Текст книги "Эклектика (СИ)"

Автор книги: Lantanium

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 41 страниц)

Почему Архой так отреагировал на нее? Как на нечто знакомое… И о чем она думала, показывая находку оборотню!

Изредка Йонсу всплывала, ища глазами черную тень, но никого не было. После ее удара Архой нескоро оправится. Не спасет даже хваленая регенерация: на оборотнях раны заживали как на собаке, но после разъедающей все жидкости, называемой апейроном, организм никогда не оправится в полной мере. Как хорошо, что она подскользнулась и упала! Архой легко мог разодрать ее в клочья и был бы прав: сейчас на оборотня, тварь королевства, не подумает никто. О долгожданном перемирие болтали все. Что же Архой делал рядом с Анлосом? Может, искал того, чьи золотые пряди упали в снег?

Нужно было спешить в замок, тем более что мышцы начало предательски сводить от холода.

Выплыла она у самых ферм. Скот уже выпустили на пастбища, пастухи дремали, прислонившись к деревьям: в Анлос она проскользнула незаметно. Охраны тоже не было видно. Зачем она нужна, если все прекрасно? Дрожа, Йонсу сняла промокший плащ и жилет, кинув куда-то в кусты у ворот. Найдут. Сквер пустовал. В сапогах мерзко хлюпала вода. Подумав, что так она точно привлечет кучу внимания, Йонсу решила присесть, тем более что сил практически не осталось. Все они ушли на заплыв по холодной реке. Йонсу упала на первую попавшуюся скамейку.

Лучи солнца грели, высушивая одежду и волосы. Йонсу закрыла глаза, восстанавливая дыхание. Съездила на прогулку… Идиллия длилась недолго: к ней подошла девушка.

Это была принцесса Мару Аустен – невысокая стройная женщина лет тридцати-тридцати пяти со спокойными губами и в ожерелье из рубинов им в тон. В ушах принцессы переливались кровавые серьги-гвоздики. Йонсу отметила, что в сочетании с золотистыми волосами украшения выглядят замечательно. Платье-футляр добавляло изыска. Любая девушка застеснялась бы своей внешности, стоя рядом с Мару Аустен – но не Йонсу, считающая, что красота Мару такая же искусственная, как сама принцесса. Будет ли Мару прекрасной в костюме конюха или уборщицы? Едва ли.

Мару посещала ее с завидным постоянством и потому заслужила львиную дозу презрения. В характере принцессы Йонсу успела разобраться от и до.

– Привет, – произнесла она на выдохе. Не хватало тратить силы на отдельные движения ради лживой проститутки. Для полноты образа Мару даже платили возможностью править в столице.

– Доброе утро, Йонс, – приветливо улыбнулась хайлендская принцесса. На ее щеках сразу образовывались ямочки. – Я искала… Что произошло? Почему ты сидишь в мокрой одежде?

Йонсу начала выжимать волосы, сердито думая, что делает это определенно не специально.

– В реку упала, – сказала она. Миловидное лицо Мару изобразило удивление. Она села рядом, очаровывая красными светлячками в глубинах глаз, и, склонив голову, спросила:

– А перед этим – на оборотня, который разорвал половину руки когтями?

Ничего, кроме удивления, в маске Мару Йонсу не прочитала.

– Ты такая любезная, – с сарказмом высказала она комплимент. – Может, вызовешь мне лекаря?

– Тебе не нужен лекарь, ты самоисцеляешься, – отозвалась Мару Аустен. Она приподняла ее руку и осмотрела рану. – Где вы встретились? И кто… Что это? – пальцы принцессы коснулись найденной пряди. – Где ты их взяла?

– Я Архоя видела, – наконец просипела Йонсу и тихо чихнула.

– Я поняла, – отмахнулась Мару и встала. – Знаешь, ты лучше пока никому ничего не говори, хорошо? Зачем людям волноваться? А это, – она снова со странным выражением лица взглянула на обгоревшие волосы, – я заберу с собой, покажу леди Астрее. Иди домой. Зачем сидеть в мокрой одежде в сквере средь бела дня и позорить себя? Что подумают прохожие?

«А не все ли равно?» – подумала Йонсу, но спорить не стала.

