Текст книги "Личный интерес (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Ясно, но не просто. Проблема остается прежней – Шерлок косится на закрытую дверь. Джон – его проблема, которая мешает действовать. В голове проносятся один за другим возможные повороты событий – Шерлок должен быть готов ко всему, и, главное, Джон не должен пострадать. Оживает телефон.
– Шерлок, – голос Лестрейда обеспокоен, – что сейчас было? У меня еще один маньяк гуляет? Это то, о чем я подумал?
– А о чем вы подумали, инспектор? – Шерлок холоден и невозмутим.
– Об убийстве Мэри Морстен три года назад, об убийстве Сары Сойер и об убийстве Делайлы Келли, – осторожно произносит Лестрейд.
– Отличная дедукция, – Шерлок саркастичен, – наконец-то вчитались в заключение медиков?
– Да, да, вчитался, – злится Лестрейд, – вертикальный порез на лбу у всех трех трупов, такой же, как у жертв Охотника за скальпами. Но нанесенные на лицо хаотичные неглубокие порезы были отличной маскировкой, вполне понятно, что это прошло мимо полиции. Почему ты все это видишь, чертов гений?
– Потому что у меня в голове мозги, а не йогурт, – язвит Шерлок.
– Так что, получается, убийца – женщина, а вовсе не твой дружок-доктор? – Лестрейд пропускает оскорбление мимо ушей. – А доказательства, кроме слов безумного индейца? Другие доказательства есть?
– Есть, – отвечает Шерлок, – но будет еще больше, если ты дашь мне сутки. Ровно сутки, ни минутой больше, пожалуйста, – кажется, впервые Шерлок о чем-то просит Лестрейда. – Ровно сутки не мешай нам с моим доктором, а потом можешь делать все, что захочешь.
– В том числе и арестовать его? – уточняет Лестрейд.
– Все, что захочешь, – повторяет Шерлок устало, и Лестрейд подозрительно быстро соглашается.
Впрочем, к Лестрейду есть еще одна просьба, и она удивляет инспектора. Когда они прощаются, голос его звучит потрясенно. Шерлок отключает телефон. Он сидит с бессмысленным выражением лица, созерцая давно погасший экран монитора и думает о том, как мрачно и страшно безумие, как затягивает оно людей в водоворот бурлящих страстей: ревности, любви, обиды, зависти. Или эти чувства приводят к безумию, когда границы между добром и злом размываются до полного исчезновения. Нельзя дольше сидеть здесь, там, в психотерапевтической комнате, ждет его Джон. ЕГО Джон. Нельзя оставлять Джона одного.
Шерлок находит Джона за нервным рисованием в блокноте. Только теперь Джону не надо притворяться, будто он смотрит на бумагу, которую не видит. Забравшись с ногами в свое кресло, он бездумно выводит ручкой очередной замысловатый узор, уставившись в окно слепым невидящим взглядом. Шерлоку ужасно хочется заглянуть Джону через плечо, чтобы увидеть то, что складывается на бумаге, абстрактную гениальную красоту и строгость линий, выводимых подсознанием Джона, но Шерлок не решается, потому что знает, насколько эта тема болезненна для него. Интересно, а Джон сам понимает, что представляют из себя его рисунки? Шерлок устало садится в соседнее кресло, и Джон поворачивает голову в его сторону, скользя взглядом мимо.
– Ну что, поговорил? – интересуется он, правда как-то вяло.
– Да, все нормально, – Шерлок изо всех сил сохраняет невозмутимость, – маленькая помощь полиции, – Джон кивает головой. – Так чем займемся?
– Я бы предложил тебе достать скрипку, – улыбка трогает тонкие губы Джона, – но ты же не пойдешь за ней домой?
Шерлок на мгновение представляет перспективу пересечь Бейкер-стрит, и его передергивает от отвращения.
– Нет, спасибо, – смеется он, стараясь скрыть накатившую волну страха. – Может быть, тогда ты сыграешь на кларнете? – это скорее ответная подколка, а не настоящая просьба.
– Откуда ты… – он качает головой, обрывая сам себя. – Я бы с удовольствием, – смеется в конце концов и Джон, – но давно не практиковался. Значит, посидим в тишине.
