Текст книги "Моряки Зелёного Моря (СИ)"

Автор книги: Deuscreator

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

Ти-Дог почувствовал, что связь оборвалась несколько секунд назад.

– Погоди, Люмен, – остановил Ти-Дог рассказчика, показав ладонь, и отвлёкся на аппаратуру. – Что-то у нас отключилось, связь пропала.

“Опять проводка… Впрочем, тогда бы наверное и электричество рухнуло. Может предохранитель?”

Свет моргнул. По спине пробежал холодок. С чего бы ему бежать? Ти-Дога словно холодным дыханием обдало. Стало неуютно.

Его собеседник сидел неподвижно, находясь на краю зрения. Ти-Дог покрутил регуляторы аппаратуры. Она вдруг вспыхнула искрами и затрещала, издавая громкий белый шум.

Ти-Дог скинул наушники, резко встал с кресла. Кресло откатилось на колёсиках назад, споткнулось о кабели, которым был уложен пол, и рухнуло навзничь. Даже выключенные приборы внезапно включились, зашумели и загоготали белым шумом.

Когда Ти-Дог кинул взгляд на гостя, у него сжалось сердце.

Тело Люмена поднялось в воздух, руки расставлены в стороны, голова тряслась; его воля боролась с иномирным влиянием, но её было недостаточно; тело смуглого бедуина с хрустом исказилось, голова неестественно свернулась набок, шея мигом посинела, руки нечеловечески изогнулись.

В остекленевших широко открытых глазах замерла последняя эмоция – абсолютный ужас и паника. Из них потекли почти чёрные кровавые слёзы, заполнившие белки.

Ти-Дог схватил ритуальный радиоприёмник и начал нашёптывать своим духам, чтобы они встали на его защиту. У пола засияли защитные руны, пошёл туман с еле различимыми силуэтами стражей.

– Каждый, кто даёт свой голос Тиши, становится уязвим, – прозвучали гулкие слова, полностью заполняя комнату. Даже призрачные стражи попятились назад от этого голоса.

Свет вновь моргнул и потускнел. Потусторонний холод сковал тело, сердце бешено билось. Ти-Дог продолжал нашёптывать защитные заклинания; тусклые образы появились вокруг него щитом, но дрожали от ужаса, понимая, с чем имеют дело.

Он тоже понял. Когда увидел.

Бледное тело бедуина держало в своих когтях многорукое пернатое чудище с головой остроклювой совы; одни когти свернули ему шею, другие сломали ему рёбра, вывернули ноги. Оно было высоким, под два с половиной метра, и почти не помещалось в комнате радиорубки.

В темноте было не различить, как сова держалась над полом, но фигура заполнила собой всё пространство, что находилось по ту сторону бронированного стекла. Маленькая тусклая настенная лампочка еле-еле освещала пернатый силуэт.

У неё было два длинных, опущенных вниз, слегка приоткрытых клюва, из которых торчали оголённые проводки, шевелящиеся, подобно десяткам языков. Сейчас Ти-Дог увидел, что и под её перьями находились кабели.

– Я говорила, что приду. Ты не подготовился, – фигура внезапно растянула свои клювы, словно в улыбке, и податливая с виду кожа показала два оскала.

– У нас был с тобой уговор, Кровавая Сова, – произнёс Ти-Дог. – Я помог тебе, ты от меня отстаёшь и больше меня не трогаешь.

– Мы повязаны теперь с другой. Моя сестрёнка моложе тебя. Сильнее тебя. Её отцы и матери устроили нам очень прочную связь… И ей очень не нравится, что о моновианском чудище судачат языки.

Чудище приблизилось, упёрлось в стекло, просунуло через него голову, будто не было никакой преграды. Его шея неестественно удлинилась; в нос Ти-Дога ударила вонь свежего мяса, птичьего помёта и перегоревших проводов.

– Я смогу успокоить людей, если ты оставишь меня в покое. Я скажу им, что неполадки…

– Мне не нравится, когда моей дорогой сестрёнке что-то не нравится, – демон улыбнулся, Ти-Дог вжался в стену с радиоаппаратурой, затаив дыхание. – Ты понимаешь меня?

