Текст книги "Личный интерес (СИ)"

Автор книги: Ifodifo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Джон задумался над ее словами. Логика у Гарри явно хромала, стоило хотя бы вспомнить о насильниках и убийцах, в которых, уж точно, не было никакой божьей частицы, но вступать в теологический спор с сестрой не хотелось. В данный момент его интересовало другое.

– Так ты любишь Тину? – спросил он осторожно.

– Что? Нет! Тина, это… – сестра замялась, – скорее, увлечение. Удовлетворение желаний плоти. Не отвлекай меня, я веду к тому, что любить – не зазорно. Отец не прав, налагая на нас свои дурацкие правила. Нет ограничений, только чувства. Вот скажи, ты меня любишь?

Джон на всякий случай кивнул, и сестра воодушевилась. Схватив его за руку, она приложила его растопыренную пятерню к собственной груди, весьма скромной по сравнению с грудью Тины, и Джон, перепугавшись, попытался руку вырвать, но сестра держала крепко. В некоем фанатичном экстазе, она шептала, глядя на него:

– Ты любишь меня, я люблю тебя. И в этом нет ничего запретного… Хочешь, я обниму тебя, как Тину? – Джон испугано замотал головой, еще раз попробовав вырвать руку. – Не бойся, я знаю, ты хочешь…

Она все еще прижимала одной рукой его руку к своей груди, а другой скользнула под одеяло и накрыла пах Джона. Удивленно распахнув глаза, она выпустила его руку:

– Не хочешь… – прошептала пораженно.

На лице застыло обиженное непонимающее выражение. Она отодвинулась от него, села в кровати, откидывая одеяло, повернулась к нему худой спиной.

– Гарри, – позвал Джон тихо, но она проигнорировала, поднялась и также бесшумно, как пришла, исчезла из его комнаты, даже дверью не скрипнув.

Джон выдохнул с облегчением, размышляя, почему не возбудился. В его возрасте тело, переполненное гормонами, реагировало определенным образом даже на совокупляющихся собак, а тут полное упадничество. Впрочем, рефлексировать долго о странном поведении сестры и собственной реакции Джон не стал, молодой организм брал свое – хотелось спать после пережитого потрясения. Наутро впечатления от дневных и ночных откровений поблекли, а к вечеру и вовсе истлели. Сестра уехала погостить к подруге, а Джона местные приятели позвали на ночную рыбалку. Когда они встретились с сестрой в следующий раз, то просто сделали вид, что ничего не было. Однако прежняя близость и доверие ушли безвозвратно, что-то сломалось между ними. Они оба изменились, изменился мир. И лишь иногда Джон тосковал по тем временам, когда сестра была для него жизненным ориентиром.

Джон останавливается, задумчиво тянет в рот ручку:

– Ну что, в качестве первого сексуального опыта засчитывается? – интересуется он натянутым и преувеличенно бодрым голосом.

Шерлок косится в его сторону:

– Засчитывается. И я бы сказал, доктор, что у вас тоже проблемы, – Шерлок пытается шутить. – Кстати, рассказ очень в духе Вирджинии Вульф. Чувствую, эта дама вам близка…

– О, нет-нет, – смеется Джон. – Знаете, как русские делят всех читателей на тех, кто любит Толстого, и тех, кто любит Достоевского, так и нас, англичан можно разделить на тех, кто любит Вирджинию Вульф, и тех…

– Кто ее не любит, – заканчивает Шерлок. – Я далек от литературы, Джон, меня больше интересуют живые люди. Лучше вернемся к вашему сексуальному опыту. Ведь было что-то дальше?

– Все еще ждете страшной истории от меня? – вздыхает Джон, что-то задумчиво выводя в своем блокноте. – Уверяю, ничего такого, обычные юношеские страсти.

– И тем не менее я настаиваю, – Шерлок, поддавшись порыву, протягивает руку и касается руки Джона, отчего оба замирают испуганно, не решаясь друг на друга посмотреть.

Шерлок убирает руку, а Джон спешит продолжить рассказ, чтобы заполнить образовавшуюся неловкую паузу словами.

