Текст книги "Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй"
Автор книги: Ланьлинский насмешник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 82 (всего у книги 122 страниц)
Скорблю о горестях народа,
Судьба его в моих руках.
Ведь благодать страны в веках
Забота царственного рода.
На севере – Лю Су атаковал,
Он Тайюань уже к рукам прибрал.[1269]1269
Лю Су – согласно современным китайским комментариям к «Цзинь, Пин, Мэй» под Лю Су подразумевается Лю Чун (иероглифы «су» и «чун» сходны в написании). Лю Чун, он же Лю Мин (895–954 гг.) – основатель эфемерной династии Северная Хань (951–979 гг.), в Тайюань – центральном городе провинции Шаньси – в 951 г. провозгласивший себя императором. Посмертное царское имя – Ши-цзу.
[Закрыть]
Разрухи зарево алеет
Я фениксовы пропилеи[1270]1270
Фениксовы пропилеи, буквально: ворота киноварного феникса – императорский дворец.
[Закрыть]
Покинув, мчусь под флагом на восток,
Шандан отбить, который враг отторг.[1271]1271
Шандан – город в провинции Шаньси
[Закрыть]
На мотив «Катится расшитый мяч»:
Ты вспомнил Цянь-вана, Ли-вана,
Жестоких Лю Чана, Мэн Чана.[1272]1272
Перечисляются правители периода раздробленности, так называемой эпохи Пяти династий и десяти царств (У-дай ши-го, 907–979 гг.).
Цянь-ван – один из правителей южного государства У-Юэ (907–978 гг.), образовавшегося на месте двух этих древних царств. Государством У-Юэ управлял дом Цянь, представители которого прибавили к своему имени титул «ван». Здесь, вероятно, имеется в виду последний из царей У-Юэ – Цянь Чу, который правил в 948–978 гг. и, будучи покорен сунским Тай-цзу, поклонился дому Сун. Впоследствии, уже шестидесятилетним, он был отравлен по приказу Тай-цзу в собственный день рождения.
Ли-ван – один из правителей дома Тан периода распада империи, так называемого Южного государства Тан (Нань Тан, 937–975 гг.), располагавшегося на юго-востоке Китая. Вероятно, имеется в виду Последний Государь (Хоу-чжу) Ли Юй (правил в 961–975 гг.), который проводил время среди красавиц и пиров, писал стихи и был захвачен, а затем отравлен Тай-цзу.
Лю Чан – последний правитель государства Южная Хань (Нань Хань, 917–971 гг.), располагавшегося на юге Китая между У и Южной Тан. Правил в 958–971 гг. и, так же как Ли и Цянь, был захвачен войсками Сун.
Мэн Чан – второй и последний правитель Позднего государства Шу (Хоу Шу, 933–965 гг.). Правил в 934–965 гг., был разбит и уничтожен Тай-цзу.
[Закрыть]
Народ их страдал беспрестанно
Под гнетом развратных тиранов.
Возьмут полководцы У, Юэ,
Кто сможет отбить их, рискуя?
Погибнем, кто, честен и предан,
На юге одержим победы![1273]1273
Юг – речь идет о территории древнейших царств У и Юэ (ср. примеч.), во времена распада империи каждое из подобных царств стремилось повысить свое влияние – вначале отделиться, чтобы потом, возможно, объединить под своей эгидой весь Китай.
[Закрыть]
Бандитов осилить не скоро –
Могучей должна быть опора.
Чтобы мощь государств возрастала,
Оплот нужен, крепче металла.
На мотив «Сниму холщовую рубашку»:
Спешу через Янцзы, отвоевав Цзиньлин,[1274]1274
Цзиньлин (Золотой холм) – старое название города Нанкин.
[Закрыть]
Я в битве стал властителем Цяньтана,[1275]1275
Цяньтан – часто в песнях так именуется город Ханчжоу, таково же название известной реки, протекающей в тех местах.
[Закрыть]
Пройду мосты я Сычуаньских гор-стремнин,[1276]1276
Имеются в виду опасные горные дороги провинции Сычуань, получившие название «Западных потоков» (Си-чуань).
[Закрыть]
Не испугаюсь южного дурмана.[1277]1277
Буквально: ядовитых испарений земли южных варваров.
[Закрыть]
На мотив «Миром и покоем упоен»:
Как гордый тигр, бросаюсь в бой,
Мне нипочем мороз любой,
Стратегией удержим рубежи.
Пусть плеть свистит и стремена,
Взнуздайте звоном скакуна,
Вперед, солдаты, в битве наша жизнь!
Отнимем у врага печать –
С победой будут нас встречать –
В родной Бяньлян,[1278]1278
Бяньлян – столица Сунской империи Кайфэн.
[Закрыть] в обратный путь спеши!
Предпоследняя ария:
Кто волей Неба покорен,
В том – справедливости закон;
Кто к праведности возвращен –
Тот будет полностью прощен;
А кто заносчивый тиран,
Сопротивляющийся нам,
Того лишь гибель ждет и срам,
Былая мощь – ветшалый хлам.
Не жгите жителей дома,
Амбары, скот и закрома,
И не позорьте жен и дев,
Оберегайте их везде.
И помогайте по местам
Порядок водворять войскам;
Оброк назначьте, учредив законы,
Спасайте город от смутьянов конных,
Народным разумом смирите непреклонных,
Амбаров вскройте закрома –
Голодных по дорогам тьма.