Глашатай продолжал раздавать газеты с указом кронпринца.

========== Глава 3 Шрамы ==========

15 число месяца Альдебарана,

Кронпринц Михаэль Пауль Джулиан Аустен

Монумент, у которого преклонил голову Михаэль Аустен, возвышался над всеми остальными, как его посетитель – над народом империи Хайленд. Могилы и усыпанные прошлогодними листьями дорожки стали лучшими друзьями в то утро; настоящими кронпринц не мог похвастаться в любые дни. Изредка он неуклюже теребил кольцо из флюорита, то снимая его, то надевая обратно. Грани каменьев царапали кожу, на ней выступали крошечные капли цвета окровавленного серебра; царапины заживали, стоило им появиться. Таков удел всех, чей портрет отмечен на гобелене фамильного древа Аустен: длинная жизнь и невозможность умереть без чужой помощи.

Верберг – древний город. Эльфы построили свою столицу на берегу залива задолго до того, как волны поглотили вампирский архипелаг и королевство русалок, до рождения самого Михаэля. Впрочем, что считать долгим сроком? Михаэль был старше половины городов Хайленда. Двенадцать тысяч лет тяжким грузом висели на сердце. Детство очернял великий шторм севера, утянувший деда, отца и мать на морское дно, юность – опека бабушки-императрицы. Михаэль наблюдал, как разрастается империя, начинавшаяся с одного замка, и превращал независимые деревушки в великие города. Видел, как исчезают земли и расцветают войны, проводил в последний путь единственного сына, похоронил свою жену, леди Аделайн, не вынесшую потери.

Именно Михаэль настоял, чтобы пепел леди Аделайн Аустен развеяли над родным заливом в Верберге. Годы поглотили традиции предков: стали забыты похоронные обряды, морские боги, сказания о вечных берегах превратились в миф. Теперь эльфы сжигали тела в кострах без остатка, они снесли храмы северного и южного океанов, чтобы возвести храм покоя в честь правительницы империи. Изменилась и столица области: Михаэль видел это в окно кареты. Исказились очертания берегов, город отступил к востоку, словно прячась от ветра с моря, старые здания снесли, оставив пустырь на месте былого великолепия. Михаэль не захотел гулять по улицам Верберга, которые вызвали бы волну воспоминаний, и потому извозчик высадил кронпринца прямо у ворот царства мертвых, в котором посередине, словно сердце кладбища, стояла сапфировая стела. Она украсила земли эльфов десять с половиной тысяч лет назад.

Сейчас руку кронпринца украшало новое обручальное кольцо, а гобелен в замке – новое лицо, лицо Мару Лэй. Кольцо – обман. Михаэль приказал его отлить из старого; кузнец вскоре погиб, а вместе с ним – и тайна. Память о любимой стоило уважать, считал Михаэль. Он приезжал в Верберг каждый год, когда расцветала степь на юге, прикрываясь ложью о военных собраниях. Он приходил к монументу, чтобы почтить память жены, смахнуть листья и мох со старого сапфира. Памятник поменял цвет: высеченный из глубокого синего монолита, он выцвел до желтизны и потерял блеск. Время не щадит ничего.

Зачарованные дворцы Хайленда стояли, не тронутые ни ветром, ни морозом, а самый дорогой памятник на свете был обречен на разрушение. Михаэль видел тонкие, еще неглубокие трещины, вызванные перепадом температур, солнечным светом, штормами. Таковы следы времени. Он осторожно, не страшась запачкать руки, скорее боясь причинить вред сапфировой стеле, снимал старую паутину, полную бабочек и мошек, соскабливал мох и лишайники, смахивал слой пыли и грязи. Никому нет дела до памятника леди Аделайн Аустен, в том числе и тем, кто защищал город последние пять веков – семье Ленроев.

Вербергской области не везло никогда. По меньшей мере двадцать восемь династий, периодически сменяясь, правили в эльфийской столице. Их прерывали войны, стихийные бедствия, болезни, отсутствие наследников. Предшествующий Ленроям род исчез по воле смешного глупого случая – теневого безумия. Виновным в болезни признали Короля; Михаэль, с согласия императрицы, выбрал новую династию – двадцать восьмую.

