Текст книги "Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй"
Автор книги: Ланьлинский насмешник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 122 страниц)
Мальчикам-послушникам было велено достать из узлов красные записки с посланиями и молитвами, которые читались во время всех трех служб, и показать их Симэню. Потом они положили их в коробки, разместили на коромыслах – всего их оказалось восемь – и понесли к Симэню. Довольный Симэнь направил домой Цитуна, чтобы тот передал его просьбу наградить послушников платками и ляном серебра.
В тот же самый день, надо сказать, справляли рождение Цзиньлянь. В гостях у нее были невестка У Старшая, ее матушка Пань, золовка Ян и барышня Юй. Все они сидели в покоях Юэнян, когда принесли подарки из монастыря. Женщины бросились рассматривать подношения, которые не удалось разместить и на четырех столах.
– Поди сюда скорей, сестрица! – крикнула Цзиньлянь, обращаясь к Пинъэр. – Гляди-ка, что наставник твоему сыну прислал. Смотри, монашеская шапочка, ряса… А вот, гляди, туфельки.
Подошла Мэн Юйлоу.
– Полюбуйся, сестрица, – вертя в руках туфельку на белой шелковой подошве, говорила она Юэнян, – какие же искусные эти даосские монахи! Такие крошечные туфельки вывернуть ухитрились. И швы спрятали, и строчкой украсили. А как облака чисто вышили! Нет, по-моему, не сами они делали. Это у них жены, наверно, старались.
– Что ты говоришь! – оборвала ее Юэнян. – Какие могут быть жены у монахов! Должно быть, заказывали.
– Если эти даосы жен заимели, – вмешалась Цзиньлянь, – то, выходит, и присутствующие здесь матери-наставницы не иначе как мужьями обзавелись. Они тоже вон как платки вышивают.
– Даосский монах шапку свою надвинет и идет куда вздумается, – пояснила мать Ван. – Нас же, послушников Будды, по одному виду сразу узнаешь.[595]595
Буддийский монах носил хламиду коричневого или оранжевого цвета и был бритоголов. Платье даосского подвижника мало чем отличалось от мирской, причем даосы не брили голов, поэтому в отличие от буддистов они походили на обычных мирян.
[Закрыть]
– Мне говорили, – не унималась Цзиньлянь, – за вашей обителью Богини милосердия Гуаньинь расположен даосский скит Постижения сокровенного, а по пословице: когда мужской скит рядом с женским стоит, пусть и не общаются, да связи не прерываются.
– Как ты, Шестая, глупости любишь болтать! – сказала Юэнян.
– А это, глядите-ка, от Государыни покровительницы пояс лиловый, – продолжала свое Цзиньлянь. – И ожерелье серебряное с талисманом да с пожеланием. Красивый поясок! А на обороте, смотрите, имя У… дальше не могу разобрать… юань.
– Это монашеское имя, которое дал младенцу отец наставник, – пояснил Цитун. – У Инъюань.
– Это что, знак «ин»? – переспросила Цзиньлянь и воскликнула: – Сестрица, гляди, вот невежа этот даос! Почему он ему и фамилию сменил?
– Это тебе так кажется, – заметила Юэнян и обернулась к Пинъэр: – Ступай принеси младенца. Давайте полюбуемся им в монашеском одеянии, а?
– Он только что уснул, – отвечала Пинъэр. – Не хочется беспокоить.
– Ничего страшного! – заверила ее Цзиньлянь. – Разбуди поосторожней.
Пинъэр пошла в спальню младенца.
Цзиньлянь взяла красный пакет и извлекла из него молитвенное обращение, в котором за Симэнь Цином следовала его жена урожденная У, а немного пониже урожденная Ли. Остальные жены в послании не значились.
– Вы только посмотрите! – показывая всем бумагу, говорила возмущенная Цзиньлянь. – Вот он какой справедливый и беспристрастный, наш насильник проклятый! Скажете, нет у него любимиц?! Только ее, с ребенком, записал, а мы, выходит, не в счет. Нас и за людей не принимают!
