Текст книги "Хризантема (СИ)"

Автор книги: Dtxyj

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Тон, каким были сказаны слова, врезались острыми клинками в грудь. Шишков почувствовал боль, с запозданием пришло ощущение униженности. Так поступают с дрянью, которая отрабатывает свои деньги минетом в подворотне, опускаясь перед клиентом на колени в грязь. Тимур не был шлюхой, он был человеком. А Максим своим отношением растоптал его гордость.

Резким движением натянув футболку, Шишков бросил полный презрения взгляд на толпу, но ей уже не было до него дела. На сцене верещала ведущая, гремела музыка, гости танцевали, пили, ели, курили, а у Тимура была работа. О ней он вспомнил внезапно, будто всё это время пребывал во сне, а его безжалостно вырвали из мягких перин царства Морфея и толкнули в лапы реальности. Опустившись на корточки, он принялся собирать осколки на поднос, но люди мешали. Они то и дело наступали на стекло, и Шишков плюнул на разбитую посуду. Подобрав поднос, он вернулся на кухню. Кто-то хлопнул его по плечу, кто-то по спине, присвистнули, кто-то высказал отвращение, а некоторые посмеялись. Тимур ударил одного из них подносом, молча выказав ярость, и от него тут же отвернулись, вернувшись к своим обязанностям. После работы позвонил Серёжа и сыпанул на рану ещё больше соли.

– Может, тебя предложить Волдину? – спросил он загадочно, вроде без смеха, но Тимура настолько это разозлило, что он задохнулся.

– Что?

– Так, Тим, только не кипятись, – скороговоркой проговорил Серёжа. – Он тебя засосал, значит, о чём-то думал. Короче, я же, помнишь, говорил тебе, что некоторые зарабатывают тут постельными марафонами. Так вот, может, позвонить Волдину и спросить, не хочет ли он тебя?

Тимура перекосило. Он высказал Серёже всё, что думает о нём, потом пригрозил, что расчленит его и выкинет в море, если тот позвонит Максу, а потом попросил сегодня больше не беспокоить. Отключив рацию, быстро переоделся и, оставив в раздевалке форму, направился к себе. Оказавшись под защитой ставших за эту неделю родных стен, выкурил три сигареты одну за другой и встал под душ. Некоторое время он наслаждался потоками воды, а затем опустился на дно поддона и, поджав ноги к груди, ткнулся лицом в колени.

Какое всё-таки жизнь дерьмо!

Почему Максим его поцеловал? Плохой вопрос. Вернее, неправильный. Не стоит искать на него ответ, Тимуру он не понравится. К чему заставлять себя мучится ещё больше? Чтобы задохнуться и совсем сойти с ума?

Когда-то давно, наверное, в другой жизни, они уже целовались. Легко, осторожно, пробуя, боясь и надеясь на ответ. Как же тогда было страшно. Они осознавали, что рискуют, но всё равно двигались дальше. Юные, неопытные, глупые. Не знали слова нет, отбрасывали в сторону опасения, жаждали знать, что там впереди. А что сегодня? А сегодня вопрос «Зачем?» заставляет пугаться так, будто перед ними сама смерть с косой. Им не нужен ответ, они прячутся за простыми отношениями, которые и устраивают, и нет. Прячутся за дружбой, которой на самом деле и не было. Она не успела родиться. Через неё переступило другое чувство, затоптало, отпинало в угол и приказало спокойненько там лежать и не высовываться. И это другое чувство им нравилось.

Тогда было всё по-другому. Тогда они были подростками, для которых камень, умещавшийся на ладони, – целая планета, а ночь за окном – вселенная. Отправляясь в школу, они жаждали приключений, пятиминутная дорога превращалась в путь длинною в долгие километры. Все казалось огромным, необыкновенным, ведь самое важное и главное ждало их за тем поворотом…

Когда Максим исчез, Тимуру показалось, что какой-то дядя выключил солнце, погасил звёзды и запретил смотреть вперёд. Запретил мечтать! Тимур искал Максима, ходил к нему домой. Первый раз. Но дверь никто не открыл, а позже Шишков узнал, что Максим переехал. И Тимур перестал его искать, но пообещал себе, что когда станет взрослым, то обязательно найдёт… Не нашёл. И даже не искал. Просто жил, иногда оборачиваясь назад, чтобы лишний раз посмотреть на юного Лобыкина и подумать о том, что у них могло бы получиться, а что и нет…

