Текст книги "Конец ночи (СИ)"

Автор книги: Flikey_ok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Он еще слишком далеко – точка на горизонте, поэтому беру бинокль и, настроив изображение, пытаюсь разглядеть байкера получше, но закрытый костюм и непроницаемый шлем не дают мне такую возможность. Зато я вижу винтовку в чехле за его спиной, и довольно навороченный мотоцикл – во всей видимости кастом – выкрашенный в золотистый цвет, с изящно изогнутыми ручками украшенными кистями из кожи и огромными колесами, как у бэтцикла.

«Пижон, а значит не разведчик. Получается что одиночка, и возможно из Безымянных» – думаю я, убирая бинокль в рюкзак. – «Если это так, то у нас появится возможность допросить его и узнать что-то полезное о лагере Крумбайна».

Несмотря на наставления Мартина не вступать в драку в одиночку, я решаю рискнуть. У меня «Вальтер» и эффект неожиданности, у него винтовка и мотоцикл. Кто кого? Во мне просыпается былой азарт. Жажда охоты, отодвигает на второй план все остальное, включая сердечное томление и жалкий страх, и я счастлива отдаться этому потоку полностью.

Я внимательно осматриваю окрестности и нахожу отличное убежище, где смогу устроить засаду. Прямо перед поворотом на госпиталь раскинулись густые заросли жасмина, в них-то я и укроюсь. Мой план предельно прост – я выскочу из кустов и открою огонь по мотоциклу, а когда байкер упадет на землю, обезоружу его и после позову подкрепление. Вряд ли он ждет нападения средь бела дня и поэтому у меня есть все шансы на успех.

Я бегом спускаюсь на первый этаж и выхожу на улицу. Жара стоит невыносимая, воздух густой, душный, на лбу и спине тут же выступает пот. Первый порыв вернуться назад, в тень и прохладу третьего этажа, но я прогоняю эти мысли, крадучись подхожу к воротам фермы и прислушиваюсь. Рык мощного двигателя разносится по окрестностям, становясь все громче и тревожнее. Если я собираюсь осуществить свой план, то нужно действовать немедленно – через пару минут человек будет у развилки дороги и у меня уже не будет шансов застать его врасплох.

Я бегом преодолеваю нужное расстояние и ныряю в заросли кустарника, сладко благоухающие, но вблизи вовсе не такие плотные, как мне показалось сверху. Когда я пробираюсь к стволу, грубо расталкивая ветки, вокруг меня осыпаются десятки нежных лепестков, укрывая землю белым ковром. Кусты ниже, чем я надеялась, потому приходится присесть на корточки чтобы хоть как-то скрыть свое присутствие, но все равно, с опозданием понимаю, что это была плохая идея и при должной внимательности меня легко заметить с дороги. Сидеть на корточках неудобно, тут же начинают ныть колени. Самым правильным было бы уйти, но я не успеваю. Со своего места вижу стремительно приближающийся темный силуэт человека на сверкающем золотом мотоцикле. Минута, и он в паре метров от развилки, замедляется, а потом и вовсе останавливает мотоцикл. Совсем плохо. Я надеялась, что он пролетит мимо и у меня получится использовать его скорость себе во благо.

Он ставит мотоцикл на подножку прямо посреди дороги и довольно неуклюже слезает с него. Его пошатывает, как пьяного. Видимо накурился дури, как у них всегда бывает. Это усложняет мою задачу, под наркотиками эти паразиты ничего не бояться – ни боли, ни пыток и сами становятся крайне агрессивные. Видимо мне придется пристрелить его, а иначе он сам убьет меня.

Мужчина вертит головой в огромном черном шлеме, похожий больше на космонавта в скафандре, чем на байкера. В зеркальном стекле визора, закрывающего лицо, отражается полуденное солнце. Когда он поворачивается ко мне, я машинально вскидываю руку, чтобы прикрыть глаза и тут понимаю что он, скорее всего, видит мое движение.

Как же я сглупила, решив действовать в одиночку, но выбора уже нет – придется рискнуть. Я распрямляюсь и выскакиваю из кустов, целясь в байкера, но неудачно зацепляюсь ногой за тонкую ветку, стелящуюся по земле, со всей дури падаю на землю и выпускаю пистолет. Зубы клацают, вывихнутое плечо пронзает боль от которой темнеет в глазах, а рот наполняет солоноватый привкус крови – падая, я прикусила кончик языка.