Ти-Дог кивнул. Демон оскалилась и приблизилась ещё. Вонь стала почти невыносима. Ти-Дог отвернул голову, от ужаса закрыв глаза.

– Понимаю! Понимаю! – выпалил радиошаман, не в силах шелохнуться. Защитные заклинания сковывали демона не сильнее паутины, сплетённой маленьким паучком. Она рвала заклятья, даже не замечая их. Её правый глаз светился чёрно-красным светом, вызывающим страшную боль от одного только мимолетного взгляда.

– Я приду. Ты не услышишь моих шагов, лишь электротреск. И если кто-то расстроит мою сестрёнку, я приду раньше.

Демон исчезла. Свет включился. Тело бедуина, перемолотое в рваные лохмотья, кучей фарша рухнуло вниз. Всюду летали длинные перья, тлеющие и сгорающие в тусклом освещении. Руны погасли.

Потусторонний сковывающий холод тоже ушёл. Ти-Дог упал на пол, тяжело дыша и прижимая к себе рацию. Эта штука… это существо… Оно и до этого казалось пугающим, но оно преобразилось. За годы демон стал невероятно силён. Настолько, что даже заклинания Ти-Дога стали почти незаметны на её магическом фоне. Нужно было устанавливать обереги от демонов не снаружи, а внутри, правильно мама говорила…

На другом конце проводка Сова очнулась от транса. Повязка на глазу стала мокрой и липкой от тёплой крови. Зубы и целый глаз разрывало болью, от которой хотелось бессильно бить ногами по стальному полу. Сова почувствовала на плече глубокую, раздирающую душу рану, от которой она завопила, будто кто-то погружал в плоть тонкую бритву.

Сова почти сорвала с себя шарф и верхнюю часть одеяния; в дополнение ко всем символам, что формировались у её сердца, на коже появились тонкие, но глубокие царапины, что вырисовывали новые знаки. Старые же, что превратились в аккуратные шрамы, покрыли всё тело.

За всё есть своя цена. И цена глупости – смерть.

***

К вечеру первого дня экипаж уже устроился как нужно, и все были готовы. Ворчун и Голди поменялись местами. Разве что Ворчун постоянно приходил смотреть, как справлялась напарница, будто она никогда руль не держала, и постоянно бухтел о том, что «фура – это тебе не гоночный болид», что «сила нужна, дабы им управлять, и внутренняя и внешняя».

Но у Голди получалось водить фуру легко и играючи. Какой страх для фуры может быть в пустыне, где лишь песчаные холмы и каменистости? Вот и Голди не видела опасностей, несмотря на то, что Ворчун ей все уши пробухтел, какая эта наука.

Она с улыбкой нашла на радио передачу местного заводилы Ти-Дога, в которой он рассказывал о горестях пустынной жизни и тонкостях общения с кахаширами например. (Так она узнала, что лучше с ними говорить прямо, без метафор; не все из них понимали метафоры).

Но зацепило её другое; в передаче рассказывали о них! Об “Исследователе”, стартовавшем из Города Славы, и о впечатлениях от его появления.

Слушая, в какой трепет простаки приходили от одного лишь их проезда, Голди порой свистела от удовольствия; вот это действительно обещанный “почёт и ужас в глазах кметов”, которые должна была испытать хотя бы раз любая особа благородных кровей.

Конечно Голди к таким не относилась; её отец и мать были куда ближе к сословию купцов, если бы в Найроте вообще существовали оглашённые касты. Однако она всегда представляла себя бандитской королевой без свиты, и теперь внимание к её “карете” ей очень льстило и смешило лучше всякой комедии.

Однако в какой-то момент передачу заполнили помехи и треск. Голди слегка стукнула по приёмнику – проклятый десейрийский хлам! – но это не помогло, помехи остались. Она пропускала передачу на самом интересном.

– Кобра! – крикнула Голди, призывая Кобру, что готовил завтрак на кухне.

Машину нужно было остановить и покопаться в технике. «Наверняка это треклятый песок забился куда не нужно и всё сломал, не успели далеко уехать». Кобра не отозвался, видно далековато был.

Голди приглушила радио, чтоб не трещало почём зря. Однако в следующую секунду волосы на затылке встали дыбом.