В восемнадцать лет Джон встретил Бекки Дуглас. Они поселились по соседству с Ватсонами. Джон учился в римско-католической школе, а Бекки в муниципальной. Иногда они встречались по дороге домой и дальше шли вместе. Бекки нравилась Джону легкостью нрава и округлостью форм. Они были ровесники, но Бекки выглядела старше, возможно потому, что активно использовала косметику и одевалась смело, по мнению самого Джона, и вызывающе, по мнению его отца. Бекки пользовалась популярностью среди ребят своей школы. Джон частенько наблюдал, как за ней заезжают на машинах или подвозят до дома. В тот раз они встретились случайно. Джон по привычке взял ее сумку, а она шла рядом и болтала что-то о предстоящем дне всех святых. В школе Джона этот праздник не отмечали, а в школе Бекки затевалось что-то грандиозное. Джон особо не слушал болтовни Бекки, заглядевшись на ее круглые коленки, и когда она что-то спросила, по-глупому захлопал глазами, упустив нить разговора. Бекки понимающе усмехнулась.

– Ты когда-нибудь уже этим занимался? – спросила она доверительно.

Смущаясь, Джон мотнул головой, понимая, о чем она спрашивает.

– А ты? – не удержался он от встречного вопроса.

– Уже два раза с Биллом и Тедди, – ответила та. – Так, ничего особенного, но было приятно, когда… – она покраснела и замолчала. Некоторое время они шли молча, смущаясь друг друга. – А хочешь попробовать? – неожиданно предложила Бекки. – В смысле, ты симпатичный, и я была бы не против с тобой… – она принялась накручивать на палец золотистый локон.

Джон задохнулся от накатившего возбуждения, едва представил себе, как дотрагивается руками до коленок Бекки, поспешно кивнул, сглатывая.

– У вас дома кто-то есть сейчас? – деловито спросила Бекки. Джон помотал головой. – Тогда пошли к тебе, – скомандовала она. – По-быстрому все сделаем, я тебя научу…

Джон, не веря собственному счастью, ускорился, боясь, что Бекки передумает. Слава богу, дома никого не оказалось. Гарри еще не пришла из школы, мама была на собрании благотворительного комитета, а отец еще не вернулся с работы. В комнате Джона Бекки тут же оккупировала его кровать, скинув босоножки и стянув платье. Оставшись в трусиках и бюстгальтере, Бекки похлопала рядом с собой.

– Раздевайся и иди сюда, – скомандовала Джону.

Тот дрожащими руками избавился от кроссовок, джинсов и футболки и сел рядом с ней, смущаясь собственной эрекции, выпирающей из трусов. Бекки окинула его одобрительным взглядом.

– Ты ничего, не хлюпик, – резюмировала она. – Теперь обними меня, положи руки сюда и сюда, давай поцелуемся…

Джон выполнил все указания, почувствовав, как упирается напряженным членом в ее голое бедро. Это было приятное ощущение. А целоваться с Бекки оказалось умопомрачительно прекрасно. Мягкие груди аккуратно ложились в его ладони, совпадая в размерах, и Джон млел от ощущения вседозволенности, чуть сжимая их.

– Можешь снять лифчик, – разрешила Бекки шепотом, – можешь попробовать языком…

Джон застонал, приникая ртом к крупному темному соску. Ткань трусов намокла от выделившейся смазки. Возбуждение готово было разорвать его изнутри. Бекки чуть оттолкнула его, укладываясь на кровать поверх покрывала, раздвинула ноги. Джон завис, разглядывая выбивающуюся из-под кружева рыжеватую поросль. Как все рыжие, Бекки имела болезненно белую до синевы кожу с проступающими под ней дорожками вен, которую хотелось целовать и лизать, словно мороженое. Джон гулко сглотнул, стараясь дышать не так загнанно, Бекки хихикнула.

– Сними с меня трусики и засунь туда своего дружка, – дала она наставления. – Не бойся, это не больно.

– А нам не нужен презерватив? – спросил Джон в последней попытке быть галантным.

Бекки усмехнулась:

– Если сможешь, вытащи из меня его до того, как кончишь. Если не успеешь, не переживай. С одного раза не обязательно рождаются дети, дурачок.

– Но вдруг ты забеременеешь? – Джон уже стягивал трусы дрожащими руками.

– Тогда ты на мне женишься, – беспечно ответила Бекки. – Ведь женишься?

– Конечно, – искренне пообещал Джон, готовый хоть сейчас предложить руку и сердце. – Можно уже?

– Давай, – Бекки еще раздвинула ноги, согнула их в коленках и потянулась руками, чтобы помочь Джону, но тут дверь распахнулась, и на пороге возник грозный отец.

Джон в шоке наблюдал за тем, как его член опадает и съеживается.

– Мистер Ватсон, – пискнула Бекки, прикрываясь руками.

