сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 54 страниц)
Он без сознания, бесполезно его сейчас спрашивать. Оставляю его пока в покое, не сводя с него глаз. Самое время проверить оружие… Странно, что нас пока не хватились, интересно, сколько времени мы тут развлекаемся? И где же Эшли все-таки, ебан*врот, куда она съ*бнула? Хотя, наверное, это к лучшему, она не видела всего этого и не увидит то, что будет дальше. Оглядываясь вокруг в поиске подходящей мебели, примечаю чудом уцелевший в этой разрухе стул. Хотя о чем это я, стулья в Эрудиции невозможно разломать, проверено лично.
Подтаскиваю то, что раньше было Сэмом, а теперь просто отбитый кусок плоти, к мебели, и бросив ублюдка на него, надежно привязываю валяющимися тут повсюду пластиковыми трубками. А он уже в себя приходит. Надо же как вовремя, всегда бы так!
— Ну и что ты решил, Сэм? Еще будем плавать или расскажешь мне?
— Я тебе никогда не расскажу, — шепчет он разбитыми кровоточащими губами, — Ты все равно меня убьешь, так и мучайся в неведении, уродец. Тебе никогда не стать нормальным человеком, это ведь моя программа моделирования сделала тебя таким. Так что, вы с Эшли оба мои детища. Даже если вы не родные по крови. Ты всегда будешь монстром, а она будет мучиться с тобой, потому что она тебя любит, а ты ее полюбить никогда не сможешь.
— Не убивай его пока, Эрик.
О, Эшли вышла. Понравится ей это зрелище, интересно? И что значит «не убивай»?
— Это я была там. Это по мне он стрелял ракетами. Это он меня держал здесь, ставил надо мной опыты. Я всей душой желаю, чтобы он умер в страшных мучениях. Я хочу их видеть, Эрик.
— Уверена? Это не самое приятное зрелище.
— Я не боюсь крови.
— Это — я знаю. Не самое приятное зрелище — страдания человека.
— Это не человек, — тихо отвечает мне она. — Это монстр.
— Так же как и твой дружок, Эшли, — издевательским тоном тянет Сэм, явно не веря, что с ним могут сделать что-то плохое и веря в свою неуязвимость. — Он всю жизнь был монстром, я просто ускорил процесс, не думай, что если моделирование прервано, он станет каким-то другим, он просто…
Пара мощных ударов прервала словесный поток этого урода. Без лишних слов, быстрыми и резким движением, чтобы никто ничего не успел понять, я хватаю его за нижнюю челюсть и дергаю что есть силы так, что она хрустнув, безвольно повисла на одной коже. Вот попробуй теперь с отломанной челюстью выливать свое словесное говно, п*здобл*дский х*есос!
Сэм сдавленно замычал, пытаясь справиться с болью, на глаза у него выступили слезы и он умоляюще посмотрел на Эшли. Она побледнела, но взгляда не отвела. Ясно. Значит, будет смотреть.
— Знаешь сколько костей в организме человека, Сэм? Знаешь? Наверняка знаешь. Так вот. Я не буду тебе ничего ломать. Я просто прострелю тебе руки и ноги, чтобы ты в полной мере почувствовал, что ощущали люди на том полигоне, который ты разбомбил, когда у них заживо отрывало конечности, разрывало плоть и они умирали, не имея возможности спастись. Это будет справедливая смерть, Сэм. Хоть и неприятная для тебя.
Сэм, глядя как я достаю пистолет, мотает головой, но это причиняет ему страшную боль и он только с ужасом таращится на оружие и издает нечленораздельные звуки. Первая пуля превратила в кашу его стопу, вырвав у него первый, полный мучительной боли, крик.
— Так страдали те люди, у которых не стало лодыжки, Сэм. А так - те, у которых не стало ноги выше колена, — говорю я ему, простреливая коленную чашечку. Орел разносит конечноть почти подчистую, оставляя на месте выстрела оголенную кость, ошметки плоти и смешанную с одежной кожу, свисающую клочьями. Со второй ногой я проделал то же самое.
— Они страдали там, Сэм. Они ползали в ужасе, рядом с ними рвались снаряды, они знали, что сейчас умрут, потому что ты не оставил им никакой надежды. Что ты сейчас чувствуешь, Сэм? Думал — в Эрудиции ты в полной безопасности и можешь вершить судьбы людей как хочешь? Ты ведь не предполагал, что я смогу справиться со своим моделированием и приду сюда по твою душу, так ведь? О, не трудись, ничего не надо говорить.
Увлекшись, я как-то забыл, что на нас смотрит Эшли все это время. Немного повернув голову, я бросаю на нее короткий взгляд. На ее лице застыла восковая маска, как будто она равнодушна, но я-то знаю, что она просто-напросто загнала все чувства подальше и поглубже. Она слишком открытая, слишком вся на виду. Она стоит вся белая, кажется, сейчас опять будет блевать. Но она держится. Вот и ладушки.
— Эшли, я могу убить его пятью разными способами, но, может, ты сама хочешь? Ты ему даже сможешь посоветовать быть храбрым, если посчитаешь, что он этого достоин. Так как Эшли, завалишь урода или можно я его убью уже?
— Подожди Эрик. Дай мне.
Как механическая кукла, больше всего сейчас напоминающая мраморную статую, она подходит ко мне и вынимает у меня из руки пистолет, так же осторожно, как тогда, на крыше, когда вынула у меня из пальцев сигарету. Все ее движения неторопливые, будто я дикий зверь, а она пытается со мной договориться. Она не боится, а опасается и мне это не нравится.
— Сама справишься? Удержишь? — она кивает, а я пристально на нее глядя, отхожу в сторону, гадая, что же она будет делать дальше.
Она расставляет ноги, чтобы принять более устойчивое положение. Сэм все еще в сознании и уже довольно давно стонет на одной ноте, что ужасно раздражает. Эшли наставляет на него оружие. Выстрел не заставил себя ждать, а кисть Сэма превратилась в месиво.
— У меня друзья были на том полигоне, Сэм. Те с которыми я делила свою жизнь, те кто закрывали меня от пуль, не давали мне уйти в свое горе. Те, кто помогал мне выжить. А ты их всех уничтожил, ублюдок. Я бы заживо расчленила тебя деревянной пилой, но думаю пистолет тебе объяснит что они чувствовали доходчивее.
Она стреляет снова и на этот раз руку Сэму отрывает до предплечья.
— Там были Колин, Девид, Кристина… которых больше нет. Они никогда не полюбят, не смогут вырастить своих детей и все для чего? Чтобы ты мог создать свою армию и всех держать в страхе? Ты ублюдочный м*дак, Сэм и если бы у тебя было несколько жизней, я бы не пожалела своей одной, чтобы лишить тебя их всех! — снова выстрел, на этот раз другая рука превратилась в кашу. — Ненавижу тебя урод, НЕНАВИЖУ! — почти рычит Кроша, но Сэм уже без сознания от потери крови. Она выпускает в него все пули, что были в магазине, пистолет тяжелый, отдача сильная, но какие-то иррациональные силы придают ей устойчивости. Тело Сэма дергается и одна из последних пуль разносит его голову, навеки прекращая его существование. А Кроша все нажимает и нажимает на курок, хотя патроны давно уже закончились.
Я понимаю, что ее боль требует выхода, и не сразу отнимаю у нее оружие, что было ошибкой, потому что разогревшись, пистолет обжигает ей руки, а она даже не замечает. Я мягко забираю его у Эшли, притягивая к себе ее маленькое, сотрясаемое в эмоциях тело. Ну же, девочка, успокойся, ты отомщена, нет больше этого ублюдочного уеб*на! Она вся в грязи и чужой крови, в ссадинах и гематомах. Ладошки горят, от соприкосновения с горячим стволом… Ох, девочка, все, все уже кончилось!
POV Эшли
Командирский пистолет приятно тяжелит руку. Он такой же родной мне, как мужчина обнимающий меня, чьи руки поверх моих обхватывают красивое оружие, чей тихий голос, с едва различимой хрипотцой шепчет мне в ухо, чьи губы невероятно нежно касаются меня. Если закрыть глаза, можно подумать, что нет вокруг пары десятков трупов, передо мной не стоит на коленях изуродованный человек, который хотел убить моего ребенка, его кровь не заливает пол разгромленной оранжереи и это не я хочу, жажду, впитываю в себя до капли сознание того, что этот человек сейчас умрет от моего выстрела. Все это так не похоже на нормальную жизнь…
Когда грудь перестала ходить ходуном от безудержного смеха, пришло какое-то тяжелое отупение. Я сижу в вентиляции и не могу сообразить, что вообще произошло. В голове теснятся картинки, сменяя одна другую, то алый цветок на груди, пистолет направленный в грудь, патрульный, вставляющий патрон и направляющий оружие на моего мужчину, осознание того, что если ничего не сделать, будет катастрофа, ярко серебряные глаза с поволокой, нежно шепчущие губы о поцелуе… Он понял, что меня не убьют, а на себя он забил. Как он мог? Он что вообще ничего не соображает, не понимает?
Я не знаю как дальше жить. До меня долетают некоторые слова Сэма, он говорит ужасные вещи. Эрик никогда не сможет стать нормальным человеком. Моделирование изменило его, он не способен на обычные человеческие эмоции. Мне лично на это плевать абсолютно. Я знаю, каким он может быть, знаю его со всех сторон, и его светлой стороны мне достаточно, чтобы терпеть все остальное. Но маленькому человечку, который появится совсем скоро не объяснишь про моделирование и прочее. Он увидит тех демонов, что рвут душу моего мужчины, своего отца и ничто не залечит эту рану. Я слышу Сэма, смотрю на него и понимаю, что я знаю это лучше, кого бы то ни было. Я знаю, что значит иметь любящего отца, и теперь знаю каково это — иметь отца-демона во плоти. Я не хочу, чтобы однажды наш сын стоял перед изуродованным Эриком и целился в него из пистолета. А ведь все к тому идет. Даже если Эрик примет этого ребенка, сможет ли он полюбить его так, как меня любил пусть даже и не родной отец. Даже если человеческие инстинкты возьмут верх, Эрик никогда не привяжется к нему, не пустит в свое сердце, всегда будет держать на расстоянии.
Первым порывом было убежать, сейчас же. Мы не сможем быть вместе. Я уже даже полезла по вентиляции, и была на полпути на следующий этаж, когда подумала, что сбегаю, как трусиха. Что бросила Эрика там одного, с Сэмом, и пусть подмога совсем близко, а Эрик сам прекрасно справляется, я не имею права бросать его в трудную минуту.
Мне надо разобраться во всем спокойно. Надо обо всем подумать, разложить по полочкам в голове. Эрик ни разу за все время, что я его знаю, не дал мне понять, что я нужна ему. Да, несомненно, он был нежен во время секса, он доставлял мне неимоверное удовольствие, но… Этим все и ограничивается. Это означает лишь то, что он хочет меня. Так сильно хочет, что готов затолкать поглубже свой поганый характер и открыться мне на время. Но потом, он, будто бы, жалеет о том, что произошло, будто он чувствует, что дал слабину и старается всеми возможными способами доказать и показать мне, что ничего особенного не произошло, что он такой же сукин сын, что и пару часов назад. В отношениях, построенных на хорошем, я бы даже сказала отличном, сексе невозможно растить детей. Ничего у нас не получится. Я люблю его. А он меня никогда не сможет полюбить, пока он хочет меня, пока не пресытился, он готов будет усмирять своих демонов, а дальше?
Эрик мучил Сэма и мне нравилось, что ублюдочный мудак, который хотел забрать моего ребенка физически мучается, потому что душевные муки ему не ведомы. Но человек, который делает с ним все это… Мой любимый мужчина, чьи руки сводят меня с ума, когда дотрагиваются до моей обнаженной кожи, в чьих серебряных глазах я тону, сгорая от страсти, делает то, что никак не вяжется с нормальной жизнью. Я всматриваюсь внимательно, очень внимательно и не вижу того монстра, что убивал Джека Кана на пленке, или того истязателя, который пытал изгоя тогда, после сафари. Сейчас этот человек не упивается смертью, он сейчас больше похож на мстителя, жестокого, сильного, мощного, но это убийство не удовольствие для него, а тяжелая работа. И все-таки… Назвать этого человека нормальным я не могу. Человек, который проделывает такое с другим человеком, который может это сделать, уже переступил какую-то грань, отделяющую нормальную жизнь от не нормальной.
И самое главное, бесполезно Эрику что-то объяснять. Он все равно не поймет. Он всегда уверен в своей правоте, в своих действиях, он в своем поведении видит только смелость, решительность, жестокость для него норма жизни, а кровь, боль и смерть его лучшие друзья. И он не понимает, как может быть по-другому. И если я попытаюсь объяснить ему это, он просто не поймет. Скажет, что я струсила, что сдалась без борьбы… Знал бы ты, как тяжело мне от тебя отказаться. Как я хочу быть с тобой, чувствовать тебя, осязать, передавать тебе по цепочке всю нежность и заботу, что у меня есть, как я люблю тебя, и готова тебя любить любого, каким бы ты ни был, я жизнь отдам за тебя, дышать перестану, лишь бы ты жил. Но когда все это закончится и ты будешь в безопасности, когда не будет угрозы твоей жизни, я не смогу быть с тобой. Ты этого не поймешь, я знаю. Но я просто не могу.
Голова Сэма разлетается, разбрызгивая вокруг пуски плоти, кровавые ошметки, мерзкая рана, со стекающей тяжелыми каплями крови, застревающей на остатках волос, осколках костей, то что осталось вместо ублюдочного лица все это заваливается на бок, кровь его оседает на моих руках и одежде. Но мне уже все равно.
Эрик забирает у меня пистолет, нежно и мимолетно погладив мою руку большим пальцем, отходит к прибывшему Итону, меня окружают бесстрашные, какие-то лица вокруг… Неожиданно среди хаоса я вдруг вижу хмурого Дина, который вместо радости говорит мне что-то строгое, я очень рада его видеть, но мне надо, просто жизненно необходимо остаться одной. Никого не видеть, не слышать. Мне надо подумать, понять, как со всем этим жить.
_________________________________
========== «Глава 30» ==========
_____________________________
POV Эрик
Бесстрашные, во главе с Фором, вваливаются в развороченную оранжерею в тот самый момент, когда выстрел разнес башку Сэма и прекратил его страдания. Не прошло и года, что называется. Я забираю у Эшли пистолет, иду к Фору, надо же узнать, как у них все прошло. Бесстрашные окружают Эшли, косятся на обезглавленного Сэма, какого-то мальца стало тошнить. Мда, понабрали детей в армию, бл*дь.
Фор отправляет отряд прочесать всю Эрудицию, на предмет оставшихся патрульных изгоев, стараться брать в плен, теперь уже, когда нет Сэма, может, они смогут быть с нами, если захотят. Итон рассказывает мне, как прошла атака, сколько потерь. Что многие выжившие изгои взяты, ждут решения по их вопросу, все люди идут сюда. Вижу Дина, он подходит ко мне, жмет мне руку, говорит, что у них все получилось. Животных они отпустили, но они уходить не стали, так у стены и стоят. Стену включили, Мелисса выпросила оставить несколько животных для изучения — главаря и особь с детенышем. Их ведут сюда, остальные за стеной, рано или поздно разойдутся.
Дин отходит к Эшли, осматривает ее, хмурится. Нам с Эшли надо бы поговорить обо всем об этом. Райн и Сэм наговорили много лишнего и того, чего не было. Слышала ли она, как поняла? И вообще, я хочу забрать ее отсюда. Мы поедем восстанавливать «Яму», там наш дом. А тут пусть Дин распоряжается, он будет хорошим лидером.
Говорю Фору, чтобы он скоординировал всех, кто будет приходить и отправлял всех наших в Бесстрашие. Там ведь пострадала только «Яма» и столовая в основном, жилой корпус разрушен только наполовину, а нас осталось мало, так что места должно хватить. Будем все восстанавливать потихоньку.
Направляюсь к Эшли, но она отделяется от группы бесстрашных и идет к выходу. Я иду за ней. Что она задумала?
— Эшли! Эшли, подожди!
— Уходи, Эрик!
— Эшли, стой! Эшли! Твою мать, что ты устраиваешь опять!!!
Но она бежит по коридору, не слушая и удаляясь. Я иду за ней, мне надо с ней поговорить, в конце концов. Что это еще за детский сад? Я что, по всей Эрудиции должен за ней бегать? Она забегает в свою комнату, запирается. Вот дурочка!
— Эшли, открой мне. Ты что изображаешь? Это из-за Райна? Или из-за Сэма? Жалеешь, что подонки сдохли?
— Нет, это из-за того, что ты все время говоришь мне всякую х*йню! Вот как сейчас, например!
— Нам надо поговорить!
— Я не хочу говорить!
— Кого волнует, что ты хочешь? Нам надо все обсудить, я все равно не уйду отсюда.
— Ну и стой под дверью! Наглый и самовлюбленный засранец! Кто дал тебе право играть моими чувствами?
— Это ты вечно играешь со мной!!! То люблю, то ненавижу! Открой мне, сейчас же! Или я вышибу к чертям эту дверь!!!
С ноги выбиваю дверь и она бабахает о стену, отлетая от нее обратно. Я захожу, а она смотрит на меня неодобрительно, сложив руки на груди, качает головой. И чего она так злится? У нас ведь все получилось!
— Я иду в ванну, и чтобы когда я вышла, тут не было ни тебя, ни твоей раздутой напыщенности. Тем более, что тебя не волнует, что я хочу.
— Я не это имел ввиду, почему ты такая упрямая?
— В любом случае, если уж разговаривать, то хотя бы умытой. Я вся в копоти и крови, как видишь. И нечего так нагло ухмыляться, — разворачивается и идет в ванну, - вам, мужикам, только бы командовать.
— И все-таки я останусь. Нам надо кое-что обсудить.
Эшли пожав плечами исчезает в ванной. Я снимаю куртку, бросаю на стул, опускаюсь в кресло. Черт, как же я устал, не вырубиться бы. Веки совсем отяжелели и я все-таки уснул бы, наверное, если бы не страшный грохот из ванны. Черт, что еще случилось? Сна как ни бывало. Адреналин выталкивает меня из кресла, дергаю на себя дверь ванной комнаты. Блядь, она еще и закрылась. Ну что за…
— Эшли, что у тебя случилось? Что за грохот?
— Я упала.
— Открой мне!
— Я не могу.
— Что за нах*й? Это еще почему?
— Я ногу подвернула. И на меня зеркало упало.
— Черт.