Еще успеваю увидеть, как он вскидывает винтовку, все внутри сжимается от бессильного ужаса. Я перестаю дышать, ожидая ощутить обжигающую боль выстрела, но ничего не происходит – опираясь на руки, поднимаю голову. Байкер стоит, широко расставив ноги, с оружием на изготовке – ствол направлен прямо на меня, но он не стреляет – медлит, а я понятия не имею почему. Он делает шаг в мою сторону, потом еще один. Байкер заметно хромает на правую ногу, вот почему он так неуклюже слезал с мотоцикла. Между нами уже меньше десяти метров, но он все еще не стреляет… Я не понимаю, может винтовка не заряжена? Тянусь к своему пистолету, лежащему в паре метров впереди, но тут слышу голос:

– Ката, не нужно, это я.

Я замираю, пристально смотрю на него, и тут байкер поднимает защитный визор шлема.

– Петер, – выдыхаю и ощущаю как тугой узел, стягивающий внутренности, ослабляется. Я не умру. По крайней мере, не прямо сейчас.

Мы сидим в тени его фургона и пьем чай из моего термоса. Горячий. От него прошибает пот, и пощипывает прикушенный язык, но мне нравится чувствовать себя живой, пускай даже таким мазохистским образом. Петер сильно постарел с последней нашей встречи. Некогда импозантный мужчина с проседью в висках, от одной улыбки которого многие наши коллеги женщины заливались краской, теперь стал похож на разбитого старика с потухшим взглядом и глубокими залысинами у лба. Но взгляд остался прежним, цепкий, колючий. Кажется, стоит ему только взглянуть и Петер знает о тебе все, хотя это недалеко от истины, он всегда был крайне проницательным.

Первое что он спросил меня, после того поднял на ноги и мы обменялись приветствиями:

«Кто он, тот засранец, из-за которого ты так переживаешь? Неужели тот нервный мужик, с которым я вас видел в больнице?».

Такой уж он человек – Петер, знает меня слишком хорошо и ничего от него не утаить. Предлагаю ему для начала убраться с дороги, и с солнцепека, и уже потом устраивать допросы. Он хрипло смеется, но соглашается.

Мы прячем его мотоцикл внутри складского помещения фермы, а сами перебираемся к фургону.

– Почему ты вернулся? – спрашиваю я, и он молча указывает на старенький «Фольксваген».

– Это мой дом, – говорит он. – К тому же на нем мне будет удобнее осуществить свой план.

– И какой твой план?

– Убить Карла Крумбайна, конечно. Ведь и ты здесь по той же причине, Ката. Приехала искать о нем информацию. – Петер не спрашивает, а утверждает, и я не спорю. Он делает глоток, смотрит на меня поверх чашки и задает вопрос: – Вам удалось найти что-нибудь в той психушке?

– Да, его медицинскую карту и какие-то записи, но мы так и не успели все изучить. Из-за болезни Тилля все пошло кувырком.

– Значит, этого придурка зовут Тилль, – Петер тяжело вздыхает. – Выкладывай, где ты его подцепила.

Я некоторое время смотрю прямо ему в глаза, а потом киваю. Петер мне как отец, и не вижу смысла что-то от него скрывать. Вкратце рассказываю все, что случилось за последние несколько недель, начиная со своего побега из Берлина, а он попивает чай, и кивает головой. Лишь в самом начале он перебивает меня.

– Тот мужик на «Порше», он был крысой, а вовсе не мирным жителем.

– Так это ты его убил?

– Да, и ничуть не жалею. Этот ублюдок, занимался тем, что искал невинных женщин, втирался к ним в доверие, а потом продавал их бандам, а за это ему позволяли безопасно передвигаться по городу и даже пользоваться общими благами.

– А ты как на него вышел?

– После того как я начал охоту на главарей, несколько раз натыкался на эту тачку. Она приметная и сложно не обратить внимание. Мне стало любопытно и я начал следить за хозяином. Так и узнал. А после подловил его у магазина и убил.