Некоторое время они и правда молчат. Шерлок изучает лицо Джона, такое хорошее и правильное, самое лучшее, а Джон продолжает прерванное занятие. Первым молчание нарушает Джон.
– Знаешь, а мне тоже сегодня сон приснился, – признается он. – Я видел во сне Игоря. Он плавал по этой вот комнате и разговаривал со мной, – Шерлок замирает в кресле рядом, боясь издать лишний звук и перебить эту невольную исповедь. – Понимаешь, я видел его, черного, величественного, с этими потрясающими воображение плавниками и просто королевским хвостом. Он был невероятно надменен и напыщен. Такой себе король среди рыб. Ты не поверишь, но он обиделся на нас. Он сказал, что для рыбы не может быть ничего унизительнее, чем кремация, что мы должны были вернуть его тело в Великую реку, в воду, из которой он вышел. Я спросил его, что за Великая река, неужели Амазонка, и он обозвал меня идиотом, в точности как ты. Он сказал, что в данном конкретном случае Великая река – Темза, и он должен был окончить свой земной путь именно в ее водах. Он сказал, что теперь его душа будет обречена на бесконечный круговорот перерождений в одном и том же теле, и что он не оставит нас в покое, поскольку это мы обрекли его на это. Игорь сказал, что будет являться нам во сне и наставлять на путь истинный, всегда незримо будет рядом, как ангел-хранитель, а еще он сказал, что ты был груб в последний раз. Что он имел в виду, я не совсем понял, – Джон переводит дыхание и продолжает. – А еще он просил тебе кое-что передать, – Джон мнется, будто не решается сказать то, что должен, но все же говорит: – Он сказал, чтоб ты не волновался. Все получится, проблема разрешится. Он сказал, что страх за себя побеждается страхом за любимого. Он сказал, что звезды ярко светят храбрым. А потом он взмахнул плавником, и я проснулся, потому что ты кричал во сне. Странный сон, правда?
Ошеломленный Шерлок молчит, прежде чем согласиться:
– Правда.
На самом деле так не бывает. На самом деле этого не может быть. Людям не снятся одинаковые сны. Даже если они спят в одной постели и занимаются сексом. Это невозможно! Шерлок моргает, выводя себя из ступора. Он не должен показать Джону свое смятение. Он не может сейчас подвести их. Главная задача на сегодняшний день – безмятежность и спокойствие. Пусть все идет своим чередом. Никаких резких движений. Шерлок накрывает руку Джона с зажатой в нем ручкой.
– Забавный сон, – с трудом выдавливает он. – Это все стресс. Ты был привязан к Игорю. Эта потеря не прошла бесследно. Хочешь, мы купим другую рыбку? На сей раз золотую, не черную. Мы можем опять назвать ее Игорем.
– Нет, – качает Джон головой, – мне не нужна замена. Я не ребенок, который требует новую игрушку, сломав прежнюю. Просто… Это очень странный сон. Он засел в голове и никак оттуда не уберется, – жалуется он. – Я подумал, если расскажу вслух, станет легче.
– И как? – участливо интересуется Шерлок. – Стало?
– Не особо, – Джон вздыхает. – Но стало легче, когда ты взял меня за руку. Странно, что раньше я не придавал такого внимания тактильным ощущениям. Всегда считал себя визуалом, а не кинестетиком. Это все слепота. Обостряет оставшиеся каналы чувств.
– Это не слепота, Джон, – мягко поправляет Шерлок, – это сердце, – он прикладывает руку Джона к своей груди. – Слышишь? Бьется только для тебя… – Джон прислушивается, закусив нижнюю губу, а потом счастливо улыбается.
– Слышу, для меня, – повторяет он тихо последние слова Шерлока. – До сих пор не могу поверить, что ты есть, – признается он. – Будто ты всего лишь сон, наваждение. Я боюсь, что протяну руку и не найду тебя. Это ужасно, когда вокруг тьма, и только с тобой она рассеивается, – Джон тянет руку Шерлока к себе и прижимает к своему сердцу. – Теперь ты послушай. Слышишь, бьется? Для тебя. Только для тебя, – Джон серьезен, и Шерлок счастлив слышать это. – Я никогда не верил в любовь, но ты вывернул мою жизнь наизнанку. Спасибо, что увидел меня. Спасибо, что пересек Бейкер-стрит, – с этими словами Джон подносит руку Шерлока к губам и целует ее.
