Текст книги "Конец ночи (СИ)"

Автор книги: Flikey_ok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Розалинда иногда оставалась у меня, мы встречались около года и я даже подумывал съехаться с ней, но…– Тилль прерывает себя на полуслове, допивает виски и ставит пустой стакан на столик, рядом с моим и лишь потом заканчивает мысль. – Она не хотела сама, говорила что сестра обидится на нее, что за городом ей комфортно, а я не настаивал. И вот когда все это случилось, Рози оказалась больше чем за сто километров от меня, а я понятия не имел все ли с ней в порядке. Движение тогда еще не ограничивали, но на дороге творилось что-то невообразимое. Многие бежали. Машины забитые до отказа ехали прочь из Берлина, люди боялись и их можно было понять. В одночасье многие потеряли своих родных, тысячи невинных жизней, действительно достойных людей. И да, я отдаю себе отчет что виновна в этом была канцлер и потому ее убийство можно было предсказать. Она разозлила многих, особенно после того как опубликовали ту переписку.

– Она не просто разозлила, она пробудила дремавшее в нас зло, – говорю я задумчиво.

Стефан перешел к решительным действиям после смерти родителей. Если бы Филипп и Нина не погибли после вакцины, то он мог бы и не вступить в ту организацию, не стать соучастником убийства и последующих беспорядков. Хотя кого я обманываю, они готовили это давно и смерть родителей лишь ускорила процесс. Есть вещи которые нельзя изменить, как бы мы не хотели.

– Я выехал поздно вечером. Днем прошел сильный дождь и дорога была скользкая словно замерзший пруд. Пока я ехал, видел десятки аварий. Люди потеряли голову и не отдавали себе отчет в том, что они делают. А я был среди них. Гнал как безумный. Сам не пойму как умудрился тогда добраться до места и не разбить машину вдребезги.

Его рассказ напоминает мне мою недавнюю гонку по пустому шоссе на «Порше». А ведь если бы я тогда была чуть менее осторожной и потеряла управление, тогда не оказалась на той заправке и судьба Тилля была бы предрешена. Есть вещи, которые нельзя изменить, но иногда это – благо.

Краем глаза замечаю движение справа и поворачиваю голову. Тилль закинул ногу на ногу и чуть развернулся ко мне. Глаза уже привыкли к темноте и я могу различать не только его силуэт, но и даже видеть лицо.

– Ты не будешь против, если я закурю? – спрашивает он.

– Только если ты угостишь меня сигаретой, – отвечаю я и улыбаюсь ему.

Тилль поднимается и идет куда-то вглубь комнаты. Я отдала ему все запасы сигарет, что нашла в машине и он был рад этому. Дурные привычки в современном мире – роскошь, доступная избранным.

Он шуршит упаковкой, вынимает сигарету, прикуривает одну. Свет пламени зажигалки на мгновение освещают его лицо и я сразу же вспоминаю их старый тур, где он выходил на сцену в чудовищном красном боа, а через дырку в его щеке в его рот была помещена небольшая лампочка. Это выглядело жутковато. Сейчас он тоже выглядит зловеще, но с теперь я понимаю что если в этой комнате и есть чудовище, то это точно не Тилль.

Он протягивает мне зажжённую сигарету, раскуривает вторую и откидывается на высокую спинку. Я осторожно втягиваю горьковатый дым, стараясь не закашляться. Наверное начинать снова курить сейчас не лучшая идея, но с другой стороны – разве кто-то может осудить меня сейчас?

Тилль глубоко затягивается, выдыхает дым в потолок и продолжает рассказ:

– Я добрался до нее затемно. Понял что все плохо, когда свернул с шоссе и увидел всполохи пламени. Горели дома. Это было одно из первых нападений банды. Они похитили всех молодых женщин, а остальных просто пристрелили. Мужчины, дети, старики, они особенно не церемонились. Я после слышал что большинство полицейских перешло на сторону банд, продажные твари. Никогда не доверял полиции, туда идут служить одни болваны, – он резко замолкает и смотрит на меня.– Прости, я не хотел тебя обидеть.

