Текст книги "Эклектика (СИ)"

Автор книги: Lantanium

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 41 страниц)

Валетта летала фурией по Каалем-сум и раскидывала врагов энергетической волной. Она выбрала одну жертву, чтобы совершить обряд смерти, и теперь рвалась к ней. Майриор рассказал ей, как совершить таинство бездны. Девушка, дарившая жизнь, стала обрекать на смерть. Валентайн не видел, на кого пал ее выбор. Он стоял посреди опустевшей во мгновение улице и тщетно пытался унять дрожь в коленях. Полуночный рыцарь редко испытывал страх, но это… существо, повисшее между миром реальным и измерением ушедших, внушало его.

– Sangrete mortis ave libertatem…

Дальнейшие слова пропали в боли, разлившейся ледяным огнем по телу. Нервы загорелись, и мир превратился в чистый свет. Валентайна, уловившего последние ощущения жертвы, передернуло. Он разделил агоническую боль и подумал, что все блага мира не стоят повторения подобного. Один смертоносный удар виделся ему более правильным. Но скольких он уже убил иначе?

Тело, оболочка души, взорвалось, окидывая всё вокруг маслянистой кровью и ошметками плоти.

Валетта, закончив шептать, открыла рот, напоминающий гигантскую воронку, ведущую в никуда, и выпила светящийся белый силуэт. Все ее тело было покрыто тонкими ручейками крови. Валентайн отвернулся. Улицы пахли железом и солью, каждый камень был обагрен. Армия темных солдат продолжила адскую чистку оставшихся в живых людей и пожирала остатки тел. Губы Валентайна скривились от омерзения. Вот она, обратная, неблагородная, сторона войны. Почему он взглянул на войну по-новому только сегодня?

Валентайн сжал рукоять меча. «Ты пришел за другим», – напомнил он себе и, прикрыв глаза, перенесся в спальню леди Саманты Санурите. Полуночный рыцарь был уверен, что встретит Михаэля именно там. Он чуял это. Запах серебра преследовал Валентайна с первого шага по правому берегу Нойры.

– Могущественная Луна, – услышал шепот Валентайн и замер около стены, у которой появился. Белая лепнина, яркий свет бесчисленных ламп. На восточной стене был нарисовал знак горящего полумесяца. Валентайн не ожидал увидеть герб Синааны и тем более не ожидал увидеть застывшего перед полумесяцем Михаэля. Родственник стоял на коленях, опустив голову, и быстро шептал:

– Я взываю к тебе. Спаси ее, мою Сэрайз, я склоняюсь пред тобой, Отец. Я знаю, мои слезы – это твои слезы, я знаю, ты чувствуешь мою боль, и я молю, Отец, помоги ее унять. Я прошу помощи.

Если бы вместо Валентайна стояла Айвена, она бы удивилась, что встретила на землях Хайленда того, кто искренне молился Королю. Полуночный рыцарь же не мог поверить, что у святыни королевства обнажает сердце именно Михаэль. Они никогда не были близки, Валентайн не вспомнил бы ни одного совместного ужина или вечера, но он и не собирался вспоминать. С тяжелой грудью он слушал, как дедушка просит счастья для девчонки, само существование которой представлялось Валентайну настолько омерзительным, что он забывал и о ее возрасте, и близком родстве. Мягкость сменялась черствостью. Он мог только мечтать услышать подобное в свой адрес и был рад, что Ситри вместе с майомингами изувечили девчонку. Михаэль, по всей видимости, не знал об этом и продолжал бессвязно шептать. В свете спальни его волосы казались седыми.

– Спаси ее. Я знаю, что много лет ненавидел тебя, оскорблял в мыслях. Я не заслужил прощения. Сэрайз верила. Она дитя твоего племени. Она не будет просить, она не знает. Вытащи ее из…

Михаэль, будто лишившись сил, упал на бок. На какую-то долю секунды Валентайн испытал желание подойти и помочь. Доля оказалась ничтожно короткой. Ее отделил грохот открывшейся двери. В спальню вбежала Рейниария Кайцер.

– Милорд!

Валентайн разочарованно прислонился к стене. Из всех бывших подчиненных он встретил именно ту, что боготворила кронпринца. Рейн опустилась рядом с Михаэлем и заставила его сесть. Валентайна упорно не замечали. Испытывая странное удовольствие перед слабостью врага, он начал внимательно слушать разговор. Валентайн был уверен, что убил бы обоих без раздумий, но сейчас, после увиденной жестокости Валетты Инколоре, неосознанно медлил.