На глаза Шерлока наворачиваются слезы.
========== Глава 13. Признания в любви. ==========
День проходит в вязкой лени и безделье. Джон расслаблен и задумчив, а Шерлок напряжен до предела, изо всех сил стараясь не показать вида, что переполнен ожиданием. Минута цепляется за минуту, складываясь в часы, из которых в свою очередь складывается день. Они переходят из комнаты в комнату под тихое мурлыканье Джона или бодрый рассказ Шерлока об очередном раскрытом деле. В кухне Джон делает сэндвичи с индейкой и заваривает чай, в психотерапевтической комнате демонстрирует свою коллекцию записей классической музыки, в кабинете показывает незаконченный детективный рассказ, который Шерлок тут же критично анализирует, авторитетно указывая на слабые сюжетные ходы и полный криминальный абсурд. Джон внимательно слушает, записывая замечания Шерлока, задает уточняющие вопросы и советуется по поводу расследования, проводимого главным героем, что неожиданно увлекает Шерлока. В холле они зависают, когда Джон звонит в больницу, где лежит Гарри, чтобы уточнить ее состояние, и радостно улыбается, получив обнадеживающие сведения. Но самое интересное происходит в спальне. Шерлок, полагавший себя убежденным асексуалом после событий, связанных с Себастьяном и темным периодом своей жизни под наркотиками, открывает для себя прекрасную сторону этих отношений. Не только платонические чувства к Джону, его чертов личный интерес кружит голову, но и физический аспект захватывает Шерлока. Вспыхнувшая внезапно страсть, потребность касаться Джона, целовать и обнимать, необходимость быть рядом, слышать его голос и смотреться в слепые синие глаза – все это переполняет Шерлока не хуже того самого напряженного ожидания. И если ожидаемые события он не в силах ускорить, то заключить Джона в объятия, зацеловать и залюбить он может, тем более, находя отклик этим желаниям в сердце Джона. Халат Шерлока падает на пол, футболка Джона летит следом, боксеры сорваны, а ноги раздвинуты в вожделении. Шерлок жаден до тела Джона, ощупывает его пальцами, лижет, нюхает и потирается всеми своими выпуклостями. Джон приятный на ощупь – гладкий, рельефный, мягкий и податливый в нужных местах, и в самом главном месте – твердый и большой. Джон пахнет мятой, яблоком и корицей, которую добавлял утром в чай, а еще немного мускусом и домом. На вкус Джон просто вкусный, и это не тавтология, его хочется съесть, такой он милый, аппетитный. Шерлок чувствует, как рот наполняется слюной, и это вовсе не каннибализм, а аллегория, Джон действительно аппетитный, со своими крепкими бедрами, надежными руками, округлыми ягодицами, маленькими горошинами сосков, светлой порослью в паху и трепетной межключичной ямочкой, в которой дрожит капелька пота, скатившаяся по виску и смуглой шее. На вкус она горько-соленая. Восхитительно горько-соленая. Шерлок дуреет, слизывая ее. Он рычит, зарываясь носом в волосы в подмышках и втягивая в себя слабый запах пота, стонет, прикусывая правый сосок Джона, отчего тот восторженно мычит, обхватывает напряженный ствол Джона губами. Шерлок, как настоящий музыкант, играет на теле Джона, вызывая к жизни прекрасную мелодию, сокрытую в нем: всхлипы, стоны, охи и вздохи – слаще музыки Шерлок в жизни не слышал. Шерлок ненасытен в его ненасытности и кончает, даже не притронувшись к себе, чтобы упасть в объятия ошалевшего от любви Джона.
После неплотного ужина, приготовленного Джоном, они устраиваются в психотерапевтической комнате, чтобы скоротать вечер, вяло играя в города. Лидирует с большим отрывом Шерлок, что не удивительно. Игра перемежается неспешной беседой.
– Мы опять будем охотиться на призрака? Франкфурт. У меня закончилась вся соль. Пока не поздно, можно заказать доставку через интернет, – как бы мимоходом замечает Джон, но видно, с каким плохо скрытым волнением ожидает он ответа.
– Тронхейм. И нет, никакой соли. Если ты помнишь, этой ночью соль нам не помогла, – Шерлок замечает, как Джон неосознанно тянется за блокнотом, что красноречиво говорит о том, что он нервничает, и быстро переводит разговор на другую тему: – Кто тебя научил готовить? Ужин был просто великолепным.