– Ты знаешь, а я с тобой даже соглашусь, – усмехаюсь я. – Не все, конечно, но многие мои коллеги были кончеными придурками. День когда я ушла из полиции был лучшим днем моей жизни.

– А почему ты вообще решила служить в органах? – спрашивает он.

– Если тебе интересно, расскажу позже. Но, если в одном предложении, я хотела насолить своему отцу.

– Хорошо понимаю тебя, – говорит Тилль и некоторое время молча курит, стряхивая пепел в ладошку.

Когда сигарета догорает почти до фильтра он встает, открывает настежь окно и швыряет окурок в темноту, а следом выбрасывает пепел и отряхивает ладони. Я поднимаюсь и подхожу к нему так близко, что касаюсь плечом. Смотрю на него снизу вверх, делаю одну затяжку и тоже выкидываю окурок в окно.

Тилль берет меня за плечи, наклоняется и целует в губы. Его дыхание пахнет виски и табаком. Я отвечаю на поцелуй со всей страстью на которую способна. Я думала что смогу устоять, но это невозможно. Внизу живота разливается мучительная нега и я стягиваю с него футболку, покрывая его тело поцелуями.

Через полчаса мы лежим в его кровати совершенно голые. После секса и алкоголя меня клонит в сон. Я прикрываю глаза и практически проваливаюсь в приятное тепло, когда Тилль говорит:

– Прямо на дороге были свалены трупы. Гигантский курган из людей и они все горели. Я никогда не забуду этот запах обгорелой плоти смешанный с едким запахом бензина.

Я вздрагиваю, открываю глаза и поворачиваю к нему голову. Он не смотрит на меня, уставился в потолок и кажется будто бы говорит сам с собой. А может так оно и есть, как знать.

– Я не мог на это смотреть, меня мутило, но все же заставил себя подойти. Я боялся что среди них Рози. Но ее там не было. Зато там была ее сестра. У нее были такие густые вьющиеся волосы огненно-рыжего цвета. Я сразу увидел ее среди других. Гретте было сорок девять. Она была старшей в семье и когда родители Рози умерли, заменила ей и младшему брату мать. Байкеры убили ее. Вспороли брюхо словно гигантской рыбе. Никогда не отличался слабым желудком, но тут меня вывернуло наизнанку. Не могу вспомнить, как уехал оттуда, очнулся уже дома. От одежды воняло гарью. Я выкинул ее всю, принял душ, лег в кровать и пролежал до утра без сна. А на утро дал себе слово отыскать банду и спасти Рози. И я отыскал, хотя это было непросто. Но искал слишком долго, когда я пришел Рози не захотела со мной уйти.

– Я не понимаю, – я чуть хмурю брови.

– А что тут непонятного? Она стала женой главаря банды и ей нравится ее новое положение, – я ловлю нотки раздражения в его голосе.

– Ты хочешь, сказать ее забрали не силой, а по собственной воле?

– Силой, конечно, но потом что-то изменилось. Я говорил с ней всего несколько минут, но могу поклясться, в ней не осталось ничего от того человека которого я знал.

– Синтетик, – тихо говорю я.

– Что?

– Та дурь, которую все они курят. Новый синтетический наркотик, он вызывает привыкание почти сразу и полностью меняет человека. Говорили это экспериментальный препарат, который разрабатывали военные для своих целей. Он делает людей агрессивными, сексуально озабоченными и совершенно бесчувственными. Только проект зарубили, ведь препарат не делал главного – он не подавлял волю. Они хотели сделать армию неутомимых робокопов, а получили толпу озабоченных маньяков, каждый из которых отлично соображает.

– А ты и правда неплохо поработала, только не могу понять как именно ты смогла все это узнать.

– У меня был надежный источник, – отвечаю я и на это раз не лгу. Что может быть надежнее чем слова собственного мужа, который был среди тех, кто выкрал формулу этого дерьма с закрытого сайта военных.

Тилль поднимается на локте, приближает ко мне лицо и говорит шепотом:

– Я как и ты хотел убить их, но это чуть не погубило меня. Ката, брось эту затею, давай выберемся отсюда вместе. С машиной и оружием мы сможем добраться до аэропорта и улететь.