Джон распрямился, загораживая ее собой и давая возможность одеться, ощущая себя жалким и нелепым, в стянутых до колен трусах с безвольно висящим пенисом. Запоздало прикрыв пах ладонями, Джон проводил взглядом выбегающую из комнаты Бекки. Из-за плеча отца на него смотрела Гарри и перепуганная мама.

– Все вон! – взревел отец, опомнившись.

Внизу хлопнула дверь, и Джон вздохнул с облегчением, понимая, что по крайней мере, Бекки не убьют. Мама и Гарри исчезли, а отец шагнул в комнату, закрывая за собой дверь. У него было красное лицо и свирепо выпученные глаза. Никогда еще Джон не видел его таким отталкивающе неприятным.

– Паршивец! Грязный ублюдок! Ты мне не сын! – засипел отец, трясущимися руками расстегивая ремень на брюках. – Зря я тебя не порол в детстве. Вырастили на свою голову мерзавца, – его руки с волосками на костяшках пальцев, походили на толстых гусениц. – Ну что ж, пора заняться твоим воспитанием…

В воздухе свистнул ремень и приложился медной пряжкой по голой коже бедра, обжигая до слез. В тот день отец впервые избил Джона ремнем. Избил так, что тот не мог ходить в школу. С ним никто не разговаривал. Ел Джон отдельно и только раз в день. Отец заставлял его молиться, простаивая на коленях перед распятием, а по вечерам, снова снимал ремень и бил. Это продолжалось около месяца, по истечении которого Джону разрешили выйти из дома, чтобы сходить на исповедь. Падре Маккинон лишь сочувственно покачал головой, налагая епитимью, а потом долго беседовал с отцом, вразумляя и наставляя. Избиения прекратились, Джон вернулся в школу, но отчуждение в семье сохранились. Джон оказался на положении прокаженного. Даже Гарри старалась не смотреть на него, избегая общения. Как Джон доучился в школе этот год, он предпочитал не вспоминать. На выпускной он не пошел. Выбирая для себя ВУЗ, Джон точно знал, что уедет подальше. Оценки позволяли рассчитывать на стипендию, и когда Лондонский университет ответил готовностью принять Джона, он уехал не задумываясь. Провожать его никто из родных не пошел. Больше ни с отцом, ни с матерью Джон не общался. Гарри еще некоторое время жила в Шотландии с родителями, но потом также уехала в Лондон, где встретилась с братом, наладив утраченный контакт.

– Ну что, я удовлетворил ваше любопытство, Шерлок? – интересуется Джон.

– В какой-то мере, – кивает тот, из-под опущенных ресниц наблюдая за Джоном и тем, как нервно тот тискает в пальцах ручку. – И эта история как раз в лучших традициях Стивена Кинга, не находите?

– Вы, кажется, говорили, что далеки от литературы, – напоминает с вызовом Джон.

– У Кинга неплохо показана психология преступников с психическими отклонениями или зависимостями, – роняет Шерлок. – И мы так и не добрались до вашего первого сексуального опыта. Все это лишь прелюдия…

Джон вздыхает:

– Мне ведь не удастся отвертеться?

– Боюсь, что нет. Мы с вами люди слова – уговор есть уговор.

– Ваше отношение ко мне изменится в худшую сторону, – с сожалением произносит Джон. – А мне оно ценно…

Едва заметная улыбка трогает губы Шерлока:

– Вряд ли есть что-то, что заставит меня думать о вас плохо, Джон.

– Хотел бы я, чтоб это было так, – задумчиво говорит тот, – но раз вы настаиваете, что ж, щадить себя не буду.

В университете Джона заселили в комнату второкурсника Кларка Честертона, который не произвел поначалу на Джона особого впечатления. Кларк был высокий, тонкокостный, изящный, словно девушка, со странной смесью красоты и необычности: пепельные, будто седые волосы, серые глаза, мелкие черты лица, светлая кожа. По характеру он приближался к меланхолическому типу, был сентиментально чувствительным и по-детски обидчивым. Они довольно быстро сошлись. Джон со своим спокойствием и безграничным терпением уравновешивал редкую импульсивность соседа по комнате, а тот своей эмоциональностью и внутренней реактивностью вовлекал его в бурную университетскую жизнь. Отношения их изменились после одной из университетских вечеринок, когда Джон, заскучав, вернулся в комнату и застал там Кларка в объятиях Роззи Перкинс. Обнаженные переплетенные на кровати тела в лунном свете выглядели до невозможности прекрасными во взаимном желании и искренности. Комнату наполняли вздохи и невнятное бормотание, которое принято считать любовным разговором. Джон смутился собственного любопытства, попятился, налетел на косяк и чертыхнулся. Кларк мгновенно оторвался от вылизывания прелестей Роззи и оглянулся, встречаясь взглядом с Джоном. Роззи буркнула:

– Да проваливай уже, – ее срывающийся голос показался грубым.