– Я всегда любил готовить, – признается Джон, – Манчестер. Дома в основном. А вот в общежитии много не наготовишь. Потом, после университета, когда стал жить самостоятельно, готовил много и с удовольствием для себя и Гарри. Это было интересно. С Мэри стало не до готовки, она выжила меня из кухни, а потом слепота. Мои возможности резко сократились, а с ними и способности. А вот желание осталось, – Джон рассеянно проводит пятерней по волосам, посылая в низ живота Шерлока электрический заряд.
– Рим. А я уж боялся, что ты всех своих любовников откармливаешь на убой, – замечает он, мучимый ревностью.
– Нет, только тех, с кем расплачиваюсь едой, – веселится Джон. – Манга. Тебе на «А»…
Именно в этот момент раздается звонок в переговорном устройстве. Сердце Шерлока замирает. Неужели дождался? Неужели то самое? Конец игре? Джон замирает, удивленно вскинув брови.
– Мы же никого не ждем… – произносит он неуверенно. – Может быть, это полиция?
– Это точно не полиция, – твердо заявляет Шерлок. – Подойди и спроси, кто там.
– Хорошо, – Джон послушно поднимается из своего кресла, выходит в холл и нажимает на кнопку в переговорном устройстве. – Слушаю вас. Кто это?
– Джон, добрый вечер, это я, Гай, Гай Огден. Впусти меня, пожалуйста.
Джон молчит, удивленно моргая, и Шерлок за спиной шепчет:
– Впусти, узнаем, что он хочет.
Джон дистанционно разблокирует подъЕздный замок и открывает дверь в квартиру.
– Извини, Шерлок, будет правильнее, если ты где-нибудь скроешься. Гай очень чувствительный мальчик, я не хочу шокировать его, – бормочет он, озабоченно хмурясь куда-то в сторону лестничного пролета.
– Голубой он, а не чувствительный, – ворчит Шерлок, закрывая за собой дверь спальни. – Шокировать он не хочет… – и только тогда понимает, что Джон стоит в коридоре в белой футболке и в боксерах в игривый мелкий цветочек. – Таким видом ты его не то что шокируешь, замертво на лопатки уложишь. Джон… – шипит он в приоткрытую дверь, но тут слышится взволнованный голос Гая, и Шерлок поспешно закрывает дверь.
Не хватало еще ему самому пропалиться перед этим юношей нежным своим обжитым за пару дней халатом. В нервном ожидании Шерлок усаживается на кровать, усиленно прислушиваясь к тому, что происходит сейчас в холле. Звукоизоляция в квартире хорошая – до Шерлока доносится лишь монотонное гудение. Немного поколебавшись, Шерлок приходит к выводу, что этическая сторона его никогда особо не волновала, а вот без его заботливого присмотра с Джоном может случится все, что угодно, и потому надо держать руку на пульсе, вернее, ухо. Решительно подойдя к двери, Шерлок осторожно приоткрывает ее, приникая тем самым злополучным ухом к образовавшемуся зазору между дверью и косяком.
-…очень нужно поговорить с тобой, Джон. Дело не терпит отлагательств, уверяю, – жалобно ноет Гай.
– А родители тебя не потеряют? – осторожно интересуется Джон. – Они в курсе, где ты?
– Я уже взрослый мальчик и давно совершеннолетний, – обижается Гай.
– Это да, но родители так не думают. Для них мы всегда дети, – мягко замечает Джон. – А твои так боятся за тебя, может, стоит позвонить? Чтобы они на уши полицию не поставили?
– Я написал им записку, сказал, что приду домой утром, – оскорбляется мелкий пакостник, и Шерлок скрипит зубами от негодования, не понимая, какую игру тот затеял.
– Ого, у тебя большие планы на эту ночь, – беспокоится Джон. – Ну что ж, вообще-то это не в моих правилах, но раз такое дело, и ты говоришь, вопрос жизни и смерти, то… прошу, – слышатся отдаленные шаги, скрип открывающейся двери, голоса опять превращаются в мерный гул.
