Текст книги "Беззаветные охотники (СИ)"

Автор книги: Greko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3

Вася. Окрестности крепости Грозная, конец осени – декабрь 1838 года.

Первый бежавший, размахивая кинжалом с лезвием более полуметра, до Васи и Глаши не добрался. Милов долго не рассусоливал, за спину любовницу не прятал со словами: «Сейчас разберусь!» Он просто метнул подарок Бахадура, целя супостату в живот. Нормально вышло, глубоко воткнулась стальная полоска. Не пропали даром уроки алжирца. Чечен сложился пополам. На его лице удивленное выражение сменило обиженное. И тут же морозный стылый воздух огласил жалобный крик. Налётчик рухнул на землю, уронив свою железяку и прижав руки к животу. Приятный аромат засыпающего яблоневого сада перебил мерзкий запах утробы. Не жилец!

Бежавший следом споткнулся о тело напарника и кубарем покатился в сторону Васи. Тот и рад. Любимый нож-горлорез был уже в руке. Бравый унтер без затей ткнул острием в так удачно подставленную шею в районе яремной вены. Тут же добавил укол в подключичную область слева от шеи. Смертельно раненый супостат растянулся плашмя. Темная кровь непрерывной струей оросила стылую землю. Глаша пронзительно завизжала.

Третий налетчик резко затормозил. С недоумением пялился на поверженных за несколько секунд товарищей. Спокойный вид Васи, перебрасывавшего из руки в руку странный нож, ввел его в ступор. Чеченец сделал шаг назад, изготовившись к битве не на жизнь, а на смерть. Жертва, «дичь» оказалась до крайности кусача.

Прошлой ночью троица из далекого чеченского аула у Качалыковского хребта переправилась через ледяной Терек. Надули воздухом бурдюки с лямками. Переплыли. Затаились в леске у воды. Кое-как обогрелись и весь день пролежали в засаде. Казачьи патрули их не заметили.

У хищников было два варианта.

Они могли подкараулить проезжего на дороге, ведущей в станицу. В одиночку никто обычно не ездил, но небольшой группой – завсегда пожалуйста. Короткая сшибка, удачно разряженные пистолеты – и вот уже важного русского чиновника волокут к реке, чтобы полузахлебнувшегося и перепуганного до испачканных портков уруса тайными тропами доставить в родной аул. А потом переговоры и много-много серебра, которое позволит достойно пережить голодную зиму.

Чеченцев не остановил урок, преподанный всем кавказцам генералом Ермоловым. Когда они захватили майора Шевцова и потребовали гигантский выкуп, генерал пообещал повесить всех князей, в землях которых случился захват. В итоге, майора выкупил аварский хан. А чеченцев все их соседи слезно попросили поумерить пыл. Впрочем, ичкерийцы, испокон века жившие набегами и грабежом, мало прислушались к подобной просьбе. Поумерили не пыл, а жадность, и дело с захватом пленников с последующим выкупом поставили на широкую ногу.

Второй вариант был не менее популярен. Подкрадывались к станице и хватали зазевавшихся казачек. На русских баб в горах был большой спрос.

Именно так и решили действовать Нохчо, Чаброз и Ваха. Но что-то пошло не по плану. Нохчо и здоровенный Чаброз валялись на земле, истекая кровью. А Ваха прикидывал: или вступить в отчаянную схватку с урусом, или сбежать, раз все пошло не так.

– Салам, чечен! – окликнул его Вася. – Хани вача (иди сюда – искаженный аварский – авт.)!

В прошлой жизни Милову довелось побывать в дагестанском селе Кванхидатли в Болхинском районе. Друг пригласил, с которым вместе воевали. Как раз там он и познакомился с методами добычи соли из земли, которые не так давно продемонстрировал Исмал-оку и Кочениссе. В том же ауле он понахватался аварских слов. Говорил, конечно, страшно коверкая язык, но даже этого скудного и корявого запаса ему хватило, чтобы ошеломить чеченца.