Джон потянулся рукой к двери, нашаривая ручку.

– Стой, – Кларк отстранился от Роззи, поднимаясь, открывая собственную наготу и возбужденность Джону, – не уходи, – произнес спокойно, и повел рукой в сторону беспутно раскинувшейся Роззи, – хочешь? Присоединяйся, – он говорил серьезно и даже сделал шаг навстречу Джону, чтобы удержать того.

Джон посмотрел на Роззи, ее поднимающийся и опускающийся живот, возвышающиеся соблазнительными холмами груди и теряющееся в темной поросли лоно, и помотал головой. Он не хотел Роззи, но был возбужден. Взгляд опять прикипел к Кларку, его стройному подтянутому телу, идеальному красивому члену, чуть покачивающемуся и сочащемуся смазкой, которая длинной вязкой нитью тянулась вниз. Тяжело сглотнув, Джон отступил на шаг, собираясь сбежать, но Кларк понял и его намерение, и этот темный наполненный желанием взгляд, быстро пересек комнату и схватил за руку, удерживая.

– Роззи, убирайся, – велел ей властно, глядя в глаза Джону и касаясь сочащейся головкой рубашки Джона в районе живота.

– Ты с ума сошел, Кларк, – возмутилась девушка, – я готова, а ты прогоняешь… Ради какого-то козла…

– Проваливай, Роззи, – повторил невозмутимо Кларк, – это МОЙ Джон.

Джон явно под каким-то гипнозом наблюдал за тем, как девушка оделась, злобно плюясь руганью, и выскочила из комнаты. Кларк улыбнулся, когда она хлопнула дверью, и приглашающе развел руки в стороны:

– Иди ко мне, Джон, – и Джон сам не понял, почему шагнул в объятия этого странного парня.

Это был его первый раз, самый-самый первый раз. Девственник Джон, сгорая от нетерпения и страсти, неумело подготовил Кларка и вошел в него, наверняка причиняя боль. Контролировать себя получалось плохо, Джон едва сдерживался, чтобы не начать вколачиваться в узкого и горячего Кларка, но тот лишь стонал, сам насаживался и просил не осторожничать. Секс оказался фантастическим. Джон кончил бурно, едва не потеряв сознание, почти одновременно с Кларком, о котором, в силу неопытности, даже позаботиться толком не смог, но все случилось само собой. Позже они лежали в объятиях друг друга, и Кларк, нежно гладя и целуя Джона, сказал, что тот был великолепен. У Джона глаза намокли от благодарности и переизбытка чувств – Кларк казался принцем из сказки. Этой ночью Кларк еще многому научил Джона, и утром Джон действительно стал ЕГО Джоном. Впрочем, сказка оказалась не совсем такой, какой должна была быть. Очень скоро выяснилось, что Кларк не способен к моногамии. Он утверждал, что влюбился в Джона сразу же, но при этом считал, что заниматься сексом с одним и тем же партнером скучно, что для обоюдного счастья нужно разнообразие. Кларк был очень убедителен, и Джон ему поверил. Именно Кларк ввел его в мир флирта и соблазнения, научив снимать девушек и парней на одну ночь. Любимой забавой стали их совместные походы «на охоту», как называл это Кларк. Они заваливались в какой-нибудь клуб, кафе или на студенческую вечеринку, выбирали себе жертв, независимо от пола, и делали все, чтобы уйти вместе с ними. Чаще всего они занимались сексом на глазах друг друга, иногда втроем, иногда и вчетвером, но после, когда лишние уходили, засыпали вместе. Этот нон-стоп продолжался года два, а потом случилась закономерная трагедия. Они подцепили двух девчонок в баре, отлично провели с ними время в квартире одной из них, а потом собрались уходить. Кларк спустился первым, чтобы покурить на улице в ожидании такси, Джон задержался, одеваясь, а когда спустился, нашел Кларка зарезанным в луже собственной крови. Джон ничего не смог сделать. Позднее полиция выяснила, что убил Кларка ревнивый друг одной из девчонок, с которой они кувыркались в тот последний раз. Джон был потрясен и потерян. Оказалось, что за два года Кларк стал для него ВСЕМ. После этого Джон даже не пытался вернуться к прежнему образу жизни, погрузился в депрессию, из которой смог выбраться только благодаря учебе и оказавшейся рядом Гарри, которая всеми силами поддерживала его. Больше он с парнями не встречался, да и с девушками долго не мог завести длительных серьезных отношений.