Через неделю, когда Макс исчез, Бобров сильно избил Тимура. В какой-то момент Шишков утратил смысл жизни. Боль, которую он испытал от избиения, была несравнима с той, что он чувствовал внутри. Тимуру казалось, что его бросили и предали. Лёжа на больничной койке, всё время смотрел в окно и на дверь, надеялся, что Максим появится и снова ему улыбнётся. И они опять будут вместе. Бегать по школьным коридорам, убегать от Боброва, прятаться в каморке бабы Кати, целоваться украдкой и робко. Осторожно, снова пробуя друг друга на вкус и заставляя сердца биться быстрее и в унисон.

Максим не пришёл, а Тимур пролежал двадцать дней в палате с ещё пятью мальчишками, веря и надеясь. Один из его соседей был сыном дяди Потапа. Глядя на избитого и расстроенного тощего Шишкова, Потап Антонович пригласил его в секцию бокса, и Тимур согласился. Он сказал: «Хорошо», но даже и не думал, что спорт затянет и станет новым смыслом его жизни. Со временем воспоминания стёрлись, чувства притупились. В какой-то момент Тимур подумал о том, что произошедшее между ними было бы глупо называть любовью. Подростки, гормоны… Наверное, поэтому и не искал. Затем студенческая жизнь, после – работа. Заболела мама, а личная жизнь так и не сложилась. Геем быть трудно.

Возможно, Максим так и остался бы в прошлом, если бы несколько дней назад в кабинет к частному детективу Тимуру Шишкову не зашла женщина. Если бы он не взялся за предложенное ею дело, если бы не попал на «Хризантему», если бы снова не увидел Макса. Но даже тогда Тимур упрямо говорил себе, что эти чувства – дружба и ничего больше. Убеждал себя так, что в какой-то момент потерял контроль. А когда опомнился, то сидел в ванной, прижав колени к груди и глядя в одну точку. Горячая вода давно закончилась, и на него лилась холодная. Тимур замёрз, но почувствовал холод только тогда, когда прокрутил всю свою жизнь в голове, словно фильм на перемотке.

Как же порой отчаянно и бессмысленно проходят годы. Нет, не проходят – пролетают! Оставляют лишь сожаления и боль. Обидно, что ничего не вернуть, поэтому в такие моменты спасает фраза: «Значит, так надо было».

Тимур поднялся на ноги и вышел из душевой. Вытершись, вернулся в комнату, натянул чистую футболку и штаны, кофту на молнии, носки и снова зашёл в ванную покурить. Он бессмысленно рассматривал плитку, прокручивал в голове то и дело какие-то моменты из жизни и постоянно ощущал жар и сладость губ Максима. Напор и жадность, грубость и нежность – столько всего слилось в этом поцелуе, что понять его оказалось сложно. А потом Тимур вдруг вспомнил услышанные в туалете сплетни, когда официанты, не видя его, обсуждали этот момент. Всего лишь шоу, «компромат», Максу нужно было сделать нечто такое, от чего заведётся толпа и он останется победителем в грязной программе Чулгановой. Ну что ж, Волдин так и сделал. А Тимур просто помог.

Молодец! Аплодисменты! Обоим…

Спать сегодня Тимур не мог. Часы монотонно отсчитывали секунды, и Шишков пялился на экран телефона. Одна минута второго, две минуты второго, три минуты второго… Сорок семь минут второго… Три. Ровно… Галерея. Папка с фотографиями, пересланными по чату. Максим… Четыре минуты третьего, пять минут третьего, шесть минут третьего…

Голова пухла от мыслей, трещала от воспоминаний, на губах горел поцелуй Максима. Тимур постоянно облизывал губы, кусал их и проклинал тот момент, когда оказался рядом с ним. Нет, раньше. Когда встретил его у каморки бабы Кати, жавшегося пугливо к стене и молча просящего о помощи.