Из кают раздался женский агонизирующий крик. Голди дёрнулась, на секунду оглянулась, потом снова за работу. Кричала Сова (кому-ж ещё?). Голди взяла рацию для связи с Орденом, но она лишь бзикнула ей в ухо. Поняв, что не сможет об этом доложить, она бросила её висеть.

После чего дала сигнал; громкое “ту-у-у-ут” раздалось по округе. Голди зажала педаль тормоза, снижая скорость. Из едущей рядом машины сопровождения высунулся воин и крутанул рукой; лицо у него было растерянное. Голди показала знак остановки.

Рация снова заработала. Сова заливалась агонией и слезами. Фура наконец-то затормозила и остановилась.

– …тветьте. Что у вас происходит? – раздался голос из рации.

– Неполадка с воксером, мы разбираемся, оставайтесь на местах, – ответила Голди.

– С чем? – не понял сопровождавший, но Голди уже не было за рулём. Она рванула к каютам.

Молчун высунулся из своей двери.

– Почему остановились? Кто кричит?

– Что-то с Совой, здоровяк, – кинула Голди, легко проскальзывая мимо него.

У каюты Совы уже находился Кобра, крутил тяжёлый дверной вентиль, но без толку.

– Она закрылась изнутри, – сказал он.

Бронзовый инферлинг постучал по двери; гулкие удары разнеслись по коридору. По ту сторону Сова уже не кричала, а сопела, в лучшем случае. В худшем, что бы с ней ни случилось, оно её уже прикончило.

– Какого чёрта, что за крики? – фыркнул Ворчун. – Я только глаза сомкнуть успел.

– Кто в кабине? – рявкнул Кобра, словно начальник охраны мницевского отряда. – Ворчун, дуй туда. Живо!

Ворчун не стал задавать вопросов и кинулся в кабину. Молчун остался рядом.Дверь с той стороны начала медленно открываться. Кобра отошёл назад.

Сова стояла на пороге; её когти были слегка вымочены в крови. Она скалилась от боли, как раненый наёмник-железник, прошедший через расстрел. На её плечи было накинуто полотно, из носу двумя ручьями текла кровь. Смуглое лицо слегка побледнело.

Из-под повязки на глазу текла кровь; кончики завитых волос слегка вымокли в ней, она с присвистом дышала через зубы. Голди всегда была невозмутимой, однако от одного вида Совы даже старую наёмницу пробрал неестественный холод.

– Что случилось? – спросил Кобра, осматривая Сову.

– Ага, детка, ты выглядишь не то что бы огненно, – хмыкнула Голди, поведя слегка плечами.

После чего бесцеремонно отодвинула Сову в сторону и лёгким шагом вошла внутрь каюты, высматривая возможного нападающего. Киберглаз сразу выхватил сигнатуру забившейся в темень под потолком совы Малины, но кроме неё никого тут не оказалось. Лишь пара капелек крови, кажется той же Совы, и куча странных рисунков на бумажках, разбросанных по всей комнате.

– Судьба, – прошептала та хрипло. – Без боли жить, без боли ходить. Сон обязан мне обещанием, – сказала она, слегка поведя головой.

– Сова. Что произошло? – спросил Кобра спокойным голосом, слегка взяв её за плечо, и она отдёрнулась назад.

– Спасение! – сказала она с придыханием. – Решение проблем средь крови и ужасов. Говорили о нас говорливые языки, теперь они лишь тут, в голове моей, скребутся от страха и боли, – прошипела она. – Отрезала сова их, один за другим. Какой не отрезала, заткнула. Какой не заткнула, запугала, обещала вернуться, заткнуть каждого, да…

– О чём ты?

– Доверься мне, Марк. Верь мне, ибо я хранитель твоя и всех кто тут. И пути наши не будут увидены никем, и прочитать не смогут их, а кто последует, пересекутся с нами и жертвами падут.

– Голди. Сову нужно в медпункт, помоги мне, – Кобра аккуратно подхватил Сову.

– Отдых ждёт меня у вершины холма. Не там, нет-нет, – тараторила радиошаманка.

Сова отмахнулась как пьяная, но Кобра уже уводил её прочь.

“Эх, если бы все так относились к своему экипажу… Все бы работали в парах. Или в семьях”, – с улыбкой подумала Голди. – “Настоящий преемник Отто Ина, не иначе”.

