Текст книги "Пелагея и принц осени (СИ)"

Автор книги: Julia Candore

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Глава 5. Ключ ценой в тринадцать лет

В буфете было не протолкнуться, и среди столиков, забитых под завязку, относительно свободен был лишь тот, за которым, насупившись, восседала Юлиана. Она отпугивала людей одним своим грозным видом, но данное обстоятельство не помешало Пелагее к ней подсесть.

– Знакомься, Кю, это Юлиана, – сказала Пелагея.

– Надо же, какие кадры! – поразилась та при виде идеального носа, идеальных губ и не менее идеальных глаз миндалевидной формы, которые, вдобавок, были без двойного века.

Правда, затем она заметила рыхлую кожу на щеках, тщательно замазанную тональным кремом, и к внешности парня поостыла.

– Ты тоже новенький? А почему тогда не с нами? – спросила она на ломаном нимерийском. Ага, стало быть, за изучение языка уже взялась.

– Я трейни, но у меня своя программа. Вы попали на шоу. А я был выбран агентством напрямую, и у директора на меня какие-то планы. Пока не знаю, какие. Но вообще, у меня мечта петь баллады.

– Звучит как что-то древнее и занудное, – скривилась Юлиана.

– У вас, может быть, и древнее, а в нашей культуре так зовутся медленные песни. Поскольку на эстраде преобладают быстрые танцевальные, баллады встречаются довольно редко. Но, кажется, они много кому по душе, – сказал Кю.

Юлиана в два счёта опустошила свой стакан, где плескалось что-то тёмное, и подвинула второй Пелагее. Надо же, какая предусмотрительная! Позаботилась о том, чтобы достать сразу два, хотя было совершенно не ясно, присоединится к ней подруга или нет.

– А ты возьми бутерброд. Худой, как жердь, – обратилась Юлиана к Кю. – В меня уже, если честно, просто не лезет.

На урок актёрского мастерства они прибыли за минуту до начала. Круглая аудитория-амфитеатр с восходящими рядами и возвышением посередине была заполнена лишь наполовину. На возвышении стояла женщина.

Сперва Пелагее показалось, что перед ней статуя: короткая стрижка с зачёсом на одну сторону, чёткие скулы, гладкая кожа без единого изъяна, упрямый острый подбородок и точёная фигура, обтянутая дорогой тканью… Женщина действительно напоминала скульптуру. Но вот она двинулась, заговорила, приветствуя вошедших, и у Пелагеи случился когнитивный диссонанс.

– Не опаздываем! Проходим, садимся! – скомандовала «скульптура».

От её густого, пронзительного голоса в груди будто бы искрило. Хотелось не то спрятаться под столом, не то подойти к этой дамочке и залепить ей рот пластырем, чтобы не действовала на нервы.

Пройдясь между рядами, она раздала ученикам по небольшой брошюре с заголовком «Призрак». Само собой, тоже на нимерийском. Юлиана немедленно полезла в мобильный телефон, где был установлен онлайн-переводчик. А что касается Пелагеи, то она до сих пор обходилась без средств связи, зато обладала порядочным словарным запасом в голове.

– Это сценарий, – пояснила наставница. – Первый час вы репетируете в парах по ролям. А затем каждая пара выйдет на сцену и выступит с заученным отрывком. И не забывайте, вы в прямом эфире.

Юлиана тихонько фыркнула. Ну-ну, попробуй тут забудь, когда по аудитории постоянно шастают суетливые типы с камерами на штативах и регулярно суют тебе эти камеры в лицо.

С горем пополам вызубрив свою роль, состоящую от силы из нескольких реплик, Юлиана заявила, что готова. Пелагея к тому времени тоже справилась, ей предстояло играть Призрака, который ведёт главную героиню к себе в подземное логово.

«Призраку» не очень-то шло платье с оборками и растительным орнаментом, поэтому ей предложили набросить на плечи чёрный шуршащий плащ из какой-то дешёвой материи. Кудрявые волосы оттенка гречишного мёда тоже были «Призраку» не под стать, так что пришлось Пелагее нацепить на себя ещё и парик.

