Текст книги "Хризантема (СИ)"

Автор книги: Dtxyj

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

На палубу вышла Таня, закутанная в тёплый халат. Сунув в рот тонкую сигарету, прикурила, с блаженством затянувшись. Волдин сразу же подумал о Жирове, и сомнения вновь овладели им. Но Тане он верил. Если брать во внимание случайную смерть Погодина, неслучайную Крюгера, да ещё совершенно незапланированное убийство Жирова, тогда вырисовывается не слишком красивая картина.

– Татьяна, доброго дня, – поздоровался Максим, и Таня, вздрогнув, посмотрела на него.

– Максим, доброго, – вымученно улыбнулась она. Выглядела Жирова не ахти, в глазах отражались печаль и боль. Нет, такой человек не смог бы запланировать убийство мужа, а потом подставить их.

– Скажите, – и всё же Волдин решился на вопрос, потому что понимал, что ему надо это знать, – то было случайно?

Рука, державшая тонкую сигарету, задрожала. Татьяна плотнее сжала губы, отвернулась от него. Максим не жалел о том, что спросил, но сочувствие к Жировой заставило почувствовать себя уродом. У каждого своя боль, свои муки. Спроси сейчас Макса о Тимуре, он, наверное, будет чувствовать себя так же. Впрочем, он и чувствовал, просто скрывал всё чуть лучше Тани.

– Не скажу, что не думала об этом, – заговорила она и затянулась горьки дымом. – Но я бы никогда не сделал этого… То есть…

– Я понял, – оборвал её Максим, она благодарно кивнула и вновь затянулась. – Не мучьте себя, – вдруг тихо сказал Волдин и подумал о себе. – Это не стоит того. Каждому небесами отписаны своя жизнь и своя смерть. Иногда, живя по правилам, мы сталкиваемся со всеми неприятностями в мире. Мы ничего не делаем плохого, а к нам относятся дерьмово. Мы пытаемся никому не причинять зла, но обязательно найдётся кто-то, кому мы мешаем жить. Вы спасли мне жизнь, думайте об этом. Ведь это правда.

– В таком случае я должна была встать между вами и схлопотать ту пулю, – тихо воспротивилась его словам Таня.

– Значит, так было нужно, – буркнул невпопад Максим, пожелал ей хорошего дня и вернулся в каюту.

Остаток дня пролетел в мучениях. Работа не клеилась, мысли соскальзывали в сторону Шишкова. Почему-то Максим вспомнил свою жизнь, когда Зоя привезла его в дом отца. Вспоминались встреченные им тогда люди: горничные, водители, охрана, знакомые и подруги Зои. Гнев и ненависть отца. В тот момент единственный человек, кто открыто любил его, была Зоя. Она была чужой, казалась странной и опасной, но от неё исходило столько тепла и добра, что Максим уже через месяц забыл о мучившем его вопросе: «Как можно любить ребёнка от любовницы мужа?» Но Зоя любила, и Макс до сих пор не мог найти ответ, а также раскрыть секрет своей мачехи: почему из всех детей она выбрала его?

Сегодня Макс оделся как попало. Бездумно стянул с плечиков брюки, натянул вишнёвого цвета рубашку, чёрную жилетку. Надел туфли. Не глядя в зеркало, направился следом за Стасом на шестой этаж. Перед тем как выйти из каюты, Бобров ему вколол какой-то препарат, сказал, что он убьёт отраву, если таковая будет в табаке. Волдин не стал спорить, доверился своему верному и преданному начальнику личной охраны.

Ступив в зал, Макс поморщился. В помещении клубился дым, с трудом выветриваясь через приоткрытые окна, уходил в вентиляцию. Тут, вдохнув только пару раз, можно было ощутить себя дурно. Кальяном Максим баловаться не любил – за всю свою жизнь посещение подобных мест было в его списке второй раз. Как правильно пользоваться кальяном, он знал, но успел позабыть. Курить наркотики он не собирался, поэтому заказал простой на молоке.

Присев за столик на ярко-красное кожаное кресло, Волдин окинул придирчивым взглядом помещение. Зал был просторный, частично поделённый на кабинки. Ряд колонн придерживали высокий потолок. Колонны были украшены причудливыми рисунками, кабинки разделены ширмами с восточной тематикой. Центральный зал был обставлен столиками и креслами. На полу постелен ковёр, мягкое основание позволяло ходить тихо даже тем, кто был на каблуках. В центре высился огромный кальян, из которого тянулись трубочки. Молодёжь потягивала из него дым, громко смеялась, пританцовывая под лёгкую музыку. Атмосфера казалась ненавязчивой, но Максим ощущал притворство.

