Текст книги "Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй"

Автор книги: Ланьлинский насмешник

Из залы навстречу ему вышел в парадном облачении Хэ Юншоу. На нем был черный в облачных узорах шерстяной халат с круглым воротом и квадратными нашивками, на которых цветными нитями был выткан лев, а также оправленный в золото черепаховый пояс, черная креповая парадная шапка и черные туфли. Глядя на нежное, точно напудренное, лицо его, красивый разрез выразительных глаз и алые, как будто подкрашенные помадой, губы, ему нельзя было дать больше двадцати. Юншоу спустился по ступеням и, низко раскланиваясь, вежливо уступил дорогу Симэню. Слуги отдернули занавес и, поклоном встретив гостя, поспешно удалились. В зале гость и хозяин обменялись приветствиями. Симэнь велел Дайаню открыть коробку с подношениями и почтительно протянул их хозяину.

– Я весьма польщен вашим вниманием, – говорил Симэнь, – и глубоко сожалею, что не смог из-за отсутствия принять вас. Меня тем более тронул радушный прием, оказанный мне его сиятельством нынче утром. Премного вам благодарен. Тысяцкий Хэ ответил ему низким поклоном.

– Будучи удостоен поста, – говорил он, – я бесконечно рад служить рядом с вами, почтеннейший сударь. Считаю, мне выпало редкое счастье, ибо отныне я смогу непрестанно извлекать пользу из ваших наставлений. Я, к сожалению, не застал вас дома, вы же оказались столь великодушны, что снизошли до моего убогого жилья.

Хэ велел слугам унести подношения и подвинуть обтянутые оленьей кожей кресла. Когда Симэнь занял почетное место, подали чай. Хэ, низко кланяясь, поднес чашку Симэню. Тот, в свою очередь, поднялся и протянул чашку хозяину. За чаем и состоялось знакомство.

– Мое прозвание Сыцюань – Четыре Источника, – представился Симэнь.

– А мое Тяньцюань – Небесный Источник, – отвечал Хэ. – Вы уже нанесли визит в Военное ведомство, сударь?

– Да, я был там сразу же после угощения, устроенного его сиятельством, вашим дядюшкой, – объяснял Симэнь. – Потом я встретился с чиновниками нашего управления, а по возвращении мне вручили вашу визитную карточку. Мне так неудобно, что не нанес вам визит первым.

– А я не знал, что вы изволили прибыть в столицу, – оправдывался со своей стороны Хэ. – Вот почему так задержался. Прошу меня простить, сударь. Вы были во дворце Его Величества вместе с господином Ся?

– Да, – подтвердил Симэнь. – Лунси уже произведен в чин командира эскорта Его Величества. Мы вместе подали благодарственные представления государю. Но Лунси получил особую аудиенцию главнокомандующего.

– Как вы думаете, сударь, нам лучше поднести подарки его превосходительству Чжу или сначала получить свидетельства на должности? – спрашивал Хэ.

– По мнению моего свата, сперва надо поднести подарки, – отвечал Симэнь. – Потом нас представят ко Двору и мы вместе с остальными служащими нашего управления получим свидетельства.

– В таком случае, сударь, нам следовало бы завтра же поднести подарки.

И они начали договариваться, что поднесет каждый. Тысяцкий Хэ решил поднести два куска расшитой драконами о четырех когтях парчи и пояс с нефритовыми бляхами, а Симэнь – кусок ярко-красного атласа с выделанным на нем золотом единорогом, кусок темной шерстяной ткани, расшитой драконами о четырех когтях и оправленное в золото нефритовое кольцо для плетеного ритуального фартука. Кроме того, условились, что каждый принесет по четыре жбана цзиньхуаского вина. Когда они уговорились встретиться утром у резиденции главнокомандующего Чжу, им опять подали чай. Симэнь откланялся и вернулся к секретарю Цую, но Ся Лунси не сказал ни слова. На том и кончился день.

А на другой день рано утром Симэнь прибыл к Хэ Юншоу. На легкий завтрак были поданы большие блюда и чаши. Стол ломился от яств. Даже слуги наелись досыта.

Хэ Юншоу и Симэнь Цин отбыли к резиденции главнокомандующего Чжу Мяня, где их давно поджидали с подарками Бэнь Дичуань и слуги Хэ.

Главнокомандующий Чжу, награжденный титулом Пестуна Государева, тем временем совершал по распоряжению императора Хуэй-цзуна жертвоприношение перед Южным алтарем и еще не вернулся. А у накрепко запертых ворот его резиденции уже толпились прибывшие с поздравлениями и подарками чиновники.

Тысяцкий Хэ и Симэнь спешились неподалеку от резиденции. Хэ провел Симэня к своему знакомому, где они и остановились, наказав слуге сообщить тотчас же, как появится главнокомандующий. Ждать им пришлось долго. Было за полдень, когда к дому галопом прискакал всадник.

– Его превосходительство прибывают, – докладывал он. – У Южных ворот. Приказано очистить путь следования.

Немного погодя гонец принес новую весть:

– Его превосходительство миновали мост Небесной реки.

Первыми появились повара, за ними следовали слуги, несшие коробки с чаем и сладостями. Прошло много времени. Наконец вдали показался вестовой верхом на коне с развевающимся штандартом. За ним ехали верхом телохранители. Их лица были закрыты железными шлемами со знаком «Богатырь» на каждом. Из-под лиловых лат виднелись расшитые круговыми узорами темные стеганые куртки с узкими рукавами из полушелковой ткани. В красных шелковых набрюшниках и расшитых морскими чудовищами боевых набедренниках из зеленой оленьей кожи, заправленных в черные сапоги с четырьмя швами, телохранители напоминали свирепых тигров, а их кони – летящих драконов. Стоило им только натянуть луки, и тотчас же исчезали птицы. Из золотых колчанов за спиной у каждого торчали резные с оперением стрелы. Над отрядом поперечно развевалось голубое знамя с выделанным золотом иероглифом «Указ».