Итог вышел внушительным. Всем коллективом сообща облик Пелагеи был признан пригодным для театра: чего стоили одни её выразительные брови и пухлые губы, не тронутые ни помадой, ни карандашом, но всё равно безупречно яркие и контурные на фоне алебастровой кожи.

Юлиана тоже была вне всяких похвал, ей даже реквизит не понадобился. Сыграть утончённую невинность? Да пожалуйста, сколько угодно! Она отлично справилась на сцене со своей небольшой ролью. И голос не дрогнул, и походка не подвела.

Но Пелагея настолько вжилась в своего персонажа (тут вам и суровость интонаций, и мимика, и аура таинственности, ей абсолютно не свойственная), что утончённая невинность главной героини вскоре отошла на второй план.

И в актёрском мастерстве подруга её переплюнула, подумать только!

Юлиана осталась крайне недовольна результатом и остаток урока, скучая за партой рядом с Пелагеей, гадала, какие ещё сюрпризы преподнесёт ей будущее.

Между тем время шло. Минуты неслись, словно с цепи сорвавшись. День сменялся днём, деньги на счету Юлианы таяли (ибо общежитие новичкам выдавать не торопились, а жить где-то было надо). Таяла её уверенность в себе.

Пелагея была слишком прекрасна. Преступно, возмутительно хороша. И, судя по всему, больше не планировала «вылетать». Она использовала свои скрытые способности по максимуму. Танец постепенно заучивался, притворство на театральной сцене играло новыми красками. А после индивидуальных выступлений у микрофона вся группа, и съёмочная в том числе, выходила из кабинета в слезах.

Неделя пролетела, как один миг. Первый тур в прямом эфире завершился, и на доске объявлений (какой, однако, допотопный способ) вывесили список имён в порядке убывания суммарного балла.

Имя Пелагеи значилось в списке на первой строчке. Юлиана спустилась чуть ниже и занимала не менее завидную пятую строку. Двое человек, обнаруживших свои инициалы на нижних позициях, тихо развернулись и ушли, и больше их никто не видел.

Юлиана решила, что настала пора раскрыть Пелагее всю правду о своём финансовом положении.

– Мы на дне, – угрюмо сообщила она, сидя в буфете за стойкой. – Мы в глубокой яме, если ты понимаешь, о чём я. Мои финансы поют романсы. Это значит, что нам больше не светит номер в гостинице. А лодка, сама видишь, во власти осьминога.

– Не преувеличивай, – сказала Пелагея, но всё же призадумалась. – Я попробую подойти к директору Хаджиману.

– Точно! Спроси у него, есть ли места в общежитии.

Директор Хаджиман принял Пелагею без промедления, словно она не какая-нибудь заурядная трейни, а посол из далёкой могущественной державы, с которой жизненно необходимо установить партнёрские отношения.

– Садитесь, садитесь, – улыбаясь со всей доступной ему благожелательностью, сказал он. – Вы по какому вопросу?

– Вопрос денежный, – без предисловий выдала Пелагея. – У нас с Юлианой закончились глории, и мы не можем снимать номер в гостинице. Есть ли у вас свободные комнаты в общежитии?

– По правилам, – сказал директор, – мы заселяем туда только тех, с кем у нас подписан контракт. Если вы прямо сейчас согласитесь подписать контракт, мы без проблем выделим вам комнату. На двоих, верно?

– Контракт подразумевает деятельность, – помедлила Пелагея. – Индивидуальную или групповую?

– И то, и другое, – засиял глазами Хаджиман. Его лысина под большой круглой лампой тоже словно бы засияла. – Можно совмещать. Кроме того, предусмотрено участие в выездных шоу на открытом воздухе, туристических программах, благотворительных концертах, съёмки в рекламе и клипах. Вы не пожалеете.

Поколебавшись немного, Пелагея сказала, что согласна, и ей без дальнейших разговоров подсунули документ, сплошь исписанный мелкими печатными иероглифами.

«Подпишу, – думала она, не подозревая о подводных камнях, – и получим жильё, не придётся сводить концы с концами».