Ими стали Ленрои.

Эрродан Ленрой был необычным губернатором. Он не верил ни в императрицу, ни в древних морских богов, ни в звезды. Иногда Михаэль задумывался, чего больше в Эрродане – жажды денег или жажды власти. Ленрой-старший был еще молод и потому ставил звон монет чрезвычайно высоко. Его дети, Селеста и Спэйси, переехавшие в столицу Хайленда, росли в роскоши – они не знали, что значила нужда, и потому относились к богатству равнодушно, особенно Спэйси. Откуда столько алчности в их отце, знал только властелин Синааны.

– Я приказывал следить за памятником, – раздраженно произнес Михаэль, услышав шаги. Нарушить идиллию мог лишь один человек, и кронпринц вспоминал его только что.

Эрродан Ленрой встал рядом – сухопарый, гибкий и стройный мужчина средних лет с мощными скулами и соболиными бровями. В болезненно бледной коже губернатора читались лиловые оттенки, пухлые губы не таили в себе ни грамма алого. Примесь эльфийской фиолетовой крови всегда брала вверх. Эрродан Ленрой не мог похвастаться чистотой крови, и, несмотря на то, что формально он все же считался эльфом, большинство причисляло Эрродана к людям. Иначе бы императрица никогда не разрешила дать город под его покровительство. Ее ненависть к коренным жителям Верберга была чрезвычайно высока во все времена. Михаэль догадывался о причинах.

– Добрый день, кронпринц, – ответствовал Ленрой-старший. – Что я могу сделать с солнечным светом и временем?

– Ты можешь сделать что-то со мхом и грязью, – парировал Михаэль, продолжая нервно крутить кольцо в неживых пальцах. Это место всегда выводило из привычного равновесия. Спокойствие, с которым он жил последние пять тысяч лет, испарялось каждый раз, будто его и не было. Исчезало, как мираж.

– Завтра же отдам приказ.

– Сегодня.

– Пусть так, – согласился Эрродан и поднял глаза к небу. – Собирается дождь, кронпринц. Давайте поспешим во дворец.

– Дождь, – не выдержав, съязвил Михаэль, будто забыв, что должен всегда оставаться хладнокровным и сосредоточенным. – Что мне сделает дождь.

Серебристая кровь – не только гарант вечной жизни и исцеления. Серебристая кровь – возможность управлять миром вокруг. Большинство жителей Мосант слабы, тех, кто отмечен силами звезд, единицы. Дети императорской фамилии неизбежно рождались с дарами, однако цвет их крови содержал больший соблазн. Чем чище она была, тем сильнее оказывались способности: дед Михаэля превращал воду в огонь, разрывал горы в клочья и управлял смерчами, грозами, читал мысли и обладал даром внушения; отец управлял всеми стихиями, но более скромно, а живые существа не подчинялись ему вовсе. Михаэлю и тем более его детям остались жалкие остатки былого величия. Один из многих поводов презрения императрицы к собственным потомкам.

– Не все обладают подлинным могуществом, как вы, господин. Я промокну до нитки, возможно, простужусь. Возможно даже, умру. Мой сын – пока не подходящая кандидатура для правления Вербергом. Прошу вас, пройдемте, если не хотите вызвать восстание в городе сменой власти, – казалось, собственный сын не был любим Ленроем, но Аустен знал, что о родных детях губернатор Верберга печется чуть меньше денег. Все эльфы алчны, кто-то чуть более, кто-то чуть менее, и виной тому проклятие Короля. Одно из многих, посланных на Мосант наравне с бессмертием носителей серебристой крови.

– Нам не нужен ваш город, – процедил Михаэль в ответ и пошел в сторону ворот.

Правнук правительницы Хайленда злился сам на себя. Старая рана кровоточила каждый раз, когда глаза встречались с сияющим сапфировым монументом, стоящим посреди кладбища. Вечная жизнь – жесточайшее из наказаний, даже если такая жизнь украшена властью и исполнением любой прихоти. Память хранила каждого человека, в прошлом дорогого сердцу, и, как ни силься, время неизбежно стирало большинство из них. Навсегда в душе оставались единицы. Михаэль Аустен не мог похвалиться большим списком терзаний сердца; теперь же в нем, как заноза, сидела память только об одной женщине, жившей невозможно давно. Михаэль и Аделайн начинали супружество с ненависти и долга – теперь кронпринц империи приходил на могилу первой жены каждый год с незабвенным букетом нарциссов. В такие дни забывалось даже презрение к цветам: Михаэль собственноручно собирал их в пути, памятуя о нелюбви умершей жены к бездушным покупным подаркам.

