Текст книги "Беззаветные охотники (СИ)"

Автор книги: Greko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 15

Вася. Сурхаева башня, 29 июня 1839 года.

У мюридов, засевших в Сурхаевой башне, была одна единственная уязвимость – вода. Еженощно они совершали вылазки к речке Бетли, в которую в половодье падал с горы нынче пересохший водопад. Жара стояла страшная. Пить хотелось много. Вот и шастали горцы по ночам вверх-вниз по крутой горе. Ночные перестрелки и мелкие стычки у речки превратились в повседневность.

– Мюриды сами подсказали нам решение, – выступил с инициативой Пулло. – Своими вылазками доказали, что взобраться на верхушку можно.

– Без штурма нам не обойтись, – согласился с ним Граббе. – От артиллерии мало проку. Мы не только не разрушили башню, но и не сбили завал, который слева прикрывает к ней подход. Она так искусно устроена, что саперам ее не разрушить.

– Разрешите, господин генерал, моим орлам испытать судьбу?

– Действуйте, Александр Павлович!

Мало-помалу русские посты подбирались все ближе, страдая от метких выстрелов сверху. Спасали крытые галереи-сапы. Одну, двойную, вели в сторону Старого Ахульго. Другую – попроще – к подножию злой горы Шалатлул гох. К 18-му июля заняли точку, где Бетли впадала в Ашильтинку. От этого места можно было более-менее безопасно добраться до пересохшего водопада у подошвы горы. С противоположной стороны, апшеронцы в одну из ночей поодиночке перебежали по узкой тропе и заняли скат Сурхаевой башни, обращенный к Новому Ахульго. Они не только прервали связь защитников укрепления с крепостью, но и, расположившись между двумя высокими гребнями, оказались в полной неуязвимости от выстрелов и с башни, и с бастионов Нового Ахульго.

На 29-е июня был назначен приступ. Атаковать выпало двум батальонам куринцев – 2-му и 4-му. К ним присоединили тех, кто вызвался охотником. Добровольцы составили первую штурмовую группу под командованием юнкера князя Аргутинского-Долгорукова. Вася в нее вошел, но не без колебаний. Уж больно нереальной казалась задача взобраться на этакую махину.

Ночью, накануне штурма, не спалось. В темном небе творилось светопреставление. Падали и гасли звезды. Неподвижный воздух, раскаленные за день камни, дышащие жаром – как тут уснешь? Рядом вздыхали товарищи. Переживали. Всем предстояла тяжелая и смертельная работа. Такая, к которой никто не привык. Раньше воевали в лесах Чечни. По голым скалам карабкаться куринцы не привыкли. А в прежней жизни, до рекрутчины, и вовсе гор не видали.

Утром, в 9−00, офицеры, сняв свои мундиры и переодевшись в солдатское обмундирование, приказали выдвигаться. Вперед пошли охотники, прихватившие с собой канаты и крепкие веревки. Никакого альпинистского снаряжения и специальных ботинок ни у кого не было. Лишь самые сообразительные перетянули по примеру горцев носки и подъемы сапог кожаными ремнями, чтобы подошва не скользила. Двигались малыми группами, получив задание первыми добраться до впадины почти у самой вершины, имевшей отрицательный уклон. Оттуда, обойдя утес справа или слева, планировали броситься на башню одной командой.

Васе, как унтеру, доверили одну из групп. Он повел ее быстрым шагом к месту падения водопада.

– С ума сошли, унтер? Как вы там взберетесь? – попытался его остановить юнкер из славного княжеского рода тифлисских армян.

Милов лишь отмахнулся. Юнкер смолчал. Наверное, этот Георгиевский кавалер в горской папахе знает, что делает? Вася знал. Заранее присмотрел удобное место. Водопад низвергался с отвесной стены высотой в сорок метров. Но справа от него была узкая промоина в четыре раза короче. От нее в обход основного русла отходил сухой ручей, по которому горцы добирались до воды. Сколько раз за прошедшую неделю Вася вступал с ними в ночную перестрелку!

Загремели пушки. Шесть орудий с трех сторон пытались снести башню или, на худой конец, позволить куринцам избежать обстрела сверху. От ударов ядрами башня тряслась. Обломки камней разлетались шрапнелью. Камни сыпались вниз. Батальоны полезли вверх.