Я смотрю на Петера долгим взглядом. «Начал охоту на главарей…» В прошлом он не был столько кровожаден и никогда бы не стал убивать людей, пускай даже главарей банд. Что-то случилось в его жизни, то, что изменило его внешне, сделало калекой и убийцей. Но спрашивать я не решаюсь, захочет – сам все расскажет.

– Продолжай, я пока так и не понял, где ты нашла этого Тилля, – говорит он, отпивая чая.

Когда я заканчиваю, Петер выносит вердикт:

– Бросай его, Ката. Вы слишком разные и тебе там нечего ловить. Когда все станет на свои места, этот рокер вернется в свой рафинированный мир, а тебе там места не будет. Это не твой покойный муж, барон – анархист, а мировая звезда, привыкшая к славе и поклонницам. Сама же видела, ему приятно женское внимание. Ты не та, кто станет терпеть рядом великовозрастного кобеля, уже поверь старому другу, я хорошо тебя знаю.

– Тилль не кобель, не смей так говорить, ты его даже не знаешь, – огрызаюсь я, но Петер лишь улыбается в ответ.

Отвожу взгляд и с деланным вниманием разглядываю траву у себя под ногами. Правду слышать больно, но иногда эта боль исцеляет. Петер резок в суждениях и часто перегибает, но он прав, мои чувства к Тиллю глупость и мне следует вырезать их из сердца острым ножом.

– Есть сигареты? – спрашиваю я, но Петер качает головой. Он никогда не курил, и ничто не может изменить его привычки.

– Сигарет нет, но есть предложение, – он выливает остатки чая прямо на траву. – Поехали со мной.

– Поехать куда? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

– Убивать Крумбайна, конечно. Это нужно сделать пока эта зараза не захватила всю Европу.

– Ты тоже считаешь что он – Антихрист, – говорю я с улыбкой.

– Нет, конечно. Он психопат, маньяк, убийца, насильник, но это не делает его сыном мифического существа. Ты же помнишь, как я говорил: тот, кто служил в криминалистической полиции, в Бога не верит, а в Дьявола и подавно, – он хрипло смеется.

Некоторое время мы сидим молча, каждый погружен в собственные мысли. Я думаю о его предложении. Могу ли бросить все и уехать с Петером? Он хитрый, умный, ловкий, но хромой и слишком старый – одному ему с Крумбайном не справиться.

– А зачем ты приезжал в больницу? Что хотел тут найти? – спрашиваю я, подняв на него взгляд.

Петер некоторое время не шевелится, а потом отвечает:

– Надеялся нащупать его слабое место, у всех психов есть такое.

– Получается ты, тоже искал его медицинские карты? – криво усмехаюсь.– У нас с тобой одинаковые методы, Петер.

– Не удивительно, – он смотрит прямо мне в глаза.– Это же я тебя учил всему, девочка моя. А ты всегда была моей лучшей ученицей.

Я смотрю в его вылинявшие глаза в обрамлении сеточки глубоких морщин и ощущаю, как сердце наполняется теплом. Он и правда, научил всему, что я знаю. Напарник, друг, названый отец.

– Я рада, что ты жив, Петер, – говорю я, ожидая улыбки, но он лишь отводит взгляд. Что же с ним случилось за эти месяцы?

Я ставлю чашку на ступеньку фургона, беру свой рюкзак и достаю сверток с сэндвичами. Впервые за последние дни у меня появился аппетит.

– Будешь есть? – спрашиваю я, но Петер отрицательно качает головой. – Как знаешь.

Я разворачиваю свой обед, сажусь прямо в траву по-турецки и принимаюсь жевать. Петер снова смотрит на меня с теплотой, мне знаком этот взгляд, он согревает заледеневшее сердце девочки, не знавшей отцовской любви. Теплый ветерок шевелит остатки волос на его голове и доносит до меня знакомый аромат туалетной воды «Соло Леве». Мне вдруг нестерпимо хочется обнять Петера, но я смущаюсь собственных чувств, и не двигаюсь с места.

– А почему ты сбежал? – говорю я дожевав. – Тогда, в больнице? Из-за Тилля и его криков?

– Да срать я на него хотел, он же гражданский, – бросает Петер с презрением. – Я не хотел тебя втягивать.

– А что сейчас изменилось, – я чуть наклоняю голову и пристально смотрю ему в глаза.