– Эээ… Да я тебя знаю, – перешел на русский Вася. – Это же был ты, кого я отпустил голышом не так давно⁈

Ваха застыл столбом. Он тоже узнал уруса, который столь издевательски с ним поступил. Мало того, что не прирезал. Так еще и кинжал дедовский утопил в реке. Когда русские ушли, чеченец с трудом его нашел. Он уже открыл рот, чтобы разразиться потоком ругательств, но не учел одного: Милов заговаривал ему зубы.

Вася прыгнул вперед. Крутанулся по земле кувырком с выходом в ноги. И уронил Ваху на землю, резко дернув его за лодыжки. Приставил нож к горлу, коленом фиксируя руку с кинжалом. Надавил посильнее. Чеченец со стоном выпустил кинжал.

– Что же мне с тобой делать, басурманин? А? Молчишь? Ну-ну.

Вася вздернул на ноги ошалевшего Ваху, выкручивая ему руку и вздергивая ее вверх. Гололобый согнулся. Засеменил ногами в сторону реки, направляемый ненавистным урусом и беспрестанно ругаясь сквозь зубы. Шум поднимать он не хотел.

– Бог троицу любит! – назидательно молвил Милов. – Один раз отпустил. Второй – тоже отпущу. Поймаю в третий – зарэжу!

Унтер страшно оскалился, отпустив выкрученную руку и развернув к себе лицом Ваху. Схватил его за грудки. Приподнял над землей и швырнул спиной вперед с небольшого обрыва у воды. Прямо в полноводный неторопливый Терек. Повезет, выплывет!

Ваха забил руками, пытаясь справиться с течением. Отчаяние, вызванное новым унижением, его захлестывало с головой. Но неистребимая жажды жизни победила.

– Урус! Бурдук! Бурдук дай! – закричал он, отплевываясь от воды и указывая рукой на место захоронки средств переправы.

Вася сообразил, что от него требовалось. Отошел в направлении, указанном чеченцем. И с радостью обнаружил бурку со сложенными на ней ружьями и пистолетами. А также три несуразных надутых бурдюка, напоминавших детскую поделку человеческого туловища с торчащими в разные стороны подобием рук.

«Это я удачно зашел!» – присвистнул Вася, сообразив, что лут попался богатый.

Он подхватил один бурдюк. Быстро вернулся на берег и швырнул спасительное средство чеченцу. Не оглядываясь и не дожидаясь конца эпопеи с обратным форсированием Терека, Милов споро собрал привалившее богатство, скрутив его в тугой рулон из бурки. Донес его до первого пострадавшего. Чеченец мучительно стонал. Вася, недолго думая, его прикончил. Дождался, пока отойдет. Вытащил подарок Бахадура. Обтер от дерьма о рваный бешмет налетчика.

– Глафира! Ты чего застыла, как неживая? – спросил Милов.

Только в эту секунду он осознал, что высокий протяжный звук-вопль, вылетавший изо рта любовницы, давно оборвался, и она стоит, пялясь на него в совершенном изумлении. Подтащил труп чеченца ко второму. Бросил рядом бурку с хабаром.

– Глаша! Отомри! – приказал. – Давай ноги в руки и тикай до ближайшего патруля. Хай подсобят мне с убиенными. И – это… Молчок про третьего, хорошо⁈

Глафира понятливо кивнула. Быстро приблизилась. Прижалась всем слегка дрожащим телом. Крепко поцеловала в губы. Ни слова не сказав на прощание, быстро пошла к станице, вызывающе качая бедрами на ходу.

«Хороша, чертовка!» – восхитился Вася и крякнул от досады. Пнул ближайший труп. Весь кайф обломали, горе-налетчики!

… Через день, по возвращению в Грозную, унтер-офицера Девяткина вызвал к себе сам полковник Пулло. Отправились вместе с Лосевым. Беды и начальственного разноса не ждали. Наоборот, были все основания надеяться на благодарность за предотвращенное Васей нападение на станичников.

