Текст книги "Event Reborn (СИ)"
Автор книги: fifti_fifti
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)
– Что это? – Том заинтересованно уставился на вещицу.
Билл понизил голос до шепота, хотя в этом не было особой необходимости.
– Это мои рисунки… Я хотел показать тебе, – он улыбнулся. – Я не держу это у себя в комнате, потому, что Тай периодически роется там. Всё самое ценное у меня находится тут, в этой коробке, – он похлопал по ней рукой.
Том кивнул. Билл набрал на замочке какую-то комбинацию из трёх цифр и дужка отщелкнулась с тихим лязгом.
– Ну вот … – он отставил вещицу на верстак, отодвигая ею всякую ветошь и испачканные в масле тряпки. – Я рисую, когда дома никого нет, так что в основном получается то, что будит воображение. Ни разу не получалось выбраться на природу и попробовать там.
Он достал по одному большие, формата А4, плотные листы. Том удивлённо моргнул.
– Билл, а ты… Ты уверен, что это нарисовал ты? – на всякий случай спросил он.
Он видел подобные рисунки в книгах или журналах, нарисованные твердой рукой профессиональных мастеров, а не девятилетнего мальчишки. Когда Билл говорил про «рисунки», Тому представилось что-то вроде палка-палка-огуречик. Что-то из серии того, что он сам мог бы изобразить, напрягая всю свою фантазию.
Но у Билла это были не картинки, а целые картины – с первого рисунка улыбалась миловидная женщина, которая сидела вполоборота. Эта улыбка что-то напомнила Тому – женщина выглядела будто живая.
– Да, это я нарисовал. Это мама, – пояснил Билл, заглядывая другу через плечо.
Том заворожённо хлопнул ресницами. Ему стало понятно, почему возникло знакомое чувство.
– Но это совсем не детские рисунки, не каждый взрослый смог бы так же… – Том с трудом сглотнул, переворачивая страницу.
На следующем листе был очень легко узнаваемый Бастер – переданный донельзя реалистично, он сидел и держал в зубах косточку, его глаза будто бы блестели прямо с бумаги.
– Офигеть, – с придыханием пробормотал Том.
– Да, чтобы его зафиксровать, кость пришлось бросать каждую минуту, это было очень утомительно.
– А это твоё королевство хорошей погоды … – догадался Том, перелистывая следующую страницу, где он обнаружил замок, стоящий прямо на облаке.
– Догадался, – Билл вдавился острым подбородком в его плечо, – А это … – он сам перевернул страничку и Том охнул.
– Когда ты успел? – он поднял картинку, с которой смотрел он сам. Том впервые видел, чтобы его кто-то рисовал, тем более так качественно, ни единой перевранной детали, как будто фотография, только чёрно-белая.
– Ну… Не знаю, я на тебя даже не смотрел, просто взял и представил. В деталях.
Том всё ещё не мог прийти в себя. Он обернулся, чтобы посмотреть на Билла, но тот почему-то отвернулся, низко опустив лицо. Его ресницы трепетали в тусклом свете.
– Билл…это… это… Почему ты показываешь это мне?
– Я держу в этой коробке только самых дорогих людей или воспоминания, – его голос тихо шелестел над ухом, и Том заморгал глазами еще яростнее. – Я подумал, ты должен понять.
Том понятия не имел, чем заслужил такое доверие с самого первого дня, но вдруг ощутил тепло, исходящее от соседского мальчики. Он ещё раз посмотрел на красивый портрет.
– Билл, если ты разрешишь, можно я оставлю себе этот рисунок? Он очень красивый, – попросил Том, проводя по краешку листа.
– Да, если нравится, – друг пожал плечами, продолжая отворачиваться и изучать взглядом любые посторонние предметы, только чтобы не смотреть на Тома. Щеки его пылали краской.
– Очень нравится. Слушай, тебе ни в коем случае нельзя зарывать свои таланты. Это очень красивые работы! – Том оживился, внезапно вспомнив про назначение подвала у себя дома. – Погоди, Билл у меня идея! Моя мама тоже когда-то хотела стать художником, ты, если хочешь, можешь приходить и рисовать свои картины у нас, она могла бы многое тебе рассказать!
– Думаешь? – Билл поднял на него большие карие глаза.
– Я поговорю с ней, я думаю она согласится… Это потрясающие рисунки! – Том ещё раз перебрал их все, задерживая на каждом взгляд по несколько секунд. – Просто фантастика.
Билл не знал, что сказать.
– Это… это было бы замечательно … – наконец, улыбнулся он, делая шаг назад. – Иногда я хочу уйти от них, когда они начинают надоедать, – мальчик посмотрел наверх, указывая на невидимых отсюда отца и брата.
– Ну, так тебе по крайней мере не надо будет прятать это, – Том кивнул на рисунки.
– А… – Билл махнул рукой, – им не придет в голову искать, отец думает, я бросил рисование. Он понятия не имеет, что я в подвале бываю часто. Тут только его коллекционные машинки представляют ценность.
Билл указал куда-то в сторону, и Том увидел, что в углу стоял еще один стеллаж, не заваленный никаким хламом. Он был большой, просторный и чистый. В нём, как музейные экспонаты под блестящим стеклом, стояли модели автомобилей, маленькие и побольше, раскрашенные и однотонные, сделанные из дерева или металла.
Том аккуратно отложил рисунки обратно в коробку, отделив только один, который Билл разрешил ему взять себе. Он открыл дневник на последней записи и вложил лист туда, твердо пообещав себе сохранить его и приклеить к обложке скотчем когда доберется домой.
Билл наблюдал за его движениями, улыбаясь краешком губ.
– Можно мне? – Том посмотрел в сторону шкафа.
Его друг немного замялся. Отец обычно сам показывал всем модели, не разрешал подходить к ним близко. Но сейчас его не наблюдалось поблизости. Что плохого могло произойти, если просто посмотреть на них издали?
Том осторожно приблизился к шкафу, любуясь из-за стекла на маленькие серебристые линкольны, крайслеры, джипы, стройными рядами выставленные на зеркальных подсвеченных полках.
– Должно быть, стоит дорого … – мальчик задумчиво скользил взглядом от экспоната к экспонату.
– Не то слово, отец их всю жизнь собирал, выкупая по разным аукционам. – Вот смотри, эта самая дорогая, – Билл приоткрыл створки и притронулся пальцем к ближней машинке, красивому, раскрашенному в красный лимузину. – Тут все детали собраны вручную, в мире нет больше такого же автомобиля и …
– Билл, ты что делаешь, позволь тебя спросить? – раздался ледяной голос откуда-то со стороны ступеней.
Мальчик неловко дернулся от звука и случайно задел полку с машинками так, что крошечный экспонат дрогнул. Брякнув по зеркалу колесиками, он соскользнул вниз. В тишине подвала раздался оглушительный звон – модель самого дорогого лимузина в коллекции упала на бетонный пол и разлетелась на несколько частей.
Время дёрнулось и замерло. Тому показалось, что он остался вне его, отделившись от своего тела. У него всё ещё был шанс пошевелиться, хотя он и не очень хотел делать этого. Он обернулся. На лестнице стоял мистер Мерфи собственной персоной. Билл обмер на месте, впрочем, как и Том, от звука этого металлического голоса.
– Ты. Разбил. Мой. Фирменный. Лимузин? – холодно и очень жёстко поинтересовался Гордон, проводив взглядом коллекционное колёсико, откатившееся прямо к ступенькам, на которых он стоял.
– Папа я …
– Мистер Мерфи, он не нарочно! – забормотал Том, у которого подкосились коленки от одного вида отца Билла. Ему стало действительно страшно. За себя и за друга.
В глазах у Мистера Мёрфи сверкнула молния. В дверях моментально нарисовался Тайлер, с картриджами от приставки в руках. Том предположил, что он почуял запах палёного и прилетел, как стервятник, посмотреть, как будут разделывать тушку.
– Папа, – зрачки Билла расширились. Он спрятался за несущую колонну, около которой они с Томом стояли, словно кусок дерева мог заслонить его от гнева отца.
Мистер Мёрфи спустился со ступенек и в два шага дошел до своего младшего сына, по щеке которого сбежала обреченная прозрачная слеза. Том шагнул вперед, чтобы инстинктивно его заслонить, он хотел сказать, что Билл тут ни при чём – это была целиком его идея. В глазах Гордона сверкнуло неприкрытое, животное бешенство.
А затем наступила темнота.
Том проморгался. Он обнаружил себя, стоящим на подъездной дорожке к своему дому. Яркое солнце слепило глаза, а голова болела просто нещадно – будто по ней двинули кувалдой.
На заборе около дома сидела маленькая птичка-малиновка, которая глядела на мальчика внимательным, черным, как бусинка глазом. Больше вокруг не обнаружилось никого. Только пальцы сжимали что-то твердое и, посмотрев вниз, Том понял, что это была обложка его дневника – плотная, похожая на мрамор. Он не смог смотреть на нее долго – узор мутился перед его глазами.
И, что самое страшное – никаких мыслей. Особенно никаких мыслей о том, как он тут оказался, и где был минуту назад – абсолютный вакуум изнутри и снаружи. Воздух обступал душным кольцом и тесно сдавливал горло.
Это снова произошло. Том просто не мог поверить, еще минуту назад Билл лежал рядом, они валяясь на залитой солнцем травке на заднем газоне его дома. А теперь…
Том нетвердым шагом прошел немного вперед. Колени подводили, ни одна конечность сейчас не слушалась команд, как будто все суставы превратились в желе. В воспалённом сознании пульсировала только одна мысль: нужно дойти до двери.
Тому стало страшно, так страшно, что он хотел бежать, сломя голову, куда-нибудь за объяснениями. Но вокруг, к сожалению, не было никого. Даже птичка, увидев панический взгляд мальчика, снялась с места, взмахнув крылышками и улетела прочь.
Том схватился ледяными пальцами за ручку двери. В доме царил полумрак. Мальчик немедленно прошествовал на кухню, махом осушив там сразу весь литровый чайник с кипячёной водой.
– Нет, не может быть… Не может быть второй раз… Этого просто не может быть … – Том вцепился пальцами в тумбочку и приложился лбом к кафельной стенке. Этого не могло происходить на самом деле.
Когда через пару часов пришла Симона, картина ее не порадовала. Она обнаружила своего сына одного, сидящего во мраке прихожей, в обнимку с диванной подушкой и глотающего слезы, текущие по бледным щекам. Сумка выпала из ее рук. Миссис МакГрат в мгновение ока оказалась около мальчика, прижимая его к своей груди.
– Малыш, что такое? Опять? – и так прекрасно зная ответ, спросила она.
Том кивнул, сгребая пальцами ткань её свитера на плече.
– Мам, мы ничего не делали, правда. Я был у Билла, мы играли… – Том вытирал слезы, которые безостановочно текли и текли по его щекам.
Симона заледенела от его цепкого прикосновения и этих слов. Врач говорил, что это бывает из-за стресса или из-за сильного испуга. Какой такой стресс мог поджидать ребенка в доме точно с такими же детьми, когда Гордон обещал присматривать за ними?
Симона упорно стучала в дверь дома Мёрфи через пятнадцать минут после того, как ей удалось немного успокоить Тома и убедить, что она сейчас вернётся. Гордон открыл ей дверь хмурый, как грозовое облако. Руки его были сложены на груди.
– Гордон… – устало поздоровалась с ним Симона. – Добрый вечер.
– Да уж куда добрее, – в тон ей отозвался отец семейства, посторонившись и давая женщине пройти.
– Я ненадолго, Том остался один дома. Пары слов связать не может… Ты мне расскажешь, что он натворил?
– Да как тут и начать, – пальцы мистера Мёрфи сжались на рукаве собственной рубашки. – Билл отбивается от рук. Мальчишке всего девять лет, а он за последнее время нарушил столько моих правил, что и сосчитать сложно. Полагаю, Том уже тебе рассказал, что они вытворили на этот раз?
Симона тяжко вздохнула.
– Нет. Он не может говорить, когда что-то пугает его. Может, ты меня просветишь? – Симона со вздохом присела на стул, стоящий неподалеку возле вешалки. – Что они натворили сегодня?
– Полезли в подвал. Билл разбил одну из моих коллекционных машинок, которая стоит пятнадцать тысяч долларов. Я сто раз говорил ему, не трогать без моего разрешения. Как об стенку горох.
Симона кивнула, опустив голову вниз.
– Я сожалею, ты мне говорил, что очень ценишь свою коллекцию.
– Да. Так и есть … – Гордон был все еще мрачен. – Тома пришлось попросить уйти, до твоего прихода оставалось не так уж долго. Я должен был разобраться со своим сыном.
Симона только сейчас поняла, что в доме стояла абсолютная тишина. Не было слышно ни звука телевизора, и смеха братьев. Дом как будто смолк, погрузившись в угрюмое молчание. Гордон стоял в дверях, как огромный и колючий терновый куст.
– Я поняла, – кивнула Симона и поднялась со своего стула. – Надеюсь, Биллу не сильно досталось.
Гордон пожал плечами.
– Я придерживаюсь сурового взгляда на воспитание своих сыновей. Он получил по заслугам.
– Я понимаю. Просто Йорг никогда не был суров с Томом, наверное, из-за этого он так напугался. Не понимаю, что творится с ним в последнее время!
Гордон пожал плечами и кивнул. Сказать по правде, Билл тоже удивлял его своими выходками последних дней.
– Ладно. Спасибо, Гордон, – с этими словами Симона вышла. – Я пойду, поговорю со своим сыном.
И она ушла.
========== 1996 год, 3 сентября, вторник ==========
Том лениво чертил каракули на чистом листе своей тетради по математике.
– Дети, а давайте вспомним, что же такое умножение? – донёсся до него голос новой школьной учительницы, миссис Кауфман. Его определили в группу с более сильными учениками, но он все равно помирал от скуки на последней парте третьего ряда у окна.
На его взгляд, умножением была вся его жизнь. Умножение проблем. Умножение ненужных мыслей в голове. И, наконец, умножение тайн вокруг того, что происходило.
Первая из них была: куда делся Билл? Он пропустил первый день в школе, не присутствовал ни на одном уроке, хотя точно собирался прийти. Из-за отсутствия друга Тому пришлось переживать первый день на новом месте одному, и этот день прошел мимо, а второй угрожал последовать за первым.
Мальчик отсел на последнюю парту и принялся грустно изучать пространство. Парта через проход пустовала, впрочем, как и задняя площадка дома Билла. И никто не собирался рассказывать причин – Симона вернулась от Гордона, зная, что произошло, это было ясно и младенцу, но лицо её при этом оставалось все так же мрачно. Рассказывать своему сыну она ничего не собиралась, зато от этого её вида подозрений стало только больше – Том сообразил, что они с Биллом опять что-то натворили. И последнему, наверняка, влетело по первое число. Это беспокоило.
– Прошу прощения, миссис Кауфман, – дверь в кабинет открылась, и учительнице пришлось прервать речь. В помещение зашла администратор и, к великому счастью Тома, всё-таки ввела последнего опоздавшего ученика.
Чёрный и встрепанный, младший Мёрфи образовался в дверях, низко опустив голову вниз.
– У нас есть опоздавший. Его привёл отец, очень попросил допустить на урок.
Миссис Кауфман скользнула по Биллу взглядом и кивнула, разрешая ему присутствовать на уроке. Она указала глазами на единственную свободную парту. Том напрягся как гончая. Уныние схлынуло, едва Билл приземлился рядом и опустил стопку книжек на свой стол.
Все одноклассники как по команде повернулись к нему, но Билл старательно прикрылся рукой и съехал со своего стула, чтобы не привлекать внимание.
– Итак, класс! Продолжим наш урок, – призвала всех ко вниманию миссис Кауфман. – Сколько будет девятью восемь? Хэнниган?
– Где ты был все время? – Том убедился, что она отвернулась, и тут же перегнулся через проход. Терпеть до конца уроков не было сил.
В ответ получил только робкую улыбку от Билла. Том тоже улыбнулся другу. Впрочем, уголки его губ тут же загнулись вниз, когда он заметил, что вся правая сторона лица черноволосого мальчишки заплыла новым синяком. Его губа была рассечена и на ней всё ещё виднелась запекшаяся кровь. Тёмная толстовка, как и всегда, скрывала все открытые участки его тела. Поймав на себе взгляд, Билл смутился и опустил ресницы.
Том всё понял. Вот и разгадка первой тайны. Он терзался этими подозрениями весь понедельник и оказался прав. Снова отец учил младшего сына жизни своими методами. За что на этот раз?
Прочитав вопрос в его глазах, Билл быстро открыл тетрадку и нацарапал там: «Позже, хорошо?» Том машинально кивнул, хотя кровь бешено стучала в его голове и мешала думать. Он размышлял об этой части их разговора весь остаток субботы. Все воскресенье. И весь понедельник, начиная со слов Симоны, которая вернулась тогда со словами: «Том, вы опять нарушили правила…» Мама пыталась навести сына на мысль, спрашивала что-то про какие-то коллекционные машинки, но мальчик мог лишь отрицательно мотать головой. Он не помнил ничего. Он рыдал и клялся, что они с Биллом не делали ничего такого страшного. Симона успокаивала ребёнка и говорила, что верит ему. Но Том теперь затруднялся сказать – верит ли он сам себе?
Синяк на бледной мордашке друга выглядел свежим. Симона беспокоилась сильнее обычного. Головная боль снова вернулась. Кошмар продолжался, и Том вдруг ощутил желание схватить Мёрфи за шиворот и выбить из него признание силой. Как мог родной отец быть настолько жестоким, чтобы поднимать руку на своего ребёнка?
– Мистер МакГрат … Мне вам задать вопрос в третий раз? – миссис Кауфман сдула несуществующую пылинку со своей кофты и, проследив за ее мнимым полетом, уставилась на Тома поверх прозрачных очков-половинок.
– А? – очнулся Том.
– Я спрашиваю, сколько будет семью шесть?
– Сорок два… – плоско отозвался Том, – Сорок два это натуральное число между 41 и 43, оно является чётным двузначным числом. Сумма цифр этого числа равняется шести, произведение – восьми. Квадрат числа сорок два – одна тысяча семьсот шестьдесят четыре, это – пятое число Каталана. Так же известно, что сорок два – четвёртое меандровое число и седьмое открытое меандровое число. Сорок два – максимальное число кусков, на которые можно разрезать куб шестью плоскостями.
Том выдал краткую математическую справку, но учительница, предупреждённая об особых способностях, прервала его пламенную речь одним движением руки.
– Мистер МакГрат, достаточно, – учительница строго посмотрела на мальчика, – не отвлекайтесь больше, пожалуйста. И задержитесь после урока, мне нужно с вами поговорить.
И это только второй день. Том окончательно скис, растягиваясь на парте. Впрочем, миссис Кауфман была не единственная, кто сейчас смотрел на него с недоумением. Поглазеть обернулся весь класс, примерно двадцать пар глаз – все смотрели на Тома как на экспонат в музее. Все, кроме Билла. Тот выглядел скорее обеспокоенным или взволнованным.
Том отвернулся от него, продолжая яростно рисовать каракули в своей тетради. Что за дурацкий день! Он решил для себя, что поймает приятеля на большой перемене и уж тогда ему не отвертеться от допроса.
Дурацкая математика, за ней дурацкий английский и не менее дурацкая литература. Все они тянулись бесконечно долго. Билл упорно делал вид, что не замечает взглядов. Он сидел через проход и грыз кончик ручки, задумчиво записывая что-то с доски и периодически мечтательно вырисовывая в тетради рисунки, то и дело болезненно прикасаясь к лицу и прикрывая свою синюю щеку тонкой ладонью.
Как назло, все три маленькие переменки до обеда он скрывался в неизвестном направлении со скоростью ветра, будто бы избегая всякого общения и любых вопросов. Уроки заканчивались в два сорок пять – это было регулярное расписание на каждый день. Перемены длились не больше пяти-десяти минут и вокруг всегда находилось слишком много народу для того, чтобы поговорить без свидетелей.
Том в этот день попал под раздачу: сначала стайка хихикающих девочек, его одноклассниц, подошла к нему познакомиться. Потом он пролил на себя бутылочку с соком и пошел в туалет отмываться, убив на это все время. А под конец он и вовсе был оставлен после уроков руководителем группы. Миссис Кауфман посмотрела на ребят, покидающих класс, и остановила взгляд на Томе, когда тот пытался улизнуть, пробираясь мимо парт к выходу. Он слишком поздно понял свой прокол – двигался чересчур шумно и быстро, чтобы остаться незамеченным.
– Мистер МакГрат, когда я прошу остаться, значит, надо остаться, – миссис Кауфман строго указала на стул.
Том с сожалением проводил взглядом спины одноклассников, спешащих на школьный автобус, на занятия продленного дня или к своим родителям. Всклокоченный и чёрный затылок Билла мелькнул последним. Друг обернулся по пути:
– Я тебя в машине подожду, – одними губами прошептал он и тут же поспешил скрыться.
Это был день, когда Гордон вызвался забрать их обоих из школы – Билл обмолвился как-то, что он часто делал это. Тому совершенно не хотелось видеть этого маньяка, который избивал своего сына как бифштекс в мясной лавке, но делать, похоже, было нечего, Симона велела не сопротивляться.
Том страдальчески обернулся и поплёлся обратно. Он мрачно сел на стул перед учительницей, опуская пониже кепку.
– Мистер МакГрат. Я, конечно, наслышана от директора о ваших необычных талантах… Вы не могли бы снять головной убор, когда я с вами разговариваю?
Том послушался и стащил свой козырек.
– Впредь, будьте осторожны, не думаю, что в классе дети воспримут положительно подобный выдающийся уровень знаний. Мы не можем вас отправить сразу в пятый класс – это будет нарушением всех правил. По правде, вы их и так нарушаете, пребывая на третьем году обучения в возрасте всего лишь семи лет. Вы это понимаете?
– Понимаю, – бодро согласился Том. Это был далеко не первый разговор такого характера.
– Ну, тогда я вас попрошу просто делать то, что делают все дети. Быть внимательным на уроке. Записывать весь материал, – строго отчитывала его миссис Кауфман. – И, собственно, ради чего я и веду весь этот разговор, на третьей неделе у нас назревает городское соревнование по математике. Я могу выдвинуть вашу кандидатуру от своего класса? – наконец, закончила она, вопросительно глядя на мальчика.
– Я думаю, можете. Только есть одна проблема: когда я выйду победителем среди старшей школы, я боюсь, косо смотреть на меня будут не только мои одноклассники. А это автоматически перечеркивает смысл вашей предыдущей просьбы, где мне было сказано не выпендриваться, – невинно сказал Том и повертел в руках кепку.
Миссис Кауфман ответ оценила: её рот немного приоткрылся от такого заявления.
– Но записать, конечно, можно… Я постараюсь наделать несколько типичных для третьеклассника ошибок, чтобы не казаться слишком умным, – обнадежил Том женщину.
– Да… Полагаю… Можете, – только и смогла пробормотать миссис Кауфман, не в состоянии сказать что-то более разумное.
– Тогда я согласен. Я могу идти? Меня друг ждет.
Миссис Кауфман кивнула, сдвигая очки на кончик носа.
– Всего доброго, – Том пулей вылетел из класса, включив третью космическую скорость и оставив учительницу в гордом одиночестве.
Билл и Гордон ждали его в машине, в полной, как и ожидалось, тишине. Билл сидел, отвернувшись к окну и поставив ногу на сиденье машины.
– Кроссовок с обивки снял! – рявкнул Гордон, сверкнув глазами в зеркальце заднего вида.
– Добрый день, – холодно поздоровался Том, занимая место рядом с Биллом.
Тот послушно сделал, что ему сказали, опуская ногу и зачем-то пододвигаясь ближе к Тому. Получилось это у него скорее на автомате и парню пришлось немного тесниться, упираясь в острый локоть своего одноклассника всю дорогу, которая прошла в абсолютном молчании.
Точно так же, в абсолютной тишине, они провели часы за математикой дома у Билла. И точно так же съели обед, который Симона вчера наскоро приготовила с расчётом на обоих детей, как они с Гордоном и условились. У них наметилось что-то вроде разделения обязанностей: Симона готовила для мальчиков, а Гордон забирал из школы и присматривал за ними до её прихода.
Но Том не мог сосредоточиться ни на математике, ни на обеде – он всё караулил момент, чтобы поговорить с Биллом. В очередной раз. Он едва не вскричал от восторга, когда хлопнула задняя дверь и мистер Мёрфи известил:
– Я пошел стричь газон! Чтобы все уроки были сделаны, когда я вернусь. И без фокусов!
Как только дверь закрылась за его спиной, Билл в мгновение ока был притянут за шиворот так, что его глаза оказались в сантиметре от носа Тома. Тайлера не было дома – он учился в средней школе, в совершенно в другом здании, и домой приезжал не раньше четырёх, на машине со своими приятелями.
– Билл, почему ты молчишь о том, что этот болван бьёт тебя? – тихо прошипел Том ему в ухо.
Билл обреченно отложил ручку и учебник по математике.
– Том, он – мой отец, понимаешь? И я … люблю его, каким бы он ни был, – Билл вздохнул. – У меня нет другого выхода.
– Билл, есть! Анонимные службы, социальные работники, да что угодно! Такое нельзя допускать!
– Том… ты будешь моей анонимной службой, хорошо? Когда я с тобой, я не думаю об этом. Поэтому, пожалуйста, давай оставим эту тему. Об этом никто не должен знать, кроме … нас, – его голос стих под конец фразы, но взгляда он не отвёл.
Эти большие, грустные, карие глаза так пронзительно и проникновенно смотрели на Тома, что язык как-то сам собой завязался в узел. Слишком уж в последнее время много накапливалось тем, о которых никто не должен догадываться. Тёплые пальцы скользнули вниз по руке Тома доходя до сгиба локтя. Билл словно умолял друга оставить его в покое. Кулак мальчика разжался сам собой, выпуская серую футболку и позволяя объекту допроса отстраниться.
– Ты не знаешь, что делаешь, Билл, – буркнул Том, хотя уже и вполовину не так решительно, как до того.
– Том… Ты ведь любишь своего отца? Даже не смотря на то, что он ушёл от вас или просто делся неизвестно куда?
Том нехотя кивнул. Билл повёл плечом.
– Вот видишь. Родителей не выбирают, это то, что Тайлер мне однажды сказал. Единственная мудрая вещь, которую я от него услышал. В тот день, когда мама ушла от нас к другой семье.
– Так почему вы не выберете ту семью, где родители не бьют своих детей? Почему не уедешь к матери?
Билл моргнул, немного дёрнувшись от этого движения.
– Мой дом здесь. Моя школа здесь. Я с рождения живу здесь, и мне не из чего выбирать. Вдобавок, отцу нужна наша помощь, он не сможет жить один!
Он звучал так удивительно по-взрослому сейчас, что Тому даже стало не по себе. Как можно так рассуждать о человеке, который лупит тебя и не уважает твои интересы? Он гневно отвернулся от друга, заглядывая в свою тетрадку, где за пятнадцать минут так и не написал ни единой строчки. Клеточки расплывались перед глазами, сливаясь в одно мутное чернильное пятно.
– Мягкость твоя вторая натура, Мёрфи. Ты посмотри на своё лицо! – заканчивая ворчать, сказал Том, без толку глядя на примеры в учебнике.
– Это все пройдёт. Та машинка действительно была ему дорога. Я знал, что не стоило этого делать.
Том хмыкнул. Машинки. Он не помнил ничего ни про какие машинки.
– У меня этот момент вылетел из головы. Как тогда в лесу. Я ещё не говорил тебе.
Карие глаза чуть прищурились и печально опустились.
– Ты опять забыл? И про рисунки?
– Какие рисунки? – Том удивленно посмотрел на друга.
– Те, которые … В общем, не важно. Загляни в свой дневник, – что-то неопределённое мелькнуло в глазах соседского мальчишки, когда он поспешил сменить тему.
Том посмотрел в книгу. А ведь действительно, его дневник. Он был так напуган второй вспышкой, что совершенно забыл о нём! Надо вернуться к этой мысли и сделать вечером пару записей, а может, попытаться вспомнить что-нибудь.
В понедельник вечером Симона не давала ему писать. Она велела сыну не напрягать глаза и не слишком выкладываться в школе. В ту ночь Том отошел в туалет и видел, как из-под её двери пробивался свет. Тихий голос матери доносился из комнаты, она снова звонила Брайтману, чтобы тот утешил её своими психоневрологическими теориями.
По счастью, тащиться в Сиэттл не пришлось, всё закончилось на том, что миссис МакГрат просто велела сыну не напрягать голову. Было так сложно не знать, что это за чёртовы пробелы и как нужно их избегать. Будто куски жизни просто с мясом вырывали из головы, не спрашивая никакого разрешения. Это как провалиться в темный колодец – просто раз! – и ничего нет.
Это безумно раздражало. Впрочем, Билл был прав, стоило заглянуть в дневник.
– У меня не получается второй пример, ты поможешь мне? – вырвал Тома из неприятных размышлений тихий голос.
– Дай сюда свою тетрадь, – вздохнул мальчик, подъезжая к другу на своем стуле. – Ты вот тут в умножении ошибся, сегодняшняя тема. Эх ты, – он аккуратно перечеркнул карандашиком неверный ответ во втором действии. – Не напряжешься тут с тобой.
– И правда… Вот видишь, социальная служба помогла! – Билл засмеялся, заставляя Тома улыбнуться против воли.
– Очень смешно, – отозвался Том и отвернулся в сторону. Голос его не прозвучал и вполовину так сурово, как хотелось бы.
– Ну ты же улыбаешься, – Билл нагнулся, нарочно заглядывая ему в лицо.
– Отстань, – Том отвернулся от него к другой стене.
– Я всё понял… – Билл продолжал лукаво щуриться. – Том мне правда приятно, что ты беспокоишься, – он ткнул друга кончиком ручки под рёбра, заставляя того подпрыгнуть от такой неслыханной наглости. – Но я обещаю тебе, всё будет хорошо. Мы просто больше не будем делать глупости.
Том покосился на него. Ему почему-то хотелось сказать на это только: «Свежо предание…»
Он попытался игнорировать слегка болезненную из-за побоев улыбку Билла. Взяв ручку, он принялся отчаянно выписывать в своей тетради постылое задание по математике.
========== 1996 год, 17 сентября, вторник. Две недели спустя. ==========
I can never leave yesterday
Lookin back at something, far away
I am half the man I used to be
There´s a shadow over me
I am sorry, for not giving
I can never let go
There´s no way out
There´s no second chance
I can never let you go
(Liam Espinosa – What About Yesterday)
Так, в неизвестности прошли ещё две недели. С началом школы осталось меньше времени на тяжёлые мысли и занятие всякой ерундой. Время шло, а Том почти не замечал его бега. Как и ожидалось, учеба давалась ему легко, он прекрасно успевал сделать всё и вовремя. Большую часть времени приходилось заниматься повторным втолковыванием Биллу некоторых тем, в которых тот пока не разбирался.
Так уж вышло, что в новом классе Мёрфи пока оставался Тому единственным другом – ровно как и наоборот. Мальчишки сидели рядом на уроке и на обеде, жуя одинаковые сэндвичи, которые готовила Симона. Потом торчали дома, за одинаковым домашним заданием, за играми, которые они придумывали, если оставалось свободное время.
Том порой невольно ловил себя на мысли, будто Билл был в его жизни всегда. У Симоны даже появился новый предмет для шуток. Раньше она всегда говорила, что ее сын совершенно не социальный, угрюмый и избегающий людей ребёнок. А теперь она просто молилась о том, чтобы мальчишки помолчали хоть немного на заднем сидении машины, если ей выпадала честь забрать их из школы, когда Гордон был занят.
– Ты жулик! – Том возмущенно хлопал Билла по козырьку кепки, когда тот со смехом прижимал его большой палец к своему кулаку. В игре в пальчики Биллу не было равных, он был шустрый, как кошка.