– Мы встретились, а значит это судьба, – он улыбается. – Ты же знаешь, я не верю в случайности. Вселенная желает, чтобы в последний бой мы с тобой шли рука об руку.

– Ни до хрена ли пафоса, Петер? – я улыбаюсь в ответ. – Когда это ты стал таким фаталистом?

– Когда выбрался из плена банды «Bienenvolk» живым и почти здоровым, – говорит он и улыбка сползает с его лица.

Петер умолкает и смотрит вдаль отрешенным взглядом. Его серые глаза сейчас кажутся почти бесцветными, а лицо бледным и безжизненным. Попасть в плен к банде – страшный опыт. Понимаю, что сейчас он не желает об этом говорить, и я не вправе настаивать. В наших отношениях он всегда оставался лидером, так что правила игры выбирает Петер, а я могу либо подчиняться, либо пойти своей дорогой.

– Так что, поедешь со мной, или будешь дальше охаживать своего рокера? – он поворачивает голову и встречается со мной взглядом. – Есть одна дорога, по которой можно подобраться к ним незамеченным. Я проехал её всю до самого храма, но вокруг дома Крумбайна полно вооруженной охраны и я был вынужден вернуться за фургоном.

– А чем он поможет?

– В днище тайник и там я спрятал взрывчатку, – говорит Петер. – И с её помощью можно поднять в их лагере такой шум, что никто и не обратит внимания на наше проникновение. Что скажешь, Ката, ты со мной?

– Я не знаю, Петер, – мне хочется сказать ему «да», но все не так просто.– Тилль болен, и я не могу его бросить, к тому же эти люди – ополчение, они рассчитывают на меня.

– Я буду здесь до полуночи, – он кивает на свой фургон. – Если передумаешь, то приходи. А теперь можешь вернуться к своим новым друзьям, а я собираюсь залезть внутрь и поспать перед дорогой.

– Петер, я хочу поехать с тобой, но пойми…

–Уходи, Ката, – перебивает он меня. – Я слишком измотан, чтобы что-то понимать. Если решишь что нам по пути, то ты знаешь где меня искать.

– Как скажешь, – я встаю, забираю термос с чаем и, не оборачиваясь, иду к городу, но чувствую, как Петер провожает меня взглядом.

Я понимаю, нельзя отпускать его одного. Без меня ему будет сложно, даже с взрывчаткой и его огромный боевым опытом и скорее всего он погибнет, даже не добравшись до Крумбайна. Но и Тилля я не могу бросить, особенно сейчас, когда он так слаб. Мое сердце разрывается между любовью и дружбой, и я ничего не могу с этим сделать.

========== Глава семнадцатая. ==========

Das Wasser soll dein Spiegel sein

Erst wenn es glatt ist, wirst du sehen

Wieviel Märchen dir noch bleibt

Меня впускает Мартин и почти сразу куда-то исчезает. Юрген и Лили сидят в гостиной, они расположились за низким журнальным столиком друг напротив друга и играют в карты. Я спускаюсь вниз с крепкой уверенностью, что первым делом разыщу Юргена и предложу ему поехать вместе с нами, но стоит мне увидеть его, как я понимаю: мой план – дерьмо. Я не должна ничего говорить доктору, иначе он пойдет со мной и погибнет.

Из портативной колонки, лежащей на столе, шелестит музыка, на подлокотнике кресла доктора стоит тарелка с печеньем, на столике перед ним кружка с дымящимся чаем, а у Лили в руке бутылка газировки. Доктор кладет на стол карту, Лили азартно бьет и лицо её вспыхивает от радости. Глядя на них, таких расслабленных и счастливых, сложно поверить, что где-то прямо сейчас творятся зверства и люди умирают лишь потому, что им не повезло попасться на глаза проклятым байкерам.

– Ах, наша славная Ката, – Юрген замечает меня и салютует кружкой. Его глаза блестят так ярко, что начинаю подозревать: в кружке вовсе не чай, а что-то покрепче.

Лили не столь радостно воспринимает мое появление, она натянуто улыбается и делает большой глоток из бутылки. «Апфель—Шорле» читаю я на этикетке. Черт, я ведь сто лет не видела ничего настолько обычного, как бутылка яблочного сока с минералкой в руке вздорного подростка.

