Текст книги "Конец ночи (СИ)"

Автор книги: Flikey_ok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Тогда, я должен объяснить, – Хиршбигель понимающе кивает. – Парень – красавчик: смазливое личико, чувственные губы, глаза как два бездонных озера. Ангельская внешность, за которой скрывается демоническая сущность. Давид влюбился в Карла и позволил тому манипулировать собой. Крумбайн с легкостью использовал Давида, а в благодарность создавал иллюзию взаимности. Если вы взглянете на записи профессора, то наверняка найдете там душещипательную историю нашего психопата. Бедный мальчик, которого злобный приёмный отец пытался избавить от гомосексуальности с помощью ремня и молитвы. Только все это чушь собачья! Крумбайн вовсе не гей. У него не может быть чувств ни к кому, независимо от пола. Только вот Давид хотел верить в обратное и считал, что для исцеления мальчику требуется любовь.

– Но постойте, Крумбайн ведь изнасиловал профессора Вешке – говорю я. – Разве это не подтверждает его гомосексуальные наклонности?

– О нет, – доктор Хиршбигель снова печально улыбается. – Это подтверждает лишь то, что он насмехался над чувствами Давида. Карл вовсе не свою половую потребность удовлетворял, ему нужно было почувствовать власть. Обычно изнасилование выступает для насильника как попытка, в основном бессознательная, компенсации индивидуально-психологических дефектов личности в преступном поведении. Но Карл Крумбайн ничего не делал бессознательно, уж поверьте мне. Он лишь воплотил в жизнь тайные фантазии Давида, вот что я считаю.

Я переглядываюсь с Тиллем и, судя по выражению лица, ему теория доктора Хиршбигеля тоже кажется странной. Я хочу задать еще несколько вопросов, но не успеваю. Возвращается Лили с подносом, а за ней в гостиную входит ее отец, и незнакомый рыжеволосый парень лет восемнадцати. Одет он слишком торжественно: в белоснежную рубашку с галстуком и черные брюки. Парень бросает на меня равнодушный взгляд, а потом замечает Тилля и по его лицу пробегает тень, но он быстро берет себя в руки и дружелюбно улыбается.

– Привет, я Йонас Шварц, – говорит он. – Добро пожаловать.

– Привет Йонас, – говорю я и, поднявшись ему, навстречу протягиваю руку.

Рукопожатие хороший способ понять, что представляет собой тот или иной человек, а с этим парнем мне хочется знать наверняка. Я помню слова Мартина насчет него, к тому же мне совсем не понравилось, как он посмотрел на Тилля. Чуть подумав, юный Шварц пожимает мою ладонь. Руки у него теплые и неприятно влажные, а глаза бегают, и это окончательно убеждает меня, что с Йонасом лучше держать ухо востро.

После чая нас знакомят с еще двумя обитателями бункера: пожилой женщиной все зовут ее просто «бабушка», которая по словам доктора, давно не знает на каком она свете, и девочкой лет восьми. Мартин рассказывает нам, что ребенка нашли в церкви. Никто не знает, кто она такая и что делала в их городке. Девочка не разговаривает, но прекрасно понимает все, что ей говорят, и не выказывает никаких признаков посттравматического синдрома: страха, раздражительности, вспыльчивости, плаксивости или ночных кошмаров. При себе у нее был небольшой рюкзак, в котором обнаружилась бутылка воды, пистолет и изображение Девы Марии на деревянном образке. Имени девочки тоже никто не знает, и ее стали называть Ева. Кажется, сама она ничуть не возражает и откликается.

Живет Ева в комнате вместе с Лили куда нас и приводят. Девочка выглядит очень маленькой и беззащитной и у меня против воли сжимается сердце. Тилль шутит с ней, треплет по голове и она улыбается ему в ответ. Действительно, никаких признаков страха или паники. Абсолютно здоровый ребенок. Я подхожу ближе и протягиваю ей руку.

– Привет, Ева. Я Ката, как у тебя дела?

У девочки бледная кожа, соломенного цвета волосы убраны в высокий хвост, а на носу россыпь веснушек. Она смотрит прямо на меня своими огромными янтарными глазами, а потом внезапно говорит:

– Великий воин, последний в роду! Он может победить Зверя если выберет путь света.

Я вздрагиваю от неожиданности и опускаю руку. В комнате воцаряется гробовая тишина. Голос у малышки совсем слабый, и словно надтреснутый, а говорит она с сильным южным акцентом.

– Ева, так ты можешь разговаривать? – первой приходит в себя Лили. Она подходит к девочке, опускается рядом с ней на колени и заглядывает в лицо. – Скажи еще что-нибудь?

Но девочка молчит и мне уже кажется, что ее слова коллективная галлюцинация.

– Вы знаете, о ком она, фрау Берг? – спрашивает доктор у меня над ухом.

– К сожалению, да, – отвечаю я и закусываю губу. – Только не понимаю как такое возможно. Тот человек о котором она говорила уже мертв. Видимо они когда-то и встречались, и он рассказал ей о себе и своей миссии.

– С чего ты взяла, что Стефан и эта девочка встречались? – спрашивает Тилль.

– Потому что другого разумного объяснения я не вижу.

– Если ты права, тогда она может иметь какое-то, отношения к Крумбайну, – Тилль понижает голос до тихого шепота. – Например, шпионить на него.

– Она совсем ребенок, – я растерянно смотрю на малышку. Лили что-то рассказывает ей, а девочка весело улыбается в ответ. – Он не смог бы заставить ее.

– Но мог уговорить, – шепчет Тилль и к моему ужасу доктор, который слышал его, слова кивает.

Что-то в животе сжимается и меня начинает подташнивать. Я ощущаю облегчение, только когда мы покидаем комнату Лили и Евы.

После нам показывают комнаты в которых нам предстоит жить. Спален в бункере всего четыре и в каждой по две кровати, потому нас с Тиллем селят в разные: меня к бабушке, а его к Йонасу.

Не скажу, что я восторге от такого соседства. Я побаиваюсь, что старушка начнет доставать меня бессмысленными разговорами, но ей, судя по всему не до меня. Она сидит в кресле, сложив руки на коленях, и смотрит в пустоту. Иногда ее губы беззвучно шевелятся, и лицо озаряет счастливая улыбка. Где бы ни блуждал ее разум, там ей намного лучше, чем в реальности.

Я ощущаю страшную усталость, потому раздеваюсь, ложусь в постель и мгновенно проваливаюсь в глубокий сон без сновидений. А утром, проснувшись, я вижу, что бабушка все еще сидит в своем старом кресле, но только теперь взгляд ее помутневших глаз направлен прямо на меня. Она не выглядит опасной, но все же мне становится не по себе. Я сглатываю и осторожно поднимаюсь на локте, при этом стараясь ни на секунду не выпускать её из виду.

– Ты ведь хочешь убить сына священника? – спрашивает она и так и не получив моего ответа произносит: – Девочка знает, как это сделать…

Старуха умолкает, и голова ее безвольно падает на грудь. Сначала мне кажется, что она умерла. Но проходит пара минут и в комнате раздается громкий храп. Бабушка спит, и теперь я не понимаю, действительно ли она разговаривала со мной или это было обрывком моих запоздалых снов…

========== Глава четырнадцатая. ==========

Erst wird es heiss

Dann kalt

Am Ende tut es weh

***

Я выхожу из комнаты и сразу же ощущаю запах жарящейся яичницы. От неожиданности замираю на месте и втягиваю носом воздух – прошла целая вечность с тех пор, когда в последний раз я ела свежие яйца. Почему-то сразу же вспоминается Стефан, и сердце сжимается от томительной боли, но я не позволяю себе нырнуть в омут воспоминаний и, встряхнув головой, уверенно иду на запах.

Еда сейчас очень нужна, больше чем, что бы то ни было. Живот сводит от голода – последний раз я ела что-то существенное сутки назад. Вчера меня с Тиллем приглашали на ужин, но я так устала, что напрочь забыла об этом и проспала все на свете. Странно, что никто не пришел и разбудил меня, хотя возможно тут так не принято.

Коридор в этой части бункера напоминает гостиничный: справа и слева одинаковые деревянные двери, насколько я помню из вчерашнего объяснения Мартина, здесь находятся спальни, спортзал и комната радиосвязи. Под потолком пара флуоресцентных светильников – они издают тихий скрежет, словно где-то очень далеко работает дрель и от этого звука сводит зубы.

Я ускоряюсь и вскоре вижу дверь, ведущую в пищеблок. Толкнув ее, оказываюсь в просторном помещении очень похожем на кухню ресторана: пол и стены облицованы гладкой белой плиткой, а вся мебель выполнена их глянцевой стали. По центру расположены несколько духовых шкафов и варочных панелей, над ними огромная промышленная вытяжка, почему-то выключенная, а у стен разделочные столы и открытые шкафы, наполненные разнообразной кухонной утварью. У плиты возится доктор Хиршбигель, густые волосы он забрал под шапочку для душа и от того выглядит довольно комично. Заметив меня, он приветливо улыбается и жестом приглашает войти.

– Доброе утро, – говорю я и сглатываю слюну. На плите две огромные сковороды. Я подхожу ближе и втягиваю носом соблазнительные ароматы.

– Доброе, фрау Берг, – он уверенным движением снимает крышку с одной из сковородок и, взяв лопатку, переворачивает аппетитно скворчащий бекон, а потом спрашивает: – Вы голодны?

– Очень, – киваю я и смущенно улыбаюсь.

– Отлично! Хороший аппетит считается первым признаком отменного здоровья! – он подмигивает мне. – Если вам будет не сложно помочь мне, то через пару минут все мы сможем отведать этот чудесный завтрак.

– С удовольствием герр Хиршбигель, – отвечаю я. – Что нужно делать?

Под чутким руководством доктора мы сервируем завтрак на шесть персон и направляемся в столовую – она находится за соседней дверью. Это квадратное помещение, с большим деревянным столом в центре и массивной кованой люстрой прямо над ним.

К моему удивлению Тилль уже здесь. Он сидит между Лили и Йонасом, и, похоже, чудесно проводит время. Сама Лили светится от счастья. Сегодня на ней открытая футболка со спущенными плечами, а в ушах гигантские пластиковые серьги в форме электрогитар. Теперь я вижу, что не только шея, но и плечи девушки покрыты татуировками и на одной из них раммкройц в круге из колючей проволоки.

– Привет, Ката, – Тилль улыбается мне. – Я уже начал беспокоиться.

– О чем это ты? – я подхожу к столу и ставлю на него поднос с тарелками.

– Ты не пришла на ужин, и я даже попросил Лили проверить все ли у тебя в порядке.

Я смотрю на Лили, при упоминании своего имени девушка начинает глупо улыбаться.

– Я уснула, – отвечаю я.

– Лили сказала, – он кивает. – И что ты, даже не проснулась, когда она забирала бабушку, а потом укладывала ее в постель.

– Блин, эта бабуля уже достала. Нам приходится нянчиться с ней как с младенцем, – говорит Лили и в ее голосе слышится недовольство капризного подростка. – Она ведь нам даже не родня!

– А кстати, откуда она взялась тут? – спрашивает Тилль.

– Это мать того сектанта, который бункер построил. Фрау Матильда Шац. Старая ведьма совсем из ума выжила. Знали бы вы ее раньше… – Лили проводит рукой по короткому ёжику волос и усмехается. – Она была помешана на религии, ходила по домам и пыталась переманить людей в свою секту. Её все ненавидели. Целый день она только и делала, что рассказывала нам о грядущем апокалипсисе и том, что пришло время покаяться в грехах. Какое счастье, что старуха больше не разговаривает, а то проела бы все мозги своей болтовней. Правда она не только говорить разучилась, но и все остальное, – Лили смотрит на доктора и вдруг спрашивает: – Доктор, вы же в этом специалист, сможете ее научить хотя бы в туалет ходить не под себя, чтобы не была таким овощем?

Я вспоминаю утренние слова старушки, и мне снова становится не по себе. В ее глазах светился ясный разум, и говорила она вполне осознанно, но рассказывать об этом я не собираюсь, еще примут за сумасшедшую.

– Фрау Шац страдает сенильной деменцией, Лили и ты это знаешь. Она практически утратила навыки и знания, приобретенные ранее, – мягко говорит Хиршбигель. – Её головной мозг полностью был сформирован, а сейчас происходит его распад. Научить её чему-то в таком состоянии у нас не получится. Со временем будет только хуже, так что нам не стоит надеяться на чудо.

– Дерьмо, чего уж там, – вздыхает Лили и умолкает.

В столовой повисает тяжелое молчание. Мысль о том, что всех нас в какой-то момент жизни может постигнуть такая же участь, пугает до одури. Пока мы с доктором заканчиваем сервировку стола, никто так и не произносит ни слова, но за едой общее настроение улучшается. Лили хвалит стряпню доктора, тот застенчиво улыбается в ответ. Без шапочки и с румянцем смущения на щеках он кажется мне совсем юным и очень милым. Из всех обитателей бункера Юрген единственный, кто вызывает у меня теплые чувства. И тут я понимаю, что за столом собрались не все. Отец Лили – обладатель ледяного взгляда и железной выдержки – куда-то запропастился.

– А где Мартин? – спрашиваю я.

– Он пытается наладить радиосвязь, – отвечает Тилль.

– А с ней что-то не так?

– Да, к сожалению, – отвечает Йонас, и смотрит мне в глаза. Это его первая фраза сначала завтрака. До этого момента он сидел с каменным лицом и изредка бросал короткие взгляды на Тилля и Лили. – На днях была сильная гроза, и ветер сломал уличную антенну.

– И ничего нельзя сделать? – я смотрю на него с тревогой, но отвечает доктор:

– Все не так плохо, фрау Берг. Мы с Мартином кое-как её починили, но видимо чего-то не учли. Я совсем не приспособлен к подобной работе, – он виновато разводит руки в стороны. – С тех пор со связью постоянные перебои. А теперь, с вашим приходом, от качества сигнала зависит очень многое.

– Если бы ты вчера пришла на ужин, то знала бы это, – говорит Тилль, не поднимая глаз от тарелки. – И да, я могу помочь с починкой. Я в этом неплохо разбираюсь.

– О, это было бы очень любезно с вашей стороны, герр Линдеманн, – на лице Юргена появляется робкая улыбка. – Мартину очень нужна помощь. У нас тут все белоручки.

– Михаэль тоже мог бы помочь, – рассеяно произносит Йонас, и я вижу, как вздрагивает Лили. Доктор тоже умолкает и опускает глаза. Я понятия не имею, кто такой этот Михаэль и почему все так напряглись, но решаю на всякий случай перевести тему.

– А где Ева?

– Она поела раньше, а сейчас играет в комнате, – отвечает Йонас. – Тут есть игровая приставка.

– Это очень удобно, – я улыбаюсь парню, но его лицо остается равнодушным и мне кажется, я не нравлюсь ему. Впрочем, мне плевать. Я склоняюсь над тарелкой и принимаюсь за еду.

После завтрака Лили, и Йонас уносят грязную посуду. От доктора я узнаю, что в бункере работает система «дежурств». Она задействует всех обитателей, кроме бабушки и Евы. Пока я спала, нас с Тиллем тоже включили в общий список. Сегодня мне поручают пропылесосить спальни – я терпеть это не могу, но не спорю. Если я собираюсь дожидаться тут подкрепления, то выхода нет, и придется подчиняться общим правилам.

К полудню, когда дела закончены, все мы собираемся в гостиной. Мартин уже тут. С помощью Тилля ему удалось починить антенну и он явно потеплел к нам. Я расспрашиваю его об ополчении, а он в свою очередь просит рассказать нашу историю подробнее, особенно его интересует Ронни и те люди, что напали на меня на дороге. Доктор сидит тут же, молча слушает и иногда многозначительно кивает. Я умалчиваю о том, что Тилль состоял в банде, не хочу, чтобы эти люди ненавидели его, а так же ничего не рассказываю о Стефане – лишь мельком упоминаю, что байкеры убили моего мужа. Тилль во время рассказа разглядывает, собственные руки и постоянно закусывает губу, я понимаю – ему нестерпимо хочется уйти отсюда. А вот Лили, кажется, совсем этого не замечает. В паузах, которые я делаю чтобы выпить воды или отлучиться в туалет, она засыпает Тилля вопросами о прошлом, и, судя по всему, делает это лишь с одной целью – обратить на себя внимание.

Когда я заканчиваю рассказ, Мартин некоторое время задумчиво поглаживает подбородок, а потом говорит:

– Мне понадобиться несколько дней, чтобы составить план наступления на лагерь «Безымянных». Я очень надеюсь, что этот Ронни не солгал насчет места их дислокации, – он смотрит на меня.

– Я думаю, он не лгал, Ронни был уверен, что мы с Тиллем погибнем и потому говорил правду, – мне пришлось соврать им насчет источника информации о логове «Безымянных».

– Хорошо, – Мартин поднимается. – Антенну мы починили, связь работает. Сейчас я пойду в штаб и попробую связаться по радиоканалу с другими группами. Это займет время, но я думаю, к завтрашнему утру у нас будет примерное понимание, каким количеством людей мы сможем располагать. Я надеюсь, что откликнуться все, но ничего не обещаю. Некоторые группы не любят рисковать и возможно они откажутся помогать нам.

– Даже десяток толковых людей могут значительно изменить перевес сил, – говорит Тилль. – Ведь Крумбайн не ожидает нападения. Он уверен, что никто не посмеет даже приблизиться к его лагерю.

Мартин усмехается и уходит, оставив нас вчетвером.

– Я бы хотел выйти наружу, – вдруг говорит Тилль. – Это возможно?

– Возможно, конечно, – отвечает доктор. – Но только возьмите кого-нибудь из наших в сопровождение, иначе обратно вам не попасть.

– Почему это? – удивляется Тилль.

– Когда папа взломал систему защиты бункера, он сделал некоторые улучшения. Раньше тут был только цифровой пароль, но папа сказал, такая система довольно ненадежна. И теперь кроме пароля требуются наши отпечатки. Без них двери не открыть.

– А как он умудрился сделать это? Ведь для таких вещей нужно обладать определенным навыком. – Я удивленно смотрю на доктора, и тот объясняет:

– Мартин в армии занимался цифровой безопасностью, так что ему все это было несложно.

– Но зачем такие сложности? Вы боитесь, что в бункер проникнут байкеры? – спрашивает Тилль. – Но как они о нем узнают?

– Папа из тех людей, который уверен, что лучше проявить бдительность сейчас, чем позже сожалеть об этом, – Лили заглядывает Тиллю в глаза, и он тут же улыбается ей, так, словно они близкие друзья.

«Неужели за вчерашний вечер они успели настолько сблизиться?!», думаю я, но вслух ничего не говорю. У меня странное ощущение, что прямо сейчас, я наблюдаю, как рушатся мои отношения, и ничего не могу с этим поделать. Во рту появляется неприятный горький привкус, и я отвожу взгляд, теперь и мне хочется уйти из гостиной, чтобы не видеть этих двоих, но я не двигаюсь с места.

– Да, так и есть, – соглашается с Лили доктор. – Во всем, что касается безопасности Мартин настоящий параноик. Потому лучше всего, если идете на поверхность, взять кого-то с собой.

– Проводишь меня? – Тилль смотрит на Лили и та с радостью соглашается.

Мне приходится прилагать усилие, чтобы не сжать руки в кулаки и не закатить глаза. Прежде чем уйти Тилль бросает на меня равнодушный взгляд. В нем нет ничего от былой теплоты, и он ранит меня не хуже ножа. Я что есть мочи сжимаю подлокотники кресла и пытаюсь совладать с собой.

«Ему понадобилось так мало времени, чтобы выкинуть тебя из своей жизни, Ката», – произносит голос Стефана в моей голове.

Я не сдерживаюсь и усмехаюсь. Чему тут удивляться, он же рок-звезда и для него подобное – норма. Удивительно другое, почему это так сильно ранит меня?

– У тебя все хорошо? – Тилль замечает мою усмешку и теперь в его взгляде чуть больше заинтересованности.

– Вполне, – отвечаю я с язвительной ухмылкой. – А что со мной может случиться?

Тилль хмурится, и некоторое время озадаченно смотрит на меня. Мне кажется, сейчас он позовет меня с собой наверх, чтобы поговорить там без свидетелей, но тут к нему подходит Лили. Я впервые замечаю, что на ней надеты неприлично короткие джинсовые шорты, оголяющие налитые белые бедра и обтягивающие округлый зад.

– Пошли? – она берет Тилля за руку и бросает на меня торжествующий взгляд из-под густо накрашенных ресниц.

– Да, – он кивает немного рассеяно и уходит с ней.

Я провожаю их долгим взглядом, а потом тяжело вздыхаю.

– До того как ее маму забрали байкеры, Лили такой не была.

Я вздрагиваю от неожиданности и смотрю на доктора. В его взгляде читается сочувствие и мне хочется ударить его прямо промеж глаз, но вместо этого я перевожу тему и спрашиваю:

– Герр Хиршбигель, вы здесь давно?

– С самого начала, – он озадаченно наклоняет голову вправо. – А почему вы спрашиваете?

– Тогда вы, должно быть, помните, как нашли Еву?

– Разумеется, Мартин же вчера рассказывал вам в общих чертах.

– Да, но я бы хотела знать все подробности её появления, – я чуть улыбаюсь ему. – Вы же сможете мне помочь?

– Только с одним условием, если вы поможете мне на кухне, – он улыбается в ответ. – Мне нужно через час подать обед, а я даже не начинал готовить.

– Конечно, только хочу предупредить сразу – я крайне плохой повар.

– Это не так страшно, потому что я – отличный учитель, – он поднимается с кресла и протягивает мне руку и я, чуть помедлив, берусь за нее.

Десять минут спустя на кухне, когда я чищу картофель, а доктор уверенными движениями профессионала шинкует лук, он спрашивает меня о причинах моего повышенного интереса к девочке и я, поддавшись неясному порыву, выкладываю ему всю правду. Он внимательно выслушивает меня, а потом, отложив нож, говорит:

– Бабушка очень плоха, и мне сложно поверить в то, что вы говорите, Ката, но, в то же время, у меня нет причин сомневаться в ваших словах, – он поднимает на меня взгляд и добавляет осторожно: – Вы могли бы показать мне эту древнюю книгу и записи вашего покойного мужа? Я неплохо разбираюсь таких вещах, возможно, смогу помочь.

– Я с радостью покажу вам все сразу после обеда, – киваю я. – А сейчас, расскажите мне о Еве, пожалуйста.

Он несколько минут изучающе разглядывает мое лицо, а потом отводит глаза, снова берет нож и начинает рассказ:

– Это случилось через пару недель после того, как мы перебрались в бункер. За три дня до того как появилась девочка, в город приезжала банда и двое наших погибли. Молодая учительница и приятель Йонаса, который бросился ее спасать. Глупо вышло… – он скидывает нарезанный лук в миску, берет у меня почищенный картофель и принимается за него, продолжая:

– День был славный: весна в самом разгаре, воздух напоен медовым ароматом луговых цветов, небо чистое и высокое. Кажется, в такое утро ничего плохого случиться, не может, и все мы как-то размякли, расслабились. Марта – учительница – как ваш друг сейчас, попросилась наружу, а Михаэль пошел с ней. Он был влюблен в нее, и мы все радовались что, несмотря на боль и страдания, выпавшие на нашу долю в последние месяцы, мальчик остался способен на такие светлые чувства. Тогда мы еще не ставили часовых, потому никто и не знал, что ночью байкеры пробрались в город и расположились в старом торговом центре на ночлег, – доктор умолкает ненадолго, отодвигает доску с нашинкованными овощами и начинает искать что-то в ящиках.

Я не тороплю его, понимаю, что вспоминать о смерти товарищей ему тяжело. Юрген достает из нижнего ящика большую сковороду, ставит на плиту, зажигает огонь.

– Подайте масло, если не сложно, – просит он, указав куда-то за моей спиной. Я оборачиваюсь и вижу большую пластиковую бутылку рапсового масла в открытой полке позади меня.

– Конечно, – говорю я и приношу ему бутылку.

Я пытаюсь поймать его взгляд, но доктор не смотрит на меня, берет масло, наливает на сковороду, потом всыпает в него лук. Кухню тут же наполняет дразнящий аромат домашней еды, и я внезапно думаю о жене доктора. Была ли она и если да, то где она сейчас?

– Я не стану останавливаться на всем этом подробно, скажу только что Марту и Михаэля пытались увезти с собой, но они не дались и тогда их убили, – он тяжело вздыхает и продолжает. – Мы все были крайне расстроены случившимся и не знали, как справиться с горем. Атмосфера тут была, сами понимаете, – он разводит руки в стороны и смотрит на меня, я киваю в ответ. – И вот после похорон Лили вышла наружу, но вернулась почти сразу. Она была страшно напугана и несла несвязанный бред, вроде того что мертвые восстали и теперь они бушуют в храме. Я грешным делом решил, что у нее окончательно съехала крыша, но все же мы взяли ружья и пошли проверить. И были крайне удивлены. Из церкви доносился нечеловеческий вой и грохот, а когда мы зашли внутрь, то встретили там эту девочку. Она билась в истерике, крушила все и кричала во весь голос. Пришлось колоть ей успокоительное. Мы отнесли ее вниз, а когда она пришла в себя, то от былой агрессии не осталось и следа. Милейший ребенок, абсолютно спокойный и уравновешенный.

– И что вы, как врач, думаете насчет этого? – спрашиваю я осторожно.

– У меня есть лишь одно объяснение, – доктор закрывает крышкой сковороду и смотрит мне прямо в глаза. – Ева пережила страшную трагедию, которая и вызвала этот всплеск эмоций, но после забыла все. Механизм саморегуляции. Посттравматическая амнезия. Память заблокировала все то, с чем ребенок не в силах справиться.

– А речь? Почему она не разговаривает?

– До вчерашнего дня я был уверен, что она забыла, как это делать, но теперь уже не знаю, что и думать. И грешным делом в голову лезет всякая околонаучная чушь вроде одержимости и тому подобного, – он смущенно улыбается мне. – Я слишком хорошо помню Карла и, зная все то, что тот сделал, готов поверить в его инфернальную сущность. Последняя надежда на вас, Ката.

– Что вы имеете в виду?

– Крумбайн добился таких высот только благодаря суеверному страху своих приспешников и молве, что идет впереди него. Я не думаю что он действительно Антихрист, ему просто повезло попасть в струю. Привычный мир разваливается на части. Сами знаете, что после вакцинации умерли миллионы и это заставляет оставшихся в живых задумываться. Людям свойственно искать виновных и логичные объяснения происходящему, а апокалипсис чудесно объясняет все что происходит вокруг.

– Погодите, герр Хиршбигель, – я хмурюсь. – Но ведь вы вчера сами…

– Нет, я не говорил что верю, – он мягко перебивает меня. – Я говорил, что знаю одержимость Карла всей этой сатанинской идеей. Но помилуйте, Ката, я же ученый! Врач. Как я могу на полном серьезе поверить в подобную чушь?

– А способности Крумбайна, о которых вы говорили?

– К сожалению, пока у меня нет им объяснения, и потому я крайне обеспокоен происходящим, – он тяжело вздыхает. – И я могу понять, почему никто не решается выступить против Крумбайна, несмотря на то, что всем ясно – дальше так нельзя. Лидер “Безымянных” садист и убийца, и пока его власть сильна, мы ничего не сможем изменить. Нам только и остается, что сидеть под землей и трястись от страха. Только вот как долго мы сможем делать это? Сколько времени потребуется Крумбайну и его банде, чтобы начать прослушивать радиоэфир и выйти на нас?

Он смотрит прямо на меня, но я лишь пожимаю плечами. Доктор прав, скорее всего, скоро Крумбайн или кто-то еще из главарей догадаются прослушивать радиоэфир и обнаружат ополчение, а потом всех их перебьют по одному.

– А вы не думали собраться всем вместе и выйти против него? – спрашиваю я. – Ведь Мартин рассказывал о сотнях недовольных по всей Германии.

– До вашего появления об этом даже не заговаривали, – он качает головой. – У байкеров есть лидер, и в этом их преимущество. Такой как Крумбайн, жестокий безумец с головой забитой пугающими идеями, может вести за собой миллионы, а у нас нет никого, – он умолкает и поправляется. – Не было, пока вы не пришли.

– Вы льстите мне, герр Хиршбигель. Я вовсе не лидер. У меня к этому сукиному сыну свои счеты, и то что Мартин предложил мне помощь, чистая случайность.

– Наша жизнь вся состоит из череды случайностей и только нам решать что это – провидение или совпадение, – произносит Юрген с теплой улыбкой. – И я вовсе не льстил вам, Ката. За вами пойдут, стоит только позвать. В вас есть харизма и огонь в глазах, вам под силу сделать то, что не может никто другой.

– О чем это вы?

– Я говорю об убийстве, – он напряженно смотрит мне в глаза. – Убив Крумбайна, вы низвергните культ его личности. А когда он будет мёртв, мы – ополченцы, сможем убедить людей, что одержим победу над другими бандами, и вернем на улицы Берлина закон и порядок. Пускай не сразу, но хотя бы сможем двигаться в этом направлении.

– Предлагаете мне стать киллером, – я горько усмехаюсь. – Убивать на благо Германии?

– Нет, предлагаю вам свою помощь, – доктор абсолютно серьезен. – Вы всегда можете положиться на меня, я готов пойти следом и буду защищать вас ценой своей жизни, мне терять нечего, у меня в этом мире ничего не осталось, а вот ваш друг…

Он умолкает и отводит глаза, но я понимаю, что Хиршбигель хотел мне сказать. Тилль вовсе не собирается умирать ради идеи и мне не стоит так уж рассчитывать на его помощь. Его цель противоположна моей – сесть в самолет, убраться из Германии как можно быстрее и увидеть родных, что ждут на другом конце Земли, в сытой и благополучной Америке. Меня же никто не ждет, а теперь я знаю что, и доктора тоже.

– Я рада это слышать, герр Хиршбигель, – говорю я и улыбаюсь ему.

– Можно просто Юрген, и на «ты», раз уж мы решили быть партнерами.

– Да, Юрген. Тогда и ты называй меня по имени.

Доктор подходит ближе и протягивает мне открытую ладонь, и я пожимаю ее. В отличие от Йонаса руки у Юргена сильные и крепкие, а рукопожатие уверенное и теплое. И как бы глупо это не звучало, я понимаю что могу доверять ему.

========== Глава пятнадцатая. ==========

Glück verlässt mich

Herz verlässt mich

Nur das Unglück bleibt

Verneigt sich

***

Катастрофа случается на следующий день, сразу после обеда, в то время когда мы вдвоем с Юргеном удобно расположившись на мягком диване, приступаем к изучению документов, что Тилль забрал из больницы. Мы плотно поели, а сейчас пьем несладкий черный чай с печеньем, которое я приготовила своими руками и это настоящее чудо, потому что ни разу до этого дня не прикасалась к духовке.

Я откусываю небольшой кусочек и от удовольствия закрываю глаза. Если бы пару месяцев назад кто-то сказал мне что я смогу приготовить что-то подобное, то я бы рассмеялась ему в лицо.

– Боже, это так вкусно, – выдыхаю я, переполняясь непривычным мне чувством гордости. – Юрген, ты творишь чудеса, а иначе не знаю, как это объяснить. Я была уверена, что получатся несъедобные горелые сухари.

– Ката, ты преувеличиваешь, – отмахивается он, но на лице появляется улыбка. – Это всего лишь печенье из смеси, такое мой восьмилетний сын мог бы…

Он вдруг резко умолкает, и улыбка увядает, словно и не было. Я не хочу навязываться со своим сочувствием, но все же чуть похлопываю его по плечу.

– Все хорошо, – он поворачивает ко мне голову, в глазах плещется боль и мне очень хочется обнять его, но кажется, такое проявление чувств будет сейчас неуместным. Юрген собирается что-то сказать, но в этот момент распахивается дверь, ведущая наружу, и в гостиную вбегает Мартин. Мне хватает одного взгляда на его лицо чтобы понять – случилась беда. Наши взгляды встречаются, и я хочу спросить его – что происходит, но не успеваю.