Он замолкает и смотрит пристально прямо в глаза. В это момент я очень люблю его, но все равно не могу согласиться. Не знаю как объяснить ему это. ОН ведь не ощущает вины за смерть всех этих людей, погибших от рук байкеров, а я же чувствую вину постоянно. И если в смертях сотен невинных я виновата только косвенно, то смерть Стефана целиком на моей совести и мне следует искупить это кровью, пускай даже эта кровь будет моей собственной.

Тишина оглушает. За окном, в непроглядной черноте июньской ночи не раздается ни звука. Здесь и раньше было тихо, но сейчас тишина кладбищенская, словно у меня в ушах беруши. Я делаю глубокий вдох чтобы ответить Тиллю, постараться объяснить почему не могу уехать с ним и в этот момент отчетливо слышу рев двигателей нескольких десятков мотоциклов. Я резко соскакиваю с кровати и подлетаю к окну. Через минуту ощущаю что Тилль встал позади. Его руки снова на моих плечах, но сейчас это скорее успокаивающий жест, чем приглашение к сексу.

– Они не знают что мы тут, – говорит он шепотом.

Я напряженно всматриваюсь в темноту. Шоссе далеко, но и звук неблизкий, словно раскаты грома дальней грозы.

– Даже если бы узнали, это не проблема, – отзываюсь я. – Им сюда не проникнуть. Дай еще сигарету.

Тилль отходит от окна, а возвращается уже с двумя тлеющими сигаретами. Одну отдает мне. Мы молча курим и пытаемся увидеть огоньки фар мотоциклов. Но их нет. Звук становится тише и вскоре я уже почти не различаю его.

– Уехали, – говорю с досадой и швыряю недокуренную сигарету в окно.

– Может, оно и к лучшему, – Тилль повторяет мой жест, а потом широкой ладонью выгоняет остатки табачного дыма из комнаты.

– Я не уеду с тобой. Тилль, – говорю твердо и Тилль перестает махать рукой и смотрит мне в глаза.– И ты не уедешь, пока не поможешь отыскать этих парней. А после можешь делать все что хочешь. Я не вправе просить тебя о помощи.

Я несколько секунд молчу, а потом добавляю то, от чего лицо Тилля мгновенно меняется.

– В конце концов, мы с тобой чужие люди. Ведь секс ничего не значит, не так ли?

Его челюсть плотно сжимается, а ноздри чуть раздуваются. Если бы в комнате горел свет, я бы наверняка могла увидеть ярость в его серо-зеленых глазах, а так мне остается только догадываться о том, что он чувствует. Парни всегда злились, когда я говорила такое и только Стефан ответил: «Нет, это не так, секс значит очень многое. Он значит, что я люблю тебя». Наверное потому я и вышла за него замуж. Но Тилль не говорит ничего подобного. Он как и другие парни до него лишь смотрит с немым укором. Мужчинам вовсе не нравится когда женщины им говорят такое, хотя многие из них уверяют что мечтают о сексе без обязательств.

– Ты ведь знаешь где их искать? – спрашиваю я.

Тилль кивает и говорит:

– Да, знаю. Но попасть туда непросто. Я смог по чистой случайности, обычно они убивают всех, кто пытается пробраться в логово.

– Это мои заботы. Тебе нужно будет только показать мне место и сможешь отправляться в свой аэропорт. Я тебе даже машину оставлю.

– Но ты погибнешь, неужели не понимаешь? – он чуть повышает голос.

– Не раньше, чем убью их главаря, – отвечаю я с холодной улыбкой.

– Безумие – это лишь тонкий мост, соединяющий разум и инстинкт, – произносит Тилль, отворачивается и идет к кровати.

Я отлично знаю откуда эти строчки, но не сильна в метафорах и понятия не имею, что он пытался мне сказать, да это и не важно. Молча поднимаю свою одежду с пола и иду к двери. Тилль не останавливает меня. Я направляюсь к себе. Впервые с момента нашего приезда сюда, запираю дверь на замок и лишь потом иду в душ. У меня странное чувство, словно в самое сердце вкололи новокаин и он постепенно замораживает его, превращая в камень.