Джон замолкает, сжимая ручку, глядя куда-то в пол. Блокнот закрыт, лежит на коленях, забытый и ненужный. Такое облегчение для Шерлока.

– Вы любили его, Джон? – спрашивает осторожно, не будучи уверенным, что вопрос допустим в рамках их едва установившихся отношений.

Джон пожимает плечами:

– Наверное, да. Хотя о том времени сейчас вспоминать стыдно. Переоценка поведения прошла как-то незаметно. Да и сам я, собственно, моногамен, в отличие от Кларка. Думаю, мы не были бы счастливы в итоге и рано или поздно расстались, – Шерлок удовлетворенно кивает. – На самом деле я жалею о подобной откровенности, – говорит расстроенно Джон, в задумчивости крутя в пальцах ручку и так и не поднимая глаз на Шерлока: – Сегодня мы перешли условную границу доктор-пациент.

– Вы забываете, что я не претендую на роль вашего пациента, – возражает Шерлок удовлетворенно, пытаясь разложить на составляющие то, что ощущает после рассказа Джона – боль, сочувствие, ревность…

– Но я претендую на роль вашего доктора, – печально возражает тот.

В комнате становится душно.

– Вы не будете против, если я окно приоткрою? – интересуется Шерлок.

– Да, конечно, – кивает Джон.

Шерлок поднимается, направляясь к окну, поворачивает ручку и тянет на себя, бросая любопытный взгляд на собственные окна, а затем пространство вокруг истончается и меркнет.

– Как вы себя чувствуете, мистер Холмс? – голос Сары приводит его в чувства.

Шерлок открывает глаза и оглядывается. Он полулежит в собственном кресле. Окно распахнуто, ворот рубашки расстегнут. Лицо Сары обеспокоенное, в руках она держит стакан с водой и ватку с нашатырем. Кресло Джона пустует.

– Что со мной? – спрашивает Шерлок, отодвигая настойчиво протягиваемую ватку с острым запахом. – Что случилось?

– Вы потеряли сознание, – терпеливо объясняет Сара. – У вас случалось подобное раньше? Вы завтракали сегодня? Не страдаете какими-нибудь припадками?

Шерлок отрицательно качает головой, берет стакан с водой и выпивает ровно половину. Он отлично себя чувствует, анализируя произошедшее. Данных определенно не хватает.

– А где Джон? – в душе волной поднимается беспокойство.

– Он у себя, расстроен, – поясняет Сара, морщась, словно говорить об этом ей неприятно. – Сильно разнервничался, когда вы потеряли сознание. Вы долго не приходили в себя, – Шерлок автоматически бросает взгляд на часы на журнальном столике, запоминая время. – Я провожу вас до дома и рекомендую вызвать лечащего врача. И обязательно поешьте. Голодные обмороки до добра не доводят.

От услуг Сары он не отказывается, потому что хочет как можно скорее оказаться дома, чтобы осмыслить случившееся. Пересекая Бейкер-стрит, Сара лишь изумленно моргает – она явно не ожидала, что их соседство столь близкое. Впрочем, профессионализм позволяет ей промолчать и ничем вслух своего изумления не выдать. Остановившись перед дверью с надписью «221 Б», Шерлок вежливо кивает ей:

– Спасибо и простите за причиненные хлопоты.

– Не забудьте про следующий сеанс во вторник, – напоминает она профессионально, – до свидания.

Скользнув по ней равнодушным взглядом, Шерлок даже не догадывается, что видит Сару живой в последний раз.