Вслед за всадниками с голубым знаменем ехали верхом, как на подбор, высокие и статные стражники. Держась почти вплотную друг к другу, они так и шарили глазами. На них были темные головные повязки, черные халаты и бледно-желтые сапоги на кожаной подошве. У пояса висели верительные дщицы с изображением тигровой пасти. Вид у них был величественный и грозный.

Потом послышалась команда и появились отряды гарнизона Его Величества телохранителей и карателей. В бочкообразных темных шапках и черных сапогах, один к одному могучего сложения, ростом в семь чи, два – в обхвате, они правой рукой приподнимали полу халата, чтобы ускорять чеканный шаг, а в левой несли тростниковые трости. От пронзительного протяжного крика их вестового у стоявших возле дороги с испугу душа ушла в пятки. За этим отрядом, размахивая руками, шествовал второй такой же отряд.

За отрядами дворцовой стражи по обеим сторонам дороги двигались два десятка облаченных в черное сыщиков. Это были здоровенные силачи с огромными животами и широкими бородатыми лицами. Со зловеще сверкавшими глазами, бесчеловечные и жестокие, они были алчны и кровожадны, как тигры.

За ними шествовали шестнадцать носильщиков. Половина из них была на подхвате, а остальные восемь, подняв на плечи, несли на высоте трех чи над землею открытый, без крыши паланкин, устланный тигровой шкурой. В нем восседал Главнокомандующий Чжу в шапке из черного флера, украшенной соболем и цикадой,[1223]1223
  Крылышками цикады, расположенными в виде лепестков, и хвостами соболя украшали особый сетчатый колпак, надеваемый на церемониальный головной убор высших сановников государства, носителей аристократических титулов. Однако общее описание одеяния Чжу Мяня свидетельствует о характерном для эпохи Мин, а не Сун смешении всех форм и регалий: наряд на Чжу Мяне повседневный, а шапка украшена крылышками цикады и хвостами соболя, что нарушало этикет, ибо такие украшения полагалось носить только на церемониальном платье.


[Закрыть] и в черных сапогах. Одет он был в багряно-красный шерстяной халат, с драконообразной коровой-доуню на квадратных нашивках, перехваченный поясом в четыре пальца шириною, на котором красовались пластинки из добытого в Цзинских горах белого нефрита, покрытого тончайшею резьбой. С пояса свисала слоновой кости верительная дщица Пестуна Государева и золотой замок-рыба.[1224]1224
  Замок в форме рыбы, висящий на поясе сановника, символизировал сохранение государственной тайны, то есть предполагалось, что сановник не смыкал глаз ни днем, ни ночью, как рыба.


[Закрыть]

По одну сторону от паланкина шли одетые в темные полушелковые одеянья с роговыми поясами слуги главнокомандующего, а сзади ехали шестеро всадников с верительными дщицами и столько же знаменосцев из его ближайшей охраны, готовые исполнить любой приказ господина. На знаменах выделялся иероглиф «Указ».

За ними ехали еще несколько десятков всадников на холеных конях. Сверкали дорогие седла, нефритовые уздечки и золотые стремена. Это были близкие ко двору делопроизводители, писцы и секретари – кичливые щеголи-баричи, заносчивый вид которых свидетельствовал об их похотливости и корыстолюбии. Что им до Указов Государя или Уложений Империи!

Сильно растянутый эскорт, достигнув ворот резиденции, по команде бесшумно удалился в сторону. Настала гробовая тишина. Никто даже кашлянуть не смел. Прибывшие на аудиенцию черной толпою выступили вперед и пали ниц у обочины.

Наконец приблизился и паланкин. «Встать!» – раздалась команда. «Повинуюсь», – хором ответили стоявшие на коленях. Их приветственные возгласы, казалось, достигли самых облаков.

Между тем с востока донесся оглушительный барабанный бой. Это, как вскоре выяснилось, прибыли с дорогими подарками все шесть командующих Военного ведомства, чтобы поздравить своего высокого начальника по случаю награждения его титулами Мужа Светлых заслуг,[1225]1225
  Муж Светлых заслуг (гуан-лу да-фу) – титул начальника дворцовой стражи.


[Закрыть] и Пестуна Государева, а его сына, осененного величием отца[1226]1226
  Имеется в виду особый институт «тени», дававший привилегии и потомкам заслуженных людей.


[Закрыть] – чином тысяцкого. По сему случаю должен был состояться пир. Собралось множество певцов, играли музыканты. Но как только главнокомандующий вышел из паланкина, музыка утихла. Командующие приготовились было вносить подарки, но тут раздался клич стражников, разгонявших с дороги зевак.

К воротам стремглав примчался одетый в темное гонец с двумя красными визитными карточками в руке, которые он и вручил привратнику.

– Его сиятельство Чжан из Ведомства церемоний и его сиятельство академик Цай пожаловали, – объявил он.

Привратник немедленно доложил.

К воротам прибыли паланкины. Из них вышли в красных праздничных халатах с изображением павлинов на квадратных нашивках начальник Ведомства церемоний Чжан Банчан, препоясанный поясом из носорожьего рога, и украшенный золотым поясом советник Цай Ю. Оба проследовали в резиденцию, где после поздравления хозяина их угощали чаем и проводили до ворот. За ними с поздравлениями прибыли начальник Ведомства чинов Ван Цзудао, левый советник Хань Люй и правый советник Инь Цзин, которые были приняты с теми же почестями. Потом явились облаченные в лиловые узорные халаты с нефритовыми бляхами на поясах императорский родственник князь, Любящий страну, член Высшего военного и политического совета Империи Чжэн Цзюйчжун и государев зять, попечитель императорской родни Ван Цзиньцин. Лишь Чжэн Цзюйчжун прибыл в паланкине, двое других – верхом.

Наконец настал черед и шестерых командующих Военного ведомства. С приветственным возгласом, в строгом порядке чинно подъехали они к воротам резиденции. Первым восседал на коне полицеймейстер обоих гарнизонов сыскной полиции Сунь Жун, вторым – главный следователь Лян Индун, третьим – старший инспектор и правитель Столичного округа Тун Тяньинь, племянник Главнокомандующего Туна, четвертым – начальник караула тринадцати столичных ворот Хуан Цзинчэнь, пятым – начальник столичного гарнизона полиции и инспектор Императорского города Доу Цзянь и шестым – начальник полиции столицы Чэнь Цзуншань. На них были ярко-красные халаты и шапки, украшенные соболем и цикадой. Кроме Сунь Жуна, которому как Пестуну Наследника престола полагался пояс с нефритовыми бляхами, все остальные были препоясаны золотыми поясами. Они спешились у ворот и проследовали в резиденцию, имея при себе подарки – золото и шелка.

Немного погодя из помещения донеслись звуки музыки. Это командующие вместе с золотыми цветами и нефритовым поясом торжественно поднесли главнокомандующему кубок вина. В это время внизу у ступеней заиграли музыканты. Пение струнных и духовых инструментов гармонично слилось в дивную чарующую мелодию. Столы ломились то обилия яств. Казалось, огромными букетами распустились пестрые цветы. А в какой роскоши жил Главнокомандующий!

Только поглядите:

Он высшего ранга сановник. Один из тех ближайших к Государю. Целые дни в роскошных покоях царит тишина – не услышишь звона бубенца. По ночам стража у хором необъятных стоит с трезубцами наготове. В зеленых рощах и ярких цветниках ликует вечная весна. Переливаясь радугой, горят за шторами огни, не допуская ночи. Льется нежное благоуханье редчайших ароматов и душистых лилий. Тут и там стоят бесценные треножники с затейливым узором иль письменами древних. От жажды роскоши альков из бирюзы, а изголовья из драгоценного коралла. То донесется мелодичный звон нефритовых привесок и брелоков. То, погляди, слепит глаза скопленье золота в сиянии огней. Тигровые мандаты и яшмовые бирки[1227]1227
  Тигровые мандаты и яшмовые бирки – знаки государева доверия и вызова ко двору.


[Закрыть], грозное оружье и доспехи боевые у дверей – бросают в дрожь. Но звуки серебряных цитр и кастаньет из слоновой кости, представленья марионеток и лицедеев горячат кровь. Все утро на аудиенцию спешат аристократы, потомственная знать. Из года в год прогуливается он в обществе придворных и вельмож. Прикажет петь – и льются тысячи мелодий, одна прелестнее другой. Откроет перламутровую ширму – и явится тотчас дюжина красавиц – шпилек золотых. На покрывале красуются чилимы, лотосы, а в бассейне, людей нисколько не пугаясь, резвятся рыбок стаи. Высоко в клетках пред ширмою узорной щебечут миловидные пташки, веселый ведя разговор.

Где ж тут ему постичь тайны гармонии правленья! Одной заботою томим – как еще польстить, чем Государю угодить? И впрямь, он шуткой кровавую битву затеет, а хвастовством взбаламутит горы и моря. Указ фальшивый сочинит – и слышит восторги царедворцев. Его речам лукавым Сын Неба кивает головой. Везет он мрамор в Стольный град – и разоряет жителей по рекам Янцзы и Хуай. Он шлет Государю самшит – и пустеет казна, беднеет народ. Трепещут при Дворе, стенает вся земля.

Да,

 
Богатство с роскошью в тот час соединились,
Гремела музыка, столы от яств ломились.
 

Угостив высокого начальника вином, командующие сели. Вышли пять музыкантов с цитрой, лютней, ксилофоном, красными костяными кастаньетами и запели так, что звуки их чистых голосов и дивных мелодий устремлялись ввысь и кружились средь балок. В тональности чжэн-гун[1228]1228
  Чжэн-гун – первая из семи типовых тональностей (мелодий-ладов) первого в китайской пентатонике тонального класса гун. Использовалась в народной музыке.


[Закрыть] они исполнили арию на мотив «Преисполненный стати»:

Они пели:

 
Ты теперь и богат и знатен,
Государем самим обласкан.
Из низов ты наверх поднялся,
Получил высокую должность,
В страхе держишь столичный округ.
Как же ты, государев любимец,
От князей принимаешь поклоны,
Долг презрев, сострадание к ближним?!
 

На мотив «Катится расшитый мяч»:

 
Велишь копать пруды и водоемы,
Возводишь внукам пышные хоромы,
Где только можешь, ты скупаешь земли,
Своим корыстным устремленьям внемля.
Все блага у тебя давно в избытке,
А вот соседа оберешь до нитки.
На гибель обрекая непокорных,
Талантов людям тоже не прощаешь,
Зато льстецов ничтожных приближаешь
Да поощряешь подхалимов вздорных.
Ты справедливость на земле убил,
Ты помутил и Сыну Неба зренье.
Все люди четырех морей в смятеньи,
Ждут: в сети Неба ты бы угодил.[1229]1229
  Реминисценция «Дао-дэ-цзина», где сказано: «Небесная сеть всеохватна – редка, но ничего не упускает» (73).


[Закрыть]
 

На мотив «Поразительный сюцай»:

 
Ты радуешь государя
Угодливой, льстивой речью,
Мешаешь преданным, честным
Отчизну вести к расцвету.
На лучших всегда клевещешь,
«Деянья» твои ничтожны!..
Как вылечить давний недуг,
Чтоб сохранились устои?
 

На мотив «Катится расшитый мяч»:

 
Идешь тропой кривою Чжао Гао,[1230]1230
  Чжао Гао – министр Цинь Шихуана, отличавшийся коварством и склонностью к интригам, в конечном счете казненный.


[Закрыть]
Хитришь, коварный интриган, лукаво,
Копируя Туань Гу – кровопийцу,[1231]1231
  См. примеч. к гл. LIX.


[Закрыть]
Ты подло подсылаешь пса-убийцу.
Уроки лжи берешь ты у Ван Мана,[1232]1232
  Ван Ман (45 г. до н. э. – 23 г. н. э.) – реформатор, основавший новую династия Синь (9-25 гг.) и вызвавший восстание Краснобровых, в китайской исторической традиции трактуется как отрицательный персонаж, злодей-узурпатор законной власти императоров Ханьской династии.


[Закрыть]
Двулично лицемеря неустанно.
Копируя Дун Чжо,[1233]1233
  Дун Чжо – узурпатор и тиран конца II в. н. э., один из персонажей романа-эпопеи «Троецарствие».


[Закрыть] ведешь игру бесчестно.
Оруженосцев окружен ты свитой,
Сановников страшит суровый вид твой;
А оды славят сладостно-прелестно.
Хитро ульстивший тигра рыжий лис,
Ты создал клику подлецов лихую,
Карает правду острый меч втихую,
А кривды океаном разлились.
 

Заключительная ария:

 
Драгоценные чаши, одни – именные,
Другие – безвестные.
Век в борьбе добродетельные и дурные,
Лиходеи и честные.
Что ты знаешь о вечных законах природы,
Об истинах жизни?
Есть разбойники – целые губят народы
В своей же отчизне,
Придворные да высокосановные
Позорят халаты,[1234]1234
  Намек на продажного царедворца Цай Цзина.


[Закрыть]
Награды у них, полномочья верховные, –
Жаль, заслуг маловато.
Ты вот власть захватил и на слабых глядишь
Так сурово и грозно.
А в беде и раскаешься и заюлишь,
Только тщетно и поздно…
Обличить твои козни не хватит бамбука…
Оголи хоть все Южные горы.
Даже воды Восточного моря не смоют
Злодеяний твоих и позора!..
 

Осушив по три кубка, командующие выслушали певцов и стали откланиваться. Чжу Мянь проводил их до дверей и вернулся в залу. Музыка утихла, и дворецкий объявил о придворных. Главнокомандующий велел внести большой стол и расположился в покрытом тигровой шкурой кресле.

– Первыми просите заслуженных государевых родственников и дворцовых смотрителей-фаворитов, приближенных и писцов, – распорядился он.

Они поднесли подарки и немного погодя удалились. За ними начался прием глав пяти управлений и семи подразделений и северных полицейских гарнизонов. С официальными визитными карточками перед Чжу Мянем предстали высшие чины сыскной полиции и полицейского надзора, судебные инспектора и следователи, начальники дозора, полицеймейстер Столичного округа и командир императорского эскорта, главный тюремный надзиратель и старший полицейский надзиратель над тысяцкими и сотскими.

После них стали вызывать по очереди судебно-уголовных надзирателей тринадцати провинциальных управ обоих берегов реки Хуай и двух частей Чжэцзяна,[1235]1235
  Оба берега реки Хуай – район низовья реки Хуай-хэ, занимающий центральную часть провинции Цзянсу.
  Две части Чжэцзяна – восточная и западная с включением при династии Сун и южной части современной провинции Цзянсу.


[Закрыть] Шаньдуна и Шаньси, Гуандуна и Гуанси, Хэдуна и Хэбэя, Фуцзяни и Гуаннани, а также Сычуани. Симэнь и Хэ Юншоу оказались в пятой очереди. Дворецкий поспешно положил на стол визитную карточку старшего дворцового евнуха-смотрителя Хэ. Они внесли подарки и стали внизу у ступеней, ожидая вызова. Симэнь поднял голову и огляделся. Его взору предстала огромная зала, окруженная располагающим к прогулкам взгорьем с многочисленными вьющимися тропинками. Крышу залы украшали двойные карнизы и резные водостоки. Были высоко подняты жемчужные занавеси. Зал окружали увитые зеленью балюстрады. Наверху красовалась дарованная Его Величеством Хуэй-цзуном ярко-красная вывеска, на которой рукою императора были начертаны золотом крупные иероглифы: «Зала Личного телохранителя». Да, вот где глава и уши, клыки и когти государя! Сюда водят пытать и сходятся на тайные сговоры. Вот где чаще всего казнят и четвертуют. По обеим сторонам залы были расположены шесть флигелей, отделенных друг от друга обширными дворами. В залу вело высокое крыльцо с широкими ступенями. На возвышении в ярко-красном облачении восседал главнокомандующий Чжу. Когда выкликнули имена обоих тысяцких, они с приветственными возгласами стали подниматься по ступеням и, очутившись под карнизом, оба пали ниц.

– Зачем же ваш родственник старший дворцовый евнух-смотритель беспокоился о подношении? – спросил их Чжу Мянь и, распорядившись убрать подарки, заключил: – Службу несите ревностно и с усердием. Я все устрою как и полагается. А вы ждите высочайшей аудиенции. Свидетельства на должность получите потом в ведомстве.

– Есть! – в один голос отозвались Симэнь и Хэ.

– Встать! Аудиенция окончена! – крикнула стража.

Вышли они через боковые двери. Миновав главные ворота, они хотели было обождать Бэнь Дичуаня с коромыслами, но тут прискакал с красными визитными карточками гонец.

– Их превосходительства Ван и Гао прибыли, – доложил он.