– Как твои успехи, встретила кого-то интересного снаружи? – спрашивает доктор и втягивает носом дымок, поднимающийся над его кружкой. Он не может ничего заподозрить, это праздный вопрос, но я все же внутреннее содрогаюсь, хотя внешне это никак не проявляется.

Я умею держать лицо, и врать даже не морщась, в полиции нас учили этому, потому беспечно взмахиваю рукой, улыбаюсь и отвечаю ему в тон:

–Никого, мой друг, лишь невыносимая жара, мухи и пыль. А у вас тут гляжу, филиал Spielbank (1), – я лукаво подмигиваю Лили, от чего она чуть не давиться своим яблочным шорле. – На что играете? Печенье? Ракушки? Евро?

–Всего лишь интерес, – Доктор, наконец отпивает глоток, морщится и ставит кружку на стол.– Присоединишься? Мы как раз закончили партию.

–К сожалению, вынуждена отказаться, – я качаю головой и, указав на проход в жилые помещения добавляю: – Хочу принять душ, а потом заглянуть к больному. Кстати, как он?

–Идет на поправку, ты же сама видела, кризис миновал, – отвечает Юрген и машет рукой со свойственной медикам беспечностью. Я не разделяю его оптимизма, но все же выдавливаю из себя улыбку и иду к дверям.

Доктор окликает меня:

–Ката, постой, – теперь он уже не выглядит таким уж расслабленным, в пристальном взгляде явно читается тревога: – У тебя точно все нормально? Если нужна помощь, я могу пойти с тобой и… – он делает приглашающий жест, я лишь секунду медлю, а потом отрицательно качаю головой.

–Все отлично, я немного перегрелась снаружи, там адское пекло. Не стоит отвлекаться, Юрген, тебе нужно отыграться, – я снова фальшиво улыбаюсь, чувствуя себя бездарным актёришкой, а потом резко разворачиваюсь и иду прочь. Мне до тошноты не хочется лгать доктору, но выбора нет. Это единственный способ сохранить ему жизнь, к тому же, когда я уйду, кто-то ведь должен будет приглядеть за Тиллем, пока тот не поправиться…

Я расчесываю мокрые волосы, когда в дверь ванной требовательно стучат.

–Кто там? – отзываюсь я.

– Ката, зайди в радиорубку, как закончишь тут, – слышу я из-за двери голос Мартина.

– А что случилось? – кричу в ответ, но то ли отец Лили уже ушел, то ли решает, что вести диалог через запертую дверь дурной тон и не отвечает. Я тяжело вздыхаю, убираю гребень, заплетаю мокрые волосы в тугую косу и иду в радиорубку.

Мартин ждет меня внутри. Сидит в кресле напротив пульта и пустым взглядом глядит прямо перед собой, на панели перед ним как звезды в ночном небе, перемигиваются цветные лампочки, а сам он будто впал в летаргический сон и даже грудь не поднимается в такт дыханию. Я собираюсь помахать у него перед носом ладонью, но не успеваю. Мартин стряхивает оцепенение, и мы встречаемся взглядами, на мгновение мне кажется, что ему известно, о Петере и моих планах сбежать этой ночью, но он улыбается и морок исчезает.

–Садись, надо кое-что обсудить, – он выдвигает из-под пульта табурет и я, не споря, усаживаюсь напротив. – У меня для тебя хорошие новости, подкрепление придет раньше и их будет больше, чем я рассчитывал.

–О-оу, – только и могу произнести в ответ.

–Надеюсь, это был возглас радости? – Мартин чуть приподнимает брови, – А то мне показалось, что ты разочарована.

–Нет, что ты, – я поспешно улыбаюсь. Последние пару часов я только и делаю, что фальшиво скалюсь, словно депутат перед выборами в Бундестаг. – Я очень рада, просто Тилль, он пока слаб и…

–Он может остаться тут, с Евой и бабушкой, – Мартин понимающе качает головой. – Я как раз думал о том, кого можно оставить с нашими подопечными.

–Лили пойдет с нами?

–Нет, это исключено, – он мотает головой, – И если твой друг останется здесь, мне будет проще удержать её от бездумных поступков.

–О, да, – соглашаюсь я и снова глупо улыбаюсь. Нужно прекращать это шоу дружелюбия, а то кто-нибудь непременно заподозрит меня если не во лжи, то уж как минимум в том, что снаружи я раздобыла немного марихуаны.