Зрелище карабкающихся на гору солдат было ошеломляющим. Белые букашки на фоне огромной желтоватой горы, имеющей угол наклона в 45 градусов! Весь лагерь с волнением смотрел на это смертельное шоу.

Вася отдал свой штуцер одному из солдат. Перекинул через плечо бухту с веревкой. Поплевал и растер ладони. Взял в одну руку штык-кинжал, в другую – свой переделанный из сабли нож. Стал взбираться по пробитой падавшей сверху водой расщелине, упираясь враспор ногами и помогая себе клинками. Поднялся на десять метров, добравшись до удобной площадки. Обернул веревку вокруг тела. Сбросил ее вниз. Вытянул сперва один канат. Закрепил. Потом еще один. Снова закрепил.

– Залезайте! – крикнул солдатам.

Сам начал вытягивать привязанные к веревке ружья. Свою ненаглядную двустволку – в первую очередь.

Группа поднялась и устремилась по сухому руслу как по тропинке. Быстро оторвались от главной группы, выбрав удачный маршрут подъема. Не бежали, конечно, но и не ползли на карачках. Солнце все сильнее жарило камни. Наверху, словно жерло вулкана, дымилась башня.

Стихли пушки. Оба батальона начали восхождение. Две тысячи шли на сотню. Казалось, ничто не могло спасти отчаянных мюридов.

Вдруг сверху полетели камни и бревна. Ускоряясь все сильнее, они оказались эффективнее русских гранат. Сшибали людей, как городошные биты, разбрасывая тела словно пушинки. Или как в адском кровавом кегельбане. От камнепада укрыться было негде. Кругом ни дерева, ни кустика, одни голые скалы. Стоны и крики сменили первое нестройное хриплое «ура!», с которым солдаты пошли на приступ. Гул. Грохот от ударяющихся о скалы камней. Сдавленные вопли искалеченных. Стук барабана. Напрасные призывы офицеров ускорить движение. Треск выстрелов сверху. Под ногами скользкие от крови камни.

Не имея возможности ответить противнику, куринцы растерялись. Самые стойкие, самые закаленные заколебались. Подались назад.

– Не стоять! Не стоять! Вперед! – надрывали голосовые связки командиры и падали один за другим, пораженные то пулей, то камнем, то бревном.

Капитан Рыков 3-й получил контузию в голову от камня и распластался на камнях без сознания. Его потащили осторожно вниз. С каждой минутой прибавлялось раненых. Их не бросали. Десять, сорок, сто… Атака захлебывалась. Все больше оставалось в клубящейся каменной пыли изломанных тел в белых рубахах. Все больше брошенных ружей и патронташей. Раздавленных фляг с водой и брошенных фуражек.

Охотникам повезло больше всех. Начав подъем первыми, стремительным броском они добрались до спасительного скального навеса. Вдали синели горы, по яркому голубому небу неслись легкие облачка, а мимо красных, воспаленных лиц, на расстоянии вытянутой руки, летели и летели камни.

– Эти молодцы наверху оплошки не дают! – прокашлял щуплый рядовой Еромов.

Пролетевший мимо охотников огромный камень, ударившись о землю, с жутким грохотом и свистом устремился вниз. Попадись на его пути человек, останется вбитая в скальные трещины масса из крови и костей. И такие камни летели все гуще и гуще. Спасаясь от осколков и шепча молитвы, солдаты жались к скале. Она тряслась, и люди тряслись вместе с ней.

– Ну же! Разом! Бросимся в обход! – призывал охотников юнкер.

Первые смельчаки попытались выскочить к площадке между нижним ярусом башни и завалом на фланге. Сразу же были встречены залпом. Покатились по камням. Отряд отпрянул назад. Дернулся в обратную сторону. Но там их ждала отвесная стена.

– Подсаживай! Подсаживай!

Выстроилась живая пирамида высотой в несколько саженей. По плечам и головам лезли те, кто полегче. Князь Аргутинский-Долгоруков, Еромов и какой-то моздокский казак добрались до верхней площадки башни. В этом месте она оказалась ниже огромной скалы, к которой была пристроена. Вид русских на вершине ненавистной Сурхаевой башни воодушевил весь лагерь, с тревогой наблюдавший за игрой со смертью, в которой участвовали куринцы по воле генерала Граббе. От подножия горы донеслось дружное «Ура!», тут же сменившееся криками отчаяния. Троих смельчаков сбросили вниз выскочившие наверх мюриды.

