Текст книги "Пелагея и принц осени (СИ)"
Автор книги: Julia Candore
Жанр:
Городское фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Глава 13. Страшное веселье
Вечером два фургона выехали из двора общежития и направились в город Шерренда, до которого было порядка семисот километров. Стало быть, трястись им на трассе семь часов как минимум, если не брать в расчёт пробки и ремонт дорог.
Пелагея с группой расположилась в первом фургоне с высокой крышей и удобными сидениями. Рядом с нею с одной стороны пристроился Кю, он пах каким-то дорогим парфюмом и расточал вокруг себя сумасшедшую энергетику. С другого бока к Пелагее подсел Ши, сплошные бугры мускулов, оснащённые довольной блестящей физиономией. У него не было поводов не светиться от счастья, путешествия он обожал.
Во втором фургоне ехала Юлиана, прочие менеджеры, а также съёмочная команда, в задачи которой входило заснять мемберов в гримёрках до и после концерта, чтобы затем выложить эти видео в сеть для самых преданных фанатов, купивших платную подписку на канал.
Юлиане было тесно и неудобно, но она старалась не ворчать. Поворчишь так семь часов кряду – и тебя возненавидят все, кто находится в радиусе слышимости бубнёжа.
Пелагея тоже предпочла не жаловаться на тесноту. Но в её фургоне было хотя бы весело. Лидер Ли травил идиотские шутки и фотографировал себя на камеру телефона с разных ракурсов. Шин грохотал на всю машину своим басовитым смехом, Хёк дурачился, играя с Рё и Йе в камень-ножницы-бумагу. И только у Кю сердце всякий раз останавливалось, как сломанные часы, когда он мельком встречался взглядом с Пелагеей.
Они ехали, пили воду, притормаживали на заправках, где можно было размяться и сходить в туалет. После чего снова загружались в фургоны и продолжали путь.
Пелагея сидела, зажатая между Ши и Кю, и её неодолимо клонило в сон. Голова, как какой-то неисправный маятник, медленно качалась то вправо, то влево. И когда ей приспичило опуститься на могучее плечо Ши, Кю не на шутку возревновал и принудительно переместил непутёвую голову на плечо себе.
Ши, разумеется, тотчас заулыбался проделке друга и, ничего не сказав, притворился, что дремлет.
Когда на особенно коварном ухабе машину подбросило, Пелагея проснулась и обнаружила, что её макушка покоится в непосредственной близости от уха Кю. Она отпрянула и незамедлительно вмазалась в ухо Ши, но тот и бровью не повёл, так и продолжил дрыхнуть.
К концу пути сон сморил почти всю группу. Они сидели, развалившись в креслах, их руки свисали с подлокотников, и кто-то посапывал, а кто-то и вовсе богатырски храпел. Кю тоже умудрился заснуть, и Пелагея по одной только его мимике сразу определила: ему снится кошмар.
Кошмары преследовали его с момента той автокатастрофы, после которой он чудом выжил. С тех пор он боялся ездить в фургонах на большие расстояния, но никому в этом не признавался и раз за разом с трудом переступал через свой страх.
Пелагея знала, что делает, когда приложила ладонь ко лбу спящего Кю.
– Больше не бойся, – прошептала она. – И перестань меня любить, ладно?
– А? Что? – шумно вздохнув, проснулся Ши.
– Приехали! – возвестил водитель.
Предательская ладонь по необъяснимой причине всё ещё покоилась на лбу у младшего, когда парень открыл глаза.
Ши удивлённо смотрел на Пелагею. Кю тоже уставился на неё в недоумении.
– Я… Я тебе температуру измеряла. Думала, что… – сбивчиво пролепетала она.
– Ну и что, я болен? – не удержался от ухмылки Кю и перехватил её запястье своими ухоженными длинными пальцами. Поведёшься на эти его пальцы красивые – как пить дать, пропадёшь.
– Здоров. Точно здоров, – смущённо улыбнулась она.
Первым делом участников группы и персонал расселили по гостиничным номерам. Юлиана делила номер с Пелагеей и нарадоваться не могла, что её не заставили жить с той громкой пузатой тёткой, с которой она успела разругаться в пути.
– Завидую тебе. Ты ехала с мемберами, – сказала она Пелагее. – В отличие от своих менеджеров, они каждый день принимают душ, пользуются дезодорантами и ходят в салоны красоты. Считай, тебе повезло, что ты очутилась по ту сторону баррикад.
– А могла бы вообще не очутиться, – проворчала та, копаясь в саквояже, – если бы не ты.
– Звучит как упрёк, – обиделась Юлиана. – Между прочим, не каждому дано познать сладость популярности. Подумай только, какой у тебя впереди жизненный опыт.
Жизненный опыт, о котором она упомянула, обрушился на Пелагею буквально этим же вечером. Побродив по бульварам и площадям солнечной Шерренды и сделав на память несколько снимков с участниками, Пелагея отправилась прямиком под свет прожекторов, во тьму пока ещё пустого гигантского зала.
В «Империал-арене» вовсю велись приготовления. Тестировалась работа аппаратуры и техники, эксперт по монтажу сцен придирчиво оценивал функционирование подъёмно-опускных площадок и телескопической кабинки, чьё назначение – передвигаться над зрительным залом с отдельными артистами внутри (для налаживания более тесных контактов с аудиторией, так сказать).
Несмотря на бархатную пустоту рядов, в зале всё равно было сложно на кого-нибудь не натолкнуться. Туда-сюда носился персонал, устанавливались камеры, суетились визажисты, экипированные пухлыми сумочками через плечо. Едва вошла группа во главе с Ли, суеты сразу же прибавилось. Каждый из визажистов, стилистов и парикмахеров счёл своим долгом наброситься на заранее намеченную жертву.
Надо было причесать и уложить волосы, а кое-кому даже подстричь; распределить костюмы для первого, второго, третьего выступления и далее по списку. Надо было нанести макияж, достаточно стойкий для четырёх часов почти непрерывной активности. И Пелагея уже не имела права этому сопротивляться так, как в агентстве.
Её напудрили и нарумянили от души, упаковали в чёрный брючный костюм с галстуком-бабочкой, добавили ей, изначально растрёпанной, теперь уже официальной, узаконенной лохматости, закреплённой лаком, и в таком готовом к употреблению виде отправили к остальным обработанным мемберам.
– Ну, красотка, – сказал Хёк, изучив её своими лукавыми, избыточно подведёнными глазами.
– Красавец, – ввернул Ши, чья физиономия в кои-то веки не лоснилась. – От парня не отличить.
– Фанатки ещё подумают, что в группу без их ведома добавили очередного участника, и снова начнут скандалить в сети, – хохотнул Шин.
– Пусть скандалят, – флегматично отозвался Йе, продолжая беспечно подпиливать ногти. Казалось, перед концертом у него напрочь выключаются механизмы, отвечающие за тревожность. – Генеральная сейчас будет?
– Вроде как.
Их позвали на сцену для генеральной репетиции, и для Пелагеи это было, как без плавательных навыков и страховки нырнуть в холодный бассейн, до дна которого больше пяти метров.
По закулисью и в чарующе-мрачной глубине зала носилось эхо. Неудивительно, если бы там же носились души умерших, которые скончались здесь от экстаза или были просто задавлены другими, более удачливыми фанатами во время столпотворения у сцены (говорят, случалось и такое).
Ногам Пелагеи было неудобно в узких начищенных туфлях, телу – в синтетическом костюме, лицу – под слоем декоративной косметики. Даже волосы будто бы страдали в укладке, каждый отдельный волосок. В дополнение к вышеозначенным страданиям, приходилось петь, танцевать (причём синхронно с остальными), следить в оба, чтобы не прозевать начало своей короткой партии, и не забывать о правилах перегруппировки. Одним словом, многозадачность.
На самом концерте было ещё хуже. Зрительные ряды заполнились под завязку, яблоку негде упасть. И Пелагею с непривычки мелко трясло. Земля уходила у неё из-под ног, когда ей на плечо легла уверенная ладонь Ши. Обернувшись, Пелагея встретила тонкую обнадёживающую улыбку, а потом… Что это было? Он ей подмигнул?
Следом её, вспотевшую и испуганную, с дружескими объятиями атаковал Кю.
– Я тоже боюсь, – шепнул он. – Мы все боимся, так что ты не одна. Да и не съедят тебя, в конце концов. Они не съедят. Я – могу, – коварно добавил он.
Их выход на сцену сопровождался дикими визгами из зала, рукоплесканиями и синими огоньками фанатских фонариков – во тьме они выглядели как светящийся морской планктон. Из колонок гремело вступление. Необъятный пиксельный экран демонстрировал портреты участников, тщательно отредактированные в графическом приложении.
Мемберы тем временем невидимками выстроились вдоль задних декоративных конструкций, скрытые от посторонних глаз до поры до времени, пока не закончится вступительная фонограмма и не полыхнут столбы пламени.
Пламя зрелищно полыхнуло, и стартовал первый совместный номер. Пелагея поначалу забыла, как дышать, и переживала, что её ноги от страха перестанут гнуться, как положено. Но, к счастью, тело не подвело, мышечная память отработала должным образом, и по окончании танца Ли одобрительно потрепал её по макушке прямо на виду у фанаток. Те тут же запищали и взорвались аплодисментами.
Часть мемберов покинула сцену для подготовки к следующему номеру, а остальные перешли ко второму выступлению, где также была задействована Пелагея. Страх отступал, пение и танцы даже стали приносить удовольствие. Никто не кидался в участников тухлыми овощами, а зрителей в зале, казалось, собралось ещё больше, чем было вначале.
Больше нечего было опасаться, и Пелагея с головой ушла в выступление, пока Юлиана болела за неё за кулисами. Всякий раз в перерыве при смене костюма и освежении макияжа Юлиана подбегала к ней с бутылкой воды, чтобы подруга хоть немного смочила горло, после чего профилактически прикрикивала на стилистов, чтобы те обращались с Пелагеей поуважительней. За это Юлиану, конечно, невзлюбили, но ей уже было всё равно. Главное, чтобы концерт прошёл благополучно. Главное, чтобы после концерта Пелагею не увезли на скорой.
Четыре часа истекло. Четыре насыщенных, загустевших часа, куда можно было бы запросто опустить ложку: она бы застыла там, как в засахаренном меду.
За это время состоялись и юмористические монологи под ярким светом софитов, и сольные номера, где каждый из мемберов продемонстрировал свой уникальный талант.
Пелагея была в ударе. Свой сольный дебют она обставила так, что зал рыдал и вызывал её на бис, хотя мстительные глазки антифанатов нет-нет да и поблёскивали во мраке. И в качестве превентивной меры сотрудники службы охраны даже уволокли из зала какую-то девицу. Девица намеревалась швырнуть в Пелагею не то муляжом дохлой крысы, не то гнилым помидором, версии очевидцев расходились.
А Кю особенно глубоко тронул зрительниц своей чувственностью и мягким тембром, и летели в него преимущественно цветы. Среди цветов, правда, попадались чьи-то бюстгальтеры далеко не первой свежести, но проблему сочли несущественной и пустили на самотёк.
Был финальный забег по пространственному сценическому кольцу с традиционным разделением куплетов (а вы пробовали петь во время пробежки?). Были бешеные прыжки и хулиганское (однако поощряемое большинством) разбрызгивание воды из бутылок на чужие головы.
Сразу же за воссоединением участников на центральной арене последовало их эффектное вознесение под потолок на выдвижной парящей платформе – под прощальную песню из положения сидя.
И несмотря на то, что Пелагея не страдала акрофобией, во время подъёма она мёртвой хваткой вцепилась в Ши и, кажется, так скривилась, что лидер Ли послал ей несколько обеспокоенных взглядов. А ведь надо было беззаботно, чтоб вас, болтать ногами, улыбаться и махать.
В общем и целом, от концерта у каждого из мемберов остались довольно приятные впечатления. Уставшие и весёлые, они ввалились в гримёрку эдаким паровозиком, держась друг за дружку и нервно хохоча.
Самое время для серьёзного разговора, подумала Пелагея.
Глава 14. Спрячь свою любовь
– Интересно, – как бы между делом сказала она, – родственников на концерты приглашать можно?
– Ещё как можно! – радостно гаркнул Шин, впопыхах уминая роллы из доставки. – Я, вон, своих родителей пригласил. И бабулю.
– У меня пришли мама и сестра, – добавил Хёк, отхлебнув кофе из бумажного стаканчика.
– Тогда в следующий раз, – сказала Пелагея, – я приглашу мужа.
Ши наигранно на неё вылупился и сделал вид, что роняет челюсть.
– Мужа твоей подруги?
– Нет, моего мужа. Извините, что раньше вам не говорила. Я замужем.
Кю из блаженно-уставшего в момент сделался мрачно-измученным. Куда-то сразу пропали и дурашливость, и расположение отпускать в адрес участников остроумные шутки.
– Ого, – поразился Ли, – ничего себе сенсация! Так-то у нас ни у кого из группы даже девушки нет. А ты уже замужем. Умереть не встать.
Повисла пауза. В отчасти похоронном, а отчасти восторженном молчании Ши с удивлённо-счастливой рожей хлопал Пелагею по плечу и жал ей руку в знак уважения. А затем все мемберы шокированно пронаблюдали, как их младшенький – сердитый и прямой, словно дорожный столб, – быстрым шагом покидает гримёрку.
Вот вам и серьёзный разговор.
Спохватившись, Пелагея вернула обстоятельно пожатую руку в своё распоряжение и, ничего не объясняя, метнулась за Кю.
Она догнала его на третьем по счёту лестничном марше, сообразив, что он поднимается на крышу. В его глазах стояли слёзы. Ох, стоило бы догадаться, что признание его ранит.
– Прости, я такой дурак, – запинаясь, проговорил он.
– Ты не дурак, – возразила Пелагея. – В любви нет ничего плохого. Просто нам с тобой не по пути, только и всего. Твоё предназначение – служить искусству.
– Плевать я хотел на предназначения! – вскипел вдруг Кю и, резко её оттолкнув, побежал наверх.
«Надо ли идти за ним сейчас? – сомневалась Пелагея. – Что он собрался делать на крыше?»
Памятуя о недавнем эпизоде с телом, обнаруженным в одном из элитных отелей, она не могла отделаться от мысли, что крыша и Кю – далеко не лучшее сочетание на сегодня. По некотором размышлении она схватила свой телефон, выделенный ей агентством, и отправила короткое сообщение на мобильник Ши: «Мы будем на крыше». Кажется, он единственный понимал, что между ними происходит.
Затем она собралась по привычке подобрать юбки, чтобы бегом пуститься за Кю, но обнаружила на себе тесный костюм, вздохнула и, сжав руки в кулаки, рванула по ступенькам.
Стояла ночь. Тучи плотно обложили небо, и в городе шёл дождь. Пелагея выбежала на кровельное покрытие и едва не поскользнулась, в последний момент ухватившись за битумную трубу. Вдали, за пеленой дождя, простиралось разноцветье искусственных городских огней, мозаика горящих окон в многоэтажках и лабиринты вымокших улиц.
Кю стоял к ней спиной прямо возле низкого парапета. Там не было никакого дополнительного ограждения: дунет ветерок – и ты в свободном падении.
Пока Пелагея раздумывала, как ей теперь поступить, миссию по спасению заблудших душ взял на себя Ши, стремительный и ловкий (хвала его спортивным увлечениям). Подлетев к парапету, он рывком оттянул Кю подальше от края и натурально на него наорал. Пелагея слушала этот образцовый ор и успокаивалась.
«Обормот ты, негодяй растакой! – костерил парня Ши. – Недавно из больницы выписался. Хочешь ещё?»
«Я не собирался прыгать».
«А зачем тогда людей пугаешь? Младшие должны слушаться старших, знаешь же правило? Так вот ты, малявка, сейчас вернёшься в костюмерную, утрёшь свои дурацкие слёзы и просидишь с нами до самого отъезда».
«А она?..» – проронил Кю и, обернувшись, засёк силуэт Пелагеи, которая как раз собиралась ретироваться.
«Тебя не должно касаться то, что она делает! – доносились до неё обрывки наставлений. – У каждого из вас своя история, и нечего раздувать из этого трагедию!»
Ши, конечно, понимал, что криком и нравоучениями ни одну душевную боль не заткнёшь. Но пусть Кю хотя бы притворится, что у него всё нормально. Зачем беспокоить мемберов? После концерта они и без того взвинчены, так к чему лишние волнения?
Поостыв и взглянув на ситуацию под другим углом, Ши убавил громкость и панибратски обхватил младшего за плечи.
– Слушай, я догадывался, что между вами двумя не всё так прозрачно, но некоторые вещи приходится принимать такими, как они есть. И если ты вправду испытываешь к ней тёплые чувства, будь добр, позаботься, чтобы эти чувства не доставили ей хлопот. Договорились?
В гримёрку они вернулись порознь, с некоторым интервалом, одинаково молчаливые и понурые, что само по себе уже выглядело подозрительно.
Кю, Ши, Пелагея – три мокрых печальных существа – давно вызвали бы вопросы, если бы не всеобщая усталость. Мемберам хотелось спать, спать, спать… Ну и подкрепиться для разнообразия. Шин доедал роллы, переключался на пиццу, и Хёк сонливо пенял ему на обжорство.
– Смотри, скоро в фургоне перестанешь помещаться.
– И как тебя ещё не захейтили? – поражался Рё, прижавшись щекой к гобеленовой подушке.
– Это потому, – с набитым ртом говорил Шин, – что я до безобразия харизматичен, ясно вам? У меня волевой характер, не то, что у некоторых.
Услыхав об откровенном заявлении Пелагеи, Юлиана назвала её смелой, но недальновидной. Попивая на яхте ядрёный коктейль под плеск волн за бортом, она небрежно указала на слабые стороны таких спонтанных поступков.
– Неплохо бы, – сказала она, – предоставить твоим парням… как там оно называется… вещественное доказательство. Муженька твоего живьём. Чтоб увидели и окончательно прониклись.
– Это ещё зачем? – ужаснулась Пелагея и поперхнулась коктейлем, которые осьминог ради развлечения готовил в свободное от махинаций время.
– Потому что, – безапелляционно воздела палец Юлиана, – они могут решить, что ты над ними подшутила, чтобы их раззадорить. И наоборот начнут за тобой ухлёстывать. А призовёшь своего Ли Тэ Ри из царства вечной тьмы и мерзлоты – и сразу поставишь жирную точку, по струнке перед тобой ходить начнут, лишнего слова не скажут.
– Решат, что подшутила? Да ну, вряд ли, – отмахнулась та.
Она припомнила Кю, крышу и слёзы, которые он обильно выплакал на этой крыше после того, как открылась шокирующая правда о её, Пелагеи, семейном положении. Она припомнила всепроникающий серьёзный взгляд филантропа Ши и разом отмела сомнения: не нужен им муж живьём, они и без него прекрасно прониклись.
С того дня, как после концерта она объявила участникам о своём статусе, Кю словно подменили. Весь его солнечный, лучезарный, кокетливый образ всё равно что туманами окутался. В его мире наступила безнадёжная осень, грубо сместив с пьедестала весну любви.
«Вот ты какая, – думал он, в одиночестве сидя за стойкой бара. – Сперва очаровала, пробралась в моё сердце, а потом туда же пустила отравленную стрелу. Замужем. Ты замужем. Разве же так можно?»
Кю был не из тех, кому совесть позволяет рушить чужие браки. Он был человеком, который при малейшей неустойчивости в жизни норовит разрушить себя.
Он принялся злоупотреблять алкоголем с усиленным энтузиазмом. После тренировок, фотосессий и выступлений на радио он частенько пропадал в барах, но без приятелей-собутыльников, которые, по его мнению, умели пить, а один-одинёшенек.
Его, капитально пьяного, стали замечать друзья, знакомые, высшее начальство и, что хуже всего, фанаты.
Впрочем, фанаты – это ещё полбеды. Они бедолагу в основном жалели и пытались оправдать. Куда плачевнее дела обстояли с антифанатами (они же пресловутые хейтеры).
Сначала они размещали в соцсетях посты с посылом примерно следующего характера: «Взгляните, до чего докатилась группа «Суп», после того как туда включили Пелагею».
«Золотой мальчик превращается в проклятие», – гласили вычурные заголовки единичных бложных статей.
Впоследствии таких заголовков стало больше, и во всемирной паутине всерьёз заговорили о том, что группе грозит распад.
Что ж, сторонние наблюдатели, равно как и хейтеры отчасти зрили в корень. И Пелагея, читая их посты, вновь стала подумывать о том, чтобы покинуть группу.
Но прежде чем она сделала хоть шаг по направлению к этому альтруистическому безрассудству, случилось то, что рано или поздно должно было случиться.
У Кю заметно ухудшился голос. Всякий раз, как он пытался петь на звукозаписи, вместо чистого, душевного звука из его гортани вырывались непонятные хрипы. Он с трудом попадал в ноты, и некоторые списывали это на сезонность. А другие, например, практичный директор Хаджиман, без разговоров отправили парня к фониатру.
– Всё плохо, – после осмотра и рентгена постановил фониатр. – Всё очень плохо. У вас на связках узелки. Вы часто пьёте спиртное?
– А что, есть связь? – ответил поникший Кю.
– Не у всех от алкоголя бывают подобные осложнения. Но если речь идёт о певце, который часто и неправильно напрягает связки, алкоголь может вполне стать последней каплей. Вам понадобится операция, иначе вы больше не сможете петь.
Кю вышел от врача как громом поражённый. Пение – его жизнь. И похоже, для того, чтобы эта жизнь продолжалась, ему придётся провести какое-то время в больнице, от одного упоминания о которой его начинает подташнивать. Опять больница.
Группа узнала о заключении медика и мобилизовалась на великий подвиг: склонить младшего к операции. Лишиться солиста с медовым тенором стало бы для них катастрофой.
– Иди и пусть тебя прооперируют, Кю, – настаивал Ли. – Это тебе знак свыше, если хочешь. Отныне или выпивка, или мечта.
– Соглашайся, – ворчал Йе, – если мы ещё хоть что-то для тебя значим.
Ошеломила ли новость Пелагею? По правилам, ей положено было проявлять равнодушие, но оно что-то не проявлялось.
«Останусь, – смирилась она. – Помогу ему ещё раз. И на этом всё».
– Как ты собираешься помочь? Опять ладонь ко лбу приложишь и скажешь «выздоравливай»? – с резонным замечанием вскинулась на неё Юлиана. – Предоставь хирургам позаботиться о его связках, ладно? Оставь свои чудеса на тот случай, если не будет надежды.
– Я собираюсь исцелить его сердце, – надулась Пелагея. – Он ведь из-за меня страдать начал и по моей вине запил.
– Ерунды не городи, – разозлилась та. – Не из-за тебя, а сам по себе, потому что слабак человек. Брать на себя ответственность за поступки других – гиблое дело, так что даже не пытайся.
Но Пелагея твёрдо вознамерилась наступить на старые грабли и пристала к Кю, когда тот, раздосадованный и потерянный, гулял по дивному осеннему парку на территории агентства.
– Тебе когда на операцию? – робко интересовалась она. – Сколько недель потребуется на восстановление?
Кю вздыхал. Деревья роняли листву. Холодный ветер вынуждал прятать руки в карманах (своих, соседних – не суть).
Пелагея без зазрения совести сунула руку в карман куртки Кю, даже не подозревая, что такое обычно проворачивают влюблённые парочки. И ободряюще сжала его кисть.
– Всё будет хорошо. Тебя вылечат. Ты будешь петь, как раньше. И даже лучше. Знаешь, я думаю, директору стоит заняться тобой вплотную. Хочешь, я замолвлю за тебя словечко?
– Скоро выходит твой сольный альбом, – сказал Кю и без особой охоты, словно бы с усилием убрал её руку из своего кармана. – Думай лучше о себе.
Он полагал, что его последняя фраза прозвучала достаточно жёстко для того, чтобы Пелагея ушла. Но она почему-то осталась и продолжила прогуливаться с ним за компанию.
– Сначала та авария, – прошептал Кю. – Я четыре дня лежал в коме… А теперь наросты на связках. Ну что за жизнь!
– У тебя завтра выступление на ярмарочной площади, – проронила Пелагея. – Как ты будешь петь?
– Я справлюсь. Справлюсь.
К парку незаметно подошла тяжёлая, набухшая туча. Когда из тучи хлынуло, они, не сговариваясь, побежали в ближайшее укрытие – в беседку, обнесённую колючим кустарником и практически скрытую от посторонних глаз.
И там, стоя вдвоём, пытаясь отдышаться и убирая с лица намокшую чёлку, они ненароком зацепились взглядом друг за друга: смешные, как растрёпанные воробьи; потерянные в этом большом мире существа-противоположности. Порядок – и хаос. Лесная глубина покоя – и жалкий мятущийся страх, огонёк свечи, которую вот-вот задует ветром. Которую неодолимо хочется защитить.
На сей раз инициативу проявила Пелагея. Она сделала шаг навстречу и заключила Кю в объятия, легонько похлопывая его по спине.
– Идёт дождь, – тихо пояснила она. – Значит, надо обняться.
Она замолкла, и две минуты между ними стояла надорванная тишина.
– Это ты так дразнишь меня? Хочешь дать ненужную надежду? – хрипло проговорил Кю.
– Ничего подобного, – отозвалась Пелагея. – Я хочу, чтобы ты знал, что я не брошу тебя. Замужем я или нет, какое это имеет значение? Как насчёт того, чтобы просто дружить? Ты не рассматривал такой вариант?