***

– Что с ней?

Они сидели в кабине. Кобра и Голди вернулись. Ворчун управлял машиной и грузным молчанием своим уже давил на всю кабину.

“Он – уставший яростный огнежук, вернувшийся после плохого дня к себе в нору. Ему нужно надышаться; как только воздуха станет достаточно, он начнёт плеваться пламенем, пускай все остальные устали поболее его”.

Молчун устроился на опущенном стуле пулемётного гнезда. Ему нравилось это место. Если произойдёт нападение, ему стоит только откинуться на спинку, дёрнуть рычаг, и он уже поднимется, готовый направить пулемёты в сторону неприятеля.

– Спит. Она долго не отдыхала, – кивнул Кобра, и с глупой болезненной улыбкой показал на своё лицо. На нём прибавилась пара неглубоких царапин из-под бинтовой повязки. – Слегка запаниковала, когда я глаз ей бинтовал… А мне казалось, без перчаток она не так опасна.

– Ага, пришлось самостоятельно её успокаивать, – хохотнула Голди, опёршись о спинку кресла Ворчуна. – Старыми дедовскими методами… Она у вас всегда такая?

– Нет, – ответил Молчун. – Она не та, кем кажется.

– Да? – посмотрел Ворчун в зеркало заднего вида. – Прими баранку, Голди.

Они поменялись местами. Ворчун встал, придерживаясь за спинки кресел, и глубоко вдохнул.

“Огнежук втянул воздух; сейчас польётся пламя”.

– Ворчун, не начинай, – выдохнул Кобра, посмотрев на него устало.

– Я говорил тебе, ЧТО оно, Марк. Я предупреждал тебя! И так заканчивается твоё дурацкое доверие, которого ты откуда-то понабрался. Ты счастливчик, что вместе с кожей она не выдрала тебе глаза сразу, как только ты открыл грёбаную дверь!

“Все должны сейчас затаиться и дать огнежуку выдуть пламя, иначе оно не закончится. Когда ему больше нечего будет сказать, он успокоится. Сегодня у него был самый худший день в жизни, и следующая неделя будет такой же, если он не оправится”.

– Она не сделала бы этого, – возразил Кобра. Молчун тяжело вздохнул. Реакция Голди не была видна ему. – Сова сделала свою радиошаманщину, чтобы о нашем местоположении не узнали. Жемчужина тоже могла дотягиваться до других радиошаманов, когда те вели трансляцию.

– Но у неё не шла кровь, и она не несла бреда! Она не кидалась на тебя! И сравнивать не смей ту милую девочку, какой была Жемчужина, с этим чудовищем, которого вы успокаивали чуть ли не втроём. Я знаю, кто она. И я говорил тебе это с самого начала.

– Слушай, ты, чавку свою завали, копполате недоваренный, – вмешалась Голди. – С самого первого дня как я тебя, мудака жирного, знаю, ты постоянно точишь на бедную девочку зуб. Ей еле-еле двадцать, тебе, мудиле бородатому, через десяток полтинник стукнет. И тебе дай только поворчать “Сова то, Сова это, Сова сё”, а она вообще нихрена про тебя плохого никогда не говорила. Она и про остальных слова плохого не сказала.

– А ты, полуушастая, вообще не влезай. Прибыла из Найрота, и думаешь, что всех знаешь, ничего подобного! Ты с самого первого дня ведёшь себя так, словно ты на курорте, где тебя нельзя убить. Последняя, кто может возникать, это ты. Туристка.

– Молчун. Реши проблему, пожалуйста, – устало попросил Кобра, ссылаясь на лицевые раны. Молчун кивнул.

– Да я живу дольше, чем ты когда-либо проживёшь. И поверь, в людях разбираться – это моя чёртова обязанность. Она не в себе, ну и что с того? Ты, здоровый нейротипичный жлоб с трудоголизмом, всё не можешь придумать, почему она опасна. Она контролирует себя в разы лучше тебя, ибо демонов в ней полные штаны.

– Демоны?! – Ворчун посмотрел сначала на Голди, потом на Кобру. Кобра непонимающе поднял бровь. – В этой твари ещё и демоны живут?!