Он предпочитал оставлять путешествия на кладбище эльфийской столицы в тайне – ведь никому не стоило знать, что скрывается в бездне почерневших от горя глаз. Мать Михаэля передала сыну всего лишь янтарные – жизнь сама поменяла цвет на более подходящий к ее смыслу. Кронпринц женат снова, и следует сохранять иллюзию брака, который на самом деле являлся лишь договором. Мару обещала не занимать сердце, навсегда отданное Аделайн, он же обещал хранить жизнь и благополучие бедной женщины. Их брак поддерживал мир в Хайленде последние девятнадцать лет. Правительница не могла быть недовольна этим, хотя Михаэль прекрасно знал, что супруга раздражает венценосную родственницу. Он был лишь рад этому обстоятельству. По сравнению с ненавистью к Астрее Аустен меркла даже ненависть с Королю. Чувство брало начало из оборванного детства.

Дождь застал Михаэля на полпути к высокой каменной арке, увитой лозами, – входа на кладбище. Северный ветер принес морось. Капли воды кололи кожу ледяными кристаллами, словно желая пробудить от тоски. Приближалась зима, и кронпринц империи не мог не придавать этому значения. Наступившие холода значили, что Король готовит переходы для армии. Так было всегда. Всегда.

Война началась с рождением нынешнего кронпринца и не желала прекращаться до сих пор, подобно его жизни.

Не обращая внимания на морось, Михаэль Аустен наконец достиг арки. Увиденное заставило разозленно выдохнуть. Его карета исчезла, вместо нее в стороне красовался эльфийский дилижанс из темного дуба. Дилижанс медленно подъезжал ко входу на кладбище. Клокоча от ярости, Михаэль повернулся к губернатору, идущему за ним.

– Я просто хотел с вами поговорить, – заявил Эрродан, не дав сказать и слова.

– Нарушив мой приказ? – плюнул Михаэль. – Я приказывал кучеру оставаться у ворот!

Злость, кипевшая внутри, чуть утихла. Что это он? Откуда силы на подобные всплески эмоций? Душа Михаэля настолько усохла за прожитые года, что любое ее «оживление» казалось чудом. «Сапфиры…» – подумал Михаэль, имея в виду вовсе не камни.

– О чем поговорить?

Гладкое лицо Ленроя-старшего озарилось улыбкой. Отвратительная привычка всех губернаторов Хайленда – улыбаться, словно улыбка может скрыть истинное лицо. Михаэль видел насквозь всех. Лживые, себялюбивые, корыстные дельцы. Нравственные люди и эльфы редко рвутся к власти. В настоящее время исключением был лорд Санурите, давний знакомый Михаэля, называвший себя другом. Лорд, как сестра, настоятельница храма при Каалем-сум, действительно боролись во благо народа, как того желали. Михаэль не понимал их. С остальными губернаторами в стократ проще: остальные ценят деньги и власть, которые дать легче, чем процветание, благоденствие и счастье. В счастье верят только дети и мечтатели.

Сейчас кронпринц отчетливо видел корысть за приторно-сладким тоном Ленроя-старшего.

– Как дела у Сель?

– У Селесты все прекрасно, – сдержанно ответил Михаэль. – Она полностью счастлива.

– В Анлосе умеют внушить чувство счастья, – все с той же улыбкой заметил Эрродан, будто не понимал сути сказанного. Для человека, прожившего всего сорок два года, Ленрой-старший был удивительно циничен. Михаэлю ли его осуждать? Юность, прожитая в столице, открыла все грехи мира, и он стал циничен. Цинизм сменился жаждой видеть прекрасные стороны Мосант, уже неприкрытой. И, наконец, бесплодные душевные порывы вызвали безразличие. Стержнем осталось специфическое благородство, которое мало кто мог понять. Эрродан Ленрой – не из их числа.

