум…

Китти, конечно же, выдали новое платье: пышное, белое, в котором принцесса чувствовала себя, мягко говоря, неуютно. Оно слишком сдавливало грудь и талию, широкая юбка мешала движениям, рукава-колокольчики, всегда раздражавшие Китти, задевали прохожих, не успевавших заметить госпожу. Однако выбора не было, и сейчас ей бы скорее предложили обмотаться в штору, чем дали новое, более удобное платье. Прохожие сторонились ее. Они, безусловно, понимали, что незнакомка благородных кровей: это выражалось в чертах лица, в походке, в манерах. Китти злилась на саму себя: последствия воспитания у кронпринца до сих пор не удавалось искоренить. «Как ни старайся, а все равно дама», – подумала она.

Из-за обстрелов многие жители Каалем-сум лишились домов и теперь бродили по городу, с растерянными лицами разыскивая пропавших членов семьи, ища приют на ночь или помогая грузить на телеги строительный мусор. Слышался стук топоров, голоса, визг пилы, ор тягловых животных. Над мостовыми стояло густое облако пыли, плыли запахи пищи, тянуло гарью. А ведь это центральный проспект имени принца Вердэйна Аустена, ведущий к порту… Улицы окольцовывали замок ровным кругом. Практически все дома белели северным кирпичом, настолько крепким, что время не властвовало над ними. Не властвовало – вместо времени дома тронули человеческие руки, и многие здания значительно пострадали от огня и ядер. На улицах встречались лишь люди: другим существам здесь не было места. Лесные создания обитали в Реймир-сум; остальные жили в деревнях, поселках за пределами города. Про себя Китти называла их «резервациями».

Ради интереса она сошла с проспекта и оказалась в жилом квартале, которые у них в Анлосе называли подворотнями или даже хуже – кварталами нищих. Тут наблюдалась та же суета, взрослые торопливо уничтожали последствия атаки, спеша навести порядок в своих жилищах, в толпе шныряли дети, бегали собаки, кошки и другие домашние животные. Пару раз дорогу Китти перебегала даже крауга – забавная зверюшка, напоминавшая золотистую мохнатую лягушку с голым крысиным хвостом.

Замечая Китти, люди торопливо сходили с ее пути.

Заглянув в одно из окон зданий, выходивших на улицу, сбежавшая принцесса увидела что-то вроде школьного класса: на скамьях в два ряда сидели дети. У доски стояла учительница, объясняя материал урока, и указывала на разные места в записях на доске. Даже атака на город не заставила Танойтиша отменить занятия: детям было необходимо забивать голову отборным враньем, отвечающим требованиям столицы.

– Наша империя обширна, – рассказывала престарелая женщина, одетая в строгое простое платье. – В состав империи входят множество различных народов, и каждому дается право исповедовать свою веру, придерживаться обычаев предков и своих традиций, при условии соблюдения общих имперских законов. Кто знает имена богов?

Класс молчал. Как заметила Китти, практически каждый в классе каким-либо образом пострадал: у нескольких ребятишек были перевязаны тряпьем головы, у кого-то в перевязи висела рука, а некоторые и вовсе ходили с необработанными ранами. Одежда… простая, но не слишком бедная. Красоту города запрещалось портить лохмотьями.

– Мы верим в звезды, но южные острова продолжают чествовать святую, которую мы знаем как Клятвопреступницу Мёрландию. Эльфы молятся Аэрмиссе и Риорре, майоминги верят в проклятый огонь, карриолы – в Торга, властелина пещер. Некоторые ждут Пришествие, а на Синаане возвышают своего Короля.

Китти, усмехнувшись, пошла дальше. Знает она эту песню.

Да, конечно, право верить в еретических богов давалось, но только в пределах своего жилища. В каждом городе обязательно стоял какой-либо храм звезды, и никакие другие строения подобного рода не разрешались. Кажется, только майоминги сумели сохранить некое подобие независимости, хотя, как знала Китти, в последнее время отношения между империей и вассальным народом испортились. Когда «Восход» проплывал мимо их селения у гор, то было видно жгучий дым, вырывавшийся из пещеры.

Особо яро преследовались «поклонники» Тринадцатой звезды – Луны, Короля Синааны и Бога в одном лице. Кажется, только вампиры продолжали открыто верить в то, что когда-то их прокляло, но им, изгнанникам, нечего терять…

Таким образом, пугая жителей и думая о том, за что бы ее непременно сожгли на главной площади Анлоса, Китти Вилариас дошла до набережной, которая пострадала больше всего. Берег здесь был изрыт глубокими ямами от ударов ядрами, из мощеного настила выломаны целые куски, из-за чего полотно набережной местами просело, а в нескольких местах и вовсе обвалилось. Большая часть деревянных пирсов, глубоко уходивших в воды пролива, разрушилась, из воды остались торчать лишь одинокие ребра свай.

На город медленно наползал сумрак.

Волна с шумом ударила об камни набережной.

Китти напряглась. Стало так тихо, что ей чудилось: она слышит звук собственной крови, стремительно бегущей по сосудам, стук сердца. Принцесса нахмурилась и вгляделась в воды залива. На севере – только пролив, на востоке – крадущийся туман, на юге – тоже туман. Всё как всегда. Почему же так бьется беспокойное сердце?

Только спустя пару минут она догадалась поднять глаза.

Над ней кружил пепельный призрак с горящими дьявольским огнем очами. Поняв, что ее наконец заметили, тень сошла на камни набережной. Китти застыла, как статуя, но потом взяла себя в руки. Ничего ей не сделают. Не посмеют. Вилариас буквально заставляла себя поверить в это.

– Добрый вечер, Наама, – чуть дрожащим голосом поприветствовала она Клинок. – И что же привело тебя сюда… в столь светлый час?

– Разрушение, – прошелестел голос, и призрак явил высокую мускулистую женщину, будто сотканную из пламени. Черты ее лица были резки и грубы, а глаза притягивали, в них плескался настоящий материальный огонь. Рука Наамы покоилась на резной массивной рукояти секиры. На открытой взору груди, укрытой дубленой кожей колета, художники Синааны мастерски изобразили герб Короля – полумесяц, объятый призрачным пламенем. Ее пламенем.

У Китти вырвался нервный смешок.

– О, как я тебя понимаю.

– Город падет, дочь Антареса, – произнесла Наама, вновь становясь пепельной тенью. – Наш Король зовет тебя.

Китти сглотнула. Ей предлагают пойти вслед за Валентайном и Валеттой…

– Думаю, вашему королю хватает служанок, – не удержавшись, немного съязвила она. Какая разница, кому прислуживать?

Огненный клинок не мог похвастаться сдержанностью. Едва Китти закончила говорить, как перед носом принцессы сверкнула секира. Та отпрянула.

– Да ладно. Валентайн не позволит тебе это сделать, – ляпнула Вилариас, не подумав. Доспехи Клинка запламенели, испуская едкий дым. Они были покрыты угловатой вязью народа огня – ифритов, от которых, по слухам, происходила Наама.

– Лорд Валентайн в Палаис-иссе.

Секира разрезала воздух у самого горла Китти – принцесса отскочила назад. За спиной разнесся звук боевого рога.

Обернувшись, Китти на мгновенье замерла, глядя, как залив заполняется кораблями. Она ошиблась. Владыка Синааны не собирался давать им ни дня на восстановление. Защитники крепости засуетились, над поселением пронесся гул набата, на сторожевой башне забили в колокол, призывая воинов на крепостные стены. Люди не были расслаблены, каждый делал свою работу, которой занимался всего лишь сутки назад.

К зубьям парапета подкатили лафеты пушек, засветились фитили, и пушкари взялись пристреливаться к целям. Результат себя ждать не заставил. Корабли шли слишком кучно, и вскоре десяток из них уже пылали, подожженные удачно отправленными на паруса и палубы зажигательными снарядами. Защитники крепости возликовали, потрясая оружием, захлопали друг друга по плечам, но их радость была временной.

В ответ с вражеских кораблей прилетели первые ядра, вгрызаясь в камень крепостных стен. Несколько ядер перелетели стены и упали среди людей, суетившихся во внутреннем периметре. Раздались крики, толкотня усилилась, и через поток людей, устремившихся прочь от стен, с трудом пробирались на помощь защитникам отряды подмоги.

Корабли врага, дав еще несколько залпов и разрушив верхушку одной из сторожевых западных башен, продолжили продвигаться к Реймир-сум. Судна буквально прилипли к противоположному берегу – Каалем-сум явно не был их сегодняшней целью. Лишь несколько тяжелых бригантин остались бить по городу, отвлекая внимание на себя. Они стояли слишком далеко, и снаряды защитников города не долетали до них.

Вскоре запылали дома в пригороде крепости, вражеские войска упорно продвигались вперед, встречая сопротивление наскоро сформированных отрядов из крепостного гарнизона и местного ополчения. Последние, будучи весьма потрепанными предыдущими атаками врага, дрались отчаянно, но были слишком малочисленными, чтобы сдержать наступление. Началась паника.

Наама, наблюдавшая за боем и временно забыв о Китти, взлетела в небо, снова затягиваемое темными грозовыми тучами, и взметнула руку. Города, Каалем-сум и Реймир-сум, разделила стена огня, мгновенно скрывшая от взоров и эльфийское поселение, и корабли. Судна, что обстреливали Каалем-сум, скрылись в тумане. Над городом правой стороны реки повисла тишина. Жители пытались понять, что происходит на том берегу, но пламя, казалось, сжигало даже звуки. Вскоре появились первые корабли, полные воинов, готовых помочь Реймир-сум. Нааму это не устроило. Она подняла языки пламени движением руки, и магический огонь в мгновенье ока объял палубы кораблей, идущих на помощь осажденному поселению. Клинок огня и пепла не собирался оставлять никаких шансов на спасения эльфийского города. Наама развернулась к Китти. Секира стала языком пламени.