«Подпишешь, – ликовал в предвкушении директор, – и твой сладкий голос станет моим на тринадцать лет».

Про тринадцать лет Пелагея, конечно же, в договоре не прочитала. Она вообще не особо-то вчитывалась. Обозначена зарплата – и ладно. А то, что процент дохода мизерный и грести деньги лопатой будет в основном агентство, совсем уж микроскопическими буквами было указано на обороте. Но кто туда заглядывать станет?

Когда она поставила подпись и рутинные бумажные дела были улажены, ей вручили ключ от комнаты в общежитии, показали, где, собственно, оно находится и как туда попасть, а после радушно распрощались.

Она вышла из кабинета директора с персональным магнитным пропуском, копией контракта и почти нос к носу столкнулась с Кю. Весь его вид вызывал желание обнять, погладить по головке и спросить, что случилось. Он был совсем не радостный.

– Представляешь, – сказал он, – меня перевели в группу. Я хотел петь баллады, а меня зачислили в какой-то дурацкий ансамбль с нелепым названием «Суп».

Тут можно было бы ввернуть, что сварится он в этом супе, как нечего делать, если бы не языковые различия. На нимерийском слово «суп» не имело ничего общего с такими понятиями, как «бульон», «поджарка» или «мясная нарезка». Оно вообще не несло никакой смысловой нагрузки и было лишь досадным сокращением слова «супер». Здесь решительно всё любили сокращать. Им и времени-то вечно ни на что не хватало (наверняка тоже нечаянно сократили и забыли).

– А ты попробуй с ними повыступать, – сказала Пелагея, когда он вконец пригорюнился. – Глядишь, там и в солисты выбьешься. Кстати, я тут договор заключила.

– Как? – удивился Кю. – Ты ведь всё ещё в проекте, только неделя прошла. Первая строчка списка не гарантия. Странно…

– Знаю, что странно. Зато нам дали комнату в общежитии. У нас денег кот наплакал, за гостиницу платить нечем.

– Так обратилась бы ко мне! – воскликнул парень. – У меня отец академией заведует, мать управляет кофейней, несколько зданий в аренду сдаётся. Да мы просто неприлично богаты!

Пелагея потупилась, сминая контракт во вспотевших руках.

– Просить тебя было бы как-то неудобно. Да и поздно уже, договор-то я подписала. К тому же, чем плохо, что я теперь стану в агентстве работать? Мы сможем часто видеться, я буду поддерживать Юлиану… Это ведь из-за неё я в Нимерии оказалась, она очень хотела попасть на эстраду.

Кю почесал в затылке и робко улыбнулся, прищурив глаза.

– Да уж, мы с тобой теперь в одной лодке. В принципе, знаешь, я рад, что так сложилось. Пусть моя мечта пока не сбылась, я это как-нибудь переживу. Начинать с малого, да и вообще начинать – прекрасно само по себе.

– Не «как-нибудь переживу», а «постараюсь», – усмехнулась Пелагея. – Надо формировать правильные установки. Я тоже постараюсь, если от меня будет зависеть чужой успех.

Пожелав Кю плодотворной работы, она направилась к Юлиане, поманила её, приунывшую, звонким брелоком с ключами на металлическом колечке, и та прямо преобразилась.

– Что? Да неужели?

Она чуть не грохнулась с высокого барного стула, на котором сидела, и с комическим выражением на физиономии подскочила к Пелагее.

– Он правда отдал тебе ключи? Как у тебя это получилось? Магию применила?

Пелагея умолчала о контракте, чтобы раньше времени Юлиану не разочаровывать. Пусть пока думает, что в деле замешано какое-нибудь древнее колдовство фей. Это ведь ей, а не Пелагее, следовало бы подписать контракт. Это ведь она на сцену рвалась, строила планы, лелеяла надежды. А тут какая-то невнятная мымра из тёмного леса в первом же раунде на верхнюю строчку залезла – и сразу ей договор. Вот где справедливость, спрашивается?

Глава 6. Якорь ты мой любимый

Юлиана приволокла сумки с вещами из гостиницы в общежитие, позавидовала магнитному пропуску Пелагеи и на лифте добралась вместе с ней до комнаты номер триста шестьдесят семь.