– На нас напали, – едва не плача, сказала Рейниария. – Напали, а вы даже не отдали ни одного приказа с тех пор, как приехали.

– Они были не нужны, – Михаэль говорил так тихо, что голос его напоминал девичий. «Великий бледный принц» лежал щекой на плече Рейн и едва дышал. Валентайн не помнил, видел ли его когда-нибудь в таком состоянии. Неужели сердце бессмертного монарха дало сбой?

– Я пыталась… – тут всегда хладнокровную Рейн покинуло самообладание, и полосы слез заблестели на ее щеках. Валентайн со смешением чувств смотрел на разыгравшуюся сцену. Он бы не удивился, если бы «генерал Кайцер» призналась бы в любви объекту обожания прямо сейчас. И хотя Йонсу одно время пыталась убедить Валентайна, что Рейн всего лишь уважает начальство, тот в это не верил и считал, что дело в очередной раз в смазливой внешности. – Я пыталась, но ничего не могла сделать! Мы разрушены. Прошу, позволь мне увести тебя из города. Я обещала.

Михаэль сумел выпрямиться.

– Ты бы не пришла, если бы не подслушивала.

– Я никогда не была твоей любимицей, – просипела Кайцер. – Ты всегда превозносил Йонсу, не меня, хотя я сделала больше. Я уведу и выиграю…

– Она предала меня, Рейн. Нитсу Кэйар. Послала к тьме в самое пекло. Забавно понимать, насколько люди неблагодарны. Я знал это всегда и, тем не менее, удивился. Знаешь, что она сказала? – Михаэль говорил все тише и тише, рассказ превращался в приговор самому себе. Его не волновали чувства Рейн – как чувства любого другого человека. – Ей нет дела до Сэрайз. Рассмеялась мне в лицо. Заявила, что ненавидит ее. Как можно ее ненавидеть? – Валентайн хладнокровно выслушивал поток мыслей. – Она ведь никому ничего не сделала. Кэйар это не волнует. Она ненавидит меня и, как оказалось, ненавидит Мару. Сэрайз умрет, – буквально прошептал Михаэль. – Я ничего не могу сделать. Это было глупо, отправлять ее в Браас в одиночку. Я не отец, я слаб.

Терпение Валентайна кончилось. Показательная забота о Сэрайз вывела его из себя. Слишком долго он любовался клоунадой.

– Хватит, – заявил полуночный рыцарь, выходя на свет. Рейн вскрикнула. На лице главного наследника империи не было написано ни одной эмоции. Как всегда. Наверное, он ждал его давно, с тех пор, как вой оборотня раздался над Мосант. – Надоело выслушивать этот бред.

Михаэль, пошатываясь, встал.

– Заговорили детские обиды? – прозорливо и колко произнес он. Валентайн процедил сквозь зубы:

– Тебе лучше уйти, Рейн.

Она поднялась на ноги и смерила его презрительным взглядом. «Забавно, – подумал Валентайн. – Когда-то она любила меня чуть меньше, чем Михаэля. Люди поразительно легко переходят с белого на черное». Рейн не хотелось убивать, как неделей ранее не хотелось обезглавливать Офелию Нептане. Однако во время войны нужно забывать о личных симпатиях. Уловив его намерение, Михаэль проговорил:

– Уходи. Это приказ. Беги из города в столицу – это уже просьба, Рейниария.

Кайцер в изумлении повернулась к нему. Лицо любимого кронпринца было красноречиво мрачно.

– Быстро, Рейниария.

Она качнула головой и подалась вперед.

– Ты не можешь погибнуть от руки такого, как он.

Короткой фразы оказалось достаточно, чтобы Валентайн вышел из себя. Не осознавая, что делает, он подхватил Рейн за пояс формы гвардейца и швырнул в застекленное окно. Блестящие искорки усеяли пол; половина факелов погасла, оставив комнату в полумраке. В ушах раздавался крик Рейн, но полуночный рыцарь обращал на него внимания не больше, чем на другие крики внизу. «Любимый кронпринц», видимо, тоже. Рейниария Кайцер испарилась из их памяти с той же скоростью, с которой летела вниз.