– Тебе так идёт одиночество, что я задаюсь нелепым вопросом: зачем тебе бог дал выбор и свободу?

На столешницу опустился стакан с янтарной жидкостью, в которой плавали кусочки льда. Максим нахмурился: никогда и ничего он не пил со льдом. Не нравилось. Затем поднял глаза на Анну, он узнал её голос сразу же. Сегодня Максиму явно везло с женщинами, особенно с теми, кого он видеть и слышать не желал. Но ни Чулганову, ни Русакову его мнение не волновало.

– Я не понимаю твой сарказм, – сказал Максим и вновь посмотрел на танцующую молодёжь.

– Тебе, Макс, не надо его понимать, – Русакова присела на подлокотник соседнего кресла и глотнула из своего бокала. – Кроме одного: тебя здесь не жалуют.

– Тебя тоже.

Надоело подбирать слова. Надоело натянуто улыбаться и притворяться.

– Я породистая, – Анна нагнулась к нему, чуть ли не касаясь губами уха. – А ты – грязный. Между нами разница в огромную пропасть.

– Смотри не навернись в эту пропасть, породистая.

– Ты сегодня злой, – она рассмеялась, разогнувшись. – И это понятно. Компромат Чулгановой был просто охренительный, – и снова смех. – Ты повеселил всех. Ты в курсе, что уже давно на тебя делают ставки: педик ты или нет?

Максим промолчал. Официант принёс ему небольшой стеклянный кальян. Установив на столешнице, он по приказу Волдина подхватил стакан с янтарной жидкостью и унёс его.

– Развлекайся, Макс, – не дождавшись ответа, Русакова заговорила. Похлопав его по плечу, она соскользнула с кресла. – Надеюсь, вечер тебе понравится.

Некоторое время Волдин сидел, с трудом унимая поднявшийся гнев, а потом, взяв мундштук, прикусил его и втянул пахнущий молоком дым. Немного расслабившись, поблагодарил официанта за принесённые фрукты, трюфели и морепродукты. Есть хотелось неимоверно, и Макс набросился на приготовленные на углях креветки, гребешок и рыбу. Изначально отказавшись от алкоголя, всё же согласился потом на вино. Глядя на продолжавшую шуметь молодёжь, а также здороваясь изредка с представителями элиты, отсчитывал время, когда можно будет уйти. Вот только как бы он ни мечтал о каюте, возвращаться в пустоту сегодня не хотелось. Но и сидеть тут до победного – тоже.

Шитько подсел к нему, когда Максим попросил ещё бокал вина. Мысли об одиночестве так сильно взяли за горло, что стало тяжело дышать. То и дело память возвращала его в прошлое, к недавним событиям, и Максим чувствовал себя опустошённым, уже не в силах бороться с тем раздраем, что творился в его голове и душе. Сердце то бешено стучало, то приостанавливало свой бег, и порой Максиму казалось, что оно совсем остановилось. Оно болело. Волдин понимал, что нужно просто принять факт, найти решение. Впрочем, последнее-то и искать не приходилось, оно было сверху, на тарелочке с голубой каёмочкой, вот только, как ни странно, взрослому человеку осознать это было тяжело.

Отодвинув его кальян, Шитько поставил перед ним другой – красивый, ярко-алый, с нарисованной на нём птицей. Рядом установил свой и бутылку вина. Улыбнулся приветливо, даже как-то заискивающе. До этого в течение часа за столик к Волдину никто так и не осмелился подсесть. Максима в этом обществе ненавидели. А вчерашний поцелуй на шоу Чулгановой сделал его грязным и противным. Кто-то, проходя мимо, даже обозвал его тихо пидором. И он это услышал. Не повернулся и не посмотрел кто, продолжил есть, откровенно чихая на всех, кто на данный момент его окружал. С чего вдруг к нему подсел Шитько, Максим мог только догадываться. И первое, что пришло в голову – это отравить. Ну или одурманить. Максим сейчас рисковал, но Стас же вколол ему какую-то гадость. Однако ни одна гадость не гарантировала стопроцентную защиту.