Когда через полчаса ложусь в постель я уже ничего не чувствую. Слезы, если и были, давно смыты водой, зарождающиеся ростки чувств вырваны с корнем. Да так оно и лучше. Тилль не заслужил такую ужасную женщину как я рядом, он еще может быть счастлив, а я уже точно нет. Как-то давно моя мать сказала что мы с ней родились под несчастливой звездой. Я не верю во всю эту псевдонаучную ахинею и глупые гороскопы, но в этом с ней полностью согласна. Такая как я не заслуживает любви и не может рассчитывать на счастье. Но зато такие как я умеют убивать не содрогаясь, и это делает меня сильнее многих других.

========== Глава шестая. ==========

Was ich liebe

Das wird verderben

Was ich liebe

Das muss auch sterben, muss sterben

***

Наутро завтракаю в одиночестве, и это давит на меня сильнее, чем я могла бы предположить. Тилль не спустился вниз, возможно после вчерашнего он не хочет меня видеть, и я могу его понять. Я даже думаю что это правильно, но вот больно от этого ничуть не меньше.

Варю себе кофе в медной турке. Здесь есть крутая кофемашина, но я не хочу включать ее. Расход кофе там выше, а у нас осталась последняя пачка и я понимаю, что пополнить запасы будет негде. Хотя мне не стоит об этом переживать, через пару дней мы покинем Замок, и я очень сомневаюсь что когда-нибудь вернусь сюда. Тилль сказал – меня ждет смерть, и я с ним согласна. Как японский летчик камикадзе, я с радостью отдам свою жизнь, но лишь захватив с собой как можно больше врагов.

Наливаю кофе в большую фарфоровую кружку, добавляю сухих сливок из банки и иду к столу. На завтрак три сухие галеты с консервированным паштетом из индейки и половинка персика в сиропе. Благодаря погибшему водителю «Порше» мы пока можем себе позволить такую роскошь как фрукты, пускай они и из банок.

В прежние времена в этом доме на завтрак подавали исключительно свежайшие яйца Бенедикт, воздушные омлеты больше похожие на суфле и теплые булочки, за которыми каждое утро ездил помощник повара. Нина признавала только один сорт булочек. Их выпекали в соседнем поселке. Рудольф, долговязый неуклюжий парень, сын садовника, который помогал на кухне, вставал каждое утро в четыре, чтобы успеть до завтрака, привести их к столу. Родители Стефана были страшными снобами, они свято верили, что их благородное происхождение дает им право издеваться над людьми, а их деньги подкрепляли эту уверенность. Стефан был другим. Ему были чужды и даже неприятны взгляды родителей. В детстве он дружил с детьми прислуги, а когда вырос, перебрался в небольшую квартирку в городе и тщательно скрывал свое происхождение. Он всей душой ненавидел классовое неравенство и вовсе не удивительно, что его так увлекли идеи анархизма. Удивительно другое, Стефан не был наивным болваном, и я до сих пор не могу понять, как он мог так долго не замечать очевидного – его соратникам было глубоко наплевать на свободу, равенство и братство, им требовалось лишь свергнуть власть, чтобы стать на их место. Он был жестоко обманут, а потом так же жестоко убит.

Закончив завтрак, я иду библиотеку, хотя мне и нужно поговорить с Тиллем, но я боюсь этого разговора. Мне страшно увидеть холод в его взгляде, особенно после того что было между нами. Мне стоит признаться хотя бы самой себе в том, что я вовсе не считаю, его чужим и наши отношения значат для меня слишком много. Но вот ему я этого не скажу и потому беру паузу.

Мне давно следовало сделать это – изучить биографию старинного рода Эльбах-фон-Нольмен и понять истинные мотивы Стефана. Буквально за день до того как я потеряла его он сказал фразу, которая не дает мне покоя. «Все, так как и написано в той старой книге. Мир рухнул, а я, последний из нашего рода, исполнил свое предназначение», а когда я спросила, что это значит, он ничего мне не ответил. И вот сегодня я собираюсь понять, что именно Стефан имел в виду, и какая древняя книга заставила его думать, что он должен был разрушить мир.