Не сказать, чтобы комната была просторной. Скорее, уютной, с прочной двухуровневой кроватью, совмещённым санузлом, шкафом в прихожей – тоже чрезвычайно компактным, шторами в красный ромб на широком окне и небольшой, но вполне вместительной кухней, где стоял выключенный холодильник.

Юлиана побежала устраиваться и заявила, что будет спать на нижней кровати. А тебе, подружка, достанется лестница наверх, ха-ха.

Пелагея решила, что неплохо бы разложить кое-что из личных вещей, чтобы соседка ненароком не оккупировала все имеющиеся горизонтальные поверхности. А потом стукнула себя по лбу: она забыла в гостиничном номере своё второе платье – с болотными ягодами, вышитыми на подоле.

Сказав, что скоро вернётся, она в расстройстве сделала по комнате несколько шагов, пару поворотов, обернулась горлицей (не подумайте, обычное дело) и вылетела в открытую форточку, чтобы лишний раз не бегать по городу на своих двоих. Назад она примчалась в человеческом обличье, ибо ну какая горлица утащит свёрток с тяжёлым платьем? И застала Юлиану за чтением занятного документа.

Юлиана сидела на нижней полке двухъярусной кровати, для пущей устойчивости опершись на руку, и беззвучно шевелила губами, пытаясь разобрать иероглифы. Её знаний нимерийского оказалось достаточно, чтобы постичь суть и прийти в ужас.

Документ был копией контракта, которую директор Хаджиман вручил Пелагее и которую она по рассеянности вынула из кармана. Юлиана до этой копии добралась, и краска буквально сошла с её лица.

– Это что? Что это такое, я тебя спрашиваю? – подняла голову она. – Договор на тринадцать лет? Умом тронулась? А как же твой кот? А как же твой муж? Ты ведь хотела вернуться в лес. Пелагея, тринадцать лет, ты что?!

– Без договора мне не дали бы комнату… Постой, а где там тринадцать лет?

– Вот! – Юлиана ткнула пальцем в мелкий текст на обороте листа. – Даже я, неграмотная, увидела. А ты балда. Так из-за невнимательности и жизнь свою разрушить можно.

– Не думаю, что разрушу свою жизнь, – тихо проговорила Пелагея. – Кроме того, в агентстве есть человек, который, похоже, во мне нуждается…

– Если ты про директора, то он точно так же много в ком нуждается. Но ему нужна не ты, а те доходы, которые ты принесёшь. Только взгляни на смехотворный процент, который он собирается тебе отчислять! Он будет просто стричь с тебя купоны, тупица!

Пелагее было обидно, однако она молча проглотила и «балду», и «тупицу», понимая, что Юлиана реагирует необдуманно и сгоряча.

– Но разве ты сама не хотела бы заключить договор?

– Хотела бы. Но не на таких людоедских условиях. И ситуация у меня другая. Я подготовила к этому друзей, родных, даже Кекса с Пирогом. Скажи мне, Ли Тэ Ри готов, что ты тринадцать лет будешь впахивать на какого-то постороннего мужика из Нимерии? Да за это время можно состариться и умереть!

Пелагея терялась в мыслях. Вероятно, думала она, директор каким-то образом выведал, что она ни состариться, ни умереть не в состоянии. И муж её, великодушный эльф Ли Тэ Ри, всё поймёт и простит, а может, ему даже прощать не понадобится, ибо не за что.

Но Юлиана вот почему-то вскипала. И краснела, и бледнела, и громы с молниями метала. Давилась от злости, словно ей нанесли личное оскорбление.

– Ну ты глупая! Ну ты…

Тут она вдруг расчувствовалась, заревела и полезла обниматься.

– Прости, прости. Я тебе столько гадостей наговорила, – бормотала она, стиснув Пелагею в объятиях и поливая слезами её плечо. – Ты ведь как лучше хотела, ради меня старалась. Кто же знал, что так повернётся. С дуба рухнуть можно, тринадцать лет… Ты ведь и сама наверняка не рада.

