Текст книги "Эклектика (СИ)"

Автор книги: Lantanium

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

– Лаванда… – повторила Донна, сжимая пальцы в кулак, будто пытаясь сохранить полученную метку. Потом взгляд Белладонны упал на поверженный грязью цветок. Дева, разом очнувшись, выпрямилась, и более ничего, кроме спокойствия, Валентайн в ней не увидел до самого вечера. Только глубокой ночью, уже под утро, он случайно стал свидетелем странной сцены: Донна лежала на кровати, смотрела на шрам и что-то бессвязно шептала. Что именно, Валентайн различить не смог и потому просто лег рядом, намереваясь отдохнуть после мучительных переговоров.

***

12 число месяца Постериоры

Валентайн лежал, закрыв глаза, у озера раскаленной лавы и медленно, как обычно ласкают кота на коленях, гладил лежавших рядом саламандр. Жесткие спины, колючие гребни напоминали ему касание оружия. Саламандры пламенели от удовольствия, щекоча пальцы. Редко когда Валентайн мог позволить себе такую роскошь, но сейчас, ощущая непривычную тяжесть во всем теле, он хотел только ленивого забытья наедине с собой.

Синаана никогда не выглядела столь безлюдно. Узников бесчисленных клеток ущелья пустили на корм оборотням; осталась лишь Эйя, ставшая единственной «игрушкой» здешней царицы ада. Оссатура опустела, в подземельях остались лишь дети; юг и восток скрывал серый туман. Острова, прибрежные города королевства тоже обеднели: Айвена и Ситри ушли на юго-запад, завоевывать нейтральные архипелаги. Завоевывать? Сумасшедшая повелительница воды хотела попросту уничтожить их. С Ситри они не разговаривали с памятной встречи на дне ущелья, и Валентайн не знал, что ее мучило, хотя слышал разговоры о переменах в Стальном клинке. Причины перемен были неизвестны никому, кроме Айвены. Наама бесчинствовала на землях Хайленда; Валетта, как тень, скрылась в тумане, и никто, кроме ее господина, не знал, где она.

Все живое и неживое, предчувствуя победу Майриора Десенто, возвращалось в Синаану, где и было создано много веков назад.

Вернуться под крыло королевства получалось далеко не у всех. Майриор приказал истребить жителей пустынь западного материка: вольных кочевников, змей-людей, горные народы, пиратов. Валентайн знал, что Владыка не прощал предательств и помнил о проступке Сёршу всегда. Ситри Танойтиш с радостью выполнила приказ, в одиночку распяв каждого на железных крестах – своим традициям она не изменяла и явно не испытывала угрызений совести за уничтожение дальних родственников. Валентайну было все равно. Он полностью погряз в мечтах о завоевании Анлоса и забыл даже о своей ненависти к Майриору. Наконец Они понесут кару! Возмездие. Как давно Валентайн его жаждал. Совсем скоро он разрушит Хайленд до основания, сожжет всю ложь и двуличие, царившее там. В победе он был уверен. А потом… что потом?

Кровь и пустота.

Такие мысли терзали Валентайна, когда к нему спустилась, отмахиваясь от дыма, любимая Донна. Донна… Та женщина, что держала его тут долгие годы, твердая, как сталь, храбрая, принципиальная, благородная, беспощадная, безжалостная, убийца! Валентайн мог абсолютно честно сказать, что умер бы ради нее, убивал ради нее, и даже если бы Донна не придавала этому никакого значения, он продолжал бы убивать. Валентайн все делал с бешеной энергией и страстью – и любил ее в том числе. Стройная фигура, успокаивающая речь, острый и жесткий ум, обезоруживающая логика, прагматизм и холодная голова. Это все его любимая Донна, единственный… человек, к которому он прислушивался. Сейчас на ней не было доспехов. Сейчас она была просто женщиной. Легкая туника обтягивала ее тело – тело статуи, на которое Валентайн покушался только в мыслях.

– Все истлело, – произнесла Донна, присаживаясь рядом.

Голос звучал устало.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил Валентайн, разом вырвавшись из мыслей о будущем.

Донна закрыла глаза и коснулась белой рукой груди.

– Так тяжело внутри, – сказала она. – Раньше там было сердце, потом – ничего, а сейчас – ужасающая тяжесть.