Библиотека находится на третьем этаже. Это была любимая комната Нины и все здесь сделано в ее вкусе. Паркетный пол из красного дерева, высокий потолок расписанный золотом, кованые люстры в средневековом стиле, глубокие кресла с обивкой из красного бархата и стеллажи полные старинных книг, многие из которых стоили целое состояние. Тут же расположился камин, который никогда не зажигали. На каминной полке семейные фото. Счастливая семья: элегантная худощавая Нина в шляпке поверх высокой прически, импозантный барон Филип с металлической тростью в руке, и их единственный сын – Стефан, в светлом прогулочном костюмчике. Позади изумрудная зелень бескрайних виноградников. Фото сделано, когда Стефану было не больше пяти и на нем он широко улыбается. На другом фото Стефан стоит на фоне красной кирпичной стены, в черном фраке, форме Итона, с розой в петлице. Он выглядит очень несчастным. Стефан говорил, что годы обучения в Англии были для него мрачным временем, и именно они определили его дальнейшую судьбу. Родители хотели дать ему лучшее. Но они делали это против его воли и добились того, что когда Стефану исполнилось двадцать он сбежал из дома и поселился в Берлинском сквоте вместе с панками и анархистами. Когда Стефан рассказывал мне о тех месяцах, что он прожил в этой разношерстной общине, его глаза василькового цвета светились от счастья. Единственный наследник оказался вовсе не таким, как хотела бы его мать, но все же он до последнего вздоха оставался аристократом. Мы были с ним из разных социальных слоев, и как бы он не пытался делать вид, что происхождение не имеет никакого значения, я все время ощущала это и может потому мы так и не стали с ним по-настоящему близкими.

Со смерти Нины библиотекой не пользовались, и на книжных полках скопился приличный слой пыли. Я некоторое время брожу между стеллажами, вчитываясь в названия на корешках, но не вижу ничего подходящего. Здесь много книг на английском и немецком, есть литература на французском, испанском и даже русском. Филипп был полиглотом и в совершенстве знал семь языков. Нина как-то говорила мне, что он читает книги только в оригинале и не признает переводов. Странное чудачество, но он мог себе это позволить.

Я не знаю, что именно ищу. Что-то древнее, вроде семейной биографии. Достаю пару толстенных фолиантов, но все не то, никаких семейных тайн, обычная литература, пускай и весьма неплохая.

Я возвращаюсь в центр комнаты, стряхиваю рукой пыль с бархатной обивки кресла и сажусь, вытянув вперед ноги в тяжелых ботинках. Нина бесилась, когда видела меня в подобных нарядах, она свято верила, что женщина по праву рождения обязана носить каблуки и платья. Да, родня Стефана определенно не любила меня и не одобряла его выбор. Я даже одно время думала, что именно потому он и женился на мне. Но это было не так. Стефан любил меня, правда, ума не приложу за что, я ведь та еще сука.

Я оглядываюсь по сторонам, ищу другие фото со Стефаном, и тут мой взгляд падает на небольшой столик, примостившийся у дальней стены. Он настолько выбивается из общей обстановки, что удивительно как я не заметила этого раньше. Во времена службы я бы увидела его, как только вошла в комнату. Теряю былую хватку.

Встаю и направляюсь к дальней стене. На первый взгляд ничего необычного. Самый простой прямоугольный журнальный столик на колёсиках, но он выглядит жалко среди всей этой мебели в стиле ретро-шик. Кажется он из Икеи, что-то похожее было у наших общих друзей, снимавших студию на западе Берлина. Я с трудом могу представить себе ситуацию, в которой Нина отправилась бы в Икею покупать мебель в родовой замок. Откуда тут это чудо? Я подхожу ближе, провожу рукой по гладкой столешнице, она приятно-прохладная на ощупь. Решаю осмотреть его внимательнее и очень быстро нахожу какие-то бумаги, в непрозрачном пакете. Их приклеили к донышку столика снизу скотчем. Не старинная книга, но уже что-то. Вынимаю бумаги и возвращаюсь с ними к креслу.