Казак упал на Васю, сбив его с ног. Он покатился под откос, мгновенно потеряв сознание. Он не увидел, как отступали охотники. Как вновь и вновь шли на приступ свежие роты и откатывались назад, неся потери. Как снова зарычали единороги, обстреливая башню и внося только хаос в порядки наступавших. От горского укрепления отлетали огромные скальные куски и падали вниз, сбивая и калеча взбиравшихся на кручу солдат. Хаос усиливался. Атака захлебывалась. Приступ не удался.

Коста. Виндзорский замок, 18 мая по н. ст. 1839 года.

– Я смогу помочь с твоей проблемой! – обнаженная Тамара приподнялась на локте, нависнув надо мной.

Картина открылась настолько возбуждающая, что мои руки сами собой потянулись к ее телу.

– Помочь? – хрипло переспросил я.

– Да-да, помочь. И совсем не с тем, о чем ты подумал, – жена отстранилась. – Как ты планировал пригласить в замок сэра Мосли?

– Что-нибудь придумаю. Гудсона попрошу. Или Юрьевича.

– Мужчина! – фыркнула Тамара. – Главный распорядитель королевских балов – это баронесса Лайза Лецен, леди-сопровождающая.

– Необычный титул!

– Неофициальный. Она была гувернанткой Виктории с самого ее детства. Когда Виктория стала королевой, Лайза отказалась от пышных титулов. Лишь попросила оставить ее в монарших апартаментах. Она спит дверь в дверь с королевой и является ее неофициальным секретарем.

– Наверное, очень важная дама. К такой не подкатишь!

– Напротив. Она очень одинока во дворце из-за своего плебейского происхождения. Она из семьи немецкого протестантского пастора. Баронессой – ганноверской – она стала по воли умирающего короля Георга в благодарность за воспитание Виктории. Компаньонки королевы, все сплошь из аристократических семей, шпыняют ее и тыкают в простонародные привычки. Она очень любит тмин. Ей присылают его из дома. И она сыпет его везде. Даже на бутерброды. Статс-дамы и фрейлины смеются.

– Откуда ты все это знаешь?

– Пока ты изображал из себя разбойника, я вышла погулять в саду. Там и познакомились. Она уверяла меня, что Виктория в полном восторге от Цесаревича.

– Правда!

– Так говорит. А правда или нет, время покажет. Во всяком случае, Лайза утверждает, что королева назвала Цесаревича «милым, приятным молодым человеком, с которым легко». Что она повторила подобное лорду Мельбурну, от чего тот пришел в ужас. Просил ее держаться подальше от Александра, – Тома, сурово нахмурила брови, изобразив английского премьера, и хриплым лающим басом выдала. – Россия непрерывно усиливается. Катится как снежная лавина к границам Афганистана и Индии и представляет собой величайшую опасность, какая только может существовать для Британской империи.

Я улыбнулся. Голая Тамара при всем желании не походила на лорда Мельбурна.

– И что королева?

– Как что? Пригласила нас в Виндзор!

– Это, конечно, прекрасно, но что с Мосли?

– Утром поговорю с Лайзой. Уверена, все получится.

… Утром не получилось. Все проспали почти до полудня. Мы с Тамарой нарезали круги в саду, поджидая «леди-сопровождающую». Наконец, она появилась. Худая длинноносая немка, из которой так и перли амбиции. Викторию она считала чуть ли не своей собственностью. Баронесса ворковала по-французски с Тамарой, бросая украдкой на меня заинтересованные взгляды. Мой горский наряд производил на нее неизгладимое впечатление, как она сама призналась моей жене.

– Быть может, сэр, – обратилась ко мне, – вы найдете возможность передать Его Высочеству, что Ее Величество имеет обыкновение прогуливаться в саду до обеда?

«Это намек, что я тут лишний? Или меня решили сделать сводником?»

– Почту за честь немедленно сообщить Цесаревичу о столь приятной возможности! – галантно, как мне показалось, ответил баронессе. – Дамы! Позволите ли вы мне вас покинуть?

– Тебе это и предложили, мой хороший, но медленно соображающий муж! – шлепнула меня по руке веером нахальная фифа.

Я с видом послушной собачонки потрусил по дорожкам в направлении комнат Александра. В голове возникали все новые и новые «пытки» и «суровые» наказания, которые ожидали супругу за то, что назвала меня тупицей. Щекотка пяток? Облить шампанским в постели? Так просто она не отделается!

Цесаревич вспыхнул, как юноша, каковым и являлся, от моего сообщения. Порывисто меня обнял.

– Константин! У меня к вам поручение! Чудесно, что ваша очаровательная супруга сблизилась с мадемуазель Лецен. Не сочтите за труд. Мне бы хотелось передать маленькое послание королеве. Но напрямую это невозможно! За рамками приличий! Быть может, мадам Тамара…

– Ни слова более, Ваше Высочество! Я все понял. Давайте!

Александр восхищенно воскликнул и бросился к столу. Чиркнул несколько слов на красивой гербовой бумаге, взятой из дорожного бювара. Прочитал. Разорвал. Завис, кусая перо. Справился за полчаса. Передал мне, тяжело вздыхая.

– Не говорите Юрьевичу. Он не одобрит.

– Побегу! Надеюсь, еще застану баронессу Лецен в саду.

… Первые минуты на балу я нервничал вовсе не из-за возможного изменения хода мировой истории. Мало верилось в то, что вот прям сегодня Александр и Виктория возвестят на весь белый свет, что любят друг друга и желают жениться. Потом бухнутся на колени перед епископом Кентерберийским с тем, чтобы он их благословил! Вот обмороков будет. Ползала поляжет!

И не из-за того, что вряд ли мне удастся избежать танцев. Никуда не денусь! Это уже мой крест.

Нервничал я из-за Мосли и Библии. Даже Тамара не могла успокоить, заверяя меня, что с Лецен все было обговорено, приглашение послано и затворник явится. Тоже, как и я, никуда не денется. В общем, я был уверен на 99,99 процентов, что так и будет. Одну сотую оставил на случайный кирпич или на пролитое подсолнечное масло. И тем не менее – волновался. Очень хотелось сбросить с себя эту ношу, выполнить обещание, осчастливить Фалилея, который ждал у входа.

– А вот и они! – произнесла Тамара желанные слова, указав на входящих в зал Лецен и Мосли.

Я выдохнул.

– А чего она такая радостная⁈ – удивился я.

– Одинокая, – улыбнулась жена. – А он, хоть и со странностями, но все-таки милый мужчина. Вот она и взбодрилась. Только он совсем внимания не обращает на неё.

– Так, понятно! Ошарашен. Глазам не верит, что мечта исполнилась. Робеет. Ничего, сейчас придет в себя, оживёт, перья распушит. Того гляди, бросится ко всем, предлагая какое-нибудь пари.

– Пари?

– Он повёрнут на них. Кстати, женушка, ты намекни Лецен на эту его слабость. Чем черт не шутит. Вы же женщины – коварные. Легко можно будет его охомутать, если он с кем-нибудь поспорит, что заключит брак с немкой!

– Хорошая мысль! – улыбнулась жена.

Что ж, коварная идея подана. Сбудется она или нет? Кто знает? Но если да, то пусть это будет моей маленькой местью за треволнения прошлой ночи!

– Ладно, пойдём им навстречу.

Мы сделали несколько шагов, остановились. Мосли и Лецен встали напротив. Сэр Джоносон хоть и не мог прийти в себя, но виду не подавал. Держался. Чуть дрожащим голосом выразил свой восторг по поводу Тамары, поцеловав ей ручку. Потом обратился ко мне. Изящно и эффектно. Слов не произнес. Протянул руку. Я её пожал. После чего Мосли протянул мне красиво завернутую Библию.

– Благодарю! – сказал при этом, чуть склонив голову.

– И я вас благодарю! Вы настоящий джентльмен! – я поклонился. – С вашего позволения, покину вас ненадолго.

Меня отпустили. Я быстрым шагом пошел на выход. Вышел во двор. Фалилей стоял тут же. За ним – Бахадур. Я попросил, чтобы алжирец исполнил привычную ему роль охранника. Фалилей смотрел на меня глазами полными надежды. Я поднял руку с Библией. Фалилей выдохнул. Передал книгу ему.

– Давай, проверим! – предложил сам. – Мало ли.

Фалилей поспешно разодрал обертку. Руки его подрагивали. Застыл на мгновение. Потом приложился к книге губами. Открыл.

– Она? – я был в нетерпении.

– Да!

Выдохнули оба. После чего Фалилей меня поразил. Он бросился ко мне, крепко обнял.

– Спасибо, Коста! – Фалилей плакал. – Бог мне тебя послал! Ты освободил меня. Бог тебя послал моему народу. Ты вернул нам самое святое!

Я растерялся. Никогда его не видел таким.

– Я рад, Фалилей! Очень рад!

Больше ничего сказать не смог. Ждал. Фалилей перестал плакать. Вытер слезы. И только после этого оторвался от меня.

– Я пойду, пора! – улыбнулся я ему.

– Да, да! И я!

Эфиоп двумя руками прижал к себе книгу. Развернулся, пошел. Бахадур подмигнул мне, нагнал Фалилея. И, кажется, я знаю, куда этот охальник двинет далее: его ждала веселая молочница из Итона.

"Ну, вот, – усмехнулся я про себя. – Алжирцу с его тягой к постельным приключениям помог. Национальную эфиопскую проблему решил! Пойду теперь решать мировые! Всем – атас! Коста Оливийский выходит на авансцену, сиречь, на танцпол!'

Глава 16

Коста. Виндзорский замок, 18 мая 1839 года.

Вернулся вовремя. Так на пороге и застыл. Как раз объявили первый танец. Кадриль. И по этикету бал открывал самый высокопоставленный гость. Поэтому Александр и Виктория уже стояли в центре зала. Пару к ним составили моя благоверная и какой-то важный хлыщ. Кажется, принц Генрих Голландский (видел его во время обеда по левую руку от королевы). Поэтому и застыл, и оторопел. Одновременно испытывая гордость за супругу и желание врезать хлыщу по морде, чтобы меньше улыбался. Тома, конечно, меня заметила, незаметно передразнила, изобразив мой глупый вид, а потом поддержала легкой улыбкой. Заиграла музыка. Начали танцевать. Должный вроде бы следить за Александром и Викторией, я глаз не сводил с Тамары. А более – с принца, следя за его руками, взглядами, улыбками. Параллельно поносил музыкантов за то, что никак не закончат, будто они были в этом виноваты!

Наконец, кадриль завершилась. Понятное дело – аплодисменты. Александр сопроводил Викторию. Уселся с ней рядом. Тамара кивнула хлыщу в мою сторону. Тот подвел ко мне женушку, передал из рук в руки и что-то завернул на французском, с восторгом и все время изгибаясь. Я кивком поблагодарил. Он отошел.

– Что он сказал? – я перешел на грузинский.

– Он сказал, что истинная королева бала – твоя жена! – улыбнулась Тома.

– Так долго говорил такую короткую фразу⁈

– Милый, ты ревнуешь?

– Конечно!

– Дурак! – Тамара рассмеялась. – Сказал еще, что тебе повезло. И что он очень просит позволить ему еще раз со мной потанцевать!

– А вот фигу ему с маслом!

– Ууууу! – Тамара замурлыкала. – А это заводит! Побыстрее бы все тут закончилось! Да?

– Да, любимая!

– Интересно, о чем они говорят? – Тома поразила резким переходом, прикрыла нас веером, незаметно указав на Александра с Викторией.

Наверное, высказанное Тамарой желание побыстрее оказаться в постели, завело нас, настроило на какой-то бесшабашный лад. Плюс то, что мы говорили на грузинском и никто в зале не мог бы нас понять, было следствием нашей последующей немыслимой шалости. Мы стали разыгрывать разговор Александра и Виктории, словно актеры дубляжа! Вышло нечто вроде озвучки а-ля Гоблин версии лайт.

– Ну, наверное, он сейчас говорит ей, что она прекрасно танцует!

– Ах, Александр! Поверьте, рядом с вами даже слепая и хромая показалась бы богиней!

– Ну, что вы, что вы, Виктория! Это я следую в такт вашим изящным ножкам. Это ваши маленькие, пухленькие ручки ведут меня! Ручки королевы!

– Да, я королева, Александр! Но счастлива ли я? Я бы хотела всю ночь протанцевать с вами, а мне не позволено танцевать с вами более двух танцев! Это ли не ужас⁈ И где моя королевская власть? Почему я не могу наплевать на эти правила? Почему я не могу провести всю ночь в ваших объятиях? Или на худой конец подарить вам четыре танца⁈

– Ах, Виктория! И я думаю о том же! Я бы не выпускал вашей талии из рук! Я покорно следовал бы за вашими ножками!

– Ах, Александр! А я бы подчинялась вашим рукам! Вы бы были моим королем!

– Ох! Вашим королем на эту ночь?

– Вы же чувствуете, Александр, что я говорю о всей жизни! Ах! Ах! Я хочу, чтобы рядом со мной был самый достойный король из всех, живущих на Земле! Вы! Вы, Александр!

– Виктория! И я мечтаю о том же! Но свет, общество! Мой папА! Мне не разрешат! Не позволят!

– Но что же делать?

– Вика! А, может, ну его, твоё чахлое королевство, твой захудалый островок! Бросай все это! И я положу к твоим ножкам всю Россию! Что твоя Англия⁈ За три дня всю объедешь, с Ла Манша плюнешь – в Атлантику попадешь! А Россия⁈ Ух! Три года скачи – ни до какой границы не доскачешь!

– И вся она будет мне подвластна?

– Нам, Викуся! Нам! Будем жить широко! Детей нарожаем с десяток! Сделаем так, что все наши детки займут все престолы мира! Через двадцать лет мы будем с тобой королями всего мира!

– Ах, Сашенька!

– Ах, ах, Викуся!

Тут мы закончили свое представление с последними тактами музыки. Приняли чинный вид, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Хотя мы были не единственными шептавшимися в зале. Все-таки слишком очевидные знаки внимания, коими Виктория осыпала нашего красавца Цесаревича, не могли пройти мимо взоров высокой публики. Зал разделился. Ответственные мужи, понимавшие, что этот союз невозможен ни при каких обстоятельствах, морщились, качали головами. Члены нашей делегации были на грани обосратушек. А вот женская половина, наоборот, шушукалась с улыбками. Женщинам плевать на мировую политику. Им красивую романтичную историю подавай! Чтобы Санта-Барбара! Чтобы непрекращающаяся мыльная опера, которую можно было бы обсуждать каждый вечер, ахая, охая, роняя слезы, заламывая руки! Примерно такую, какую мы выстроили с моей грузинкой!

К нам подошел Юрьевич. Был озабочен.

– Проблемы, Семен Алексеевич? – спросил его.

– А то не видите? – махнул рукой. – Надо бы их как-то оторвать друг от друга. Мы на грани скандала!

– Как же их оторвешь? Они еще, как минимум, один танец смогут вместе исполнить!

– Константин Спиридонович! Они уже оба полыхают! – Юрьевич перешел на шепот. – Им и одного будет достаточно, чтобы мировую глупость совершить!

– Так, может, это Божий промысел, Семен Алексеевич? – робко спросил я.

– Божий промысел в том, чтобы Цесаревич стал нашим следующим императором. Другого промысла нет и не должно быть! Даже не заикайтесь! А лучше помогите!

– Но… – я развел руками.

– Надо объявить такой танец, который Виктория не знает или не умеет танцевать! – спокойно предложила моя великолепная жена.

Юрьевич вскинулся, с восторгом посмотрел на Тамару.

– Тамара Георгиевна, голубушка. Но как⁈

– Шепните Александру, чтобы он предложил Виктории полюбоваться русским балом. Что мы, как гости, исполним для них, ну, например, гросфатер! Да! Гросфатер как раз!

– Вот, Константин Спиридонович! – Юрьевич указал на Тамару, одновременно наклоняясь и целуя ей руку. – Учитесь государственному разумению! Спасибо, голубушка. Побегу!

Юрьевич бросился к Александру. Я посмотрел на Тамару.

– Знаю, знаю, – усмехнулась Тома, – змея!

Юрьевич между тем уже шепнул Александру Томину идею. Цесаревич расцвел. Было видно, как он похвалил Семена Алексеевича. Тут же обратился к Виктории. Та также сразу загорелась. И уже минуты через две вся русская делегация выстроилась в центре зала для исполнения гросфатера.

Тамара, конечно, и танец правильно выбрала. По-настоящему шутливый и легкий, он кардинально отличался от всех напыщенных бальных танцев. Вызывал восторг, улыбки, смех. И нравился всем танцующим именно тем, что отсутствовала строгость обязательного этикета, вычурных движений. Недаром еще царь Петр так привечал его, заставляя танцевать на своих ассамблеях, и сам все время участвовал в общем хороводе. Небольшая заминка вышла, когда начали звучать первые такты музыки. Фрау Лецен не выдержала, воскликнула, что «это же национальный немецкий свадебный танец», и бросилась в русское окружение, потащив за собой упирающегося Мосли. Тем самым сразу вызвала общий смех в зале и задала хорошее настроение. Ну и мы не подкачали. Подначиваемые Цесаревичем – ну-ка, не ударим в грязь лицом – показали настоящий мастер-класс апатичным англичанам.

«В принципе, – думал я, вовсю вертясь вокруг своей змеи, – это тот же „Шалахо“ по уровню драйва и веселья, только на старинный немецкий лад. Даже платочек присутствует»[1].

А между тем зал распалился, уже не сдерживался, хлопал нам. Все улыбались. Виктория, так просто, сложив свои пухленькие ручки на груди, смотрела, как ребенок на нашу пляску, с нескрываемым восторгом!

Когда закончили, зал разразился, как писали в советских газетах, долгими несмолкающими аплодисментами, переходящими в овацию! Александр направился к Виктории, которая уже издалека стала выражать свое восхищение. Мы с Тамарой отошли в уголок. Приходили в себя, восстанавливая дыхание. Тома обмахивалась веером. Я наблюдал за коронованными особами. Александр уже сидел рядом. Что-то обсуждали с улыбающейся Викторией. Она в этот момент наклонилась к Цесаревичу и… Я напрягся. Виктория что-то шептала Александру, глядя в нашу с Томой сторону. Тут и Александр бросил взгляд на нас.

– Хотя, – я вздохнул, – спорить нельзя: в этом есть что-то героическое!

– Ты о чем? – удивилась Тамара.

– О том, что, кажется, нам сейчас с тобой, душа моя, придется танцевать!

Тамара поняла, что я не шучу, тут же посмотрела в сторону царственных особ. Александр уже подозвал Юрьевича, что-то нашептывал ему на ухо. Семен Алексеевич кивнул, бросился к нам с Тамарой.

– Я же говорил! – ухмыльнулся я.

– Об одном тебя прошу, милый, только не ори громко, не пугай народ.

– Хорошо, любимая!

– Константин Спиридонович, Тамара Георгиевна! – Юрьевич уже на подходе к нам молитвенно сложил руки. – Выручайте!

– Что случилось, Семен Алексеевич? Виктория возжелала познакомиться с танцами народов России?

– Как вы догадались⁈

– Почувствовал.

– Что скажете?

– Семен Алексеевич, странный вопрос! Разве можно отказать просьбе королевы⁈ И подставить этим отказом Цесаревича! Конечно, мы станцуем! Только есть один момент, который нужно решить!

– Пойдемте, пойдемте! – Юрьевич потащил меня к властителям.

– Ну что, Коста! – обратился ко мне Александр. – Не уроните чести России?

– Не уроним, Ваше Высочество! – бойко отрапортовал. – Только одна маленькая заминка.

– Говори!

Я перешел на английский.

– Ваше Величество, Ваше Высочество! Для нас с супругой большая честь станцевать для вас. Только не смутит ли вас отсутствие музыки?

– Эти музыканты, – Виктория указала на оркестр, – лучшие музыканты королевства! Думаю, они обязательно смогут вам помочь!

– Тогда, с Вашего позволения, я бы попросил минут пять-десять, чтобы все с ними обговорить!

Виктория благосклонно мне кивнула, потом посмотрела на дирижера. Тот пока не понимал, о чем речь, но с готовностью склонил голову.

– Будем ждать! – сказал Александр, потом шепнул мне на ухо, – Уверен, что не подведете и взорвете этот бал своим танцем!

