Текст книги "Личный интерес (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– Твоя сучка? – захохотал друг. – А ничего, миленькая… Что она умеет?
– Все, – ответил Себастьян, – но лучше всего берет в рот. Хочешь? – сердце Шерлока на миг остановилось.
– Спрашиваешь… – друг осклабился, расстегивая ширинку и вываливая член. – Эй, сучка, отсоси…
Шерлок неверяще посмотрел на Себастьяна.
– Давай, малыш, – кивнул тот, – сделай это. Ты же любишь члены… – он дотянулся до Шерлока и толкнул его на колени. – Давай, не зли папочку…
Шерлок сам не понимал, почему покорно открыл рот, принимая омерзительный толстый член, почему насаживался, почему облизывал, почему честно сосал и глотал горькую как хина вязкую субстанцию. Возбудившийся Себастьян потянул его на себя:
– А теперь папочке, малыш. Папочка соскучился по твоему рту… – и Шерлок опять позволил засунуть себе в рот очередной член, не обращая внимания на то, как друг Себастьяна лапает его за задницу.
Поскольку оба были изрядно пьяны, вырубились они быстро, что дало возможность Шерлоку одеться, собрать вещи и сбежать. Деньги, чтобы снять комнату в мотеле, у него были. Понадобилось время, чтобы привести себя в порядок и кое-как разобраться с душевными ранами. К тому времени Майкрофт уже искал его с собаками. Разговор между братьями не случился. Шерлок молчал, не объясняя, почему бросил университет, а Майкрофт особо и не настаивал. Он снял для брата квартиру на Бейкер-стрит, и тут умерла кузина Энни. Обоим пришлось уехать на похороны в поместье, где бедняжку должны были похоронить в семейном склепе.
Джон судорожно вздыхает, уткнувшись лицом в ладони. Ручка лежит на полу, блокнот завалился за подушку кресла.
– Я не должен был заставлять вас вспоминать, – шепчет Джон.
– Не так уж и страшно, – усмехается Шерлок, – не вспоминал столько лет и думал, если произнесу вслух – умру. А вот ведь, жив-здоров. Человеческий организм очень вынослив, Джон…
– Остановитесь, Шерлок, пожалуйста, – просит Джон. – Давайте прервемся..
– Немного осталось, – Шерлок качает головой, – мне нельзя останавливаться. Если не расскажу сейчас, не расскажу никогда. Вы первый, с кем я это обсуждаю. В каком-то смысле даже облегчение определенное чувствую…
– Мне так жаль, Шерлок, так жаль… – шепчет Джон.
Поместье собрало остатки когда-то многочисленной семьи Холмсов: двоюродных бабушку Этну и дедушку Этелрика, похожих друг на друга и в старости и в маразме, единственных близнецов в роду Холмсов, не оставивших потомков, Патрика, родного брата кузины Энни, Майкрофта и Шерлока. Патрик, высокий, темноволосый, стройный и красивый, явно был не в себе после смерти сестры. Бродил, покачиваясь, по саду, что-то бормотал, разглядывая портреты в холле, украдкой вытирал слезы и хлюпал носом. Пока Майкрофт устраивал бабушку Этну и дедушку Этелрика, Шерлок должен был развлекать Патрика. Тело Энни, почившей в психиатрической лечебнице Кентербери, должны были привезти только на следующий день. Шерлок, сам еще не отошедший от потрясений, устроенных Себастьяном, смотрел на Патрика сочувственно, силясь вспомнить о нем хоть что-то. По рассказам Майкрофта, после смерти родителей (их отцы были родными братьями), Патрик и Энни жили в семье Холмсов, однако, незадолго до смерти отца, Патрика отдали в закрытый пансион для мальчиков, а Энни, страдавшую аутизмом, отправили в психиатрическую лечебницу Кентербери, где она и провела остаток дней своих. Майкрофт, как совершеннолетний распорядитель состоянием семьи, исправно платил деньги на содержание Энни и Патрика (Энни была ровесницей Майкрофта, а Патрик на два года младше), но близкими людьми братьям Холмс они так и не стали. Шерлок не был способен посочувствовать Патрику в его горе, но справедливо полагал, что молчание в достаточной мере позволительное проявление участия. Патрик некоторое время не замечал Шерлока, не сводя взгляда с семейного портрета, а потом повернулся к нему и обвиняющим тоном произнес:
– Ты похож на него!