Вышло несколько иначе. Полковник смог удивить. Нет, он, конечно, похвалил. Но не наградил, а озадачил.

– Я, господин поручик, вот что думаю… Пора нам менять тактику. Сидим тут, за стенами, и ждем, пока беда приключится. Не дело так поступать. Пора переходить к активным действиям. На экспедицию вглубь Чечни – что Большой, что Малой – нам никто разрешения не даст. Но сие не означает, что в остальном мы связаны по рукам и ногам.

– Патрули будем высылать? – попробовал угадать Лосев.

– Толку от них! Хищник действует малыми партиями. От патрулей он затаится. А если будет большой набег, то хорошо, если патруль сам успеет ноги унести. Потребно нам, по моему разумению, создать отряды охотников, набрав в них егерей и карабинеров из резервного батальона. И рассылать их по окрестным лесам, через которые ведут тропы к Тереку. Пусть лежат в засаде и отстреливают тех, кто на них дуриком выскочит. Или режут, как твой молодец. Как там тебя? Девяткин?

– Так точно, Ваше Превосходительство! – гаркнул Вася, все время монолога командира преданно сверливший его глазами.

– Вот! – удовлетворенно кивнул Пулло. – Пойдешь в охотники, унтер?

– Отчего ж не пойти⁈

– Он у нас по артельному хозяйству, – попробовал защитить своего любимца Лосев.

– Старший комитета? – недовольно поморщился полковник.

– Никак нет. При артельной повозке.

– От службы освобождаем только старшего! – отрезал Пулло. – Назначаю унтера командиром команды охотников.

– Не справлюсь, вашвысбродь! – скороговоркой промямлил Милов. – Да и не нужен всей группе начальник. Группы по два-три человека. Не более. А коли толпой по лесу шататься, толку выйдет мало.

– Вот! Соображаешь! Короче! Вам, поручик, отобрать людей и поставить задачу. По тактике обсудите в роте со старослужащими. Они плохого не посоветуют. Может, кто в настоящей охоте что понимает. Разница небольшая – что на крупного зверя ходить, что на чечена. Тот же хищник, по моему разумению. С чего-то нужно начинать, а там будем корректировать. Подберем опытным путем оптимальную тактику засад. И – вперед! Как, Девяткин, думаешь: выйдет толк из затеи? Отвечай, как на духу! Забудь, что перед тобой командиры!

– Думаю я, Вашвысьбродь, людей нужно вдумчиво готовить. Одежа ни к черту не годится. Навыков скрытного движения через лес никто не имеет. А лес ныне листву уронил. Особо не попрячешься.

– Не знаю, как вашей беде помочь. Не в горцев же вас наряжать? Так и свои за милую душу пристрелить могут.

– Это вряд ли. Ружья-то – таво, чистое недоразумение. Что на человека, что на зверя.

– Чем тебе ружья не угодили? – изумился полковник.

– Так дрянь наши ружья для охоты!

– Ты кабана что ли собрался валить в лесу? Хотя… Ежели дичь какую из леса принесете, тоже неплохо! Добавка к канонической скотине роте не помешает. Я прав, поручик?

– Сытый солдат – хороший солдат! – улыбнулся Лосев.

– Вот и я про тож! Кстати! Раз уж это дело для нас новое и исход его не определён, поступим хитро. Я издам приказ по вашему батальону: отрядить команду из солдат для охоты на лесного зверя для улучшения питания в ротах. Но задачу устно поставим людям отстреливать зверя двуногого. Получится – грудь в крестах. Не выйдет – хоть приварок к столу добудем. Все понятно⁈

Лосев хмуро кивнул. Не было печали – черти накачали! А с кого спрос, если чечены солдат в лесу ухлопают⁈

– Насчёт ружей… Я тебя, Девяткин, услышал. Есть у меня одна задумка. Добудешь в лесу пару чеченов, вернемся к твоему вопросу!