– Я утопил этот город в крови, – криво усмехнувшись, бросил Валентайн. – За все, что ты сделал.

– Неужели теперь считаешь себя лучше меня? – презрительно бросил Михаэль. Валентайн, помрачнев сильнее, поднял меч.

– Падаль, – прорычал он. – У тебя давно нет чести.

Михаэль выпрямился. В его темных глазах, как ни старался, оборотень не мог увидеть страха.

– Честь? Как ты можешь говорить о ней? И ты, и твоя мать перешли к Королю – ты говоришь о чести? Мне остается только воззвать к двенадцати звездам, чтобы они послали мне смерть от настоящего рыцаря, полукровка-полуночник.

Сталь сверкнула, оставляя кровавые брызги предыдущих жертв на полу, но быстрый стук каблуков в коридоре заставил Валентайна остановиться. Уловив знакомую нотку сирени, оборотень внутри человека зарычал.

– Остановись! – воскликнула Мару, врываясь в комнату. – Не трогай его!

Лицо Валентайна исказилось. Эти лживые глаза! Эта поддельная улыбка! Дикое желание поднялось откуда-то изнутри, заставляя яростно сжать рукоять меча. Только убить. Убить. Убить уже обоих. Единственная мысль, которая стучала в голове, как набат. Даже багрянец на теле прошлой жены не испугал его – Валентайн не боялся ничего в этом мире. Взяв меч двумя руками, он двинулся к любовникам.

Кулак Донны соприкоснулся со скулой Мару – та пролетела через всю комнату, как тряпка, и, врезавшись в стену, упала на пол. Платье фрейлины императрицы бесстыдно распахнулось, открывая грудь, багряное сияние исчезло. Черное пламя прочертило воздух; Михаэль, слабо вскрикнув, схватился за грудь. Кровь начала хлестать у него между пальцами. Донна шагнула из темноты: парные мечи сверкнули, оставляя тонкие следы на шее, и она сразу же отвела их. Тело кронпринца упало на пол, медленно покрывавшийся кровью. Призрачный Клинок разил беспощадно.

– Не бери грех на душу, – бросила Донна и вышла.

Рот Михаэля приоткрылся – струйка серебра закапала на пол, смешиваясь с жидкостью, текущей из разрезанного горла. Пальцы вцепились в пол на долю секунды – и расслабились. Тело начинало тлеть от черного огня, забирая жизнь, а душа, сменив цвет с холодного голубого на огненно-красный, исчезла в выбитом окне.

Кровь ударила Валентайну в голову, и горящий взгляд выловил из темноты сломанную фигурку Мару, лежащую на полу. Слишком много ярости было в нем в тот момент. Он отчаянно хотел выместить свою злость: на мир, на себя, на деда, на Донну.

Он мог выместить эту злость только одним способом.

Одним.

Откинув меч в сторону, он подошел к Мару и схватил за волосы. Веки Мару задрожали, с губ невольно сорвался болезненный стон.

– Знала, что так будет? – с торжеством прошептал Валентайн, дрожа от нетерпения. – Звезды сказали тебе? Каждый, кого я убил сегодня – за каждую твою ночь с ним.

Не в силах более себя сдерживать, Валентайн разорвал платье от лживо целомудренного декольте до подола, и тело Мару бледным пятном выступило в ночи. Давно он не видел ее такой… Вспоминая всю ложь, что произносил этот приоткрытый рот, он решительно развеял сталь доспехов.

Действительно, так выйдет даже справедливо.