– Это фигура речи, идиот, – фыркнула Голди. – Внутренние демоны. Её безумие, все дела. Но конечно, тебе, эксперту, этого не понять. Тебе только глотку рвать. Клянусь, техноинквизиция началась именно из-за таких как ты. Тупорылых идиотов, не понимающих, как…

– Так, – вмешался Молчун спокойным голосом. Прошёл, оттащил Ворчуна от кресла и сам стал во главе. – Молчать команда.

– О Златоликий, спаси этот экипаж, ибо не ведает они, что творят…, – махнул Ворчун руками.

– Помолчи, – остановил его Молчун.

Тот замолчал, опёрся о стену и сложил руки на груди.

– Спасибо, – сказал Молчун. – Кобра, теперь ты говори. И по делу.

Кобра поднялся с места.

– Собратья по разуму, – начал Кобра и поменялся с Молчуном местами, осмотрев присутствующих. Ворчун закатил глаза и попытался улизнуть из кабины, но Молчун спокойно его остановил и встал рядом.

“Он не хочет слышать одно и то же, Кобре лучше бы это понимать и придумать новые аргументы”.

– Клянусь, если ты снова будешь говорить, что твоя прекрасная Сова такая замечательная…

– Не буду, – заверил Кобра, придерживая слегка повязку на щеке. – Но я хочу, чтобы вы выслушали меня внимательно. Наш мир – место непростое, – он сделал паузу. – Каждый, кто тут стоит, убийца. Мы умеем убивать. Мы делаем это регулярно. Так же, как это делает свободный десейриец, живущий дорогой. Мы все опасны. Как и Сова.

– Марк, я говорю о том, что она ненадёжна, – перебил Ворчун. – Что она однажды перережет нас ночью, а не о том, что она людей убивала.

– Погоди, – Кобра поморщился, когда очередной раз потянул щеку с ранами. – Радиошаманы – самые необычные из десейрийских жителей. Самые могущественные из них редко обладают чистым разумом, однако они умеют себя контролировать. Радиошаман в первую очередь несёт опасность для себя самого. И то, что Сова до сих пор с нами, говорит о её большой выдержке. Я не слеп; она опасна. Но подобно опасному жуку при правильном с ней обращении она надёжна, словно скала.

“Нет, всё та же шарманка”, – хмыкнул про себя Молчун – “Пускай и проникновенная”.

– Она, – продолжил Кобра, – только что поставила нашу безопасность выше себя. О нас говорили станции, о нас знали люди. Они могли отправиться за нами и создать нам проблемы. Она заставила их замолчать, чтобы о нас не знал каждый встречный. – Молчун одобрительно кивнул, глядя на Кобру. – И чтобы это сделать, ей пришлось пойти на риск. Она отправилась по ту сторону радиовуали и сделала что-то, что заставило передачи умолкнуть. Не каждый шаман отважится на подобное, и далеко не каждый сможет, но она смогла.

Кобра оглядел присутствующих.

– Мы все здесь идём на смерть. Ради всего мира. Нашей судьбы. Семьи. И остальных вещей. Мы, самые отпетые сукины сыны и дочери, собравшиеся под одной крышей. Нашими руками будут сорваны планы самого Озумы Рагного. И после нашей жертвы настанет мир на долгое время. Мир, за время которого те, кого мы спасли, смогут изменить Десейру в лучшую сторону. Стать цивилизованной. Такой же как Найрот, Моновиум или даже Регилтис. У нас могут быть разные сильные и слабые стороны. Не все из нас, – он посмотрел на Голди, потом снова на Ворчуна. – Не все из нас образцовые. Однако наша цель благородна и священна. О наших делах Дом Славы будет слагать истории, которые в будущем вдохновят людей на самоотверженность… Давайте же станем наконец достойны этих рассказов.

Голди посмотрела на Кобру удивлённо, слегка приподняв бровь, даже слегка забыв про дорогу. Ворчун фыркнул. Молчун утвердительно кивнул. Сам Кобра болезненно улыбнулся и поправил сползшую от монолога повязку.

– Ворчун. Есть что-то ещё добавить?

– Нет. Я иду спать.

Ворчун всегда был человеком слова. Если он сказал, что что-то сделает, он это скорее всего сделает. Потому он сразу ушёл. Молчун же был кахаширом дела, а потому повернулся и, одобрительно кивнув Кобре на прощанье, тоже ушёл.

Глава 11 «Рога, символы и слёзы»

Холодный синий свет от ослепительного белого солнца превращал небо стеклянного Арканума в бумагу с разметками неизвестной карты. Переливающиеся прозрачные грани снова разбивали её в хаос, но здесь он был менее всего заметен.

Ветра здесь были наполнены магией; средь стеклянных скал они свистели, обдувая лицо. Заставляли волосы причудливо рассыпаться в стороны; Иистир приглаживал их когтистой рукой, пробираясь средь скал, но волосы на хаотичных ветрах расплетались.

В вышине пролетела астральная виверна, расчёрчивая небесную карту звёздной линией.

Иистир не искал просвещения; перед ним стояла конкретная цель. И лишь поэтому это место оставалось неподвижным. Будь он магом, что заблудился тут в своём сне, стоило ему соприкоснуться с новыми мыслями, как он оказался бы совершенно в другом месте.

Если бы не его структурированный инфернальный разум, неподвластный соблазнам и отвлечениям, голова забивалась бы беспорядочным хаосом – безумными мыслями, бредовыми идеями, странными словами и образами. Однако Иистир не мог допустить такую опасность в свой разум.

Средь бесконечных каменных проходов наконец-то показалась хижина из непрозрачных кристаллов молочного цвета. Она почти растворялась в тумане, что стелился вокруг неё, облизывал скалы и клубился у самого входа.

Иистир сделал шаг в туман, и тот сокрыл его от рогов до копыт. В следующую секунду он оказался под большим стеклянным сводом. Позади него стояла плотная стена тумана, а внутри горели синие свечи, огоньки которых мерцали у тёмного потолка.

В центре хижины находился большой стол, покрытый плотным тёмно-синим полотном, что спускалось на пол, становилось ковром и стелилось под ногами. В воздухе стоял запах травяных благовоний, навевающий ощущение солнечного света.

За столом сидела старуха, сокрытая мраком. Иистир видел сквозь него ясно как днём; в глубине тьмы материализовались её руки, схожие на жучиные лапки, и глаза, смотрящие на него из темноты абсолютно чёрными блестящими сферами.

– Вижу, не за гаданием наткнулся ты на меня… потерянный слуга порядка. Что лицом предатель, но сердцем… но сердцем иным.

У старухи был щёлкающий протяжный голос; бледная дьявольская кожа с лёгким синеватым оттенком, натянутая, словно сухой пергамент, пахла серой. Под кожей шевелились жвалы, показывались лапки; Иистир мог бы принять её за демона, если бы не знал, кто она на самом деле.

Он сел на колени перед столом; на нём аккуратными рядками лежали многочисленные карты рубашкой вверх.

– Я был направлен сюда слугой Деускретора, властителя данного мира и Регилтиса, – сказал Иистир, глядя на неё. – Слуга сказал, что ты можешь поведать мне часть тайны Утереса. Его исчезновения и того… что он оставил.

– Утереса? В свой крепкий план ты включил такую ненадёжную деталь, как давно ушедший бог…, – жучиная провидица подняла подбородок, слегка прошлась по нему костяными пальцами с маленькими коготками. – Отчаянный поступок. И следуешь за тем, кто стремится обыграть великих игроков; против тебя весь Сад, что звенит своими листьями, и главные из них те, что покажут тебе твоё же лицо… Я бы назвала забавным, что защиты от них ты ищешь в первородном свете. Хитро.

– В моём владении наследник части его сил. Инферлинг, в ком таится эта искра. Мне нужно, чтобы ты рассказала, как он её использует.

– Часть искры, – прервала старуха, показав палец. – Он тот, чья мать теперь бродит средь чёрных стволов благодаря этой искре. Тот, кто в окружении искателей своей судьбы… Он не один такой, ты знаешь это? На этого мальчика возлагаешь много ты надежд.

Синеватая кожа начала оборачиваться хитином, пока перед Иистиром не появилась жучиная провидица во всей своей красе. Она двигала жвалами, вращала множеством глаз, и лишь центральный в её лбу смотрел неподвижно.

– Не за этим ты пришёл, – проскрипела она, закончив преображение. – Пускай судьба расскажет твой путь. Выбирай три карты.