Шерлок распахивает дверь и уже не боясь себя выдать, стремительно вылетает в опустевший холл. Голоса становятся слышнее, особенно когда Шерлок приникает ухом к замочной скважине двери психотерапевтической комнаты. Подслушивать нехорошо – прописная истина. Но Шерлок всю жизнь боролся и игнорировал эти прописные истины, чтобы сейчас прогнуться под одну из них. Он подслушивает.
– Джон, я должен признаться тебе… – Гай замолкает надолго, и Джон дает ему возможность подумать, – …все то время, что мы с тобой знакомы… Я не считаю потраченным зря. Да, родители настояли на сеансах, чтобы излечить меня от влечения к собственному полу, и хоть мы с тобой давно уже пришли к выводу, что моя проблема не в этом, а в них, я благодарен им. За то, что они… – Гай опять надолго замолкает. – Я благодарен им за то, что они свели меня с тобой, – это он произносит так, будто совершает первый в своей жизни прыжок как минимум с парашютом.
Джон молчит, и Шерлок надеется, что от шока.
– Прости… – все же Джон обретает дар речи, хоть и немного подпорченный фальцетом. – Я не ослышался? В смысле, я тоже рад был встрече с тобой. Ты талантливый юноша, и я горд быть с тобой знакомым… – торопится он заполнить паузу, созданную Гаем, но тот не позволяет.
– Я имел в виду не это, – резко перебивает он Джона. – Я благодарен своим родителям за то, что они привели меня к тебе. Ты – самый добрый и светлый человек, какого я когда-либо знал, – произносит он решительно, будто заранее написал себе текст на бумажке и теперь зачитывает его с листа, пользуясь слепотой Джона, – ты умный, добрый, понимающий, а еще красивый, щедрый, веселый, интересный… – в целом, Шерлок согласен с эпитетами, которыми награждает молчащего Джона Гай, но то, что они исходят не из его уст, а из уст какого-то озабоченного юнца, чрезвычайно беспокоит Шерлока. – Болезнь не сломила тебя. Ты лучший человек в мире, – заверяет Джона Гай, – у меня не было шансов не влюбиться в тебя. Едва я увидел твои синие, как небо, глаза, я пропал. Пропал навсегда и безвозвратно. В моем сердце поселилась любовь. Любовь к тебе, – с жаром восклицает Гай, и Шерлока бесит это его поэтическое эссе. – Джон, я знал тебя, когда ты видел, я знаю тебя теперь, когда ты не видишь, и для меня не важно, что ты слеп. Я буду видеть за нас двоих. Долго я не мог решиться признаться тебе в своей любви, – продолжает он, – но сейчас, когда рядом появился этот тип, детектив, и я увидел, как он смотрит на тебя, моя робость уступила дорогу решительности. Я боюсь, что он совратит тебя, Джон. Все это время я думал, что мужчины тебя не интересуют, поэтому стеснялся признаться в своем влечении, но страх потерять тебя, отдать другому измучил мое сердце. Джон, я не могу спать. Я не могу спать после того, как увидел вас вместе. Это невыносимо. Ревность меня убивает. Пока не поздно, я хочу, чтобы ты знал, Джон, я люблю тебя и пойду на все, чтобы быть с тобой, – Гай начинает сбиваться в своей продуманной речи, слова набегают друг на друга, съедая окончания, он тяжело дышит и явно не в себе. – Джон, прошу тебя, Джон, обними меня. Почувствуй жар моей кожи, мою дрожь и нетерпение. Это все тебе, это все из-за тебя. Я хочу быть с тобой, Джон, не прогоняй меня, пожалуйста… – Гай уже чуть не плачет, умоляя Джона, а глаза Шерлока застилает какой-то красный туман, злоба клокочет в душе бурлящим горным потоком, руки дрожат. Шерлок едва сдерживает себя, пытаясь не выломать чертову дверь. – Джон, пожалуйста, обними меня, будь со мной. Возьми меня. Я подготовил себя, я чистый, тебе не будет противно. И анализы я сдал, у меня и справка есть, никаких заболеваний, а тебе я верю, – горячечно бормочет Гай, и Шерлок не верит тому, что слышат его уши. – У меня давно никого не было. Я узкий, тебе понравится. И я выносливый, я приму тебя, правда-правда. Нам будет хорошо вместе. Мечтаю о твоем члене, Джон, пожалуйста, ну пожалуйста, скажи хоть что-то, пожалей меня… – и тут Шерлок пугается, что Джон и правда может пожалеть этого идиота, и что тогда будет?