Заключительная ария:
Рассеется сражений дым,
И ты вернешься невредим.
Скорей в величии предстань,
Могуч и горд взойди в Линъянь![1279]1279
Линъянь – императорский дворец в Кайфэне.
[Закрыть]
Твоим соратникам хвала!
Портреты лучших сохраним,
Треножники, колокола
Отлиты с именем твоим!
Блестящий воинский талант,
Бесстрашен и, как вихорь, скор.
По звездам составляешь план,
По очертаньям рек и гор.
Ты земли обозришь, вступая в бой,
Хоругви развернешь перед собой,
В ночи сразишь атакой огневой;
И выведешь вперед корабль свой,
Охраной защитясь береговой,
Из воинов растишь ты молодцов,
За правду стойких преданных борцов;
По слуху узнаешь, где вражий стан,
Где колесница полководца там.
С окраин шлешь депеши: кончен бой.
Земля родная славится тобой,
С триумфом в Стольный град приносишь мир.
А воинов награды ждут и пир.
Певцы допели цикл[1280]1280
Данный цикл посвящен подвигам и добродетелям основателя Сунской династии Тай-цзу и одновременно воспринимается как славословие его потомку и продолжателю Хуэй-цзуну.
[Закрыть] и удалились. Пирующие успели осушить по нескольку кубков, и на столах уже меняли блюда. Вечерело. Зажгли огни. Симэнь крикнул Дайаня. Наградив поваров, певцов и музыкантов, он начал откланиваться.
– Мне пора, – говорил он. – Сердечно благодарю за щедрое угощение. Простите, что отнял у вас целый день.
– Есть за что благодарить! – воскликнул придворный евнух Хэ, никак не желая расставаться с гостем. – Я нынче свободен и решил побыть с вами, сударь. Посидеть, поговорить. Извините, пожалуйста, за мое скромное угощение. Не проголодались?
– Как вы можете так говорить, ваше сиятельство! – воскликнул Симэнь. – За отменные яства я вам крайне признателен. Но мне, простите, пора. Надо отдохнуть. Ведь утром нам с Тяньцюанем предстоит визит в Военное ведомство, регистрация и получение мандатов.
– В таком случае заночуйте у меня, сударь, – предложил Хэ И.
– А завтра вместе с племянником и делами займетесь. Да, позвольте узнать, где вы остановились.
– Пока у секретаря Цуя, родственника коллеги Ся Лунси, – отвечал Симэнь. – У него и вещи лежат.
– Дело поправимое, сударь! – заверил его Хэ И. – Чем в людях обретаться, велите слугам перенести вещи и поживите эти дни у нас, а? У меня на заднем дворе все равно помещения пустуют. А какая тишина! И с племянником будет удобнее о делах договориться.
– Можно, конечно, и у вас, – согласился Симэнь. – А господин Ся не обидится? Подумает, я пренебрегаю его радушием.
– Да что вы! – удивился Хэ И. – В наше-то время?! Да теперь утром выйдет из управы с повышением, а к вечеру встретится – даже не поклонится. Не управа – настоящий балаган! Когда-то вместе служили, а теперь ваши пути разошлись. Какое он имеет к вам отношение? А обидится, значит без понятия человек. Нет, этот вечер вы должны посвятить мне. Не отпущу я вас, сударь, и весь разговор! – Хэ И обернулся к слугам. – Накройте стол в той комнате и угостите слуг его сиятельства Симэня. А вы ступайте за вещами.
Хэ И распорядился, чтобы гостю приготовили западный флигель в заднем саду – накрыли постель и разожгли в жаровне уголь. Стоило хозяину вымолвить слово, как слуги на разные голоса отзывались: «Есть!» и спешили исполнять приказания.
– Вы так добры, ваше сиятельство, – не унимался Симэнь, – но мне, право, неловко перед Ся Лунси.
– Будет вам волноваться! – уговаривал его хозяин. – Нисколько он не обидится. Ведь сказано: «Не радей о службе, на которую не уполномочен».[1281]1281
Высказыванье Конфуция из «Суждений и бесед», гл. VIII, параграф 14.
[Закрыть] До вас ли ему?! У него своих забот не оберешься. Одна кладовая государевой свиты чего стоит!
И без лишних слов Хэ И отпустил Дайаня и конных всадников выпить и закусить, а солдат за вещами. Те взяли веревки и коромысла и отбыли к секретарю Цую.
– У меня вот еще какое к вам дело, сударь, – обратился к гостю Хэ И. – Ежели племяннику придется с вами служить, не могли бы как-нибудь подыскать ему дом? Он бы тогда и семью с собой захватил. Пока он один с вами поедет. Простите, что прибавляю вам хлопот. А семья у него небольшая. Два-три десятка человек с прислугой.
– А кто же будет присматривать за этим домом после отъезда Тяньцюаня? – поинтересовался Симэнь.
– Здесь я поселю моего второго племянника Хэ Юнфу, – пояснил хозяин. – Сейчас он живет в поместье.
– Какой же дом, позвольте узнать, вы намерены приобрести для Тяньцюаня?
– Думаю, лянов за тысячу подошел бы.