– На отца? – переспросил Шерлок.
Патрик кивнул, медленно приближаясь. Когда они оказались слишком близко друг к другу, Шерлок испуганно отпрянул:
– Ты чего?
– Боишься? – ухмыльнулся Патрик. – Она тоже боялась.
Он сделал резкое движение вперед, прижимая Шерлока своим телом к стене, обдавая горячим несвежим дыханием.
– Отпусти, – Шерлок попытался отпихнуть его, но Патрик был сильнее и старше.
– Потрогай мой член, Шерлок, детка, – забормотал он горячечно, – возьми его в рот, малыш, как она… Погладь его, почувствуй, каково ей было… – шептал он, потираясь возбужденной плотью, выпирающей через ткань черных брюк.
У Шерлока закружилась голова. Почему они все так себя с ним вели? У него же на лбу не написано… Откуда эта уверенность, что он возьмет, что он подставится? Послышались приближающиеся шаги Майкрофта, и Патрик отступил. Шерлок воспользовался возможностью, чтобы сбежать. Не только из комнаты – из поместья. Он уехал в Лондон, в только что снятую квартиру на Бейкер-стрит, и больше в поместье не возвращался. Майкрофту он как всегда ничего объяснять не стал. Зато Шерлок пристрастился к наркотикам. Они позволяли чувствовать себя легко, они помогали расширить горизонты. Майкрофт ругался, не давал денег. Тогда Шерлок стал расплачиваться натурой. Раз уж все считали его шлюхой, зачем обманывать себя и других? Минеты он делал отлично, на него был спрос. Хочешь дозу? Отсоси. Однажды под кайфом он попал на место преступления. Инспектор Скотланд-Ярда надел на него наручники, и тогда он первый раз раскрыл убийство. Инспектором оказался Лестрейд. Так началось их сотрудничество, ради которого Шерлоку пришлось завязать с наркотиками, пролечившись в наркологической клинике, и стать первым в мире консультирующим детективом.
– Только финал все равно оказался грустным, – произносит Шерлок. – Агорафобия резко сократила степень моей вовлеченности в расследования.
Джон молчит, засунув руки под мышки, будто замерз. Отвернувшись, он смотрит в окно, будто пытается увидеть там Шерлока со скрипкой. Интересно, почему они так до сих пор и не обсудили музицирование Шерлока?
– Я вынужден прервать сеанс, Шерлок, – произносит Джон. – Я не готов продолжать, мне нужно подумать… Боюсь, я должен буду предложить вам сменить врача.
– Я настолько противен вам? – слова даются Шерлоку с трудом. – Понимаю и не осуждаю… – его сердце сжимается, но он знал, что так и будет, когда открыл свой поганый рот и вывалил всю эту грязь на Джона.
– Нет, нет, – Джон опять закрывает лицо руками, – вы не правы. Я горд, что заслужил ваше доверие, Шерлок, но… Я не обладаю нужной квалификацией, чтобы вам помочь… Я всего лишь психотерапевт. Моя задача – коррекция поведения, ситуативные реакции, а у вас… У вас серьезные проблемы, Шерлок. Боюсь, я не смогу вам…
– Мне не нужна помощь, Джон, – резко обрывает его Шерлок, – вы забыли? Я здесь только по настоянию брата. Но мне приятно ваше общество и наше общение. Я не хотел бы этого лишиться, и если лично вам…
– Что за глупости, Шерлок, – прерывает его Джон горячо, – я ценю и дорожу нашим общением. Мы видимся всего лишь второй раз, но вы для меня уже стали близким человеком.
– Так и не ломайте ничего, – просит Шерлок, – давайте оставим все как есть. Я рассказал свою историю, вы обещали мне свою…
– Я помню, – Джон по-прежнему не смотрит на него.
– Давайте отложим ее до следующего сеанса, – решается Шерлок, понимая, что неловкости, возникшей между ними, нужно дать время устояться. – Сейчас я уйду, если позволите, но приду послезавтра. Вы не против?