– Чем удостоен такой чести? – спросил Макс. Страха он не испытывал, лишь лёгкое раздражение оттого, что нарушили его уединение. Мысли о Тимуре были намного приятнее, хоть и резали тупым ножом по самым чувствительным органам.

– Хочу с вами выпить, – ещё шире растянул в притворной улыбке свои губы Шитько. Отодвинув практически пустой бокал с вином в сторону, поставил перед Максимом другой и наполнил его алым напитком. Налил себе, отставил зелёную бутылку в сторону. – Я просто хотел сказать, Максим, – Шитько поднял фужер, – что вы достойный противник. Мало кому удаётся в такие короткие сроки сделать себе имя, создать непотопляемую компанию, приручить общество элитариев. Я вас уважаю. – И взглядом показал на бокал, что стоял перед Максимом.

– Макс, не пей и не кури, – услышал в наушнике голос Стаса Волдин, но не принять эту игру не мог. В этот момент было на всё наплевать. Так сильно, что смерть показалась довольно приятной дамой неопределённого возраста, с карими глазами и… волосатой грудью!

Схватив бокал, Максим ударил по бокалу Шитько и, криво ухмыльнувшись, отпил ровно четыре глотка. Шитько выпил тоже и, подхватив мундштук, затянулся едким дымом. Макс сразу уловил что-то незнакомое, приторно-сладкое. Сомнений быть не могло: в табаке наркотик. Однако, вернув фужер на столешницу, затянулся тоже. Улыбаясь Шитько, приоткрыл губы и выдохнул розовый дым.

– Вот скажите мне, Максим, о чём вы мечтаете? – вдруг спросил Шитько, немного расслабившись. Было такое ощущение, что они давние приятели. – У вас теперь есть всё. О нет, я не хочу вас обидеть. Просто когда вы вошли в наш круг, вы ничего не имели. А теперь уважаемый человек. Но когда у человека всё есть, ведь ему хочется ещё.

– Ну вот у вас тоже всё есть и было изначально, – Максим затянулся ещё раз. Неплохо, лучше, чем с молоком. – Чего хотите вы?

– Нечестно отвечать вопросом на вопрос, – рассмеялся Шитько и сделал две затяжки. – Но я отвечу: у меня есть всё и более ни о чём не мечтаю. Я просто живу. И это прекрасно.

– Вот и я тоже просто живу, – кивнул Макс. Шитько снова засмеялся. Смех у него был писклявый, будто поросячий. Это сильно раздражало. Максим хотел затянуться ещё, но Бобров рявкнул в переговорник так, что у Волдина в голове случилось мозготрясение.

– Хватит!

Макс покривился, отложил мундштук, взял бокал с вином.

– Не пей! – снова рявкнул Стас, Максим закатил глаза. Бесило! Стаса понять можно, но риск должен оправдывать средства. Это их план!

 – Вы удивительны, – раскидывался комплиментами Шитько, затягиваясь розоватым дымом. – Мне нравится ваш стиль. Смело и броско. Но ведь осторожность не помешает?

– Какая именно? – Максим вопреки крику Боброва, собирался пригубить вина, но в этот момент почувствовал себя не слишком хорошо. В глазах всё поплыло, звуки стали растянутыми, лицо Шитько превратилось в красное марево.

– Люба…я… кха…

Сначала Максим не понял, что случилось. Быстро моргая и стараясь прогнать наваждение, он смотрел на Шитько. Тот кашлял, с хрипом втягивал в себя воздух, выпучив глаза, смотрел на него. Максиму показалась эта картина забавной, и он хмыкнул. Поставил локоть на столешницу и, подперев щеку ладонью, принялся смотреть на то, как смешно Шитько корчится, пытаясь сделать вдох.

Когда Шитько принялся бить себя по груди, а потом суетливо рыться в карманах, кашляя и хрипло дыша, Макс понял, что с ним и правда что-то не так. Голос Стаса донёсся будто из трубы. И в тот момент, когда Шитько свалился со стула в попытке глотнуть воздуха и принялся царапать себе горло, Волдин окончательно понял, что тот задыхается.

– Макс, сиди на месте! – услышал он голос Боброва, но уже было поздно.

Вскочив со стула, Максим кинулся к Шитько. Присев на корточки, он глянул на несчастного, бегло осмотрел корчащуюся фигуру. Подбежал официант, это, наверное, единственный человек, кто обратил внимание на то, что человеку плохо.

– Что? – спрашивал Макс, выворачивая карманы Шитько. Схватив Волдина за рубашку, он попытался произнести хотя бы слово.

– Что с ним? – вопросил запаниковавший официант.

– Вызывай врача! – крикнул ему Макс. В ту же секунду Бобров, схватив его за руки, оттянул назад, а рядом с Шитько присел мужчина. Вытянув из кармана баллончик, он встряхнул его.

– Т…ы… – выдавил Шитько, дрожащей рукой показывая на Макса. Мужчина в костюме – скорей всего, охрана – сунул ему в рот баллончик и нажал на дозатор. Но Шитько забился в приступе, изо рта повалила пена. После этого он замер, широко открытыми глазами глядя на Макса.

====== 25 глава ======

– Сегодня ты на пятом, убираешь каюты, – сказал Серёжа, как только Тимур приставил рацию к уху. – Желаю удачи.

Серёжа был обижен. Говорил мало, без «Тимов» и прочих раздражающих нежностей, в голосе слышались грубоватые и недовольные нотки. Тимур стащил себя с кровати, прошёл в ванную, посмотрел в зеркало. Душ принял сразу, как вернулся из прачечной, поэтому, выкурив сигарету, почистил зубы, оделся и вышел из каюты. Позавтракал, спёр булочку – всё по сценарию. Пока шёл до каморки, где лежали уборочные приспособления, сожрал её.

Пятый встретил тишиной. Для верности изучив план этажа и кают, решил начать с конца. Охраны тут не было, можно спокойно ходить по коридорам, но Тимур предполагал, что видеокамеры здесь работают. Сегодняшний день он проведёт вдали от Максима, по крайней мере, так казалось на первый взгляд. В глубине души Шишков этому был рад. Но с другой стороны, хотелось Волдина увидеть и спросить у него, какого чёрта он поцеловал. Хотя нет, спрашивать не хотелось, это было глупо и как-то по-книжному приторно, лучше промолчать, сделать вид, что ничего не произошло и продолжать жить как обычно. Но обычно уже не будет! Этот поцелуй стёр все рамки и грани, заставил усомниться в том, что между ними только дружба, а ведь Тимур так упорно убеждал себя в этом.

Волдина хотелось просто увидеть, посмотреть на него, поговорить с ним…

Переступив порог первой каюты, Тимур окунулся в гробовую тишину. Хозяев в комнате не было, наверное, ушли на завтрак. К работе Шишков приступил сразу же. Содрал с кровати постельное бельё, сунул его в корзину, застелил свежее. Включил пылесос, прошёлся пылесборной насадкой по ковролину, вымыл углы, смахнул пыль с прикроватной тумбочки, столика и протёр кожаный диван. Зайдя в ванную, почистил раковину, унитаз и поддон, протёр лейку душа и смеситель.

Через сорок минут вырулив в коридор, аккуратно прикрыл за собой дверь и стукнул во вторую каюту – здесь жил любовник Русаковой. Открыл Тимуру крашеный блондин с ботексными губами и ярко-голубыми глазами. Шишков озвучил, что он горничный и пришёл убирать каюты, переступил порог и наткнулся на сидящую на кровати Анну. Она быстрым, но не суетливым движением надевала туфлю. Затем встала, поправила тёмно-зелёное платье с воротником стойкой, бросила на своё отражение оценивающий взгляд, подхватила с кровати клатч и, чмокнув любовника в губы, вышла из каюты. Жиголо причесался, защёлкнул браслет часов на левой руке, подхватил бумажник с телефоном и тоже вышел. Тимур остался один.

За работу он принялся сразу, как хозяин каюты впустил его внутрь. Пока Русакова и её любовник собирались на выход, Тимур натягивал перчатки, наливал в ведро мыльную жидкость, тряс тряпочки, выбирая между розовенькой или голубенькой. Выбрал вторую. Стоило только жиголо покинуть номер, как Шишков принялся за исследование. Ничего необычного, как и в прошлый раз, он не нашёл. Кроме флакона со странной жидкостью. Он лежал в сумочке с туалетными принадлежностями, и его содержимое на гель или лосьон не было похоже. Бросив чистить раковину, Тимур взялся за бутылёк, открыл крышку и понюхал. В нос ударил неприятный запах. Прочитать, что написано на этикетке, не смог, текст был иностранный. Однако изображённые на ней фигуры мужчины и женщины наводили на мысль о том, что это была смазка. Вот только запах оставлял сомнения. Неужели иностранные лубриканты так ужасно пахнут?

Вернув флакон на место и повнимательнее осмотрев содержимое кошеля, Тимур вернулся к раковине, а потом взялся за унитаз. В этот момент его и настигла мысль о том, что, возможно, во флаконе психитин. Оторвав кусочек туалетной бумаги, опрыскал его, сунул в карман, бутылёк вернул на место. Вернувшись к работе, протёр смеситель и лейку, почистил поддон и вышел из каюты, направившись в другую. Что он будет делать с этой салфеткой, Тимур не знал. Скорей всего, отдаст Стасу. Но встретиться с Бобровым нужно так, чтобы не видеться с Максом. Хотя после того поцелуя захочет ли Волдин смотреть на него? Вот, кстати, ключевой вопрос!

О Максиме думать сейчас не хотелось. Воспоминания выжимали из Тимура все соки. Бессонная ночь и физическая работа утомляли и хотелось лечь, закрыть глаза и провалиться в беспамятство. Но в жизни так не бывает. Особенно когда за поступками скрываются чувства. Тимур с ними боролся, сражался, как если бы от этого зависела жизнь всего человечества. Хотя нет, на человечество ему наплевать, а вот на себя – нет. Да и на Макса тоже. В любом случае этот круиз скоро закончится, а значит, они снова потеряют друг друга. Станут чужими, окунувшись в прежнюю рутину.

Тимур и хотел, и нет вернуть всё на места. Одна часть – та, что разум, – говорила ему: оставь как есть, то было шоу, шутка, игра. Посмейся и махни рукой. Живи дальше. Прими как данное, ты же взрослый. Но сердце и душа требовали реванша, объяснений, веря в то, что, возможно, чувства взаимны. Ведь Макс мог поцеловать кого-то другого. Почему он поцеловал именно Тимура? «Потому что, болван, он тебя знает! Целовать чужого, может, противно, ну или опасно. Болячки там всякие. А ты вроде как друг, хороший… знакомый». Вот только эти доводы не были убедительны. Но если так думать, то Макс же бабник, ходят слухи, что он любит потискать девушек в укромном углу. Тогда с чего ему вдруг целовать мужчину? Ради рейтинга, игры. Всего лишь шоу, не более того.

Тимур не заметил, как оказался у последней каюты. Постучавшись, подождал, пока ему откроют дверь. Он уже приготовился сам вскрыть замок запасной ключ-картой, когда ему отворили. Представившись уборщиком, Тимур вкатил тележку в номер и понял, что здесь он зависнет надолго. Короткая стойка была заставлена тарелками с закуской и пакетами от снейков, на полу валялись бутылки и стаканы, на диване была разбросана одежда и ботинки. На кровати кто-то спал. В каюте пахло спиртным, рвотой и сигаретами, Тимур сразу же ощутил тошноту. Первым делом он открыл окно.

– А я тебя знаю, – сказал впустивший его мужчина. Шишков как раз взял в руки мусорный пакет и встряхнул его, чтобы скинуть туда всё, что лежало на стойке и полу. И не имело значения, что с мусором он сгребал посуду, которую следовало отнести в ресторан, чтобы помыли.

Тимур обратил внимание на хозяина каюты. Молодой, пьяный, довольно симпатичный. Гей. Из той серии, про кого каждый скажет: «О, да это ж пидор». Гладкое лицо, выщипанные брови, надутые ботексом губы, маслянистые глазки. На вскидку лет двадцать пять, не больше. Растрёпанный и не выспавшийся, пивший всю ночь. Выглядел он не лучшим образом.

– Я вас – нет, – не совсем учтиво выдавил Тимур и подошёл к стойке. Нет, посуду он всё же решил складывать отдельно, как-никак, за неё потом придётся платить. И если он выкинет её, то с него как раз таки и вычтут стоимость каждой тарелки и каждого стакана.

– Тебя вчера засосал Волдин, – сказал парень и облокотился на стойку, отчего на пол полетели пакеты из-под снейков и пепельница с окурками. Тимур ловко подставил пакет, и она упала в него.

Воспоминания о вчерашнем поцелуе заставили Тимура плотно сжать зубы и вернуться к тележке, откуда он вытянул второй пакет для отходов, раз уж пепельница упала в первый. Стараясь не думать о случившемся вчера на шоу Чулгановой, Шишков вернулся к работе.

– Ты, что ли, гей? – спросил парень, когда ответа не последовало. Наклонив голову набок, он заглянул Тимуру в лицо. Шишков решил посмотреть на хозяина каюты, да так, чтобы он понял, что и разговор Тимуру не нравится, и он, типа, не гей.

Парень противно засмеялся, приподнял руки и отступил. Однако беседа на этом не закончилась. Обойдя Тимура по дуге, он оказался с другой стороны. Шишков, стараясь не обращать на него внимания, продолжил работать.

– Ты знаешь, что учёные доказали, что человек, любой, бисексуал? – Тимур бы ответил ему, что знает и считает это доказательство ересью, но не стал отвлекаться. Обед пропустил, на часах пять вечера, жрать хотелось неимоверно. Слона бы съел. – Я тоже так считаю. Но ещё я считаю, что деньги делают всё.

Ах, вот куда этот имбецил клонит!

– Есть вероятность, и я это подтверждаю, потому что сам был свидетелем, что приличная сумма бабок из любого натурала, даже ярого, сделает пидораса. Вот, смотри, – и парень вынул из кармана деньги, – здесь шесть тысяч, ну или меньше, а может, больше, – он принялся пересчитывать купюры, всерьёз задумавшись о том, сколько в той смятой пачке денег. – А, не важно. Короче, тут тысячи. Месячная твоя зарплата, а может, и больше. Хочешь?

Тимур посмотрел на него так, будто готов был уничтожить всю планету взглядом. Потом отошёл к тележке, сунув в большое ведро пакет с посудой.

– Ой, извини, – елейно пропел парень, – могу предложить больше. Вот, у меня ещё есть.

Шишков принялся убирать бутылки и отходы с пола. На предлагающего ему деньги он не взглянул.

– Да я таких ломающихся анальных целок знаю, – презрительно съехидничал парень. В этот момент Тимуру так сильно захотелось вмазать ему между глаз, что он еле сдержался. – Натуралы – вы все такие. Ломаетесь до первого проникновения, а потом стонете, как течные суки. И когда перед вашей рожей маячат деньги, вы готовы лизать любой хер, какой вам сунут в рот.

Тимур стремительно кинулся к нему – сам от себя подобного не ожидал. Парень быстро отскочил и со скоростью света забежал за стойку, схватив початую бутылку. Перехватив за горлышко, поднял вверх, приготовившись защищаться. Содержимое бутылки тут же пролилось вниз, и Тимур про себя застонал. Отвернувшись, выдрал новый пакет и взялся за разбросанную на диване одежду и обувь.

– Ты – нищета! Да у меня денег вагон, тебе столько и не снилось! – взвизгнул парень, заведя привычную для мажоров пластинку. – Думаешь, я такой же, как ты? Такие свиньи, как ты, созданы, чтобы убирать за мной и всё время стелиться, как тряпка! Да, ты половая тряпка!

Тимур понимал, сынок богатого папочки просто надрался вусмерть, возможно, принял наркотики. А ещё окружение «золотого мальчика» поспособствовало, чтобы он вырос настоящей мразью, которая считает, что всё можно купить, и ему ничего не будет, если он переступит грань закона.

– Ты знаешь, кто у меня папа? – продолжил тот. – Мой отец – мэр! Если я ему скажу, ты лишишься работы и будешь всю жизнь ползать передо мной на коленях. Я уничтожу всю твою семью, и твои дети будут жрать дерьмо из моих рук, чтобы прокормить себя!

Одежда и покрывало – скорей всего, содранное с кровати – были липкими и неприятно пахли. Тимур понял, что тут либо накончали хреново количество раз, либо наблевали. Покривившись, он вернулся к тележке, взял пакет побольше и затолкал ком грязного белья в него, перетянув крепким узлом, чтобы не воняло. Скинув в тележку, подхватил тряпку и очиститель, подошёл к стойке. Парень отскочил назад, стукнулся спиной о стену, сел на маленький холодильник, продолжая держать бутылку словно оружие. Перепуганные глаза, искривлённый рот. Вот останься он единственным геем на всей планете, Тимур ему бы не дал даже за пирожок с яблоками.