Более не дожидаясь, куда выведет разговор, Шерлок одним яростным пинком распахивает дверь и застывает на пороге в шоке от открывшейся картины. Джон сидит в своем кресле, испуганно подобрав босые ноги и прикрывая ими свои фривольной расцветки трусы, а на коленях перед креслом, очень близко, стоит совершенно обнаженный Гай Огден собственной персоной. Его одежда неопрятной кучей валяется на полу, а обнаженное худое нескладное тело сияет в свете заглядывающей поверх покрывала, наполовину закрывшего окно, луны. Шерлок моргает, и морок проходит – обыкновенное тело, вовсе не сияющее, а белое, как молоко, не загорелое, покрытое пупырышками мурашек. Но то, что это бледное голое тело тянется к перепуганному Джону, выводит Шерлока из себя.
– Что здесь происходит? – гаркает он, отчего Гай подпрыгивает и ошарашенно оглядывается на него в панике и каком-то отчаянии, а Джон внезапно успокаивается и даже, едва заметно, расслабляется (по крайней мере, кулаки разжимаются и ладонями вниз ложатся на подлокотники кресла). – Ты почему голый, Гай? – интересуется он, понимая, что нужно добивать противника, пока тот не очухался и сам не перешел в наступление.
– Голый? – восклицает Джон. – Гай, ты что, голый? Ты что, так по улице шел? – на лице его написано потрясение. – Тебя же могли в полицию забрать, – Джон явно обеспокоен, и Шерлок на мгновение злится на это неистребимое Джоново сочувствие всем сирым и убогим.
– Не шел он голым по улицам, – поспешно успокаивает Джона Шерлок, – здесь уже разнагишался, чтоб тебя потрясти, – Шерлок бросает уничтожающий взгляд на Гая. – Ален Делон тут нашелся…
– А сам-то? – вскидывается Гай, нисколько не смущаясь собственной наготы и даже не пытаясь прикрыться. – Разгуливаешь в Джоновом халате, а под ним-то, между прочим, ничего.
– А под ним, между прочим, я, – бесится Шерлок, которого этот глупый разговор начинает раздражать. Он буквально чувствует, как от препирательств с этим озабоченным юнцом понижается его айкью. – А ты вообще откуда знаешь, что это халат Джона? Может, я в собственном халате? С собой принес прозорливо, – Шерлок прищуривается, разглядывая Гая в новом свете.
– Это халат Джона, – твердо заявляет Гай. – Я знаю о Джоне все, потому что интересуюсь. А вот ты, несмотря на всю хваленую гениальность, ничего о нем не знаешь. Его любимая книга? Любимое блюдо? Любимый цвет? Умеет ли он плавать? Как звали его собаку? Боялся ли он в детстве темноты? Где он хранит детские фотографии? – тарахтит Гай в запальчивости, и Шерлок обиженно моргает – конечно, он ничего не знает о Джоне, потому что они знакомы всего несколько дней, но мальчишка, похоже, входит в раж. – Над пропастью во ржи. Спагетти. Желтый. Умеет. Глэдстоун. Боялся. В коробке из-под обуви в шкафу, – выпаливает он.
И наступает тишина.
– Ты что, за мной шпионишь? – потрясенно спрашивает Джон, Гай дергается.
– Это называется сталкерство, – тихо произносит Шерлок, – когда фанаты собирают любую информацию о своих кумирах. Джон стал твоим кумиром, Гай? Может, где-нибудь в твоей тайной коллекции есть украденные у него носки, трусы и носовые платки?
Гай вскидывается, гордо поднимая голову, и отвечает Шерлоку, игнорируя последний вопрос:
– Джон стал для меня и кумиром, и богом, и всем миром. Потому что я люблю его. Джон, я люблю тебя, – это он уже говорит Джону, протягивая к нему руки. – Пожалуйста, Джон, пожалуйста, дай нам шанс. Позволь мне показать тебе всю мою любовь. Позволь мне, Джон, – и Гай начинает беззвучно плакать.