Валентайн вспомнил: Донна стала первой жертвой любопытства Короля. Майриору было интересно, сможет ли она остаться живой без сердца… потом решил, что рабам оно не нужно. Все Клинки лишились главной мышцы, отвечающей за проявление волнений. Только он, Валентайн, не прошел традиционный обряд. Если подумать, он не получил и официального титула. Всего лишь лорд.

– Я иногда думаю, – вдруг сказала Донна, – что будет, если меня убить? Воскресну ли, как вы? Или исчезну, как должна? Я не мемория, моя душа едина и не отмечена звездой. Я не проклята, как Ситри. В груди нет даже тумана. Я родилась самой… обычной.

– Принцессой, – напомнил Валентайн, гладя ее по ладони. Алебастровая кожа поражала мягкостью каждый раз.

Донна, не отрываясь, смотрела на лавовые озера.

– Что если я прыгну туда? – отстраненно произнесла она.

– Я прикажу лаве застыть, – нахмурившись, выпалил Валентайн. Любимая, повернувшись в нему, улыбнулась. Эта улыбка! Она полностью меняла ровное и гладкое лицо убийственной мадонны.

По ущелью пронесся вой Эйя – Ситри вернулась с юга. Валентайн вздрогнул.

– Пойдем отсюда, – сказал он.

Каждый в Синаане получал свою долю адских мук.

Поднимаясь по древним ступеням бесчисленных переходов, Валентайн вспомнил первую фразу, сказанную Донной.

– Все истлело? – повторил он, подавая любимой руку.

– От Аливьен-иссе до Анлоса, – сказала Донна, чуть сжав его ладонь. – Наама повеселилась на славу.

– Наама! – гневно выпалил Валентайн. – Я окатил бы ее лавой.

– Она всего лишь выполняла приказ.

– Очередной глупый приказ!..

– Не такой уж и глупый, – невозмутимо заметила Донна. – Все укрытия империи сожжены, мемориям негде прятаться, наша армия пройдет свободно. Что до моральной составляющей, она волнует немногих, особенно во время войны. Чтобы что-то защитить, нужно быть безжалостным.

Они свернули на лестницу, ведущую на юго-запад. Чьи-то кости хрустели под их сапогами.

– А в перспективе глупый, – резонно сказал Валентайн. – Мне ли говорить тебе о перспективе? Ты прекрасно знаешь, что он уничтожит все, включая нас. Мы боремся за пустоту.

Адский жар сменился пленяющей могильной прохладой их земель. Километры, мили кладбища, мрамора, последнего островка древней Синааны. В прозрачных кислотных озерах плавали инферналы, мученически протягивающие руки к своим хозяевам, и как только они это делали, старый бес-надсмотрщик колол их трезубцем. Неслышно несла свои воды река Стикс, оканчивающаяся черным лесом, в котором завывали баньши, встревоженные пролетающим мимо ифритом. По краям дороги ровными рядами рос амарант. Луга справа, на которых паслись кошмары, скрывал туман, и только дорога, изгибающаяся от могильных плит, была видна в нем да красные цветы амаранта. Слева же гулял ветер. Валентайн и Донна медленно ступали по старым плитам дороги. Они любили каждую частицу своего маленького мирка и заботливо охраняли от любых посягательств.

Быть бы им Темными королем и королевой! Тогда, может, мир был бы совсем другим. Но, увы, испокон веков Королем и Королевой были Майриор и Сиенна Чарингхолле.

– Все уходит, – прошептала Донна. – Все исчезает, обращается в пепел, в прах, и только память хранит отголоски прошлого. Память, заложенная в этом мире. Ничто не исчезнет без следа, все сможет воскреснуть. Не волнуйся об этом. Это не конец мира, как ты думаешь.

– Но что мешает ему изменить эту память? Что мешает уничтожить саму суть мира? – грустно сказал Валентайн, и тьма охватила их обоих, как плащ, и скрыла.

***

13 число месяца Постериоры

Утро не наступило.

Холодная багряная луна освещала пепельную пустошь, простиравшуюся до самых западных гор. Воздух был насыщен запахом гари, кое-где над холмами из пепла и обгорелых останков поднималась тонкая пелена дыма. Безрадостный пейзаж состоял из смешения двух цветов – серого и черного, и лишь одного запаха – запаха смерти.

Армия Синааны выступила в поход через горы. Воины заполнили подземные переходы под толщей земли, двигаясь в полной темноте и молчании: лишь подкованные железом сапоги гулко впечатывались в камень, скрипели сочленения доспехов да терлись о крепкие бедра ножны. Позади пеших воинов тянулись колесницы с запряженными в них толстошкурыми неповоротливыми ящерами, что везли части орудий и осадных башен. За повозками вели за повод лошадей в жестких попонах с нашитыми на них медными бляхами. С их седел свисали колчаны, полные стрел. Летучие твари, покинув горные карнизы у пещер-гнезд, летели по воздуху, скрываясь до некоторого времени высоко в толще грозовых туч. Чудовища, которых не могли принять туннели, топтали тропы, проложенные по земле и снегу разведчиками, что шли с передовыми отрядами, координируя передвижение всей армии.

Майриор Десенто стоял на выступе отрога горы, глядя на то, как собираются в единое войско выходящие из пещер, прибывшие по воздуху и по земле отряды. Его плащ развевался по ветру и сверкал подбоем. На лице застыла победоносная улыбка. Да! Сегодня он стал единственным истинным источником света, и не оказалось никого, кто бы его отражал – это говорил весь вид Короля. Впереди застыла армия, воины Синааны приветствовали монарха криками и рукоплесканием. Справа от него стояла Валетта, слева – Айвена. Обе леди держали Майриора за руки.

Валентайн с любовью глядел на пустошь, где ровными рядами стояли легионы его солдат, облаченных в непроглядно-черное, как он сам. Шлемы горели, ловя свет от Короля, искры тлели на наплечниках и тассетах. На латах горел знак Синааны: луна, охваченная призрачным пламенем. Это дети его и Донна… конечно, не в буквальном смысле, но они оба отдали армии все свои силы. И вот, наконец, наступило время блистательного представления миру своих трудов.

Настроение омрачало только одно: Бетельгейз остался в Золотых палатах, сидеть с сестрами. Валентайн знал, что виновной в отсутствии принца была Римма, не Альмейра. Инколоре-младшую хотелось посадить в клетку, как Эйа. Это избавило бы королевство от многих проблем. Как лорду-оборотню хотелось, чтобы любимый друг стоял рядом в такой момент! Однако единственным мужчиной рядом оказался ненавидимый Майриор. Валентайн кинул на него испепеляющий взгляд и пожелал, чтобы тот не остался незамеченным.

– Сколько их? – спросил Владыка внезапно.

– Двести сорок семь миллионов, мой король, – ответила Донна.

– Двести сорок семь… – повторил Майриор, задумчиво вглядываясь в земли империи.

– Что случилось, мой милый? – ласково прощебетала Айвена. – Ты считаешь, что не хватит? Может, стоит отложить поход?

– Нет! – вырвалось у Валентайна.

Он свою жизнь отдал этому моменту!

– Нет. Хватит, – сказал Майриор.

– Лета, прекрати меня морозить! – капризно воскликнула Айвена. – Снега могу вызвать поболее твоего.

Чуть прихрамывая, подошла Ситри, облаченная в длинный наглухо застегнутый черный плащ. Полуночный рыцарь незаметно посмотрел на нее. Шесть дней прошло с последней «разрядки», и Валентайну казалось, что через пару дней он не выдержит и оприходует первую попавшуюся служанку Золотых палат. Даже тело Айвены, которую он ненавидел, медленно, но верно, начинало манить. Что уж говорить о Донне? Тогда, у Брааса, он едва не сдался под натиском инстинктов. Наверное, перед Ситри стоило извиниться – только как, за что, почему? Танойтиш стояла непривычно ровно. Обычно она чуть сутулилась, но сегодня, будто сняв цепи комплекса, бесстрашно смотрела вперед. Валентайн впервые понял, что у его подруги нос настоящего хищника. И как он раньше не замечал?

– Прикажите армии выступать, – негромко сказал Майриор.

Донна подняла руку в сигнале. Войны слаженно ударили по щитам, по долине пронесся гул, что стал предупреждением невидимому врагу. Ящеры взревели, задирая рогатые шипастые головы, летуны захлопали крыльями, издавая пронзительное шипение, гигантские горы плоти, одетые в броню, присоединили к общей какофонии свой трубный глас. Армия сделала первый шаг к победе. Валентайн гордо расправил плечи. Момент славы!

