Текст книги "Тортоделка. Истинный шедевр (СИ)"

Автор книги: EvgeshaGrozd

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

37. С меня хватит

ГЕРА

Звонок, поступивший от мамы лишил меня возможности дышать, думать и двигаться.

"У твоего отца случился сердечный приступ. Его больше нет с нами, родной…"

Я не помню, как доехал до дома, как устремился вверх по лестнице, как влетел в комнату родителя. Оглядев лица присутствующих, понял, что узнал о смерти папы самый последний. Здесь уже были все близкие: брат с сестрой, мама с какой-то женщиной, Вика и даже Таня с Антоном.

Жена тут же поднялась со стула, ступила ко мне, что-то промямлив, но пока я не мог никого воспринимать. Видел лишь обездвиженное тело отца. Он не повернулся ко мне. Не сказал "Здравствуй, сынок". Даже не шевельнулся. Стальными ногами дошёл до изголовья кровати, не спуская с него глаз. Он бы просто казался мне спящим, если бы не заострившиеся черты лица, чуть отвисшая нижняя челюсть и начинающие развиваться бледные трупные пятна. Сухие старческие кисти сложены на груди, которая больше не хочет подниматься и опускаться, не хочет снабжать тело жизненноважным кислородом.

Ком давил в горле, словно пытаясь взорваться изнутри, слёзы сдерживать больше не получалось. Взял в ладони безжизненную руку и прижался к ней лицом.

– Пап… папа? – Сердце, вновь как у пятилетнего мальчика, который просит у отца игрушку или разрешить погулять с братом, но в этот раз иначе – важней, сильней и рьяней и без надежды быть услышанным. – Папа…

Упал на колени возле постели, отдаваясь эмоциям утраты и безвозвратности. Уткнулся лицом в его плечо. Зубы свело от непоправимости. Закусил ткань одеяла, готовый рвать всё в клочья, лишь бы выпустить эту жгучую боль, избавиться от неё, опустеть и выбиться из сил. Сдавил рванувшее изнутри рыдание. Цеплялся за бездушную фигуру, чтобы не потерять себя в пространстве.

Его нет… Больше нет. То, кто был превыше всего: меня, семьи, моей спеси. Мой папа – идол, бог и опора. Та песчинка, что держала мой разум, человечность и честь. Тот, кто был всегда для меня примером, предметом для подражания… Он просто перестал дышать, говорить, мыслить, быть.

Чудовищная несправедливость в жизни любого ребёнка, будь ему хоть за пятьдесят. Мы родились, и мама с папой уже были. Мы росли с ними, развивались, становились личностью… Блядь! Они всегда должны быть с нами! Подсказать, научить, тормознуть… Сука! Просто обязаны! Они ответственны за нас! Всегда! Всегда… Пап, не бросай меня! Умоляю! Я не готов. Я никогда не смогу быть готовым. Я так многого не понял. Не оставляй, умоляю. Пап!

Нет ответа. Даже вздоха. Движения руки. Ничего! Просто пустое, бренное тело без мыслей, слов и тепла. Чуждое и бессмысленное. Только лик, который и то стал походить на сухую мумию.

Я не смогу это принять. Слишком резко… Слишком глупо. Это слишком для меня!

Оторвал лицо от тела. Несмотря на присутствующих, резко и с ненавистью вопросил:

– Как это произошло?

Я не мог ориентироваться на силуэты, только голос: его звук, принадлежность и тембр.

– Это моя вина, сынок, – голос мамы. – Я оставила Юру. Я спешила. У Анны Леонидовны выходной.

– Ты оставила больного отца одного?! – голос в гневе стал жестче.

– Нет, – теперь голос жены. – Я обещала приглядеть за ним.

– Глядела?! – рявкнул, не отображая никаких моментов для поблажки. Мой отец УМЕР!

– Ему резко стало плохо, – голос Вики начал блеять и заикаться. – Я сделала всё, что могла. Всё, что говорила Анна Леонидовна по телефону и всё, чему обучала раньше…

– То есть, вместо того, чтобы звонить в скорую, ты позвонила медсестре?! – в негодовании двинулся на жену. – При инсультах и инфарктах скорая помощь по статистике приезжает в течение пяти минут. Сука, ПЯТЬ МИНУТ, блядь! А ты звонила тупой медсестричке?! – в ярости смотрел на полумёртвую от страха Вику.

– Я… Я думала отпустит. И Анна Леонидовна заверила в правильности моих действий. Я доверяла компетентному медику, – начала оправдываться девушка. – Откуда мне было знать, что…

Вечное принижение своей ответственности. Женская убийственная тупость. Не знала. Не подумала. Ей показалось. Сначала мой ребёнок. Теперь… Мой отец погиб! Твою мать! Не умер, а погиб! Из-за того, что тебе "неоткуда было знать!" Ты, мать твою, опять не подумала!

Кровь, нагретая гневом, обожгла вены и рассудок, и, размахнувшись, велел супруге замолкнуть тыльной стороной ладони по лицу. Жена вскрикнула и упала от удара на пол.

– Обалдел?! – голос Антона мне в лицо.

Крепкие руки друга и Артура двинули от Виктории подальше. Но я лишь смерил её убийственным взором. Таня бросилась к подруге, обнимая за плечи и что-то шепча. Рядом возникла и мама, извиняясь за меня, но Вика не слышала никого. Жена подняла на меня испуганный и затравленный взгляд. На любимом лице вспухла рассечка, кровь потекла по щеке. Сожалею? Только за то, что испортил это лицо. За то, что впервые ударил женщину и не тупую шлюху, а которую полюбил и которая теперь всадила нож глубже всех.

Взгляд Вики почернел. Она поднялась, сдерживая слёзы и вытирая кровь. Буравила взором. Таня суетилась над подругой, подсовывая ей платки и разглядывая место удара.

– Пошла вон отсюда! – метнул в неё дикий взор.

– Герман, не смей! – вклинилась мама. – Это лишь стечение обстоятельств…

– … И бабского дебилизма! – громыхнул на матушку. – Убирайтесь! Пошли вон! Все!

Нервы сдали, и начал просто выталкивать людей из комнаты. Я не слышал возмущенных реплик Марата и Элины, успокаивающих Антона, и истеричных мамы. Я видел лишь Вику, которая устало и понуро двинулась к дверям. Она не спорила, не умоляла, не просила прощения. Она, словно сломалась окончательно и навсегда и покорно подчинялась новым ударам судьбы.

Дверь комнаты закрылась, оставив меня наедине с отцом.

Медленно вернулся к его постели, взобрался на простыни и лёг с ним рядом. Прижался щекой к плечу, взял за руку.

– Прости пап… Прости, что снова не оказался рядом, когда был тебе так нужен! Прости, что не сберег… Снова…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Слёзы шумным потоком рванули наружу, и отдавшись слабости маленького мальчишки, утонул во взрослом, но совсем недетском безудержном плаче.

ВИКА

Этот удар убил всё оставшееся и ещё живое во мне. Глаза полные ненависти, в которых не увидела той любви и нежности, о коих он говорил и проявлял в последние дни. Всё ложь. Пустые слова. Как же мало ему нужно, чтобы вот так просто взять и растоптать всё, что так усиленно создавали.

Таня и Анна Леонидовна кружили вокруг меня, помогая остановить кровь.

– Виктория Андреевна, давайте в больницу, – упрашивала медсестра. – Шрам может остаться.

– Плевать, – уронила безразлично.

В комнату вбежала свекровь.

– Викулечка…, – взяла моё лицо в ладонь, рассматривая след от рукоприкладства сына. – Кошмар какой! Прости, дорогая. Гера сейчас не в себе. Он очень любил своего отца, больше всех на свете. Он и меня не подпускает и не хочет ничего слышать. Дай ему время опомниться. Я уверена, что он уже сожалеет о том, что сделал.

– Лариса Игоревна, не надо. Прошу вас. Ничего не говорите. Он прав, я виновата…

– В таком случае мы обе виноваты. Особенно я. Мне нужно было остаться дома. Ведь я видела, что Юра неважно выглядел. Но удрать из четырёх стен ненадолго – стало безудержным желанием. Эгоистка!

Она продолжала говорить, сетовать, но я не слышала её. Боль, вина и оскорбление душили толстой удавкой на шее. Он прав, я не вызвала бригаду скорой помощи. Свекор угасал на моих глазах в течение десяти минут, а я понадеялась на обычную медсестру. Его отца можно было спасти.

Снова гневное лицо мужа перед глазами, жгучий удар, падение на пол. Мозг прокручивает и прокручивает этот момент, вводя в тихое отчаяние. Слишком много. Невероятно много для меня. Из моих рук сегодня ушла человеческая жизнь. Я не только не смогла его спасти, но и сама же угробила. Мне нужно это выпустить из себя. Чтобы грудь больше не рвало на куски, чтобы мозг отключился и забылся.

– Оставьте меня, пожалуйста, – пискнула я.

Прорвало. Слёзы выступили мощным потоком. Легла на кровать, свернувшись в клубок, и утонула в нестерпимой душевной боли.

Последующие несколько дней подготовки к похоронам стали сущим адом. Гера требовал судмедэкспертизы, и её результаты ещё больше усугубили мои отношения с мужем. Во время сердечного приступа произошёл коллапс, ставший следствием приёма нитроглицерина и резких манипуляций с телом больного. Что было тому виной неясно – то ли падение мужчины с кровати, то ли моя удачная попытка вернуть его на постель.

Покорно взяла всю вину на себя, внутренне надеясь, что Герман вспомнит о том, что я всё же единственная, кто пытался оказать первую помощь его отцу. Да, я – не медик, и ошиблась, но кто бы знал, как поведёт себя в подобных ситуациях.

Лариса Игоревна и Анна Леонидовна тоже ушли в немилость. В услугах медсестры семья Беспаловых больше не нуждалась, а мать Германа осталась всё же матерью.

Моя участь стала более, чем призрачной. Герман принципиально игнорировал меня, вечерами зависал в барах и возвращался на плечах Антона, который то и дело выискивал моего неадекватного мужчину по ночным заведениям. Трезвый муж был чернее тучи, пьяным говорил столько, что слёзы просто закончились в моих глазах. Всё время указывал на дверь и оскорблял. Идти на похороны мне и матери запретил, сказав, что убийцам там не место. Если Ларисе Игоревне было всё равно на его истерические выпады, то я не смела не подчиниться.

Последний же инцидент вышел за все рамки. Гера появился ночью снова пьяный, на своих двоих и в компании Лики.

Стоя в гостиной, пронаблюдала за их триумфальным шествием наверх.

– Может так тебе, дура, станет всё понятно? – победно улыбнулась не менее пьяная бестия.

Я глубоко дышала, чтобы не выплеснуть все эмоции прямо на них. Дождавшись, когда воркующая парочка исчезнет в недрах спален, решительным жестом взялась за сотовый.

Вещи собирать не стала. Заберу завтра днём. Миша примчался быстрее пули, а, увидев моё лицо со следами побоев, рвался наверх готовый выбить дух из Германа. Не знаю, как удалось его остановить, но уехали мы без инцидентов.

– Завтра попроси горничную, чтобы она собрала твои вещи. Я сам заберу всё и привезу, – припарковавшись возле дома мамы, инструктировал мужчина. – Ты уверена, что с матерью тебе быть сейчас лучше?

– Да, – кивнула, отстегивая ремень безопасности.

Миша устремился следом и довёл до подъезда. У входа порывисто обнял и горячо зашептал:

– Всё образуется, Вик. Увидишь. Я с тобой и всегда помогу. Ты сильная. Всё наладится.

Кивнула, поджав губы. Ощутила поцелуй на макушке.

– Я позвоню тебе завтра, – пообещала ему и скрылась в глубине подъезда.

Мама словно ждала меня. Дверь открылась почти сразу, и родительница не задала ни единого вопроса, только крепко обняла и позволила выплакаться на своём плече.

Ложась в постель, совершенно чётко для себя осознала, что ту любовь, которую столько времени холила и лелеяла, за которую столько боролась, потеряла сегодня навсегда.

С меня хватит! Не хочу больше выпрашивать или молчать, когда бьют больно словами. Не желаю больше прощать каждый проступок, наивной девочкой веря в его обещания. Я отдала ему всё, что было, а взамен получила лишь сожжённое до тла сердце и душу.

Отныне я верну это всё назад. Он больше никогда не сделает мне больно! Хватит!

– Тебе сейчас нужно быть очень сильной и твёрдой, доченька, – сидя на краю моей кровати, мама разглядывала свои карты. – Много бед свалиться на нашу голову.

– Мам, убери их, пожалуйста. – Я не верила в эти бредовые вердикты. – Хуже, чем сейчас, по-моему, быть не может.

– Предупреждён – вооружён, – но карты ушли с моей постели. – Я не позволю больше обижать мою девочку. Мы станем наконец дружной и счастливой семьёй. Обещаю.

Мама решительно поцеловала меня в лоб и, бурча под нос девизы новой жизни, ушла.

Да, может ты и права. Я буду счастлива, не сразу, но сделаю всё для этого! Одна! Без него!

Закрыла веки в ожидании нового дыхания, новых мыслей и трезвости в чувствах и эмоциях.

Завтра новый день! Без ошибок. Завтра новая я.

38. Она – несчастье

ГЕРА

Не стихала. Проклятая боль грызла душу и потрошила сердце в труху. Ненависть и злоба – как противоядие. «Спускал собак» на прислуг, коллег, друзей, мать и с настоящим смаком на жену. Мне хотелось видеть её виноватой и скорбящей, хотелось, чтобы было больнее, чем мне. Я не мог простить ей смерть отца, чтобы не говорили другие.

– На её месте мог быть кто угодно. Это страх, стресс… Неизвестно, чтобы ты делал в те минуты…

– Коллапс, Антон, это был коллапс! Она нарушила меры по оказанию помощи.

– Потому что Вика – не медик! Хренов ты придурок! – Антон от бессилия меня переубедить переходил на крик, стараясь достучаться. – Вика просто некомпетентна в этом.

– Значит нужно было вызывать скорую, а не проявлять самодеятельность, – рыкнул упрямо.

– Твоё неумение искать положительное в людях, постоянно губит тебя и тех, кто рядом. А я уже было поверил, что Вика смогла тебя изменить. Увы! Тот вечно обиженный и ненавидящий всех вокруг себя всего лишь спал. С возвращением!

– Ты чё за чушь несёшь?

– Научись чувствовать тех, кому ты дорог. Научись прощать и отпускать. Научись видеть разницу между правдой и ложью. Пока ты этого не сделаешь, ты всегда будешь страдать и идти по жизни в одинокую.

– Татьяна там тебе мозги промывает? – презрительно скривился я.

– Прости… Ты – мой лучший друг, но в плане Вики я тебя не поддерживаю. За любовь такой девушки многие бы мужчины глотки друг другу перегрызли, а ты кидаешься этим за ненадобностью. Поверь, постоянно втаптывая эти чувства в грязь, рано или поздно, сыграешь и на их похоронах. Будешь просить, но дать будет нечего. А потом проживешь остаток жизнь с кем придётся.

Гребаный философ круто развернулся и ушёл тогда из бара.

Много ты понимаешь, дебил. Я люблю её. Да, сука, полюбил. Признаю. И оттого больнее в разы. Она не позаботилась обо мне. Отнеслась безалаберно. Не знала. Не подумала. Никакой ответственности!

Я – мразь и придурок? Да, возможно, но я так же немало сделал для неё. Всё, что просил взамен – заботу обо мне и о том, что мне дорого.

Она – несчастье. Если Лика была горечью и болью, то Вика – это настоящая беда. Магнит, что притягивает к себе всё плохое. "Чёрная душа" – когда-то увещала её же мать. И чёрная она не со зла, а от тёмной тени над ней: отец – преступник, мать – проститутка, и, как следствие, несчастный случай с моим ребёнком и летальный исход с отцом. Словно злой рок идущий рядом со мной в лице супруги.

А как было спокойно раньше! Если бы Вика не возникла на моём пути, всё было бы как всегда – обычно и в удовольствие. Даже Лику бы научился воспринимать, как средство для разрядки в постели. Был бы свободен от всей этой боли и переживаний. Задолбало.

Снова в баре, чтобы надраться. Правда через пару шотов наткнулся на знакомую и ненавистную рыжую голову. Она села рядом и уставилась на меня.

– Надеюсь, теперь до тебя наконец дошло, что эта девка тебе не пара? – сверкнула жестоким взглядом.

– Лучше уйди от греха, – буркнул без нот угрозы.

Девушке налили и она опрокинула спиртное себе в рот. Внимательно осмотрел её. Синяки под глазами, опухшее лицо и всё это скрыто под маской макияжа. Ей тоже хреново. Выкидыш так подкосил? Вполне возможно.

– Можешь гнать сколько влезет, – усмехнулась. – Я тебя оградить от неё всё время пытаюсь. Пусть я – не твоё счастье, но и она – твоя настоящая беда…

Спустя ещё несколько совместных шотов вдруг нашёл в ней союзника. Может быть, Лика не так уж и плоха, просто закоренелая ненависть к ней не давала увидеть позитивное. Сейчас, когда негатив ушёл, понял, что её цель спасательная.

– Гони в шею пока не поздно. Пока она не сгубила весь твой дом и тебя самого, – заплетающимся языком науськивала бывшая.

– Она не уйдёт, потому что ждёт, когда я остыну. И дождётся. Хотя есть идея…

Наслаждался выражением лица супруги, когда ввалился с Ликой в гостиную. Смог увидеть эту боль. Такую же, как у меня. Пил её энергию с упоением.

Однако, войдя с рыжей в спальню, ощутил послевкусие пустоты от достигнутой цели. Пал на постель, желая лишь уснуть. Руки Лики гуляли по моему телу, губы лезли целоваться. Блядь, не ты и не сейчас…

– Отвали! – грубо спихнул девушку на пол. – Я спать хочу.

И, перевернувшись на спину, уснул прямо в одежде.

Утро встретило похмельем, к которому начал уже привыкать. Рядом кто-то зашевелился. Вика? Но вместо неё обнаружил бывшую. Опять двадцать пять.

– Только не говори, что мы трахались, – негодуя, потёр переносицу.

– Нет. Ничего не было, – ответила спокойно и прошлась ноготком по моей скуле. – Ты был очень уставшим и хотел спать. Я просто помогла тебе раздеться, а сама прилегла рядом. А сейчас мне пора, – чмокнула в щёку и, встав, голой прогарцевала в ванную.

Ещё одно из худших моих похмелий.

– Кстати, – Лика высунула голову. – План был неплох. Твою благоверную вчера увёз какой-то красавчик.

Чёрт! Теперь вспомнил. Соскочил с постели, игнорируя боль в голове, и бросился к шкафам. Нет, все вещи на месте. Внутри забился звоночек сомнения. А может зря я это всё? Мысль о том, что она ушла, вдруг напугала. Она же не Лика. Вика не станет выпрашивать прощения, доказывать своё первенство, свои права.

Я, по правде сказать, просто ждал утренних слёз от супруги, слов, взывающих к моей совести, и фраз о том, что она всё равно любит меня, кретина.

Новость о том, что Виктория уехала ночью в компании какого-то мужика разожгла вдруг злость ещё сильней. Сколько у неё этих спасателей? Савва. Миша. Даже Тоха постепенно переходит на сторону моей супруги.

Да плевать!

– Может сегодня ещё встретимся? – робко спросила Лика, когда вышла из ванной и начала одеваться.

А хочу ли я? Но уход Вики ещё не так явен, нужно подстраховаться.

– Хорошо, – кивнул, направляясь в ванную. – Приходи.

– Прямо сюда? – девушка не поверила своим ушам.

– Прямо сюда, – подтвердил и скрылся в уборной, не желая присутствовать при её уходе – по-любому полезет лобызаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глянул на себя в зеркало: пропитая рожа, волосы в разные стороны, следы помады на лице и шее – такой дерьмовый видок не видел уже много лет. Даже измена Лики не так сказывалась на мне.

Почему так желаю и одновременно боюсь ухода Вики? Потому что ей будет плохо, как и мне сейчас. Как бы мне хотелось увидеть её боль. Она придёт за вещами…

Велико стало моё разочарование, когда вечером порог дома переступил Михаил. Она ещё и трусиха.

– А тебе какого хрена тут надо?!

– Я за вещами Вики, – глядя стальным взором, произнёс он.

Внутри начало неметь. Вот значит кто наш таинственный утешитель. Быстрая…

– Настолько невтерпёж, что даже до развода не способны подождать? – брызнул презрительно ядом.

На лице мужчины загуляли желваки. Хотел ли я кому-нибудь набить морду? Да, пожалуй. А эта медицинская рожа давно напрашивается, вечно трётся яйцами вокруг моей жены. Поправка – бывшей жены.

– Ты ничего не ждал, когда привёл в вашу спальню женщину. Только Вика в сто крат чище тебя. Я всего лишь её друг и помогаю девушке с придурковатым мужем.

– Ой, не нужно этих пафосных слов, – скривился я, и ладони зачесались ещё сильнее. – "Я – никто, техничкой роблю"… Друзья, блядь!

– Герман, тебя Вика любит, а не я. И, клянусь, с трудом сдерживаюсь, чтобы не набить тебе морду. Только из-за уважения к твоему трауру, пытаюсь смотреть на тебя, как на скорбящего.

– Засунь своё уважение подальше, – бросил дерзко.

Михаил выдохнул, сжимая и разжимая кулак на правой руке.

– Вика просила Галину Фёдоровну собрать вещи, – холодеющим тоном повторился мужчина. Да, выдержки ему на десятерых хватит. – Я – просто курьер.

В ответ сверху услышал шевеление – гувернантка и Артур спускали три громоздких чемодана. Я отошёл в сторону, пропуская вперёд всю эту драму передачи багажа. Мужчины двинулись к дверям, но Миша вдруг остановился и, оглянувшись, выдал тираду:

– Твой отец очень любил свою невестку. Он был счастлив гулять с ней по выходным и слушать, как она восхищается его сыном и как безумно любит. И он ей верил, потому что в искренности твоей жены глупо сомневаться. И представь, каково ему теперь, обретя покой, видеть, как его смерть стала причиной несчастий. Легко ли видеть ему, как его сын угробил свою семью, отказавшись от любимой женщины, только из-за того, что не смог по-взрослому принять смерть своего родителя?! Час настал и этого бы не изменили ни ты, ни Вика. Это принимают, страдают, мучаются, но принимают, а ты капризничаешь и ведёшь себя подобно ребёнку.

Задел за живое. Да так, что в груди что-то пребольно порвалось и закровоточило.

– Пошёл на хрен из моего дома! – вскипел не на шутку и устремился к дверям.

Миша отступил за порог, с грустью наблюдая, как я захлопну перед его носом дверь.

Он же прав, сука! Ещё как прав! Долбанул несколько раз кулаком по стене и сорвал на пол вешалку для верхней одежды. Выйти, догнать и разбить его мордой об забор? А за что?

Метнулся в гостиную. Досталось так же креслу, в котором любила сидеть Вика. Разносил его в щепки пока без сил не упал рядом. Зарылся в подушки и замер, понимая, что больше не услышу от неё эти лечебные слова "Я люблю тебя".

В дверь позвонили. Уже знал кто это. Сам позвал её. Не хочу. Не сегодня. Открыл двери. Лика при марафете, вновь воспряла духом, улыбается. Как же тошно на неё смотреть.

– Нет, – покачал устало головой, преграждая ей путь внутрь дома. – Уходи.

– Но, – она в негодовании раскрыла рот. – Мы договорились… Ты сам пригласил.

– Иди к чёрту, Лика. Не сегодня, – и дверь так же захлопнулась перед ней.

Доплёлся до бара, налил коньяка. Опостылость давила под рёбрами. Давясь, употребил янтарную жижу и вернулся в спальню.

Пусто. Туалетный столик, тумба, шкафы, полочки в ванной – везде пусто. Больше нет её вещей, к которым так привык. Она ушла. Потому что сам того хотел.

Я снова один. Может и к лучшему? Не будет больше так больно.

ВИКА

Восставать из пепла оказалось не так просто. Первое время не понимала с чего начинать. Поддержка, однако, оказалась очень весомой – мама с сестрой, Таня с Антоном, Миша. Даже Савва впервые появился на пороге моей квартиры. Никто из них не спрашивал, как я переживаю разрыв, не советовал, как поступать дальше, не вынуждал решать брачные вопросы.

Лишь свекровь горько сетовала на сына.

– Я не знаю, что с ним делать, Викуль, – обмакивая веки платком, жаловалась Лариса Игоревна. – Очень боюсь за него. Он же горячая голова. Когда с Ликой был разрыв, он же, как с цепи тогда сорвался – лез на рожон в клубах, приходил пьяный и избитый…

– А сейчас? – я пыталась верить в то, что истеричность в нём убавилась с годами.

– Сейчас он пьёт. И много. Разнёс половину дома. Спит в комнате отца. Меня гонит, твердя, что папа мёртв и мне теперь там делать больше нечего. Даже прислуга не выдерживает и жалуется на него, хочет получить расчёт. В Германа словно демон вселился. Может батюшку позвать?!

Внутри всё холодело и сжималось от услышанного. Герман мне никогда не будет безразличен, но то, что творится сейчас с ним мне нельзя исправить. Он не позволит. Я сделаю только хуже.

– Лариса Игоревна, – тихо проронила я. – Вы же знаете своего сына. Если он ослеплён ненавистью к кому-то, это сложно исправить. В нём ещё живо случившееся. Нужно время.

– Что мне делать, Вик? – жалобно пискнула женщина. – Как ему помочь?

– Он нуждается в понимании, ласке и любви. Гера будет отвергать это всеми силами, но ваша задача не сдаваться. Теперь, кроме вас, ему никто этого дать уже не сможет. Вы – его мама, и вскоре он вас услышит.

Я сжала в руке ладонь женщины.

– Я так жалею, что приняла тебя не сразу. Ты чудо. Жаль, что мой остолоп это теряет из-за своего сумасбродства.

Свекровь ушла, а я ещё долгое время размышляла о муже. Чего я хочу теперь? Да, я безумно по нему скучаю. Дико хочу вернуться в его крепкие объятия. Быть всецело его, как раньше. Но что вслед за этим? Снова борьба?! Страх потерять его, не угодить, разочаровать, разозлить… Я невероятно от этого устала! Хочу покоя! Побыть одной! Я потеряла мужа, и теперь мечтаю смириться с этим. Отпустить и навсегда.

Но исходящим страхом от нашего разрыва стала кондитерская. Он мог назло мне отобрать её. Антон решительно заверял, что не позволит ему этого сделать, хоть и не верил в подобную низость друга.

Весь последующий месяц я и Герман существовали в режиме радиомолчания. Я старалась не интересоваться им, но то Таня с Антоном, то Лариса Игоревна как-нибудь да заикались о нём. Место второго повара холодного цеха теперь пустовало и, к моему удивлению, его вызвался занять Савва.

– Странно, что ты удивляешься, Викусь, – усмехнулась Коновалова. – Савка же не раз тебе в любви признавался.

– Это я помню, – насупилась, ставя дежу в планетарный миксер. – Но у него после этого девушка была. Я надеялась, что переболел.

– Щас же, – хмыкнула Танюха. – Такую красотку выкурить из сердца невозможно, – девушка ободрительно подмигнула. – Вон Миша тоже и утром, и вечером заходит под видом что-нибудь съесть. – Теперь хихикнула.

– Я заметила, – проронила без энтузиазма и откусила кусок огурца, который подтянула в холодном цехе. Откушенный ломоть засыпала сахаром прямо во рту.

– Фу. Огурец с сахаром? Да ты просто извращенка, – скривилась Таня.

– Перепутала в первый раз по рассеянности соль с сахаром, и вдруг понравилось. Я сегодня уже три огурца так схомячила, – задорно улыбнулась.

– Понятно. Ну так что?

– Что?

– Тебе нужен мужик! – констатировала подруга.

– Мне нужен покой, – мотнула решительно головой. – Иди работай.

В дверях цеха появилась бариста:

– Виктория Андреевна, там к вам курьер. Какие-то важные документы, говорит.

– Иду, Ксюш, – кивнула.

Пакет был крафтовым, опечатан и его увесистость свидетельствовала об объёмном и внимательном изучении. Расписалась и, забрав посылку, решила ознакомиться вечером.

День пролетел быстро. Наплыв посетителей пришёлся на поздние часы. Витрину разобрали на столько, что пришлось отдавать хлынувшие заказы прямо из-под ножа.

– Привет, трудягам, – со служебного входа появились две мужские рожицы Антона и Миши.

– О, наша мужская кавалерия в сборе, – довольно шепнула Таня.

– Ты дала Антону ключ? – вскинула обличающе вверх бровь.

– Давно. Ты ж сама разрешила, когда вела тяжбу с Роспотребом. Вспомни.

Точно. Совсем всё из головы вылетело.

– Ладно, живи! – И повернулась к вошедшим. – Одноразовые халаты будьте любезны надеть, – изрекла важнецким тоном.

Антон закатил глаза, а Миша – вечный носитель подобных вещей – даже ухом не повёл. Таня тут же прильнула к своему мужчине, и парочка "Твикс" заворковала.

– Привет, – лучезарно улыбнулся Михаил, приблизившись.

– Привет. Увязался хвостом за Антоном?

– Да, встретил его по дороге. Честно, собирался войти, как положено.

– Верю. Мы уже заканчиваем. Ребята начинают прибираться, а я пока пойду сводить накладные.

– Я хотел пригласить тебя прогуляться, – нерешительно произнёс мужчина, после необходимой паузы. – Погода на удивление совсем весенняя.

Ком отказа застрял в горле. Мне не хотелось никаких романтических прогулок по городу, но отказать ему в десятый раз уже стыдно.

– Если обещаешь без романтики.

– Торжественно клянусь, – засмеялся врач.

– Тогда подожди меня. Закрою всё здесь и пойдём. Закажите себе с Антоном кофе.

– Я полностью "за", – тут же услышал Татьянин кавалер.

Мужчины ушли в зал. Обычно я рассиживалась до десятого часа, но теперь стоило поторопиться. До крафт-пакета добралась в последнюю очередь, встав изо стола. Может лучше завтра?

Выключила настольную лампу, собираясь уходить, но любопытство сгубило кошку. Распечатала. Первый же документ перекрыл в груди доступ кислорода. Стало трудно дышать, темнота заволокла зрение, и я повалилась на пол, как старая трухлять.