========== Глава 5. Несостоявшийся сеанс. ==========

Медленно поднимаясь по лестнице к себе, Шерлок размышляет о произошедшем только что обмороке. Да, голодные обмороки с ним случались, когда он чрезмерно увлекался расследованием и забывал о пище, но сейчас этого просто не могло быть. Он давно уже ведет размеренный сытый образ жизни из-за того, что не выходит из дома. Миссис Хадсон с ее заботой просто не позволяет голодать. Конечно, причиной потери сознания может быть что угодно, и об этом следует подумать. Однако, на самом деле Шерлока беспокоит время, которое показывали часы в терапевтической комнате, когда он очнулся. Он входит в гостиную, закрывает дверь и сосредоточенно смотрит на настенные часы миссис Хадсон, воссоздавая недавнее прошлое, картинку, запечатленную в голове. Наконец Шерлок удовлетворенно кивает, приходя к определенному выводу. Что бы ни случилось с ним, это стоит отдельного разговора с Джоном, к которому Шерлок пока не готов. Еще одного разговора. Следующий сеанс только во вторник. Он падает в кресло, придвинутое к окну. Не для того, чтобы наблюдать за Джоном (он даже шторы задергивает, чтобы не смущать своего доктора), просто в этом месте Шерлок чувствует себя комфортно. Он складывает руки в молитвенном жесте и касается губ, размышляя. Почему разговор с Джоном так задел его? Он никогда не замечал за собой склонности к сочувствию или интереса к сексуальным девиациям подростков. Почему же рассказ Джона вызывает такую бурю эмоций, теснящихся в груди? Откуда это стремление понять, утешить? С Джоном все не так, как с другими людьми: он интересен, как никто, он приятен, хотя Шерлок не может сказать этого даже о самых близких людях вроде Майкрофта и миссис Хадсон. Шерлок вновь и вновь воспроизводит в голове рассказ Джона и не понимает, в чем источник столь сильного неприятия Кларка из его студенческого прошлого, раздражения к неразборчивой беспутной сестрице. Почему глупая гулящая Бекки кажется Шерлоку исчадием ада? Что это за чувство жжет сердце, причиняя такую боль? Из достоверных источников известно, что сердца у Шерлока нет. Тогда откуда же ноющий дискомфорт слева, стоит представить юного Джона в чьих-либо объятиях? Некоторое время Шерлок вычисляет возможную судьбу Бекки, чтобы успокоиться – почти наверняка она закончила жизнь на панели или удрала с дальнобойщиком, забеременев от него, превратилась в толстую неряху и вряд ли когда-нибудь сможет привлечь к себе внимание Джона. С сестрой Гарриет даже напрягаться не приходится, эта женщина с многочисленными комплексами и проблемами хорошо известна, чтобы переживать из-за нее. А вот Кларк мог бы составить конкуренцию, окажись жив. Надо еще разобраться, действительно ли он мертв. В практике Шерлока бывали случаи, когда люди, числившиеся умершими, неожиданно оказывались живее всех живых. Тут Шерлок внезапно осознает, что думает о Кларке как о конкуренте, но это – нонсенс. Шерлок не заинтересован в отношениях со времен Себастьяна. Проклятый личный интерес – все же влечение – прав Майкрофт? Даже подсознание упорно выдает фрейдистские оговорки, путая и смущая разум Шерлока. Все дело в Джоне, его невероятном обаянии и теплоте. Он совершенно абсолютно категорически не похож на психотерапевтов, которых Шерлок повидал на своем веку предостаточно. Он все делает не так, как они: не смотрит на пациента фальшивым сочувственным взглядом (он вообще не смотрит на Шерлока), не разговаривает вкрадчиво и в то же время менторски, подспудно демонстрируя собственное превосходство. Он еще ни разу не применил в отношении Шерлока ни одной из психотерапевтических методик, уважая и принимая желание последнего не быть пациентом. Он ведет себя как друг, а не как врач, хоть и подчеркивает намерение быть полезным в этом качестве. Он ненавязчив и открыт, неравнодушен и заинтересован. Шерлок чувствует, что ниточка, протянувшаяся между ними, после обмена воспоминаниями уплотнилась даже не до состояния нейлонового шнура, а скорее превратилась в толстый и прочный канат. Они уже связаны между собой, и Шерлоку остается лишь гадать, в чем природа этой связи. Сексуальное влечение он отметает как вещь для себя неприемлемую, которой избегает его собственное подсознание, основывающееся на прошлом болезненном опыте, но альтернативы предложить не может. Каким еще может быть влечение, если не сексуальным? У Шерлока не было опыта дружбы, чтобы наложить хотя бы такие рамки на то, что происходит между ними. Но что-то определенно происходит, и Шерлок непременно желает дать этому имя. Терминологический кризис затягивается до глубокой ночи.

Утро воскресенья Шерлок встречает скрючившись в кресле для наблюдений с затекшими мышцами рук и ног, разбуженный телефонной трелью. Майкрофт звонит настойчиво, и Шерлоку все же приходится ответить.