========== Глава 31 Разговоры на стене ==========

3 число месяца Постериоры,

Айвена

Город Гифтгард. Для многих он всегда оставался жирной точкой на краю Синааны, поставленной у самого пролива. Гифтгард – врата и главная защита королевства, ее нерукотворные крепостные стены. Когда-то на месте города дымились вулканы, но время взяло свое. Оно превратило хаос в нерушимое спокойствие. Вокруг потухших кратеров теснились десятки домов: в низине прятались лачуги нищих, в предгорьях – аккуратные домики зажиточных, у отвесных склонов стояли настоящие дворцы. Гифтгард считался вторым по многочисленности городом королевства. Он процветал за счет торговли, рыболовства и пиратства. Ситри Танойтиш, владеющая областью-синнэ, знала толк и в первом, и втором, и третьем. Ее замок находился на самом краю гряды, сливаясь с пунктом гарнизона. Черные шпили теснились в таких же черных скалах, припорошенных копотью и золой; сама твердыня замка составляла единение с горной грядой, обосновавшейся на северо-западе Синааны. Говорили, что нижние этажи замка Гифтгарда прорублены в монолите древнейших пластов алмазов; Айвена никогда их не посещала и проверять легенды не испытывала желания. Узкие коридоры, лабиринты переходов, низкие потолки – это бросало вампирессу в дрожь. Она никогда не заходила ни в залы Гифтгарда, лишь изредка пробегая по ним в случае необходимости, ни в Оссатурлэм, город Белладонны и Валентайна. В замке Айвены было так просторно, что мыслей о темнице никогда не возникало. Залитые призрачным светом широкие коридоры, будто сотканные изо льда…

Сегодня Вейни пришлось их покинуть. Альмейра попросила ее сходить на высокую стену Гифтгарда, чтобы понаблюдать за захватом Каалем-сум. Через пролив сложно было что-либо разглядеть, но даже то малое, что ухитрялся поймать взгляд, доставляло удовольствие. Малышка Аль стояла, сложив руки на зубцах крепостной стены, и смотрела на мир империи, о которой слышала лишь рассказы. Вейни стояла рядом, следя, чтобы принцесса не слишком сильно наклонялась над оградой. С ними была Ситри, не пожелавшая присоединяться к армии нападавших. Танойтиш осталась дома, хотя Айвена догадывалась, какого труда ей это стоило: наблюдать за разорением города, беспокоиться за Валентайна и гордо ничего не делать.

Вторая вампиресса Синааны, обладающая силой металла, стояла справа от подруги, кутаясь в плотный плащ. Когда Вейни на днях выловила Ситри в водах южного океана, она впала в ужас. Не было ни одной кости, что срослась бы правильно в теле Стального клинка. Все из-за Валентайна! Вейни знала, что именно он отказался перенести Ситри домой. Как можно быть таким жестоким? Вейни была возмущена. Если бы подобное произошло с Валеттой Инколоре, вампиресса бы только обрадовалась, но Ситри не вызывала волну недовольства или ненависти своим присутствием. Им с Ситри нечего делить: Танойтиш предпочла Майриору Валентайна, Айвена не понимала ее. Чем руководствовалась Ситри, принимая решение? Как можно променять Майри на Валентайна? Владыка был красивее, сильнее, обладал силой, которой нет ни у кого… Такая глупая! Но несмотря некоторое снисхождение, Вейни любила Стального клинка.

Они, конечно, не были подругами в полном смысле этого слова, но сохраняли самые теплые отношения. Ситри предпочитала путешествия управлению Гифтгардом; Вейни, наоборот, с большим удовольствием сидела в замке вместе с детьми. Ситри не выносила зиму, а Вейни – любую погоду, кроме той, что царила на Лакриме. Ситри спокойно влезала в каждый разговор, не стеснялась выражений; Вейни не позволяло воспитание. В общем и целом, они были совершенно разными. Одной из немногих вещей, объединявших их, стала любовь к деньгам. Ситри дрожала над каждой монеткой, будто та что-то значила сама по себе; Вейни любила их, потому что за пару вистов или ракушек Диких островов можно было купить новые серьги, ожерелье или платье. Они обе любили кровь и обе – серебристую. Ситри состояла в связи с Валентайном, в той самой запретной связи между вампиром и теплокровным существом, от которой зависят оба. Иногда Айвена думала: как же так получилось, что выходец из императорской семьи обладает кровью того же цвета, что и Владыка? Ответ не находился.

Они обе любили войну и любили убивать, хотя каждая – по разным причинам.

Ситри ненавидела людей. Она с удовольствием бы потанцевала на костях во время апокалипсиса, провожая в последний путь тех, кто насмехался над ней раньше, но была вынуждена радоваться редким разрешениям устроить резню. Она, в отличие от Вейни, не страдала от голосов, помутнения рассудка и раздвоения личности во время припадков. Ее действия всегда были осознанными. Вопреки слухам, Ситри не убивала ради забавы, но с легкостью находила причины. Например, твердила, что врагов-хайлендцев нельзя оставлять в живых из осторожности.