Слезы катятся по его бледному лицу, по шее, по впалой груди, и Шерлок готов стукнуть его, потому что то, что происходит сейчас – запрещенный прием. Джон не тот, кто оттолкнет плачущего, не тот, кто перешагнет через слабого, не тот, кто выгонит в ночь. Но Шерлок держит себя в руках, потому что знает, Джон не простит, если Шерлок позволит себе подобную вспышку гнева. Гай все тянется к Джону и плачет, и просит о любви и жалости, а Джон молчит, слепо таращась куда-то поверх его головы. Как долго это продолжается, Шерлок не знает.
– Гай, – мягко останавливает это безобразие очнувшийся от собственных грез Джон, – ты все еще обнажен?
– Он все еще голый, – подтверждает мстительно Шерлок.
– Тебе надо одеться, Гай, – просит Джон. – Здесь прохладно ночью, ты можешь простудиться. И, мне кажется, Шерлоку не очень приятно видеть тебя обнаженным.
– Джон, я хочу почувствовать твое тело, – потерянно шепчет Гай. – Я люблю тебя…
– Гай, – останавливает его Джон, – ты любишь не меня, а мой образ, созданный в голове. Мы слишком долго встречались при отсутствии необходимости, медицинских показаний. Ты зациклился на мне. Тебе не нужна помощь на самом деле. Все, что нужно, это попрощаться. Нам с тобой попрощаться. Отпустить друг друга.
– Джон, ты не слышал, что я сказал? Я люблю тебя… Не хочу отпускать и прощаться. Я знаю о тебе все, это ли не доказательство искренности чувств? – восклицает Гай, заламывая руки.
Джон качает головой:
– При чем тут твои знания обо мне? Каким образом то, что ты знаешь, сколько у меня запломбированных зубов или веснушек на спине говорит о любви? Всего лишь о нездоровом любопытстве.
Шерлок облегченно выдыхает, только сейчас осознавая, насколько Джон ЕГО человек. Джон решительно поднимается, протягивая руку.
– Шерлок, – просит он куда-то в пространство, и тот понимает с полуслова, приближаясь к нему и сжимая его руку своей.
Губы Джона трогает улыбка. Он неуловимым движением перетекает-притирается к Шерлоку, и вот уже они стоят рядом друг с другом, словно пара. Гай смотрит на них сквозь все еще бегущие слезы.
– Я люблю его, – говорит Джон, перестав улыбаться. – Мы знакомы всего ничего и мало что знаем друг о друге. Наверняка не пройдем тест у миграционных служб. Но это не отменяет того факта, что без него мне не хочется жить. У нас очень много поводов держаться друг от друга подальше, – Джон хмурится, вероятно, вспоминая о Мэри, – но это просто невозможно. Меня тянет к нему так, будто мы спаяны намертво какой-то очень крепкой цепью. Мне сложно объяснить эти чувства, я сам их все еще осмысливаю, но одно – чистая и абсолютная правда – вот уже несколько дней, как Шерлок – самый дорогой и важный для меня человек, – болезненная гримаса кривит красивое лицо Гая, и Джон, будто увидев это, смягчается. – Ты еще встретишь своего человека, Гай, я обещаю. Ты узнаешь его сразу, не будет никаких сомнений. И он узнает тебя. А я… просто твой друг. И ты мой друг. А сейчас, пожалуйста, оденься, и мы все вместе пойдем и выпьем чаю. Я завариваю прекрасный чай, ты-то должен знать, раз настолько осведомлен обо мне…
Плечи Гая опускаются, глаза тускнеют. Он очень медленно поднимается с колен, сломленный словами Джона. Но Шерлоку не жаль его, этот человек покусился на ЕГО, Шерлока, собственность, и потому не достоин сожаления. Шерлок бросает осторожный взгляд на притихшего рядом Джона, и чистая ничем не замутненная радость разрастается в душе, а в голове стучит одна, но самая важная мысль:
– МОЙ, МОЙ, МОЙ…
И в этот момент где-то позади них с грохотом захлопывается дверь, а затем слышится пронзительный женский крик.