Она указала перед собой на шесть столбцов карт в шести рядах. Синие узорчатые рубашки взглянули на Иистира выжидающе. Тот внимательно посмотрел на каргу, но по её лицу сложно было что-то определить, как и по душе её. Иистир взвесил все за и против и решил попробовать.

Третья в первом ряду.

Третья в третьем.

Третья в шестом.

Он перевернул карты одну за другой. На первой красовалась золотая чаша, сияющая светом, но объятая лозой, словно её сдавливающей. Фоном стала сухая жёлтая трава под багровым небом.

– Жажда. Разумный, жаждущий насыщения, оставшись один в поле, готов идти куда ему вздумается, лишь бы найти искомое, – прокомментировала провидица. – Возможно, избранный тобою путь и приведёт к желанному колодцу, но неизвестно, что окажется в нём: жизнь иль смерть. Известно лишь, что без него тебе не выжить.

На второй карте был изображён коронованный эльф, сидящий на кристальном троне посреди кристального замка. В его шею упиралось множество ножей, а за ними слоем были нарисованы ещё и ещё, но само лицо эльфа оставалось непоколебимым.

– Окружённый. Твой путь священен, и задуманное тобой верно как никогда, – удивилась провидица. – Редко я вижу карты в таком порядке. Однако тебя, праведника, окружают предатели, слепцы и злые языки. Твои ближние союзники опасны, как и твои дальние враги, а то и вдвое ближе, ибо ножи их у самого горла твоего. Страшись их, но виду не подавай. Коснуться им себя не давай. Но не силой, но словом и разумом твоим. Тогда ты усидишь на троне, и власть твоя будет расти всё больше и больше.

Когда перевернулась последняя карта, провидица улыбнулась широко, показав паучьи жвалы, высунувшиеся из её рта. Свечки под потолком словно зашевелились в предвкушении. На последней карте находилась жучиная рука, протянутая к солнцу. Если присмотреться, было видно, как лучи обжигали руку, превращая хитин в кожу.

– Сияние. Прежде я видела эту карту всего лишь раз и в другом положении, при другом раскладе… Знаешь, кто её открыл, когда стоял там, где стоишь ты? – голос провидицы улыбался.

– Озума Рагный?

– Он самый. На своём пути к божественности он вытянул эту карту, и это значило, что он её достигнет, но в твоём случае это другое… Ты идёшь против стихии, что способна стереть тебя в порошок одним чихом. Этот путь опасен. Он требует безумия. В конце ты либо сгоришь, либо достигнешь величия.

– Величия какого рода?

– Ты поймёшь, если это произойдёт. Не думаешь ли ты, что я растолкую карты лучше, чем растолковала их тебе сейчас? О нет, карты не так просты, а я не уличная гадалка. Я лишь излагаю тебе твою судьбу, а не формирую её своими руками. Любопытство не наказуемо, дьявол Мира, но чем больше знаний, тем легче в них потеряться.

– Ты не всезнающа, если зовёшь меня по несуществующему Дому.

– Не начинай, слуга порядка. Я знаю, что тебя лишили титулов, иначе бы ты здесь не оказался. Однако я смотрю не на названия, которыми ты украсил свою грудь, а на то, чем судьба украсила твоё сердце. И я знаю, что средь змей лжи идёшь ты искренними путями.

Иистир коротко хмыкнул, подняв подбородок. Дьявол постоянно имел дело с теми, кто умел читать душу даже сквозь ложь и магию, потому обязан приступать к более изощрённым методам. То, что он из дома Мира, выглядело не более чем маска, в которую поверит только простак, но лишь слишком умный мог знать, почему он действительно придерживался того, что вытатуировано у него на груди.

– И это всё, что ты мне дашь?

– Не совсем, – карга достала из складок одеяния обелённый почти сияющий костяной фрагмент, что никак не мог поместиться в её рукаве, но всё-таки оказался там. – Ты знаешь, что это, слуга порядка?

– Ангельская кость?

– Арх-ангельская, – отделила провидица. – Знаешь, для чего она тебе потребуется?

– Для того, чтобы вытесать из неё оружие?

– Зачем, если у тебя и так есть ангельский клинок? – хмыкнула провидица. – Это грудная пластина, где архангельское сердце билось ярко и долго. Окропив её чёрной кровью, ты взовёшь к самому межмирью, тому, что на грани жизни и смерти. Его силою способен ты призвать любую душу, ежели знаешь её истинное имя… То, каким она была наречена при создании. И она окажется перед тобой, заточённая, скованная самими законами мироздания, но лишь на краткие минуты.

Она повернула голову, глаза сверкнули в тусклых синих свечах.

– “Озума Рагный” был наречён так при рождении своём?

– Ты схватываешь на лету…, – она протянула костяной фрагмент, и Иистир принял его.

Уже на ощупь кость ощутилась иной. Из неё излучалась энергия, способная унести с собой любую душу, пусть всего лишь раз. Он спрятал её в свои одеяния.

– И ещё, слуга порядка… Своих врагов ты знаешь, пускай многие из них тебе братия. Ярчайший из рассветов наступает там, где сияющая тьма соприкасается с сокрытым светом. Ты же понимаешь, о чём говорят тебе мои языки?

Иистир подумал, покатал её слова у себя в голове, запоминая. После повернулся, взглянул на неё через плечо.

– Кажется мне, что понимаю.

– С такой осторожностью из тебя вышел бы отличный маг. Но с твоей душой лучше оставаться в Инфернуме. Ступай же, глашатай мира. Освети тьму чёрного владыки светом ярчайшего из рассветов. Напомни ему, как выглядит день… Ибо, став солнцем, он об этом позабыл.

Иистир вышел, ничего не сказав. Старуха, как и предполагалось, оказалась сомнительной помощью. Впрочем, несуществующего времени не было жалко. На Аркануме время ведёт себя причудливо; стоит только задуматься, как оно останавливается для всех остальных миров.

Он пользовался этим трюком, чтобы экономить часы; однако стоило задуматься над своими планами дольше нужного, как всё окружающее, кроме пути, переставало существовать.

Он услышал шорох крыльев практически в последнюю секунду, холодные мраморные руки сошлись на его шее, крепко прижав к себе. Это было не только объятье, но и обещание “если встанешь против меня – в следующий раз услышать не успеешь”.

– Я уже думал, что тебя потерял, – голос архангела казался почти певучим, но слова его вились змеями.

– Ты могла бы обращаться ко мне от женского лица. Так будет правильней, – сдержанно произнёс Иистир.

Лёгко паря, дьяволица повернулась. Сияющее лицо, взятое от Архангела Цестиила, изменилось, обратившись лицом простой, но по-своему красивой инферлингши с фиолетовой кожей, короткими прямыми рожками и невероятно длинным хвостом, что касался пола.

– Может мне ещё и настоящий облик свой показать? – спросила она, держась за шею бездомного дьявола.

Эта особа выглядела очень забавной на каждом заседании; любой дьявол превышал её в росте на добрых полтора метра, если не больше, однако не стоило обманываться; настоящая архидьяволица Дома Зеркал пусть никому и не показывалась (а кому показывалась, тот не дожил, чтоб об этом рассказать), но скорее всего выглядела не менее величественно, чем остальные.

– Нет, но не стоит со мной флиртовать, принимая архангельский облик.

– Ты же знаешь, я могу не только флиртовать, – сказала она сладко, сразу же потянулась и глубоко поцеловала Иистира. Дала почувствовать свой жар, со страстью и нежностью впилась в его уста.

Язык у архидьяволицы был раздвоен подобно змеиному, да и был длиннее всякого, какой мог поместиться в инферлингской глотке. Иистир ответил на поцелуй, обнял архидьяволицу в ответ; её тело казалось маленьким, как у настоящего инферлинга, и если бы Иистир не знал, он и не заметил бы подвоха.

Их близость длилось недостаточно долго; поцелуй был полон обоюдного наслаждения, однако его не хватало, словно его забрали, дав попробовать на самый кончик язычка.

– Забрала кость? – предугадал Иистир, посмотрев на неё.

– Так сложно поверить, что коллега использует тебя из обычного плотского желания? Иистир, ты меня даже обижаешь; представить не можешь, через что проходит ложный архангел в окружении озумовской свиты день и ночь. Даже это место кажется родным домом после месяцев, проведённых там.