Текст книги "Конец ночи (СИ)"

Автор книги: Flikey_ok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– О, нет, это исключено, – мужчина качает головой, и лицо его дочери расслабляется. – Сначала вам нужно поговорить с нашим доктором. Юрген работал в этой больнице с самого открытия, и он знает вашего Крумбайна лично.

– Да, доктор Хиршбигель был лучшим другом убитого профессора Вашке, – встревает в разговор Лили. – Он мне рассказывал ту жуткую историю.

– Давид Вашке, – объясняю я Тиллю. – Лечащий врач Крумбайна, тот, кого он убил и … ну, в общем, ты понял.

– Да, он трахнул профессора Вашке, – говорит Лили, ничуть не смущаясь. – А потом задушил. Все местные знают эту страшилку.

– Лили! – одергивает ее отец, а потом обращается к нам: – Идемте, здесь вам нечего делать. Больница давно заброшена и вряд ли вы найдете тут что-то интересное. Если вы хотите узнать всю правду, то без Юргена не обойтись.

– Хорошо, – соглашается Тилль и, указав на файл на столе добавляет: – И все же я возьму это с собой, если вы не против.

– Да ради Бога, герр Линдеманн, – отвечает отец Лили и впервые со своего появления искренне улыбается, от чего на чисто выбритых щеках появляются очаровательные ямочки, совсем такие же, как у его дочери.

«Человек с такой улыбкой не может быть засранцем, Ката», – произносит голос Стефана в моей голове, и я сдерживаю глупую усмешку. Я рада, что Стефан вернулся, мне его не хватало, пускай это всего лишь отзвуки моего безумия, но с ним мне спокойнее.

Тилль забирает файл с документами и мы, к моей несказанной радости, вчетвером покидаем здание больницы.

После полумрака больничных коридоров яркое солнце ослепляет меня, и я чуть сбавляю скорость и прикрываю глаза рукой. На улице стало еще жарче, не меньше тридцати градусов. Я взмокла от пота, рубашка прилипла к спине и мне невыносимо хочется принять прохладный душ, но не стоит сейчас мечтать о подобной роскоши.

– Что с вашей рукой? – спрашивает отец Лили. Он идет рядом, словно боится что я убегу, стоит оставить меня одну.

– Попала под колеса мотоцикла, – говорю я. – Я говорила вам, байкеры пытались меня убить.

– Перелом? – уточняет он проигнорировав мои последние слова.

– Вывих плеча. А еще серьезный ушиб тут, – я кладу ладонь левой руки на ребра. – Так что пока от меня мало толку. Я бы даже стрелять не смогла, будь у нас оружие.

– И как же вы собираетесь убить этого Крумбайна без оружия? – спрашивает отец Лили, когда мы выходим за ворота. Он идет справа от меня, и я могу, как следует разглядеть его лицо.

Я уверена, что в молодости он был чрезвычайно хорош собой. Темные волосы, густые брови, четко очерченные скулы, волевой подбородок и глаза необычного желтовато-зеленого цвета, как у хищной кошки.

– Думала решить на месте, – отвечаю я и усмехаюсь.

– Юрген посмотрит вашу руку, у нас есть лекарства и кое-какое медицинское оборудование. Так что возможно мы сможет ускорить ваше выздоровление.

– Было бы прекрасно, герр… простите, вы ведь так и не представились.

– Мартин Беннет, и меня можно звать по имени, – представляется он и, кивая на Лили добавляет. – Как вы наверное уже поняли, я её отец.

Его дочь идет рядом с Тиллем, впереди нас. Она снова так близко, что их руки время от времени соприкасаются. Лили что-то оживленно ему рассказывает приглушенным голосом, а он делает вид, будто заинтересован разговором – изредка кивает головой и даже улыбается.

Заметив мой взгляд, Мартин говорит:

– Она от него без ума с самого детства, ни одного концерта не пропустила и наизусть все стихи знает. И честно говоря, я не понимаю этого нездорового увлечения, – он смотрит на меня задумчиво, а потом продолжает, понизив голос: – Вы вообще слышали его музыку? Это же безумие какое-то. Заигрывания со смертью, сексом, темой Бога, порнография, гомосексуализм, жестокость. Это недопустимо! Своими песнями и клипами он развращает впечатлительных девочек, таких как Лили. Его стихи темные, мрачные и в них невероятная сила. Слова как яд, он отравляет все вокруг. Искусство должно нести добро, учить любви и всепрощению. А он выплескивает на бумагу свои самые мрачные фантазии. Он как Га́мельнский крысолов уводит детей и превращает в армию своих безмозглых фанатов. Я был уверен что Линдеманн вступил в какую-нибудь банду, чтобы насиловать женщин и напиваться до беспамятства.

– Он мой любовник и мне неприятно все это слушать, – говорю я холодно. Мартин меняется в лице и умолкает.

Я нагоняю Тилля и беру его за руку. Он тут же чуть сжимает мою ладонь, кажется, ему не помешает поддержка. Лили заметив это, бросает на меня взгляд полный ненависти, но вслух ничего не произносит. Зато выражение ее лица словно говорит: « Это нечестно! Почему она, ведь эта женщина в два раза меня старше?!»

Теперь я могу слышать их разговор – Лили волнует судьба других участников группы.

– Они ведь в порядке? – спрашивает она и с тревогой заглядывает Тиллю в глаза.

Тилль некоторое время молчит, а я начинаю подозревать неладное. Раньше он говорил только о Круспе, и я не догадалась спросить про остальных, возможно все они погибли и ему больно вспоминать. Но к моему удивлению Тилль чуть улыбается Лили и говорит:

– Я точно знаю о четверых, – он закусывает губу и продолжает: – А с Оливером, мы потеряли связь почти сразу после убийства канцлера. Он в это время отдыхал в Южной Азии, катался на серфе у берегов Филиппин, а после собирался посетить какой-то ретрит. Медитация в потоке, или что-то такое. Оливер это любит.

– Випассана, все знают его любовь к медитациям и поискам духовности, – тут же кивает Лили и удивлена ее осведомленностью.

Сама я плохо помню Оливера Риделя. Высокий симпатичный парень с мудрым взглядом. Басист и автор одной из лучших баллад «Seemann» пожалуй, это все что смогу о нем сказать. Наверное, Стефан знал больше, он всегда подробно изучал биографии всех музыкантов, чье творчество любил.

– Да, наверное, – Тилль ничуть не удивлен осведомленностью Лили. – Так вот, он был где-то в районе острова Борокай, когда все случилось. Никто из нас не знает, что происходит в Азии и где Олли сейчас, но все мы надеемся, что с ним все хорошо.

– Может, на Филиппинах нет байкеров и Олли там даже лучше? – с надеждой в голосе предполагает Лили, но Тилль в ответ лишь пожимает плечами. Мы все живем в аду, и сейчас мало кто способен тешить себя напрасными надеждами, разве что наивная влюбленная дурочка.

Грунтовая дорога заканчивается. Мы останавливаемся у развилки. Налево шоссе выходит из города – мы приехали оттуда, а направо петляющая дорога огибает какое-то старое здание, и скрывается в его тени. Я смотрю туда и вижу вдали, в зыбком полуденном мареве, шпиль церкви, с тонким золотым крестом на макушке.

Нас нагоняет Мартин и говорит, указывая в сторону полуразрушенного строения:

– Фургон стоит за старой фермой. Если все еще хотите на него посмотреть, то нам туда.

– Да, идем! – я уверенно шагаю в нужном направлении и Тилль чуть помедлив, следует за мной.

Ферма представляет из себя одноэтажное здание почерневшее от недавнего пожара. Перед ней просторная площадка поросшая молодой травой. В траве что-то лежит, я присматриваюсь и мне кажется что это ворох одежды, хотя подобное предположение и отдает безумием.

Нас нагоняет Лили, заметив мой взгляд она беззаботно говорит:

– Это шмотки убитых. Здесь казнили людей.

Я вздрагиваю и пристально смотрю на нее и с ужасом замечаю, что она улыбается.

– В каком смысле – казнили? – уточняю я, осторожно и девушка охотно рассказывает.

Когда байкеры впервые напали на город, жители вступили в схватку. В городке было много охотников и бывших военных, никто из них не пожелал подчиниться власти обдолбанных отморозков. Нападение отбили, но байкеры вернулись. Во второй раз их стало больше и они с легкостью захватили всех несогласных, а потом прилюдно казнили мужчин прямо тут, во дворе старой фермы. А женщин увезли с собой.

– Они сожгли их живьем, – говорит Лили и очень странно улыбается.– И пока те горели, насиловали их жен и дочерей.

Я с трудом сглатываю слюну и стараюсь держать себя в руках. От подобных историй у меня запросто срывает крышу, и я могу натворить глупостей.

– Они и мою маму увезли, – говорит Лили и в ее голосе нет ни тени сожаления. Я оглядываюсь на Мартина, но он смотрит куда-то в сторону и похоже не готов прямо сейчас объяснить происходящее.

– Фургон, – говорит Тилль, и я отворачиваюсь от отца Лили и смотрю вперед.

В тени высокого вяза стоит старенький «Фольксваген транспортер» стального цвета. Неприметная машина, такие покупают для работы или для путешествий с семьей, и мне немного странно думать о нем, как о машине Петера. Мой напарник любил мощные спортивные тачки, и я с трудом могу представить его за рулем этого старичка.

Мы подходим ближе и останавливаемся. Я пытаюсь заглянуть внутрь, но все стекла покрыты тонировкой и мне ничего не видно. Тилль направляется к водительской двери и дергает за ручку.

– Закрыто, – говорит он.

– Попробуй с другой стороны, – предлагаю я, хотя почти наверняка знаю – ничего не выйдет. Петер аккуратист, он бы никогда не позволил себе уйти и оставить машину открытой. Через минуту я получаю подтверждение – пассажирская дверь тоже заперта.

– Черт, нам надо открыть ее, – говорю я, и в этот момент отец Лили поднимает с земли камень и со всего маха ударяет по стеклу водительской двери. Раздается хруст и стекло проваливается внутрь. Я удивленно смотрю на него.

– Это самый быстрый способ, – говорит он равнодушно, я не могу с ним не согласится.

Изнутри фургон выглядит намного лучше, чем снаружи. Это настоящий дом на колесах нашпигованный техническими новинками. Внутри идеальный порядок. Тут есть все необходимое: спальное место, небольшая кухня, рабочий стол с мягким креслом и даже импровизированный шкаф, в котором я нахожу несколько мужских футболок и брюк, а так же пару комплектов нижнего белья. Я вынимаю верхнюю футболку и нюхаю ее. Этот запах ни с чем не спутать. Свежесть цитрусов, пряная нотка тмина и аниса и теплый аромат дубового мха нагретого на солнце.

– Ты что такое делаешь? – Тилль забрался в фургон и сейчас смотрит на меня с изумлением.

– Solo Loewe, – говорю я и убираю футболку обратно на полку.

– Что?! – Тилль хмурится, я вижу, как из-за его спины выглядывает Лили. Она, похоже, преследует его по пятам.

– Туалетная вода, – объясняю я. – Петер очень ее любит, и никогда не вышел бы из дома, не надушившись любимым ароматом. Все его вещи пахнут одинаково.

– О, я понял, – Тилль кивает. – Прости, я не знал, что вы были настолько близки с напарником.

– Не в этом смысле. Он заменил мне отца, – говорю я.

Тилль отводит взгляд и мне кажется, он не поверил мне.

– Смотрите, какая забавная палка, – говорит Лили и указывает на пол.

Я наклоняюсь и обнаруживаю под рабочим столом деревянную трость с изящной ручкой в виде головы дракона. Я вытаскиваю ее на свет и разглядываю с интересом. Видно, что ей пользовались и не раз. Мартин не солгал насчет хромоты. За то время что мы не общались с Петером, что-то случилось и это изменило его настолько, что он начал убивать людей без разбора. Порывшись в бардачке, я нахожу фотографию, аккуратно завернутую в пластиковый файл. Я хорошо ее знаю – она украшала рабочий стол Петера. На ней его жена и дочь.

– А кто это такие? – спрашивает Лили.

– Не важно, – я убираю фотографию в рюкзак. Если мы когда-то увидимся с Петером, то отдам ему фото. Я обхожу, Лили и выбираюсь на воздух.

– Здесь все понятно, можно идти дальше, – говорю я.

– Давно пора, – отзывается Мартин, – наши люди наверняка уже начали беспокоиться.

– А много у вас людей? – уточняю я. Из фургона выбирается Тилль, за ним Лили.

– Нас осталось шестеро, – говорит Мартин. – Остальные погибли. Но есть и другие: в Берлине, Хеннингсдорфе, Бернау, Торгау и южнее. Я сам не знаю, но по слухам на севере людей еще больше.

– О чем это вы? – Тилль подходит ближе.

– Сопротивление, – Мартин чуть улыбается. – Те, кто остался в живых и не готов сдаваться. Подпольные ячейки. Нас много по всей Германии. Пока мы затаились и собираемся с силами, но когда будем готовы, то объединимся и нападем.

– Но как вы общаетесь между собой? – спрашиваю я. – Ведь сотовой связи больше нет.

– Радиоканал и профессиональные рации. Я ведь бывший военный, – Мартин пристально смотрит мне в глаза. – У каждой группы есть радиоточка. Было непросто все это организовать, но в конечном итоге мы получили то, что хотели – безопасную коммуникацию.

– Мне казалось, что рации имеют ограничение по расстоянию, – говорит Тилль и Мартин кивает, не отводя от меня взгляда.

– Да, пятьдесят километров это их максимум, но у нас кругом свои люди и по цепочке мы можем передать информацию в любую точку страны, где есть партизанские отряды.

– И много потребуется времени, чтобы всех мобилизовать? – мне в голову пришла довольно безумная мысль, но я не спешу ее озвучивать.

– Дней пять, – может чуть меньше. – Но это если задействовать все группы, а ближайшие можно собрать за пару дней. Но только чтобы они пошли за вами, вам надо быть очень убедительной. Меня вы убедили, так что у вас есть все шансы стать нашим лидером.

Я усмехаюсь. Этот человек понял меня без слов.

– Пап, ты что, хочешь пойти с ними? – Лили выглядит взволнованной.

– Мне показалось фрау Берг хочет именно этого, не так ли? – он улыбается мне. – Насколько я понял ваш Крумбайн и есть сосредоточение всего этого безумия, и пока он жив, надежды на спасение нет ни у кого.

– Да, я согласна! – она хватает Тилля за руку и начинает трясти ее. – Возьмите нас с собой, мы сможем вам помочь. Доктор Хиршбигель будет очень рад, да и Йонас тоже. Я тоже не стану обузой. Папа научил меня стрелять, освежевать и разделывать туши.

– Очень надеюсь, что разделывать никого не придется, – Тилль осторожно высвобождает руку и подходит ко мне. – Но идея мне нравится. Потому что вдвоем нам будет очень непросто прорваться к главарю «Безымянных», особенно в свете последних событий.

– Вы считаете, что он не человек? – спрашивает Мартин и когда Тилль пожимает плечами, говорит то, от чего мне становится не по себе: – Я тоже так считаю.

– Давайте не будем делать поспешных выводов, Мартин, – говорю я холодно. – Позвольте нам для начала поговорить с вашим доктором.

– Конечно, фрау Берг, именно это я и предлагал вам с самого начала. Идемте, до бункера осталось не больше километра, – он разворачивается и направляется по дороге в сторону церкви, а мы идем следом.

Я снова замечаю, что Лили продолжает ластиться к Тиллю и мне очень хочется стукнуть ее хорошенько, но я не делаю этого. Ревность глупа и бессмысленна, особенно сейчас.

– Вы сказали – «бункер»? – переспрашивает Тилль. – Но откуда он здесь?

– Сейчас сами все увидите, – отвечает Мартин не оборачиваясь.

========== Глава тринадцатая. ==========

Schließ mich in dein Gebet ein

bevor der wind noch kälter weht

***

Мартин останавливается напротив церкви и смотрит на нас с Тиллем. За его спиной виднеется сильно обгоревший остов дома, к которому ведет усыпанная мусором дорожка. Цветник вытоптан, кусты, растущие вдоль дома, почернели от пожара, и лишь плодовые деревья зеленеют у забора. Я пытаюсь представить каким прекрасным был этот дом до того как его разрушил пожар, но у меня ничего не получается. Церковь же кажется нетронутой, по крайней мере снаружи, только двор выглядит странно – вместо газона перекопанная земля, словно оставшиеся жители решили разбить тут огород.

– Вы живёте в церкви? – спрашиваю я.

– Нет, – Мартин качает головой, улыбается и, указав на обгоревший дом говорит: – Мы живем здесь.

– Шутите? – я смотрю на него с недовольством.

– Ничуть! То, что вы видите – декорация. Этот дом принадлежал одному из богатейших жителей нашего города. Он жил напротив храма, но был последователем другой религии – сайентологии. Под его домом выстроен огромный бункер на случай ядерной войны.

Я удивленно переглядываюсь с Тиллем, мне все еще кажется, что Мартин издевается надо мной, но Лили заметив мой взгляд, подтверждает слова отца:

– Да, он не врет. А сам хозяин давно помер, его убили в первое нападение и он даже не успел спуститься в свое убежище. Его застрелили байкеры. Мы похоронили его там, – она указывает на церковь, и тут я понимаю, что никакой это не огород, а самое настоящее кладбище и мне становится не по себе.

– Вам придется некоторое время подождать здесь, – говорит Мартин и виновато улыбается, – мне нужно предупредить всех о вашем приходе. Йонас у нас парень нервный, еще не дай бог примет вас за врагов и пальнет из ружья.

С этими словами Мартин обходит забор обгоревшего дома и скрывается в узком проходе. Я с любопытством смотрю ему вслед.

– Мне казалось, он сказал, что вы живете в самом доме, – говорю я и смотрю на Лили.

Сейчас, при ярком освещении я вижу, насколько она похожа на своего отца. Девчонка чертовски хороша, а юность только добавляет ей баллов. Мешковатая одежда не может скрыть ее пышной груди, стройных ног и тонкой изящной шеи, увитой сложным орнаментом цветной татуировки.

– Вход с другой стороны, – объясняет Лили, и к моему удивлению добавляет: – Я лучше пойду с папой, а вы никуда не уходите, хорошо?

Она смотрит на Тилля и тот кивает. Лили убегает вслед за отцом, и мы остаемся вдвоем. Неужели ей хватило силы воли уйти и оставить своего кумира наедине со мной? Тилль молча смотрит на дом, но заметив мой взгляд, отворачивается, и некоторое время с задумчивым видом разглядывает траву под ногами. Я уже знаю его достаточно, чтобы понять, что он хочет сказать мне что-то важное, но не может подобрать нужных слов.

– Прости, что втянула тебя в это, – говорю я, и он поднимает взгляд и пристально смотрит мне в глаза. – Это девчонка тебя уже, наверное, достала?

– В общем-то, она забавная, – он чуть улыбается, а потом спрашивает: – Думаешь, мы можем доверять этим людям?

Вынув из кармана мятую пачку сигарет, Тилль сначала предлагает мне, но я отказываюсь. Тогда он достает одну и закуривает.

– А разве у нас есть выбор? – отвечаю я, чуть подумав.

– Можно вернуться к фургону и уехать, – он делает глубокую затяжку и, закинув голову, выпускает дым вверх, но ветер все равно доносит до меня его горьковатый запах.

Я раздумываю над его словами. Без ключей завести фургон будет не так просто, но мне кажется, что справлюсь с этой задачей. Машина старая и в ней нет никакой электроники, но только какой в этом смысл? Если Мартин не солгал, и его люди помогут нам, то шансов на победу у нас будет многим больше.

– Даже если мы уедем прямо сейчас и отправимся в логово «Безымянных», то без оружия будет довольно сложно подобраться к Крумбайну, нас завалят еще на подходе.

– Главное, чтобы эти ребята, – Тилль указывает тлеющей сигаретой на обгорелый дом, – не захотели прикончить нас еще раньше.

– Если бы они хотели убить нас, то давно сделали бы это, – говорю я, и Тилль согласно кивает.

Он снова глубоко затягивается и чуть помолчав, задает вопрос, который ставит меня в тупик.

– Но ведь есть и еще одна опасность. Твой бывший напарник. Что мы будем делать, если Петер вернется?

– В каком смысле вернется? Зачем ему это?

– За информацией, или чтобы убить нас.

Я смотрю на Тилля в изумлении, и он объясняет:

– Этот человек угнал наш байк, а еще он ведет себя очень странно, и я боюсь, что у него не все в порядке с головой. Сейчас он не тронул нас, но кто знает, что будет дальше. И если он нападет, я бы хотел понимать что ты сможешь постоять за себя и не позволишь ему причинить тебе вред.

– Не нападет, я знаю Петера, и он не станет делать ничего такого, – отвечаю я, хотя глубоко в душе понимаю – Тилль прав и мне следует подумать о такой возможности.

Он собирается что-то возразить, но из-за дома появляется Лили и зовет нас с собой. Тилль делает последнюю затяжку, бросает окурок на землю, тушит его носком ботинка, а потом идет в узкий проход между заборами. Я направляюсь следом.

На заднем дворе, рядом с кустами смородины, стоит неприметный сарайчик, грубо сколоченный из досок. Рядом с ним на земле валяются несколько садовых инструментов и перевернутая металлическая тачка. Сам двор наглухо зарос сорняками, но к сарайчику ведет бетонная дорожка. Лили уверенно направляется туда и останавливается прямо у входа.

Дверь в сарай открыта, я заглядываю внутрь, но не вижу ничего интересного. У дальней стены грудой свалены какие-то лопаты и мотыги, и вряд ли там найдется что-то полезное для нас.

– Там есть люк, – говорит Лили и смело шагает в темноту, нам с Тиллем не остается ничего другого, как последовать за ней.

В бункер ведут каменные ступени, первый пролет совсем не освещен и нам приходится идти наощупь, но как только лестница делает поворот, где-то под потолком вспыхивает одинокая лампочка.

– Умный свет – реагирует на движение, – говорит Лили, бодро перепрыгивая со ступени на ступеньку. – Этот Рудольф – сектант, был козлом, но бункер у него зачетный. Круто, что папа смог его взломать, а то мы бы тоже давно подохли. Сраные банды постоянно приезжают в город, уже не знаю, чего они тут забыли.

– Им нужны рабы, – отвечает Тилль. – Но теперь найти их становится все сложнее. Люди стали осторожнее.

Тилль идет следом за мной и его голос эхом отражается от сводов металлического потолка, словно он говорит через микрофон.

– Ох, если бы я поймала кого-то из банды, я бы лично вырезала ему сердце перочинным ножом и затолкнула бы его прямо в глотку! Жаль, папа не позволяет мне сделать это!

Мне немного не по себе от ее жестокости, но возможно это лишь защитная реакция на происходящее и мне не следует воспринимать слова Лили всерьез. Хотя я все еще помню, как она чуть не пристрелила меня из ружья.

– Там в больнице, ты решила, что мы тоже байкеры? – спрашиваю я.

Лестница делает еще один поворот и все больше и больше углубляется под землю.

– Да, – Лили оборачивается и бросает на меня короткий взгляд. – Хотела вас прикончить. Если бы я сразу поняла что ты женщина, то не пошла бы за вами. Но в этой ужасной одежде ты похожа на тощего парня. Ты ведь знаешь, что она явно тебе велика?

Я усмехаюсь, но ничего ей не отвечаю. Тактичность явно не её конек.

– А как вы нас увидели, ведь отсюда до поворота к психушке довольно далеко, а в город мы не заезжали? – спрашивает Тилль.

– О, это просто. У старой фермы всегда дежурит часовой. Сегодня была моя очередь. Я как только вас увидела сразу пошла следом, решила пристрелить сразу троих – вас и того урода с винтовкой. Он конечно не байкер, но лучше перестраховаться, – Лили снова оборачивается и улыбается нам так, словно только что не говорила о том, что собиралась нас прикончить. – Но папа просек фишку, и пошел следом. Видимо он отслеживает мои перемещения с помощью датчика, установленного в рации.

Еще один поворот и мы оказывается в небольшом коридорчике заканчивающимся тяжелой металлической дверью без каких-либо ручек или замков на ней. Лили останавливается у двери и обернувшись к нам говорит:

– Вот и пришли. Вы только не пугайтесь, все это выглядит как из фильмов ужасов, особенно в первом коридоре. Дальше будет уютнее.

Я с интересом оглядываюсь по сторонам. Это напоминает мне туннель, ведущий в наш Замок. Каменные стены, скользкие ступени и запах сырого подвала, но есть и отличия. Судя по потолку и полу, облицованному листовым металлом, люминесцентным светильникам, загорающимся при нашем приближении и этой двери, которая явно управляется с помощью электричества, все это сделали не так давно – максимум лет пять назад.

Лили подходит к стене и проводит по ней рукой и прямо под ее ладонью загорается сенсорная электронная панель. Она быстро набирает какой-то пароль, после чего слышится металлический лязг: дверь с тихим шипением отъезжает в сторону и скрывается в стене.

– Добро пожаловать в наш дом, – говорит Лили с наигранным пафосом в голосе. – Это большая честь принимать у себя самого Тилля Линдеманна.

Тилль лишь криво усмехается и шагает внутрь бункера. Лили тут же идет за ним и мне на мгновение чудится, что сейчас дверь захлопнется, и останусь здесь одна, но ничего такого не происходит. Я спокойно прохожу внутрь и успеваю пройти пару шагов, прежде чем дверь за моей спиной с лязгом закрывается, отрезая меня от внешнего мира. Я никогда не страдала клаустрофобией, но против воли по спине пробегает холодок.

Теперь я понимаю, о чем говорила Лили, когда предупреждала не пугаться. Мало того, что за дверью очень холодно, как в морозилке, так бункер еще и выглядит зловеще. Бетонные стены, выкрашенные белой краской, ряды люминесцентных светильников под потолком, пол, покрытый стальной решеткой и пучки толстых проводов, закрепленные на стене на уровне моей головы. А еще, через каждые пару шагов, вдоль стены размещены какие-то металлические коробки, размером с небольшой барный холодильник, издающие низкий гул.

– Это генераторы, – перекрикивая шум, объясняет Лили. – И какие-то еще приборы, я в этом не понимаю.

Она ускоряется, и мы с Тиллем следуем ее примеру. Коридор вскоре делает поворот и выводит нас к еще одной двери, такой же, как предыдущая. Лили снова вводит пароль, и через пару секунд мы втроем переступаем порог жилой зоны бункера, ставшего домом для ополчения этого городка.

Я ожидала увидеть что угодно, но только не это. Бункер в его жилой части похож на самый обычный коттедж. Мы стоим посреди просторной комнаты, которую я могла бы смело назвать уютной. На полу мягкий ковер, стены обшиты деревом и украшены довольно неплохими репродукциями картин. За счёт множества светильников, расположенных повсюду, помещение словно купается в солнечном свете, хотя разумеется это лишь иллюзия. У стены справа: диван и четыре кожаных кресла, торшер, журнальный столик, книжные полки. Напротив большой телевизор, вмонтированный в стенную нишу и еще пара кресел перед ним. Здесь приятно пахнет живыми цветами, хотя я понятия не имею, что может источать подобный аромат. Возможно это химический ароматизатор, но очень хороший, потому что никаких резких ноток в аромате я не ощущаю. Единственное, что отличает бункер от любого другого жилища наверху, так это отсутствие окон, огромная вытяжка и высокие арочные своды потолка.

– Это гостиная, – говорит Лили, – а там дальше: кухня, столовая, ванная с туалетом, несколько спален, спортзал и кладовка.

Дверь в конце помещения открывается, и я вижу незнакомого полного мужчину со светлыми густыми вьющимися волосами и мясистым носом на невзрачном лице.

– Доктор Юрген Хиршбигель, – представляет его Лили и спрашивает, обращаясь к нему: – А где папа?

– Сейчас придет, – отзывается доктор. – Здравствуйте, друзья. Мне сказали вы приехали издалека, чтобы разузнать всю правду о Карле Крумбайне?

– Да, все верно, – отвечает Тилль.

– Замечательно, я очень рад буду вам помочь, – Юрген указывает на диван. – Давайте присядем и поговорим, а наша милая Лили принесет всем чая.

Голос у него мягкий как бархат и я сразу же против воли проникаюсь к нему расположением. Лили же, кажется, недовольна новым поручением, она бросает взгляд на Тилля, но он этого не замечает, внимательно разглядывая доктора.

– Ладно, – соглашается, наконец, она и уходит.

Мы размещаемся на диване: доктор в центре, мы с Тиллем по краям. Я пытаюсь определить возраст Хиршбигеля, но это не так просто. У него гладкое лицо, почти без морщин, но при этом в волосах полно седины и глаза усталые и мудрые, как бывает у стариков.

– Лили хорошая девочка, – говорит он приглушенным голосом. – Но после того как ее маму убили, она сильно изменилась. Психотравма привела к интимно-личностным последствиям на биологическом уровне.

– Вы психиатр? – спрашиваю я.

– О, нет! – он улыбается и качает головой. – Я – физиотерапевт. Психиатром был мой покойный друг Давид Вешке, и как я понимаю, вы хотите знать именно о нем, не так ли?

– Если это возможно, – я переглядываюсь с Тиллем, тот согласно кивает и добавляет:

– Нам необходимо узнать все, что касается Карла Крумбайна и его диагноза. Дело в том, что ходят слухи… – Тилль умолкает, подбирая нужные слова, но доктор, кажется, итак все понял.

– Говорят что он Антихрист, вы об этом? – Тилль кивает. – Это для меня не новость. Сам Карл считал себя сыном Сатаны и да, у него имелись некоторые странности, которые невозможно было объяснить с помощью науки.

– Это вы о чем? – Тилль хмурится.

– На него не действовали препараты. Мы давали пациентам нейролептики, они снижают психомоторное возбуждение и двигательное беспокойство. Крумбайн тоже принимал их, но они не производили на него должного эффекта. Хотя Давид и не верил в это, уверял, что я ошибаюсь и выдаю желаемое за действительное.

– А с чего вы взяли, что они не действовали? Вы проводили анализы? – спрашиваю я.

– Нет, что вы. Мне бы не позволили. Но я видел его глаза. Они оставались ясными, как у младенца. Если бы не это, то я бы и не догадался. Карл обладал настоящий актерским мастерством. У него было диссоциа́льное расстройство личности, а люди с таким диагнозом прекрасные имитаторы. Сами они почти ничего не испытывают: ни чувства вины, ни сожаления, ни любви, но зато умеют копировать реакции других людей.

– Значит он все же псих, а вовсе не Антихрист, – я смотрю на Тилля, но доктор Хиршбигель мягко говорит:

– Может он и не был Антихристом, но у него определенно имелись скрытые таланты, – я поворачиваюсь к нему, и доктор с улыбкой добавляет. – Мартин сказал мне, что теперь этот парень получил власть и заправляет этими проклятыми бандитами, так вот, я даже не удивлен. Все к этому и шло.

– Что за таланты? – уточняет Тилль.

Доктор сцепляет пальцы в замок, кладет на колени, некоторое время молча разглядывает их, а потом говорит, не поднимая головы:

– Он знал все наши самые сокровенные тайны. Грязные секреты, непотребные желания плоти, то, что прячут даже от самих себя. Он искушал всех нас, как истинный Сатана. Карл умел увлечь любого. Давид умер лишь потому, что позволил этому человеку стать для него чем-то большим, чем пациент.

Он умолкает, расцепляет пальцы и откидывается на спинку дивана. Мы с Тиллем ждем продолжения, но доктор молчит, и тогда я спрашиваю:

– Я не понимаю, в каком смысле чем-то большим?

– Давид был скрытым геем, – отвечает доктор и поворачивается ко мне. Глаза у него светло-серые и вокруг зрачка странные темные точки, словно спутники, вокруг планеты.

– Вы хотите сказать, он вступал с пациентом в интимные отношения? – уточняю я, но доктор отрицательно качает головой и снова мягко улыбается.

– Не вступал, но в глубине души хотел этого. Вы видели Крумбайна? – он смотрит на меня.

– Нет, никогда, – я пытаюсь поймать взгляд Тилля, но он с деланным вниманием разглядывает собственные пальцы, сложенные на коленях.