– Жизнь в Анлосе – милосердие, – произнес Михаэль. – Ты отослал мою карету, чтобы поговорить о Селесте?

Эрродан жестом приказал дилижансу остановиться около Михаэля.

– Проходите, кронпринц.

Он молча прошел вовнутрь. В дилижансе, скрывающем вид на кладбище, дышалось намного легче. Михаэль сел на обитое кожей сидение, откинулся на спинку. Следом за принцем залез Ленрой, отряхивая мундир от капель дождя.

– Завидую вашей способности не мокнуть, – со смехом сказал он, присаживаясь напротив Михаэля. Кронпринц спокойно скользнул взглядом по фальшивым наградам. Эрродан Ленрой никогда не участвовал в войне и повесил на себя ордена ради красоты. Ордена Михаэля пылились в Анлосе; императрица, поняв, что правнук равнодушен к поощрениям, перестала награждать ими того, кто не нуждался в одобрении.

– Я сам этого достиг.

– Да? – удивился Эрродан, постучав по крыше. Дилижанс тронулся. – Думал, особенность вызвана происхождением.

– Нет, – отрезал Михаэль. – Происхождение не дает ничего, кроме вечной жизни и предрасположенностей. Я всего добился сам.

– Ваша дочь, принцесса Сэрайз, наверное, чрезвычайно одарена. С такими… родителями.

Тусклые глаза Михаэля вновь налились гневом. Дочь – тема, которую дерзили затрагивать немногие.

– Сэрайз ничего не взяла от матери. Ничего.

– Ходили слухи, что она тоже из детей тьмы.

– Любите слухи, лорд Эрродан?

– Слухи – прекрасный способ устранять конкурентов.

– Слухи легко могут устранить и тебя, не забывай. Достаточно одного слова, и губернатором Верберга ты уже не будешь. Как и владельцем рудников. Вполне можешь стать очередным обгоревшим трупом в подвале Анлоса. Не играй против императорской семьи, это плохо кончится для всех Ленроев. Даже против Мару.

Спокойно чеканя неприкрытую угрозу, Михаэль смотрел в окно, глядя, как морское побережье и луга сменяются лесами. Начинали появляться дома, спрятанные среди стволов вековых деревьев. Свет моргал из-за ветвей, раздражая еще больше. Кронпринц едва сдерживал себя. Как металл накапливает жар, он накапливал обиды и злость, готовясь выплеснуть их в самый неожиданный момент.

– У меня и в мыслях не было идти против вас или леди Мару, господин.

– Не лги. Все написано на твоем лице. Ты не первый, кто хочет нас свергнуть. Поверь – этого никогда не произойдет.

Настоящая жизнь в империи никогда не была столь радужной, какой казалась жителям. Тщательно запудривая мозги обычным смертным, помощники правительницы, в числе которых был и Михаэль, скрывали правду. Анлос – не апогей утопии. Буквально каждую неделю сходила с ума очередная прозревшая душа – таких было необходимо убирать. Вечные стычки, противостояния между народами давно заслужили почетное место в списке бед. Области, особенно автономные, пытались вырваться из-под контроля. Так было всегда, но теперь падение шло по наклонной. Михаэль держал ситуацию под контролем, но чувствовал, что конец близок. Конец – неизменный спутник начала. Кронпринц жаждал его.

– Селеста писала мне, – неуверенно начал Эрродан, – что вы с ней… вы с ней, господин. Я рад.

Михаэль презрительно выгнул бровь. Как и у прабабки, брови наследного принца были черны, что резко контрастировало с бледными, призрачными волосами и такой же кожей, не желавшей загорать.

– Да, – согласился он с молчаливым вопросом. – И?

– Могу ли я рассчитывать на что-то большее?

Аустен сцепил руки на груди. Злость охладела настолько, что сохранять самообладание стало совсем не сложно.

– Твоя наглость поразительна, Эрродан. Только что ты угрожал мне распространением слухов. На что ты теперь можешь рассчитывать?

– На свадьбу?