Айвена была с ней согласна. Неверующих, отвернувшихся от Короля, следовало убивать с особой жесткостью в назидание остальным. Она полагала так и, все же, чаще пускала кровь в моменты сумасшествия, не понимая, что делает. Смысл действа для самой Вейни – служение Майриору – искажался, но глобальная цель все равно становилась на шаг ближе. Каждая смерть – маленький шажок к полному господству Луны в Мосант. Принявшие ее окажутся в новом мире.

– Что это за красные огоньки? – восхищенно спросила Альмейра, вырывая из размышлений.

Айвена вгляделась в линию противоположного берега.

– Лава, – ответила вместо нее Ситри, как всегда, влезая в чужой разговор. Раздражало, но не все же имеют понятия о приличии?

– Что такое лава?

– Расплавленный камень плюс огонь, – объяснила та. – В Синаане полно ее. Ты не видела?

– Тетя Вейни, ты покажешь мне лаву? – обратилась Аль к наставнице.

– Милая, не думаю, что это хорошая идея. Она жжется.

– Папа не позволит лаве сжечь меня, – уверенно заявила девочка.

С этим трудно было поспорить.

– Всем бы таких родителей, – заметила Ситри. – Моя мамаша скорее утопила бы меня в лаве.

– Я своих не знаю, – равнодушно пожала хрупкими плечами Вейни. Ее давно покинули воспоминания и о детстве, и о Югославии, и о переезде в другую страну. Смертная жизнь начиналась с венчания в католической церкви. До того ее окружали грехи, которые Вейни поспешила изгнать из памяти. Юная девушка предпочла «не знать» родителей, отвернувшихся от бога. Вейни не была уверена, что они сильно горевали о сбежавшей «помешанной» дочери.

– Кто ваша мама, тетя Ситри? – Аль так произносила ее имя, что получалось что-то вроде «Ситти». Девочка даже нахмурилась. Густые брови нависли над темными глазами, непроглядными, как самая темная ночь. Видимо, такое отношение матери к дочери возмутило принцессу. Вейни пыталась научить Аль манерам, и, кажется, у нее это получилось. Альмейру возмущало каждое проявление нетактичности, грубые слова – идеальная принцесса!

Ситри ответила не сразу. Наверное, думала, как сказать помягче, по крайней мере, Айвена надеялась на это.

– Леди Сёршу, – Ситри даже улыбнулась, правда, криво. – Воительница всея империи, палач Света и одна из лучших подруг тамошней правительницы. Я родилась в столице Хайленда, ты знала об этом?

– Нет, – прошептала Аль, нахмурившись еще сильнее. – А кто папа?

Ситри закусила губу. Айвена искоса на нее посмотрела. Что ответит? Правду или ложь? Подруга выбрала последнее.

– Не знаю, – сказала Ситри. – Она мне не говорила. Это неважно. Отец, Альмейра, не тот, кто… поучаствовал, а тот, кто воспитывал. В моем случае – никто.

– Зачем ты так говоришь, – зашептала Айвена, чтобы Аль не услышала. – Она ведь запомнит.

– И? – раздраженно отозвалась Ситри, тоже опуская голос до шепота. – Я неправду говорю?

– Не надо при ней такого говорить, – упрямо гнула свое Вейни. – Просто не надо.

– О чем вы шепчетесь?

Вейни заулыбалась. Она всегда так делала, когда хотела вызвать доверие. Улыбка Айвены разоружала врагов – кому могло прийти в голову, что в следующий момент ледяная пика пронзит их насквозь? Вейни пользовалась собственной невинностью. Она, выглядевшая как ребенок, со всеми сохраняла хорошие отношения. Это стало уже потребностью. Дома, на Земле, у Вейни не получилось создать семью, но Клинки Синааны стали ею. Она считала их братьями и сестрами, Майриора – супругом, союз с которым скрепили где-то на небесах, и он был чище и благороднее, чем любой брак, свершенный в церкви, а Бетти, Римма и Аль стали для Айвены детьми, родившимися по несправедливости не у нее.

– О тебе, моя милая, – прощебетала Вейни. – О том, какая же ты красивая и как будет рада мама, когда вернется. Ты ждешь этого?

– Конечно! – восторженно воскликнула Аль. – Конечно! Я так ее жду. Тетя Вейни, – уже другим тоном спросила она, – а что будет с Рэм и тетей Летой?

