Текст книги "Рон Уизли и Орден феникса (СИ)"
Автор книги: Galinasky
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
– Когда ты говоришь, что был «на дежурстве», – тихо перебил его Фред, – ТЫ чем был занят?
– Ты слышал отца, – прошептала мама. – Здесь мы это не обсуждаем! Так что там с Уиддершинсом, Артур?
– Не спрашивайте меня, как, но от обвинения по туалетному делу он отвертелся, – хмуро сказал отец. – Нетрудно догадаться, что кое-кого подмазали.
– Ты охранял его? – тихо спросил Джордж. – Оружие? За которым охотится Сам-Знаешь-Кто?
– Замолчи, Джордж! – прикрикнула мать.
– Словом, продолжал отец, повысив голос, на этот раз Уилли поймали на продаже кусающихся дверных ручек, и теперь он вряд ли выпутается – в газете пишут, что двое маглов лишились пальцев и помещены сюда для восстановления костей и изменения памяти. Подумать только, маглы у святого Мунго! Интересно, в какой они палате? – Он оглянулся, словно ожидая увидеть таблички с фамилиями.
– Гарри, ты вроде говорил, что у Сам-Знаешь-Кого есть змея? – спросил Фред, глядя при этом на отца – Большая. Ты видел ее в ту ночь, когда он вернулся, верно?
– Довольно об этом, – рассердилась мама. – Грозный Глаз и Тонкс ждут в коридоре, Артур, и хотят тебя видеть. А вы, ребята, постойте снаружи. Потом зайдете попрощаться. Ну?
Они высыпали в коридор. Грозный Глаз и Тонкс вошли в палату и закрыли за собой дверь. Фред поднял брови.
– Прекрасно, – сказал он и полез в карманы. – Пожалуйста. Можете ничего нам не говорить.
– Эти ищешь? – сказал Джордж, демонстрируя что-то похожее на пучок шнуров телесного цвета.
– Читаешь мои мысли, – ухмыльнулся Фред. – Поглядим, наложил ли святой Мунго Заклятие недосягаемости на двери палат.
Вдвоем они распутали пучок, отделили один от другого пять Удлинителей ушей и раздали остальным.
– Бери, Гарри! Ты спас папе жизнь. Кто-кто, а уж ты имеешь право послушать.
Невольно улыбнувшись, Гарри взял шнур и засунул конец в ухо, как близнецы.
– Ну, двигайтесь! – шепнул Фред.
Шнуры телесного цвета, извиваясь, как длинные тонкие червяки, проползли под дверь. Сначала Гарри ничего не слышал, а потом даже вздрогнул от неожиданности – шепот Тонкс зазвучал так явственно, как будто она стояла рядом.
– Обыскали все вокруг, но змею не нашли. Будто исчезла после того, как напала на тебя, Артур... Но Ты-Знаешь-Кто не мог ведь рассчитывать, что она туда проберется, правда?
– Думаю, он послал ее на разведку, – прорычал Грюм, – до сих пор ему ничего не удавалось, так ведь? Нет, думаю, он хочет получить представление о том, с чем имеет дело, и если бы не Артур, эта гадина успела бы как следует оглядеться. Значит, Поттер говорит, что все видел?
– Да, – отозвался отец. Голос его звучал напряженно. – Знаете, Дамблдор почти ожидал, что Гарри увидит нечто подобное.
– Есть что-то странное в парне, мы все это знаем.
– Когда я утром говорила с Дамблдором, он, по-моему, тревожился за Гарри, – прошептала мама.
– Еще бы не тревожился, – проворчал Грюм. – Малый видит глазами Сами-Знаете-Чьей змеи. Сам он, очевидно, не понимает, что это может значить, но если Вы-Знаете-Кто овладел им...
Гарри выдернул Удлинитель из своего уха, сердце у него бешено колотилось, в голову бросилась кровь. Он оглянулся на нас. Все смотрели на него – шнуры по-прежнему вставлены в уши, а в глазах – страх.
Глава 23
– Гарри, милый, что с тобой? – шепотом спросила мама в грохочущем вагоне, перегнувшись через Джинни. – Ты плохо выглядишь. Тебе нездоровится?
Он яростно замотал головой и стал смотреть на рекламу страхования недвижимости.
– Гарри, ты правда не заболел, милый? – озабоченно спросила она, когда они огибали нестриженую травяную площадку посреди площади Гриммо. – Ты такой бледный... ты хотя бы выспался утром? Иди сейчас же в спальню и часика два поспи до ужина, хорошо?
Он кивнул. Когда она открыла парадную дверь, он быстро прошел мимо подставки для зонтиков в форме ноги тролля и поднялся в нашу спальню.
Гарри не было весь день. в конце концов пеерд ужином я пошел его вытаскивать к нам.
– Гарри, мама говорит, ужин готов, но если ты не хочешь вставать, она для тебя оставит.
После чего ушел.
***
Утром все развешивали рождественские украшения. Никогда еще не видел Сириуса в таком хорошем настроении – он распевал рождественские гимны и был несказанно рад тому, что встретит Рождество не один, а в компании. В обед мама тихо позвала Гарри снизу, но он не откликнулся и ушел на самый верх.
Около шести вечера в дверь позвонили, и миссис Блэк опять принялась вопить. Решив, что это пришел Наземникус или кто-нибудь еще из Ордена, Гарри только поудобнее устроился у стены в комнате Клювокрыла. Теперь он прятался здесь и подкармливал гиппогрифа дохлыми крысами.
гермиона вытащила его обсудить произошедшее. к сожалению он уперсяф как баран.
– Когда-нибудь, Гарри, – с большим раздражением сказала Гермиона, – ты все-таки прочтешь «Историю Хогвартса», и, может быть, она напомнит тебе, что с территории Хогвартса нельзя трансгрессировать. Даже Вол-де-Морт не в силах заставить тебя вылететь из спальни.
– Ты не покидал своей постели, понял? – сказал я. – Ты сучил ногами во сне не меньше минуты, пока мы тебя будили.
Гарри снова заходил по комнате.
***
Проснувшись рождественским утром, я разворачивал свои, тоже из порядочной горки.
– Отменный улов в этом году, – сообщил я из-за вороха бумаги. – Спасибо за метловый компас – получше подарка от Гермионы. Видал? Планировщик домашних заданий.
Гарри разобрал свои и тоже нашел сверток, надписанный рукой Гермионы. В нем оказалась книжка, похожая на дневник, только когда ты раскрывал его на любой
странице, она громко возвещала что-нибудь вроде
«Завтра, завтра, не сегодня – так ленивцы говорят».
с громким хлопком перед кроватью возникли Фред и Джордж.
– Веселого Рождества, – сказал Джордж – Погодите спускаться.
– Почему? – спросил Рон.
– Мама опять плачет, – угрюмо ответил Фред. – Перси вернул ей рождественский джемпер.
– Без записки, – добавил Джордж. – Ни об отце не спросил, ни сам к нему не сходил – ничего.
– Мы пробовали ее утешить, – сказал Фред, пройдя вдоль кровати, чтобы взглянуть на портрет Гарри. – Объяснили ей, что Перси – просто большой кулек крысиного помета.
– Не помогло, – сказал Джордж, угощаясь шоколадной лягушкой. – Теперь Люпин нас сменил. Так что лучше подождать с завтраком, пока он ее развлекает.
– А это что вообще такое? – сказал Фред, прищурясь на картину Добби. – Похоже на гиббона с двумя фингалами.
– Это Гарри! – сказал Джордж, тыча пальцем. – Так на обороте сказано.
– Ну, вылитый, – улыбнулся Фред.
Гарри запустил в него новым дневником. Тот врезался в стену, упал на пол и радостно изрек:
«Кончил дело – гуляй смело».
Я и Гарри оделись. Слышно было, как по всему дому обитатели поздравляют друг друга с Рождеством. По дороге вниз мы встретили Гермиону.
– Спасибо за книгу, Гарри, – сказала она. – Сто лет мечтала об этой «Новой теории нумерологии»! И духи твои, Рон, необыкновенные.
– Пустяки. А это для кого? – Рон кивнул на сверток у нее в руках.
– Для Кикимера!
– Смотри, если одежда... – предостерег он. – Сириус что сказал? «Кикимер слишком много знает, мы не можем отпустить его на свободу».
– Это не одежда. Хотя, будь моя воля, я дала бы ему что-нибудь вместо его грязной тряпки. Нет, это лоскутное покрывало, пусть немного оживит его спальню.
– Какую спальню? – спросил Гарри, понизив голос, потому что они проходили мимо портрета матери Сириуса.
– Ну, Сириус говорит, это не то чтобы спальня, а скорее нора, – сказала Гермиона. – Видимо, он спит под котлом, в чулане возле кухни.
Когда они спустились вниз, там не было никого, кроме мама. Она стояла у плиты и пожелала им веселого Рождества таким голосом, как будто у нее был насморк. Они отвели глаза.
– Так здесь спальня Кикимера? – сказал Рон, подойдя к невзрачной двери в углу напротив кладовки. Гарри ни разу не видел ее открытой.
– Да, – сказала Гермиона несколько неуверенно. – Пожалуй, лучше постучать.
Рон постучался, но ответа не было.
– Наверху где-нибудь шастает, – сказал я и без дальнейших рассуждений распахнул дверь. – Фу-у!
Большую часть чулана занимал старинный отопительный котел, но в невысоком пространстве под трубами Кикимер устроил себе что-то вроде гнезда. На полу были навалены разные тряпки, вонючие одеяла и небольшая ямка в них указывала, где спит по ночам, свернувшись крендельком, Кикимер. Там и сям среди тряпья валялись хлебные корки и заплесневелые кусочки сыра. В углу блестели мелкие предметы и монетки, которые он перетаскал к себе, как сорока, спасая от генеральной уборки, затеянной Сириусом. Кроме того, он собрал фамильные фотографии, которые Сириус повыбрасывал летом. Стекло на иных было разбито, что не мешало маленьким черно-белым людишкам надменно глядеть на Гарри, в частности – у него екнуло в животе – темноволосой даме с тяжелыми веками, суд над которой он видел в Омуте памяти Дамблдора: Беллатриса Лестрейндж. Похоже, это была любимица Кикимера: ее фото он поставил перед остальными, неуклюже склеив стекло чудо-скотчем.
– Пожалуй, оставлю подарок здесь. – Гермиона аккуратно положила сверток в углубление постели и прикрыла дверь. – Найдет его позже, ничего страшного.
– Между прочим, – сказал Сириус, выйдя в это время из кладовой с большой индейкой, – кто-нибудь видел Кикимера последнее время?
– Я не видел его с тех пор, как мы сюда прибыли, – сказал Гарри. – Ты еще выгонял его из кухни.
Сириус нахмурился:
– Да... Знаете, по-моему, я тоже с тех пор его не видел... Прячется где-нибудь наверху.
– А уйти он не мог? – спросил Гарри. – Когда ты сказал «вон», он мог так понять, что вон из дома.
– Нет, нет, домовые эльфы не могут уйти, пока им не дали одежду. Они привязаны к семейному дому.
– Если очень захотят, то могут, – возразил Гарри. – Три года назад Добби ушел от Малфоев, чтобы меня предупредить. После он должен был наказать себя, но уйти все-таки смог.
На лице Сириуса промелькнуло озабоченное выражение, но он тут же сказал:
– Ладно, потом его поищу. Где-нибудь наверху сидит, льет слезы над панталонами моей мамаши или еще чем. Конечно, мог заползти в вентиляционный шкаф и умереть... но надеяться на это не смею.
Фред, Джордж и я рассмеялись, Гермиона же посмотрела на него с укоризной.
Покончив с рождественским обедом, семейство Уизли, Гарри и Гермиона собрались навестить отца в сопровождении Люпина и Грозного Глаза. К пудингу и бисквиту со сливками подоспел Наземникус с «позаимствованным» автомобилем, поскольку в Рождество метро не работало. Скорее всего машина позаимствована без согласия владельца. Заклинанием ее увеличили, как в свое время форд «Англию», и, хотя снаружи она выглядела обычно, в ней удобно разместились вдесятером, включая водителя Наземникуса. Мама долго колебалась перед тем, как залезть, – Гарри понимал, что подозрения насчет Наземникуса борются в ней с нелюбовью к путешествиям без магии, но в конце концов мороз на улице и мольбы детей взяли верх, и она соизволила сесть между Фредом и Биллом.
До больницы святого Мунго доехали быстро: движение на улицах было маленькое. Редкой цепочкой, крадучись, по безлюдной улице двигались к больнице волшебники и волшебницы. Гарри вылез с остальными из машины. А Наземникус отъехал за угол, чтобы ждать нас там. С незаинтересованным видом подошли к витрине, где стоял манекен в зеленом передничке, и по одному прошли сквозь стекло.
Приемное отделение выглядело по-праздничному уютно: хрустальные шары, освещавшие больницу, окрасились в красный и золотой цвет и превратились в огромные сияющие рождественские игрушки; во всех углах искрились елки, усыпанные волшебным снегом, обвешанные сосульками, и каждая была увенчана золотой звездой. Сегодня тут было не так людно, как в прошлый раз, хотя на полпути к дверям Гарри оттолкнула в сторону волшебница с японской чашкой в левой ноздре.
– Семейный спор, а? – усмехнулась блондинка за столом. – Сегодня вы у меня третья. «Недуги от заклятий», пятый этаж.
Отец сидел в постели с подносом на коленях, только что кончив ужинать индейкой, и на лице у него было слегка виноватое выражение.
– Все налаживается, Артур? – спросила мама после того, как они поздоровались с ним и вручили подарки.
– Все отлично, – сказал отец как-то чересчур бодро. – Ты... э-э... не виделась с целителем Сметвиком?
– Нет. А что? – насторожилась она.
– Ничего, ничего, – беспечно ответил он и стал разворачивать подарки. – Хорошо провели день? А вам что подарили? Ох, Гарри, это просто чудо! – Он развернул подарок – электрический шнур и набор отверток.
Мама не вполне удовлетворил ответ мужа. Когда он наклонился, чтобы пожать Гарри руку, она взглянула на повязку под ночной рубашкой.
– Артур, – отрывисто сказала она, и это было похоже на хлопок защелкнувшейся мышеловки, – тебе сменили повязку. Почему ее сменили на день раньше? Мне сказали, что до завтра это не понадобится.
– Что? – сказал отец довольно испуганно. – Да нет... это так... это просто...
Он как будто даже съежился под пронзительным взглядом жены.
– Ну... только не расстраивайся, Молли, у Августа Сепсиса идея... он целитель-стажер, знаешь? Приятнейший парень и очень интересуется... ну... дополнительной медициной... в смысле старыми магловскими средствами... Это называется «швы», Молли, они очень хорошо заживляют раны у маглов.
Мама издала угрожающий звук, нечто среднее между визгом и рычанием. Люпин отошел от кровати к оборотню, который тоскливо смотрел на толпу, окружавшую Уизли, – самого его никто не навещал. Билл пробормотал, что не прочь выпить чаю. Фред и Джордж вскочили, улыбаясь, и сказали, что проводят его.
– Не хочешь ли ты сказать, – заговорила мама, с каждым словом повышая голос и не обращая внимания на то, что ее спутники начинают разбегаться, – что балуешься магловскими лекарствами?
– Молли, дорогая, это не баловство, – умоляющим голосом произнес отец, – это просто... просто мы с Августом решили попробовать... но, к сожалению, при такого рода ранах... этот метод не так хорошо действует, как мы надеялись...
– То есть?
– Видишь ли... не знаю, известно ли тебе, что такое... что такое швы?
– Ты пробовал сшить на себе кожу. Так я поняла? – со свистящим грозным смехом сказала мама. – Нет, даже ты, Артур, не до такой степени глуп!
– Я бы тоже выпил чаю, – сказал Гарри и вскочил со стула.
Гермиона, я и Джинни чуть ли не бегом устремились за ним к двери. Когда она захлопнулась за нами, мы услышали крик мамы:
– Что значит «это просто общая идея»?
– Типичный папин заскок, – качая головой, сказала Джинни. – Швы... Надо же...
– Если рана не магическая, они очень помогают, – рассудительно заметила Гермиона. – Видимо, что-то в яде этой змеи растворяет их. Интересно, где тут буфет?
– На шестом, – сказал Гарри, вспомнив указатель над столом привет-ведьмы.
Мы прошли по коридору, потом через несколько двойных дверей и очутились перед ветхой лестницей, с портретами весьма сурового вида целителей. По пути наверх целители окликали их, ставили им странные диагнозы и предлагали жутковатые способы лечения. Я всерьез оскорбился, когда средневековый волшебник крикнул, что у него тяжелая форма обсыпного лишая, и проследовал за ним еще через шесть портретов, отпихивая с дороги их обитателей.
– Что еще за новость? – не выдержал наконец я.
– Тяжелейшее поражение кожи, мой юный лорд, оно оставит вас рябым и еще более безобразным, нежели сейчас...
– Полегче там насчет «безобразных»! – сказал я с побагровевшими ушами.
– ...единственное средство – взять печень жабы, туго привязать к горлу и при полной луне стать голым в бочку с глазами угрей...
– Нет у меня обсыпного!
– Но неприглядные пятна на вашем лице, мой юный лорд...
– Это веснушки! – заорал я. – Возвращайся на свой портрет и оставь меня в покое!
Он обернулся к спутникам, изо всех сил старавшимся сохранить невозмутимость.
– Это какой этаж?
– Я думаю, шестой, – сказала Гермиона.
– Нет, пятый, – сказал Гарри. – Нам выше.
Но, ступив на лестничную площадку, он остановился как вкопанный: взгляд его уперся в дверь с табличкой «НЕДУГИ ОТ ЗАКЛЯТИЙ», за которой начинался коридор отделения. Через оконце в двери, прижавшись носом к стеклу, на нас смотрел светловолосый кудрявый мужчина с ярко-голубыми глазами и улыбался бессмысленной лучезарной улыбкой во весь свой белозубый рот.
– Ух ты! – сказал я, уставясь на это лицо.
– Не может быть! – задохнулась Гермиона. – Профессор Локхарт!
наш бывший преподаватель защиты от Темных искусств толкнул дверь и вышел на площадку в длинном сиреневом халате.
– Приветствую вас! Вы, я вижу, хотите получить мой автограф?
– Не сильно изменился, – шепнул Гарри, а Джинни, стоявшая рядом, улыбнулась.
– О-о... как ваше здоровье, профессор? – слегка виноватым тоном осведомился я.
Это моя неисправная палочка так повредила память профессора, что он угодил в больницу святого Мунго.
– Я совершенно здоров, благодарю вас! – восторженно сообщил Локонс, доставая из кармана довольно облезлое павлинье перо. – Итак, сколько вам нужно автографов? Знаете, теперь я умею писать письменными буквами!
– Спасибо, сейчас нам не нужно, – сказал я и обернулся к Гарри, сделав большие глаза.
А Гарри спросил:
– Профессор, ничего, что вы ходите по коридору? Разве вам не надо лежать в палате?
Улыбка Локонса увяла. Несколько мгновений он вглядывался в лицо Гарри, после чего сказал:
– Мы с вами не встречались?
– Да... было такое. Вы учили нас в Хогвартсе, помните?
– Учил? – чуть-чуть забеспокоился Локонс. – Я? В самом деле?
А затем улыбка возникла вновь – с такой внезапностью, что стало даже страшновато.
– Научил вас всему, что вы знаете, не так ли? Так что с автографами? Дать вам ровно дюжину, чтобы вы могли подарить вашим маленьким друзьям и никто не остался в накладе?
Но в это время из двери в дальнем конце коридора высунулась голова, и голос, полный материнской заботливости, сказал:
– Златопустик, шалунишка, куда это ты убежал?
Добродушного вида целительница с мишурным веночком в волосах торопливо шла к ним по коридору и приветливо улыбалась.
– Ах, Златопустик, у тебя гости! Как мило – да еще в Рождество. Бедный ягненочек, вы знаете, его никто не навещает, не понимаю почему, ведь он такая душка!
– Мы раздаем автографы, – сообщил ей Локонс с ослепительной улыбкой. – Они потребовали много, могу ли я отказать? Надеюсь, у нас хватит фотографий?
– Только послушайте его, – сказала целительница, взяв Локхарта под руку и растроганно улыбаясь ему, словно двухлетнему малышу. – Несколько лет назад он был известным человеком, и вот опять полюбил давать автографы – мы очень надеемся, что это признак выздоровления, что к нему возвращается память. Пожалуйста, пройдите сюда. Понимаете, он содержится в изоляторе, видимо, выскользнул, пока я разносила рождественские подарки. Обычно дверь на запоре... Не потому, что он опасен! Но... – она понизила голос до шепота, – он немножко опасен для самого себя, бедненький... не помнит, кто он, уходит и не знает, как вернуться... Как мило, что вы пришли его навестить.
– Да мы... – Рон беспомощно показал на потолок, – вообще-то мы...
Но целительница выжидательно улыбалась им, и мое растерянное бормотание «хотели выпить чаю» повисло в пустоте. Мы грустно переглянулись и поплелись за Локонсом и целительницей по коридору.
– Только недолго, – шепнул я. Целительница направила волшебную палочку на дверь палаты Януса Тики и произнесла: -Алохомора.
Дверь распахнулась, и, крепко держа Локхарта под руку она ввела его в палату и усадила в кресло возле кровати.
– Здесь пациенты на длительном лечении, – тихо объяснила она ребятам. – Непоправимые повреждения от заклятий. Конечно, с помощью сильных лекарственных зелий и чар в удачных случаях мы добиваемся некоторого улучшения. Локхарт, кажется, понемногу приходит в себя, а у мистера Боуда налицо значительное улучшение: к нему возвращается дар речи, хотя пока что он разговаривает на языке, который нам не известен. Хорошо, мне надо еще раздать рождественские подарки, а вы пока поболтайте.
Гарри огляделся. По всем признакам палата была постоянным обиталищем ее пациентов. Здесь около кроватей скопилось гораздо больше их личных вещей, чем в палате мистера Уизли; стена над изголовьем у Локхарта была сплошь обклеена его фотографиями. Он ослепительно улыбался с каждой и приветственно махал посетителям. Многие из них он подписал самому себе, детскими печатными буквами. Как только целительница поместила его в кресло, Златопуст подтянул к себе новую пачку фотографий, схватил перо и стал лихорадочно их подписывать.
– Можете положить их в конверты, – посоветовал он Джинни, бросая ей на колени одну за другой по мере подписания. – Знаете, меня не забыли, нет, я получаю кучу писем от поклонников... Глэдис Гаджен пишет каждую неделю... Хотел бы знать почему... – Он замолк в легком недоумении, потом опять расцвел улыбкой и с новой энергией принялся за автографы. – Видимо, причиной моя прекрасная внешность...
Напротив лежал траурного вида, с землистым лицом волшебник и смотрел в потолок; он что-то бормотал себе под нос и как будто не замечал окружающего. Через одну кровать от него располагалась женщина; вся голова у нее обросла шерстью. На втором курсе нечто похожее произошло с Гермионой. К счастью, тогда это явление оказалось временным. В дальнем конце палаты две кровати были отгорожены цветастыми занавесками, чтобы больные и их посетители могли отдохнуть от посторонних глаз.
– А это тебе, Агнес, – весело сказала целительница, вручая шерстистой женщине маленькую стопку рождественских подарков. – Видишь, тебя не забывают. И сын прислал сову – пишет, что навестит тебя вечером. Как приятно!
Агнес несколько раз гавкнула.
– А тебе, Бродерик, смотри, прислали цветок в горшке и красивый календарь с разными забавными гиппогрифами на каждый месяц. С ними будет веселее, правда?
Целительница подошла к бормотуну, поставила на тумбочку довольно уродливое растение с длинными качающимися щупальцами и волшебной палочкой прикрепила к стене календарь.
– О, миссис Лонгботом, вы уже уходите?
Занавески в дальнем конце были раздвинуты и по проходу между кроватями шли двое посетителей: могучего вида старуха в длинном зеленом платье с изъеденной молью лисой и в остроконечной шляпе, украшенной не чем иным, как чучелом стервятника, и позади нее, нога за ногу, удрученный Невилл.
– Невилл!
Невилл вздрогнул и съежился, словно мимо просвистела пуля.
– Невилл, это мы! – я вскочил. – Ты видел? Локхарт здесь! Ты к кому приходил?
– Твои друзья, Невилл, дорогой? – любезно сказала его бабушка, направляясь к компании.
У Невилла был такой вид, будто он предпочел бы провалиться сквозь землю. Пухлое лицо его налилось багровой краской, и он старался ни на кого не смотреть.
– Ах, да, – сказала бабушка, приглядевшись к Гарри, И подала ему морщинистую и как бы когтистую руку, – да, да, конечно. Я знаю, кто ты, Невилл очень тебя ценит.
– Спасибо, – сказал Гарри и пожал ей руку. Невилл не смотрел на него, он потупился и еще больше потемнел лицом.
– А вы, несомненно, Уизли, – продолжала старуха, царственно подавая руку сначала мне, а потом Джинни. – Да, я знаю ваших родителей – не близко, конечно, – достойнейшие, достойнейшие люди. А ты, должно быть, Гермиона Грейнджер?
Гермиона была поражена тем, что старой даме известно ее имя, но руку исправно подала.
– Да, Невилл про тебя рассказывал. Выручала его не раз, правда? Он хороший мальчик, – старуха кинула на внука сурово-оценивающий взгляд, – но, боюсь, не унаследовал отцовского таланта.
Она кивнула в сторону дальних кроватей; при этом чучело стервятника у нее на голове угрожающе заколыхалось.
– Что? – изумился я. – Это твой папа там?
– Что я слышу, Невилл? – строго сказала старая дама. – Ты не рассказал друзьям о родителях?
Невилл глубоко вздохнул, посмотрел на потолок и помотал головой.
– Тут нечего стыдиться, – сердито сказала миссис Долгопупс. – Ты должен гордиться ими, Невилл, гордиться! Не для того они пожертвовали душевным и физическим здоровьем, чтобы их стыдился единственный сын!
– Я не стыжусь, – пролепетал Невилл, по-прежнему не глядя ни на кого из друзей.
Я привстал на цыпочки, чтобы увидеть больных в том конце.
– Интересно же ты это демонстрируешь, – сказала старая дама. – Моего сына и его жену, – продолжала она, величественно повернувшись к Гарри и остальным, – пытками довели до безумия сторонники Вы-Знаете-Кого.
Джинни и Гермиона прижали ладони ко рту, я перестал тянуть шею в направлении родителей Невилла и мгновенно скис.
– Они были мракоборцами и очень уважаемыми людьми в волшебном сообществе, – продолжала старая дама. – Чрезвычайно одаренные, оба. Я... Да, Алиса? Что такое, дорогая?
К нам незаметно подошла мать Невилла в ночной рубашке. Совсем не та круглолицая счастливая женщина с фотографии первоначального Ордена Феникса, которую Грюм показывал тогда Гарри. Лицо у нее исхудало и состарилось, глаза на нем казались огромными, а волосы поседели, стали жидкими и тусклыми. Она как будто не хотела заговорить, а может, вообще не могла и только делала какие-то робкие движения, протягивая что-то Невиллу.
– Опять? – с легкой усталостью в голосе сказала ее свекровь. – Очень хорошо, дорогая, очень хорошо... Невилл, возьми, все равно, что это.
Но Невилл уже протянул руку, и мать уронила в нее пустую обертку от «Лучшей взрывающейся жевательной резинки Друбблс».
– Это прелесть, дорогая, – сказала бабушка Невилла наигранно веселым голосом и погладила невестку по плечу.
А Невилл тихо сказал:
– Спасибо, мама.
Алиса засеменила к своей кровати, напевая без слов. Невилл с вызовом посмотрел на ребят: давайте, мол, смейтесь.
– Ну что ж, пора нам и восвояси, – вздохнула миссис Лонгботом, натягивая длинные зеленые перчатки. – Рада была познакомиться с вами, молодые люди. Невилл, брось обертку в урну, она тебе их столько надавала, что впору уже комнату обклеивать.
Но Гарри заметил, как перед выходом Невилл незаметно сунул обертку в карман. Дверь за ними закрылась.
– Я не знала, – сказала Гермиона, чуть не плача.
– И я, – хрипло отозвался я. Оба смотрели на Гарри,
– Я знал, – сказал он угрюмо, – Дамблдор мне рассказал, но я пообещал, что буду молчать... За это Беллатрису Лестрейндж отправили в Азкабан – она пытала их заклятием Круциатус, пока они не сошли с ума.
– Беллатриса Лестрейндж? – с ужасом прошептала Гермиона. – Та, чья фотография у Кикимера в берлоге?
Наступило долгое молчание. Нарушил его сердитый голос Локхорта:
– Слушайте, я зря, что ли, учился писать письменными буквами?!
Глава 24
Кикимер, как выяснилось, прятался на чердаке. Нашел его Сириус; домовик весь был в пыли и, несомненно, искал там семейные реликвии Блэков, чтобы перетащить к себе в чулан. Сириус удовлетворился этим объяснением, но Гарри ощущал беспокойство. Настроение у Кикимера как будто улучшилось, ворчать он стал реже и не так злобно, приказы выполнял послушнее, чем обычно, но несколько раз Гарри замечал на себе его жадный взгляд, причем он тут же отводил глаза, увидев, что Гарри на него смотрит.
– Гарри, дорогой, – сказала мама, просунув голову в дверь их спальни, когда мы с ним играли в волшебные шахматы, а за игрой наблюдали Джинни, Гермиона и Живоглот. – Можешь спуститься в кухню? С тобой хочет поговорить профессор Снейп.
До Гарри не сразу дошел смысл ее слов: его ладья вступила в бурную схватку с моей пешкой, и Гарри ее усердно науськивал:
– Дави ее, дави, идиотка, это же только пешка. Извините, миссис уизли, что вы сказали?
– Профессор Снейп, милый. На кухне. Хочет поговорить.
От испуга Гарри даже рот разинул. Он оглянулся на меня, на Джинни с Гермионой – они тоже смотрели на него во все глаза. Живоглот, последние четверть часа удерживаемый Гермионой, радостно вспрыгнул на доску, и фигуры с громкими воплями бросились врассыпную.
– Снейп? – тупо повторил Гарри.
– Профессор Снейп, – поправила мама. – Иди скорее, он говорит, у него мало времени.
– Чего ему надо от тебя? – обескураженно спросил я, когда мать вышла из комнаты. – Ты вроде ничего не сделал.
– Нет! – с возмущением сказал Гарри, тщетно пытаясь сообразить, какое им совершено преступление, если Снейп гнался за ним аж до площади Гриммо.
Ужину полагалось быть веселым в этот вечер – отец снова в кругу семьи. И Гарри видел, что Сириус очень старается поддержать общее настроение, но, когда он не принуждал себя смеяться шуткам Фреда и Джорджа и не подкладывал гостям еду, лицо его приобретало задумчивое, угрюмое выражение. Между ним и Гарри сидели Наземникус и Грюм, пришедшие поздравить Артура с выздоровлением. Гарри только шепнул мне и Гермионе, что должен брать уроки окклюменции у Снейпа.
– Дамблдор хочет, чтобы ты перестал видеть сны о Вол-де-Морте, – сразу догадалась Гермиона. – Ты же не будешь по ним скучать?
– Дополнительные уроки у Снейпа, – ужаснулся я. – Мне, пожалуйста, кошмары!
Завтра им предстояло вернуться в Хогвартс на автобусе
«Ночной рыцарь» в сопровождении Тонкс и Люпина. Утром, когда Гарри, я и Гермиона спустились на кухню, эти двое уже завтракали. У взрослых шел какой-то разговор вполголоса, и, увидев Гарри в дверях, они сразу замолчали.
Наскоро поев, надели куртки и шарфы – январское утро, на дворе мороз.
поднявшись по лестнице в окружении Уизли, мы уже стояли перед парадной дверью, запертой на тяжелую цепь и засов.
– До свидания, Гарри. Береги себя, – обняв его, сказала мама.
– Будь здоров и приглядывай там за змеями, – добродушно сказал отец и пожал ему руку.
– Ладно, – рассеянно отозвался Гарри.
Гарри повернулся, посмотрел на крестного. Сириус быстро обхватил его одной рукой за плечи и отрывисто сказал:
– Держи ухо востро, Гарри.
В следующее мгновение его вытолкнули на морозный воздух, и Тонкс (сегодня принявшая вид высокой седой дамы в твиде) поторапливала его с крыльца.
Дверь дома двенадцать захлопнулась за ними. Вслед за Люпином они спустились на тротуар. Дом двенадцать быстро сжимался, теснимый с обеих сторон соседями. Миг, и он исчез.
– Пошли, чем скорее сядем в автобус, тем лучше, – сказала Тонкс, и во взгляде, которым она окинула площадь, Гарри почувствовал нервозность.