– Слышь, ты, сынок мэра, – сказал он, опрыскивая столешницу из дозатора. – Я настоящий гей. Но таких, как ты, – Шишков посмотрел на него пристально, – на дух не перевариваю. Забирай свои деньги и вали нахрен из каюты. Не мешай нормальным людям работать.

Глаза золотого мальчика при этих словах расширились так, что превратились в блюдца. Некоторое время он неверяще смотрел на Тимура, а потом начал громко и противно смеяться. Шишков спокойно вытер столешницу и зашёл за стойку. Парень тут же смолк, вздрогнул, залез на холодильник с ногами. Тимур забрал у него бутылку – не дай боже поранится! – кивнул на выход, и тот, спотыкаясь и чуть ли не падая, добрался со скоростью света до дивана, думая, что там есть спасение.

– Не верю! – взвизгнул парень.

– Я сказал вали отсюда.

– Я на тебя пожалуюсь! – он ткнул в Шишкова пальцем. – Тебя выкинут с корабля, как ненужную вещь. Ты труп!

Тимур закатил глаза, подумал о том, за что ему такое наказание, и вернулся к уборке.

– Я пожалуюсь папе, и он упечёт тебя в тюрягу, – продолжил золотой мальчик. Он ещё что-то кричал, но Тимур его не слушал, намывая холодильник, на котором минутой ранее сидел хозяин каюты.

– Чего ты орёшь! – послышался другой голос, и Шишков удивился. Потом вспомнил, что когда он пришёл, на кровати кто-то спал. И этот кто-то не мужчина. По голосу было ясно, что женщина. Погодите, значит, этот мажор – би? Ну или женат? Такое тоже может быть. И при живой жене таким заниматься? Отвратительно! Бедная женщина!

– Заткнись, сука! – взвизгнул сын какого-то там мэра. Тимур поднялся, собрался уже выйти из-за стойки, но парень, метнув в него затравленно-гневный взгляд, резво вылетел из комнаты. Шишков поблагодарил небеса за предоставленное счастье.

Вернувшись к тележке, Тимур бросил тряпку на место, взял ведро и направился в ванную. Налив воды, вышел в зону комфорта, которую ему придётся вычищать час, не меньше.

– Здрастье, – сказал он, столкнувшись с девушкой. Не узнать её Шишков не мог. Высокий рост, больше ста восьмидесяти сантиметров, и зелёные пряди волос выдали в ней недавнюю знакомую. Эту госпожу Тимур видел тем утром, когда убили Крюгера. Кажется, Лёня говорил, что её фамилия… Сычева? Сытова?.. Сырова!!!

– Привет, – сказала недовольно она и окинула его взглядом. Сырова его узнала тоже и несколько секунд пристально разглядывала, иногда щурясь. Тимур прошёл к тележке, чтобы налить чистящее средство.

Девушка была в трусах и лифчике. Кажется, наличие чужого мужика в каюте её не напрягало. А вот Тимуру было как-то неудобно. Пусть женские тела его не возбуждали, но считал, что встречать гостей голой – невоспитанно.

– Ты горничная? – она хмыкнула. Славно, ещё одна шутница на его голову. Мало того свинтуса, который аж сын мэра!

– Я убираю каюты, – ответил Тимур, ополоснул в ведре тряпку и вернулся к уборке.

– Одно и то же, – Сырова шлёпнулась на диван. – И нравится такая работа?

– Кто-то должен её делать.

– Так думают свиньи.

– Так думают люди.

Тимур решительно взялся протирать кожаную обивку дивана, не обращая внимания на то, что на нём сидела Сырова.

– Я тебя не возбуждаю? – спросила она после нескольких секунд молчания. Шишков, не глядя на неё, вернулся к тележке, чтобы ополоснуть тряпку. – Или ты тоже гей?

Последнее слово она произнесла с таким отвращением, что Тимуру самому стало от этого дурно. Когда он понял, что женщины его не возбуждают? Наверно, тогда, когда лежал избитый Бобровым в больничной палате. Ему было четырнадцать. Нет, ориентация его не напугала, тогда он думал о том, что потерял Макса. Болезненных метаний, стыда и страха не было, просто осознал и принял. Так какого хрена сейчас, будучи взрослым, он пытается убежать от самого себя и уничтожить чувства к Максиму? Какого дьявола он ведёт себя глупее, чем четырнадцатилетний подросток?! Он же взрослый! Ему тридцать три, а в итоге такое ощущение, что… Что он дурак!

– Мой муж вот тоже, гей, – вырвала его из раздумий Сырова, и Тимур удивлённо заморгал глазами. Как же лихо его выбило из реальности! Будто мяч за пределы поля. – Отвратительно. Противно. Но я живу с ним, и мы даже порой спим вместе. Его отец, старый маразматик, думает, что женитьба изменит его ориентацию, – Сырова говорила это с лёгким сарказмом, но голос сочился ядом. Она пыталась это скрыть, но у неё плохо получалось. – Ха, изменит. Он пидор до мозга костей. У него на женщину не стоит! Он рядом с женщиной импотент! А его папаша ещё винит меня в этом. Ну конечно, кого, как не меня! Главное, есть на кого всё скинуть. Не себя же винить, не свою жену, а меня! А то, что у него любовниц целая куча, а его жена содержит мужской притон и иногда поставляет своему сынку свежий и качественный продукт – это не в счёт!

Тимур понял, что Сырова вставать с дивана пока не собирается, и решительно прошёл к кровати. Содрал постельное, сунул в пакет. Протёр изголовье и изножье кровати, дверки шифоньера, тумбочку. Лишь на долю секунды он задержался взглядом на номере каюты, который поблескивал металлическими цифрами на ящичке прикроватного столика – «22», – и вернулся к тележке. Сырова продолжала говорить.

– Знаешь, какая я была красивая? – Это риторический вопрос, но Тимур посмотрел на неё. Ничего особенного, обычная женщина, но люди склонны преувеличивать. Хотя у каждого свой идеал красоты. Тут человека винить не в чем. – Я была моделью. – Она наконец встала, чтобы пройтись по каюте, будто по подиуму. Тимур принялся вытирать тот участок дивана, на котом недавно восседала госпожа Сырова. – На меня смотрели сотни глаз. Нет, тысячи! Свет, гладкий, будто стекло, подиум, платья от кутюр. Шёлк, блеск, лоск, золото, бриллианты, жемчуга. Я стояла на вершине модельного бизнеса. Я была лучшая. Я – Королева Вселенной! – она вскрикнула и замолчала. Тимур спиной ощутил её боль. Ему действительно стало жалко эту несчастную. Почему-то вспомнилась Таня. – А теперь я замужем за пидором и меня считают виноватой в том, что он трахает мужиков. Отвратительно!

Тимур хотел задать вопрос, как же так получилось, что замужество, пусть даже с геем, изменило её мечты и стремления, но вовремя прикусил язык. На самом деле ему неинтересно. У него своих проблем выше крыши, своя личная жизнь в дерьме! Конечно, он сочувствовал, ощущал боль, но лезть в чужие дебри не хотел.

– Я даже матерью не могу стать, потому что мой муж – гей, и его папочка с мамочкой об этом знают. Нет, конечно, можно сделать ЭКО, – это был монолог, но она разговаривала с Тимуром, даже несмотря на то, что он находился к ней спиной. – Но, видите ли, у некоторых есть пунктик, что бог этого не простит. Что за дебилизм! А иметь туеву хучу любовниц – это как? Это простит?! Но, если честно, не хочу от него. Даже если родится девочка, всё равно будет пидораска-лесбиянка.

Тимур вернулся к кровати, подхватив перед этим чистое постельное бельё.

– Пока мы здесь, он спит со всяким сбродом – таким же, как ты. Разбрасывается деньгами, приплачивает за то, чтобы партнёры называли его «зайчиком». Буэ, блевать тянет! Но что самое интересное, многие натуралы готовы за десять штук сосать его хер и подставлять свою жопу! Это как называется? Это что – натуралы? Или они думают, что объяснение «Один раз не пидорас» спасает их от падения и позволяет обществу закрыть глаза на их продажную суть?! Пидор он и в Африке – пидор! И никакие отговорки не спасут! Раз переспал с мужиком – и ты пидор! А за деньги переспал с мужиком – ты пидорная шлюха! – Тимур взялся за чистое покрывало и встряхнул его, укрывая только что поменянную постель. – Ненавижу. Я ненавижу вас, пидоров, ненавижу!