– Ся Лунси собирается продать свой дом, – подхватил Симэнь. – Он ведь остается в столице. Вот бы Тяньцюаню подошел. Убили бы сразу двух зайцев. Прекрасный дом! Семь комнат по фасаду, пять построек вглубь. Пройдя через внутренние ворота, сразу попадаешь в громадную залу с двумя флигелями рядом. Их венчают фигурные крыши, а сзади располагаются жилые постройки обвитые цветами беседки и разные строения, вокруг которых проходят и дорожки. Словом, есть где разместиться. Как раз для Тяньцюаня!
– И дорого он запрашивает? – спросил Хэ И.
– Говорил, тысячу триста платил, – отвечал Симэнь. – Правда, он сзади пристройку возвел и беседки. Вы сами назначьте цену, ваше сиятельство.
– Нет уж, я вам доверяю, – отозвался хозяин, – Как вы договоритесь, так и порешим. Может, пока я дома, и направим к нему посыльных, пусть счет напишет, а? Такой случай нельзя упускать. И племяннику сразу будет, где остановиться.
Немного погодя Дайань со слугами принес вещи Симэня.
– А Бэнь Дичуань и Ван Цзин вернулись? – спросил его хозяин.
– Ван Цзин пришел, а Дичуань с паланкином задержался, – отвечал Дайань.
– Послушай-ка, вот какое дело, – зашептал на ухо слуге Симэнь. – Принеси мою визитную карточку. Надо будет поблагодарить господина Ся и попросить у него счет на дом. Его сиятельству нужно. И Бэня с собой возьми.
Слуга удалился. Немного погодя вместе с Дайанем явился и Бэнь Дичуань, в темном одеянии и в шапочке.
– Его сиятельство господин Ся вам низко кланяется, – заговорил Бэнь Дичуань и протянул счет. – Раз, говорит, его сиятельство пожелали, ему неловко назначать цену. Вот просили передать первоначальный счет. А насчет пристроек, хотя они и стоили немалых денег, говорит, как батюшка распорядится.
Симэнь протянул счет Хэ И. В нем значилась сумма: тысяча двести лянов серебра.
– Дом неновый, – заговорил Хэ И. – Наверняка что-то обветшало, потребуется ремонт … Но, доверяя вам, сударь, я готов дать указанную сумму. Тем более по случаю вступления на службу племянника.
Бэнь Дичуань тотчас же опустился на колени.
– Совершенно верно вы изволили заметить, ваше сиятельство! – говорил он. – Исстари повелось:
Кто денег не жалеет –
Поместьями владеет.
В нем сменится хозяев сто,
И всяк – по-своему устрой.
Слова Бэня привели Хэ И в восторг.
– А ты, речистый, кто же будешь? – спросил он. – Да, большому человеку не пристало о малых затратах сожалеть. Что верно – то верно. – Хэ И обернулся к Симэню. – Как его зовут?
– Это Бэнь Дичуань, мой приказчик, – отвечал Симэнь.
– Так нам незачем и посредника искать, – решил Хэ И. – Ты посредником и выступишь. Раз нынче счастливый день, надо, не откладывая, и расплатиться.
– Ваше сиятельство, сегодня поздно, – заметил Симэнь. – Может, завтра утром?
– Нет, мне в пятую ночную стражу надлежит быть при дворе, – объяснил придворный. – Завтра ведь торжественный выезд Его Величества. Так что не стоит откладывать. Сегодня и завершим сделку.
– А когда, позвольте узнать, выезжает Его Величество? – поинтересовался Симэнь.
– К алтарю отбывают в полдень, – объяснил Хэ И. – В третью ночную стражу свершится торжественный обряд принесения жертв, а ровно в предрассветный, третий час инь[1282]1282
Час инь, или третий приходится на пятую ночную стражу – время с 3 до 5 утра.
[Закрыть] в государевом дворе будет устроена трапеза, после чего состоится большая аудиенция, на которой Его Величество соизволит принять благодарность от верноподданных и поздравления с наступлением зимы. На другой день столичные чины гражданской и военной службы приглашены на пир Счастливого Свершения. Вы же как чиновники с мест после большой аудиенции будете свободны.
Хэ И велел племяннику принести из задних покоев двадцать четыре полновесных слитка серебра.[1283]1283
В слитке 50 лянов серебра.
[Закрыть] Их уложили в коробы, в которых обыкновенно носят продукты, и двое слуг вместе с Бэнь Дичуанем и Дайанем отправились к секретарю Цую, чтобы вручить Ся Лунси. Обрадованный Ся сам написал купчую и передал ее Бэню.
Хэ И тоже остался доволен сделкой и одарил Бэня десятью ленами, а Дайаня и Ван Цзина тремя лянами каждого.
– Этих малых не стоило бы баловать, – заметил Симэнь.
– Ничего, на сладости пригодятся, – отвечал Хэ И.
Приказчик и слуги земными поклонами поблагодарили придворного. Тот велел их угостить.
– Я вам очень признателен, сударь! – Хэ И поклонился Симэню.
– Что вы, ваше сиятельство! – воскликнул Симэнь. – Я к вашим услугам.
– Надеюсь, вы поговорите с ним, – продолжал Хэ И. – Не мог бы он пораньше освободить дом? Тогда б племянник перевез и семью.
– Поговорю, непременно поговорю, – заверил его Симэнь. – Думаю, ждать долго не придется. Пока господин Хэ поживет в управе, а как освободится, так и переедет. А там и семью перевезет.
– Уборку и ремонт, думаю, надо будет отложить до нового года, – говорил Хэ И. – Прежде семью переправить. Чего хорошего в управе проживать?!
Пока они говорили, настала вторая ночная стража.
– Простите, вам, должно быть, пора на отдых, ваше сиятельство, – заметил Симэнь. – Я тоже выпил порядком.
Хэ И простился с гостем и направился в дальние покои, а Хэ Юншоу заказал музыку и посидел немного с Симэнем за столом.
После метания стрел в вазу они разошлись.
Симэнь прошел в задний сад, где прямо на северной стороне располагалась библиотека из трех комнат. С одной стороны от нее возвышалась белая стена, с другой стороны к ней примыкала терраса среди стройных ив. Рядом красовалось озерцо с причудливыми камнями по берегам, кругом в больших вазах цветы и декоративные деревца.
В библиотеке ярко горели красные свечи. Парчовые шторы и низкие ширмы с позолотой отделял ложе. Пышную высокую постель закрывал полог. Кругом царили порядок и тишина. Были низко спущены занавеси. В жаровне горел уголь, всюду стояли дорогие вазы. Из курильниц струилось благоухание ароматных трав и мускуса. Хэ Юншоу все еще беседовал с Симэнем. Мальчик-слуга подал чай, после которого они расстались.
Симэнь приблизился к жаровне и, сняв шапку и халат, лег спать. Ван Цзин с Дайанем ушли в пристройку, где устроились накануне. Симэнь разулся и потушил свечи. Он был пьян. Не спалось ему под парчовым одеялом на шелковой постели. Луна заливала крапленую золотом кровать, отделанный собольим мехом узорный полог, освещала жаровню. Симэнь долго ворочался с боку на бок. Слышно было, как где-то вдали падали капли в клепсидре. Безмолвие царило под сенью цветов. Лишь шелестел по оконной бумаге холодный ветер. Давно Симэнь покинул родной дом. Только хотел он кликнуть Ван Цзина, чтоб тот лег с ним рядом, как за окном послышался тихий женский голосок. Симэнь накинул платье и спустился с кровати. Он сунул ноги в туфли и осторожно приоткрыл дверь. Перед ним стояла Ли Пинъэр. Ее так красила высокая прическа и едва заметные следы румян. Сколько изящества было в ней, хотя одета она была в старое белое платье, совсем гладкое, без узоров. Когда она неслышно переступала лотосами-ножками, приближаясь к Симэню, из-под нижней юбки выглядывали бледно-желтые чулки и малюсенькие туфельки. Она встала, освещенная солнцем, и Симэнь ввел ее в спальню, обнял и заплакал.
– Как ты здесь очутилась, нерасстанная моя? – спрашивал он.
– Дом подыскивала, – отвечала она. – Пришла сказать: нашла я дом. Давай туда переберемся.
– Где ж он? – поспешно спросил Симэнь.
– Тут, совсем рядом. С Большой улицы на восток повернуть. Как раз посередине Котельного переулка.
Симэнь обнимал и ласкал Пинъэр. Они легли и отдались любви. Когда они вдоволь насладились, Пинъэр стала поправлять платье, потом прическу. Она медлила, отдаляла момент расставания.
– Запомни, дорогой мой! – заговорила она поучительно. – Не гуляй по ночам! Раньше домой приходи. Смотри, не ровен час, погубит тебя насильник. Гляди, крепко запомни, что я тебе говорю!
Предупредив Симэня, Пинъэр опустила руки и пошла, увлекая его за собою.
Они вышли на Большую улицу. Было светло как днем – так ярко светила луна. И в самом деле, стоило им свернуть на восток, как за аркой показался небольшой переулок, а пройдя немного, они очутились перед белыми двустворчатыми воротами.
– Вот и мой дом, – указывая пальцем, сказала Пинъэр.
Она опустила рукава и вошла в ворота. Симэнь поспешил за ней, хотел было удержать ее, но тут же очнулся. То был сон. В окно светила луна, колыхались тени цветов. Симэнь рукою коснулся постели. Она была сыра от любовной влаги. Одеяло еще благоухало. Он еще ощущал сладостное прикосновение ее уст. От одного сознания вечной разлуки его терзала неизбывная скорбь.
Да,
Все хорошие вещи в этом мире так хрупки,
Как игра облаков и глазури на кубке.
Тому свидетельством стихи:
В дымке яшмовый чертог, в нитях инея халат;
Тусклы месяца лучи, душу сонную страшат.
Безотрадно одному на холодом ложе спать.
Зябнущего петуха на рассвете не слыхать …
Симэнь долго ворочался, напрасно ожидая первых петухов. До рассвета, увы, было еще слишком далеко. Наконец, он погрузился в сон.
С раннего утра поднялся мальчик-слуга и с горячей водою и полотенцем стал дожидаться пробуждения гостя. Ван Цзин с Дайанем помогли Симэню умыться и причесаться. Заваренный с имбирем чай Симэнь и Хэ Юншоу пили вместе. Потом накрыли стол и принесли рисовый отвар.
– А его сиятельство не будут завтракать? – спросил Симэнь.
– Дядюшка еще в пятую ночную стражу отбыл ко двору, – пояснил Хэ.
Немного погодя на столе появились четыре тарелки с закусками и четыре блюда горячих мясных кушаний. Симэнь и Хэ Юншоу сели за стол, окруженные горящими жаровнями. После рисового отвара подали мясные фрикадельки, пельмени и заправленный яйцом легкий суп. Пока они завтракали, велено было готовить коней.
Хэ Юншоу и Симэнь Цин в парадных одеяниях, сопровождаемые свитой слуг, с утра нанесли визит в Военное ведомство, после чего Хэ вернулся домой, а Симэнь направился в монастырь Первого министра с намерением почтить настоятеля Чжиюня.
Настоятель пригласил гостя на монашескую трапезу, но Симэнь отведал лишь немного сладостей, а остальное роздал своим слугам. Дайань достал кусок расшитого золотом атласа, который и был поднесен Чжиюню.
С Восточной улицы Симэнь повернул к секретарю Цую, желая повидаться с Ся Лунси. Но когда они проезжали по Котельному переулку, как раз посередине ему предстал дом с двустворчатыми белыми воротами – точь-в-точь какой он видел во сне.
– Узнай-ка вон у той торговки соевым творогом, кто живет в этом доме, – наказал потихоньку Дайаню Симэнь.
– Это дом командующего Юаня, – отвечала торговка.
Симэнь невольно вздохнул от изумления.[1284]1284
Согласно данным «черной книги» душа Пинъэр должна была переселиться в дочь командующего Юаня из Восточной столицы (см. свидетельство геоманта Сюя в гл. LXII).
[Закрыть]
Когда добрались до секретаря Цуя, Ся Лунси отправлялся нанести визит, и слуги уже вывели ему коня, но заметив Симэня, Ся велел им привязать коня, а сам провел гостя в залу.
После положенных поклонов и приветствий Симэнь велел Дайаню подать лист подношений, в котором значились кусок расшитого золотом темного бархата и кусок узорного атласа.
– Простите, сударь, что не поздравил вас первым, – говорил Ся Лунси. – Сердечно благодарю за внимание и за хлопоты с домом.
– Его сиятельство Хэ попросил меня подыскать дом племяннику, – объяснил Симэнь. – И я, памятуя наш разговор, предложил ваш дом. И, представьте себе, он сразу решил, что дом подойдет, и мне ничего не оставалось, как послать за счетом. Он сразу же согласился дать обозначенную сумму. Впрочем, это и похоже на придворного! Им вынь да положь. Тут же и договорились. Так что вам, ваше сиятельство, я считаю, тоже повезло.
Они громко рассмеялись.
– Да, мне еще надо будет засвидетельствовать почтение Хэ Тяньцюаню, проговорил Ся. – Он отбывает вместе с вами?
– Да, со мной, – отвечал Симэнь. – Семью перевезти собирается немного попозже. Дядюшка его очень меня просил поторопить ваше сиятельство по возможности пораньше освободить дом. Он бы тогда семью перевез. Пока в управе придется остановиться.
– Я его не заставлю долго ждать, – заверил Ся Лунси. – Как только найду дом, сразу же возьму семью. Думаю, в следующем месяце, не позднее.
Симэнь стал откланиваться и перед уходом оставил секретарю Цую свою визитную карточку.
– Посидели бы, сударь, – говорил Ся. – Простите, но я сам тут в гостях…
Он проводил Симэня. Тот вскочил на коня и отбыл к Хэ Юншоу, где его давно ждал обед.
Симэнь рассказал о визите к Ся Лунси.
– Дом он в следующем месяце обещал освободить, – заключил Симэнь.
– Как я вам признателен за великую услугу! – благодарил его обрадованный Хэ Юншоу.
После обеда они остались в зале поиграть в шашки.
Вдруг появился слуга и доложил:
– От господина Чжая посыльный с подношениями. Их доставили было секретарю Цую, потом сюда.
Слуга вручил красную визитную карточку, в которой значилось:
«Сим подношу кусок тканого золотом атласа, кусок нанкинского узорного шелка, свиную тушу, барана, два жбана вина придворного изготовления и две коробки сладостей.
С нижайшим поклоном и почтением сват Чжай».
– Доставил же я опять хлопот почтенному господину Чжаю, – заметил Симэнь при виде посыльного и, приняв подарки, вручил ответную карточку с благодарностью.
Посыльный был награжден двумя лянами серебра, носильщик с коромыслом пятью цянями.
– Я тут не у себя дома, – добавил Симэнь. – Прошу прощения, что не могу должным образом почтить господина дворецкого.
– Я не смею принять вашей награды, сударь, – проговорил слуга.
– Бери, на чарку вина пригодится, заключил Симэнь.
Слуга отвесил земной поклон и принял серебро.
– Сестра просила меня повидаться с племянницей Айцзе, – обратился к хозяину стоявший рядом Ван Цзин. – Гостинцы передать наказала.
– Что за гостинцы? – поинтересовался Симэнь.
– Две пары туфелек собственного изготовления.
– Всего-навсего? – удивился Симэнь. – Нет, так идти неудобно. – Симэнь подозвал Дайаня. – Достань из моего чемодана две банки печенья-розочек, положи в разрисованную золотом коробку и передай с визитной карточкой Ван Цзину. Переоденься в темное платье и ступай с ним навести Айцзе.
Однако не о том пойдет речь.
Симэнь написал визитную карточку и послал в знак благодарности секретарю Цую баранью тушу и жбан вина, а присланные ему свиную тушу, жбан вина и две коробки сладостей отнес в задние покои, чтобы отблагодарить Хэ И.
– Сударь, мы же как одна семья! – воскликнул благодарный Хэ И. – К чему вы беспокоились?!
А теперь расскажем пока о Ван Цзине.
Подошел он к дому дворецкого Чжая и сказал о намерении повидаться с Хань Айцзе. Ван Цзина провели во внешнюю залу. Появилась Айцзе. Повзрослевшая и похорошевшая, похожая на стройное деревцо, украшенное яшмой и нефритом, она мало чем напоминала прежнюю Айцзе. По ее распоряжению накрыли стол.
Угощая Ван Цзина вином и закусками, она заметила, что дядя слишком легко одет, и поднесла ему отороченный соболем небесно-голубой полотняный халат, а также пять лянов серебра.
Ван Цзин, вернувшись, рассказал о встрече Симэню, и тот остался очень доволен.
Симэнь и Хэ Юншоу играли в шашки, как вдруг послышались окрики. Свита разгоняла с дороги зевак.
– Его сиятельство Ся пожаловали. – доложил привратник и протянул две визитных карточки.
Симэнь Цин и Хэ Юншоу поспешно надели халаты и шапки и вышли в залу, где приветствовали Ся Лунси. Хэ благодарил Ся по случаю приобретения дома. Ся поднес Симэню и Хэ Юншоу по куску атласа и жбану вина. Те долго отказывались и благодарили его, но потом приняли подарки. Десять лянов серебра достались Бэнь Дичуаню, Дайаню и Ван Цзину.
Они сели. Подали чай. Завязался разговор.
– Могу я выразить почтение его сиятельству? – спросил Ся Лунси.
– Дядюшка, к сожалению, отбыл во дворец, – отвечал Хэ Юншоу.
– Передайте, пожалуйста, мою глубокую признательность его сиятельству, – говорил Ся, оставляя визитную карточку. – Прошу прощения, что не нанес визита раньше.
Ся Лунси стал откланиваться. Хэ Юншоу отправил ему с посыльным кусок вытканного золотом атласа, но не о том пойдет наш рассказ.
Близился вечер. Хэ Юншоу опять устроил Симэню угощение в теплом павильоне в саду. Пока они пировали им пели певцы. Разошлись во вторую ночную стражу.
Оставаясь под впечатлением сна, Симэнь распорядился, чтобы Ван Цзин перенес свою постель к нему в библиотеку. Слуга устроился на полу, но ночью Симэнь позвал его к себе на кровать. Нагие, они лежали обнявшись. Их уста благоухали. Симэню были сладостны поцелуи слуги.
Да,
Так и кончился тот вечер.
На другой день Симэнь встал в пятую ночную стражу, и вместе с Хэ Юншоу они отправились на высочайшую аудиенцию. До открытия Восточных ворот они находились в Зале Ожидания, потом проследовали внутрь.
Только поглядите:
Редеют звезды, близок час рассвета,
Еще не высохла, блестит роса на ветках
А копья уж виднеются в цветах.
Звенят подвески в яшмовых дворцах,
И шелестят парчовые знамена.
И Государь взирает благосклонно.
Чиновники стоят в рассветной дымке,
Читая радость на Его челе.
Лиловый пар Пэнлая[1286]1286
Пэнлай – остров бессмертных, см. примеч. к гл. XV.
[Закрыть] вьется зыбкий –
Заоблачный эфир, благой елей.
Немного погодя послышался мелодичный звон колокольчиков. Открывались ведущие к трону Девять ворот. Когда отверзлись Небесные врата, взору предстало в полном величии парадное облачение государя. То было царствие мира и благоденствия, эпоха счастливых знамений. После жертвоприношений Сын Неба воротился из Южного предместья столицы, и все чины – гражданские и военные, собравшись в правительственном дворе, ожидали аудиенции. Ударили в колокол. Сын Неба вышел из Тронного дворца и проследовал в залу Высокого Правления, чтобы принять поздравления от верноподданных Империи. Взвились благоуханные шары, поднялся занавес. Величественное зрелище открылось взору!
Только поглядите:
Веет царственный ветер, чист и спокоен. Расстилается жизни тепло над землей. Прекрасное светит на небе солнце. Там, высоко, паров животворных густеют громады. Тут в дымке таятся терем феникса и палата дракона. Мгла рассеется, и разольется повсюду благовещих паров аромат. Когда же хлопьями повалит снег, тысячи жемчужных нитей обовьют дворцы. Вспыхнут ожерелья цветами утренних зорь. Блистают золотом и бирюзою залы Счастья Великого, Полного Счастья, Достоинств Изящного Слова и Собранья Мудрецов. Один другого великолепнее и краше дворцы Яснонебесный и Солнцем Освещенный, Покоя Чистого, Покоя Неземного и Благовещего Соединения Светил. Всеми красками переливаются, слепят глаза. В тени прохладной красуются резные балюстрады и мраморные ступени. Клубится, стелется густой туман. Плотно окутывает золоченные стропила и расписные балки. В желтых дворцах струится из курильниц дорогих благоуханье нежное алоэ и сандала. В красной галерее и на террасе с яшмовым крыльцом светло-светло от ярко горящих узорных свечей. Чу! Три удара громовых большого барабана возвестили о начале дня. В мелодичный колокол ударили сто и восемь раз. Скрестились с лязгом мечи и трезубцы. Драконовы знамена развевались тут и там со свистом. Телохранители-гвардейцы несут круглые, квадратные зонты. Высоко подняты одни, другие – чуть пониже. В золотой экипаж и нефритовый впряжены слоны. Их эскортируют войска. А поглядите вон туда! Стражи с оружием наготове идут рядами по два, по три. Плывет, качаясь, море опахал драконовых и вееров. Скачут стройные отряды всадников – яшмовая сбруя, седла золотые. Горделива поступь холеных коней. Шествуют парами слоны. Одни с коробками для стрел и луков, другие в колесницы впряжены. Они могучи и страшны. Охранных войск полководцы, – силачи и великаны, заткнут за пояс небесных духов. За подвиги облаченные в броню золоченую грозные демоны – личная стража в строгом строю. Расшитая парча, на поясах мечи – облик повелительный и строгий. У зальных дверей стояли чинно цензоры, придворные историографы – знатоки церемониала. В высоких шапках с единорогом, они бамбуковые дщицы[1287]1287
Дщицы, или дощечки, из дерева или слоновой кости в руках сановников – символы готовности придворных в любой момент записать указ государя.
[Закрыть] держали на груди. С тушечницей рядом, застыв, стояли сановники, сверкавшие парчою одеяний. Волю Государя провозглашать – их долг. В зале Золотой в порядке строгом колыхались опахала. Высоко, к балке расписной, легко взвился подъятый занавес жемчужный. В тереме Изящного слога три раза возвестил рассвет смотритель петухов. Пред яшмовым крыльцом призвали к тишине хлыста ударом троекратным. Замерли ряды булав и кистей[1288]1288
Булавки и кисти – регалии на шапках чиновников.
[Закрыть]. Средь них и пяти рангов титулованная знать, солидные и величавые вельможи.
На Драконовом ложе, обтянутом узорной парчой, восседал Его Величество Государь Император со взором, устремленным вдаль. Дюжина нитей нефритовых шариков свисает с козырька монаршьей плоской шапки. Ланьтяньского нефрита пояс, желтый халат с драконами, на двойной подошве сапоги поблескивают черным глянцем. В деснице белого нефрита скипетр в оправе золотой. Спиной уперт в экран затронный с узором пышным из девяти громов и молний, феникса и дракона.
Да,
Ясным днем все блестит серебром
пред дворцовым порталом.
В благовещих ветрах
аромат благовоний густой.
В благотворных парах
благолепен Чертог Золотой,[1289]1289
Золотой Чертог – здесь обитель обожествленного родоначальника даосизма Лао-цзы (см. также примеч. к гл. LXVI).
[Закрыть]
И сверкает Нефритовый трон
на заоблачье алом.[1290]1290
Нефритовый царь – см. примеч. к гл. II; примеч. к гл. XXIX.
[Закрыть]
Сей государь, в самом деле, родился с бровями Яо,[1291]1291
У мифического идеального правителя древности Яо будто бы были восьмицветные брови: конфуцианские интерпретаторы истолковывали этот признак Яо как символ мудрости, прозорливости, умения разбираться в движении небесных светил.
[Закрыть] глазами Шуня,[1292]1292
У другого мифического правителя древности, Шуня, в глазах будто бы было по два зрачка, что считалось символом его прозорливости.
[Закрыть] спиною Юя.[1293]1293
Мифический правитель Великий Юй был известен своим неутомимым трудом по борьбе с потопом.
[Закрыть] и плечами Тана[1294]1294
Па древним преданиям, из каждого плеча мифического правителя Чэнь Тана будто бы росло по две руки, что также считалось символом его трудолюбия. Вообще следует подчеркнуть, что император Хуэй-цзун описан здесь с помощью обычных сравнений – клише, употреблявшихся для описания государей в китайской повествовательной прозе. При этом необходимо учесть, что мифические правители, с которыми он сопоставляется, считались идеальными правителями, а Юй и Тан почитались как основатели легендарной династии Ся (XXIII в. до н. э.) и первой исторической династии Шан, или Инь (XVIII в. до н. э.).
[Закрыть] Дарованиями и талантами не знал себе равных.
Искусен был в стихах и рифмах. Их помнил он с баранье стадо, Писал умело на бамбуковых планках, соперничал с искусством Сюэ Цзи.[1295]1295
Сюэ Цзи – знаменитый каллиграф и художник VIII в.
[Закрыть] Писание трех учений.[1296]1296
Три учения – конфуцианство, даосизм, буддизм.
[Закрыть] толковал, постиг каноны девяти течений мысли[1297]1297
Имеются в виду каноны конфуцианцев, даосов, натурфилософов (школы инь-ян), легистов, номиналистов (школы имен), моистов, политологов (школы продольных и поперечных союзов), эклектиков (или энциклопедистов) и аграрников.
[Закрыть] Веселью предавался по утрам, а на закате наслажденьям, правителю Мэн Чану.[1298]1298
См. примеч.
[Закрыть] в Цзяньгэ уподобясь. Сластолюбив он был и пристрастен к чарке, как Чэнь[1299]1299
Чэнь Хоу-чжу (буквально: последний государь Чэнь) – последний правитель эфемерной династии Чэнь, правил в 583–589 гг. Своей расточительностью, жестокостью и развратом довел династию до гибели. Упоминание его здесь явно не случайно, оно как бы призвано снять гиперболическое восхваление сунского Хуэй-цзуна, сделанное несколькими строками выше, и напомнить читателю, что и он своей расточительностью и безволием доведет до гибели династию Северная Сун, которая падет под ударами чжурчжэньского войска.
[Закрыть] – последний государь в Цзиньлине. Сел на престол он в восемнадцать лет. За четверть века, что царствовал, пять раз менял правления девизы[1300]1300
Девизы правления менялись либо в ознаменование важных событий, либо неудач – экономических или политических, с целью провозглашения новой светлой эры.
[Закрыть] Умиротворение Срединной Империи —первый был девиз, потом – Величественное Созидание, Великое Зрелище, Порядок и Гармония.[1301]1301
Девизы «Цзянь-чжун Цзин-го» – 1101 г.; «Чун-нин» («Величественное Спокойствие») – 1102–1106 гг. (в оригинале ошибочно «Чун-цзянь» – «Величественное Созидание»); «Да-гуань» – 1107–1110 гг.; «Чжэн-хэ» – 1111–1117 гг. – время основного действия романа. В приближающемся в гл. LXXI новом, 1118 году происходит установление следующего девиза «Чун-хэ» – «Двойная Гармония». Позднее Хуэй-цзун установит последний девиз «Сюань-хэ» – «Всеобщего Согласия» (1119–1125 гг.). Выражение «пять раз менял правления девизы» может означать пять переходов от первого девиза к последнему.
[Закрыть]
Император воссел на трон. Когда ударами хлыста возвестили тишину, сановники – штатские и военные, начальники палат и ведомств с бамбуковыми дщицами на груди, приблизившись к красным ступеням, совершили пять коленопреклонений с поднятием сложенных рук, и трижды били челом и благоговейно поднесли поздравительные адреса.
Придворный глашатай, облаченный в пурпур с оправленным в золото поясом, проследовал к золотым ступеням и провозгласил Высочайшее повеление:
«Два десятилетия царствуем Мы на сем престоле и приносим жертвы. Милостию Неба завершилось ныне воздвижение горы Гэнь-юэ. Дабы ознаменовать сие счастливое свершение, порешили Мы объявить вам о принятии нового девиза правления».
Только он умолк, как из первого ряда сановников вышел солидный вельможа.
Был слышен каждый его шаг. Ветер раздувал рукава его халата. Трудно было определить, сколь высок его ранг. Нефритовый пояс говорил о высоких заслугах и репутации. Вы только вглядитесь! Да это же сам Цай Цзин – первый министр, академик Залы Высокого правления, начальник Ведомства чинов, Государев Наставник, князь Луский. В парадной шапке, с дщицею в руке, он пал ниц пред золотыми ступенями и, бия челом, обратился к государю:
– Многая лета, многая лета, многая, многая лета!!! В почтении, исполненном содрогания и трепета, склоняет перед Вашим Величеством голову верноподданный. В течение двух десятилетий Вашего высокого правления покой царит во вселенной, обилием наслаждается Поднебесная. Небо ниспослало Вам мудрость, и несть числа счастливым знамениям. Ускоряет свой ход солнце, ярче сияют звезды и необъятнее становятся моря. Наслаждение Вашего Величества да продлится тьму лет! Да хранит Небо постоянство, Земля – покой, да пребывает народ в мире! Величие Высочайших помыслов ведет к вечности беспредельной. На границах Ваших никогда не скрещиваются копья. Все соседи несут дань Вашему трону. Ваш дворец Серебряной горою устремляется в небеса. Неотразимо прекрасна Ваша первая в мире Нефритовая столица. Вы по заслугам восседаете на священном престоле в Небесном дворце, вознесшемся к пурпурным облакам. Сколь счастлив Ваш верноподданный, живущий в эпоху процветания, когда царит гармония между Вашим Величеством и народом! Да сравнится век Ваш с долголетием горы Хуа, дабы никогда не мерк над нами свет Солнца и Луны. На Небо и Ваше Величество уповаю. Не в силах превозмочь восторг свой, в трепете величайшем осмеливаюсь воздать сию хвалу Вашему Величеству, и да будет она услышана!
Воцарилась тишина. Наконец, объявлена была Высочайшая воля:
«Преданность и верность усматриваем Мы в сей хвале мудрого сановника, и радостью исполняется Наше сердце. Объявляем: новый год именовать впредь первым годом Двойной Гармонии,[1302]1302
В экземпляре «Цыхуа» указан первый год под девизом Сюань-хэ (см. предыдущее примечание). Исправлено по экземпляру Чжан Чжупо.
[Закрыть] о чем в первый день нового года будет доведено до сведения Небес. Ознаменовать сие событие амнистией и награждением отличившихся».
Государев Наставник Цай Цзин принял Высочайший указ и вернулся на свое место.
– Есть желающие обратиться к Его Величеству? Выходите! – обратился глашатай. – Если нет, Высочайшая аудиенция окончена.
Не успел он кончить, как из рядов сановников вышел, поклонившись, вельможа с опущенной дщицей, которую держал перед собой. В темно-красном халате, с нефритовым поясом, на котором красовался золотой замок-рыба, он опустился на колени перед золотыми ступенями и сказал:
