Текст книги "Мой личный пейзаж страха (СИ)"

Автор книги: EminEfendi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

– Какой же солдат не мечтает стать генералом?

– Умница. Обязательно станешь, – кивает мужчина. Танец закончился, и Марс галантно проводил меня на место под пристальным недовольным взглядом Эрика. Жалко, что при первой встрече мой будущий командир увидел меня выпившей, но пусть кинет в меня камень тот, кто сегодня трезв.

Ничто не проходит зря, и о нашем разговоре я вспомнила чуть позже. Бойтесь своих желаний – они исполняются.

С течением времени праздник все больше набирает обороты, переходя из торжественно-официального в безудержно-веселый. Музыка звучит все громче, голоса – радостнее, движения отрывающейся на всю катушку публики – все развязнее. В какой-то момент Кэти прощается, сообщая, что хочет вернуться к себе в комнату – девушка отлично научилась ходить, но все еще быстро устает. Предлагаю проводить, но она, взяв под руку своего доктора, многозначительно подмигивает и желает мне отлично провести вечер.

Я бы и провела его отлично, если бы в который раз уже не бросила взгляд на Лидерский стол – сидящий за ним Эрик уже довольно длительное время мило беседует с Тори, не обращая внимания ни на что вокруг. Увиденное зрелище отдалось царапающими сердце осколками ревности, а затуманенное алкоголем сознание так и подталкивает действовать. Вперед, Карми.

POV Эрик

– Что, блядь, не так?!

Раздраженно стряхиваю пепел и, снова нервно затянувшись, разглядываю мелькающую в толпе тоненькую фигурку в шикарном платье. Еще бы кружева на талии прикрыть, а то у меня рук не хватит отрывать башки всем, кто на нее пялится. Я не могу запереть ее от посторонних глаз, но сделать это очень хочется. Парадоксально, но мне одновременно и нравится видеть, как другие восхищаются ею.

Сидящая напротив меня Тори делает из квадратного бокала глоток виски и пожимает плечами.

– Платье ей понравилось, но не думаешь же ты, что она тебе за него простит все на свете? Подарок подарком, ты молодец и все такое, но пойми – именно сегодня ты сформировал отношение к ней во фракции. «Лидерская подстилка» – это самое мягкое, что ей еще предстоит услышать. И она это поняла намного раньше тебя.

– Придушу, – яростно хриплю в ответ.

– Всех не придушишь, – спокойно замечает азиатка, – знаешь, что будет, когда ты наиграешься? Пока вы вместе – ее защищает твой авторитет, но потом набросится каждый, кому не лень. Ни один завистник не скажет, что она получила повышение, если таковое будет, кровью и потом – все тут же припишут это ее умениям в твоей постели. Карми выдержит, она девушка у нас сильная, но нервы потреплют ей хорошо. А все потому, что тебе вдруг приспичило с ней выйти сегодня. Большую ответственность, короче, взял.

– Ни у одной пары нельзя предугадать, каким будет финал отношений. Так что не делай из меня дьявола во плоти.

– Жениться тебе на ней надо.

– Поучи меня, – рычу в ответ, не отводя взгляд от своей бестолковой дуры. Увидев нашу с Тори милую беседу и приревновав, девушка решила, видимо, спровоцировать и меня на ревность, и не нашла ничего лучше, как, спотыкаясь и путаясь в платье, залезть на полную танцующего народа сцену. Сцена ей уже знакома – сначала на ней с Дэниэлом плясала, потом орала песни с Аланом, земля ему пухом.

И сейчас, когда звучит медленная тягучая мелодия танго, ее взлет вверх по ступеням явно не к добру. Так и есть – на половине пути ее ловит в объятия какой-то хилый урод, не обративший, судя по всему, внимания, с кем она сюда пришла. Шепнув что-то на ухо, делает шаг навстречу. Карми, обняв явно не очень трезвого, но оттого шибко смелого, дрища за шею, делает шаг назад, и пара начинает танцевать, четко и размеренно двигаясь в такт медленной музыке. Невольно, даже распаляясь от злости, начинаю любоваться плавными и легкими, такими выверенными движениями девушки, легко скользящей вслед за партнером. Такая явная демонстрация на всю фракцию, плюс именно этот чересчур интимный и сексуальный танец… Начинаю приподниматься с места с твердым намерением закопать обоих, но вскочившая Тори тут же хватает меня за рукав:

– Эрик, выдохни! Мысленно досчитай до миллиона, умойся холодной водой, отожмись сто раз и только потом иди, ладно? Не пори горячку.

Как идиот ведусь на провокацию этой вдруг взревновавшей идиотки, но ничего не могу с собой поделать. Решительно проталкиваюсь сквозь пьяную толпу и, зайдя на сцену, останавливаюсь прямо за спиной этих танцоров, не замечая случайных толчков и столкновений с особо рьяно пляшущим народом. Карми движется назад, и в какой-то момент натыкается спиной на меня.

Поворачиваясь, радостно выкрикивает:

– Извините! – но, разглядев меня, сразу сникает, переставая, наконец, обнимать своего недоделанного партнера. А она не так пьяна, как мне показалось – соображает.

– Потанцуем? – вдруг ляпает девушка, решив, видимо, разрядить обстановку.

Моему каменному выражению лицу сейчас позавидовал бы самый древний и страшный истукан.

– Лидеры не танцуют – Лидеры двигаются с трудом, – хмыкает Карми, подмигивая вдруг разом побледневшему пареньку, лучшим решением которого было мгновенно убраться с моих глаз.

Проводив его обиженным взглядом, Карми не сдается:

– Тогда может текилы, командир?

– Ненавижу текилу, – рявкаю ей и, схватив за локоть, быстрыми шагами иду вперед, стягивая Карми со сцены.

– Я же в длинном платье, не могу быстро идти! – тщетно возмущается она.

– Ты у меня сейчас полетишь.

– Эрик, я много выпила, – срывающимся от быстрого шага голосом оправдывается девушка, – мне надо это… на воздух…

Будет тебе воздух. Все последние дни, засыпая один в своей огромной кровати, мечтал вывезти тебя… на воздух. Хорошенько, блин, подышать.

Быстрыми шагами преодолев лабиринт коридоров, выходим на улицу и садимся в заботливо подставленный поближе ко входу джип. Машина с визгом срывается с места; я молчу, сидящая рядом Карми поначалу тоже, но бурлящий в крови алкоголь и адреналин не дают ей спокойно сидеть на месте.

– Эрик, включи мне песню… ну эту… – махая в воздухе рукой, девушка начинает напевать нечто невообразимое, путаясь в словах, но с упорством робота повторяя что-то про шальную императрицу.

Видимо, я посмотрел на нее с такой жалостью, что Карми сочла за благо тут же замолчать. Опять, конечно же, ненадолго – через минуту в салоне раздался тихий, но очень хорошо различимый гимн Дружелюбия. Уж лучше тогда про императрицу.

– Знаешь, куда мы едем? – задаю вопрос как можно более злорадно, но после виски испугать Карми не так-то просто.

Девушка какое-то время всматривается в быстро мелькающий за окнами городской пейзаж, потом весело пожимает плечами и слегка заплетающимся голосом предлагает:

– Ну давай подумаем. На машине мы с тобой ездили несколько раз, – начинает старательно загибать пальцы, – первый раз – на задание. Ну, туда, на поляну. Второй раз – в Эрудицию – заняться сексом, третий раз – в Дружелюбие – заняться сексом. Хм… А сейчас едем в Отречение – НА ЗАДАНИЕ! Угадала?

– В яблочко, – радостно оскаливаюсь, сворачивая из района Эрудиции к виднеющемуся вдали кварталу одинаковых бетонных коробок, именуемых у убогих домами. Почти объехав весь район по кругу, нахожу, наконец безлюдную окраину на самом отшибе. Свет в домиках не горит, все уже спят, поэтому можно не опасаться нежелательных свидетелей.

– Эрик, ты что, я же пошутила! Не нужно нам Отречение! – заметно занервничала Карми. А когда я, заглушив машину, повернулся к ней со своим самым радостным оскалом, у нее и вовсе испарились последние признаки опьянения.

Карми открывает дверь и выходит наружу, подобрав длинный подол платья. Пытается на вязнувших в сырой земле каблуках быстро уйти в сторону, но я в два шага подхожу к ней и, схватив за локоть, толкаю на капот машины. Прижавшись бедрами к соблазнительно обтянутой платьем попке, накручиваю на кулак пышные локоны и, потянув на себя, заставляю девушку встать прямо.

– Что это за гребаные танцы были? – выдыхаю прямо в маленькое ушко, а потом слегка прикусываю его.

Девушка обиженно надувает губки.

– Ты про того страстного неистового любителя танго? – она откровенно смеется, пытаясь высвободиться, но движения ее бедер отдаются во мне тягучим нарастающим желанием. Одной рукой удерживая волосы, второй сжимаю подбородок стоящей ко мне спиной девушки.

– Сучка, да как ты посмела позволить этому сопляку лапать тебя!

– Ты же не пригласил меня танцевать, – задорно выкрикивает она, не оставляя попыток вырваться из моей хватки.

Не в силах больше сдерживаться, впиваюсь грубым поцелуем в нежную кожу за ушком, слегка прикусывая и тут же обводя укус кончиком языка. Это наваждение какое-то.

– Ведьма… Чертова ведьма. На кой хер ты перешла к нам…

– Да ты… – начинает возмущаться она, но я тут же закрываю ей рот ладонью, сильнее прижимая к себе. Карми поначалу вырывается, но, услышав то, что слышу я, замирает.

В ночное время все районы города контролируются отрядами Бесстрашных, обязанных периодически совершать обход своего участка. Вот и сейчас на соседней улице слышны веселые голоса нескольких патрульных. Подождав, пока они пройдут, одним резким движением поворачиваю свою добычу к себе лицом, и, быстро наклонившись, задираю ей платье до бедер.

Карми, уперев ладошки мне в грудь, возмущенно выговаривает:

– Не смей! Это же Отречение! Тут запрещена демонстрация чувств, не то что… все остальное!

Хмыкнув, разворачиваю боковое зеркало в нашу сторону.

– Будем еще и в зеркало смотреться!

Карми, подавив смешок, все же делает последнюю попытку образумить меня:

– Перестань позорить меня на все фракции! Это невообразимо!

– Ну ты же любишь публичность, особенно пьяные терки с мужиками на сцене. Считай, здесь та же сцена.

Впиваюсь поцелуем в мягкие губы пытающейся отвернуться девушки, чувствуя, с какой охотой она начинает отвечать. Руками скольжу по спине, ощущая прохладную гладкость шелка, затем – по тонкой талии. Нашитые на полупрозрачную ткань бусины раздражают нервные окончания на подушечках пальцев, заставляя всю нервную систему звенеть от напряжения в ожидании долгожданной развязки. Карми, закинув руки мне на шею, прижимается всем телом, полностью отдаваясь во власть бушующей страсти. Именно сейчас, отбросив с помощью алкоголя все свои обиды и надуманные сомнения, она стала прежней – той самой нежной, пылкой и чувственной девушкой, которую я узнал тогда, у себя в квартире.

Задираю платье почти до талии и, подхватив Карми под бедра, кладу на теплый капот. Одним движением сдергивая очередные кружевные трусики, провожу языком от колена по внутренней стороне бедра, заставляя ее удивленно охнуть. Когда мой язык начинает ласкать нежные складки, Карми, в силу неопытности и, возможно, стыдливости, пытается закрыться руками и подняться, но я быстро прижимаю ее за плечи обратно.

– Лежать! Это приказ.

Вновь раздвигаю смущенно сдвинутые бедра и продолжаю начатое, с удовольствием замечая, что девушка все больше расслабляется, а потом и вовсе начинает чуть хрипловато дышать и постанывать, подаваясь всем телом мне навстречу. Когда понимаю, что сам уже не могу сдерживаться, расстегиваю джинсы и начинаю медленно входить, чувствуя, как перед глазами аж темнеет от удовольствия. Упираюсь руками в железо капота по обе стороны от лежащей с потемневшими от страсти глазами Карми, и все больше ускоряюсь, рыча и периодически впиваясь в губы, шею и плечи девушки тянущими поцелуями, оставляющими красные следы на нежной коже. Сдергиваю лямку платья с плеча и, спустив тонкую ткань на талию, впиваюсь поцелуями в округлую грудь, заставляя тело Карми выгибаться струной.

Прервавшись, ставлю ее на землю спиной к себе и, аккуратно надавив на затылок ладонью, заставляю положить голову на машину. В этой, одной из моих любимейших поз, я чувствую полный контроль и власть над податливым, таким горячим и желанным телом. Вновь ускоряюсь, доводя себя и ее до истинного наслаждения.

Чертова ведьма. Как же все было просто, понятно и легко до твоего появления.

Прохладный душ освежает до сих пор горящее после поездки тело, которое все же предвкушает продолжение этого неплохого во всех смыслах вечера. Завернувшись в полотенце, выхожу из ванной комнаты, ожидая увидеть возбужденную и готовую ко второй порции удовольствий девушку, но лишь недоверчиво хмыкаю – как была, в платье, Карми спит на кровати, обняв и подоткнув под себя мою подушку. Неплохо ее развезло – алкоголь этой дурочке точно противопоказан.

Старательно рассмотрев платье, нахожу молнию, расстегиваю и начинаю стягивать его, как сонная девушка, начавшая клевать носом еще в машине по дороге обратно, приоткрывает глаза и, несмело улыбнувшись, шепчет:

– Как же я люблю тебя такого… нормального, – глубоко вздохнув, Карми переворачивается на другой бок, и на выдохе, еле слышно, продолжает, – а злого не люблю…

Эти слова задевают какие-то живые струны в моем сердце, о существовании которых я и не догадывался.

Меня не любили. Никто и никогда. С самого раннего детства и до сегодняшнего момента. Тем более поразительным было ее признание.

Сидя в кресле с сигаретой в руке и вспоминая детство, смотрю на лежащую на моей кровати уютно свернувшуюся девушку, даже не догадываясь, какой ад на земле меня ждет уже очень скоро.

====== Глава 40 ======

.

POV Эрик

Дети, которых не любили, становятся взрослыми, не умеющими любить.

Меня не любили. Никто и никогда.

Я рос с родителями и одновременно без них – гении и светила Эрудиции, они были слишком поглощены своими экспериментами, опытами и научными работами, чтобы обращать на меня внимание. Нет, чисто технически я всегда был накормлен и ухожен, у меня были самые лучшие игрушки, книги и учителя. Было все, но не было главного – никто не интересовался моим настроением, страхами, желаниями и увлечениями. С самого рождения я был окружен атмосферой бездушного холода и полнейшего, одуряющего безразличия.

Родителей я видел чаще всего утром, за завтраком, бесконечно обсуждающими свои проекты, а мог и не видеть по несколько дней, ведь очень часто они не приезжали домой сутками, предпочитая казенную стерильность лабораторного корпуса сказке на ночь, прочитанной отчаянно ждущему внимания, но никому не нужному ребенку. Со сжирающей изнутри завистью я наблюдал за поведением других родителей – они слушали и слышали свои детей, держали за руку и водили по парку. Уже тогда мое детское, толком не сформировавшееся мышление нашло способ самоуспокоения – я достаточно легко сумел убедить себя, что эти дети унижены. Вся эта сопливая любовь, чрезмерное внимание, прикосновения грязных рук, еще секунду назад с легкостью дающих подзатыльники, слюнявые поцелуи и убогое сюсюканье – это все делает их слабыми, беспомощными и жалкими. Уже тогда детское сердце ожесточилось в попытках объяснить эту отвратительную разницу между нашими семьями. Замкнутость, нелюдимость, озлобленность и попытки завоевать внимание любыми способами – таким я стал к шести годам.

А потом в нашем доме появилась Сьюзан. Молодая разгульная девка из нашей же фракции, мозгов которой не хватило ни на какую науку в принципе, и поэтому вынужденную работать нянькой. Она ненавидела свое бессмысленное существование, должность, а больше всего – меня. Мне было шесть, когда девка впервые появилась в нашем доме, и десять, когда ушла. Этих четырех лет хватило, чтобы в моей жизни произошел качественный перелом. Именно в этот период в моем сердце, душе и сознании появилась уродливая гноящаяся трещина, из которой теперь периодически появляется отвратительный зверь, жаждущий калечить и унижать. С появлением в моей жизни Карми я даже не заметил, как потихоньку, по доле миллиметра, этот разлом в душе начал понемногу очищаться, рубцеваться. Но шрам останется навсегда, а рубцы, готовые разойтись в любой момент, так ненадежны…

До сих пор не могу понять, как родители не увидели, кого взяли в дом. Если первые годы я видел от проклятой девки только презрение, нескончаемые тычки и придирки, то дальше она начала расходится все больше. В те ночи, когда родителей не было, она устраивала безобразные гулянки с алкоголем и подозрительными, часто меняющимися парнями.

Какими же бездушными и слепыми должны были быть мать с отцом, чтобы не замечать очевиднейших вещей.

Одну ночь я запомнил на всю жизнь – тогда пьянка была особенно бурной. Трое отвратного вида парней, одна девка и Сьюзан сидели у нас в доме с вечера. Нажравшись до свинячьего визга, они не придумали ничего лучше, как заставить шестилетку стоять по стойке смирно, пока они будут соревноваться в меткости, кидая в меня объедки. Я лишь до боли сжимал зубы, не позволяя душащим изнутри слезам показаться наружу, ведь в противном случае меня ждали отвратительные насмешки и еще более жестокие наказания. Но, когда в ход пошли уже острые дротики от висящего на стене дартса, я попытался убежать. Быть пойман и избит, а дальше Сьюзан под восторженные вопли пьяной компании в бешенстве потащила меня по узкой шаткой лестнице на чердак. Я изо всех сил сопротивлялся, вырывался, царапался и кричал, но в ответ лишь получил сильнейший подзатыльник, которым она втолкнула меня в дверь, ведущую в темное помещение.

Когда дверь за моей спиной с грохотом захлопнулась и проскрипел проворачиваемый в замке ключ, я не нашел ничего лучше, чем начать вымещать свою злость на эту тупую озлобленную девку единственным доступным мне способом – не видя практически ничего в лишенной света комнате, я сначала, упрямо сжав зубы, пинал что есть сил закрытую дверь и орал, что она сука и тварь. Потом пинал все подряд, швырял по полу остатки какой-то мебели, пытаясь создать больше шума. Но все было бесполезно – меня мало того, что не слышали из-за грохота музыки и пьяных воплей, так еще и напрочь забыли, что там, в холодном, продуваемом насквозь, черном, как сама преисподняя, чердаке заперт мальчишка, отчаянно желающий сейчас только одного – выйти. Потом, забившись в угол, я сидел и плакал. Простительно, ведь мне было всего шесть, и, несмотря на весь мой бунтарский характер, на воспитанную и взращенную с самого раннего возраста озлобленность, мне было страшно. И холодно. Как же мне было адски холодно! Ледяной сквозняк, свободно гуляющий по полу, постепенно сковывал руки и ноги, подбирался все выше и выше, и вот меня уже начало ощутимо трясти. Впотьмах, на ощупь, я нашел какое-то старое истлевшее покрывало, от которого не было никакого толку – осенние ночи были уже очень холодными, а чердак насквозь дырявым. Но я упрямо цеплялся за него, старался закутаться, согреться, выжить…

Сидя, сжавшись в комок, в углу и обхватив себя руками, я солеными от слез губами шептал самые отвратительные слова, самые грязные и страшные проклятия, обещая вырасти и убить эту суку. Смакуя подробности, я живо представлял себе тысячи и тысячи способов истерзать и искалечить ее, но обязательно оставив в живых, чтобы мучилась.

В ту ледяную ночь в моем детском сознании произошел переворот. Именно после нее я перестал даже пытаться заслужить любовь и внимание, как делал это ранее. Я осознал, что мне это все не нужно, что любовь таких тупых сук, как эта девка, опомнившаяся уже только на утро, унижает и ослабляет меня.

А дальше был долгий период болезни – ночь на чердаке сказалась мне воспалением легких. Как же эта тварь бегала передо мной, на цыпочках ходила и унижалась, лишь бы родители не узнали истинных причин моего больничного. Я же с садистским удовольствием гонял ее за самыми мыслимыми и немыслимыми вещами и приказами, которые только приходили в голову. Я не давал ей спать, с мстительным наслаждением наблюдая, как она мечется передо мной, боясь огласки своего поведения. А потом все-таки рассказал родителям, но, как обычно, не был услышан – девке сделали строгий выговор и лишили премии. В нашем безжалостном мире не было места справедливости. А с течением времени все стало по-прежнему – она точно так же пила, куражилась, наказывала меня. Правда, на чердаке на всю ночь больше не запирала.

Ближе к девяти годам я заболел идеей Бесстрашия. Я до одури хотел стать одним из них, но не из романтичных побуждений, нет. Всей этой дури с защитой несчастных и угнетенных у меня в башке не было уже тогда.

Нет, для меня Бесстрашие олицетворяло лишь власть, доминирование и возможность, имея в руках оружие, вершить свое собственное правосудие.

Я начал серьезно тренироваться, и уже через год совершил то, что раньше казалось мне невозможным – во время очередной домашней пьянки я, к тому времени уже достаточно крепкий и высокий парень, избил посмевшую в очередной раз открыть свой грязный рот девку до потери сознания.

Дальше был долгий серьезный разговор с отцом, пытавшимся с эрудитской въедливостью проанализировать причины моего поведения. Но я его практически не слышал, наслаждаясь непривычным, но оказавшимся таким драгоценным вниманием – впервые за многие годы мы сидели с ним вдвоем, наедине, глядя в глаза друг другу. Он серьезно расспрашивал меня обо всем, вникал, требовал подробностей. Дальше такие беседы были все чаще, ведь я понял, как получить долгожданное внимание. Чем дальше, тем мои проступки были все более серьезными и жестокими. Сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, что точно такую же тактику я избрал с Карми – мне так же до бешенства нужно было ее внимание и я получал его привычным, набитым до автоматизма на подкорку мозга способом – унижал, бил, заставлял ненавидеть. Зато от нее всегда была реакция. Даже ненависть лучше холодного равнодушия.

Люблю ли я ее? Понятия не имею, что это за чувство.

Но если ненависть к любому живому существу, посмевшему посмотреть на нее с вожделением, и есть любовь – тогда да, люблю.

POV Карми

Праздник закончился, но в нашей жизни не изменилось практически ничего – целыми днями у нас все те же изматывающие тренировки с утра до вечера, разве что с бóльшим количеством выездов в город и за стену – за первую неделю в новом отряде мы выходили из наших подземелий уже четыре раза. Тренировки ведут командиры подразделений, иногда их заместители. В одном отряде со мной оказалось много наших ребят – во внешней разведке всегда много вакантных мест – как деликатно выразился Марс «из-за большой текучки кадров». Даже спрашивать не нужно о причинах этой самой текучки – за Стеной никогда не было спокойно.

Нас всех, прошедших суровый Бесстрашный отбор, поселили в новом крыле – теперь наши комнаты не в пример более уютные и малонаселенные – пять человек в комнате, пусть и не самой большой, это вам не два десятка в тесном подвале. Я, хоть и остаюсь у Эрика достаточно часто, все же не без труда, но отвоевала себе право оставить место в комнатушке – мне нужен свой угол, только свой, каким бы он не казался жалким и убогим после Лидерских хором.

Изменилось ли отношение ребят ко мне, как я и боялась? Странно, но совершенно не изменилось. То ли опасаются высказываться, то ли всем все равно. И чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что никому ни до кого здесь нет дела.

Сегодня в столовой как обычно шумно и многолюдно, но я не слышу и не вижу ничего, замерев на месте с недонесенной до рта вилкой – сидящая напротив меня Кэти смеется до слез, глядя на мою реакцию.

– Ты слегка удивлена, детка?

Приведя челюсть на ее законное место, выдавливаю из себя:

– Слегка?! Да ты шутишь, что ли? Это же невозможно!

Кэти весело пожимает плечами:

– Оказывается, все возможно. И трепетный рыцарь твоего дружелюбного сердца сыграл тут немаловажную роль. Я вообще Эрику уже стольким обязана! Придется мне ему в подарок торт испечь. Карамельный.

– Обойдется, – морщусь я, – так при чем здесь наш славный Лидер?

– Он тебе не сказал? Сама скромность.

– Господи, Кэтрин, да расскажи ты нормально – у меня голова кругом идет!!!

Кэтрин уходит от нас навсегда. Это немыслимо, просто уму непостижимо, но она сейчас, после инициации в Бесстрашии, переходит (я не могу в это поверить) – в Эрудицию! Доктор Эндрю, то ли не в силах пережить разлуку, то ли в интересах высокой науки, дошел со своим исключительным предложением до Лидеров, сумев доказать, что для дальнейших исследований по биопротезированию ему из всех возможных вариантов необходима именно моя подруга, как обладательница наиболее подходящих характеристик физического и психического здоровья. В противном случае Док намекнул, что все разработки придется временно заморозить. Джанин Мэтьюз, крайне заинтересованная в развитии новых технологий и тут же сообразившая, какие материальные и политические выгоды они несут сами по себе, а уж внедренные в жизнь, в частности, тут же дала согласие. Макс тоже не растерялся, затребовав в ответ некие льготы и бонусы в поставках новейшего вооружения и военных технологий. В итоге, Кэтрин стала лишь разыгрываемой фишкой в безжалостной игре Лидеров, но победителями в этой игре остались все.

Мое сердце готово было выпрыгнуть от радости, но где-то в глубине души была и легкая грусть – совсем недавно вновь обретя ее, я уже не представляла себе Бесстрашия без Кэти. Наши ежевечерние посиделки, наши доверительные беседы и веселый смех – все это придется оставить до редких выходных, когда мне будет разрешено самостоятельно выходить в город.

– Завязывай кукситься! – Кэти моими натянутыми улыбками не обманешь, – поверь, о Бесстрашии я больше не мечтаю. Я хочу быть там, с Эндрю.

Я понимающе качаю головой, не в силах налюбоваться на светящуюся изнутри девушку. Улыбаюсь и передразниваю Кэт:

– Это любовь, детка?

– До гроба, детка, – подмигивает она мне.

– У вас все совсем серьезно, ну… все уже было?

– Было все и даже больше! – улыбкой девушки в этот момент можно было бы осветить все Бесстрашие и еще часть Эрудиции. Наш деликатный доктор сумел помочь Кэтрин снова почувствовать себя не только полноценным человеком, но и просто любимой девушкой. И нигде ей не будет лучше, чем рядом с ним. Сказать, что я была рада за подругу – ничего не сказать. А видеться мы будем обязательно.

Эрика я не видела уже сутки, хотя все последние дни была с ним постоянно. Просторная светлая квартира на пятом этаже командирского крыла стала для меня почти родной – настолько мне было там уютно. Эрик был почти паинькой, лишь изредка своим обычным презрительным тоном обсуждая мои тренировки, на которых у меня, да, как и у всех, в общем-то, получалось пока далеко не все. Всю свои агрессию и злость он умудрялся оставлять за порогом квартиры, лишь изредка привнося их в наш секс, выбирая позы с возможностью максимального доминирования. Своими «наказаниями» он доводил меня до исступления, до бесстыдных криков и стонов, слышимых, наверняка, на весь этаж, не оставляя других вариантов, кроме как отдаваться ему со всей пылкостью и страстью. Не раз, смотря на него невидящими от захватывающих ощущений глазами, я удивлялась, видя его, возвышающегося надо мной – воин, чье имя вселяло в солдат трепет, и любовник, касавшийся и целовавший меня с такой одержимостью, вожделением и присущей только ему грубоватой нежностью.

Сегодня, устав от выматывающих тренировок под руководством особо рьяного заместителя Марса, я кулем повалилась на кровать, провалившись в сон мгновенно. И сладко бы проспала до утра, если во втором часу ночи нас не разбудил вопль Эрика:

– Подъем! Сейчас же! Вставайте, мать вашу!!! – в сердцах Эрик ногой толкает медлительного новичка в бок, от чего тот падает с кровати, – одеться по полной форме и на выход!!!!

Два раза просить не пришлось – все вскакивают со своих коек мгновенно и начинают лихорадочно одеваться, не задавая ни единого вопроса – себе дороже. Мне становится смешно, когда несколько встрепанных и растерянных ребят поочередно показывают мне глазами – мол, твой, мужик, ты и спроси, чего ему надо. Но я хорошо знаю Эрика – сейчас лучше помолчать и быстрее выполнить приказ, ведь ясно, что это очередные ночные учения.

Топот двадцати пар берцовых сапог грохотом отдается в темных пустых коридорах Бесстрашия. На выходе нас ждет огромная военная машина с брезентовым кузовом – быстро запрыгиваем туда и рассаживаемся в ряд напротив другу друга, не переставая гадать, куда нас в этот раз повезут.

– Вечно ему неймется… – ворчит кто-то, но слова остаются без ответа – прильнувшие друг к другу ребята сонно хлопают глазами и, откинувшись назад, замирают, в надежде хоть немного поспать.

Сон как рукой сняло, когда наша дорога закончилась в холле заброшенного здания, бывшего когда-то жилым домом. В большом захламленном помещении собралась толпа Бесстрашных, одетых по полной форме штурмового спецназа. Они беспечно болтают, смеются и шутят, сидя на полу или на подоконниках. Наше появление отмечается громкими радостными воплями.

– О, молодые кадры, заходите!

– Наконец-то, а то чуть не уснул уже.

Чему они так радуются, интересно?

Входящий за нами Эрик кивает головой на только что вынесенные из машины комплекты индивидуальной защиты.

– Разобрать бронежилеты и шлемы.

Похоже, у нас сегодня по плану обучение штурму в реальных условиях. Не самое худшее, что можно было бы ожидать от Эрика и ночного подъема. Мое облегчение в этот момент показало, как же я все еще плохо знаю своего Лидера.

Дождавшись, пока мы наденем на себя бронежилет, Марс, стоящий вместе со всеми, просит:

– Шлемы пока отложите. Один момент.

Подходит к нам и протягивает зажатые в кулаке спички.

– Тащим по очереди.

Стоящие рядом со мной Зак и Эстель вытягивают обычные спички. Теперь моя очередь, но в этот момент я ловлю на себе улыбающийся взгляд своего командира – он глазами мне показывает на сжатый кулак, а потом как бы невзначай подталкивает пальцем крайнюю спичку, заставляя ее чуть приподняться над остальными.

– Твой выбор, Карми.

Не отводя взгляд от теплых карих глаз, протягиваю руку к этой самой спичке. Я доверяю тебе, Марс.

И вытаскиваю короткую, обломанную.

– Все, закончили тянуть. На сегодня ваш командир – Карми.

Бойтесь своих желаний – они исполняются.

У Эрика, молча стоящего у стены, бровь явственно поползла вверх. Но, быстро приняв свое обычное выражение лица, он соизволил наконец от нее отлепиться и подойти к нам.

– Задание на сегодня – зачистка здания, – Лидер кивает на виднеющееся из окна соседнее двухэтажное здание бывшей школы.

– Там снова изгои? Автоматы-то хоть с пулями будут? Нет, так хоть рогатку дайте, – Питу почему-то очень смешно.

Эрик переводит на него тяжелый взгляд.

– Снова изгои. В результате совместных действий двух отрядов – внешней разведки и службы патрулирования, – Эрик кивает на Марса, а потом переводит взгляд на командира патрульных, – в соседнем здании сейчас заблокировано порядка пятнадцати изгоев. Вас – двадцать. Задание – полная зачистка. Всем понятно?