Ситри послала на Айвену странный взгляд, полный самых разнообразных чувств. Вопрос взволновал даже Стального клинка, которой было плевать на всех, кроме себя. Вейни чудом сохранила непринужденный вид. Альмейра внимательно наблюдала за обеими. Сегодня на ней было пышное персиковое платье, чуть с золотинкой. Айвена выбирала его сама, девочка оказалась в восторге. Сколько еще будут действовать такие подарки? Помнится, на семилетие Римма внезапно попросила катану. Айвена была в шоке, а отец малютки, Майри, странно ухмыляясь, создал из лазурного света Золотых палат клинок, который девочка потеряла спустя пару месяцев где-то в Мёрланде. Теперь, по слухам, с ним ходил наследник острова, посчитав катану божьим провидением, упавшим с неба.

– Конечно твоя мама примет их, – ответила Вейни. – А почему ты спрашиваешь?

– Значит, не примет, – прозвучало в ответ. – Иначе бы вы не переглядывались и не задали вопрос. Их, наверное, выгонят, казнят или вроде того.

Ситри в восхищении крякнула. Айвена вовсе потеряла дар речи. «С каких это пор дети такие умные?» – ясно говорил вид Ситри. Вейни была согласна. И, главное, момент достойного ответа уже упущен, Альмейра не поверит ни единому слову.

– Примет, – повторила Вейни без особой надежды.

– Она больше не хочет со мной гулять.

Айвена, не выдержав, стала барабанить по зубцам. Нервы. Она начала нервничать. И, как всегда в таких случаях, воздух стал густым и холодным, как мертвая кровь. Только не сейчас! Рядом Аль. Аль не должна видеть ее такой. Ах, где же Майри, когда он так нужен… Вейни успокаивал лишь свет его глаз. Под ним уходило даже безумие, с которым Айвена была рождена. Сумасшествие – верный спутник, приведший сюда. Ее главный грех после чревоугодия серебристой кровью.

– Ты в порядке? – донесся до Айвены голос Ситри.

Да. Все хорошо. По крайней мере, мир не двигался.

– Аль, отойди на минутку, – попросила Вейни. Еще, не дай Бог, навредит ребенку. – Только на минуточку, хорошо? Мы с тетей Ситри поговорим о войне, зачем тебе слушать такие скучные вещи. Иди-иди.

Конечно, Альмейра не поверила. А кто бы поверил на ее месте? Никто. Вейни была уверена: на лице ясно написана истинная причина просьбы. Глаза наверняка алеют, рот искривился, шрамы проступили еще ярче, руки совершенно точно застыли в подобие птичьих лап. Айвена знала, как выглядит во время приступа. Еще бы, один раз это случилось напротив витрины магазина.

Тем не менее, Альмейра ушла.

– Со мной все хорошо, – сразу заявила Вейни, едва персиковое платье скрылось за углом. – Просто отвлеки меня. Ты знаешь, что со мной. Просто отвлеки.

За словом Ситри в карман не полезла. Вопрос давно крутился у подруги на языке.

– Как ты ее терпишь?

– Аль? Ее терпеть легко. Ты бы спросила, как я терплю Римму, там точно нужны железные канаты вместо нервов. Девочка совершенно не управляема.

– Кстати о ней, – Ситри вновь повернулась к проливу. Каалем-сум горел ярко, изредка его пронзали фиолетовые и белые вспышки. – Где Римма? Только не говори, что девчонку снова отпустили на земли империи. Дурость какая-то. Ты же за ней следишь, нет?

Айвена мотнула головой, прогоняя красный отсвет. Тот продолжал висеть перед глазами, но медленно бледнел.

– Уже не слежу, – сказала она. – Валетта запретила Римме приходить ко мне. Последний раз я видела ее на поединке Валентайна и Бетти.

Ситри присвистнула.

– Надо же! Почему?

– Не знаю, – Вейни закусила губу. – Я не видела Валетту с собрания. Я… я вижу ее только на собраниях. Мы не пересекаемся, где я могла переступить ей дорогу – ума ни приложу…

– А Майриор? – прозорливо спросила Ситри. Ей-то, променявшей Бога на идиота, было все равно на похождения Короля. Она спрашивала спокойно, без ревности и прочих чувств.