Это отчеты о слежке, я понимаю это сразу, стоит только взглянуть на текст. Вчитываюсь, и по спине пробегает неприятный холодок. Объект слежки я сама. С удивлением и замешательством перелистываю страницы. Вот моя прогулка в парке с подругой детства, вот мой поход в тренажерный зал, следом запись моего телефонного разговора с бывшим коллегой. Я хорошо помню этот момент, уже тогда я стала подозревать, что Стефан связался с дурной компанией, и пыталась разузнать у Петера, не происходит ли в городе чего-то необычного. На следующем листе мои поисковые запросы в Гугле. Господи, за мной следили, а я даже не догадывалась об этом. Но кто это делал? Быстро перелистываю страницы, в надежде найти имя заказчика. На пол падают несколько фотографий. Я уже понимаю что там, но все равно поднимаю их и, закусив губу смотрю.

Это было лишь однажды, я встретилась с этим парнем в баре и почти сразу между нами проскочила искра. Мы занялись быстрым сексом, на темной парковке, на капоте его старенького «Ауди», и понятия не имела что кто-то наблюдает. На фото секс выглядит довольно мерзко, совсем не то же самое что в порно-журналах. Я сейчас не могу даже вспомнить имени своего любовника. Клаус? А может Михаэль? А может я и не спрашивала?

Несколько секунд я смотрю на фото, а потом рву их на мелкие кусочки. А потом рву и отчет. Я больше не хочу знать, кто заказал эту слежку, сегодня это не имеет никакого значения. Мелкие клочки бумаги падают мне на колени, на красный паркет. Нужно будет прибраться тут, хотя бы пылесосом пройтись, только вот я понятия не имею где здесь пылесос.

Дверь библиотеки рывком распахивается. От неожиданности я вздрагиваю и роняю на пол и остальное.

– Ты должна пойти со мной, быстро, – Тилль стоит в дверях.

На нем черная футболка со значком анархистов и черные джинсы почти такие же как у меня. Они немного коротки ему. Он выглядит напуганным и мне становится не по себе.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Они у ворот, – Тилль нетерпеливо машет в воздухе рукой, его взгляд на мгновение падает на обрывки бумаги, которыми усеян пол библиотеки, но он тут же снова смотрит прямо на меня.– Пошли, прошу.

Я быстро поднимаюсь и иду за ним.

– Они – это кто? – спрашиваю, когда мы начинаем спуск по лестнице устеленной красным ковром. С портретов на стенах на нас с равнодушием смотрят все предки Стефана.

– Байкеры, – отвечает Тилль, даже не оборачиваясь.– Я услышал их из спальни. Их там человек десять.

– Ну и черт с ними, нам ничего не грозит, они сюда никогда не проникнут, – я останавливаюсь посредине лестницы, прямо под портретом барона Филиппа в торжественном наряде.

Тилль даже не замедляется, он продолжает стремительный спуск. Уже внизу он поворачивается и говорит:

– Они зовут Стефана и требуют открыть. А что если эти люди знают о том проходе через туннель?

– Дьявол, – выдыхаю я, – как они выглядят?

– Я не видел, только слышал. Они же за воротами.

– Тогда воспользуется современными технологиями, – говорю я и спускаюсь вниз. – Идем в комнату охраны и разберемся кто это такие и чего им нужно.

На первом этаже располагается комната видеонаблюдения. Камеры установлены по всему периметру на зубчатой стене вокруг Замка. Раньше здесь работал человек, который следил, чтобы никто не потревожил покой барона и баронессы, сейчас в комнате никого нет.

Экраны не включены, но я точно знаю, что все еще камеры работают. Видела это, когда мы перегоняли “Порше”. Мне требуется пара минут, чтобы разобраться, как включить всю эту технику. Все это время Тилль стоит позади и молчит. Он не приближается ко мне, не предлагает помочь – ничего. Мы вернулись к тому, с чего начали. Одной неосторожной фразой я откатила наши отношения на несколько дней назад и не могу сказать, что я получаю от этого удовольствие.