Коста. Тифлис-Манглис осень 1838 года.

Микри и Мика… Эта парочка была для нас с Тамарой даром небес. Очень своевременным даром! Ибо их появление закрывало вопрос, как быть с гостиницей в наше отсутствие. Осталось лишь уговорить Мишу взять на себя бразды правления (куда ему деться? Согласится!). А Микри – опытным путем нащупать кулинарные пристрастия тифлисских гурманов, взращенных на персидских роскошествах. Вечерний визит четы Тамашевых был очень кстати. В том, что Адашина кухня придется по вкусу русской колонии, я не сомневался. Проверено Одессой!

Кстати, насчет русских! Гостиница изначально задумывалась именно для них. В Тифлисе с номерами достойного уровня напряженка. Стало быть, нужно оригинальное название. Такое, чтобы любому петербургскому чиновнику или армейцу сразу было понятно: мне сюда!

– Над вывеской думала? – спросил я Тамару, утолив первый голод.

– Думала. Ничего путного пока не вышло, – печально призналась она.

– Пушкинъ!

– Что Пушкин? Причем тут Пушкин⁈

– Пушкинъ! – повторил я. – Только так и никак иначе! Для русской образованной публики – это как знак качества! Еще и табличку у входа повесим: «здесь останавливался великий русский поэт»!

Я не стал объяснять Тамаре, что со временем все вокруг станет пушкинскими местами – улицу и сквер назовут в его честь. А мы этому поспособствуем!

– Умный муж! – удовлетворенно кивнула Тамара. – Чем еще порадуешь?

– То есть возвращения из тюрьмы и известия о новом доме тебе мало⁈

– Какого дома? – тут же у всех собравшихся, кроме Томы, округлились глаза.

– Косту император наградил арендой дома, осталось только выбрать, – как о чем-то само собой разумеющимся выдала царица. – Вечером с тетей Ануш и ее мужем посоветуюсь. Уверена, они подскажут. Ну, так что? Я же вижу, что ты еще не все ножи метнул.

«С кем поведешься! – усмехнулся про себя на выражение супруги. – Бахадур теперь у нас еще и поставщик литературных сравнений!»

– На! Читай! – я протянул жене письмо императора. Пока она его изучала, сообщил собравшимся последнюю новость. – Мы едем в Лондон!

Нет, сегодня просто день дублеров Катенина. Снова широко распахнутые глаза и открытые рты. Один Бахадур удержался. Он уже был в курсе.

Тамара прочитала. Подняла на меня растерянный взгляд.

– Лондон⁈

– Ну, да, – как можно безразличнее ответил я. Мол, подумаешь!

– Нет! – как отрезала.

– В смысле⁈ – я заорал.

– В смысле, да, – Тамара волновалась. – Но нет!

– Тамара!

– Я не поеду туда такой замарашкой! – воскликнула женушка, наконец, толково объяснив. – Без… Без одежды, туфель.

– Так купим.

– Коста! Оглянись! – Тома указала на нашу собственность. – Здесь все наши деньги.

– Так я в Манглис поеду, – я говорил уверенно, вселяя спокойствие и в супругу. – Мне там задолжали, помнишь? А, во-вторых, мы скоро в золоте купаться будем. Поверь! Как только откроемся. Так что, успокойся, пожалуйста. И, пока я буду в Манглисе, найди нормального учителя танцев.

– Для чего⁈

Тут я перечислил все танцы, которые мне следовало выучить. Все долго хохотали.

– Да, да, да! – я смеялся со всеми. – Настигла меня кара божья!

– Ты поел, танцор? – невинным тоном осведомилась Тамара.

Я кивнул.

– Так чего сидим⁈ А ну марш в полк за жалованием!

