Текст книги "Хризантема (СИ)"

Автор книги: Dtxyj

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Конечно же, победителем стал Анри Гурен. Тройка цвета крем-брюле и рубашка с мелкими ромбиками светло-малинового цвета, а светлый галстук с золотистыми нитями подошёл к сегодняшнему выходу в свет очень даже хорошо. Шёлковый платок в нагрудный кармашек, приглаженные волосы, гладкость щёк и подбородка, светло-коричневые туфли и легко помещавшийся во внутренний карман пиджака чёрный кошелёк из крокодиловой кожи, в котором лежали сторублёвые купюры и два приглашения. Не забыть про телефон. Вот и всё. Максим понадеялся, что в этот раз не встретит воровок и прочих ублюдков, кто с удовольствием запустил бы ему руки в карманы.

Войдя в зал, Волдин сразу же влился в толпу, ощущая кожей натянутую атмосферу: жадность и желание урвать лакомый кусок так и витали в воздухе. Милая девушка всучила ему программу аукциона, затем вложила в руку табличку. Максим рассмотрел брошюру и запомнил свой номер, хотя ничего покупать не собирался, и вышел на внешнюю палубу, больше напоминавшую просторный балкон. Отойдя в сторону, он опёрся на широкие перила и раскрыл глянцевую книжицу. Печальная участь трёх фирм Погодина была точно предугадана Максом. Компанию, занимающуюся поставкой шелкопряда и хлопка из-за границы, решено было распродать по кускам. Здесь, кстати, надо поблагодарить организаторов и саму Тёмную Династию – с их стороны это своего рода щедрость, у детей и внуков Погодина есть возможность приобрести папенькино состояние по частям, а затем, если желание будет, продать акции по более приемлемой цене. Погодины-младшие не были готовы к самостоятельной жизни, поэтому вариант с продажей для них самый оптимальный. Две другие фирмы, занимающиеся экспортом корма для животных и самих животных, было решено продать целыми. Впрочем, они были намного меньше первой. Максиму ни то, ни другое не было нужно, но на всякий случай он был готов к торгам: а вдруг азарт заставит и его прикупить парочку акций.

Постояв на палубе ещё минут пять, Волдин оценил шикарный вид открывшегося перед ним города. Высокие здания тянулись вверх, теряясь своими крышами в небе. Одни были из стекла, другие из плит, третьи из кирпича. Некоторые укрывали голографические и неоновые рекламные вывески. Летающие над мегаполисом дирижабли поблескивали рекламой. Суета угадывалась даже отсюда, но Максим был рад, что он не там, внизу. Сейчас хотелось спокойствия, и пусть его ждали торги и жуткое шоу Чулгановой, он всё равно не променял бы это на суету мегаполиса.

Вернувшись в зал, Максим присел на свободный стул. Ещё раз глянув на номер, на мгновение задумался. Тридцать три. Могла ли эта цифра что-то значить? Может, да, а может, и нет, гадать не хотелось. Вздохнув, оглядел зал, приметил знакомых, кивнул им. Наткнулся на Анну, заскрипел зубами от злости. Сразу же вспомнились слова Тимура о том, что стонет она знатно. Да уж, воспоминания Максима о её стонах совсем другие. Визг и матерный текст, от которого уши сворачивались в трубочку, – вот и вся Русакова. Анна улыбнулась, махнула рукой, дождалась, пока Максим ответит, и вернулась к своему собеседнику. Им оказался Шитько, который, приветливо улыбнувшись Максиму, продолжал с открытым ртом и притворной улыбкой внимать Русаковой.

Увидев Шитько, Максим подумал о Крюгере. Его смерть не вызывала в Максе почти никаких чувств, он даже не стал расспрашивать Стаса, как это произошло. Крюгер, конечно, был опасен, но не так, как Жиров или Аборин. Или даже Погодин, который мог обвести любого вокруг пальца. Кстати, Погодиных в зале не было. Могло ли это означать, что они отказались от папиных компаний? Но стоило Максиму об этом подумать, как в зал вошла Светлана. Гордая и высокомерная, словно она здесь хозяйка положения. На горюющую дочь она не была похожа. Но что удивило Волдина больше всего, так это то, что присела Светлана рядом с Русаковой и весело защебетала – по отцу она явно не тосковала. «Две суки», – злобно подумал Макс. Конечно, дружбой тут и не пахло, скорей всего, между ними была какая-то договорённость. Русакова старше Светы и не так проста, как кажется на первый взгляд. Иногда Макс к ней присматривался и каждый раз поражался тому, насколько Анна бывает разной.

– Решили обогатиться? – спросил Аборин, присаживаясь рядом. Максим приветливо кивнул ему. Вот что ты сделаешь, когда твой противник вроде и злодей, а вызывает чувство уважения, несмотря ни на что! Слишком шикарен был Аборин в коричневом костюме от того же Анри Гурена, а белоснежная рубашка и чёрный галстук добавляли ему шарма. Борода аккуратно подстрижена, взгляд зверя, выслеживающего добычу. Да уж, рядом с ним держать марку тридцатитрёхлетнему Максу было сложно. Игнат подавлял, но Волдин старался не слишком преклоняться перед своим конкурентом. В конце концов, сила духа приходит с годами, он надеялся, что в пятьдесят три будет таким же, как Аборин. Властным и устрашающим.

– Да нет, – ответил Максим, чуть улыбнувшись, – только посмотреть. Всегда интересно понаблюдать за тем, как богатый грызёт глотку богатому. Невероятное шоу.

– Как мелочно, – чуть покривился Аборин.

– Вы так думаете? – приподнял брови Макс. Кто бы говорил о мелочности, когда сам Игнат пришёл именно за этим! И уселся в последнем ряду, чтобы никому не мешать. Отсюда хороший вид. Они смотрели перед собой, вели светскую беседу, ожидая, когда стрелки укажут на три. Ещё две минуты.

– Слышал, вам вчера на охоте стало дурно, – сменил тему Аборин, а Макс почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Не люблю стрелять в зверушек даже из энергетика. Пусть эти зверушки и скричи. Гуманистов на вас не хватает.

– Я вам открою секрет: многие гуманисты любят стрелять из винтовки не то что в скричей, а в милых кроликов. Ваше представление о мире немного искривлено.

– Вы в этом уверены?

– На пятьдесят процентов.

Максим тихонько фыркнул.

– Я не гуманист, но сострадаю.

– Сочувствую, – коротко ответил Аборин и разговор завершился.

Ещё через двадцать секунд прозвучали фанфары, заиграла музыка, и к тумбе вышел невысокий человек с маленькими усиками и неприятным лицом. Максим почувствовал раздражение. Вот есть же люди, которые ничего тебе не делают, которых ты даже не знаешь, а они вдруг становятся тебе настолько неприятны, что их хочется мордой об стол и несколько раз.

На удивление, торги прошли быстро. «Животные» компании ушли в руки одному малоизвестному предпринимателю, а другую прикупила Русакова. Теперь понятно, почему Светлана к ней подсела. Впрочем, Максим нисколько не удивился, хотя стоило бы. Он догадывался, что она сделает с фирмой. Скорей всего, Анна продаст её Светлане или подарит в знак дружбы. И Погодина превратится в личную зверушку, которую можно будет использовать в любых целях. Максим почувствовал опасность. Русакова – будто хамелеон, то ли умело приспосабливалась, то ли была не такой, какой все её считали. Из всех детей и внуков старика Анна, пожалуй, была единственной достойной преемницей, если не считать её стервозности и жуткой любви к сексу.

Продажа третьей компании затянулась. На связь вышла организация, о которой Максим слышал немного. «Армада» набирала ход со страшной силой, ещё семь лет назад о ней никто не знал, а теперь она чуть ли не в первой десятке лидеров. Кто управляет ею – неизвестно, кажется, даже Тёмная Династия этого не знала. Скрывался руководитель профессионально: запутанный след, концы в воде. Эти слухи пересказывали ему Стас и Зоя, Максим лишь отчасти в них вникал. Голова и так забита, ещё об этом думать. Но если вдруг «Армада» решит перейти ему дорогу, тогда Максим себя покажет с другой стороны.

«Армада» уже приготовилась скупить все акции, когда в торги вступил Аборин. Впрочем, Максим уже сам приготовился поднять табличку, но его опередил Игнат. Маленький человек с усиками заверещал от непонятной Максу радости, захлёбываясь слюнями и сверкая глазами. Кажется, он ждал этой борьбы всё то время, пока шёл аукцион. «Армада» увеличила сумму, и он начал отсчёт, широко открытыми глазами глядя на Аборина. На этот раз Максим опередил Игната, ощущая азарт, в этот момент эмоции смешались – речь шла о пакете, где лежало пятьдесят два процента акций. Не то чтобы Максиму нужна эта компания, просто её потом можно продать и подороже. Конечно, если купит он этот пакет по более приемлемой цене. Но есть и другая сторона монеты: например, заставить «Армаду» заплатить за эти пятьдесят два процента сумму в три раза превышающую настоящую.

Аборин перехватил инициативу, лицитатор* чуть не выпрыгнул из-за тумбы. Цена возросла. И прилично. Макс прищурился, задумался. Человек произнёс «два» и скороговоркой проговорил что-то, занёс руку, чтобы ударить молоточком по тумбе, но тут вмешалась «Армада». По мнению Макса, «Армада» слишком сильно завысила сумму, и всё-таки можно было ещё поторговаться, однако Максим отказался от своей затеи, и когда ведущий аукциона уставился на него выпученными глазами, Волдин развёл руками, мило улыбаясь. Следом за ним чуть видно пожал плечами Аборин, оставаясь при этом абсолютно равнодушным. И зачем, спрашивается, ему нужно было вступать в торги? Но главное, какого чёрта этот азарт поймал Макс?! Пакет ушёл с молотка за двадцать миллионов. Если честно, столько стоила целая фирма, а «Армада» отдала такую сумму за половину. Удивляет.

Аукцион продлился час и пятнадцать минут. Аборин сразу же встал и вышел, за ним последовал и Максим, отказавшись от напитков и закуски. Оказавшись на внешней палубе, он задумчиво уставился на город. При свете яркого палящего солнца мегаполис казался каким-то чудовищем, способным проглотить весь корабль и не поморщиться. Вздрогнув от подобных мыслей, Максим вернулся внутрь и направился в клуб. Как-никак, сегодня он гвоздь программы, и опаздывать с его стороны было бы некрасиво. От Чулгановой и её шоу тошнило, но по-другому Максим поступить не мог. Его план включал подобные мероприятия.

Посетителей в клубе было мало. Официанты не разносили напитки, лишь бармены стояли на своих точках, ожидая гостей. На сцене распевалась певица в коротких шортиках и блестящем лифчике, полуголые танцовщицы гнулись вокруг неё в припадочном танце, а два балеруна в трусах лапали друг друга, дёргая задницами и улыбаясь во все зубы. Зал был украшен шариками и всякого рода БДСМ-атрибутикой, исключая, конечно, резиновые члены и прочие проникающие предметы. Возможно, у Чулгановой хватило ума не выставлять такое дерьмо на обозрение, а может, кто-то её остановил.

Максим присел на высокий табурет за барную стойку и заказал водки. Сегодня захотелось беленькой. Официант метнулся на кухню, чтобы принести маринованных огурчиков, помидорчиков, грибочков и острых перчиков. Максим не спешил пить, ждал закуску. Клуб был открыт, однако начиналось всё в шесть. Прижав палец к ушной силиконовой пластинке, поболтал немного со Стасом. Когда бармен поставил перед ним тарелку с маринадами и колбасно-сырной нарезкой, украшенной листьями салата и перьями зелёного лука, Волдин отключился и жестом показал бармену налить в стопку. Тот без лишней суеты профессиональными движениями подхватил графин и начислил столько, сколько потребовал посетитель. Максим выпил.

Время начала шоу наступило слишком быстро. Максим ушёл в свои мысли, а когда очнулся, певица уже во всю верещала на сцене, рядом тряслись полуголые девки, народ танцевал, орал, пил, и официанты носились между людьми, разнося алкоголь и закуски. Максим вернулся к своей трапезе, надеясь, что Чулганова про него забыла. В графине оставалось ещё на две стопочки, и Волдин налил в рюмку. Опрокинув горячительный напиток в себя, подхватил вилкой грибочек, сунул в рот, отправив следом огурчик и помидорку. Потом закусил всё это колбаской. Сегодня водка хорошо шла, вроде и пьянила, и в то же время нет. Может, и вечер так же пройдёт?

Мечты не осуществились. Чулганова, после того как певичка отверещала и оттрясла силиконовыми сиськами и жопой, поднялась на сцену и принялась что-то вещать в микрофон. Говорила она долго, Макс успел допить водку, доесть маринады и даже заказать себе ещё беленькой. Когда бармен распечатал новую бутылку, сделанную под графин, Эльвира закончила свою речь под бурные аплодисменты и заорала на весь клуб о том, что ждёт на сцене Валентину Сырову и Максима Волдина.

Макс кинул через плечо на сцену взгляд, покривился. Чулганова продолжала говорить в микрофон, и толпа подхватывала её слова, повизгивая и улюлюкая. Тем временем лучи света вырвали из серой массы высокую блондинку с зелёными прядями на голове и его одинокую, приткнувшуюся в углу стойки персону. Макс выпил налитую заботливым барменом стопку, закусил колбаской и сыром. Соскользнул с табурета, кинул на столешницу деньги и направился к сцене.

Когда он взошёл на подмостки, рядом с Чулгановой уже тряслась в предвкушении своего звёздного часа Сырова. Валентина была под кайфом, она широко улыбалась и постоянно пыталась сфокусировать на Чулгановой, а потом и на Максе взгляд. Волдин, будучи не трезвым, но и не слишком пьяным, быстро глянул на свою оппонентку и улыбнулся ей. Кажется, её это обрадовало, Сырова загнулась в гоготе, хватаясь за живот. Волдин совершенно не понял её поведения, потому отошёл от неё подальше. Но Чулганова тут же подхватила его под руку и повисла на ней, продолжая толкать речь.

– …Итак, – от голоса Чулгановой микрофон пищал и свистел, – правила игры все знают! Компромат! Это то, что сделает вас известными! Это то, от чего должны все сойти с ума! То, что будет преследовать вас до конца ваших дней! Стыд и срам! Позор и наслаждение! Дайте нам огня, Макс и Валя!!!

Заиграла сумасшедшая музыка, всё закрутилось и завертелось. Замигали яркие и разноцветные огни, толпа закричала громче, кто-то выскочил на сцену, но его тут же стащили назад чужие руки. Смех и уканье, будто ты гладиатор на арене и твоё предназначение сдохнуть. А потом Макс увидел, как Сырова раздевается, дёргается в такт музыке, смеётся и кидает части одежды в массы. Волдин скривился. Он раздеваться не собирался. Быть посмешищем толпы – отвратительно. Тем более в его возрасте и с его статусом. Но, чёрт возьми, он сам подписался на это шоу!

Ритм музыки, шум толпы, стриптиз Сыровой и висящая на руке Чулганова мешали думать. Водка – соображать. Алкоголь в крови бурлил, и Макс понимал, что в таком состоянии он может сделать всё, что угодно, вплоть до того, что сойдёт с подиума и свалит в каюту спать, послав всех к чёрту. Но Эльвира, будто чувствуя это, держала крепко. Настроение скатилась к нулю, а понимание того, что он сам подписал себе этот приговор, бесило всё сильнее. Волдин уставился на стойку, за которой буквально несколько минут назад спокойно сидел, никого не трогал, выпивал и закусывал. Захотелось вернуть это прошлое, но Чулганова не позволила.

– Чёрт, Валя, это хреново! – заголосила она прямо в ухо Максу, и Волдин вздрогнул, посмотрев на неё и подумав о том, какого дьявола здесь делает Эльвира? – Ты разделась! Сырова разделась! Это разве новость?! Это не новость! Тут все мы раздеваемся! Да?! Да?!

– Да!!!

– Давайте разденемся все!!! – И Чулганова повернулась к нему, чтобы стянуть с Макса пиджак, но он вцепился в него и посмотрел на неё так, что она отступила на шаг. – Макс, ты не хочешь раздеваться?! – заговорила она в микрофон, и толпа, раздевающаяся и орущая, заукала. – Тогда сделай что-то, что взорвёт нас всех! Нам нужен КОМПРОМАТ!!!

– Компромат! Компромат! Компромат! – скандировали люди, вскидывая руки вверх и сжимая их в кулаки. Рядом ржала и повизгивала Сырова, она прижимала к нагому телу тонкую тряпочку, похожую на топик, выкрикивала: «Компромат», и смотрела на Макса стеклянными глазами.

Макс облизал сухие губы и заскрипел зубами. Волна гнева и злости поднялась вверх. Чулганова завизжала, изданный ею противный звук резанул по ушам. Ударила музыка, расколов череп на куски, перед глазами всё поплыло. Не стоило пить, но без водки Волдин разнёс бы этот клуб ко всем чертям. И всё же алкоголь раскрепощал, разрешал делать многое.

Почувствовав дикое отвращение и ярость к происходящему, Максим отодвинул Эльвиру в сторону и сошёл со сцены. Она была невысокой, но Макс так и не ступил на пол. Чьи-то руки подхватили его и принялись раскачивать и передавать, словно он вещь. Длилось это недолго, Макс соскользнул вниз и пошёл прочь от сцены. Голос Чулгановой догнал его где-то на полпути к выходу. Максим замер, бросил взгляд на толпу, развернулся, чтобы пойти дальше, но с кем-то столкнулся. Встрепенувшись и ощутив, что сейчас ввяжется в драку, Волдин уставился в карие глаза, сжимая кулаки. Официант был невысокого роста, черноволосый, с полумаской на лице. Безумно похож на Тимура.

Нет, не похож – это и был Тимур!

Максим не смог бы ответить, спроси его, почему он сделал это. Может, потому что был пьян. А может, чувства, которые он силился уничтожить в себе, но которые с каждым разом всё сильнее и сильнее рвались наружу, преодолевая все запреты, наконец обнажились. Чувствам наплевать на разум и его доводы, на общественность и её понятия. В такие моменты сердце ускоряется, перехватывает дыхание, по всему телу растекается жар. И Макс берёт лицо Тимура в свои ладони и целует. Прямо в губы.

Вот и все разговоры. К чему они? Они ни к чему. Забыть, вычеркнуть и отдаться тому, что называется…

Губы у Тимура сухие и горячие, а ещё трепетные и сладкие. Сладкие не в том смысле, что на них сироп или сахарная пудра, а в том, что их целовать один сплошной кайф. Любой наркотик – ничто, а водка – пьянит в десять раз хуже этих губ. Голова кружится, мир вокруг меркнет, и на целом свете только они вдвоём. Но когда Тимур отвечает, открывает рот и толкается в Макса горячим языком, когда Волдин чувствует, как резко всё вокруг замолкает – и музыка, и Чулганова, и толпа, – тогда разум вновь даёт о себе знать.

– Это мужчина?! – слышит он Эльвиру, будто Чулганова спряталась в трубе и оттуда выкрикивает фразы, держа микрофон, как обезьяна банан.

Волдин отрывается от Тимура, отступает на шаг, смотрит внимательно, потому что кажется, что это не Шишков, а кто-то другой. Но это Тимур, ошибки быть не может. Максим узнает его даже в маске Человека-паука. Шишков смотрит в ответ, а тишину снова нарушает визг Чулгановой.

– Да вы издеваетесь?! Снимите с него футболку, надо точно знать, что это мужик!

И кто-то тянет к Тимуру руки, но он отбивается от них, смотрит гневно и с ненавистью. Оборачивается, отталкивает парней, потом девушек, возвращается к Максу и резко стягивает с себя футболку, вместе с полумаской. Чёрные, будто вороново крыло, волосы на голове топорщатся, глаза блестят. Он облизывает полные губы, и Макс понимает, что снова хочет их целовать. Волдин спускается взглядом вниз, жадно, с дикой злобой смотрит на его покрытую волосками грудь, мысленно пробует на вкус соски, перекатывает бусинки во рту, захватывает ареолы и посасывает их. Но действительность вновь разрушает фантазии, и Макс хватает футболку, что держит в руке Тимур, и кидает её обратно ему.

– Оденься уже, – это выходит слишком резко и злобно, и за это Макс сам себя ненавидит. Чулганова верещит от радости, как недорезанная свинья, а Волдин протискивается к выходу, потому что жарко. Потому что от грязи хочется блевать. Но сильнее всего хочется прижать Тимура к себе, впиться в губы, запустить руку в его штаны…

Хочется…

Максим ворвался в каюту вихрем. На пороге, чуть не падая, скинул туфли. Выдохнул резко и мучительно только тогда, когда остановился у дивана. Тяжело дыша, некоторое время смотрел в окно, чувствуя, как внутри закипает боль. Сильная, жгучая, смертельная. Жалкая. Когда-то давно она уже была. Уничтожила его до последней капли, но Максим смог восстать, как феникс из пепла, потому что приказал себе забыть. Он выполнил поставленную самому себе задачу, забыл. Нет, не Тимура, а чувства, что тогда появились, которые ещё не успели расцвести, но которые сводили с ума, лишали сна и издевались.

Развязав узел галстука и стянув пиджак, Максим кинул всё это на диван и взъерошил волосы. Выкрикнул коротко и сильно, потом закусил губу и замычал, согнувшись пополам. Больно. Настолько больно, что и крики не помогают. А ещё внизу всё печёт, горит, мучает. Нет, Максим не будет кончать, он не будет ласкать себя и думать о Тимуре. Он закрыл эту страницу, написал новую главу. Его жизнь продолжается, и Шишков – всего лишь друг.

– Господи, – выдавил из себя Волдин.

Он сел на диван и поставив локти на колени, спрятал в ладонях лицо. Пытаясь успокоиться и остудить пыл своего желания, Макс некоторое время так сидел. Потом начал тихонько раскачиваться, будто убаюкивая себя, но всё оказалось тщетным. Уже не забыть губы Тимура. Не забыть его взгляд, его жар и грудь. Грудь!.. Волосатая, с маленькими коричневыми сосками. Мужская грудь! Почему же она так влечёт?! Почему к ней хочется прикоснуться?! Для чего Максим снова и снова вспоминает о ней?!

Волдин вскочил на ноги и принялся мерить комнату шагами. Наткнулся на пачку сигарет, взял её и вышел на палубу. Некоторое время курил и смотрел на небо. Лёгкий свежий ветерок шевелил волосы, проникал под рубашку. Вечер только вступал в свои права, солнце уже ушло за горизонт, но небо ещё серое. Однако от осознания того, что скоро наступит ночь, на душе было скверно.

Задавив очередной окурок, Максим откинулся на холодную металлическую стену и прикрыл глаза. Невыносимо. Опьянение прошло, сигареты не помогали. Хотелось забыть и забыться, перевернуть лист, но ничего не получалось. Сила воли пропала, остались лишь отчуждённость и мучительная боль.

Вспомнив о бассейне, Максим поднялся наверх. Сунул в воду руку. Она была холодной. Странно, весь день светило солнце, а вода ничуть не нагрелась? Да и ладно. Бросив пачку и зажигалку на пол, Максим рухнул в прозрачный поток. Водное полотно вздрогнуло, разошлось волнами и рябью, окутало тело. Сомкнулось над головой, зашумело в ушах и охладило пыл. Волдин опустился на самое дно, а потом резко оттолкнулся и всплыл на поверхность. С хрипом он сделал глоток воздуха и снова ушёл вниз.

Рубашка и штаны прилипли к телу, но Максим взмахивал руками и отталкивался ногами, плывя всё вперёд и вперёд. Когда чаша заканчивалась, он разворачивался и плыл назад, но через несколько метров замедлялся снова, чтобы сменить курс. Злясь на бассейн, Максим продолжал свой заплыв, а когда руки и ноги занемели, ухватился за выступ и, повиснув на бортике, кое-как вытащил себя на «берег». Упав на тёплую палубу, некоторое время смотрел на появляющиеся на небосводе точки звёзд, а потом перевернулся на бок.

Наткнувшись взглядом на пачку сигарет, Волдин сел, попытался вытереть мокрые руки о влажную одежду, но ничего не получилось. Полез в пачку так. С горем пополам прикурив, сидел на прохладном полу, снова и снова вспоминая Тимура. Вспоминая то, что забыть надо, а не забывалось. Вспоминал их первый робкий, но такой откровенный и чистый поцелуй. Лёгкий, всего лишь касание губ, но сколько в нём было чувств! Наверное, чуть меньше, чем во втором, но первое всегда дороже второго, хотя и второе, в их отношении, тоже бесценно.

Максим завалился на бок, зажал сигарету в зубах и полез в штаны. Нет, холодная вода не остудила пыл, она лишь притупила лёгкую боль, которая вернулась, стоило оказаться на палубе. Пальцы прошлись по горячей коже, обхватили крепкий стояк, сжали его. Волдин замычал. Перед глазами в который уже раз всплыло лицо Тимура, то, как он облизал губы, как посмотрел на Максима. Несколько движений рукой, прерывистое дыхание, затяжка и вышедшее облако дыма. Касание подушечками пальцев головки, и вновь ласка по всей длине. Порция нежности для яиц, и снова ствол. Пару толчков в кулак, и белесое семя вырывается наружу, заставляя Макса выплюнуть недокуренную сигарету, чтобы блаженно выдохнуть:

– Тимурка.

====== 23 глава ======

Противник Тимуру достался хороший. Обмен ударами, кувырок, брошенный в него стул. Верткий, юркий, будто насмотревшийся фильмов про суперкрутых парней. На мгновение Шишков замер, приняв стойку. В колледже он изучал приёмы самообороны, это было обязательным курсом, но преподаватель иногда позволял ему пропускать уроки, потому что от колледжа Тимур ездил на соревнования по боксу, за что, кстати, и получил мастера спорта. Так сказать, набрал нужные баллы. Нет, занятия по самообороне он любил и знал приёмы наизусть, был спокоен и рассудителен, вот только не всегда противник у тебя слабак или же можно просчитать его действия. Вот этот парень в чёрном спортивном костюме и с маской на лице был из тех, кого Тимур больше всего не любил.

Короткий вопрос: «Зачем ему нужно ввязываться в эту бойню?» – говорил сам за себя. Потому что бомбы – опасные штуки, и потому что на этом корабле летит он тоже, ну и Макс со Стасом. И раздражающий Серёжа, те же Аборин, Лёня, Стёпа и другие – все заслуживают право на жизнь. Взорвётся эта бомба – и все окажутся на том свете. Корабль от взрыва просто переломится и затонет, они летят сейчас над морем. И спасательные боты не успеют на воду спустить, да и никто не поймёт, что случилось.

Потому-то Тимур вступил в бой, снова и снова пытаясь повалить противника на лопатки. Не получалось, да и оппонент не то чтобы уворачивался, а скорее играл с ним. В последнее время была мода на смешанные виды единоборств с элементами паркура, она произвела на свет не столько борцов, сколько каких-то акробатов. Они ловко уходили от ударов, избегали прямых попаданий. Блокировали чаще, чем нападали сами. Конечно, чтобы быть таким, нужен талант, но как же бесило!

Спрашивать, кто ты такой, грубым киношным басом Тимур не собирался, подобный поступок глуп. Ну скажет этот парень, что он Васька из организации «Сметанка», и что дальше? Даже если Петька из «Нации Розы» – ничего это не меняет. Надо парня завалить, а потом уже задавать вопросы.

В очередной раз замерев и приняв стойку, Шишков отметил, что парень остановился под зияющей в потолке дырой. Тимур пришёл с другой стороны, но чувствовал, что где-то эти пути сходятся… Стоп! А если это кролики?!

Да к чёрту всё! Надо драться и не обращать внимания на посторонние мысли. Потом подумает над этим. Но Тимур уже в самом начале их битвы знал, что проиграет. Не потому, что его оппонент был сильнее, а потому что гнаться за ним в вентиляции – это как гнаться за кем-то в темноте на ощупь.

Противник ловко запрыгнул на стул, потом на спинку, оттолкнулся, подпрыгнул, зацепился за края дыры и нырнул внутрь шахты. Быстро, без промедления. Он был шустрее Шишкова. Стул упал, послышался звук открываемой двери. Тимур метнулся за тумбу и таким же юрким движением влетел в шахту и вернул на место решётку. Тихонько выдохнул и замер.

Охранники недоумённо обошли зал, поболтали, связались с центром. Тимур всё надеялся, что они наткнутся на бомбу, но ничего подобного не произошло. Зайдя за тумбу, они заглянули в решётку. Пришлось проползти чуть назад и завернуть за угол. Тимур замер там, чувствуя, как бешено колотится сердце. Когда затрезвонила рация, Шишков вздрогнул, быстро вынул её из кармана и нажал на кнопку, отключая. В этот момент он вспомнил, что у него есть работа.

В комнату Тимур вернулся быстро. Осмотр другой ветки вентиляции, по которой, скорей всего, и ушёл преступник, Шишков решил оставить на потом. Оказавшись в раздевалке, он быстро вскрыл пакет с формой. Скинул футболку, джинсы, встряхнул одежду и обалдел. Футболка была ярко-салатового цвета и в облипку. Такие вещи Шишков не любил. Штаны представляли из себя нашитые на друг друга куски ткани, он сначала даже не мог определить, где перед и где зад, а потом долго пытался понять, куда совать ноги. Полумаску натянул на лицо после того, как оделся, затем ударился в поиски обуви. Её не было, но снова позвонивший Серёжа, сначала наорав на него, объяснил, что сегодня он работает босиком. Высказав тому всё, что о нём думает, отключился, чтобы не слушать Серёжу в ответ. Вырулив из комнаты, прикрыл её и завернул на кухню. Подхватив поднос с бокалами, прошествовал в зал. Всё это быстро, отработанными, профессиональными приёмами, будто он всю жизнь работал официантом. Сегодня Тимур даже удивился тому, насколько он был хорош, но бомба и недавний противник всё равно заставляли нервничать.

Если бы он знал, что потом случится, то посмеялся бы над собой. Стоило только войти в зал, как на него обрушился шум, от которого заложило уши. В ноздри ударил запах алкоголя, парфюма и сигаретного дыма с ароматизаторами. Шишков замер, не в силах поверить в то, что час назад здесь было спокойно и малолюдно. Когда собралось столько народа, когда они успели все напиться? Почему такой бардак?!

Поморщившись, Шишков протиснулся вперёд. Приподняв руку с подносом, шёл и сам не знал куда, стараясь не уронить бокалы и стаканы. Они так и норовили соскользнуть вниз. Когда металлическая доска чуть наклонялась, содержимое проливалось. Тимур почувствовал раздражение. С диким восторгом он готов был впечатать рабочий инструмент в орущие рожи богатых мальчиков и девочек, но, конечно же, не сделал этого.

Когда его толкнули, Тимур не смог удержать поднос, и тот перевернулся, падая вниз вместе с расставленными на нём стеклянными ёмкостями. Бросив взгляд на разбитую посуду, Шишков повернулся, чтобы послать на три весёлых буквы наглого богатенького сыночка, когда понял, что перед ним Максим. А дальше завертелось так, что Тимур мало что понял. Макс взял его за лицо и прижался к губам. Страстно. Тимур его не оттолкнул, но опешил, а тело, пока разум пытался осмыслить происходящее, моментально отреагировало, отозвавшись на грубую ласку. Губы раскрылись, язык скользнул вглубь чужого и горячего рта. Сердце взбесилось и забилось в грудной клетке так, что у Тимура закружилась голова. Такого поворота событий Тимур не ожидал, но было настолько приятно и классно, что окружавший их мир за одну секунду растворился, заставив Шишкова забыться.

Максим его целовал!

Волдин отстранился так же быстро и неожиданно, как и прижался к нему губами. Тимур сразу же почувствовал между ними пропасть. От этого осознания в груди защемило, но зацикливаться на этом смысла не было, потому что сейчас Тимур мало что соображал. К нему потянулись руки, откуда-то издалека донёсся голос, и толпа начала скандировать: «Раздевайся!» Шишков оттолкнул тянувшиеся к нему руки, обернулся, кому-то даже врезал, не сильно, так, ради приличия, вот только этот кто-то и не понял, что его ударили. А потом сорвал с себя футболку, показывая Максу – да ему! – свою грудь и торс. Если бы он знал, как на него будет смотреть Волдин, то постыдным образом сбежал бы из зала. Так на него ещё ни один мужик не пялился. Будто сдирал кожу, чтобы добраться до замершего сердца, чтобы вкусить плоти и испить крови. Шишкову стало плохо. Он пошатнулся, а Волдин, вырвав у него одежду, кинул её Тимуру и ушёл.