Я обернулся к Тамаре. Она все поняла. Кивнула мне. Я пошел к оркестру. Тамара ждать не стала. Уверенной поступью вышла в центр зала. Встала, держа спинку. По залу прокатился шепот, смесь восторженного и недоуменного. Виктория подозвала кого-то из своих сановников. Что-то шепнула. Сановник громко на весь зал объявил, что наши уважаемые и дорогие гости хотят продемонстрировать настоящий кавказский танец. Все выдохнули, зааплодировали. Потом перешли на шепот, ожидая действа.

«И в этом есть определенная крутизна: насвистывать мелодию королевскому оркестру!» – думал я со смехом, обучая лучших музыкантов Британии мелодии и ритму лезгинки точно также, как в грузинском дворике в Стамбуле учил уличных музыкантов, как играть Шалахо.

Поначалу, первые пять минут шло со скрипом. Что и понятно, уж слишком неведомой для их слуха была и мелодия, и ритм. Потом приноровились. Пример подал главный для меня в данную минуту человек в оркестре – барабанщик. Он словил ритм, темп, начал настукивать и даже улыбался. Ему нравился этот совершенно непривычный музыкальный рисунок, ниспровергавший с музыкального Олимпа итальянцев и немцев. Он уже начал входить в раж. И я сразу успокоился.

«С ним не пропадем! – радовался я. – Станцуем!»

Тут и весь оркестр, поддавшись драйву барабанщика, уловил настроение и выдал без фальши нужные такты мелодии в повторяющемся кольце.

Дирижер посмотрел на меня.

– Очень хорошо! – похвалил я его. – Еще одна просьба: следите за моей женой. Она вам будет давать необходимые указания по темпу, ритму и когда нужно будет заканчивать.

– Но как же я пойму её⁈ – взволновался дирижер.

– Поверьте мне, – я усмехнулся, – приказы этой женщины любой поймет без слов!

Мы оба взглянули на Тамару. Я указал ей на дирижера. Дирижер поклонился. Тамара поняла, что от неё требуется, кивнула.

– Ну, тогда с Богом! – я обратился ко всему оркестру.

Оркестр хором пожелал нам удачи.

Я пошел к Тамаре. Вошел в круг. Посмотрел на Александра и Викторию. Кивнул им. Тут же установилась мертвая тишина. Дирижер не отрывал взгляда от Тамары. Жена стояла, ждала. Я улыбнулся ей. Она чуть напряглась, зная, что за такой моей улыбкой прячется некое шкодливое действие.

«И чего я буду себя стреножить⁈ – подумал я. – Однова живем! Сами напросились! Теперь получите по полной!»

(Лучше один раз увидеть, чем сто раз читать наше описание костюма лейб-гвардии горского полуэскадрона)

Я пошел по кругу, чуть наклоняясь к высокой публике, начал хлопать в ладони, задавая ритм. Высокая публика смутилась. Недоуменно переглядывалась. Я уже был возле Александра и Виктории. Александр все понял, весело рассмеялся, поддерживая меня, и начал громко хлопать (он не мог не знать ритма лезгинки, побывав на Кавказе). Тут уже и Виктория не могла не последовать за ним. А после того, как две венценосные особы показали пример, хлопать стал весь зал!

Добившись своего, я подлетел к женушке. Остановился. Жена взглядом удостоверилась, что я готов, потом посмотрела на дирижера. Благосклонно кивнула. Дирижер взмахнул руками. Барабанщик, дождавшись своего часа, яростно выбил первую дробь. Мы с Томой полетели по кругу.

«Шалахо» я танцую неплохо. А вот лезгинку всего лишь на том уровне, который мог бы устроить русскую публику в ресторане советских лет, когда кавказцы чуть ли не ежедневно занимали танцпол, кидали немалые рубли оркестру, чтобы он снова и снова наяривал эту мелодию. Чтобы я ни показал чопорным англичанам, они бы восприняли это за чистую монету, как взаправдашний танец. Но решил уж совсем не наглеть. Еще и потому, что знал: моя жена танцует так, как мало кто из будущих профессионалов. Поэтому моей задачей было тенью следовать за Томой, сдерживать себя от криков и иногда, все-таки, позволять себя характерные быстрые перекрещивающиеся движениями ногами. Ну и, конечно, руки держать в известной конфигурации.

И кричать, кстати не пришлось!