… Манглис за год не сильно переменился. Те же казармы и те же хмуро-наглые рожи в канцелярии. Но права поговорка: новая метла по-новому метет. Вместо Дадиани полком командовал барон Врангель, за которым зорко приглядывал новый бригадир и мой знакомый, генерал-майор Андрей Михайлович Симборский. Ему не хотелось повторить судьбу генерала Гессе, отставленного от службы из-за проделок своего подчиненного полковника. Вернувшись в Тифлис с экспедиционным отрядом Эриванского полка, Андрей Михайлович не вылезал из Манглиса и замучил всех строевыми смотрами. Причем, сам он пехотных уставов не знал, ибо всю свою военную жизнь провел в артиллерии. Это обстоятельство сыграло с генералом злую шутку. Его пребывание в Манглисе сопровождалось рождением все новых и новых анекдотов. И ропотом офицеров.

Стоило мне нарисоваться в штабе, меня окружили и весело приветствовали сослуживцы. Прошлое недоразумение было забыто. Слухи о моих геройский походах по вражеским тылам были столь искусно раздуты Малыхиным, что превратили меня в полумифическую фигуру. Каждый мечтал поручкаться и выразить свое восхищение. Главный мой обидчик Золотарев уже не был полковым адъютантом и сидел безвылазно в Тифлисе, как он и мечтал. Вот только мечта его сбылась несколько кривовато: он проходил подследственным по делу своего бывшего командира.

Когда схлынул первый шквал приветствий, меня тут же попросили найти управу на генерал-майора.

– Вы с ума сошли, господа? – изумился я. – Где я и где генерал? Как же я его успокою?

– Да он нам вечно тебя всем в пример ставит! Коста – то, Коста – сё. Был бы Коста с вами, вы бы – ух! А пока, дескать, гордитесь, что с вами в одном полку служит столь героическая личность!

Удивительные дела тут творились!

– Константин Спиридонович! – вмешался молоденький юнкер, который, как я помню, все выспрашивал у меня, что такое русская рулетка. Я напрягся. – Признайтесь, раз уж здесь все свои, вы ружейными приемами владеете?

– И близко не ведаю!

Дружный вздох облегчения окончательно смешал все в моей голове.

– Слава богу! Слава! – раздались вокруг голоса. – Вы не представляете, какое облегчение!

– Да объясните мне толком!

– Вы не знаете! И генерал не знает! – «объяснил» юнкер.

– Так! Спокойно! – вмешался Малыхин. – Объясняю по порядку. Генерал из артиллеристов. Маршировки, солдатской стойки и ружейных приемов не знает. Ему адъютант записочки написал, вот он по этим бумажонкам и сверяет правильность выполнения. Педантичен и мелочен, аж жуть! Но чует свое несовершенство. Вот и решил освоить сию премудрость, коль выпало ему командовать пехотной бригадой. А как освоит, замучает нас смотрами!

– Не бывало такого, чтоб кавказские войска под ремень ставили, как в России, – загудели офицеры.

– Раз он вас так любит и всем на вид ставит, есть надежда, что, узнав про ваше незнание, он и свой пыл поумерит!

– Точно! Только на это и расчет!

– Я, конечно, попробую, но ничего не обещаю!

– Попытка не пытка! – развел руками Малыхин.

– А что Симборский? Выходит у него строевка?

Офицеры захохотали.

– Был тут такой случай, – утирая слезы, рассказал Малыхин. – Показал ему унтер, его ординарец, все приемы. Генерал решил повторить. Говорит:

– Забудь, братец, что перед тобой генерал. Командуй мне как рекруту, а я сам буду такты повторять.

Унтер и рад стараться. Как заорет, выпучив глаза от усердия:

– Слушай! Смир-ноооо!

Генерал стойку принял, а унтер ему со всем своим рвением:

– Да ты пузо, пузо-то убери, а не то я тебя!..

Симборский оторопел. Обиделся.