– Как думаете, сколько из них выживет? – вдруг сказал Король.

– Они погибнут ради благой цели, – ответила Донна.

– Ради тебя, – прошептала Вейни, устремляя к Майриору прелестное личико.

– Валентайн, я спрашиваю тебя, – негромко произнес тот.

Лорд-оборотень, не отрывая восхищенного взгляда от черных легионов, ответил:

– Это будет смерть истинных рыцарей.

– Рыцарей, – закатив глаза, повторил Майриор.

– Ну ты же знаешь, – проворковала Айвена. – Он у нас рыцарь!

Это слово в ее устах прозвучало как оскорбление; Валентайну было все равно. Майриор снова повернулся к долине. Луна, лаская, отражалась от его волос и кожи. Айвена любовно смотрела в лицо своего Короля, словно упиваясь его великолепием. Валетта также глядела только на Майриора, преданно, не отводя взор. Казалось, весь мир был заключен в ее господине. Было ли дело только в красоте?

Мир содрогался от шагов.

– Как они быстро передвигаются! – восторженно воскликнула Айвена. – Смотри, они уже у реки!

– Хватит жужжать, ты меня бесишь! – рявкнул Майриор. Вейни более не проронила ни слова. – А ты их хорошо натренировал, Валентайн, – вдруг спокойно добавил он. – Эти солдаты идут в бой ради тебя. Они все сделают ради тебя. Казалось бы, какой может быть прок от живых существ… Они мрут как мухи, да, Наама? – обратился он к облаку пепла, пролетавшему рядом.

– Они идут ради вас, мой король, – поспешно сказала Донна.

– Да бросьте, – отрезал Майриор. – Не для меня.

Внезапно левая сторона мира провалилась куда-то вглубь, захлебнулась морской пучиной. Раздался дикий крик, складывающийся из миллионов предсмертных воплей. Черные легионы остановились, задние ряды напирали на передние, давя тех, кто оказался в середине. Впавшие в панику монстры пробивали себе путь к спасению, топча закованных в сталь союзников, сея хаос и смерть. Летучие монстры тщетно искали спасения в высоте, провал засасывал их в себя, так же, как и тех, кто отчаянно цеплялся за земную плоть. Валентайн зарычал, словно горный лев.

– Что ты делаешь, сукин сын?! – вскричал он, подняв тщедушное тельце Владыки под локотки, и, увидев лишь безумную победоносную улыбку и далекий блеск звезд в глазах, в ярости кинул его в пропасть.

– Майри! – взвизгнула Айвена, бросаясь за ним.

Валетта взлетела, поднимая холод и туман, глаза ее засверкали. Бледные, тонкие губы зашептали первую часть проклятия, рука со скрюченными пальцами взвилась над головой, готовясь послать смерть в Валентайна, но Ситри, выскочив между ними, заставила Бесплотный клинок остановиться. Валетта, волосы которой шевелились, как змеи, буквально жгла Ситри взглядом.

– Что же ты… – прошептала Донна.

Валентайна трясло. Его армия! Его армия! Дело его жизни, дело жизни его любимой! Миллионы их детей канули в соленую воду, он их выкинул, вышвырнул из жизни с той же легкостью, с которой растоптал бы цветок или раздавил бы жука! Ненависть холодком поднялась из неведомого места, о котором Валентайн не знал, ибо до этого момента ненависть была горячей и страстной. Он видел его смерть. Он крошил череп, отрезал части тела по кусочкам, выдавливал глаза – за годы, прожитые в Синаане, Валентайн узнал, как убивать со вкусом! С замиранием сердца он наблюдал, как из провалов вытаскивали выживших, пытались оживить умерших. Тщетно. Одна четвертая его детей погибла, и Валентайну казалось, что он сам их убил. Мысли путались. Половина его существа хотела отомстить, а вторая половина горевала по умершим. К глазам подступили слезы, но он прогнал их, как заразу.

Начищенные до блеска белые туфли ступили на выступ.

– Что ты сделал?! – прорычал Валентайн.

