сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)
Чьи-то сильные руки отрывают меня от девушки, а я не могу ее выпустить. Ее отдирают от меня, а мой взгляд прикован к ее распростертому телу с аккуратной дырочкой во лбу. Меня куда-то оттаскивают, я вырываюсь, хочу еще раз обнять ее, не могу ее отпустить. Изо всех сил стремлюсь к ней, никакие и ничьи руки не могут удержать меня. Слышу чей-то вой, и не сразу понимаю, что это я издаю такие звуки.
Чувствую обжигающе сильную боль от впившийся в плечо иглы. Последнее, что успеваю подумать, я умер сегодня, вместе с ней.
End of Flashback
Я тогда просто перестал сопротивляться. Это сейчас я понимаю, что Джанин контролировала меня через симуляционный передатчик, но тогда я этого не знал. Все хорошее, что было во мне умерло в тот день окончательно. До этого Джанин всеми доступными способами старалась лишить меня человечности, делая из меня послушного робота, но она добилась если не противоположного, то странного эффекта. Она вырастила монстра и человека ненавидящего все. Мое подсознание безотчетно разделилось, не желая принимать то, что из меня лепила эрудитка, я возненавидел всех живых только за то, что они живы, а Салли нет. И у меня появилась одержимость не отдавать смерти больше никого. Попадая в бой, мой внутренний зверь засыпал, растворялся, уходил, уж не знаю, что там с ним было, но в бою я снова становился человеком и точно знал, те кто со мной бок о бок встречаются со смертью не должны ей сдаваться, ни за что! Под напором сильных эмоций, адреналина, зверь отступал оставляя то, что от меня осталось. Так и боролись во мне две эти сущности, пока зверь не набрал силу и мощь и не стал прорываться, пугая своими действиями всех вокруг, в том числе и Джанин. Вот тогда она и поняла, что ей никогда не удастся контролировать ни меня, ни зверя. Что рано или поздно зверь убьет ее, и поэтому надо от него избавиться. Ну и, конечно, от меня заодно.
Несмотря на то, что все разлеглись, места хватило с лихвой, так что у меня отдельная комната. Но сон так и не идет. Проворочавшись пару часов, решил выйти на воздух покурить, может поможет. Проходя мимо комнаты Мартина, я увидел слабое, голубоватое мерцание. Не спит, значит, Мартин. Заглянув к нему, я вижу мерцающий монитор компьютера и спину Итона, склонившегося над ним. Краем глаза отмечаю на мониторе человека в белой комнате, всего в крови, на руках которого лежит девушка и не сразу понимаю, что это тот самый ролик, со смертью Салли. Черт, Джанин и это снимала, сука. Нравилось ей что ли, пересматривать как умирают люди по ее приказу?
Разворачиваюсь и быстро ухожу из помещения. Невозможно переживать это еще и на экране, мне хватает пейзажа и своих кошмаров… Никак не могу вытряхнуть сигарету из пачки. Да что же это такое…
Выпуская дым в воздух и чувствуя легкое головокружение, которое слегка притупляет растревоженные мысли, я не сразу замечаю рядом с собой Итона. Посмотрев на него, я отвернулся. Сейчас начнется опять «я тебе никогда не прощу…»
— Эрик, дай сигарету.
Да, пожалуйста, мне не жалко. Нахрена только начинать курить под тридцатник? Итон прикуривает, затягивается. Не закашлялся. Значит не сейчас он начал.
— Давно куришь?
— Стараюсь не курить. Не всегда получается.
— Ясно.
Стоим, каждый перебирает свои мысли, сизый дым в ночной тиши долго не растворяется в воздухе, белесой пеленой окутывает нас, словно туманом.
— Я не знал. Я думал, что ты ее убил. — Итон привалился к дереву, на которое уже облокотился я. Наши плечи почти соприкасаются. На меня навалилась такая усталость, что не осталось места ничему, даже привычному раздражению.
— Я понял.
— Долго не мог тебе простить. У нас с ней не было ничего, но… Она любила тебя. Этого я тоже не мог тебе простить.
— Мне казалось ты любишь блондинку. — киваю на тонкую повязку на его правой руке, — ты женился, я смотрю? Поздравляю.
— Спасибо. Сейчас да, я люблю Трис. Но тогда… Салли казалась мне… Ты был ее не достоин.
— А ты, стало быть, был ее достоин?
— Я был моложе. Я не знаю…
— Что бы ты там ни думал, я не идиот, Итон. И все я понял. Даже готов был отдать ее тебе, лишь бы она была жива. Я наговорил ей гадостей, думал, она к тебе придет за утешением и ты спасешь ее, потому что я не мог.
— Я этого не знал. Я думал, что ты ее сдал Джанин. И убил потом.
— Ну ясен пень, по-другому ты и не подумал бы.
Какое-то время опять молчание. Ночь темная и тихая, воздух густой и влажный, кажется что его можно потрогать рукой, зачерпнуть и пить, как из источника. Сигареты выкурены, окурки затоптаны, а мы все стоим, привалившись к дереву, плечом к плечу и молчим.
— Слушай, — Итон трет затылок, будто он у него ноет, — ты урод и сукин сын, конечно. Но я помню. Я все помню, Эрик. Я помню наши рейды, я помню, как однажды, ты откопал меня из-под обломков рухнувшего здания, как ты искал меня, когда остальные забили уже, думая, что выживших нет. Я гнал от себя эти мысли, потому что у меня не укладывалось в голове, как человек может быть сволочью и нормальным парнем одновременно.
— Итон, тебе не обязательно все это мне говорить сейчас…
— Подожди, Эрик. Мне самому паскудно. Я, когда увидел… Я бы не смог такое пережить…
— Ты удивишься, что можно пережить после опытов Джанин.
— Я был подопытным Джанин. Она ввела в меня какую-то свою новую разработку… Несмотря на дивергенцию, я был в моделировании и чуть не убил Трис. Она меня разбудила, и когда я очнулся, мой пистолет был приставлен к ее лбу… Я мог ее убить и ничего не мог с этим поделать. Я думал, что друзья — это враги и наоборот. У меня в голове все как будто перемешалось, при этом я все помню и знаю, что я все делал осознанно. Это страшно…
Я не знаю, что на это сказать. Мое моделирование не было похоже на современное, за которое отвечает программа. Моя программа сидела прямо у меня в голове, пытаясь медленно, но верно изменить мою личность.
— Я вообще не знал, что я под моделированием был все это время. — голова совсем разболелась и пульсировала почти не переставая. — Я думал, что я такой и есть. Хотя теперь я даже и не знаю, какой я есть. Я знаю только одно, суки Джанин больше нет, а дело ее живет. Во мне, в лидерстве Сэма… Это надо прекратить.
Достаю пачку, протягиваю Итону.
— Будешь? — он вытягивает выбитую сигарету, прикуривает в ладонях.
— У тебя есть идеи? Что с этим можно сделать? — сигарета оставляет на языке горький привкус. Надо бы завязывать так много курить.
— Можно было бы просто подорвать Эрудицию и все. Но там Эшли… Если она еще жива… — в груди что-то сильно кольнуло и скрученный комок больно давит на ребра.
— Она жива. И мы вытащим ее, Эрик.
— И к Сэму не подобраться, он осторожный, сука, нигде один не ходит. Нам бы понять, что делать с его армией под сывороткой, как действует эта сыворотка и что конкретно дает им. Как бороться против реактивных систем. Что ему надо от Эшли. И жива ли она вообще. — Сердце пропустило очередной удар. — Мартин говорит, что скорее всего ему нужен ее генетический материал. — Что он с ней сделает, когда его возьмет, я стараюсь не думать. — С Гилем надо бы связаться. Когда вы последний раз были на связи?
— Где-то за две недели до штурма. Он предупредил, сказал что-то затевается и нужно быть осторожными. Но они пришли со снарядами и обстреляли нас на расстоянии. Мы не были готовы к этому. Так что на тот момент, когда ты принес ему карты, он уже знал где мы.
— Почему ты думаешь, что Эшли не погибла?
— Я видел, как ее увозили на машине эрудиты и Вольники. Среди них был парень, который знает ее в лицо. Он с нами был в Искренности и, кажется, хорошо знает Эшли.
— Черт! — кулак разбивается о ствол дерева, но я не чувствую боли. Это же гребаный х*есос Райн. Я же сам отправил его в Эрудицию, все сам, бл*дь! Ну, хотя бы она не погибла при артобстреле. Это дает хоть какую-то надежду. — Надо срочно наладить связь с Эрудицией. На этом полигоне есть стационарный передатчик.
— Да, это первое что надо сделать. Потом я бы еще поймал бы одного из вольников и допросил бы его. Мы схватили одного лазутчика месяц назад, но он не сказал почти ничего, у него была капсула с ядом в десне. Он не сразу ее расковырял, успел сказать только, что Вольникам вводится какая-то новая сыворотка, которая делает их сильнее и выносливее. И кажется даже умнее. Они ее называют сыворотка неуязвимости. Зачем Сэму нужна Эшли, он так и не сказал. Не успел.
— Неуязвимости, значит. Вот, бл*дь! Да, ты прав, лезть без подготовки в Эрудицию — только людей терять. Надо сначала узнать что там и как. Потом будем думать.
— Ладно, Эрик. Как бы там ни было, я не могу не признать, что в стратегии и тактике боя ты разбираешься. И, хоть мне и сложно после стольких лет это осознать, но я признаю, что ошибался насчет тебя. Поэтому, как ни странно, но я верю тебе. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, когда Эшли там, в Эрудиции, а мы тут и не понятно, что делать. Я не хочу допустить, чтобы нас всех перебили по прихоти Сэма, я не могу допустить смерти Трис. И я хочу спасти Эшли. Если уж кто и не даст нам всем попередохнуть, так это ты, Эрик. Как бы мне не трудно было это признавать.
— Да, Итон, я все понял. Надо как следует выспаться, и подумать, что и как можно сделать с Сэмом и его Вольниками. И вот еще что… Я рад что ты со мной. Как бы мне не трудно было это признавать. — Протягиваю ему руку, он ее пожимает. Чего в жизни только не бывает.
______________________________
========== «Глава 17» ==========
_____________________________
POV Эшли
В себя я пришла в лазарете. То есть в клинике. Все как в какой-то другой реальности… Беспорядочное мелькание суетящихся врачей. Писк приборов. Какие-то процедуры… куча датчиков, постоянные осмотры. Склонившаяся надо мной медсестра, протыкающая мне вену иголкой шприца, и сгущающаяся темнота… Снова и снова… я словно временно выныриваю из небытия, и вновь в него погружаюсь. Что им всем от меня надо? Почему бы просто, не оставить меня в покое?
Сознание словно отказывается возвращаться, иногда прорываясь короткими вспышками призрачного осмысления. Ощущение собственной никчемности, балансирующей на крайних затворках беспомощности. Предательская память, воспроизводящая жуткие кадры… Обломки горящих зданий, развороченные обстрелом… Изувеченные останки людей, перекореженная кровавыми воронками земля… месиво из фрагментов тел… адское содрогание под ногами… звуки разрывов, вышибающие дыхание… рвущие душу предсмертные крики… Мой собственный вой ужаса… Они безжалостно сменяются на другие эпизоды… тонущая в отчаянии, умирающая девушка… стальное дуло пистолета, направленное ей в голову… беспощадный, холодный взгляд любимых глаз, полный безразличия… Приподнятая, в презрительной ухмылке верхняя губа, так напоминающая свирепый, лютый оскал, жестокого зверя… Мужчина, из чьих глаз в варварских мучениях утекала жизнь… Снова ледяной, серый взгляд… палач, без сожаления упивающийся своей властью над обреченной жертвой… Чудовище, насыщающийся взахлеб забранными душами… Как-же так… Боже мой, неужели это правда? Почему… ну почему? Жить не хочется совершенно… сломал меня, растоптал… Жалкая ты. Слабая. Глупая… Как он мог предать? Не верится совсем… он же воин, настоящий… Зачем он убил Кана… не в бою, безоружного… На блюдечке отдал нас на растерзание? Тех, кто верил ему… стоял за него до последнего… Разве так бывает? Надежда умирает вместе со мной… Пусто… горько… страшно. Как заставить себя верить… жить? Кажется, что вот совсем, мне незачем теперь. Но почему же так больно, словно наживую нарезают сердце тонкими полосочками. Как жаль, что нельзя все вырвать из памяти… Да, мне не за кого, было бы бояться. Так ведь жить проще, ни к кому не привязываясь? Да уж, с этим не поспоришь — проще… Намного. Но это реальность девочка… жестокая, печальная… Густая темнота пелена, граничащая с спасительным беспамятством обволакивает своим полотном.
Осмысление постепенно проясняется. Белый свет из окна резко бьет в глаза, нудная боль в голове, легкий запах лекарств. Я была, и вышла вся, осталась одна пустая оболочка. Больная и расшатанная. А где-то там, внизу живота поскуливает ощущение разочарования… Так хочется закричать, не сдерживая рвущихся из груди рыданий… не выходит. Наваливается адская усталость, а вместе с ней апатия и безразличие. Мне теперь все равно. Делай ты, Сэм, что хочешь, только уже скорее… Убейте меня, сделайте большое одолжение. А вот и он, легок на помине.
— Я не хотел делать тебе больно, Эшли. Ты мне не поверила, а я должен был раскрыть тебе глаза. — слова прорезают мозг, подобно лазерам. Да что же мне так плохо?
— Почему я в клинике, что со мной? Голова раскалывается…
— Последствия контузии. Нервное истощение. У тебя сотрясение мозга. Оттуда и сильные головные боли, тошнота и рвота, головокружения, особенно при поворотах головы. Быстрая утомляемость, плохое самочувствие, повышенная раздражительность. — вот черт, зачем я его спросила… как бы его заткнуть?
— Сколько я здесь уже лежу?
— Четыре дня, Эшли. Тебе нужно поесть, ты совсем обессилена. — это с чего бы ему расточать беспокойство? — Ее нужно накормить! — выдал он кому-то из медперсонала.
Четыре дня? Серьезно… да я даже с дыркой в голове, отлеживалась не больше двух дней. Я не помню, чтобы вообще, когда-нибудь серьезно болела. А небольшая контузия меня так подкосила… или обреченность… Мой Energizer окончательно сдох…
— Что тебе надо от меня, Сэм? Что? — сил нет даже разговаривать, закрываю глаза. Может, он наконец уйдет и оставит меня в покое?
Мужчина выдохнул тяжело, поставил стул рядом с кроватью, уселся. Гладит по голове, словно маленького ребенка, всем своим видом выражая заботу и сочувствие.
— Ничего. Я только прошу, останься здесь со мной не надолго. Я совершенно ничего не буду с тобой делать, ты просто поживешь здесь, а потом я отпущу тебя на все четыре стороны. Прошу тебя Эшли, дай мне шанс. Я знаю, я поступил погано с тобой, но посмотри на себя, какая ты выросла, самая настоящая бесстрашная. Я во фракции не смог бы вырастить тебя лучше. Поживи тут, со мной, может ты изменишь мнение обо мне и о том, что происходит. Ты была ослеплена искусной игрой, Джанин отлично научила твоего… хм… молодого человека изворачиваться и лгать. Он просто использовал тебя, не более. Поэтому я прошу. Останься. — использовал Эрик? Вы все меня только используете…
— Хорошо, — шепчу одними губами, — я останусь. Я правильно понимаю, что выходить мне будет нельзя?
— Только ради твоей безопасности. Только потому, что лазутчики и предатели могут причинить тебе вред. Только поэтому, а не потому, что я хочу тебя как-то ограничить. — ну да, вред… И крышу, наверняка уже заварили. Да и сил у меня сейчас, только до унитаза дойти хватает, и то, по стеночке. Спасибо, судно не пихают.
— Ладно, Сэм, я остаюсь.
Видимо сидеть у постельки болезной кровиночки и держать ее за обмякшую ладошку, у «любимого» папочки не в почете. И слава тебе яички… Меня кормят, практически с ложечки и вкалывают очередной укол. Лекарство действует быстро, и я погружаюсь в глубокий медикаментозный сон.
***
Валяюсь в палате, хрен знает сколько, плюю в потолок. Силы понемногу возвращаются ко мне. Дождавшись, когда медсестра уйдет после своих гребанных процедур, потихонечку сползаю с койки. Пора расхаживаться… Одежды нет, обуви тоже, да и трусов даже нету, прости Господи… Сиротинушка я, при таком-то родителе. Заворачиваюсь в простыню, на манер тоги и шлепаю босыми пятками к двери. Выход мне тут-же перегораживают два верзилы с рожами дегенератов. Ба-а, да у меня и няньки имеются… Под чутким присмотром охраны, меня отводят в лидерский корпус, заселяют в большую комнату и мордовороты застывают с той стороны двери. Потом, испуганно поглядывающая эрудитка, молча приносит мне целый ворох одежды, и так-же, без единого слова исчезает. А размерчик-то, мой. Прямиком иду отмываться. Ванная, как и все в Эрудиции ослепляюще белая.. Не торопясь, разворачиваюсь из своей обертки. Включаю воду. Пока ванна наполняется, осматриваю себя в зеркало. Похудела. Следы повреждений после обстрела, почти совсем слиняли, наверное, регенерацией кололи. Набубырив в воду пену для ванн, медленно погружаюсь в ароматную субстанцию по самые уши… Главное — ни о чем не думать. Не пускать в голову страшные воспоминания. Не сейчас. Но не получается совсем. Что же с тобой, мой родной случилось? Где ты? Не знаю, как я еще живу, и сердце все еще исправно в груди выстукивает, когда так больно?