– Нет, – в очередной раз отрезал Михаэль. – Мой брак с Мару останется действительным навсегда… пока кто-то из нас не умрет. Селесте и тебе следует радоваться тому, что есть. Не каждая может похвастаться связью со мной, и не каждый – такими отношениями. Забудь об этом слове, иначе окончательно испортишь их.

Авторитарность. Михаэль всегда был таким. Никакие договоры, компромиссы не спасут Хайленд. Стоит дать слабину – губернаторы загнобят Анлос за считанные годы. Не нужно далеко ходить за примерами: город народа майомингов шесть тысяч лет пытался выйти из-под контроля. И вынужденные компромиссы уже не спасали.

Ленрой, поджав губы, нерешительно задал следующий вопрос:

– Как Спэйси? Не доставляет хлопот?

– Нет.

– Я подумал, что ваша дочь и мой сын… Леди Мару в письме сообщила, что не против такого союза.

– Спэйси тоже вполне счастлив сейчас, в отличие от их отца, который, по всей видимости, не понимает, что его дети – наши заложники, и потому погоня за властью – чревата.

В дилижансе повисло долгожданное молчание. Михаэль ненавидел пустые разговоры, особенно если они касались дочери. За окном же начинался центр столицы эльфийской нации: дома, оплетая стволы, росли вверх вместе с деревьями, по улицам бегали жители, спасавшиеся от надвигавшегося шторма. Большинство зданий скрывались в ветвях и листве, древесине и тенях. Единственным зданием, открытым взгляду, был новый дворец Верберга, в котором проживали Ленрои. Ветер трепал зелено-золотые флаги. В подобных цветах была отделана вся лицевая часть здания. Дворец, стоявший на лужайке, окружал сад. Красота и убранство центра Верберга не произвели на Михаэля никакого впечатления, он никогда не чувствовал красоты. Дилижанс остановился у самых ступеней. К нему немедленно подбежали эльфы.

– Потребуется твой кабинет для разговора, – сказал Михаэль. – Конфиденциального. Я приехал не только для того, чтобы сидеть на могиле Аделайн. О чем мы будем говорить – не должен узнать никто. Не заставляй меня обвинять в измене Спэйси или Селесту – именно это случится, если поползут твои любимые слухи, – спокойно продолжал он и добавил: – К вечеру я должен быть в Анлосе, позаботься о карете.

Ленрой-старший едва заметно кивнул, видимо, думая о чем-то своем, и только потом произнес:

– Сделаю, лорд Михаэль.

Кажется, в этот раз Эрродана Ленроя удалось приструнить. С удовольствием констатировав это, Михаэль отдал себя в руки набежавшей прислуги.

Ему выдали новый костюм, досадуя, что старый испорчен дорожной пылью и грязью, подали горячий напиток, и, пока Михаэль пробовал его, почистили ботинки. Принц Хайленда настолько привык к подобному вниманию, что не придал ему никакого значения. Мысленно он напоминал себе основные моменты будущего разговора. О чем-то стоит умолчать, о чем-то – рассказать. Проблема слишком серьезна, чтобы решить ее расслаблено. Судьба империи висит на волоске. Это… это шанс.

Спустя десять-пятнадцать минут Михаэль Аустен и Эрродан Ленрой уже сидели в кабинете, заперев дверь и закрыв окна. Впрочем, Михаэль, жизнь которого заставила предполагать врага в каждом разумном существ, не доверял столь примитивным способам защиты тайн. Он незаметно соткал заклятие тишины. Теперь их никто не мог подслушать.

Сев за стул губернатора и положив ноги на стол, Михаэль огляделся. Кабинет был заставлен от и до: мебель из таурской древесины занимала всю комнату, оставляя малое количество свободного места. На стене висела фотография семьи Ленроев. Поморщившись, Михаэль осмотрел заваленный безделушками и редкими бумагами стол и, наконец, негромко произнес:

– Никаких новостей о Синаане, как понимаю, не появилось. Или я ошибаюсь? Сядь, Эрродан. Что ты не как дома?

Ленрой-старший чинно, сохраняя самообладание, примостился на стуле, предназначенном для гостей. Аустен специально занял его место. Пусть знает свое. Ленрои – всего лишь пешки в игре. Двойной игре. Тройной.