– Ну, братец, ты в самом деле не того…

Унтер мигом тон сменил и ласково так:

– Пузики, животики подберите, Ваше Превосходительство!

Снова штабную комнату сотряс дружный смех.

– Ступайте, Константин Спиридонович, представляйтесь генералу! И помните: токмо уповая на ваше незлобие, ждем и надеемся!

Я отправился на квартиру Симборского. И с порога понял, что офицеры были недалеки от истины, когда расписывали ужасы генеральского рвения.

– Да знаешь ли, каналья, что ты сделал?.. Ты целую одиннадцатую роту спалил!.. Каторги тебе мало за подобное смертоубийство… Пошел вон, Буанопартово отродье! Пока не родишь мне целую роту, не смей показываться…

Генерал антимонии разводить не привык. Распекал своего денщика так, что стекла дрожали. А за что? Оказалось, бедняга за ночь спалил чурки в печи, согревая командирскую квартиру. Чурки те были непростые. Настоящие солдаты армии Урфина Джюса. С ними Симборский производил всевозможные эволюции для изучения под присмотром адъютанта строевых учений.

Мне генерал обрадовался, нисколько не смутившись, что я застал его за столь странным занятием.

– Знаешь ли ты, Константин Спиридонович, порядки перестроения шеренг при разводе караула?

– Откуда ж мне освоить такую премудрость? Я все по Черкесии ползал на брюхе. Пороху в стрелковом бою в цепи не нюхал!

– Вот и славно! – поразил меня генерал абсурдностью своего ответа. – Будем вместе с тобой постигать трудную солдатскую науку. Сейчас этот Навуходоносор родит нам новую роту и приступим. А пока чаю попьем.

Уселись за стол. Генерал по-простому налил мне собственной рукой чаю из небольшого самовара. Придвинул какую-то особую шарлотку, посеребренную сахарной пудрой, и вазочки с ореховым и арбузным вареньем.

– С подчиненными я по своему обычаю краток и категоричен. Но ты, Константин Спиридонович, особый случай. Моряки тебя хвалили. Прекрасная аттестация от Вольховского и Розена. Хочу тебя видеть при себе дежурным офицером от полка. И милости просим на мои обеды. Повар у меня отличный. Недаром Паскевич меня прозвал Лукуллом 3-го корпуса. За моим столом потребно видеть не меньше числа Граций и не больше числа Муз. Соображаешь, сколько?

– Не меньше трех, не больше девяти?

– Соображаешь, – удовлетворенно кивнул генерал. – Местные офицеры видят во мне дракона, да и пусть их! Занимались бы самообразованием, я бы их попустил. А допрежь того будут смотры мне сдавать!

Я коротко посвятил генерала в свои планы и обстоятельства.

– С арендой тебе удачно подвалило. Хоть и без дохода. Мне-то выделили одну на 12 лет. Поправлю свои дела. Супруге отпиши, чтобы без тебя управилась. Дом подобрать – большого ума не надобно. А сам останешься при мне. Отпущу в январе. Поедешь в Крым посуху в объезд Азовского моря. В море лучше не суйся.

– Сколько же будем добираться⁈

– Не боись! За месяц управишься! Поспеешь точно к сроку!

Я тяжело вздохнул. Вот так нежданно-негаданно на меня навалилась армейская лямка. А так хотелось с сестрой Рождество справить!

Денщик внес в дом новорожденную «роту». С грохотом ссыпал ее у печи.

– Ну, что? Приступим? – довольно потер руки генерал, жадно разглядывая наваленные в беспорядке чурки.

… Потекли дни моей службы в полку. Однообразные и утомительные своей предсказуемостью. С офицерами было откровенно скучно. Они проигнорировали мои намеки на саморазвитие, которого от них ждал генерал. И о чем с ними говорить? О лошадях и выпивке? То ли дело за столом Симборского – интересно и познавательно. И очень вкусно.