– Не рада, – подтвердила та. – Зато теперь в агентстве у тебя есть целый один якорь.

– Якорь ты мой любимый, – прохлюпала носом Юлиана. – Извини меня за то, что я тут устроила. Я порой такую чушь несу, саму от себя тошнит.

– Да всё в порядке, – заверила Пелагея, похлопывая её по спине.

Интересно, думала она, кто тут кого ещё успокаивать должен? Раздобыть, что ли, в местной аптеке седативных трав? А то ведь не уснёт ночью ни она, ни Юлиана.

Впрочем, они бы и с травами не уснули.

Комнатой выше кто-то полночи играл на пианино и горланил песни хорошо поставленным баритоном. Юлиана скрежетала зубами. Отчасти потому, что и у неё руки чесались поиграть, а отчасти…

– Эй там, нарушители общественного порядка! – выкрикнула она, откинув край одеяла. – Сейчас в полицию позвоню!

Наверху затихло. Послышались шорохи, топот и звук падающего тела. Потом тело поднялось, прошлёпало к выходу и было выставлено на площадку.

Вечеринки у них, у общажных, видимо, носили регулярный характер. На следующую ночь народные гуляния повторились, и тогда уж Юлиана не стерпела – отправилась собственнолично отношения выяснять.

Как обнаружилось, это у соседей работа такая. Они вели съёмки сериала, где в главных ролях числятся горькие пьяницы: товарищи в основной массе творческие, предпочитающие выпить чего покрепче, освежить репертуар и повеселиться со своими дружками-знаменитостями. Команда, которая снимала всё это безобразие на камеры, вывалила на Юлиану скоропостижные извинения и поклялась, что отныне никто и никогда в номере наверху шуметь не будет.

Между тем события дня текли своим чередом. Шоу с кандидатами на вылет продолжалось. Пелагее по-прежнему надо было участвовать в «выживании» среди новичков, поскольку, как ей объяснили, это положительно скажется на репутации проекта.

Благодаря кабальному соглашению с минимальной зарплатой на тринадцать лет, сама Пелагея уже ничем не рисковала и могла творить, что душе угодно. Напрягаться больше не было необходимости. Каждый день она всё больше раскрывалась, выдавая истинную себя. И её рейтинг от недели к неделе, к неудовольствию Юлианы, только возрастал.

Странную участницу в антуражном деревенском платье зрители обожали.

«Она такая милая», – писал какой-то аноним в интернете.

«Всё бы отдал, чтобы с ней встретиться», – страдал другой.

«Пелагея, ты прекрасна», – значилось среди самых популярных запросов в сети.

Боготворили её, в основном, мужчины. Женская аудитория предпочитала мужские группы. Такие, например, как «Суп».

Кю вписался в коллектив и довольно скоро там прижился. Он прослыл самым вредным и коварным «младшеньким», который то и дело отпускал шуточки в адрес старших участников. Пелагея слышала, что «Суп» успешно провели свой первый четырёхчасовой концерт, сорвали тучу оваций, пленили тысячи женских сердец и… Что? Попали в аварию?

Пелагея снова и снова листала новостную ленту в мобильнике Юлианы, будучи не в силах поверить своим глазам. Какая ещё авария? Как? Почему?

Согласно версиям очевидцев, тут постарались либо хейтеры, либо двинутые на всю голову фанатки, которые на машине преследовали фургон группы после концерта. А поскольку дело происходило поздним вечером на окружной дороге с плохим освещением, водитель в попытке отвязаться от нежелательного хвоста не справился с управлением, и автомобиль перевернулся.

На место почти сразу прибыла скорая. Преследователи скрылись. В комментариях негодовали: преступников следовало бы наказать, но кто их теперь поймает?

Худшее же заключалось в том, что часть состава группы серьёзно пострадала. Некоего Хёка доставили в больницу с травмами средней степени тяжести и осколками стекла в спине. У лидера группы Ли было сотрясение мозга и кровотечение, ему пришлось накладывать швы. Больше всего не повезло младшему – Кю.