– Если бы я оставил их, конец сражения был бы предсказуем, – ответил Майриор и исчез. Наверное, он решил наблюдать за битвой с другого места. Валетта, с ненавистью взглянув на Валентайна и следом – на Ситри, поднялась в воздух и полетела куда-то на север.

– Ты будешь его защищать?! Ты будешь его защищать?! – внезапно заорал Валентайн, вцепившись в ни в чем не повинную Айвену и тряся ее, как тряпичную куклу. Повелительница воды снова завизжала.

– Возьми себя в руки! – повысила голос Донна, но даже она не могла успокоить боль, пронзавшую Валентайна. Наама, странно сверкнув напоследок, исчезла в пепле. Знакомая картина!

– Ты будешь его защищать? – внезапно зашипел полуночный рыцарь, уже с угрозой. – Ты и дальше будешь оставаться его подстилкой, жалкое создание? Ты не видишь, какой он?! Благородный? Сын бога, который не смог сдержать себя, и жалкой шлюхи – вот он кто! И да, я могу такое говорить о нем!

Айвена сдавленно пискнула.

– Отпусти ее! – в один голос выкрикнули Ситри и Донна. Одна – из ревности, вторая – из благоразумия. Валентайн разжал руки. Ему почему-то хотелось смеяться. Он был уверен, что Майриор слышал его.

Донна вбежала на край обрыва и протянула вперед руку, показывая, чтобы армия двигалась дальше. Вода медленно уходила с сожженных равнин, унося с собой пепел, горелую древесину, щиты и шлемы, кости и тела, не желавшие покидать этот мир. Все вокруг пронзилось равномерным топотом бесчисленных ног, идущих на север. Они придут туда вечером сегодняшнего дня, и Анлос захлебнется во мраке и крови.

Айвену, все еще находящуюся в состоянии крайнего потрясения, переходящего в бесчувствие, увела в шатер Ситри, которой, по чести говоря, были несвойственны такие альтруистические порывы. Но Валентайн о том не думал. Он сидел на краю обрыва, уткнувшись лицом в ладони. Донна стояла рядом с ним, о чем-то думая.

– Я убью его, – внезапно сказал Валентайн. Он поразился собственному спокойствию.

Донна осторожно села рядом.

– Посмотри, – он обвел рукой пепельный простор. – Наша армия поредела ровно на четверть. Все наши старания пожрал океан. Он сумасшедший. Сумасшедший не должен быть Властелином мира. Я убью эту гниду.

– Как?

– Он не бессмертный, – прорычал Валентайн. – Он не Бог, чтобы быть бессмертным, черт бы его побрал!

– Ты тоже.

– Мне плевать! Донна! Ты говоришь так, будто тебе все равно!

– Мне не все равно. Я просто хочу попросить тебя быть благоразумным, хладнокровным. Ты вечно все делаешь на горячую голову.

– Хладнокровным? – не поверив, воскликнул Валентайн. – Как я могу быть хладнокровным?! Он убил их, ты понимаешь это? Он убил моих солдат как последнюю светлую падаль! Наплевал на мои труды! И на твои тоже!

– Зачем ты его скинул?!

– Я вырвал бы ему кишки, если бы мог, – не задумываясь, выпалил Валентайн.

Донна прикрыла синие глаза.

– Он тебя уничтожит.

– У меня осталась армия, – прошептал Валентайн, кажется, немного успокоившись. – Я раздавлю его.

– Как? Дорогой, ты слышишь себя? Он создал этот мир. Даже если Майриор – полукровка, о чем мы точно не знаем, он создал Мосант. Это факт. Мы все – всего лишь его слуги. Ты не сможешь победить. Прими это, пожалуйста…

– Я отказываюсь быть слугой. Я не собираюсь выполнять его приказы. Все идет к разрушению, к эре апейрона, и если только у меня хватит смелости противостоять Майриору, то я буду противостоять в одиночестве.

Донна некоторое время молчала.

– Ты никогда не будешь один – я твоя. Но прошу тебя, дождись захвата Хайленда. Может, что-то изменится. Посмотрим, как лягут карты…

– Мы можем поговорить с другими. Может быть, Лета вспомнит, от чего уходила. Или Ситри…

Взгляд Донна потемнел: зрачок совершенно поглотил синеву.