Экраны зажигаются один за другим, и я сразу же вижу их. Шакалы, так они себя называют. Они ездят на спортивных байках и у каждого под седлом приделан меховой хвост. Их главаря зовут Ронан Бирн, я очень хорошо знаю этого человека. Худощавый светловолосый мужчина, с густой бородой, которую он носит заплетенную в косу, уроженец Ирландии. Он бывал у нас дома, я играла в прятки с его дочерями и ходила в кино с его женой. А потом узнала, что он лидер анархисткой партии, в которой состоял и мой муж.

Стефан прекратил всяческое общение с партией сразу после того как начались первые массовые убийства полицейских, но я знаю что он хотел встретиться с Ронаном когда мы отправились в Берлин. Он надеялся, что тот поможет. Но зачем Ронни приехал сюда? Что ему от нас нужно? Единственный способ узнать – впустить его внутрь и поговорить, но тогда придется все рассказать Тиллю. Мгновение раздумываю, а потом нажимаю кнопку на коммутаторе видео звонка и спрашиваю.

– Ронни, что тебе нужно?

Один из байкеров слезает с мотоцикла. Он снимает шлем, подходит вплотную к камере видео-звонка и склоняется над ней.

– Ката, ты ли это? – спрашивает он.

Голос у Ронона скрипучий, неприятный, но до той истории с копами я считала его хорошим человеком. Это оказалось большим заблуждением. Хорошие люди не убивают людей без причины и не насилуют женщин.

– А кого ты ожидал тут услышать, королеву Англии?

– Я надеялся найти Стефана, – говорит Ронни и отводит глаза.

– Стефан мертв, – отвечаю я. – Его убили. Банда безымянных. Слышал о таких?

Ронан плотно сжимает губы, недолго молчит, а потом говорит с сожалением в голосе:

– Это грустно, Ката. Тебе нужна помощь? Впусти нас, и мы поговорим.

– Если я впущу вас, ты обещаешь, что никто из твоих ребят не навредит нам? – спрашиваю я.

– Ката, за кого ты меня принимаешь, – Ронан широко улыбается, обнажая кривые острые зубы. Улыбка насквозь фальшива.

– Ты не ответил на мой вопрос. Обещаешь, что никто из ваших не навредит нам? – я знаю их устав и если Ронан даст обещание, мы с Тиллем в полной безопасности.

– Я даю тебе обещание, что никто из моих ребят не тронет вас и пальцем и будет вести себя исключительно уважительно, а в противном случае я самолично их пристрелю, – он больше не улыбается.

– Хорошо, тогда я впущу вас, – я поднимаю руку, чтобы нажать кнопку открытия ворот.

– Стой, что ты делаешь, – Тилль пытается удержать меня за запястье. – Им нельзя доверять, неужели ты не понимаешь?

– Этим можно, он дал слово, – высвобождаю руку и нажимаю на кнопку.

Автоматические двери медленно разъезжаются в разные стороны, и я вижу на экранах, как байкеры, поднимая в воздух столпы пыли, движутся цепочкой по направлению к главному входу.

Я встаю, нужно встретить этих бандитов у дверей.

– Зачем ты это сделала, Ката? – Тилль смотрит на меня с осуждением и печалью.

– Тилль, я должна тебе кое-что рассказать о Стефане, – говорю я.

– Боюсь, что уже поздно, – он разворачивается и идёт прочь, в сторону лестницы ведущей на второй этаж.

Ну что же, значит, я одна буду разговаривать с Шакалами. Может так оно и лучше, незачем лишний раз рисковать.

Мы расположились в большой гостиной на первом этаже. Ронан развалился на кожаном диване, закинув ноги в мотоциклетных ботинках на подлокотник. У него неприятное лицо со следами юношеских угрей на щеках и холодные глаза хищника, выслеживающего добычу. Расслабленная поза не может меня обмануть. Его приспешники остались на улице. Всего их дюжина. Крепкие парни в шлемах кислотных цветов и ярких спортивных мотоциклетных куртках. Мне все еще не понятно, зачем они приехали, ведь Стефан давным-давно разорвал все отношения с Ронаном и тот тоже не горел желанием общаться.