Но Мартин не обращает внимания на мою мимику, он поворачивается к пульту и, ткнув пальцем куда-то произносит:

– Я только что связывался по радио с Отто, – он снова глядит на меня и поясняет: – Это руководитель берлинцев, он отставной майор и толковый малый. Так вот он сказал, что вчера в город пришли несколько бригад ополчения, с севера и юга, и с их помощью берлинцам, удалось очистить центр от всех банд. Ты понимаешь, что это значит? – я только сейчас замечаю, как светится его лицо, Мартин разве что не прыгает от радости.

–Не совсем, мы можем вернуться в город, потому что там стало безопасно? – предполагаю я.

–Да нет же, Ката. Это значит, что наш план сработал, не сработает в будущем, а уже сработал, понимаешь?!

–Наш план? – теперь я поднимаю брови и чуть склоняю голову: – Мне казалось он был в том, чтобы убить Крумбайна, и насколько я знаю, этот мерзавец пока жив и здоров.

–Это пока, но люди поверили в тебя. В то, что мы сможем победить. Мы больше не крысы, что прячутся по сырым подвалам, а солдаты, готовые сражаться, – на его лице расцветает широкая счастливая улыбка. – Отто сказал, что когда ополчение выступило против банд, из домов вышли мирные жители, они хватали палки, камни и гнали чертовых байкеров прочь. Людей было так много, что байкеры бежали, – он трясет в воздухе кулаком. – Они испугались, потому что увидели силу. А когда Крумбайн падет, прогнать остатки банд будет плевым делом.

–Вот оно как, – я постукиваю пальцами по собственным коленям, – Это и правда, отличная новость, Мартин, но я бы не стала так уж расслабляться. Банды Берлина одурели от постоянных оргий и пьянок, возможно, потому их удалось прогнать так легко, но стоит им протрезветь и понять что произошло, они вернуться и в этот раз будут хитрее и жестче. Ты же сам знаешь, как это бывает.

–Не вернутся, – уверенно отвечает Мартин.– Если нам удастся схватить Крумбайна и запереть его в клетку.

–В клетку? – осторожно уточняю я. – Мне казалось, речь шла о том, чтобы прострелить ему башку из винтовки, а не устраивать цирковые представления?

–Да, я помню, но мне кажется, если нам удастся схватить его и привести в Берлин, а потом прилюдно казнить, это произвело бы больший эффект, нежели просто прикончить ублюдка, – в глазах Мартина отражаются огоньки пульта: красные, синие, белые, и это выглядит пугающе, особенно в сочетании с тем что он сказал. Я ненавижу Крумбайна, но не настолько чтобы устраивать из его смерти чудовищный спектакль.

– Тебе не кажется что это немного…, – кручу пальцами, пытаясь подобрать нужное слово.

– Жестоко? – помогает Мартин. – Но разве он не заслуживает этого? И разве все те люди, что потеряли надежду из-за его зверств, не заслуживают увидеть, как пламя пожирает их страхи?

–Сжечь живого человека, как в средние века? – мне не по себе от слов Мартина, а ведь до этого момента я верила: он самый здравомыслящий из нас.

–Можно и повесить, – он равнодушно машет ладонью. – Главное сделать это прилюдно, чтобы все увидели, их лидер обычный смертный и им неоткуда ждать защиты.

Умолкаю и опускаю взгляд. Спорить с ним бессмысленно, ведь он уже все для себя решил, к тому же я все равно уйду ночью и его план не имеет значения.

–Может ты и прав, – говорю я, наконец и уже в сотый раз растягиваю губы в улыбке. – И когда выдвигаемся?

–Завтра ночью, – отвечает он даже не задумавшись, видно уже все решил. – Днем сюда прибудет подкрепление, а некоторые присоединятся к нам уже на месте. У тебя есть карта того места, куда мы направимся?

–Боюсь что нет, – я качаю головой, а сама думаю о том, успеем ли мы с Петером сделать все что задумали, до того как на храм нахлынет волна ополченцев с оружием, и если нет, помогут ли они нам или помешают.

– А у Тилля? Он ведь бывал там?