– Неужели не ясно, если не отвечаю, значит не хочу, – бурчит он в трубку. – Для чего по твоему придумали СМС? Чтобы оставить сообщение тому, кто не желает…

– Шерлок, – прерывает его брат, – есть информация из архивов.

– О… – Шерлок замирает на мгновение, – почему ты еще не на Бейкер-стрит?

– Уже подъезжаю, – усмехается тот.

Шерлок успевает поменять помятый вчерашний костюм на пижаму и халат, когда миссис Хадсон впускает Майкрофта с привычными словами: «Я домовладелица, а не домработница». Распухший от бумаг портфель в руке почти британского правительства говорит о том, что Майкрофт только что распотрошил какой-то исторический архив. Окинув изучающим взглядом комнату и наверняка поняв о Шерлоке все, что тот и хотел бы скрыть, но знает, что бесполезно, Майкрофт выкладывает на журнальный стол принесенные документы. Они садятся на диван плечом к плечу, разбирая пожелтевшие страницы.

– Вот, – говорит Майкрофт, – донесения о событиях в Зеленой долине, это примерно здесь, – тычет пальцем в извлеченную из все того же портфеля карту американского континента, – место обитания индейцев арапахо. Инцидент произошел как раз накануне гражданской войны в Штатах. Отряд британских военных вырезал деревню племени арапахо, не оставив в живых никого, – Майкрофт протягивает Шерлоку ломкий лист бумаги, испещренный витиеватым почерком и поблекшими чернилами.

Углубившись в чтение, Шерлок проникается драмой, развернувшейся в Зеленой долине, которая так и не стала достоянием общественности, а виновные в геноциде так и не понесли заслуженное наказание. Или все же понесли?

– Список тех, кто в тот момент служил в отряде и принимал непосредственное участие в карательной операции, – Майкрофт протягивает еще один лист бумаги, желтый, с обломанными краями, истертый посередине. – Будь осторожнее, – морщится он, наблюдая за тем, как небрежно Шерлок берет в руки исторический документ, – мне возвращать все это в музей. Обещаю, что сниму копии со всех бумаг, как только смогу, и тут же пришлю, пока просто смотри и запоминай.

Шерлок кивает, впиваясь взглядом в фамилии, затем тянется за блокнотом и начинает писать в нем фамилии из списка жертв Охотника за скальпами. Вдвоем с Майкрофтом они заполняют строку напротив фамилии каждой жертвы фамилией давнего предка, принявшего участие в карательной операции, таким образом соотнося список из прошлого со списком из настоящего, и постепенно все меньше и меньше неопознанных фамилий остается среди непосредственных участников трагедии. Майкрофт своим невероятным умом вычисляет фамилии неидентифицированных ранее предков Кайла Янга и Килби Нейтана, а Шерлок находит предка Лэндона Шилдса. Из всего британского отряда остаются семь фамилий, чьих потомков еще не убили. Но дело в том, что у кого-то из этих семерых могло и вовсе не быть потомков или они не существовали на сегодняшний момент. Кроме того, эти потомки могли жить в других странах. Следовало запросить интерпол на предмет схожих убийств до того, как они начались в Англии. Шерлок с удовлетворением разглядывает список из семи фамилий, из которых нужно найти проживающих в настоящий момент в Лондоне. Если предположить, что с разбросанными по миру и остальной Британией потомками Охотник за скальпами уже разобрался, то не так уж и сложно. Шерлок тянется за телефоном, чтобы связаться с инспектором. Майкрофт осторожно собирает документы обратно в портфель. Разговор с Лестрейдом затягивается. Майкрофт обещает прислать копии документов как можно скорее, а также прогнать вычисленные семь фамилий через военные архивы. Лестрейд орет в трубку и обещает приехать на Бейкер-стрит, как только раздаст распоряжения ввиду открывшихся новых данных. Шерлок раздраженно закатывает глаза и просто отключает телефон. Майкрофт уходит.