– А сестрица Старшая записана? – спросила Юйлоу.
– А уж без нее и вовсе курам на смех, – отвечала Цзиньлянь.
– Ну, чего ж тут особенного! – вставила Юэнян. – Одну упомянул и хватит. Неужели весь отряд перечислять, монахов смешить?!
– А что, мы рядом с ней недоноски какие, что ли, или выродки Лю Чжаня, – не унималась Цзиньлянь.
Появилась Пинъэр с Гуаньгэ на руках.
– Давайте сюда облачение, – предложила Юйлоу. – Я его одевать буду.
Пинъэр держала Гуаньгэ. Юйлоу надела ему даосскую шапочку, потом рясу, ожерелье и два пояса. Ребенок с испугу закрыл глаза и почти не дышал.
– Бери послания, жертвенных денег захвати и иди в молельню, – наказала Пинъэр хозяйка. – Сама предай огню.
Пинъэр вышла.
– Ну чем не монашек в этом облачении? – играя с Гуаньгэ, говорила Юйлоу.
– Какой там монах! – вставила Цзиньлянь. – Ни дать ни взять – маленький дух Тайи.[596]596
Цзиньлянь называет сына Пинъэр маленьким духом, намекая на то, что ему предстоит перейти в иной мир.
[Закрыть]
– Что ты городишь! – Юэнян сердито поглядела на Цзиньлянь. – Сейчас же прекрати такие разговоры при младенце!
Смущенная Цзиньлянь умолкла.
Напуганный переодеваниями Гуаньгэ расплакался. Тут вернулась Пинъэр и поспешно взяла ребенка. Пока она снимала с него монашеское одеяние, он обкакал ей юбку.
– Вот так У Инъюань! – заметила в шутку Юйлоу. – Блюдо ему надо подставлять, когда захочет.
Юэнян велела Сяоюй вытереть юбку. На руках у матери Гуаньгэ заснул.
– Мой мальчик! – говорила Пинъэр. – Замучили тебя. Сейчас мама уложит сыночка в кроватку.
На столе почти ничего не осталось, и Юэнян пригласила старшую невестку У, золовку Ян, мамашу Пань и остальных полакомиться яствами из монастыря.
Начинало смеркаться.
Еще накануне Симэнь, готовясь к молебну, не брал в рот скоромного и вина и не поздравлял Цзиньлянь. Она ждала его в этот вечер, выйдя к воротам. Наступили сумерки, и у ворот появились Чэнь Цзинцзи и Дайань.
– А батюшка скоро будет? – спросила она.
– Боюсь, не скоро, – отвечал Цзинцзи. – Когда мы уходили, только начали читать акафист. До первой стражи им не кончить. А потом, даосы так не отпускают. Начнут духов благодарить с возлияниями.
Цзиньлянь, не проронив ни слова, вернулась в покои Юэнян раздраженная.
– Дашь слепцу волю, потом раскаешься, – обратившись к Юэнян, говорила она. – Ближний обкрадет, ближний и растопчет. Если набрюшник лопнул, на пояс нечего надеяться. Я у ворот постояла, зятя Чэня встретила. Не придет, говорит, батюшка. Молебен еще не отошел, когда он его домой послал.
– Тем удобнее для нас, – заметила Юэнян. – Значит, вечером послушаем проповедь с песнопениями. Думаю, мать наставница и мать Ван нам не откажут.
В это время зашелестела дверная занавеска и в комнате появился подвыпивший Чэнь Цзинцзи.
– Пришел поздравить матушку Пятую, – сказал он и обратился к жене: – Налей чарку. Я матушке Пятой поднесу.
– Где я тебе возьму чарку! – отвечала жена. – Ступай, поклонись матушке. Сейчас налью. Погляди на себя! Ты же пьян. Людям молебен, а тебе – выпить предлог.