– Может быть, – неуверенно ответила Вейни. – Я поцеловала его недавно, но откуда Валетта могла узнать? О, хватит, я не хочу об этом говорить. Да, мне обидно, однако ничего не изменить, я знаю. Валетта не поменяет решения. Кто я, чтобы влиять на желания матери? Если Валетта считает, что Римме так будет лучше…

– Не стоит из-за чувств раскалывать Синаану, – вдруг заявила Ситри. Айвене показалось, что она ослышалась.

– Кто это говорит! – с толикой злости воскликнула она. Слова задели.

– Я говорю, – огрызнулась Ситри. – Переругаетесь, как собаки, во время войны. Догадайся, к чему это приведет.

– Ты меня упрекаешь в расколе? – Вейни едва не сорвалась на крик от потрясения. – Да ты с Валентайном…

Ситри ответила, смакуя каждое слово. Видимо, описываемая ситуация ее радовала.

– Да, Валентайном. Но Белладонна, заметь, ни слова не говорит. Она все знает, конечно же, хотя из приличия я делаю вид, что мы скрываемся. Я в их хату открыто прихожу, думаешь, Белладонна меня не видит? Ни слова не говорит. Странно, но так. Я провожу с Валентайном ночи напролет, пью его кровь, пока он сознание не теряет и не называет меня «Мару», олень чертов. Белладонна не против. Если бы не я, Валентайн бы к ней лез, бездушной мраморной суке, видимо, это ей не по душе бы было. Пусть упиваются своими высокоморальными платоническими отношениями. Плевать. Я его имею, он меня имеет, а Белладонна претензий не имеет, так что про какой раскол ты говоришь? – в конце Ситри все же гневно выдохнула. – Ненормальная, – добавила она, явно имея в виду Донну. – Еще и кольцо ему подарила. Засунула бы его в одно место, вот что.

– У нас все не так… – сказала Вейни отстранено. Рассказ словно оглушил ее. – Совсем не так. Я пью кровь Майри, но привязываюсь только сама. Наша связь фамильяра не взаимна.

– Я знаю, – напомнила Ситри. Знает, конечно, знает. Подруга всю жизнь была влюблена в самого буйного в истории Хайленда принца. Стоило Валентайну перейти на сторону королевства, как Ситри бросила всех многочисленных любовников ради него. Свое счастье, по мнению Айвены, абсолютно сумасшедшее и грубое, Ситри упускать не собиралась. Это напомнило успокоившейся Вейни об одной детали.

– Почему вы не поженились?

Ситри выпятила подбородок – она всегда так делала, когда пыталась показать безразличие.

– Не предлагал, – прозвенела Танойтиш. Айвена жалостливо вздохнула. – Так даже лучше, – поспешила оправдать Валентайна Ситри. – Я могу в любой момент пойти поразвлечься без общественного осуждения. Когда надеваешь кольцо на палец, приходится делать то же самое, конспирируясь.

Вейни пыталась понять.

– Ты его любишь, – протянула она. – Почему тогда… – «спишь с другими» казалось настолько вульгарной фразой, что Айвена не могла заставить ее произнести.

– Трахаюсь с кем попало? А какое отношение это имеет к любви? Это физиология.

Вейни осуждающе взглянула на нее – как святой отец на проститутку в церкви.

– Что? – без зазрения совести откликнулась та. – Я в любовь не верю. Пусть верят такие, как она, – Ситри кивнула в сторону ушедшей Альмейры, – пока есть время. Я знаю, что с ним приятнее всего, вот и все. Никогда не жалела, что он стал первым. Переспала бы с каким-нибудь неучем и разочаровалась, блюла бы потом целомудрие, как синий чулок. Найти бы тебе мужика, чтобы не задавала такие тупые вопросы.

Вейни вздрогнула, не сразу поняв, что тема переменилась и речь идет уже о ней.

– Я была замужем.