– Нет, конечно, – откликается Джон, – я буду ждать нашей встречи. До свидания.
– До свидания, Джон, – Шерлок поднимается, – до свидания, Игорь, – вуалехвост молчит, не глядя на Шерлока, как и его хозяин.
Шерлок уходит раньше времени, и Сара провожает его удивленным недоумевающим взглядом, напоминая о следующем сеансе. Мешанина из воспоминаний и образов, чувств и страхов бушует в груди ураганом, и Шерлок рад перерыву, который позволит восстановить такое хрупкое, как оказалось, душевное равновесие.
========== Глава 4. Сеанс третий. ==========
Шерлок – мокрый как мышь после пережитого, и даже агорафобия кажется сущим пустяком в сравнении с призраками прошлого. Он не помнит, как возвращается домой. Бейкер-стрит проплывает мимо как в тумане, и это хорошо – нет места страхам перед бесконечностью. Миссис Хадсон все еще гостит у миссис Норрис, а вот Майкрофт честно дожидается брата, сидя в кресле у камина. Шерлок гадает, уж не подглядывал ли тот за ним с Джоном с помощью оставшейся в гостиной оптики. Впрочем, до такого падения Майкрофт еще не дошел – у него свои способы быть в курсе всех дел. Остается только непонятным, как он упустил Шерлока в прошлом. Возможно, именно из-за неудачи с Виктором и Себастьяном (Шерлок уверен, что так или иначе, Майкрофт до правды все же докопался), брат теперь так плотно контролирует его жизнь. С горькой усмешкой Шерлок ложится на диван, всем своим видом демонстрируя нежелание общаться.
– Ты рано, – замечает Майкрофт. – Что, сеанс не удался?
– Напротив, – ровно отвечает Шерлок, демонстрируя брату острые лопатки, – еще как удался.
– Мне не нравится, как он на тебя влияет, – заявляет Майкрофт, – вот уже второй раз ты возвращаешься от этого доктора Ватсона сам не свой. Позволь подыскать тебе подходящего психотерапевта. Мы заплатим столько, сколько надо, он будет приходить к тебе домой… – похоже, Майкрофт собирается оседлать любимую тему под названием «для брата ничего не жалко».
– Боже, ты так предсказуем, – стонет Шерлок, – оставь меня в покое.
– Я понимаю твой профессиональный интерес к этому доктору, но… – Майкрофт не собирается отступать.
– О чем ты? – Шерлок резко садится и смотрит на брата нахохлившись, враждебно и настороженно.
– Как о чем? Или ты… – Майкрофт щурится, вглядываясь в лицо Шерлока. – Ты не знаешь… – делает вывод. – Это некоторым образом объясняет… – он замолкает, не закончив фразы.
– Ты что-то знаешь про Джона, да? – Шерлок злится. – Вот только не надо мне раскрывать очередной раз глаза. Я как-нибудь сам во всем разберусь. Хватит, я уже не маленький…
– Значит, интерес носит личный характер, – делает вывод Майкрофт, удовлетворенно кивая самому себе. – Забавно… Но знаешь, дорогой брат…
– Довольно, Майкрофт, – кричит выведенный из себя недомолвками старшего Шерлок, – изволь покинуть мой дом и не появляйся здесь без приглашения.
– О как, – брови Майкрофта взлетают вверх, – ты действительно запал, Шерлок. Напомнить, чем заканчивались твои увлечения?
– Не суй нос не в свое дело, лучше в исторических архивах покопайся, – Шерлок злится.
– Мои люди уже этим занимаются, – парирует Майкрофт. – Но тебе бы я все же советовал…
– Не хочу тебя слышать, – Шерлок по-детски закрывает уши руками, – не слышу. Проваливай! Оставь меня одного!
Майкрофт замолкает и поднимается, подхватывая зонт. Он что-то говорит, прощаясь, но в ушах Шерлока звенит лишь тишина. Неожиданно он фыркает, осознавая, сколь сильно в эту минуту брат напоминает Игоря: такой же надменно-напыщенный вид, точно так же беззвучно открывается и закрывается рот, и точно также кажется, что Майкрофт знает и может все. Однако Шерлок уже вышел из детского возраста, когда верил в его всемогущество. Он в курсе, что предел возможностей брата все же существует, и это хорошо, ибо бесконечности на долю Шерлока хватает. Майкрофт наконец уходит, обиженно поджав губы, и Шерлок вздыхает с облегчением.
День тянется медленно. Шерлок бездумно лежит на диване, стараясь спрятаться от нахлынувших воспоминаний, и его понемногу отпускает. Под вечер он настолько приходит в себя, что рискует навестить миссис Хадсон. Вдвоем они пьют чай с эклерами и обсуждают последние сплетни, принесенные от миссис Норрис. Шерлок возвращается к себе только тогда, когда миссис Хадсон включает телевизор, чтобы не пропустить очередную серию мыльной оперы. И если на душе более-менее сносно и дышать получается полной грудью, хоть и не без саднящей занозы, то к окну он все равно не рискует подходить, чтобы не разбередить ноющие раны. Музицировать опять не тянет, и Шерлок решает лечь спать пораньше. На всякий случай он пишет СМС Лестрейду, интересуясь делом Охотника за скальпами и получает отрицательный ответ. По крайней мере, нет очередного убийства, и это должно радовать. Именно в этот поздний час в дверь звонят, и вскоре миссис Хадсон недовольным тоном объявляет, что к Шерлоку пришел клиент. Дело о Золотом тельце оказывается довольно интересным, и Шерлок берется за него с удовольствием, радуясь, что не придется мучиться бессонницей и скукой этот долгий вечер. Клиент уходит от Шерлока за полночь, когда дело раскрыто, а имена злоумышленников с доказательством вины покоятся в кармане его куртки. Шерлок становится богаче на энную сумму денег, что приятно дистанцирует и даже нивелирует финансовую зависимость от Майкрофта. Шерлок ложится спать с ощущением безмятежного равнодушия, удовлетворенно отмечая, что давящие воспоминания наконец-то водворены на место – пыльный и затхлый закуток в Чертогах, где им самое место. Засыпает он довольно быстро, а просыпается от того, что солнце льет в окно беспардонно и нагло свое сияние, пробираясь под веки и расцвечивая унылость обстановки в розовый. Некоторое время Шерлок лежит, вспоминая вчерашний день, озарение по поводу Охотника за скальпами, душевные терзания из-за прошлого, разговор с братом, удачно раскрытое дело о Золотом тельце и со вздохом понимает, что сегодня пятница.
Пятницу Шерлок любил в прошлой жизни. А в этой, замкнутой в стенах Бейкер-стрит, ненавидит всей душой. Потому что в пятницу жизнь в Лондоне оживает. Последний рабочий день предполагает ранний уход с работы офисного планктона, долгие посиделки в барах, активность преступных элементов. В прошлой жизни Шерлок редкую пятницу находился дома, в основном раскрывая одно преступление за другим. В этой жизни все самое интересное проходит мимо, пока он боится даже подумать о том, чтобы выйти на широкий простор Лондонских улиц. В пятницу Шерлок завидует черной завистью всем тем счастливчикам, которые вольны передвигаться по городу согласно своему желанию. Какая роскошь! Какое расточительство! Он бы хотел, как в прежние времена, носиться по городу за преступником, а поймав, тут же рвануть за другим. Вот она, жизнь, вот оно, то самое настоящее! Шерлок с раздражением бьет кулаком в зеркало, заляпывая пеной идеально чистый кафель миссис Хадсон, но все же добривается с грехом пополам, споласкивает лицо и приглаживает особенно растрепавшиеся после сна кудри. Выходя из ванной, он даже подумывает, не достать ли украденный с места преступления браунинг и не пострелять ли в стену, но решает не злить почтенную домовладелицу. Намеренно обходя окно с видом на Бейкер-стрит и квартиру Джона на приличном расстоянии, Шерлок слоняется по гостиной, решая, чем заняться, передвигая с места на место предметы, включая и выключая телевизор. Однако заскучать в эту пятницу не удается, потому что посреди завтрака заявляется Лестрейд и приносит новости по делу Охотника за скальпами – очередное убийство. Информация уже просочилась в прессу, по всем каналам показывают оскальпированное тело и припоминают убийства трехлетней давности. Лестрейд, после выволочки у начальства, раздражен и вымотан. Шерлок тщательно изучает все, что есть в распоряжении полиции, дает несколько дельных советов по поводу поимки индейца и еще раз вместе с инспектором проходится по основным выводам. Все совпадает идеально, даже очередная жертва, которая ложится в ложе теории, словно пазл в мозаичное панно. Лестрейд бегает по гостиной, взъерошивая волосы, устало тянет галстук и протяжно вздыхает. В итоге Шерлок выпроваживает его домой отдохнуть, а сам в который раз просматривает материалы по делу Охотника за скальпами, чтобы не пропустить ни одной детали. Но озарений, подобно вчерашнему, его больше не посещает. Шерлок засиживается до темноты, и лишь звонок Майкрофта напоминает, что завтра (или уже сегодня?) предстоит идти на очередной сеанс к доктору Ватсону. Отвлекаясь от Охотника за скальпами, Шерлок думает, а не скучает ли Джон по его скрипке? Не хватает ли ему их вечеров также, как не хватает их самому Шерлоку? Что вообще за странные чувства к Джону теснятся в груди? В чем их природа? Откуда такое доверие к чужому по сути человеку? Ведь это же верх идиотизма, выболтать на втором свидании (откуда эта сентиментальная терминология? Конечно же сеансе) все свои грязные секреты? С чего вдруг такое яркое желание узнать о скелетах в шкафу постороннего мужчины? Зачем они ему? Щеки Шерлока заливает жаркая волна стыда и удовольствия от понимания, что весь интерес к Джону сейчас заключается в его ориентации. Прав, как всегда прав многомудрый и прозорливый старший братец – личный интерес. У Шерлока к Джону личный интерес. Шерлок некоторое время размышляет над временем его возникновения и с изумлением вынужден признать, что оно относится почти к самому началу их знакомства, если так можно назвать банальное подсматривание за соседом. Шерлок, определенно, чокнутый, раз решился признать свое влечение. И он будет последним идиотом, если не загонит это влечение в самую глубь своей темной и далеко не розами благоухающей души. Промучившись до утра без сна, он плюет на голос разума и занимает наблюдательный пост у окна. Сара приходит в восемь утра. Вскоре она появляется в терапевтической комнате, чтобы покормить Игоря, и опять исчезает на жилой территории, плотно закрыв дверь. В полдевятого заявляется сестра Гарри и ровно через пятнадцать минут выбегает из подъЕздной двери взъерошенная и определенно сердитая. Она мчится по Бейкер-стрит, не обращая внимания на сигналящие и обгоняющие ее машины, а затем сворачивает в ближайшую подворотню. Шерлок полагает, что дамы в очередной раз поссорились из-за Джона, и усмехается – вот он недостаток жизни в женском окружении, если не женят на себе, то порвут на части в процессе дележки. В начале одиннадцатого в комнате появляется Джон, уже одетый к приему пациентов. Он занимает свое кресло, извлекает из кармана пульт и нажимает какие-то кнопочки, периодически прислушиваясь к тому, что слышит. Блокнот лежит на коленях нетронутый, и это в какой-то степени приятно. Входит Сара и приносит Джону чай в большой пузатой чашке. Они некоторое время что-то обсуждают, пока чай не заканчивается. Потом Сара забирает пустую чашку и уходит, оставляя его одного. Приближается одиннадцать часов.
Процесс пересечения бесконечной Бейкер-стрит хоть и с заминкой, но оказывается завершенным. Пульс частит, грудь сдавливает, и нечем дышать. Отсутствие стен давит до такой степени, что кажется вот-вот и рухнет небо, придавит к земле, словно пресс, выжмет все соки и опять воспарит ввысь, оставив на тротуаре тонкий блин вместо Шерлока. Он уже лежал однажды на мостовой, пусть не блином, но окровавленной бесформенной биомассой, и повторять не хочет, поэтому отчаянно молотит по кнопке домофона, и его, наконец, впускают. Пока Шерлок приходит в себя, игнорируя выглянувшую из своей двери любопытную старую каргу миссис Норрис, наверху щелкает замок и обеспокоенный голос Сары интересуется:
– Как вы, мистер Холмс? Вам помочь?
– Нет-нет, – хрипит Шерлок, – я уже… поднимаюсь.
Он медленно поднимается по лестнице, переводя дыхание после пережитого почти подступившего приступа паники, довольный тем, что в который раз справился, в который раз сумел взять себя в руки. Возможно, размышляет он, заходя в квартиру, эти сеансы не так уж и бесполезны. Он уже в третий раз выходит из дома. Третий раз за последние полгода! Это что-то да значит. Пусть не все проходит гладко, пусть ему нужно долго настраиваться, чтобы просто шагнуть за дверь, а пересечение Бейкер-стрит вообще становится чем-то напоминающим подвиг, но это определенно движение вперед в процессе преодоления болезни. Он не стоит на месте, не откатывается назад, он идет к горизонту, пусть и черепашьими темпами.
– Проходите, – произносит Сара, бросая на него испытующий взгляд, словно пытаясь понять, что у Шерлока на уме, – Джон вас ждет.
Внутренне усмехнувшись, Шерлок входит в терапевтическую комнату, где Джон уже, вцепившись в неизменный блокнот, что-то пишет.
– Здравствуйте, Джон, здравствуйте, Игорь! – приветствует он присутствующих, направляясь к своему креслу.
– Здравствуйте, Шерлок, – едва заметно покраснев тщательно выбритыми щеками, отвечает Джон. – Присаживайтесь, – можно подумать, Шерлоку нужно приглашение.
Джон перестает писать и задумчиво тянет в рот ручку. Похоже, назрел серьезный разговор – Шерлок напрягается.
– Я хотел бы вернуться к вашему рассказу, – нерешительно начинает Джон. – Вы не против? – Шерлок молчит, настораживаясь, и Джон рискует продолжить. – Несколько вопросов, чтобы кое-что в голове уложить, – он нервно стучит ручкой по блокноту. – Скажите, Шерлок, почему вы пошли в ту подсобку? – Шерлок вздрагивает, не ожидая подобного вопроса. – Ведь вы уже поняли, что представляет из себя Виктор? – не замечая его реакции, говорит Джон. – Даже если он не врал, что был не один в комнате, и ему пришлось ответить вам грубо, это уже характеризовало его как человека не самостоятельного, зависимого от чужого мнения, низкого в плане нравственности, раз он так охотно подставил вас. Почему вы пошли к нему, будучи почти наверняка уверенным, что он вас обманывает в очередной раз? Что это может быть опасно?
Шерлок раздумывает над ответом, и в конце концов предполагает:
– Может быть, потому что надеялся на лучшее? Хотел ему верить?
Джон качает головой:
– Вы не дурак, Шерлок, не наивный мальчишка. Ни за что не поверю в то, что вы могли быть таким в свои восемнадцать.
– Да, – кивает Шерлок, – я таким и не был, но все равно пошел на то проклятое свидание. Не знаю, почему.
– Ладно, – Джон что-то записывает в своем блокноте. – Скажите, почему вы оставались с Себастьяном так долго? Вы бы и дальше были при нем, если б все не закончилось таким травмирующим для вас образом? Не правда ли? Почему? Вы же сами сказали, что его жестокость стала достаточно очевидной почти сразу. Почему вы оставались с ним?
Шерлок пожимает плечами, начиная раздражаться из-за отсутствия внятных ответов:
– Надеялся, что он изменится? Он говорил, что любит, что я ему нужен. Он извинялся за каждый раз, когда был груб. К чему вы клоните, Джон? – не выдерживает Шерлок. – Что я сам хотел всего этого? – он с трудом скрывает возмущение за маской иронии. – Но я же сбежал от Патрика, не стал дожидаться насилия с его стороны, хотя, по вашей логике, должен был бы остаться и подставляться ему в каждом темном углу поместья.
– Вы приписываете мне свои собственные слова, Шерлок, – упрямо возражает Джон. – И слава богу, что вы уклонились от обострения той щекотливой ситуации с вашим кузеном. Но определенная виктимность в поведении все же присутствовала, этого вы не будете отрицать? – Шерлок задумывается. – Кстати, а что он говорил про свою сестру? Что-то вроде почувствуй то, что чувствовала она. Это он к чему? – Джон опять замирает с зависшей над блокнотом ручкой.
– Кто его знает, – устало отвечает Шерлок – копаться в воспоминаниях по новой ему совсем не хочется, слишком уж это опустошающее занятие. – Возможно, у него были какие-то сексуальные фантазии, связанные с сестрой, а может быть не только фантазии, – предполагает Шерлок. – Патрик повесился через год после смерти Энни. Думаю, психическое заболевание у них наследственное.
– Скажите, а какие сказки вам мама в детстве читала? – неожиданно интересуется Джон. – Что вы особенно любили?
– Мне нравились мифы Древней Греции, у нас книга была такая с картинками, – не задумываясь, отвечает Шерлок.
– А какие мифы вам нравились? – спина Джона напрягается, будто он готовится услышать некое откровение. – Подвиги Геракла, наверное? – вопрос кажется заданным с подтекстом, которого Шерлок пока не понимает.
– Да, и про Геракла, и про Аргонавтов. Нравилось слушать, как Персей убивает Горгону Медузу. Еще похищение Европы и рождение Гермеса… – осторожничает Шерлок, пытаясь увидеть подводные камни.
– Классика, – бормочет Джон, опять что-то чиркая в своем блокноте.
– Что? Вы о чем? – вскидывается Шерлок, и тут до него доходит. – О, нет-нет-нет, даже не пытайтесь приписать мне жизненный сценарий на основании лишь того, что мне нравился миф о Европе, – протестует он. – Я тоже читал Эрика Берна, не навешивайте на меня ярлыков, Джон! Вы ведь к этому клоните?
– Шерлок, – мягко произносит Джон его имя, отчего где-то внизу живота разгорается теплый уголек довольства, – я клоню к тому, что все наши проблемы, и ваша виктимность в том числе, родом из детства, – он замолкает, облизывая губы, отчего сердце Шерлока начинает учащенно биться. – Вы по-прежнему не хотите попробовать гипноз? – прерывает затянувшуюся паузу Джон. – По крайней мере, мы могли бы попытаться…
– Вам не кажется, Джон, что не стоит будить демонов? – Шерлок не отрывает взгляда от тонких губ Джона, когда произносит это, явно вкладывая во фразу второй, потаенный смысл. – Если я забыл тот период, значит, так было надо, – тут же дает пояснения он, пока Джон не сделал правильных выводов.
Но Джон слишком поглощен обдумыванием какой-то мысли, чтобы обращать внимание на двусмысленности.
– Шерлок, болезнь не победить, если не понять ее причины, а купирование симптомов мало чем поможет, – в конце концов произносит он. – У вас действительно проблемы, и я не уверен, что нынешняя фобия с ними не связана. По крайней мере, подумайте над моим предложением.
Шерлок кусает губы, смотрит на Игоря, словно рассчитывает получить у него совет, но вуалехвост отворачивается к окну, и Шерлок также переводит взгляд на окна своей гостиной.
– Я подумаю, Джон, – обещает Шерлок, чтобы прекратить этот разговор. – А пока у меня складывается впечатление, что вы таким образом пытаетесь уклониться от своего обещания потрясти собственным грязным бельем. Я жажду услышать вашу историю, Джон, – он улыбается, и Джон, не удержавшись, улыбается в ответ, что-то с остервенением выводя в своем треклятом блокноте.
– Боюсь она вас разочарует, ничего в стиле Стивена Кинга или Вирджинии Вульф, – все же произносит он спустя некоторое время. – Ну хорошо, история Джона Ватсона, обыкновенная и неинтересная, – он усмехается. – Жил-был мальчик Джон…
Мальчик Джон и правда жил-был с мамой, папой и старшей сестрой Гарри в далекой-далекой (на самом деле, не такой уж и далекой) Шотландии, в небольшом, прямо скажем, провинциальном городке. Семья была патриархальная и строго религиозная, где слово «секс» в любых его проявлениях и сочетаниях находилось под жестким запретом. Джон и Гарри каждое воскресенье ходили на мессу в местную церковь, причащались и с завидной регулярностью исповедовались в мелких и по-детски смешных грехах. Отец мечтал о карьере священника для Джона и видел дочь женой какого-нибудь почтенного члена городского совета, а в будущем матерью многочисленных детишек. Он ошибался в своих расчетах, но об этом чуть позже. А пока на все лето каждый год Джон и Гарри уезжали в деревню к тетушке Милдред. Гарри отличалась вздорным характером и независимостью суждений, что раздражало родителей и восхищало Джона. Но в лето, когда Джону исполнилось шестнадцать, она побила все рекорды собственной исключительности, шокировав брата до икоты. Не думавший о плохом, Джон возвращался с речки и был привлечен странными звуками, доносившимися со стороны сарая, в котором тетушка Милдред хранила садово-хозяйственный инвентарь. В первую очередь Джон подумал о лисице, повадившейся таскать из курятника яйца. Прихватив палку покрепче, он подкрался к сараю и осторожно заглянул в дверь. В полумраке он не сразу разглядел обнаженную сестру, лежавшую в обнимку с Тиной, продавщицей из лавки мистера Синклера, на матрасе, набитом травой, который тетушка Милдред использовала для каких-то своих нужд. Поначалу он не понял, чем они занимаются, пораженный открывшейся картиной, а потом, по характерным движениям сестры, которая довольно страстно целовала и ласкала Тину, до него, наконец, дошло. Кровь прилила к лицу, Джон вскрикнул и попятился. Привлеченная его неловкими действиями, сестра обернулась, и на какое-то мгновение они встретились взглядами. Потом Тина охнула, пытаясь прикрыть свои полные груди, и Джон убежал, громко хлопнув дверью. Проскочив мимо заснувшей в кресле с вязанием тетушки, он закрылся в отведенной для него комнате и не показывал оттуда носа, переживая увиденное. Что больше его шокировало, Джон и сам не понимал, то ли голая сестра, то ли акт любви, то ли тот факт, что она занималась сексом (!) с девушкой, а не мужчиной. Сестра всегда была для Джона идеалом – смешливая, дерзкая, острая на язык – своеобразный протест против авторитарного отца. Джон любил Гарри искренне, восхищался ею, возведя на пьедестал идеальности. И вот этот пьедестал пошатнулся. Вдруг выяснилось, что в своем противостоянии с властью отца, сестра шагнула за грань допустимого. Об отношениях между людьми одного пола отец всегда отзывался крайне жестко и непримиримо, и вдруг Гарри оказалась одной из таких «паршивых овец». Сославшись на головную боль, Джон отказался спуститься к ужину и рано лег в кровать. Он просто не мог себе представить, как посмотрит сестре в глаза. Как они смогут общаться после того, что он видел. Джон ворочался, вздыхал, страдал и не находил себе покоя. Забывшись беспокойным сном, он проснулся оттого, что кто-то забирался к нему в кровать. Испугано шарахнувшись в сторону, Джон увидел Гарри в легкой ночной сорочке. Приложив палец к губам, она легла рядом с ним, пристально глядя на него. Будучи помладше, Джон частенько забирался к сестре в кровать, когда просыпался от кошмара или грозы, и она всегда обнимала его и утешала. Это казалось нормальным. Но после той жуткой сцены в сарае, Джон не был уверен, что столь тесный контакт между ними допустим.
– Я никому не скажу, – торопливо пробормотал Джон, отодвигаясь еще дальше, к самой стене, чтобы не касаться сестры.
– Знаю, – кивнула та, настойчиво придвигаясь ближе.
Ее дыхание холодило кожу голого предплечья и заставляло нервничать. Джон прочистил горло.
– В смысле, не волнуйся, – пробормотал он, – я не должен был… – он замолчал, потому что не знал, чего он, собственно, не должен был.
– Джон, – Гарри взяла его за руку, – давай поговорим, – Джон молчал. – То, что ты видел, это нормально, – она вздохнула. – Я знаю, отец говорит, что секс – грех, особенно грех между людьми одного пола, но это полная чушь, – она чуть повысила голос, и Джон испугался, что тетушка проснется и застанет их в одной постели. Но Гарри и сама все поняла, перейдя на шепот: – Мы все дети божьи, созданные по его образу и подобию, в каждом из нас есть его частичка. И разве можем мы быть плохими только оттого, что любим бога в другом человеке? Какая разница, какого пола тот человек, если суть у всех одна…