До появления на Бейкер-стрит Лестрейда Шерлок успевает взломать базу данных интерпола и вычислить еще две фамилии из отряда (скальпированный шесть лет назад испанец и семь лет назад американец), таким образом сокращая список потенциальных жертв до пяти. Приходит посыльный от Майкрофта с копиями бумаг из музея. Лестрейд появляется под вечер, злой и всклокоченный, выкладывая на стол длинный список лиц, чьи фамилии совпадают с оставшимися пятью. Только это, на самом деле, не дает большого шанса, поскольку фамилии потомков и предков скорее всего не совпадают. Из изначального списка жертв точно совпадали с предками лишь восемь фамилий, остальные претерпели определенные изменения. Вдвоем с Лестрейдом они изучают списки. Этим же занимаются аналитики Скотланд-Ярда. Люди Майкрофта перерывают военные архивы, чтобы проследить потомков вглубь веков. Под утро от почти британского правительства приходит имя и адрес еще одной потенциальной жертвы, и почти одновременно с этим же Лестрейду сообщают о еще одном убийстве, совершенном Охотником за скальпами. Лестрейд рвет на себе волосы, переживая, что не успел, когда выясняется, что человек, вычисленный людьми Майкрофта не совпадает с личностью убитого. Лестрейд уезжает на место преступления, отдавая своим людям распоряжение найти вычисленного, желательно живым. Шерлок бесится из-за того, что не может поехать вместе с ним, мечется по комнате в нетерпении, ожидая сведений с места преступления, и встречает рассвет понедельника в растрепанных чувствах. Утро проходит в ожидании хоть каких-то сведений, но они поступают лишь от Майкрофта, который сообщает о том, что две линии потомков обрываются еще в прошлом веке, и если нет каких-либо незаконнорожденных наследников, то остается вычислить потомка всего лишь еще одного британского военного. Лестрейд приезжает на Бейкер-стрит после обеда, уставший и едва стоящий на ногах – начальство и пресса давят на него. Лестрейд бросает Шерлоку на колени папку с результатами экспертизы, фотографиями с места преступления и отчетом о вскрытии, а сам падает в кресло, закрывая глаза. Пока Шерлок проглатывает новую информацию, Лестрейд засыпает, но через двадцать минут его будит телефонный звонок. Ему сообщают о том, что найден тот самый потомок, которого вычислили люди Майкрофта. За ним Скотланд-Ярд охотился все утро. Поиски были осложнены фактом отсутствия у объекта постоянного места жительства. Он отыскивается у подружки, и после идентификации личности, Лестрейда запрашивают, что с ним делать. Шерлок подключается к обсуждению проблемы. Так называемая охота на живца – идеальный вариант, стоит лишь правильно подойти к планированию операции. Лестрейд еще некоторое время консультируется с Шерлоком, а потом уезжает в Скотланд-Ярд, обещая держать в курсе. Возбужденный и взволнованный, Шерлок опять мечется по гостиной, перебирая в голове детали очередного убийства. Желание схватить Охотника за скальпами жжет Шерлоку мозг. В конечном итоге, уже под вечер, чтобы хоть как-то успокоиться, Шерлок берет в руки скрипку. Замерев напротив окон Джона, он взмахивает смычком и начинает играть сонату для скрипки и фортепиано Франсиса Пуленка, как нельзя лучше отражающую собственное гнетущее состояние, беспокойное ожидание и нехорошие предчувствия. Если б только Шерлок мог лично проследить за организацией ловушки для Охотника за скальпами, а еще лучше участвовать в ней, все было бы совсем иначе. А так остается лишь надеяться на профессионализм людей Лестрейда. Шерлок играет эмоционально и вдохновенно, когда видит замершего в окне напротив Джона. Через улицу тот кажется светлым силуэтом в черном проеме окна. Прижав ладони к стеклу, он слушает мятущуюся музыку. Шерлок встряхивает кудрями, захваченный и воодушевленный столь явным интересом Джона, когда вновь замечает за его спиной женщину в белом. Ее лица не видно, только общие контуры. И опять она стоит изваянием, не дотрагиваясь до Джона, лишь тянет к нему руки и отступает вглубь комнаты, пятясь от окна. Шерлок хмурится, стараясь запомнить это отчего-то тревожащее мгновение, чтобы потом разобраться, разложив на составляющие, но музыка отвлекает, и он доигрывает лирическую часть сонаты для Джона, как бы обещая завтрашнюю встречу. Отчего-то он уверен, что Джон тоже ждет ее, в том же горячечном нетерпении. Им есть о чем поговорить, только время движется по своим кривым законам, то замедляя, то ускоряя бег. Соната заканчивается, а с ней приходит ночь. Джон теряется в темноте окна напротив, и Шерлок отступает. Его главная задача на сегодня – не сойти с ума из-за бесконечного ожидания хоть каких-то вестей от Лестрейда или Майкрофта, дожить до следующего сеанса с Джоном, чтобы посмотреть в его глаза, наконец, и задать все интересующие вопросы.