– Правда, батюшка не придет? – спросила его Юэнян. – Дайань тоже там?
– Молебен еще не кончился, – отвечал Цзинцзи. – Батюшка меня отпустил, потому что дома никого нет, а Дайаня при себе оставил. Настоятель никак не хотел меня отпускать, все за стол сажал. Выпей, говорит, большой кубок, тогда отпущу.
– А кто да кто там с хозяином? – поинтересовалась Юэнян.
– Шурин У Старший, шурин Хуа Старший, дядя Ин, дядя Се и певцы У Хуэй с Ли Мином. Даже не знаю, когда они разойдутся. Шурин У хотел было откланяться, а шурин Хуа попросил батюшку его задержать. Наверно, в монастыре и заночуют.
– «Шурин Хуа»?! С чего это ты его так называешь, а? – воспользовавшись отсутствием Пинъэр, спросила Цзиньлянь. – Что это за родственничек, ты б его покойного брата спросил. Уж называл бы хоть «шурин Ли».
– А что вы, матушка, собственно, удивляетесь, как деревенская девица, к которой посватался Чжэн Энь?[597]597
Чжэн Энь (Х в.) – влиятельное лицо при дворе основателя династии Сун Чжао Куанъиня (Тай-цзу).
[Закрыть] – отвечал Цзинцзи. – Она ведь наследника родила. Вот ее счета всем вам и приходится оплачивать.
– Сейчас же клади земной поклон, арестантское твое отродье, – заругалась на него жена, – и убирайся отсюда. Чтоб я больше не слышала твоего вздора!
Цзинцзи попросил Цзиньлянь занять почетное место и, качаясь из стороны в сторону, отвесил ей четыре земных поклона.
Когда он ушел, в комнате зажгли свечи и накрыли стол. Пригласили матушку Пань, золовку Ян, старшую невестку У и остальных. Цзиньлянь наполнила всем чарки, и они принялись лакомиться лапшой. После нескольких чарок служанки собрали посуду и вынесли стол.
Юэнян велела Сяоюй запереть внутренние ворота и поставить на кровать маленький столик. Гости расселись в круг, в центре которого разместились монахини. Воскурили благовония и при двух свечах собравшиеся приготовились слушать проповедь.
Начала старшая мать-наставница:
– Итак, вслушайтесь в проповедь Тридцать второго патриарха Запада,[598]598
Тридцать второй патриарх Запада – 32-й общебуддийский и 5-й чаньский патриарх Хунжэнь (606–671 гг., происходивший из уезда Хуанмэй (Желтая слива) провинции Хубэй. Исполняемый монахиней отрывок воспроизводит самую раннюю версию «Драгоценного свитка о Пятом Патриархе из Хуанмэй» («Хуан-мэй У-цзу бао-цзюань»).
[Закрыть] снисшедшего на Землю Восточную, дабы посеять в сердцах наших учение Будды – слово Его, составившее Великий Сокровенный Канон «Трипитаку».
В давние времена, в третьем году под девизом Всеобщего Блаженства при Танском Сыне Неба Гао-цзуне,[599]599
Танский император Гао-цзун правил в 649–683 гг. Третий год его правления под девизом Всеобщего Блаженства – 672. Очередной явный анахронизм, поскольку главный герой исполняемого «драгоценного свитка» – богач Чжан, становящимся 32-м (5-м чаньским) патриархом, в качестве последнего должен был уже почить в 671 г. Более того, ниже описывается его встреча с 4-м патриархом, который отошел в мир иной еще на 20 лет раньше, в 651 г.
[Закрыть] произошло чудо, о коем в здешних сочинениях не упоминается. Так вот. Жил-был в деревне Шаоду, что в Линнани,[600]600
Область Линнань (буквально: к югу от хребта) – одно из названий южной провинции Гуандун.