– Валетта? У нее дочь от Майриора! Наама? Ее разум давно в огне, Айвена совершенно сошла с ума! Бетельгейз не станет выступать против отца!

– Ситри точно не откажет.

Валентайн схватился на щеку.

– Если ты думаешь, что я ничего не знаю, – холодно сказала Белладонна, – то это не значит, что я действительно не знаю. Идиот.

Полуночный рыцарь остался один на обрыве.

– Я мог бы заключить союз со Светом, – прошептал Валентайн, глядя на Анлос, застывший в далеко впереди, – но дорога туда закрыта навсегда.

Он приподнялся и, думая о чем-то своем, медленно побрел наверх, к шатру.

========== Глава 38 Ожерелье миров ==========

Последняя эра Черной империи,

принц Бетельгейз Чарингхолле-Десенто

– Ты не сможешь защищать его вечно, Сиенна. Я тоже.

Бетельгейз с робкой надеждой наблюдал за ходившей из угла в угол матерью. Она не знала, куда себя деть. Чарингхолльская принцесса бродила меж тел, крутя в руках ожерелье вдовы, некоторых переворачивала лицом вверх, очевидно, пытаясь запомнить «подосланных убийц». Воздух в спальне щекотал ноздри. Смесь, впитавшаяся в него, отталкивала Бетельгейза; дядя и мать оставались к ней пугающе равнодушны. Принц Альбиус сидел рядом с племянником и смотрел, как Сиенна, точно запутавшаяся в паутине пташка, стремится к выходу, который он для нее наметил. Сцена, очевидно, доставляла ему наслаждение.

– Как это произошло, не понимаю!

Дядя на удивление правдоподобно развел руками.

– Поверь, мы сами удивились. Остается только молиться на твое решение. Что было бы, если бы Бетельгейз остался сегодня один?

Сиенна осмотрела последнее тело.

– Все чаоситты. Все! Что это значит, Альби? Нас подслушивали?

– Может быть. Сложно узнать точно. Я могу предположить около шести-семи вариантов, почему чаоситты напали. Из них мне по душе всего пара-тройка. Например, им не нравилось, что будущим, так сказать, начальником буду я. Если так, то своего они добились – начальником для них точно не стану. Или, – продолжил тянуть дядя под взбешенным взглядом сестры, – их главарь хотел забрать титул себе. Или, наоборот, он настолько любит Чарингхолл, что решил избавиться от осквернителя – по его мнению, Сиенна, не моему! – без указа свыше. Или получил такой. Все может быть. Если последнее, то заказчик не успокоится. Я бы даже сказал, что последние два варианта наиболее возможны, учитывая слова чаоситтов в коридоре.

Сиенна, опешив от потока речи, не сразу озвучила вопрос:

– Что они кричали?

– Флегматически переговаривались. О том, что принц Бетельгейз замыслил сместить императора. Не ты, не я – он.

Дядя Альбиус произнес сакральную фразу с такой легкостью, будто та ровным счетом ничего не значила. Бетти оставалось только позавидовать его артистическим способностям. Он бы никогда не смог солгать столь искусно. Результат превзошел ожидания: Сиенна задрожала, точно лист на ветру, и сжала кулаки с силой, от которой пространство вокруг затрещало, пошло пятнами.

– Сестра, спокойно, – совершенно будничным тоном посоветовал Альбиус, а Бетельгейз впервые за долгое время осмелился подать голос:

– Мам, чему удивляться, если я всегда был лишним?

– Всегда, – тут же подхватил дядя. – И останется таковым, пока мы не избавимся ото всех. Твоя забота погубит парня. Мы не сможем оставить его одного ни на…

– Я не… – начала было возмущаться Сиенна, но Альбиус в очередной раз сбил ее с мысли, бросив вопрос-шпильку:

– Ты что, собственному мужу не веришь? Зачем тогда души связывала?

Принцесса сердито вздернула нос.

– Пока ты тут строишь рожи, – продолжал дразнить ее Альбиус, – наши обожаемые родственники готовят еще одно нападение. И вместо того, чтобы как-то предотвратить увечье или, не дай бог, смерть сына, ты представляешь, как будешь страдать в его отсутствие. Видит Чаосин, иногда мне кажется, у тебя нет мозгов. Порой думаю, что в семье они присутствуют только у меня и Бетельгейза. Видимо, он их от отца унаследовал, как ни больно это признавать. Взгляни правде в глаза: парень подохнет здесь, если ты не отправишь его к Майриору. Так будет лучше для всех: мальчишка перестанет ныть о своей ущербности, ты – носиться около него и начнешь заниматься делом вместе со мной. Наследники перед нами сами собой не умрут. Точнее, умрут, но слишком долго ждать.

– Иногда ты говоришь как Майри… – протянула Сиенна вяло. Обилие аргументов выбило ее из колеи.

– Не завидую я тебе, если он считает тебя такой же дурой, какой сейчас считаю я.

– Хватит! – вновь взбесилась она. Дядя Альбиус знал, куда бить – по гордости. – Я согласна отпустить Бетти на пару падений к Майри. Буду его навещать. Мы с тобой все устроим, и я вернусь за ним. Может, тогда и Майри разберется со своим миром… – мечтательно добавила она.

Альбиус никак не показал, что предположение вывело его из себя, но Бетельгейз почувствовал возникшую волну неприязни. Юноша поежился. Многие бы радовались, обладая его проницательностью, но порой Бетти хотелось стать слепым, чтобы не видеть ужасов жизни вокруг.

– Ты должна перенести его сейчас.

– Неподходящее время. Если мы исчезнем…

Дядя, вдруг вспылив, ударил мечом по полу. Серый туман под ним сжался, чтобы не касаться клинка, и побагровел. Бетельгейз подумал, что сам мир был бы рад отторгнуть меч главного чаоситта, который пугал каждого, а особенно – его. Когда Альбиус вынул оружие из образовавшегося провала в полу, тот зарос, подобно человеческой ране. Бетти ощутил легкий укол боли над коленом.

– Дура. Всему тебя нужно учить. Вызываем остатки нашей семьи, начальника этих трупов, – дядя изящным жестом показал на десятки тел в комнате, – главаря банды храмовников и объявляем, что принц Бетельгейз находится в страшной опасности, владычица Чаосин требует его к себе! Если уж я научился чему-то, изучая историю династии, то вот чему: хочешь избежать внимания, привлекай его. Вызывай резонанс сам. Мало кто подумает, что человек, решивший что-то скрыть, прыгнет под софиты. Таких называют идиотами. А мы, Сиенна, никогда не выставляли себя идиотами, чтобы кто-то так решил.

Дядя Альбиус всегда знал, что сказать и как поступить. Он слыл счастливым обладателем сочетания интуиции, рассудительности и наблюдательности. И, к тому же, полным отсутствием совести, которая позволяла манипулировать практически всеми. Особенно часто от его влияния страдала бесхитростная сестра.

– Только я бы не рискнул показывать им Бетельгейза. Возможно, кто-то захочет сыграть в спасителя мира. Перенеси его в Ожерелье, объясни, как найти отца, и мы вызовем тех, о ком я говорил. Времени на раздумья у тебя нет. Любое промедление вызовет слухи и проблемы. Ты и так создала их, решив сбежать с бала сразу после убийства. Если постараемся, то успеем «повесить» смерть деда на них.

Сиенна переводила взгляд с брата на сына и не могла решиться.

– Вдруг Чаосин разгневается? Мы прикрываемся ею.

Дядя вдруг усмехнулся.

– Не понимаю, что происходит в твоей голове. Ты считаешь Чаосин мерилом справедливости, воплощением добродетели, но по какой-то причине она должна обозлиться за то, что мы спасаем чью-то жизнь. Это по меньшей мере нелогично. Хватит болтать, действуй уже. Я пошел за остальными, – Альбиус спрыгнул с кровати и, закинув клинок на плечо, обратился к племяннику: – Помни, что я тебе говорил. Прощай.

Это «прощай» значило, вопреки общепринятому смыслу, «надеюсь, мы больше не увидимся». Бетельгейз едва заметно кивнул. Он не собирался возвращаться и надеялся, что мир отца примет его, в отличие от Чарингхолла. Усталость от чужого презрения усиливалась с каждым падением. Он варился в этом котле заживо и все понимал. Понимал и Альбиус. Ненавидя, он дал возможность племяннику исполнить давнюю мечту. Конечно, Бетельгейз понимал, что мотивацией для дяди выступил далеко не альтруизм, но радости это не умаляло. В этот момент он любил его по-особенному. «Люди часто делают добро, сами того не понимая, – подумал Бетельгейз. – Действие не перестает быть добром для других. Жаль, что теряется смысл для души совершившего». Жалел он, но не дядя. Альбиус Чарингхолле не верил ни в душу, ни в ее просветление. Он перешагнул через труп, лежащий в дверном проеме, и исчез во мраке коридора.