– Кажется да, но…,– я резко умолкаю, понимая, что сболтнула лишнего. Мы ведь не говорили, что Линдеманн бывал в логове «Безымянных» тогда откуда Мартину об этом известно.

– Удивлена, что я знаю о его прошлом? – спрашивает Мартин, и лицо его принимает странное выражение. – Он кое-что рассказал Лили, а она все передала мне. В отличие от моей дочери я не ослеплен чувствами и смог сложить простые факты. Тилль был в банде, возможно даже не по своей воле, но сбежал от них. Я все правильно понял?

–Да, – мрачно киваю я. – Его вынудили обстоятельства. Но ведь это ничего не меняет? Для него?

Мне хочется отыскать Лили и дать ей хорошую затрещину., чтобы никогда больше не болтала лишнего.

– Ничего, – отвечает Мартин, – Я ему не судья, все мы выживаем, как можем. Но если он знает местность, то хотелось бы получить хотя бы примерную карту.

–Хорошо, я поговорю с ним и попрошу нарисовать, – я поднимаюсь. – А теперь прошу меня извинить, но мне пора.

–До завтра, Ката. Выспись, как следует, нам понадобиться твоя ясная голова, – Мартин разворачивает кресло и склоняется над пультом.

Я бесшумно покидаю радиорубку и прикрываю за собой дверь, а в коридоре, отойдя на несколько шагов, позволяю эмоциям вырваться наружу:

–Черт! – ударяю себя кулаком по ладони.– Черт! Черт! Черт!

Как теперь оставить с ними Тилля, если Мартин все знает? А что если у него окончательно отъедет крыша и он решит: казнить нужно всех, кто имел хоть какое-то отношение к бандам?

Петер сказал: он не обидится, если я не приду, но смогу я жить дальше, зная, что бросила друга и наставника в опасности?

Гляжу на наручные часы, до полуночи еще есть время и мне стоит потратить его с пользой. Я направляюсь к двери комнаты Тилля и, тихонько приоткрыв ее, проскальзываю внутрь, в темноту. Делаю шаг и прислушиваюсь, замерев на месте. Слышу тихий шелест дыхания, без надрывов и хрипов, как было раньше – прав оказался Мартин, Линдеманн идет на поправку. Наконец глаза адаптируются к темноте, и я начинаю различать контуры предметов и могу на цыпочках подойти к кровати больного. Тилль спит на боку, подложив под щеку руки, словно ребенок. Это так мило, что сердце сжимается от нахлынувших чувств. Неужели мне хватит сил уйти, оставив его тут?

“Ты сильнее чем, кажется, Ката, и сделаешь все, что от тебя требуется”, – произносит Стефан в моей голове.

Я чуть киваю, соглашаясь с этим, присаживаюсь на корточки и, стараясь как можно меньше шуметь, роюсь в тумбочке. Я снова убрала сюда все отчеты из больницы, когда Тилль заболел, решив, что после с ними разберемся. Сейчас же я хочу забрать их и передать Петеру. Возможно, это чем-то нам поможет. Отчеты лежат там, где я их и оставила, я вытаскиваю папку, прижимаю к груди, поднимаюсь и так же бесшумно как вошла, покидаю комнату, заперев за собой дверь.

В своей спальне под невидящим взглядом бабушки, я пакую кое-какие вещи в рюкзак и, взяв огрызок карандаша и блокнот, пишу короткую записку Тиллю. Никаких соплей, сухо сообщаю о своих планах и прошу его, как только сможет ходить, убираться прочь из бункера. Надеюсь, он поступит мудро и поедет на аэродром, а не станет геройствовать, пытаясь снова вытащить меня из переделки. На всякий случай добавляю, что еду не одна, а со старым другом. Может быть Тилль оскорбиться на это и уедет не задумываясь.

Записку снова отношу в его спальню и прячу в тумбочке, там где лежала папка. Узнав о моем побеге, он непременно захочет заглянуть в документы, и значит, точно прочтет мое послание.

Перед тем как уйти бросаю еще один взгляд на постель. Нестерпимо, до зуда в губах, хочется поцеловать его, но я не могу так рисковать, потому поднимаюсь и заставляю себя выйти из комнаты.