Сунув телефон в штаны и подхватив планшет, Шишков сгрёб одежду и направился в прачечную. Прачечная оказалась чистой, даже можно сказать, блестела. Без трупов. Сунув комок одежды в машинку, засыпал порошок, вылил полбутылки ополаскивателя, закрыл крышечку и нажал на режим. Выключив свет, юркнул в трубу и, освещая себе путь сматом, пополз в сторону лестницы. Оказавшись у развилки, посветил в ту сторону, где обнаружил улику. Нож продолжал лежать на месте, и Тимур решил на обратном пути забрать его. Проверить пальчики, если, конечно, у Леонида здесь есть нужная техника.

Ползти Тимуру предстояло на девятый этаж. Если так разобраться, то на путь он может затратить приличное количество времени. Остановившись у лестницы, он открыл в планшете карту. Внимательно вглядываясь в линии, Тимур отмерял путь, силясь заставить мозг работать, а не возвращаться в клуб к тому моменту, когда Максим поцеловал его.

Уже собираясь отключить планшет, Шишков остановился и снова вперился в карту. Найдя помеченный крестиком склад, где он наткнулся на первую бомбу, обвёл его в кружок, затем нашёл другой крестик, где располагалась вторая взрывчатка. Осознание того, что они установлены на одной линии, пришло неожиданно, тело будто пробило током. Задумавшись, Тимур почесал затылок. Проведя линию от пятого этажа до второго, пометил пустые участки, и понял, что место, где по предположению должна быть очередная бомба, совсем недалеко от него. Отменив свой поход на девятый, он прополз чуть дальше и оказался над маленькой каморкой с уборочным инвентарём.

Тёмная комнатка встретила его швабрами, тряпками, вёдрами и прочими рабочими инструментами. Спустившись вниз, Тимур ступил в ведро, рядом завалились швабры и веники, сверху упали опушки. Чертыхнувшись, он осветил пространство фонариком, вернул инвентарь на место, включил свет и принялся исследовать каморку. Бомбу он нашёл. Её установили у пожарного щитка, замаскировав под него. Аккуратно открыв крышку, Шишков уставился на два стеклянных баллона с бурлящей жидкостью. Долго рассматривал пучки проводов, вслушиваясь в стук собственного сердца.

Достав планшет, прочертил линию от этой комнатки вниз и, вернув крышку на место, полез в трубу. Отставить панику! Спустившись на первый этаж, обнаружил очередной чёрный ящик в механическом и в таком месте, где никого не было. Выдохнув, взъерошил волосы и пополз на нулевой. Конечно, удивился, когда оказался в том самом помещении, где буквально недавно складывал скричей в мешок и опускал в трубы.

Помещение имело десять трубопроводов, уходящих вниз и закрывающихся крышками. Они располагались по бокам, а в центре находился длинный коридор, ведущий к двери на внешнюю палубу. Коробка нашлась на одной из труб. Приткнутая со стороны стены, она никому не мозолила глаза. Тимур нашёл её, потому что трубы – это первое, что он осмотрел на наличие бомбы. Правда, эта бомба выглядела недоделанной. На ней не было крышки, а рядом с трубой лежала отвёртка. Чуть дальше Тимур заметил что-то чёрное, похожее на тряпку. А потом осознал, что преступник где-то рядом.

Прислушавшись, Шишков прошёл вперёд, обогнул трубу, подхватил тряпичную маску, вышел в центральный коридор и затаил дыхание. Лёгкий шорох за спиной он уловил уже через пару секунд, отпрыгнул, развернулся, чтобы принять удар. Атака была сильной, но блок выдержал. Отскочив назад, Тимур снова заблокировал, потом отступил, встал в стойку, но получил шарик энергетической плазмы в грудь. Его отбросило на трубу, и Шишков замер, тихонько подрагивая, но оставаясь в сознании. Было больно, неприятно, но терпимо, вот только двигаться всё равно не мог.

Тень метнулась в сторону, спряталась за другой трубой. Шишков захрипел от натуги и злости. Так вляпаться мог, конечно, любой, но было обидно. Длительность действия одного выстрела минут десять – чтоб вырубить человека, нужна энергия нескольких шариков. В этот момент Тимур вспомнил Жирова, ощутил липкие лапки страха, подумал о том, что ему воздалось за смерть Сергея. Однако, если преступник не прикончил его, значит, не хотел лишней крови. Или же решил оставить эту проблему на потом, когда доделает работу.