У него оказались сломаны рёбра, бедро и ступня. Он потерял много крови и был доставлен в отделение интенсивной терапии, где, как сообщалось в разных источниках, впал в кому.

Пелагея перечитывала статьи снова и снова. Её руки дрожали.

– Ты так мне всю батарею посадишь, – возмутилась Юлиана, но тотчас почуяла неладное: – Эй, что с тобой?

– Т-там Кю, – дрожащим голосом проговорила Пелагея. – Он в больнице.

– Кошмар… Но чего мы, собственно, ждём? Собирайся, поехали. Вызовем сейчас такси, – активизировалась Юлиана и выхватила у неё телефон. – Тут приложение есть. Собирайся, я сказала! – гаркнула она.

Пелагея встрепенулась и бросилась переодеваться.

В больнице возле регистрационной стойки заграждали проход какие-то парни – все, кроме одного, тощие, как спицы. Упитанный негодовал больше остальных.

– Почему мы не можем пройти в палату к нашему другу? Мы ведь тоже ехали в том фургоне! Да мы почитай что братья!

– Он в критическом состоянии, и в реанимацию вас не пустят, – стойко держалась медсестра.

Юлиана ускорила шаг, обошла Пелагею, чуть ли не теряющую сознание, и потребовала у упитанного конкретики.

– В какой палате? Где реанимация?

– Вас тоже туда не пустят, дамочка, – понуро пробасил тот. – Вы ему кто? Если фанатка, то выход там.

– Не фанатка, а знакомая. По мне, что ли, не видно, что я самодостаточная женщина?

– Да кто вас знает, самодостаточных, – проворчал упитанный.

Тихонько выругавшись междометиями, Юлиана отошла от неприветливого типа, но её попытки узнать расположение реанимации на этом не закончились. Она осмотрелась. Повсюду сновали люди в белых халатах, плакали чьи-то родственники, стучали колёсами транспортировочные медицинские каталки. Чернели буквы навигационной таблицы под потолком.

– Анестезиология и реанимация. Второй этаж, сто двадцать третье отделение. Идём, Пелагея. Идём, хватит ворон считать!

Они преодолели лестницу и очутились возле указанного отделения. Коридор там тоже не пустовал. Тихая и кроткая, будто угасшая, женщина с короткой стрижкой всхлипывала на банкетке, её утешала молоденькая брюнетка (видимо, дочь). Грузный седеющий мужчина в очках спорил с доктором.

– Мы собираемся сделать трахеотомию. Но даже если она пройдёт успешно, вероятность остаться в живых всего десять процентов, – говорил врач.

– Если вы сделаете эту операцию, мой сын не сможет петь. Допустим, он выкарабкается. Как он будет жить? Петь на сцене – его заветная мечта, – донеслись до Пелагеи слова мужчины.

– Вы в своём уме? – шептал ему доктор. – Он умирает, а вы говорите о каком-то пении. Что важнее?

– Погодите, – вмешался ещё один врач, благообразный старик с выбеленной бородой, похожий на лекаря из древних свитков. Он только что вышел из операционной и снял маску. – Я могу использовать другой метод, не повредив пациенту голосовые связки.

– Сделайте это, пожалуйста, – вцепился в него мужчина. – Сделайте, прошу вас. Я всегда был против того, чтобы мой сын пел. Но сейчас, когда он без сознания, только я могу защитить его мечту. И вы…

И я, подумалось Пелагее. Я же тоже могу.

Всё это время у неё ком стоял в горле. Хотелось плакать. А ещё растолкать тех, кто мешает пройти, и ринуться к Кю в палату. У неё нет медицинского диплома, и она не может провести операцию, но её прикосновения… Они ведь прежде уже не раз спасали. Её прикосновения целительны. Если б только можно было…

Так, секундочку. А кто ей запрещает превратиться в горлицу? Окна в операционной, конечно, скорее всего, закрыты или вообще отсутствуют. Но если как-нибудь исхитриться… Птице ведь проще проникнуть куда бы то ни было.

«Прежде чем сдаваться, надо хотя бы попробовать, – сказала она себе. – Иначе совесть замучает. Топай давай в туалет, превращаться будем».