Шерлок оборачивается и в ужасе вздрагивает, до боли сжимая руку Джона. Гай вскрикивает, отступая на шаг. Зрелище и вправду ужасное. В дверном проеме стоит женщина в белом платье в мелкий веселый цветочек. Обычное домашнее платье свободного покроя чуть ниже колен, с длинным рукавом и вырезом под горло с деревенскими кружевными оборочками. Платье ветхое и застиранное, цветочки давно выцвели, а кружева утратили четкость рисунка и непорочность цвета. Женщина невысокого роста. У нее белые до плеч волосы, закрывающие лицо. Но не вызывает сомнения, что она смотрит на них из-за завесы волос. Она смотрит и кричит, и крик этот режет по ушам, бьет по нервам, терзает душу.
– Что происходит? – шепчет рядом Джон, но Шерлок молчит, и тогда Джон повышает голос: – Что происходит? Кто кричит? – и Шерлок снова не находит в себе сил ответить ему, лишь крепче сжимая руку, и тогда Джон кричит: – Что, черт возьми, происходит? – и тогда женщина перестает кричать. – Кто здесь? – снова опускается до шепота Джон, и его шепот кажется раскатом грома.
– Женщина в белом, – бормочет откуда-то сзади перепуганный Гай. – Женщина…
Рука Джона становится вялой и слабой в хватке Шерлока, дыхание сбивается, когда Джон шепчет:
– Мэри? Мэри, это ты?
И женщина в ответ хрипло шепчет:
– Джон, как ты мог, Джон? Ты предал меня? Ты предал нашу любовь? Ты изменил мне? Изменил мне с Сарой. Изменил мне с этой Делайлой. Теперь ты изменил мне с мужчиной. Вернее, с двумя мужчинами. Джон, ты не был таким. Ты любил меня, а я любила тебя. Неужели ты не почувствовал, что я рядом? Что я всегда рядом с тобой? Ночами я смотрела, как ты спишь. Я лежала рядом и гладила тебя по волосам. Я целовала тебя, жила тобой, твоим дыханием… Я всегда знала, что мы созданы друг для друга и даже смерть не разлучит нас. Но ты подвел меня, Джон! – кричит она. – Подвел… – опять хриплый шепот, от которого Джона рядом начинает колотить, и Шерлок лишь крепче сжимает его руку. – Сара захотела за тебя замуж, а ведь это место занято, ты забыл? Она всегда вставала между нами, всегда хотела забрать тебя. Я знала это, видела. Жалкая воровка! Нельзя брать чужое! Ты мой, Джон, мне пришлось ей об этом напомнить. Глупая Делайла возжелала тебя, моего мужчину. Моего, слышишь, Джон? Как смел ты пустить ее в дом? Она залезла в твою постель? О да, она умела ублажать мужчин, умела быть соблазнительной… Шлюха! – женщина опять кричит, отчего у Шерлока начинает дергаться глаз – слишком высокие ноты она берет. – Ты пустил в нашу постель шлюху! Собрался жениться и на ней? Скажи спасибо, что я не допустила этого позора, спасла твою репутацию. Хорош бы ты был: доктор Ватсон и его шлюха. Я сделала все, чтобы сохранить твое имя, но ты не внял моим предупреждениям, – она трясет головой, и волосы облепляют ее лицо, будто прилипшая паутина, отчего она становится совсем жуткой, похожей на ведьму. – Ты, жалкий трус, так и не признался мне в своей тайной страсти. Вместо этого завел интрижку с двумя мужчинами. Соблазнил мальчишку, притащил в нашу постель этого ненормального. Какое падение, Джон! И как тебе ЭТА любовь? Чем тебя не устраивала я? Неужели нельзя было хранить верность? Ведь это такая малость – верность, всего лишь верность. Ты же обещал! – она опять кричит, и Шерлоку кажется, что воздух в комнате начинает искрить избыточным электричеством.
Джон мужественно выступает вперед, пытаясь прикрыть собой и Шерлока, и находящегося в прострации все еще обнаженного Гая. Видно, насколько Джон потрясен, испуган, испуган за него, Шерлока. Шерлок не может избавиться от глупого тщеславия, заставляющего его улыбаться в такую странную и напряженную минуту. Минуту откровения, минуту, когда решается ВСЕ.
– Мэри, – голос Джона дрожит, – пожалуйста, успокойся, дорогая. Не стоит волноваться, о каком предательстве ты говоришь? О какой неверности? Я не изменял тебе, когда ты была жива. Если вспомнишь, это ты изменяла мне, когда мы уже были вместе, – женщина в белом злобно шипит, вновь трясет волосами.
