Текст книги "Констанция (СИ)"

Автор книги: Finnis_Lannis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Он дышит. Ей. В шею.

– Констанс, ответь мне что-нибудь.

Констанция, вновь научившись дышать и мыслить, вдруг спокойно и предостерегающе ответила:

– Отойдите от меня.

Послышался хлопок, и только после этого через несколько мгновений девочка ощутила на своей щеке жгучую и резкую боль, которая заставила ее рефлекторно отскочить.

Долор стоял, как ни в чем не бывало, и внимательно смотрел на Констанцию.

– Зачем… зачем вы это сделали? – ее голос дрогнул и она прижала ладони к больной щеке.

– Что бы ты перестала уже думать о том, что тебе все подчиняются! Ты разве не замечаешь в себе ту самую толику эгоизма, который заставляет тебя всеми командовать и решать, кто имеет право быть с тобой рядом, а кому лучше отойти? Не думаешь, что помимо тебя люди тоже имеют право решать, быть ли им с тобой, говорить ли или просто уйти и забыть? Ты слишком много помыкала Сэмом, что ему говорить и что ему делать, даже не заботясь о том, что сама не лучше.

Констанция стояла поодаль от него, смущенная и обиженная, со слезами на глазах и горящей щекой, выслушивала его речь, уверяя себя, что все это гнусная ложь.

Но он был прав.

Да, она эгоистка, которая возомнила себя невесть кем и теперь помыкает всеми, кого перед собой видит. Да, она действительно контролировала Сэма, который был слишком труслив, чтобы ей возразить. Тогда, во сне, он был настойчивее. Тогда она его не узнала.

Констанция, роняя свои слезы, вдруг разрыдалась. Осела на пол и плакала-плакала-плакала, плакала, пока слезы не кончились. Что-то разрушилось в ней сейчас, лопнуло с таким оглушительным звуком, словно сотни стеклянных пластин разбились в один миг. И впились осколками в сердце.

Мысли потонули в облаке треволнений, потерялись в пространстве, выцвели на фоне всего того кошмара, который случился в эту секунду. Внутренности Констанции дрожали в такт с ее сердцебиением, потому что у души непосредственно сильная связь с сердцем.

А Долор терпеливо за ней наблюдал и молчал.

– Моя мама… Джин… она умерла, – дрожащим голосом пробормотала она, не поднимая головы.

Пришло время открываться себе и каждому, потому что держать в себе весь этот мусор больше не имело смысла.

Чем больше ты держишь в себе все, что тебя гложет, тем беззащитнее ты становишься в глазах других.

– Сегодня? – тихо спросил Долор, садясь напротив нее.

Констанция лишь кивнула, всхлипывая.

– Так бы сразу и сказала.

– Извините.

Хозяин продолжал разглядывать ее грустное лицо, которое она отчаянно прятала в руках, смотрел на ее слезы и медленно осознавал, что еще один акт этой истории подходит к концу. Сцена пятнадцать, смерть.

Самый ужасный исход этого сценария – его сожжение. Никто никогда не узнает о трагедии, которая затмит умы верующих и поглотит сердце всех злых людей этой планеты.

Девочка кое-как отерла слезы, глубоко вздохнула, приходя в себя. Ей вновь было стыдно за свою слабость, свои постоянные слезы. Откуда они только у нее берутся?

Затем встала и тихо спросила:

– Теперь мне можно идти?

– А? Да, да, – бросил он, вставая и отворачиваясь обратно к своему столу.

Констанция тихонько вышла из кабинета, закрыв дрожащими руками дверь, пошла к себе в комнату, вытирая мокрые от слез щеки. Слезы продолжали литься сами, без ее приказа. Видимо, это люди называют горем?

Горе не забить ничем, что хоть немного помогает другим людям преодолевать обычные страдания. Ни сон, ни еда, ни плотские утехи – ничего не убьет то отчаяние, которое все так боятся испытать.

Она так же тихо зашла в комнату, прислонилась спиной к двери и заплакала, бубня себе под нос:

– Лер, Лер, где ты? Почему… почему так долго сюда добираешься?! Я умираю здесь, Лер Ронк!

Сейчас девочка жалела, что так беспечно согласилась на просьбу одухотворения. Если бы не ее согласие, многих бы вещей никогда не случилось, многие вещи не разбили бы ей сердца. И почему Судьба постоянно заводит нас в эмоциональный тупик, почему всегда старается кольнуть нас больнее?!

Она всхлипнула и, когда дышать стало легче, успокоилась. Глубокое дыхание всегда выручало в таких ситуациях.

Над самой ее головой вдруг раздался резкий стук, и девочка от неожиданности вздрогнула. В дверь, у которой она в изнеможении сидела, кто-то стучал. Констанция замерла от неожиданности и волнения, но потом поняла, что надо что-то ответить гостю по ту сторону и быстро села на кровать.

– Кто там? – спросила она хрипло.

– Слушай, Констанс, это Тедд. Я тут понял, что надо бы объясниться по поводу сегодняшнего дня.

Его голос был виноватым. Можно было принять, что он пришел извиниться, а не поговорить. В глубине души Констанция его осуждала. Почти ненавидела, если уж на то пошло. Желала больше не пересекаться с ним в коридоре, не разговаривать за завтраком. Потому что самые непростительные вещи он делал со спокойной душой и улыбкой.

Но то было в глубине души. Там, далеко внутри, девочка всегда прятала то, что никогда не должно было вылиться наружу. Ни под каким предлогом.

– Понял это только сейчас? А ты вроде не выглядишь тугодумом, – усмехнулась Констанция, хлюпая носом.

– Просто… я так до конца и не понял, что вообще произошло. Ну, так ты впустишь меня или нет?!

Его тон становился настойчивым. Как будто вся та виноватость, которую он испытывал пару секунд назад, была наигранная.

– Нет. Уходи, – сказала Констанция твердо.

– Погоди-погоди. В любом другом случае я бы ушел. Но сейчас мне срочно надо объясниться, иначе я забуду все слова или вообще струшу. Впусти.

– Я же сказала, нет.

– Я тоже буду упрямиться. Это важно, Констанс.

Констанция молча буравила взглядом дверь. Судя по тому, какой он сейчас настырный, его намерение объясниться действительно серьезное.

– Ну, пожалуйста.

Внутри Констанции что-то переключилось. Если этот парень действительно хочет что-то ей сказать, пусть скажет. Все-таки, нельзя лишать людей того шанса, который они сами готовы использовать.

– Ладно, входи.

Девочка отвернулась от него и прикрыла лицо волосами, чтобы он, не дай Бог, не увидел след от пощечины.

– Говори, чего хотел, – сказала она грубо, опустив голову.

Ни в коем случае нельзя смотреть ему в глаза.

Тедд робко зашел и, закрыв за собой дверь, облокотился на нее. Взглянул на Констанцию. Волосы тщательно скрывали добрую половину ее бледного лица, к тому же она так низко опустила голову, что разглядеть что-нибудь в ее глазах не представлялось возможным.

– Слушай, я не знаю, что на меня тогда нашло, я посчитал это простой секундной слабостью, но тебя видимо это задело, – начал он.

– Меня это не задело. Я… спешила, – Констанция заметно напряглась при его словах.

– Ну, мой поступок ты все равно не оправдаешь. В общем, прости, что так вышло.

Он глядел на нее так внимательно, как только мог. Рассматривал спадающие на плечи черные волосы. Едва достают до небольшой талии. Перевел взгляд на ее белое платье, которое очевидно было гардеробом хозяина, а не ее собственным. Сапоги выглядели слишком великими для ее ног, следовательно, тоже не принадлежали ей.

– Ты закончил? – спросила она, окончательно разрезав безмятежную тишину своим голосом.

– Угу, – ответил он, явно довольный собой.

– Отлично, я тебя прощаю. Можешь идти.

Тедд уже развернулся, чтобы идти, но вдруг решил сказать кое-что напоследок:

– Может быть, нам действительно стоило сначала кое-что узнать друг о друге.

Констанция, поймав волну будоражащих мурашек, вскинула голову. Волосы сами собой откинулись назад, подальше от ее взволнованного лица. Тедд замер, вновь разглядывая ее. Что-то кольнуло его сердце. Маленькая игла, пронзив жизненно важный орган, не убила его, но жестоко ранила.

– Ой, а что это у тебя с лицом? – спросил вдруг он, подходя ближе. – Ты что, плакала?

– Н-не время для таких вопросов! – Констанция вскочила и выставила руки вперед.

Она пятилась назад точно так же, как когда-то пятилась от слов Долора. От его обвинений, от бесстрашного взгляда, от грубого голоса, от всего, абсолютно от всего.

«Пришел час твоего наказания».

– Кто тебя ударил? – недовольным тоном осведомился Тедд, пытаясь подобраться к лицу Констанции ближе.

– Нет, не подходи! – прикрикнула она, жмурясь.

Это действие тоже вызывало боль. Абсолютно любое движение вызывало боль, как на теле, так и в сердце.

Констанция уперлась спиной в стену и ясно ощутила холодную поверхность за собой. Это немного отрезвило ее и она перестала жмуриться.

– Кто тебя ударил? – повторил парень, выделяя каждое свое слово.

Продолжал подходить. Его руки парили в воздухе, готовые в любую секунду схватить девочку и обезвредить.

– Я не скажу, – выдохнула она, до упора впечатывая свое тело в стену.

Теперь Тедду достаточно было просто протянуть руку, чтобы дотронуться до нее.

– Я все равно узнаю, так что скажи лучше по-хорошему.

Наконец он перехватил ее руки, и, игнорируя протестующие вопли, усадил тело Констанции на кровать.

– Н-нет, – упрямо повторила девочка, пряча взгляд.

Когда она более-менее перестала сопротивляться, Тедд взял ее руки в свою ладонь, а свободной легко прикоснулся к горящему месту на щеке.

Констанция рефлекторно дернулась от его холодных пальцев.

– Погоди, – проговорила она сдавленно, почти с хрипотой.

Тедд совершенно игнорировал ее всяческие попытки остановить его. Продолжал трогать ее лицо, доставляя легкое избавление от оков боли.

– Почему ты не хочешь говорить, кто это сделал? – прошептал он.

Констанция просто посмотрела ему в глаза и ничего не сказала. Что простой мальчишка мог сделать с одухотворением Боли? Если бы они и сошлись в бою, эта битва была бы точно неравной. И победитель был бы понятен с самого начала.

Тедд, не разрывая зрительного контакта, медленно приближался к ее лицу. Констанция прикрыла глаза, судорожно ожидая, что произойдет. Почувствовала его глубокое, спокойное дыхание, и вновь покрылась мурашками.

Она думала, что он опять поцелует ее в губы и морально уже была готова к этому, но прикосновение почувствовала на своей больной щеке. Он даже не касался, он просто дышал. Щека горела уже и без этого, а его дыхание лишь обостряло чувство, при этом притупляя боль.

А боли уже не было совсем.

Что-то внутри словно зашевелилось, заболело, а потом вызвало целый рой мурашек, которые прошлись по ее телу вдоль и поперек.

Такой контраст. Его холодные пальцы прикасались к пораженному участку, а губы плавно двигались от уголка губ к уху и обратно.

Эти движения на несколько мгновений усыпили бедняжку, а потом завертели в водовороте каких-то ныне не виданных ощущений. Эти странные ощущения доходили до полной остановки дыхания, до прерывистой речи, до дрожи и страха.

Она была беззащитна и явно доверчива, раз с ней все это сейчас происходит. Может быть, будь Констанция более дальновидной, она сейчас бы не сидела в этой темной комнате, не ощущала бы чужое дыхание у себя на шее и не испытывала бы сильное желание заплакать.

Теперь плакать хотелось постоянно. В горле застыл горький ком, что-то давило на глаза, так сильно, что вызывало слезы.

Констанции вдруг стало совестно за все, что она когда-либо делала. Регулярно вытираемая об ноги совесть, наконец, взбунтовалась и потребовала возместить убытки.

– Прости, что я делаю это, – прошептал он у самого ее уха, – но я не могу остановиться.

Констанция молчала, отдаваясь непонятному и необъяснимому чувству, которое тревожило все ее органы, в особенности сердце.

– Сейчас самое время перестать, – ответила она ему в тон, задыхаясь от собственного голоса.

Тедд медленно отстранился, взглянул девочке в глаза.

– Кажется, эта «секундная слабость» сейчас повторилась.

Он встал и пошел прочь, не оглядываясь и даже не прощаясь. Констанция упала спиной на кровать и слезы накатили с новой силой, обжигая больную щеку, шею, уши. Наконец-то она может вновь выплакаться, отдаться в руки страданиям, бесшумными воплями прокричать все, о чем она раньше даже боялась подумать.

– Лер, где же ты? Пожалуйста, приди уже, я задыхаюсь без тебя, – скулила она, всхлипывая.

Голос не позволял ей кричать или шептать, потому что связки стали будто каменные, неподатливые. Горло действительно сдавливало каким-то невидимым обручем, давя на кадык, мешая говорить и дышать.

Вместе с горлом постепенно каменело и тело. Она, как застывший воск, охладела к миру, который ежеминутно готовил для нее какое-нибудь очередное испытание, выдержать которое она была не в силах.

Ей вдруг подумалось, что все грехи ее имеют место быть здесь, и лишь в другой жизни она сможет насытиться миром сполна.

Констанция почувствовала слабость в теле, в глазах вдруг потемнело. Стало трудно дышать, и от давления где-то внутри мозг перестал нормально соображать. Пульсации в голове, звон в ушах, совершенная глухота. В ушах будто вата, давление на лоб, сильное головокружение. Девочка хотела крикнуть, но у нее ничего не получилось – лицо окаменело, а голосовые связки исчезли. Она попыталась встать, но руки тоже исчезли и онемевшие конечности потерялись где-то в складках простыни. Ее едва не стошнило прямо на себя, от постоянного кружения проступил холодный пот.

Она сама не поняла, как ее мозг ежесекундно выключился, и она осталась неподвижна.

***

Долор был неспокоен. Он нервно стучал пальцем по столешнице и нетерпеливо вскидывал голову, стоило ему услышать странный шорох и стук.

Сегодня работа была полной гадостью, тут не помогал даже Рогбрет. Он, кстати, так и не вернулся с задания, хотя давно было пора. Может быть, встретил Фредерика где-нибудь в лесу или в таверне. Хотя, вряд ли они могла разговориться, ибо последние несколько лет их отношения сильно ухудшились.

Непрошеные воспоминания вновь всплыли перед лицом хозяина, и, как он ни пытался отогнать их обратно, в глубину своего черствого сердца, ничего не выходило.

Господин Бливиллис вновь резко поднял голову, услышав тихий стук в дверь. Ничего не сказал, может, надеялся, что гость, не застав его, уйдет.

Но дверь открылась и из проема выглянула Мелинда.

– Это я, Стив, – пробормотала она, прикрывая за собой дверь.

Нет, не уйдет.

– О, а где же Фреди? – спросила она, оглядываясь.

– Ты же знаешь, он опять превратился в кота, и теперь где-то гуляет, пока ему позволяют его скромные ресурсы.

– Ах, да, кажется, только в таком обличье он может подружиться с Констанцией, – девушка хихикнула. – Кстати, о ней…

– Могла бы зайти и позже, – сказал Бливиллис резко.

– Стивен, – она словно его не слышала, – а о чем ты говорил с Констанс?

Каждый раз, когда он слышал свое имя, произнесенное ее губами, он как будто вспоминал свою прошлую жизнь. Вспоминал тот кошмарный «обряд», когда оказался в непонятном белокаменном дворце, золотые узоры на потолках и колоннах, которого слепили его глаза своей яркостью. Тогда он подумал, что это все сон. Какие-то люди говорили с ним. Просили у него обещание править своим одухотворением справедливо, использовать свою силу по назначению и никого не убивать. Он только сонно кивал, потому что был утоплен каким-то дурманом.

Пионы.

– Тебе так это интересно? – буркнул он.

– Очень. В последнее время она очень печальна и несговорчива, может, она что-то тебе рассказала? – невинно осведомилась Мелинда, запрыгивая на его рабочий стол.

– Пришлось ей хорошенько вмазать по щеке, чтобы она заговорила, – будничным тоном изрек хозяин.

– Ты ее ударил?!

– Она меня вывела. Не волнуйся, – он натянуто улыбнулся, видя ее недовольный взгляд, – я не сильно ее ударил.

Мелинда веселее от этих слов не стала.

– Но зато у меня теперь рука болит, словно я прикоснулся ладонью к молнии.

– Ты так сравниваешь, будто тебе есть с чем.

– Ну да. Ронк как-то показала мне, что такое боль от молний.

Долор рассмеялся от своих собственных слов.

Жизнь любого одухотворения всегда наполнена ощущениями молний в руке. Когда Стивену предстояло стать настоящим Долором, он боялся. Он видел, как его привязывают в позе звезды к какому-то огромному колесу, а с противоположной стены – теперь черной – подходит женщина. Эту женщину он никогда не видел, и плохо запомнил ее внешность.

В следующую секунду она сжала его голову своими белыми ладонями и сжала, что есть сил. Он чувствовал, как его череп раскалывается, бился в предсмертной агонии, потому что то, сколько вольт она всадила в него, не мог выдержать ни один нормальный человек.

– Так что же она тебе сказала? – голос Мелинды вернул его в реальность.

– Ой, тебе это так интересно?

Мелинда кивнула. Ну да, не просто же так она пришла сюда.

– Ну, в общем-то, ничего особенного. Просто у нее умерла мать.

– Но… она же только вчера к ней… – Мелинда прикрыла рот рукой. – Что, прямо у нее на глазах?

Долор пожал плечами. Мелинда соскочила со стола, уперлась в его край ладонями и твердо спросила:

– И ты ее не утешил?

– Я что, похож на человека, который способен кого-то утешить?

При этих словах он взглянул ей в глаза.

– А сейчас она где?

– У себя, скорее всего. Не думаю, что она захочет пойти на площадь с красной щекой и опухшими от слез глазами.

– Стивен, это жестоко, бить девочек, да еще и по щекам!

– Отстань.

– Тем более, у нее умерла мама. А еще, совсем недавно умер Фред.

– Кто это еще такой?

– Ее спутник. Они вместе сюда шли, но, как сказала Констанс, недалеко отсюда его укусила змея и он… умер. Ей пришлось добираться сюда одной.

– Змея, говоришь? Но я всех змей извел за тридцать миль от этого города, он просто не мог найти там змей.

Мелинда лишь пожала плечами.

– Стоит узнать об этом поподробнее у Рогберта… ты еще хочешь чего-нибудь у меня выпытать?

Мелинда хитро улыбнулась и откинула локоны назад.

– Нет, я собираюсь идти к Констанс и утешать ее, – тон стал серьезный. – Вместо тебя.

Девушка качнула высоким каштановым хвостом и скрылась за дверями. Долор вновь продолжил настукивать пальцем по столу.

***

Мелинда несколько раз довольно громко постучалась в дверь к Констанции, но та так ничего вразумительного не ответила, что очень взволновало девушку.

Она постучалась еще пару раз, но никакого ответа так и не последовало.

– Констанс, это я, Мелинда, можно войти? – проговорила горничная достаточно громко, чтобы ее услышали.

Но ответом по-прежнему было гнетущее молчание.

Неужели ее нет дома? Такого просто не могло быть, ведь, как сказал Долор, девочка не сумасшедшая, чтобы светиться на людях с красной щекой или опухшими глазами. Может быть, она где-то в доме, но по пути Мелинда никого не встретила, а столовая пустует.

Кажется, она просто заперлась в комнате и теперь не желает показываться никому на глаза.

– Констанс! Я вхожу на счет три: раз…

Она не отзывается.

–… два…

Она. Молчит.

–… три! Констанс, я вхожу!

Мелинда как можно медленней открыла дверь и вошла.

Среди скомканного одеяла девушка не сразу заметила лежащую без сознания Констанцию. А когда увидела, то с трудом подавила в себе крик.

– Констанс, т-ты чего? – Мелинда подскочила к девочке и аккуратно тронула ее за плечо.

Но девочка никак не реагировала, и Мелинда запаниковала еще больше. Она трясла ее за плечи, обливала холодной водой, но все было напрасно, Констанция не просыпалась. От паники Мелинда разлила воду на пол, поскользнулась на созданной луже и едва не расшибла себе голову о столик с зеркалом. Встала, рассеянно отряхнулась, и решила оценить весь масштаб трагедии.

Констанция явно была без сознания, ее лицо побледнело, и на его фоне даже красный след от ладони Бливиллиса как-то выцвел, потерялся.

Горничная с силой сжала кулаки, готовясь полностью отдать себя панике, но вовремя одумалась.

– Надо позвать Стивена, – испуганно решила она и выбежала из комнаты.

Долор даже слушать ее не хотел, постоянно огрызался и говорил, что у него сейчас важное дело. Мелинда с каждым отказом была все менее настойчива, а в итоге и вовсе сдалась, всхлипывая и ругаясь.

– Ты не понимаешь что ли? Она в обмороке! – кричала она.

– Я прекрасно все понимаю, но мне нет до нее никакого дела. Я не буду бросать работу ради того, чтобы заботиться о ней.

Мелинду словно что-то ударило между ребер. Дыхание сперло, она обмерла на пару секунд, не понимая, что с ней происходит. Сердце, вопреки всем приказам, заболело.

Холодной волной ее окатило осознание.

– Констанс была права, – сказала она гневно, – Стивен, ты чудовище.

Господин Бливиллис поднял на нее свой равнодушный взгляд. Как трудно ему было сохранять это самое равнодушие внутри себя!

И, тем не менее, он спокойно сказал:

– Я – не чудовище. Я всего лишь одухотворение боли.

Мелинда даже не удостоила его взглядом.

Вот, единственный взрослый и разумный человек только что отказался ей помогать. И что последует за этим? Кому теперь она сможет довериться, если самый близкий человек в этом особняке с такой беспечностью отказался от нее? Что теперь делать?

Она должна что-нибудь срочно придумать. Если у Констанции проблемы где-то внутри, то она может просто-напросто умереть от нарушения работы функций организма.

Мелинда совсем не знает, как помочь Констанции и что вообще можно для нее сделать сейчас. Она в обмороке, в чувства не приходит, лишь слабо дышит и иногда морщится.

Мелинда твердо решила, что не бросит подругу и вернулась обратно в комнату.

Делала ей все, что требовалось в первую очередь: открыла дверь в коридор, чтобы впустить хоть какой-нибудь воздух, положила под ноги несколько подушек, и каждый раз пыталась как-то достучаться до спящего сознания девочки, чтобы та, наконец, открыла глаза или что-нибудь сказала.

Мелинда смачивала руки водой, прикладывала холодные тряпки ко лбу, параллельно искала где-нибудь нашатырный спирт, обежала весь особняк, но так нигде и не нашла предметы первой необходимости.

Что бы девушка ни делала, Констанция все равно была нема и неподвижна. Когда на ее лице проявлялись эмоции, Мелинда с надеждой в груди замирала перед ней, с надеждой на то, что она сейчас очнется. Но впоследствии складки на лице разглаживались, а девочка так и не просыпалась.

Ее лицо, обрамленное черными вьющимися локонами, сейчас было очень бледным и, словно, не живым.

Белое переплетается с черным.

Когда надежды больше ни на что не осталось, Мелинда начала разговаривать.

– Констанс, я совсем недавно узнала, что произошло, и… – Она замолкла на полпути, решая внутри себя, продолжать ли этот глупый разговор или нет, —… и, в общем-то, ничего такого в этом нет, ведь все рано или поздно умирают, разве нет?

Она взглянула на спокойное лицо подруги и сморгнула слезы, которые уже выступали на глазах и грозились пролиться через края.

– Просто, я хочу сказать, что… ну, не стоит так сильно впадать от этого в панику или депрессию, ведь, по сути, такой конец обязательно имеет место быть, и… в общем, я уже запуталась.

Девушка вздохнула, поднимая глаза к потолку и мысленно прося кого-нибудь из взрослых или более разумных людей прийти сюда.

Но никто так и не приходил, а она оставалась одна.

С Констанцией.

– Я помню, что однажды ты уже падала в обморок, но я думала, что это все из-за леса и его влияния, – проговорила она через некоторое время задумчиво. – Кто же знал, что здесь все повторится.

Сейчас Констанция походила на мертвеца. Ее кожа совсем побледнела, лицо осунулось, щеки впали. Под глазами стали видны темные, почти черные пятна то ли от волнения, то ли от недосыпа.

– А знаешь, что случилось с тем лесом много лет назад? – спросила Мелинда как будто живого человека. – Там случился пожар. Стивен сказал мне, что в этом пожаре погибло большое количество животных, а лисы и вовсе вымерли. Все, без остатка.

И вновь чертовы разговоры о смерти.

– Всех подробностей я не знаю, – продолжала она вполголоса, – знаю лишь то, что именно после этого пожара лес словно бы ожил и начал глумиться над другими людьми, которые в нем оказались. Забавно, правда? Деревья точно так же чувствуют обиду за причиненную им боль, они мстят, правда, очень своеобразно. И, тем не менее, они очень похожи на нас. Я сама готова была мстить тебе за твою привлекательность, – она сделала паузу, обдумывая дальнейшие слова. – Я не знаю, почему, но тогда, в лесу, я почти ненавидела тебя. Может быть, это была тень леса на мне, какой-нибудь тошнотный туман, от которого мне стало нехорошо, а может быть, это были мои настоящие чувства. Сейчас… – она вновь замялась. – Сейчас я люблю тебя.

Мелинда уронила голову в ладони и заплакала, как маленькая девочка.

– Глупо же ведь! Прошло около месяца с момента нашей встречи, а я до сих пор не могу разобраться в своих чувствах. Я все-таки ненавижу тебя за то, что ты потеряла Фреда, но одновременно с этим я люблю тебя… ты стала моей младшей сестрой, взамен Стивена.

Она неуклюже вытерла слезы и рассмеялась.

– Такую ерунду говорю… надеюсь, ты не слышала этого.

За все время, пока Мелинда разговаривала, на лице Констанции не дрогнул ни один мускул, что еще раз подтверждало теорию о том, что девочка уже давно мертвец.

Когда Мелинде надоело сидеть и болтать о всякой душевной ерунде, она легла рядом с Констанцией и попыталась немного вздремнуть. Когда лежишь с неподвижным человеком, рано или поздно хочется заснуть.

Но сон упрямо не приходил, и Мелинда вскакивала от каждого шороха. Ей постоянно казалось, что Констанция что-то говорит. Она сваливала все на слишком расшатанные нервы, на недомогание, на недосып, в общем, на все, что угодно, но только не на себя.

– И почему здесь так тихо? – с раздражением прошептала девушка, пряча лицо в подушку и тяжело дыша.

***

Ночью Мелинду разбудил шепот. Она вскочила, первым делом взглянула на Констанцию, и, убедившись, что та ничего не говорила и по-прежнему спит мертвым сном, значительно расстроилась.

Она аккуратно слезла с кровати и крадучись прошла к входной двери, проверяя, есть ли за ней кто-нибудь. Но никого не было.

Тогда кто шептал? Странно, ведь это не могло просто присниться Мелинде. На всякий случай заглянула под кровать. И вновь никого не обнаружила.

Зажигать свечи ей не слишком хотелось, а потому она проделала все манипуляции с девочкой в темноте. Чем дольше девушка находилась в сознании, тем тверже была уверена, что все ей просто приснилось, и никакого шепота не было и в помине.

Вновь села на кровать и замерла, ожидая чего-то. Первые две минуты абсолютно ничего не происходило. Девушка думала, что ей действительно послышалось, но вдруг, совершенно неожиданно для себя, до ее левого уха донеслось:

Я приближаюсь к особняку, только дождись.

Этот шепот послышался так ясно, что горничная, тихо вскрикнув, забралась под одеяло и с головой накрылась им, дрожа. Шепот замолк, как будто его никогда и не было.

Кто говорил? Мелинду не оставляло ощущение страха почти до самого утра. Она тщетно прислушивалась к тишине в комнате, ибо никто больше ничего не сказал.

***

Утром в комнату без стука влетел Долор и грубо осведомился:

– Какого черта ты спишь в этой комнате?

Мелинда медленно села и сонно пробормотала:

– Первым делом я забочусь о человеке, а потом уже сплю здесь.

– Заботишься? С какой стати?

– Она – моя подруга и я просто обязана ей помочь.

– А ты не додумалась проверить, вдруг она умерла? А то ведь представляешь, какая ирония, ты все это время пыталась спасти труп!

Мелинда вздрогнула при этих словах. Долор усмехнулся, увидев на лице сестры растерянность. Горничная встала с кровати, поправила свое скромное платье, в котором спала и, недружелюбно взглянув Долору в глаза, обошла кровать по кругу, чтобы приблизиться к Констанции.

Наклонилась к ней ухом, чтобы проверить, дышит ли? И малейшего колебания не донеслось. Тогда горничная взяла обмякшую бледную руку девочки и нащупала пульс.

Долор не мог понять, почему она мешкает. Он буквально съедал взглядом крохотную фигуру сестры, желая поскорее узнать, верен ли его прогноз или нет.

Мелинда сложила руки девочки на груди и встала, пошатываясь.

– Нежели действительно умерла? – удивился Долор, подходя ближе.

– Нет, этого не может… – Мелинда испуганно взглянула на подругу.

Она спала с трупом все это время. Она ухаживала за трупом, надеясь пробудить его. Говорила с трупом, изливая мертвому телу свои мысли, выворачивая душу наизнанку.

Но все это было бессмысленно, ведь Констанция теперь труп!

Прежде, чем утонуть в пучине страха и отчаяния, Мелинда вспомнила кое-что, что как-то могло быть связано. Когда-то в лесу Констанция так же не дышала, находясь в обмороке. Значит ли это, что ее «припадок» повторился? Значит ли это, что шанс на выживание все еще есть?

– Она жива, – проговорила девушка неуверенно.

Долор отвлекся от своих мыслей.

– Разве?

– Да, можешь мне поверить. Такое однажды уже было.

– А я и не сомневался. Раз она жива, то в твоих услугах не нуждается. Ведь все, что ты ей делаешь, так это меняешь примочки и болтаешь невесть о чем. Полагаю, ты искала нашатырный спирт вчера целый день?

– О-откуда?..

– Не трудно догадаться, знаешь ли. Так вот, сегодня ты должна поработать. Поработать, ясно?

– Ясно. Но кто будет с Констанс?

– Так уж и быть, я возьму на себя этот непосильный труд, – притворно изрек Долор.

Мелинда скрыла улыбку и выбежала из комнаты.

Долор пристально посмотрел на девочку. Та не подавала никаких признаков жизни. Господин Бливиллис медленно и плавно присел на краешек кровати и потянулся за лицом Констанции.

Когда-то он его покалечил. Он покалечил всю ее, начиная от головы и до самых ног. Странно, что тогда она не умерла, но может, это было какое-то важное предзнаменование, определяющее всю их дальнейшую судьбу.

И вчера. Вчера он дал ей пощечину, после которой она потеряла сознание и никак не приходит в него вот уже почти целые сутки.

Она не дышит, но Мелинда заверила его, что это уже случалось однажды. Может ли быть такое с обычным человеком?

Долор мягко коснулся щеки. Его пальцы несильно ударило током, и непонятное покалывание прошлось по всему телу, заставляя вздрагивать. Ощущая это, он каждый раз вспоминал, как когда-то давно его чуть не убила Лер Ронк.

Впервые они встретились в лесу, когда он создавал боль для оленя, попавшего в капкан, а она пыталась его высвободить оттуда.

Когда Ронк появилась в его поле зрения, он был поражен красотой этой женщины. Из всех двенадцати одухотворений, не считая его, она была первая, кого он встретил вдали от дворца солдатов.

Но видя, как она пытается помешать его планам, он не смог сдержать раздражения.

– Ты что делаешь? Это моя добыча! – рявкнул Долор тогда.

Ронк насмешливо на него взглянула и проговорила:

– Тебе даже незачем его убивать.

Долор в бешенстве направил созданную боль на Ронк, но та легко защитилась, даже не прилагая к этому никаких усилий.

– Видимо, ты еще не совсем понял, кто я такая.

Но Долору было абсолютно плевать, кто она и что он должен был понять, его интересовала лишь месть.

Тогда она ему действительно показала, кто она такая. И показала довольно болезненно даже для него. Направила на него зеленую сверкающую молнию и оглушила каким-то громким криком, подобно крику банши, который буквально разрывал барабанные перепонки натрое. Затем добила, почти физически, отняла у него его добычу.