– На самом деле есть, – нехотя признал Эрродан, точно провинившийся мальчишка. – Серая леди была здесь неделю назад.

– Снова в грозу?

Ленрой кивнул.

– Мы не смогли ее поймать.

– Я бы удивился, если бы поймали, – произнес Михаэль с ядом. – Больше никого не видели?

– Нет, лорд.

Кронпринц с облегчением перевел дух. «Да» стало бы самой страшной новостью за последнее время. «Да» – начало самого страшного витка войны, если правдивы слухи о последней пассии Короля.

– Что-то еще?

– Как вы приказывали, господин, мы проверяли каждый корабль, заходивший в порт, – осторожно отвечал Эрродан, и Михаэль видел, что тот пока ничего не умалчивает. Кажется, спесь Ленроя удалось сбить. – В одном из них, мёрландском, оказались адепты Тринадцатой звезды.

– Где они сейчас?

– Убиты, – коротко ответил Эрродан, явно не желая об этом говорить, но продолжить ему пришлось: – Начали готовить взрыв в порту, их пришлось убрать быстро. Никаких писем, никаких знаков. Никаких зацепок, кроме… кроме Мёрланда. Мёрланд находится на границе, господин, они могли переметнуться к Нему. Я не верю в мир, он больше напоминает перемирие.

Михаэль сказал лишь одно слово:

– Дальше.

– Это все, принц.

– Неужели? – переспросил тот с издевкой. – Ты о чем-то забыл, Эрродан, лучше исправься.

Однако Ленрой упрямо молчал. Михаэль не стал давить на него – самое важное уже прозвучало. Осталась какая-то мелочь, которую Эрродан считал за крупную ошибку. Неясные мысли собеседника отдавались эхом в голове хайлендского кронпринца. Михаэль не мог читать их и понимал только отдельные слова. Потаенной оказалась информация о Китти Вилариас. Она не интересовала Михаэля. Мысленно он давно исключил Вилариас из семейного древа. Из-за нее род едва не прервался: исправлять содеянное пришлось Михаэлю. Снова.

– Ладно, – наконец сказал он, заметив, что опаздывает. Ему обязательно нужно оказаться в Анлосе до захода солнца. – Теперь о моем деле. Армия, Ленрой, мне нужна армия. Проводи подготовку, мобилизацию и жди моих распоряжений. Зима подошла слишком близко к нашей столице.

– Думаете, будет война?

– Определенно, – Михаэль встал. – Перевалы замело, корабли исчезают все чаще, шпионы заполонили империю. Астрея пока не знает, Сёршу тоже. Пусть лучше не узнают вообще, проводи мобилизацию в тайне. Ожидание нападения хуже самого нападения, – он усмехнулся. – Скорее всего, нападут на города-близнецы. Как всегда. На этом все. Фей отправлять только мне, без болтовни, Эрродан, помни, что я могу сделать с тобой, чужими руками или собственными…

С этими словами Михаэль взмахнул рукой; в воздухе сплелся ярчайший голубой луч и ударил в деревянные настольные часы. Те разрезало на две половинки – края задымились. Ленрой молча смотрел на них, чуть побледнев. Михаэль Аустен нечасто показывал свою силу. Лунный свет – страшный дар. Он не имел ничего общего с веселыми солнечными лучиками, он питался страхом и скорбью, хотя это всего лишь одна сторона медали, та, которую кронпринц Хайленда изучил слишком хорошо.

– Мобилизировать всех, – добавил Михаэль. – Всех, кто может держать оружие, женщин тоже, не будем изменять эльфийским традициям. Аделайн фехтовала лучше меня самого, – произнес Михаэль задумчиво. – Даю тебе три дня на отчет. Помни – никакой болтовни, иначе Вербергу понадобится новая династия. Двадцать девятая.

***

Михаэль Аустен прибыл в столицу с заходом солнца, когда началась смена караула. Дилижанс подвез его прямо к внутреннему дворцу, чтобы скрыть от глаз простых жителей и не заставлять правнука правительницы ходить по городу. Внешний Анлос давно стал настолько отвратителен Михаэлю, что он старался не появляться на улицах без нужды. Иногда Михаэль с некоторой тоской вспоминал Каалем-сум, в котором прожил так долго вместе с Аделайн; потом вспоминал про обещание, что дал ей и себе. Обещание давало силы на борьбу, но иссушало для полноценной жизни.