Прежде чем убрать папку в рюкзак решаю бегло просмотреть её содержимое, это следовало сделать еще несколько дней назад, но все так закрутилось, что было не до медицинских отчетов погибшего психиатра. Я распахиваю папку на середине, и тут же к моим ногам пикирует одинокий листок, пожелтевший от времени, убористо исписанный машинописным текстом.

Поднимаю его и собираюсь убрать обратно, но взгляд падает на текст. Это письмо, причем полученное в ответ на запрос доктора Вешке, отправитель некая медицинская лаборатория генетики с юридическим адресом в Мюнхене. У них интересный логотип, знакомый всем сосуд Гигеи – змея оплетающая ножку чаши, только вот если приглядеться, это и змея вовсе, а цепочка ДНК. Я уже видела этот знак, раньше, во времена работы в полиции, только никак не могу вспомнить в связи с каким делом. Усаживаюсь на краешек своей заправленной кровати и читаю внимательно, пытаясь продраться через кучу незнакомых медицинских терминов, а когда заканчиваю, по спине пробегает неприятный холодок. Если то, что я прочла правда, то у нас большие проблемы. Мне нужен специалист, чтобы подтвердить мои догадки. Хватаю, листок и бросаюсь на поиски Хиршбигеля. Сердце колотится в груди набатом, руки от волнения влажные, а подмышки взмокли от пота.

Доктор все еще в гостиной, играет в карты с Лили, мясистые щеки покрылись красными пятнами, а глаза блестят еще сильнее, чем при прошлой нашей встрече. Он пьян и от него будет мало толку. Кофе ему что ли сварить, или загнать в ледяной душ? Черт его побери, почему он решил надраться ровно в тот вечер, когда мне так нужна его помощь?!

Увидев меня он расплывается в широкой пьяной улыбке, и похлопав рукой по дивану рядом с собой приглашает:

–Ката, как я рад тебя снова видеть, присядь рядом, помоги старому другу, а то эта чертовка разделала меня под орех, – он указывает на Лили, которая довольно улыбается в ответ и кивает.

–Юрген, пожалуйста, ты мог бы…– замолкаю, потому что сама не знаю, чего именно от него хочу.

Его улыбка тает, он хмурится и лицо становится серьезным:

–Что-то с Тиллем? – он пытается подняться, но пошатывается и неуклюже садится обратно. – Я немного не в форме, – извиняется он. – Но если нужна помощь я сейчас…тут были таблетки, они…

Он хлопает себя по карманам, но я подхожу, и присев рядом останавливаю его, дотронувшись до руки.

–Нет, с ним все хорошо, тут другое, – я кошусь на Лили и она поняв мой взгляд кладет на стол карты и тихонечко ретируется. Неожиданно для неё, она никогда не отличалась тактичностью, но видно что-то такое в моем взгляде, потому что и Юрген напуган:

–Что случилось? – он перехватывает мою руку и сжимает в ладонях.

Я протягиваю ему листок.

–Я нашла это в бумагах доктора Давида Вашке, которые мы забрали из госпиталя, – говорю я, пока Юрген разворачивает бумагу. – И мне нужно чтобы ты подтвердил мои догадки, если то что тут написано правда, тогда получается мы разгадали его тайну.

–Постой, Ката, – он глядит на меня исподлобья. – Я слишком пьян и мне трудно сконцентрироваться даже на твоих словах, а ты еще хочешь, чтобы я одновременно с этим вникал в то, что тут написано. Если не трудно, то принесли мне чая с кухни, а я пока попробую разобраться.

Я ухожу на кухню, а когда возвращаюсь с чашкой, Юрген все еще читает, низко склонившись над бумагой. Ставлю чай на стол и сажусь рядом. Хиршбигель даже не шевелится, его губы беззвучно произносят строчки документа, словно он пытается таким образом донести до пьяного разума их смысл. Наконец он заканчивает, разгибается, глядит на меня рассеянным взглядом, берет кружку и почти залпом выпивает содержимое.

– А теперь скажи мне, что я не сошла с ума и то, что прочла – правда, – говорю я, пытаясь поймать его взгляд.

– Мне сложно поверить в то, что через почти восемьдесят лет после Нюренбергского процесса, кто-то осмелился снова заняться подобным, – произносит Юрген и, допив чай, ставит на стол пустую кружку. – Эксперименты над живыми детьми, это немыслимо, – он качает головой, а потом начинает растирать пальцами виски.