Тимур запыхтел. Изо рта закапала слюна, стекая по подбородку. Не дай бог ещё обмочит штаны, что вполне вероятно. Но по сравнению с тем, что ему угрожает, сделать мокрое дело – это полбеды. Попытавшись встать, понял, что ничего не получится. Мало прошло времени с момента попадания в него заряда. Но ждать он не мог: преступник здесь, он с удовольствием перережет ему горло в любой момент.

Но Шишков не успел даже толком подумать об этом, когда из-за трубы появилась тень. В помещении царил полумрак, Тимуру пришлось щуриться. К тому же из-за энергетического заряда в глазах плавали мушки, и комната иногда раскачивалась из стороны в сторону. Человек подошёл и присел напротив него. Шишков некоторое время всматривался в знакомые черты лица, с трудом узнавая незнакомца.

– Привет, Тимур, – спокойно сказал Стёпа и потянул из его рук маску, которую Тимур продолжал сжимать. – Ты чего не спишь?

Шишков хотел бы ответить, но изо рта вырвался лишь выдох с каплями слюны. Степан улыбнулся и покачал головой. Потом сунул маску за пазуху и вытер Тимуру уголки губ пальцами.

– Извини, но если бы я этого не сделал, ты бы мне шею намылил, – и так мило улыбнулся, что Тимур мысленно завыл. Да какого хрена?! Почему Стёпка?! Как так получилось, что подрывником оказался он?! Что ж за несправедливость и хрень творится в этом мире?!

– Наверное, думаешь, как же так? – Стёпа плюхнулся перед ним на задницу, бросил взгляд на наручные часы. – Заказ, – коротко пожал он плечами. – Я должен был всё сделать ещё вчера, то есть уже позавчера, но не получилось. Пришлось торопиться, вот так и столкнулись сегодня. Ну и в аукционном зале тоже…

Стёпа замолчал на полуслове, наклонил голову набок. Тимура медленно отпускало, и Степан, конечно же, это заметил. Резко встал.

– Ладно, пойду я…

– Стой, – выплюнул Тимур и потянулся за ним, но рука задрожала, а вместе с ней и тело. Тимур нелепо наклонился вперёд, затем неваляшкой откинулся назад, на трубу.

– Если будешь высказывать претензии, то знай, это творение «Нации Розы», – сказал Стёпа, обернувшись. Потом почесал ухо. – Вот понравился ты мне, Тимур. С самого первого взгляда. Было в тебе что-то особенное, не такое, как в остальных. Еле уловимое. Я сразу понял тогда, что ты не просто так здесь. Извини за газ, но тебя нужно было прогнать. Хотя ничего страшного он из себя не представлял.

Стёпа присел на корточки.

– Почему? – выдавил Тимур и скривился. Но не от боли, а от бессмысленности вопроса. Просто обидно. Стёпка ему тоже нравился. Классный парень, чувствовались в нём чистота и душевность, а ещё что-то тёплое и озорное. А теперь получалось, что всё это ложь. Он террорист!

– Это неважно, Тимур, – сказал он и улыбнулся, открыто и ясно, так и хотелось… обнять. Но Стёпка сделал по-другому – поцеловал в губы. И вовсе не как друг, и вовсе не поцелуем, будто они прощаются или ещё что, а поцеловал жарко, страстно, вложив в него чувства. Тимур любил такие поцелуи, не притворные. Но с поцелуем Максима, конечно же, не сравнить. – Дам подсказку. Не всё то, что видишь, правда. И золото не всегда блестит. А ложь – всего лишь ложь. Посмотри внимательно.

И, быстро чмокнув в губы, сорвался с места. В этот момент Тимур почувствовал, что сможет его догнать. Встав на ноги, он спотыкаясь ринулся за ним. Степан открыл дверь, шагнул на палубу. Дверь закрылась. Шишков зарычал, ускорился, хотя с его заплетающимися ногами это было сложно. Толкнул железную створку, вывалился на чистый воздух, глотнул морской свежести и, пройдя вперёд, протянул руку. Он не успел. Стоявший на парапете Стёпа оттолкнулся от перил и взмыл вверх. Он стоял к нему лицом, улыбался и был откровенным и счастливым. Хлопнули крылья, хотя нет, это всего лишь парашют. Чёрный купол, слившись с ночью, раскрылся и устремился вверх, а потом в сторону и вниз. Тимур видел очертания фигуры, но не видел больше лица. Стёпа сошёл с корабля, ускользая в ночь, как ворон, оставив только опасный подарок и чувство сожаления.

Тимур долго торчал на палубе, вслушиваясь в шум волн, что буйствовали под кораблём. Затем всё стихло. Видно, «Хризантема» достигла берега. Потом он курил, ничего не чувствуя. Нет, чувствовал, конечно, но душа так устала от потрясений, что сделала перерыв, отдавшись пустоте. Жизнь – дерьмовая штука, а вчерашний день и сегодняшняя ночь – ещё дерьмовее. Да и вообще, вся эта поездка – сплошная лажа, и от работы стоило отказаться, но в тот момент он не мог выбирать. Макс и деньги, что предложила Зоя, сказали «да», громко и твёрдо. Мнения разума уже никто не спрашивал.

Поднявшись с холодного пола, Тимур вошёл внутрь, закрыл дверь, прошёл до бомбы. Некоторое время смотрел на ящик, а затем вернулся в трубу.

Всё же штаны намочил. Стыдно это признавать. Впрочем, не стыд его мучил, а ситуация с Максом и Степаном. Они разные, эти ситуации, вроде как решаемые, но мозговыносящие.

Добравшись до прачечной, вынул из машинки джинсы и футболку, сунул в неё скинутые с себя вещи. Натянул чистые, выставил режим и присел в кресло. Нет, сегодня уже думать всяко не стоит. Да и время на часах – пять сорок. Но если бы Шишков уснул, тогда было бы куда лучше. Но уснуть как раз таки он и не мог.

====== 24 глава ======

Ветер был прохладный. Он легко скользил по палубе, шумел в ушах, холодил кровь. Мокрая одежда липла к телу, раздражая. Двигаться не хотелось, хоть кожа и покрылась мурашками. Максим начал замерзать. Вечер сменился ночью, по небу рассыпалось полотно из звёзд, зажгли свой искусственный свет фонари. Территория, где находился бассейн Волдина, была отгорожена невысокими стенами, перегородки были украшены маленькими разноцветными стекляшками и песком. На ней была изображена какая-то картина, Максим не мог понять какая. Он уже вечность бездумно пялился на неё.

– Макс, – позвал его Стас. Голос шёл будто из трубы, и Максиму на мгновение показалось, что Бобров – морок. – Макс, – позвал его снова Стас, и Волдин зашевелился, поднимая голову и глядя на стоявшего на верхней ступеньке лестницы Боброва.

– Чего? – хрипло спросил Волдин. Зачем его беспокоить? Он тут страдает, как бы смешно это не звучало. Ему больно. Впрочем, Стас ведь может быть спасением? Он может ведь залечить рану и сделать так, что Макс забудет о Тимуре, о чувствах к Шишкову? Или нет?

– Пойдём в каюту, – Бобров ступил на палубу, и Волдин почувствовал, как в его пузырь страданий проникает нечто иное, то, что вернёт к реальности, скрутив рассудок и указав ему направление к лучшему. Сердце противно заныло, душа стала сопротивляться. Они не хотели в реальность, они, будто мазохисты, желали ещё больше боли. – Тут холодно, – добавил Стас и встряхнул полотенце.

Максим поднялся, поёжился, сжался. Сделал шаг вперёд, подскользнулся, чуть не упал. Прошёл мимо Боброва, забирая у него полотенце. Душа и сердце, замолчите, хватит мучить и выть! Все проблемы в этом мире решаемы. Просто надо набраться сил и смелости. Просто надо посмотреть в глаза боли и либо отрубить ей голову, либо подружиться с ней. Третьего не дано.

В каюте Максим переоделся. Вытер волосы, глянул на себя в зеркало, но тут же отвернулся. Ощутив усталость, плюхнулся на диван. Такое чувство, будто вагон угля выгрузил. Моральная боль убивала всякую тягу к жизни, ломала кости, подчиняла разум. Но в голове, как оказалось, пусто. Максим ни о чём думать не хотел. Ни о поцелуе, ни о чувствах, ни о Тимуре. Всё потом. Но когда потом? Когда солнце встанет и новый день придёт? Или когда мир вывернется наизнанку и покажет свою губительную силу? По себе знал: откладывая дела на потом – с трудом их разгребаешь после. Но здесь всё по-иному.

– Чулганова сказала, что ты победитель, – тихий голос Стаса нарушил тишину. Макс посмотрел на него, плохо понимая слова. – Будешь? – предложил Бобров.

Волдин взглянул на чёрную бутылку шампанского. Знакомая этикетка. Кажется, бутылка довольно дорогая. Ещё бы – Чулганова на всякую дрянь не разбрасывается. К тому же такое шоу сотворила. Максим знал: она собой довольна, широко улыбается, пьёт вино и просматривает запись с его поцелуем раз за разом, наслаждаясь тем, что уже сделано. Да, что случилось – то случилось, воспоминания можно стереть и даже забыть, как и чувства, а вот поступки – нет. Они не стираются. Они навечно запечатлены в памяти этого мира.

– Давай, – с запозданием ответил Максим.

Как ни странно, на Чулганову не было ни злости, ни гнева. Просто хотелось свернуть ей шею. Спокойно. Без напряга. Подойти и скрутить тупую головушку, а потом выбросить всё это в море, или над чем они сейчас пролетают. Но Эльвира в этом не виновата. Максим сам поцеловал. Схватил Тимура и прижался к его губам. Никто его не заставлял, никто не просил. Его руки потянулись к нему, его губы поцеловали другие губы, его сердце замерло, а потом забилось быстрее и быстрее.

Максим сорвался. Будто сокол, летающий высоко в небе, он сложил крылья и упал вниз. Нет, не разбился. Переломал себе все перья и кости и сейчас лежал кровавой болью на оголённых скалах, не в силах взлететь в небо. Мучительно постанывая, он смотрел в голубую высь, манящую свободой и будущим.

Волдин так резко захотел выпить, что протянул руку вперёд. Но Стас только вскрывал бутылку. Спокойно, без спешки. Снимал проволоку, потом хрустящую и раздражающую своим шелестением фольгу. После, напрягая мышцы и плотно сжимая губы, потянул пробку. «Пок» – и пробка у него в руках. Поставив бутылку на столик, Бобров зашёл за стойку, выбросил мусор в корзину, взял бокалы. Но Максим не стал его ждать. Подхватив бутылку, сделал глоток, поморщился, поперхнувшись. Фыркнул, вытираясь рукой.

Стас спокойно забрал бутылку, разлил вино и протянул один из бокалов Волдину. Максим проглотил искрящийся напиток залпом, покривился от пузырьков и сладости. Вернул Стасу стеклянную ёмкость, и тот, поставив свой на столешницу, взял Максимов. Через несколько секунд отдал его уже наполненный. Опустив бутылку на столик среди разбросанных бумаг, присел на кресло. Максим отпил половину и откинулся на мягкую спинку.

В каюте стояла тишина, золотистый свет от единственной лампы на стене освещал комнату. Максиму нравилась эта атмосфера. Она позволяла ему прятаться от внимательного взгляда Боброва.

– Завтра у тебя посиделки с кальяном. Может, не пойдёшь? – заговорил будничным тоном Стас. Эта деловитость взбесила.

– Пойду, – резко ответил Максим. Вот ещё, из-за какого-то поцелуя и взбунтовавшихся чувств он будет перекраивать свои планы?! Нет. Максим привык к войне. Привык к этой битве настолько, что день без сражений – и он скучает.

– Я не о том… – Стас запнулся, и Максиму это не понравилось ещё больше. А что такого? Да, поцеловал он Тимура, и что?!

– А о чём? – В этот момент Волдин напомнил себе петуха, который, завидев другого, решил вступить в сражение за курицу, ну или территорию. Встрепенулся, вытянул шею, распушил перья, расставил пошире крылья, округлил тупые глаза и закудахтал, как курица на насесте. Стас, наверное, реально о деле говорит, но в голове Максима сейчас только один Тимур.

– Подсыпят тебе какой-нибудь гадости в кальян, и будешь потом загибаться, – выдал Бобров, немного повысив голос. Разозлился. Но Максим сейчас был уязвим, он защищался. Потому что чувства к Тимуру топтали другие чувства, заставляли ненавидеть всё, что окружало.

– Или буду сосать всех подряд?

Максим понимал, что ведёт себя по-свински. Ну или по-петушачьи. Так глупо, по-детски и наивно. Остановиться не мог. Вот если Бобров накричит на него или по роже даст, то остановится. Волдин это знал.

– Тут менеджер Шишкова звонил, предлагал его тебе прислать. Развлечься, – выпалил Стас и залпом опустошил бокал. Нет, это был удар не по роже, а по яйцам.

– Тимур что, шлюха? – собственные слова резанули по сердцу так, что Максим задохнулся.

– Нет, – сказал Стас. Волдину показалось, что Бобров слишком рьяно кинулся защищать Шишкова. Внутри разгорелся огонь. Но тут же погас. Как мог Макс спросить такое? Кто угодно, но только не он. А получилось, что именно Волдин приписал его к блудливым парням, ищущим для своей дырки развлечения. А Стас, тот самый Бобров, который избивал их и гонял по школе, встал на его защиту. – Просто тут такое дело… – Стас остыл. – У них вроде как практикуют эскорт среди прислуги. Ну а ты же Тимура поцеловал, вот менеджер и предложил. Типа вдруг хочется.

– А Тимур?

– Менеджер сказал, что если очень надо, то убедит его. Но, Макс, – быстро вставил Стас, чтобы Волдин не ляпнул какую-нибудь чушь ещё, – Тимур не такой. Сомневаюсь, что он бы согласился.

– Он натурал, да?

– Ну да, – без всяких сомнений, но с какой-то растерянностью выдал Бобров.

И Волдин задумался: натурал или гей? Школьный поцелуй не в счёт, но вот этот, взрослый – похож ли он на поцелуй натурала? Тимур ему ответил. Да так, что у Макса в штанах вспыхнуло и долго не опадало. А взгляд был какой. Сейчас, перематывая в голове прошлую жизнь, Максим понимал, что смотрел на него Тимур без ненависти и презрения. Только удивился. Но когда снял футболку – будто показал себя Волдину, ожидая продолжения. Или всё это фантазии Максима?

Макс опрокинул остатки шампанского в себя, опустил бокал на столик и встал. Без слов направился в спальную зону, но на пороге остановился.

– Я пойду на посиделки с кальяном, – обернувшись к Стасу, сказал он. – У нас есть план, и ничто не остановит меня. Будь готов.

Подойдя к кровати, он рухнул на неё, даже не расправляя. Сейчас бы уснуть. Вот закрыть глаза и сразу же оказаться в сладостной неге Морфея. Но не тут-то было. Максим понимал, что покой ему будет только сниться.

Послышался щелчок замка – Стас ушёл. Макс снова остался один. Тишина оглушала, но в какой-то момент ему показалось, что он слышит тиканье часов. Подумав о том, что сошёл с ума, накрыл голову подушкой. И тиканье исчезло, но вместо него сознание взорвали крики толпы, гремящая музыка и стук собственного сердца. Всплывающий образ Тимура перед глазами заставил мучительно застонать, зашвырнуть подушку в угол и подняться с кровати.

Ночь была долгая и длинная, она тянулась как резина. Максим бродил по каюте, гремел бокалами, искал сигареты. Когда нашёл, подхватил бутылку недопитого шампанского и вышел на внешнюю палубу. Присев у двери и откинувшись на холодную стену, курил, пил и смотрел на небо. Полотно звёзд было красивым, оно завораживало, как и серп месяца. Когда на часах было три ночи, Волдин принял душ. Присел поработать, но ничего не вышло. Позвонил Стасу, попросил его заказать еду. Рестораны уже были закрыты, и Бобров принёс ему два бутерброда и шоколадку с изюмом. От шоколада Максим отказался, а бутерброды съел. Когда за окном забрезжил рассвет, Волдин готов был прыгать от радости.

День, как ни странно, пролетел быстро. Бобров выдвинул мысль о том, что Крюгер являлся третьим человеком, чья смерть рушила список подозреваемых. Максим задумался: а была ли смерть Жирова случайностью? Этот вопрос надолго его увлёк, часа два-три о Тимуре он не вспоминал. Ну как не вспоминал... Просто решительно отстранялся от ненужных мыслей. Но когда поток информации истёк и когда идеи, выводы, заключения и прочие предположения закончились, Волдин вновь окунулся в воспоминания.

Завтракал он в каюте, но обедать пошли в ресторан. Думал, что таким способом развеется, сбежит от проблем. Пожалел тысячу раз, потому что в ресторане столкнулся с Чулгановой, да и некоторые люди смотрели на него с лёгкой улыбкой и шушукались. Раздражало.

– Ма-акс, – протянула Эльвира, совершенно неожиданно появившись в поле зрения и повиснув на его руке. Будто она сидела в засаде и караулила, когда он появится. Волдин по инерции отшатнулся и резко одёрнул руку. Она залилась смехом, ей понравилась реакция, а Максим с трудом сдержался, чтобы не свернуть ей шею. – Ты бесподобен.

Её голос резанул не только по ушам, но и по нервам. Больше не останавливаясь, Максим двинулся дальше и окинул взглядом зал. Спрятаться тут было негде, но мысль о том, чтобы найти укрытие от посторонних глаз, ему не понравилась. Терпеть не мог трусость, не признавал тех, кто уютно устраивался за спиной другого человека. Он действовал открыто: создал компанию, выступая конкурентом самому Аборину, крутится в обществе, где чуть ли не каждый ненавидит его, и теперь из-за какого-то пидорского поцелуя будет, как преступник, скрываться?!

Максим сел за столик, стоявший в центре зала. Чулганова опустилась на стул напротив, продолжая широко улыбаться. Красная помада и ярко накрашенные глаза бесили до такой степени, что Волдин готов был спрыгнуть с корабля вниз. Она вызывала отвращение.

– Чего ты злишься, зайчик, – промурлыкала Эльвира. – Подумаешь, чмокнул этого офицантика. Бе, – и она высунула язык.

– Не хотелось бы тебе этого говорить, – скривился Максим. Тимур не урод! – Но ты уродливее любых уродов мира.

– Боже, – оскорбление ей явно не понравилось. Оно не понравилось и Максиму: нехорошо было мужчине так разговаривать с женщиной, даже с такой стервой. – Можно подумать, что я заставила тебя его целовать. Ты засосал так, что у нас у всех пропал дар речи. Вот так компромат! Я всегда знала, что ты педик.

– Даже тогда, когда мой хер таранил твою мировую дырку? – приподнял брови Максим и открыл вшитое в столешницу электронное меню.

– Ты бесишься, Макс, – зашипела Чулганова, – потому что это правда. И этот пидорский чмок есть у меня на записи. Зайка, весь мир может узнать, что ты скрытый гей.

– Ты не вынесешь отсюда эту запись, – Максим принялся листать меню. – Аборин не позволит. Запрещено законом.

– Ой, да перестань…

– Хочешь это сделать – валяй. Я подам в суд на Аборина, а он сделает так, что ты навсегда распрощаешься с телевидением и будешь драить туалеты на вокзале.

Чулганова поджала губы и уставилась на Макса, понимая, что он прав. Гнев медленно поднимался из глубины её тёмной души, в какой-то момент Волдину показалось, что она сейчас бросится выцарапывать ему глаза.

– Макс, – елейно, сдерживая злость, пропела Чулганова, – это всего лишь игра. Шоу. Или нет? Давай ты меня поцелуешь, и мы сделаем вид, что это игра.

Максим приподнялся со стула и потянулся к ней через стол. Оказавшись совсем близко, он прошептал ей в губы:

– А давай ты угребёшь сейчас отсюда и закроешь свой большой шлюшный рот? – Затем вернулся на место и демонстративно вперился в меню. И чем сегодня кормят богатых дядей и тётей?

– Урод, – услышал он. – Я рада, что это тебя бесит.

Чулганова встала и, гордо вскинув голову, пошла прочь, однако взгляды на Волдина люди бросать не перестали.

После щей, жареной картошки с беконом и грибного салата, Волдин направился в каюту. Кто-то пытался с ним заговорить, но он делал вид, что не замечает. Оказавшись в спасительных стенах, вышел на палубу. Сунув сигарету в зубы, чиркнул зажигалкой. Он много стал курить. А раньше одной на несколько дней хватало. В горле уже саднило, послевкусие было неприятным. Но дым спасал, хотя от чего – Максим не мог понять.