Он прожигал свою жизнь в бесконечных праздниках Анлоса, оргиях и вечеринках, пьянках, наркотиках и алкоголе, чтобы не сойти с ума. Каждый вечер, посвятив день империи, он возвращался к Селесте Ленрой, юной, живой, полной энергии. Селеста, ее брат, Спэйси, и Ригель – вот кто руководил весельем в Анлосе, за что Михаэль был им благодарен. Не будь их, он бы окончательно задохнулся в лавандовом воздухе столицы.

Однако при все этом Михаэль не забывал и о других обязанностях.

Коротко поблагодарив прислугу, принц Хайленда поспешил во внутренний замок, на шестой этаж центральной башни. Шестой был полностью отдан ему и семье наследного принца: Мару и Сэрайз Аустен. Позолота и яркий свет – неизменный спутник столицы – ударили Михаэлю в лицо. Он привык. Лестница упрямо вела вверх по ковровой дорожке, ступень за ступенью, пролет за пролетом. Откуда-то доносилась музыка, пение, веселье. Сейчас оно не интересовало Михаэля – закат сменялся ночью, времени оставалось совсем мало.

Он миновал последний пролет и оказался в заполненном статуями и картинами коридоре, в котором стояла тишина. Сюда не заходили без разрешения. Тайны следовало оберегать, особенно те, от которых зависила сохранность семьи. Жизнь семьи.

Из коридора выходили всего две двери. Проем справа – вход в апартаменты принцессы Хайленда Сэрайз, и сейчас он был заперт. Михаэль дернул за круглую бронзовую ручку пару раз и подошел ко второй двери. За дверью слева находились покои главной супружеской пары империи.

– Где Сэрайз? – крикнул Михаэль, врываясь в апартаменты и отшвыривая пиджак на ближайший пуфик.

Жена сидела перед зеркалом, столик пред которым был уставлен склянками, флаконами и прочими милыми женскому сердцу вещами. Она распускала волосы. Локоны Мару каждый день заплетались ею в строгие, но милые прически. Мару явно готовилась ко сну: на ней был лишь пеньюар в столь привычной Михаэлю красной гамме. Тень соблазнительно спускалась к талии по открытой спине.

– Гуляет в саду, – ответила Мару. – Не волнуйся, я успокоила ее своими запасами. Сэрайз не голодна.

Тревога Михаэля ушла. Расслабившись от услышанного, он скинул обувь и устало упал на двуспальную кровать, стоящую посередине комнаты. Та отозвалась негромким скрипом. Михаэль блаженно прикрыл глаза. Сочетание тусклого света лампы, свежих тонких запахов и мягкой перины мгновенно убаюкало его.

– Слухи появились, – сказал он в пространство. – Скоро об этом узнают все.

– Нет, – донеслось со стула перед зеркалом. – Никто не узнал обо мне, не узнают и о Сэрайз. Есть другие причины для беспокойства. Сегодня произошло нечто крайне неприятное.

Странные нотки промелькнули в голосе жены, и Михаэль, услышав их, приподнялся. Мару не из тех, кто волнуется попусту. В конце концов, ей восемь тысяч лет.

– Что случилось?

Мару неловким движением вытащила из ящика стола нечто золотое и светящееся. Сначала ему показалось, что на ладони покоится золото; приглядевшись, Михаэль понял свою ошибку.

– Волосы?

– Йонсу Ливэйг нашла их у перевала. Мике́, – голос жены все же дрогнул, – что будет, если она узнает?

– Ничего хорошего, – кронпринц не испытывал желания касаться находки и смотрел на волосы издалека. Их владелицу он видел не раз. Проблемы объединяют: империя и королевство из кожи вон лезли, чтобы маленькая тайна не расшатала основы мироздания. О ней знали немногие, Клинки Синааны да главная супружеская пара Хайленда. О другой, более серьезной, но близкой, вовсе знал он, императрица с Королем и, до недавнего времени, Йонсу Ливэйг.

– Она пойдет на Синаану и разрушит все.