– Видимо, описанная ситуация произошла с тобой – иначе бы не маялась дурью со святыми браками, которых нет. Майриор тебя ни во что не ставит, смирись. Эта серая тень его окончательно заарканила. Они целыми днями гуляют по облакам и ловят бабочек, как малолетние влюбленные. Мелкая паскуда тому доказательством. Забудь его и найди нормального мужика, а не скандалиста с девчачьими замашками. Он женственней меня, – затараторила Ситри, пока Айвена в замешательстве и легком ужасе пыталась вставить слово. – Не удивлюсь, если у меня и член больше. Поэтому он и таскает баб по облакам. Как там, по большому пальцу мерят? Ты его руки видела? Правильно Валя говорит, что Майриор ничего тяжелее расчески не держит. Вообще знаешь, я помню Валетту в империи, она очень напоминала тебя, только ржала постоянно и громко спорила. И сидела в углу на балах, пока Михаэль пытался ее напоить. Так эта гениальная свое опьянение на танцующих перенаправляла… Жаль, мы практически не пересеклись за те, – Ситри завела глаза к небу и начала считать по пальцам, – три года. Потом я сюда ушла. Так вот, жаль, что не пересеклись, она была такая молоденькая, лет пятнадцать, и неискушенная, что я бы с удовольствием… – Ситри вдруг осеклась. Айвена стояла как громом пораженная. – Знаешь, я ничего не говорила.

Вейни торопливо кивнула пару раз и порадовалась, что поток мыслей иссяк. Иначе бы она, наверное, нескоро бы смогла с ней заговорить снова без смутных подозрений.

– Сейчас она страшная. Сейчас бы я не стала.

– Боже мой, замолчи!

Вдали показалось персиковое платье Альмейры. Подруги рефлекторно повернули головы к девочке. Принцесса неспешно шла к ним с угловой башни крепостной стены Гифтгарда. Аль играла с вулканической пылью и заставляла ту складываться в фигурки людей, танцующих в воздухе – пар мужчин и женщин. Иногда между ними бегали дети. Айвена умилилась; Ситри, наоборот, поморщилась от увиденного.

– Ненавижу их, – процедила она. – Ненавижу. Чертова серебристая кровь, гори она в бездне. По сравнению с ними я чувствую себя безобразно слабой. Ходят такие красивые, всесильные, уверенные в себе и в том, что я грязь под их ногами. Тебя это не бесит, Айвена? Меня – да. Я не с Майри именно поэтому. У Валентайна хотя бы чувства есть… и слабости.

– Осталась бы тогда в империи, – бросила Вейни, невольно заражаясь манерой речи Ситри. Будь ее воля, она бы сейчас скинула подругу с крепостной стены за такие слова. Танойтиш стала Клинком не для того, чтобы установить власть Луны над всей Мосант и показать хайлендцам истинного бога, а ради себя. Выводы Айвены немедленно подкрепились словами самой Ситри:

– Нет, не люблю быть на стороне проигравших. И бессмертие просто так не дается. Знаешь, как раздражали бесконечные сеансы исцеления крови? – Ситри плюнула в сторону империи. – Сборище двуличных уродов-неудачников. Никакой свободы. Ты не была там, тебе не понять. Здесь лучше… да, лучше, – повторила она. – Не разрушай сплоченность Синааны, не превращай Тьму в цирк Света.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Ситри хотела было ответить, но подбежавшая Альмейра заставила ее промолчать. Вейни не знала, что и думать. Каким образом она могла «нарушить сплоченность»? Она, мечтавшая, чтобы все Клинки оставались одной дружной семьей? Ситри и ее порочные отношения с Валентайном причиняли во много раз больше вреда. Оставалось только представить, что сделает Донна, потеряв терпение. Владычица Лакримы считала: Призрачный клинок был таким же опасным, как Бесплотный. День, в который они бы столкнулись, точно стал бы последним.

Уткнувшаяся в живот Альмейра отогнала неловкие, обрывистые рассуждения.

– Тетя Вейни! Вы проводите меня до Зачарованных садов? Может, Римма там?

Мысленно Айвена представила карту королевства. Река Селирьера, упиравшаяся в Сады, принадлежала Валетте. Все мосты через реку Стикс выходили к пустошам Эллионы. К Золотым палатам, берегу залива Теней Айвена остерегалась приближаться. Кто знает, что выкинет Валетта, если она приблизится к резиденции Майри. Своей силой Вейни боялась навредить девочке, в совместных путешествиях они всегда передвигались пешком или с помощью карет. Однако все дороги из полуострова синнэ Гифтгарда и Оссатуры вели через пустоши Валетты. Сюда Вейни добиралась морем, без принцессы. Продолжая сомневаться, она все же приняла решение.