Я сделала нам чай, хотя понимаю, что Ронни предпочел бы пиво или что-то покрепче. Его чашка стоит нетронутая на кофейном столике, а сам он пристально смотрит на меня и молчит. Я рассказала ему о своих планах убить главаря безымянной банды и кажется, моя идея ему не понравилась.

– Я тебе в этом не помощник, детка, – говорит он, наконец, и приглаживает рукой бороду.

– Зассал, Ронни? – я криво усмехаюсь. – Я всегда говорила Стефану, что ты трус.

– Ей, попридержи язык, дорогуша, – он гневно хмурит густые брови. – Я дал обещание, но я могу и забрать его обратно.

– И что, изнасилуешь и убьешь жену бывшего друга? – мне совсем не страшно, я понимаю, что он не станет нарушать данное слово. Устав много значит для этих людей.

– Да не стану я тебя насиловать, – говорит Ронни и опускает взгляд.

Я вижу, что он смущается, и решаю надавить:

– Я не прошу тебя убивать их, я прошу только дать мне пару парней, которые помогут добраться до главаря.

– Ката, ты не понимаешь. Многое изменилось, сейчас безымянная банда обрела настоящее могущество, их главарь действительно опасен, и я не стану выступать против них, – он смотрит прямо в глаза и добавляет тихо. – У меня жена и дочери, я не могу так рисковать.

– То есть, ты ничем мне не поможешь? – я беру чашку и делаю большой глоток.

– Нет, детка. Но, если хочешь я могу дать тебе защиту, только если ты не станешь лезть к безымянным.

– Мне не требуется защита насильников и убийц, – бросаю холодно. – А теперь скажи, зачем ты приехал?

– Хотел повидать старого друга, поболтать о былых временах.

– Хватит врать Ронни, я никогда не поверю в эту сопливую чушь, говори правду.

– За бухлом, – отвечает, он чуть подумав. – Я знаю, что у вас полно выпивки, я запрещаю своим ребятам курить эту дрянь, но должен предложить что-то взамен. Стефан показывал мне винные погреба, и я надеялся, что он продаст мне пару бочек отменного бренди.

– И что ты хотел предложить взамен? – спрашиваю я осторожно.

Деньги больше не имеют ценности, к тому же я сомневаюсь что он говорит правду. На спортивных байках сложно транспортировать бочки с бренди, они же чертовски тяжелые. Ронан снова мне врет, но я не могу понять почему.

– Оружие, женщин, провиант, – он спускает ноги с подлокотника и распрямляется. – Мы неплохо устроились, после того как добились своих целей, знаешь ли.

– Убивать невинных это по твоему неплохо? Сколько полицейских ты тогда убил? Несколько тысяч? Я вообще не понимаю, как ты можешь смотреть в глаза своим дочерям после такого.

– Мир жесток и несправедлив, детка, – он пожимает плечами. – Либо мы, либо нас. Так все устроено.

– Меня тошнит от этих пустых слов, Ронни, – я начинаю заводится. Именно этот человек втянул Стефана в грязную историю, и я ненавижу его всеми фибрами души.– Я ничего тебе не продам, если ты не дашь мне людей чтобы проникнуть в логово безымянных.

– Ката, – он наклоняется вперед.– Я ведь могу и силой взять.

– А ты попробуй, и посмотрим, что из этого получится, крыса, – слышу позади голос Тилля.

Ронан вскидывает взгляд и на мгновение на его лице отражается неподдельный страх, но он почти мгновенно сменяется фальшивой широкой улыбкой.

– Так вот кого ты тут прятала, детка, – говорит он. – И как же так вышло? Ведь этот славный парень не так давно был среди нас. Тилль, я не ожидал, что ты выживешь.

– А я не ожидал, что ты сдашь меня.

Я оборачиваюсь и с удивлением смотрю на Тилля. Он идет прямо ко мне, но смотрит на Ронни. В руках «Глок».

– Я не мог поступить иначе, ты же понимаешь, – Ронан не отрываясь смотрит на Тилля. – Ты слишком много болтал, задавал лишние вопросы. Это нельзя было так оставить. Я защищал своих парней.

– Какого черта тут происходит, – спрашиваю я, переводя взгляд с Тилля на Ронни и обратно. – Вы что, знакомы?