[Закрыть] некий богач Чжан, человек именитый и солидный. Владел он крупным состоянием, окружил себя многочисленной челядью и имел восемь жен. С утра начиналось у него в доме веселье, не проходило вечера без приема или пира. Отдавшись праздности и наслаждениям, он и не помышлял о добрых делах. И вот как-то, выйдя из дому в поисках услад, завидел он праведников. Несли они на плечах своих благовонные палочки и масло, отборный рис и прочую снедь и громко повторяли имя Будды. Приблизился к ним Чжан и спрашивает: «Куда ж вы путь держите, праведники?» И отвечает один из них: «Кто на молебен с принесением жертв, кто на проповедь». Спрашивает тогда Чжан: «А что проку, скажите мне, во всех этих молебнах да проповедях?» И отвечали ему праведники: «Нелегко человеку постичь учение Будды, нелегко человеку жизнь на белом свете прожить. Вот как верно сказано по сему поводу в Лотосовой сутре: “Если человек желает себе счастья, пусть молится Будде и приносит жертвы. Не насладится довольством в нынешней жизни, станет знатным и богатым в последующей”. А почему? Да потому, что еще в старину люди сказывали: “И дракону, внемли он Будде, откроется Его Слово; и змею, раскайся он в грехах, даруется перерожденье. Что ж говорить о человеке?!”». Воротился богач Чжан домой и велел слуге-мальчику пригласить в залу всех жен своих. Когда предстали пред ним восемь жен его, он сказал им так: «Ухожу я, жены мои, в Обитель Желтой сливы,[601]601
Обитель Желтой сливы – монастырь в провинции Хубэй.
[Закрыть] а все состояние мое делю поровну меж вами, чтоб могли вы дожить свои дни. Ведь и вы, и я вкушали одни наслажденья, окружавшие нас, но не ведали, что будет с нами в грядущем». Выслушали его жены и сказали так: «Чем же грешен ты, господин наш? Ты чист и непорочен, как святой. Это мы рожали и тем прогневали Всевышнего. Наши грехи тяжелее твоих. Живи смиренно дома, отпусти нас искупить наши грехи».
Да,
Уговаривали пылко
Жены мужа своего,
Он же, с тихою улыбкой,
Не сказал им ничего.
Умолкла старая наставница. Настал черед матери Ван. Юэнян, Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь, Сюээ, Пинъэр, дочь Симэня и Сяоюй хором восславили Будду, и мать Ван перешла к напевному псалму:
Восемь жен все расстилались пред мужем,
чтобы в жизни держать при себе.
«Поступать так жестоко не нужно,
Не предай нас злосчастной судьбе!
Малым детям готовишь ты слезы,
Их страданья нет силы снести!
Ты поверь, уходить – несерьезно,
Можно дома заветы блюсти.
Обрекаешь на тяжкие муки!
Нас лишения ждут впереди!
Лучше смерть, чем безвестность разлуки!
Не бросай посредине пути!»
Льнет к супругу жена, сын – к родителю.
В свете горше не сыщешь обители!
Поет на мотив «Золотые письмена»:
Восемь жен, глаза все выплакав почти,
Умоляли мужа жить в семье родной,
Не блуждать напрасно горною тропой,
Ведь и дома можно заповеди чтить.
И отвечал им муж так: «Премного благодарен вам, жены мои! Когда я умру и отойду в царство тьмы, тогда вы и замолите мои грехи, а теперь, прежде чем предстать пред Владыкою ада, мне хотелось бы выпить с вами чару вина». Пока они пили вино, у Чжана родился план. «Жены мои! – обратился он к ним. – Поправьте светильник, прошу вас». Жены нечаянно задули свет и побледнели от страха. Тогда богач Чжан крикнул: «Служанка! Сейчас же зажги свет!» Меж тем он выхватил стальной меч и до смерти напугал своих жен.
Псалом:
Чжан светильник опять зажигает.
«Кто его и зачем потушил, –
Своим женам мечом угрожает, –
Чтоб навеки я мертвым почил?
Кто же автор коварной затеи?
Овладеть захотела добром?!
Не сберечь тебе, курочка, шеи!»
В страхе все, как одна, ввосьмером.
«Государь наш, вы гнев свой умерьте,
Милосердно даруйте нам жизнь!
Ты видал, мы тушили все вместе,
По-злодейски ты точишь ножи!
Всех нас вместе, подряд, уничтожь скорей,
Адский пламень владеет душой твоей!»
Богач усмехнулся и обратился к женам: «Вы потушили светильник предо мной, живым, и тут же стали отрекаться. Да разве после этого вы почтете своим долгом молиться за мои грехи, когда я уйду в мир иной? Неужто думали, что меня, достойного мужчину почтенных лет, вам, бабам, вот так легко удастся провести? Смешно!» Жены смолкли, ни слова не сказав в ответ. А Чжан, познав, что знатность и богатство – плод подвигов, свершенных в предшествующей жизни, позвал тотчас же мальчика слугу. «Повозки нагрузи, – сказал, – благовониями и маслом, рисом и лапшой, закусками и овощами. И не забудь положить серебра. Я ухожу в горный монастырь Желтой сливы молиться, жертвы приносить и проповеди слушать».
Поет на мотив «Золотые письмена»:
«Жены, истина любви в моих словах.
Брахма[602]602
Брахма – бог-демиург в индийской мифологии, основной персонаж религии брахманизма, в преображенном виде присутствует также и в буддийском вероучении. Понятие брахмы в терминах китайского буддизма порой сливается и практически отождествляется с понятием будды в его сакральной сущности.
[Закрыть] страсть, богатство – все презрел,
И божественные сущности прозрел,
Слился с миром и прославился в веках».
Итак:
Уходит ныне в монастырь богач,
Родные, близкие – все в горький плач.
Мать Ван умолкла.
– Вам бы передохнуть да перекусить, досточтимые наставницы, – обратилась к монахиням Юэнян.
Она вызвала Сяоюй и велела ей принести четыре блюда овощей, два блюда солений и блюда со сладостями: сахаром, хрустящим печеньем, круглыми хлебцами и жареными лепешками, потом пригласила старшую невестку У, золовку Ян и матушку Пань составить монахиням компанию.
– Благодарю, я сыта и больше не могу, – отвечала госпожа У. – Пригласи лучше золовушку Ян. Ведь она, родимая, постится.
Юэнян разложила на позолоченные тарелочки сласти и подала сперва наставнице, потом золовке Ян.
– Откушайте за компанию с наставницами, – уговаривала ее хозяйка.
– Помилуй меня, Будда! – взмолилась Ян. – Я сыта, не могу больше. Да здесь какие-то жареные кости. Нет, нет! Уберите, сестрица! Еще проглотишь ненароком скоромное.
Все расхохотались.
– Да что вы, матушка, это же монастырские соленья, – объяснила Юэнян. – Кушайте, не бойтесь. Они только на вид как мясо.
– Ну, ежели постное, можно отведать, – согласилась Ян. – В глазах у старухи рябит, вот мясо и померещилось!
Только они сели за трапезу, в комнату вошла Хуэйсю, жена Лайсина.
– А тебе чего тут нужно, вонючка проклятая? – в упор спросила ее Юэнян.
– Я тоже хочу проповедь послушать, – отвечала Хуэйсю.
– Ведь ворота заперты. Как ты сюда попала? – не унималась Юэнян.
– Она на кухне была, – пояснила Юйсяо. – Печь тушила.
– То-то вижу, чумазая какая! – проговорила хозяйка. – И засаленная вся, как барабанная колотушка, а туда же – проповедь слушать!
Собравшиеся снова уселись вокруг монахинь. Служанки убрали посуду и начисто вытерли стол. Юэнян поправила свечи и воскурила благовонные палочки. Монахини ударили в гонг и продолжали напевно:
И начал богач Чжан жизнь праведную в горном монастыре Желтой сливы. Целыми днями простаивал на коленях, вникая в смысл Писания, а по ночам погружался в сидячую медитацию. Заметил его Четвертый Патриарх чаньский наставник,[603]603
Четвертый Патриарх чаньский наставник – патриарх Даосинь, в миру носивший фамилию Сыма (580–651 гг.).
[Закрыть] и понял: необыкновенный это человек, быть ему истинным послушником Будды – на роду написано. Спросил Патриарх, из каких краев пожаловал, как прозывается. Ответил ему Чжан и поведал свою историю: «Ваш скромный ученик оставил богатства и жен своих и навсегда ушел из мира». И взял его Патриарх себе в послушники. Днем заставлял деревья сажать, а ночью – рис рушить. Так в трудах тяжких провел он шесть лет. Подвиг его поразил и Высокочтимого Ведану[604]604
Ведана – бодхисаттва Вэйто, защитник учения Будды, иногда отождествляемый с Индрой, изображается в виде вооруженного воина в главном зале буддийского храма.
[Закрыть] стража учения Будды, и Четвертого Патриарха. Он-то и велел Чжану найти пристанище и покой. Приобщив его к Трем сокровищам, он вручил Чжану рясу, травяной плащ от дождя и причудливо изогнутый посох и направил его к берегам Мутной реки, где бы мог он вселиться в утробу, родиться вновь и обрести жилище. «Пройдет три сотни и шесть десятков дней, и созреет плод, – говорил Чжану Четвертый Патриарх. – Ты уже стар и обветшала келья твоя. Ты уж не сможешь распространять сокровенный закон, не сумеешь обратить в веру новых чад…»
Монахини довели рассказ о деяниях богача Чжана до Драгоценной девы и ее тетушки. Те стирали белье на Мутной реке, когда к ним приблизился монах и попросил приют, но они промолчали. Тогда старец бросился в реку…
Тут Цзиньлянь, давно уже клевавшая носом, ушла спать, чуть погодя удалилась и Пинъэр. Ее позвала Сючунь, потому что проснулся ребенок.
Остались Цзяоэр, Юйлоу, матушка Пань, Сюээ, золовка Ян и госпожа У. Они дослушали рассказ до того самого момента, когда из реки выудили рыбу. Ее проглотила дева и понесла, и ходила девять месяцев.
Мать Ван запела на мотив «Резвится дитя»:
Людям неведомо, странная вещь!
Эта – пришедшая с Запада весть.
Чудная сущность вселилась во чрево –
Железноликим беременна дева.
Чудо зачатья – не брачное дело.
Корень – где свет достигает предела.
Там, за Куньлунем – в безбрежном эфире
Будда Амида[605]605
Амида (Амитабха, кит: Амитофо) – популярное божество буддийского пантеона, которое имело множество ипостасей и названий: Будда Западного мира Высшей Радости (так как он вводил посвященных в Чистую Землю Западных краев) Будда Беспредельного долголетия, Беспредельного света и Непрестанного сияния.
[Закрыть] радеет о мире.
Вошла Драгоценная дева к тетушке и говорит: «Что же такое случилось? Мы белье стирали. Старец попросился приютить его и почему-то бросился в реку. Я так напугалась! А потом съела персик бессмертия, и теперь меня раздувает. Каюсь, во чреве моем зреет плод».
Да,
Во чреве Девы-матери плод странного зачатия.
Слезами умывается и в страхе ждет несчастия.
Как сказано стихами:
Откуда взялся этот плод, увы, не мнимый?
Как быть? Молчит она, раскаяньем томима –
На первый месяц показалася роса,
Второй – вдруг затуманилась краса,
На третьем – жилки заалели кровяные,
Четвертом – выступили формы костяные,
На пятом месяце уж стал понятен пол,
Шесть полостей сформировались на шестом,
Семь дыр проткнул седьмой иглою острой,[606]606
Шесть внутренностей, или шесть кладовых – см. примеч. к гл. XXIX. Семь дыр – семь отверстий на человеческом теле: глаза, уши, ноздри и рот.
[Закрыть]
А на восьмом обрел плод человечий образ.
Девятый месяц – вызрел долгожданный плод,
Готова Дева-мать свой распахнуть живот.
Пятый Патриарх вселился в материнскую утробу, дабы спасти людей, а посему никто среди живущих не должен огорчаться. В древности, чтобы на землю снизойти, Будда в смертную утробу поселился и так явился в этом мире. Потом родившую Его вознес в Небесные чертоги.
Так будды светозарный дар
В утробу смертную проник,
Так вызрел Пятый Патриарх,
Спасителем явился в мир.
Тут Юэнян заметила, что исчезла дочь Симэня, а невестка У спит на ее постели. Зевала золовка Ян. Догоравшие свечи едва-едва мерцали.
– Который час? – спросила Юэнян.
– Четвертую ночную стражу пробили, – отвечала Сяоюй. – Уж петухи запели.
Юэнян велела монахиням убирать сутры. Золовка Ян направилась к Юйлоу, барышня Юй устроилась у Сюээ, невестка У разместилась во внутренней комнате с Юйсяо. Старшую наставницу хозяйка проводила к Цзяоэр, а с собой оставила мать Ван.
Они выпили по чашке чаю, который им подала Сяоюй, и легли.
– Ну, а потом что? – спрашивала Юэнян монахиню. – Стал Пятый Патриарх бессмертным?
Мать Ван продолжила рассказ:
Увидали отец с матерью, что дочка их беременна, велели старшему сыну выгнать Драгоценную из дому да накликать на нее тигров. Но сжалился милостивый дракон и не дал ей погибнуть. Подбежала Драгоценная к раскидистому тополю и петлю на себя накинула. Тут растрогался Дух звезды Тайбо.[607]607
Звезда Тайбо – китайское название планеты Юпитер. У гадателей и магов это звезда Рока, символ враждебной силы, поэтому существовало выражение: «не задевать звезды Тайбо», дабы не навлечь на себя бед.
[Закрыть] Велел напоить ее и насытить. Так волею судьбы прошло девять месяцев, и попала она в храм Селенья Бессмертных, и разрешилась от бремени. Как явился на свет Пятый Патриарх, лиловой дымкой покрылся храм, алый свет засиял вокруг. Поглядела дева на дитя свое и испугалась. Вид у него был необыкновенный. Сидел он прямо, скрестив ноги. Потом очутилась она в Селеньи Небесной Радости у богача Вана, где отдохнула и обогрелась у огня. Когда же она предстала пред хозяином, тот решил сделать ее своей наложницей. Поклонились они с сыном богачу, и в тот же час умерла у него жена. Схватили тогда Драгоценную с сыном, но потом богач одумался. «Должно быть, добрые это люди, – сказал он. – Оставлю их у себя». Только к шести годам заговорил Пятый Патриарх и, ничего не сказав матери, направился прямо под засохшее дерево на берег Мутной реки, достал три сокровенных дара и пошел в монастырь Желтой сливы слушать проповеди Четвертого Патриарха.[608]608
Три управителя (Сань гуань) – духи, управляющие небом, землей и водой.
Четыре совершенномудрых (Сы шэн) – звездные духи четыре совершенномудрых из небесных палат (тянь фу сы шэн): Тяньпэн, находящийся в подчинении у Великого владыки Северного Ковша, связанный с первоэлементом дерево; Тянью,
[Закрыть] Так он и достиг бессмертия, а впоследствии освободил от перерождений родительницу свою, и стала она небожительницей.
Выслушала рассказ монахини Юэнян и сильнее укрепилась в ней вера в Будду.
Тому свидетельством стихи:
Молитвой смерти избежать хотят невежды,
Но грешен ум, болтлив язык и нет надежды,
Монахи любят серебро и сытный ужин,
Чтоб толстосумов растрясти, им Будда нужен.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.