– Что он тебе сказал? – взволнованно спросила Сиенна, и Бетельгейз утонул в объятиях чарингхолльской принцессы. Мама обвила его за плечи и опустила голову на плечо. Светская дама со всеми, наедине с сыном она превращалась в нежную и трепетную мать.

– Дядя рассказывал мне сказку.

– Сказку! – голос Сиенны зазвенел. – Ты не маленький ребенок, чтобы в них верить. Сколько раз просила не засорять тебе голову! Милый, в них нет ничего полезного. Они воспитывают наивность… Хорошо, что твой отец того же мнения, что и я.

Бетельгейз помолчал.

– Какой он? – наконец, спросил он.

Сиенна прижала сына к себе еще крепче.

– Невероятный. У него столько идей! Он не знает грусти и уверен в себе. Не позволяет брать отчаянию верх. Всегда улыбается, так обходителен… Уверена, вы понравитесь друг другу. Тебе ведь нравится Альбиус? Твой отец похож на него.

Бетельгейз разочарованно опустил глаза. Носы туфель заблестели от их сияния. Юноша подумал, что меньше всего хотел бы услышать такое определение. Обида на кого точила душу папы, если он стал таким же, как дядя?

– Не забывай меня, милый. Я буду иногда навещать вас… Правда, время в Чарингхолле и Мосант так разнится. Произойдет удивительная вещь: ты станешь старше меня во много раз, – Сиенна вдруг помрачнела, будто вспомнив о чем-то неприятном. – Помни меня, свою страну и предначертанную судьбу.

Трон. Власть, которая его никогда не привлекала. Бетельгейз хотел бы в этом признаться, но образ огорченной матери долго преследовал его. Мама мечтала о моменте, когда ее единственный сын станет императором, как он сам грезил о свободной жизни где-то далеко-далеко, вне опостылевших обязанностей и обещаний. С глубокого детства Бетельгейз знал, кем станет в будущем, и это заставляло опускать руки. Долгое время он не видел способа вздохнуть полной грудью, увидеть то, к чему стремилась душа. Дядя Альбиус подарил ему шанс. Хотя бы увидеть, хотя бы ненадолго…

– Я обещаю, – поклялся Бетти. Он будет помнить, но не станет стремиться к судьбе.

Сиенна села перед ним на колени и взяла за руку.

– Я перенесу тебя в Ожерелье. Отец встретит, он знает о твоем приходе – мы связаны душами. Ты узнаешь его – вы слишком похожи, чтобы не заметить друг друга. Я не смогу отправиться следом, время сыграет злую шутку, если я исчезну. Альби прав. Люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, мам.

Сиенна сжала его руку в знак привязанности. Родная энергия окружила Бетельгейза.

– Закрой глаза.

Он послушно исполнил просьбу. Спокойствие застелило разум.

Сначала Бетти почувствовал ветер. Он коснулся лица на излете, будто спеша куда-то, и действительно умчался прочь, стоило Бетти подумать, как же приятно ощущать овеществленные перемены. Изменения практически не касались Чарингхолла, мир без света окостенел давно. Потому юноша повернул голову в сторону ушедшего ветра и пожелал, чтобы Мосант полнилась ветрами, как Чарингхолл – туманом. Тогда он увидел свет. Стена света находилась совсем рядом. «Странно, я не открывал глаза», – подумал Бетти и, с усилием подняв веки (те вдруг налились тяжестью), различил в «стене» замок со стеклянными переходами и округлыми низкими башнями. Впрочем, замком здание было назвать сложно. Оно скорее напоминало длинный коридор, ведущий в никуда, с декоративными надстройками и опустевшими балконами. Почему-то Бетельгейзу казалось, что раньше это место выглядело совсем иначе. Давным-давно «замок» не висел над пустотой. В нем, наверное, жили люди.