Он, действительно, знал толк в хорошей кухне. И вовсе не был таким сухарем и педантом, каким себя выставлял. Под личиной сурового и строгого человека скрывалась добрейшая душа. И мужественное сердце настоящего воина. За недолгую свою карьеру на Кавказе генерал это не раз доказал. Разбор недавних военных операций за обедом свидетельствовал о его блестящем военном чутье, бдительности и умении найти выход в трудной ситуации, которые не раз спасали русские войска во время неожиданных атак черкесов. Участие Симборского в сочинском десанте и вовремя отданные им распоряжения по спасению моряков предопределили успех дела. Если бы не Келассури…

Это местечко в Абхазии, куда эриванцев вывели после Сочи, стало полковой могилой. Из всего экспедиционного отряда вернулось всего 400 человек. Оставшиеся две тысячи оказались разбросаны по крепостным госпиталям или остались лежать в черноморской болотистой земле. Там, где не справились убыхи, победила малярия.

Об этом мне с горечью поведал унтер-офицер Рукевич, когда мы встретились.

– Зачем нас только загнали в эту дыру⁈ – жаловался он мне. – Стояли без всякого толку несколько месяцев и – помирали. Симборский страшно переживал, но ничего поделать не мог без указания от Головина. А теперь эти смотры. Генерал замучил солдат до крайности.

Подтверждением слов Полли стал последний смотр, на котором я присутствовал. К нему солдат стали готовить с поздней ночи, не дав им поспать. Генерал появился на плацу, принял положенные рапорты и приступил к проверке знаний. Вызывал каждого солдата, проверяя стойку, ружейные приемы, хождение учебным шагом. Все офицеры штаб-квартиры должны были присутствовать и на себе ощущать мощь начальственного рыка. Все это время солдаты стояли навытяжку в строю, не смея шелохнуться. Особо опытные дремали с открытыми глазами.

Наконец, Симборский приступил к опросу претензий. После истории с Дадиани, при котором солдатам пришлось особо туго, генерал относился к этой процедуре с особым рвением. Он явно не учел, что вся собранная рота уже валилась с ног от усталости.

– Получали ли вы по три фунта хлеба?

– Получали, ваше превосходительство! – вяло ответила рота.

– Получали ли вы горячую пищу?

– Получали, ваше превосходительство!

– Получали ли вы сапожный товар?

– Получали, ваше превосходительство! – как заведенные, отозвались солдаты.

Симборский напрягся. Чувствуя неладное, спросил, повысив голос:

– Получали ли вы апельсины?

Собравшиеся офицеры похолодели от ужаса, не смея вмешаться. Умоляюще на меня посмотрели. Я лишь незаметно развел руками.

– Получали, ваше превосходительство!..

– Получали ли вы ананасы? – ещё злобнее крикнул генерал.

– Получали, ваше превосходительство! – гаркнула рота.

– Ах вы негодяи! – совершенно рассвирепел генерал. – Пошли прочь с глаз моих долой!

Солдаты недоуменно переглянулись: да что не так-то? Офицеры повели их в казармы, возбужденно переговариваясь. Ротный понуро ожидал ареста и помещения на гауптвахту.

– Люди устали! – попытался оправдаться измученный барон Врангель.

Симборский сердито махнул рукой.

– Коста! Едем в Тифлис! Мне тут делать нечего.

Я быстро попрощался со всеми. За обшлагом мундира все нужные предписания. Меня ждало Рождество в обществе Тамары, Бахадура, Микри и Миши. А потом долгое путешествие! К которому я основательно подготовился! Времени даром не терял. Рукевич снизошел к моей мольбе и поднатаскал меня в полонезе, мазурке, вальсе и даже открыл мне таинства фигур гросфатера. Что за таинственная «снежная буря», он не знал. Но меня это не волновало. В любом случае, не ударю в грязь лицом.

Интересно, а мундир горского полуэскадрона императорского конвоя мне уже доставили? Представляю смех Тамары, когда она меня в нем увидит!