Симэнь и Хэ быстро отошли к воротам соседнего дома и стали наблюдать. Послышались крики стражников, разгонявших с дороги зевак. Свита – люди и кони – запрудили всю улицу и переулки. Наконец показались командующий восьмисоттысячным войском дворцовой стражи Ван Е, князь Западной Лун,[1236]1236
  Западная Лун – соответствует современной провинции Ганьсу.


[Закрыть] и главнокомандующий лейб-гвардии Гао Цю в ярко-красных халатах и нефритовых поясах, восседавшие в паланкинах. Толпившиеся у ворот командующие с мест тотчас же куда-то исчезли. Наконец-то появился Бэнь Дичуань с коромыслами. Им незаметно подвели коней, и Симэнь с Хэ верхом вернулись к себе.

Да,

 
Не будь таких у власти негодяев,
В Китае не лилась бы кровь людская.
 

Вот почтенный читатель, бабы в семьи вносят разлад, а ничтожные царедворцы баламутят Империю. Так оно и ведется. Понимавшие тогда уж полагали, что Поднебесную захватят разбойники. И в самом деле, если в третий год под девизом Всеобщего Согласия Хуэй-цзун и Цинь-цзун все еще охотились с собаками на севере Империи, то Гао-цзуну[1237]1237
  Третий год под девизом Всеобщего Согласия соответствует 1121. Цинь-цзун – старший сын, престолонаследник Хуэй-цзуна, вступил на престол в 1126 г., однако на следующий же год был свергнут вторгшимися иноземцами-чжурчжэнями, провозгласившими новую династию Цзинь (1115–1234 гг.). Гао-цзун – младший сын Хуэй-цзуна, основавший на свободном от завоевания юге династию Южная Сун (1127–1279 гг., сам он правил до 1162 г.)


[Закрыть] уже пришлось перебраться на юг и Поднебесная оказалась плененной. Как это тяжело!!! У летописца не хватает слов, чтоб выразить всю горечь.

Тому свидетельством стихи:

 
Сановники нечестивые
наносят отчизне урон.
Правитель, слугу ничтожного
гони из покоев вон.
«Разбойников шесть – под корень!»[1238]1238
  Шесть разбойников – так в эпоху Сун называли всемогущих сановников: Цай Цзина, Тун Гуаня, Ван Фу, Лян Шичэна, Ли Яня и Чжу Мяня, фактически захвативших власть в стране. Смелый сановник Чэнь Дун подал на высочайшее имя доклад, в котором, перечисляя шестерых разбойников, просил государя казнить их. Именно эта знаменитая фраза использована в данном стихотворении.


[Закрыть]
Напрасны, увы, заклинанья,
Когда императоры оба
томятся в далеком изгнанье.[1239]1239
  Автор стихов здесь как бы забегает далеко вперед, только в последних главах романа говорится о вторжении племен чжурчжэней и бегстве государя. В 1125 г. чжурчжэни выступили в поход против Китая; Тун Гуань, которому было поручено командование войсками на севере, бежал в столицу, сам государь Хуэй-цзун в панике отменил приказ о сборе и доставке цветного мрамора, издал манифест, в котором по конфуцианской традиции, взял всю вину за происходящие события на себя, а власть передал своему сыну, который известен под именем Цинь-цзун. В январе 1126 г. Хуэй-цзун с Цай Цзином, Тун Гуанем, Чжу Мянем и двадцатью тысячами отборных воинов бежал на юг. Впоследствии и он, и его сын Цинь-цзун оказались в плену у чжурчжэней.


[Закрыть]
 

Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
ЛИ ПИНЪЭР ВО СНЕ ЯВЛЯЕТСЯ СИМЭНЬ ЦИНУ В ДОМЕ ТЫСЯЦКОГО ХЭ
СУДЕБНЫЕ НАДЗИРАТЕЛИ УДОСТАИВАЮТСЯ ВЫСОЧАЙШЕЙ АУДИЕНЦИИ

Игрой на лютне благозвучной

себя не ублажает он,

Досуг за чтением проводит

и древних познает деянья:

То чьим-то ревностным служеньем

он справедливо восхищен,

То чья-то тупость и бездарность

рождают в нем негодованье.

В правленье совершенномудрых

мир наступает и покой,

Придворные льстецы извечно

несут лишь смуту да раздоры.

Век процветанья, век упадка

иль век еще грядет какой?…

Познавший тайну жить уходит

туда, где воды есть да горы.

Итак, выехали Симэнь Цин и тысяцкий Хэ на широкую улицу, и Хэ Юншоу послал гонца предупредить дядю, а сам пригласил Симэня на обед. Симэнь долго отказывался и благодарил за гостеприимство. Тогда Хэ Юншоу велел слуге взять Симэня под уздцы.

– Мне хотелось бы обо всем посоветоваться с вами, сударь, – сказал он Симэню.

Они поехали рядом, а у ворот дома Хэ спешились. Бэнь Дичуань понес пустые коромысла к секретарю Цую.

А Хэ Юншоу, надобно сказать, приготовил сослуживцу богатое угощение. Когда они вошли в залу, Симэнь увидал расставленные кругом ширмы с вышитыми павлинами, на тюфяках красовались лотосы. В жаровне ярко горел лучший фигурный уголь, из золотых курильниц струился аромат. Посреди залы стоял стол, неподалеку пониже – другой, а с восточной стороны – третий. Они ломились от редких яств и диковинных плодов. В золотых вазах стояли цветы. Блистала мебель, ширмы и пологи.

– Можно узнать, кто приглашен, сударь? – спросил Симэнь.

– Мой почтенный дядюшка нынче оказался свободен, сударь, – пояснил Юншоу, – вот и решился пригласить вас пообедать.

– Сколько ж хлопот я причинил вам, сударь? – заметил Симэнь. – Как ваш сослуживец я, разумеется, не заслуживаю столь роскошного приема.

– Таково желание моего дядюшки, – говорил Юншоу, улыбаясь. – Это скромное угощение позволит мне выразить вам свое почтение и испросить ваших наставлений.

Им подали чай.

– Могу я засвидетельствовать почтение его сиятельству? – спросил Симэнь.

– Дядюшка скоро выйдет, – отвечал Хэ Юншоу.

Немного погодя из дальних покоев появился старший дворцовый евнух-смотритель Хэ. Он был в расшитом драконами о четырех когтях зеленом шерстяном халате, в шапке и черных сапогах. На поясе у него красовалась застежка из драгоценного камня.

Симэнь намеревался почтить дворцового смотрителя четырьмя низкими поклонами, но тот решительно воспротивился.

– Ни в коем случае! – возразил он.

– Мы с Тяньцюанем принадлежим к молодому поколению, – говорил Симэнь, – и долг обязывает нас оказывать вашему сиятельному все положенные почести, Кроме того, вы имеете честь принадлежать к знатнейшим приближенным особам Двора.

Они долго упрашивали друг друга. Наконец, Хэ И согласился на половину положенного церемониала и пригласил Симэня занять почетное «верхнее» место, а сам сел в кресло хозяина рядом. Хэ Юншоу расположился сбоку.

– Но это невозможно, ваше сиятельство! – возразил Симэнь, – Мы с господином Хэ коллеги. Могу ли я допустить, чтобы господин Хэ сидел ниже меня? Вы, ваше сиятельство, ему дядя, вам полагается, но мне нет.

– А вы, сударь, отлично знаете этикет, – говорил польщенный Хэ И. – Ну, ладно! Тогда я сяду сбоку, а вы, сударь, будете рядом с вашим новым коллегой.

– Тогда и мне будет удобно, – согласился Симэнь.

Они обменялись поклонами и расселись.

– Слуги! – крикнул Хэ И. – Подбросьте-ка угольку. Похолодало сегодня.

Слуги принесли шлифованного угля и подложили его в стоявшие в углах начищенные до блеску медные жаровни, потом опустили утепленные промасленной бумагой занавеси. От зажженных огней в зале стало светло как днем.

– Прошу вас, сударь, будьте как дома! – обратился к гостю Хэ И. – Может, снимете парадный халат?

– Извините, ваше сиятельство, – говорил смущенно Симэнь, – Я без нижнего халата. Я пошлю своего слугу …

– Не стоит, – успокоил его Хэ И и обратился к слугам: – Ступайте принесите господину мой зеленой шерстяной халат с квадратной нашивкой, украшенной летающей рыбой.

– Но мне не полагается носить служебное облачение вашего сиятельства, – заметил Симэнь.

– Ничего страшного! – продолжал Хэ И. – Вчера император, да продлится его жизнь на десять тысяч лет, пожаловал мне одеяние с драконом о четырех когтях. Это мне больше не потребуется. И я подарю его вам.[1240]1240
  Смысл этой сцены в том, чтобы показать всевластие прислужника государевой наложницы, который дарит ничтожному торговцу, выскочке Симэнь Цину, халат с одной из высших государственных регалий. Незаконность этого жеста становится особенно понятной, если привести выдержку из официальной «Истории династии Мин», где в записи под 1501 г. говорится: «Обладатели высших титулов гун, хоу, бо, а также высшие гражданские и военные чиновники и начальники гарнизонов в нарушении правил домогаются права носить одежду с драконами о четырех когтях и летающей рыбой. Надлежит по этому поводу произвести тщательное расследование и виновных подвергнуть тяжелому наказанию».


[Закрыть]

Слуги принесли халат. Симэнь снял с себя пояс и парадный халат и отдал Дайаню, сам облачился в одеяние придворного сановника и поклонами благодарил хозяина.

– Прошу и вас, сударь, снять верхний халат, – обратился Симэнь к Хэ Юншоу.

Снова подали чай.

– Позовите певцов! – распорядился Хэ И.

В доме придворного смотрителя, надобно сказать, обучали музыке и пению целую дюжину подростков. Они вышли, возглавляемые двумя учителями, и приветствовали гостя и хозяев земными поклонами. Хэ И велел внести в залу медные гонги и бронзовый барабан. Когда заиграли, могучие звуки свирелей и удары в барабан потрясли небеса и вспугнули рыб и птиц. Музыканты сели на свои места в ожидании распоряжений. Хэ И поднес Симэню кубок.

– Не утруждайте себя, прошу вас, ваше сиятельство, – всполошился Симэнь, – Пусть почтенный коллега поднесет. Поставив передо мной кубок и прибор, вы уже оказали мне великую честь.

– Нет уж, сударь, позвольте мне поднести вам кубок, – наставал Хэ И. – Видите ли, племянник только начинает служить и не знает еще всех тонкостей. Не оставьте его своими милостями, сударь, очень вас прошу. Я вам буду весьма обязан.

– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, разумеется, не оставлю, – заверил его Симэнь. – Говорят, коллеги – что самая близкая родня. Мне, вашему ученику, хотелось бы надеяться на покровительство вашего сиятельства. Я же со своей стороны почту за долг помочь вашему племяннику.

– Вот и прекрасно! – воскликнул Хэ И. – Мы обязаны поддерживать друг друга, коль скоро все мы служим Государю.

Симэнь не стал дожидаться, пока ему поднесут кубок. Он взял кубки и поднес их сперва придворному евнуху Хэ И, а потом Хэ Юншоу. После взаимных поклонов все сели.

К пирующим вышли три подростка с учителем и, взяв в руки серебряную цитру, костяные кастаньеты, трехструнку и лютню, спели цикл романсов.

На мотив «Высится статно парадный дворец»:

 
Хрустальный и чистый чертог,
Разливами радуги полон,
Внутри – перламутровый полог…
За окнами – лунный восход,
Снежинки кружит ветерок,
На ложе драконовом холод,[1241]1241
  Ложе дракона – то есть ложе императора, который в Китае также именовался Великим Драконом.


[Закрыть]
И сон не глубок и не долог
За золотом царских ворот.
 

На мотив «Катится расшитый мяч»:

 
В воздухе цветы-снежинки –
Ивы зимние пушинки –
То порхают мотыльками,
То алмазами сверкают;
Заслонив лицо руками,
Я иду, шаг ускоряя,
Стала шапка вороная,
Словно в трауре, седая.
Где же феникса палаты?[1242]1242
  Феникса палаты (фэн-лоу) – прекрасный терем, часто – покои императрицы.


[Закрыть]
Растворились в снежной буре
Стен лазурные глазури,
Окон кружевное злато…
Не найти мне путь обратный –
Всюду белые нефриты,
Как из серебрят земную свиту
Девять ярусов небесных.[1243]1243
  Девять ярусов небесных (цзю-чун) – термин, помимо небесных высей (ср. примеч. к гл. XXXVII) также обозначающий императорский дворец.


[Закрыть]
Свет и тьму, твердь и отверстье,[1244]1244
  Свет и тьма, твердь и отверстье, все стихии и все дали – буквально: Цянь и Кунь на 10000 ли (вань-ли цянь-кунь). Цянь и Кунь – первая и вторая гексаграммы «Канона перемен», соответствующие высшим проявлениям светлой, твердой мужской стихии ян – творчество, небо, отец, обозначаемой сплошной линией и темной, мягкой, женской инь – исполнение, земля, мать, обозначаемой прерывистой линией; иными словами, полюса, между которыми заключен весь мир.


[Закрыть]
Все стихии и все дали
Пудрой белою устлали.
 

На мотив «Поразительный сюцай»:

 
На воротах медный зверь оскален страшный,[1245]1245
  Медный зверь – имеется в виду медная эмблема на воротах с дверным кольцом – колотушкой.


[Закрыть]
И замки дворца неодолимы…
Я из спальни выхожу незримый,
Я – с предгорья долголетья Чжао Старший.[1246]1246
  Чжао Старший – император, основатель династии Сун, Чжао Куанъинь Тай-цзу (960–997 гг.). Вершина долголетия (вань-суй шань) – возможно, по аналогии с Дворцом долголетия (вань-суй гун) – одно из традиционных наименований императорской резиденции.


[Закрыть]
Я спешу к Учителю Канонов,
Познавать всеведение законов.
 

На мотив «Застывшая завязь»:

 
Зимою ветра неустанны
И снег все дороги занес,
А я сокровенные тайны.
С тобой обсуждаю всерьез
Не ждем окончания стужи
К чему бесполезно тянуть?
Кто ценит не внешность, а суть,
Тому церемонии чужды.
В безмолвном пределе дворцовом,
Три князя давно на местах[1247]1247
  Три князя – три самых могущественных сановника в государстве, занимающие вторую после Сына Неба, ступень в иерархии власти.


[Закрыть]
И сам Трипитака-монах.[1248]1248
  Трипитака-монах – почтительное прозвище танского монаха Сюаньцзана (см. примеч. к гл. XV). «Трипитака» (санскр.; кит.: «Сань-цзан») – «Три сокровищницы» – полное собрание священных текстов буддизма.


[Закрыть] –
Все жаждут заветного слова.
От холода пьем кипяток
И ждем толкования строк.[1249]1249
  Толкование строк, в оригинале – книг (цзян шу) – здесь можно также понимать как толкование «Книги преданий» (цзян «Шу»)


[Закрыть]
 

На мотив «Поразительный сюцай»:

 
Не подражаю я Ханьскому вану,
Ведь наслаждался в покоях Вэйян он[1250]1250
  Дворец Вэйян – см. примеч. к гл. LXVIII.


[Закрыть]
Также не чту императора Тан,
Что развлекался в хоромах Цзиньян.[1251]1251
  Цзиньян – приграничная резиденция в период Тан (618–907 гг.)


[Закрыть]
Мне сладострастье двух фениксов чуждо,[1252]1252
  Покрывало двух фениксов – то есть брачное покрывало.


[Закрыть]
Мне просвещенье единственно нужно.
Роскошь отброшу, чтоб снова, как в старь,
Скромным и мудрым был ваш государь.
 

На мотив «Катится расшитый мяч»:

 
Меж четырех морей[1253]1253
  Меж четырех морей – см. примеч. к гл. LV.


[Закрыть]
Я – первый из людей,
Мне долг велит вести народ свой.
К основам мужества и благородства.
Твердыням трем почтительно послушным:
правителю, отцу и мужу;
Познавшим пять первейших правил.
гуманность, справедливость,
пристойность и надежность,
и пониманье правды.[1254]1254
  Три твердыни и пять правил (сань-ган у-чан) – три фундаментальных основы общества: почитание государя подданными, отца сыном, мужа женой; и пять правил добродетели: гуманность, справедливость, благопристойность, взаимопонимание и благонадежность.


[Закрыть]
Но молодость свою
Я передал копью,
К Конфуцию пришел не сразу.[1255]1255
  В традиционном Китае существовала оппозиция гражданского (вэнь – буквально: письменность, культура) и военного (у) начал, при большем почтении к первому. Конфуций (551–479 гг. до н. э.) – центральная фигура в китайской «письменной» культуре. Сформулированные им и его последователями концепции были основой идеологии китайского общества.


[Закрыть]
В «Преданьях» сколько глав![1256]1256
  «Предания» («Шу») – то же, что и «Книга исторических преданий» («Шу-цзин»), древнейший исторический текст (см. примеч. к гл. XLVIII).


[Закрыть]
Смирит «Обрядник» нрав
И просветит народный разум.[1257]1257
  «Обрядник», или «Записки о ритуале» («Ли-цзи») – текст, датируемый IV–I вв. до н. э., наряду с «Книгой песен» («Ши-цзин»), «Книгой исторических преданий» («Шу-цзин»), «Книгой перемен» («И-цзин») и летописью «Весны и осени» («Чунь-цю») входил в состав конфуцианского «Пятиканония» («У-цзин») – основу китайской учености.


[Закрыть]
А в «Песнях» сколько строф![1258]1258
  «Песни» – тоже, что и не раз упоминавшаяся «Книга песен» («Ши-цзин»).


[Закрыть]
Причины катастроф
И процветаний «Летопись» изложит.[1259]1259
  «Летопись» – исторические анналы «Весны и осени» («Чунь-цю»), которые, согласно традиции, скомпилировал сам Конфуций.


[Закрыть]
Мне подражать кому? –
Лишь Юй, Чэнтан, Вэнь, У,[1260]1260
  Юй – легендарный император древности, основатель первой китайской династии Ся (XX–XVI вв. до н. э.). Чэнтан – легендарный основатель династии Шан (XVI–XI в. до н. э.). Вэнь-ван – отец У-вана, считается одним из создателей «Книги перемен» («И-цзин»). У-ван – основатель династии Чжоу (XI–III вв. до н. э.).


[Закрыть]
Как предков чтить мне Яо, Шуня должно.[1261]1261
  Яо и Шунь – мифические совершенномудрые правители древности, эталон гуманности и добродетели.


[Закрыть]
Был не один Тай-цзун,
И Ханьский Гао-цзу:
Там – Фан и Ду,[1262]1262
  Фан Сюаньлин и Ду Жухуэй – ближайшие сподвижники императора династии Тан (618–907 гг.) Тай-цзуна (627–659 гг.).


[Закрыть] там – Сяо, Цао рядом.[1263]1263
  Сяо Хэ и Цао Шэнь – верные соратники основателя Ханьской империи Гао-цзу (206–194 гг. до н. э.).


[Закрыть]
А мне – без вас нельзя.
Хочу, чтоб вы, друзья,
Преодолели мудрости преграды.
 

На мотив «Поразительный сюцай»:

 
В «Изреченьях»,[1264]1264
  «Изречения» – основополагающий конфуцианский трактат «Лунь-юй» (см. примеч. к гл. LX).


[Закрыть] говоришь,
Есть правления рецепты, –
Знаешь половину лишь –
И уже почти мудрец ты –
Горы, реки. – все в руках!
Мудрость древних – неба высь!
Не с красоткой веселись –
Истолковывай каноны,
Чти гуманности законы —
И покинет душу страх.
 

На мотив «Катится расшитый мяч»:

 
Ярко свечи цветные горят,
Вьется чудный густой аромат
Из курильниц, расставленных в ряд.
Не волнуйся, почтенный мой брат,
Я не стану невестку просить[1265]1265
  Невестка – то есть жена того, к кому герой обращается как к брату (ср. примеч. к гл. XIII).


[Закрыть]
Кубок плещущий мне подносить.
«Не бросают в сиротстве жену!»
Эту стойкость души я пойму.
Не познает позора тот муж,
Что жену выбирал по уму.
И «влюбленной чете никогда
Не забыть скудной жизни года».[1266]1266
  В кавычках слова, сказанные ханьскому императору Гуан-у-ди (25–58 гг.) его приближенным, на тот момент уже женатым на женщине из небогатой семьи, сановником Сун Хуном, когда государь решил выдать за него свою овдовевшую сестру. В китайской традиции Сун Хун стал почитается как образец супружеской верности.


[Закрыть]
Не красы ты искал – доброты,
Как Лян Хун – Мэн Гуан, выбрал ты.[1267]1267
  Согласно преданию, Лян Хун (I в. н. э.) взял в жены некрасивую, но умную односельчанку Мэн Гуан.


[Закрыть]
Ты – И Инь, я – Тайцзя.[1268]1268
  И Инь – первый министр при императоре династии Шан, Тайцзя, прославившийся своей мудростью. Когда император предался разврату, И Инь отправил его на три года в пещерный дворец, после чего, когда тот исправился, опять призвал на трон.


[Закрыть] Извини!
Пусть счастливо пройдут ваши дни.
 

На мотив «Поразительный сюцай»:

 
Отдохнуть бы, уснуть бы скорей!
Биографии прежних царей,
Царств подъемы, паденья всю ночь
Поученьями сон гонят прочь.
Мы серьезный ведем разговор…
В мире горе и боль с давних пор,
Длятся скорби народной века…
Жаль, что ночь эта так коротка.
 

На мотив «Катится расшитый мяч»:

 
Скорблю, если вижу:
Как ближнему нечем прикрыть наготу;
Скорблю, если вижу:
От голода ближнему невмоготу.
Скорблю, если вижу:
Бедняге постелью – промерзший порог;
Скорблю, если вижу:
Ученый за книгою ночью продрог.
Скорблю, если вижу:
Супруги, замерзшие, стонут вдвоем;
Скорблю, если вижу:
Купец-горемыка оставил свой дом.
Скорблю, если вижу:
Как в буре ладью рыбаку не унять;
Скорблю, если вижу:
Голодные дети и мертвая мать.
Скорблю, если вижу:
Как голоден, в рубище гордый мудрец;
Скорблю, если вижу:
Защитника Родины близок конец.
Страна моя – скопище скорби
Кто кроме меня ее вскормит?!
 

На мотив «Поразительный сюцай»: