Текст книги "Любовь на проводе (ЛП)"

Автор книги: Борисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

«Струны сердца»

Джексон Кларк: «Ледяной дождь – это когда слой холодного воздуха у земли слишком тонкий, и капли не успевают превратиться в лёд до того, как достигают поверхности. Вода замерзает прямо при соприкосновении, образуя ледяную корку. На дорогах. На тротуарах. Очень опасная штука: скользкая, коварная. Так что будьте осторожны. Но нет, сегодня такого не будет. Сегодня ясно, ни намёка на лёд…»

[Нервный смешок]

Джексон Кларк: «…Эйден скоро вернётся. Он только на минуту вышел. А пока… давайте поговорим о снежных заносах?»

Глава 15

Люси

Сегодняшний вечер стремительно катится в безумие.

Скажи мне кто-нибудь месяц назад, что я окажусь в углу радиостудии после свидания, завершившегося попыткой публично унизить меня за веру в романтику, а отец моего ребёнка в это время будет подбирать мне нового кавалера, – я бы вежливо улыбнулась и отправила этого человека в ближайшее отделение «Пошёл к чёрту».

Нет, такого сценария я точно не предвидела.

А ведь я была осторожно полна надежд. Немного нервничала. Даже радовалась.

Но всё пошло наперекосяк. Впрочем, так можно описать всю мою личную жизнь: сплошная череда разочарований. Напишите это на моей могильной плите.

Я глубже проваливаюсь в кресло-грушу, которое Хьюи, кажется, достал из недр преисподней. Наушники закрывают уши, в руках – чашка горячего шоколада. Я всматриваюсь в крошечные зефирки, плавающие в густой сладкой пене, и пытаюсь понять, в какой момент моя жизнь сошла с рельсов.

Перед глазами появляются поношенные коричневые ботинки с расшнурованными шнурками.

– Всё в порядке? – спрашивает Эйден.

Нет. Совсем не в порядке.

Скорее – жалкое унылое ничто.

– Как думаешь, «Мистер Шина» теперь на меня в обиде? – бурчу я, тыкая пальцем в зефирку.

Эйден опускается на корточки передо мной, тихо выдыхает:

– Нет. Думаю, он не в обиде.

Тыльная сторона его руки случайно касается моей голени, и по ногам разлетаются искры. Жаль, что я не успела переодеться, прежде чем Грейсон превратился в Рэмбо. В этом платье и туфлях я чувствую себя глупо, как актриса, случайно попавшая на роль, к которой даже не проходила пробы.

– Люси, – снова вздыхает он. Лёгким постукиванием кончика пальца касается моей щиколотки, потом мягко обводит её и чуть сжимает. – Не люблю видеть тебя грустной.

Я и сама не люблю грустить. Всегда старалась смотреть на мир с оптимизмом, искать серебряную подкладку даже в самых тяжёлых моментах.

Но сейчас, сидя в углу этой студии, я просто хочу поваляться в жалости к себе. Кажется, я вложила в этот проект слишком много – и раскрыла то, что обычно прячу. Я действительно надеялась. И ради чего? Ради самодовольного мерзавца в укороченных брюках и топсайдерах на босу ногу.

Надо было всё понять ещё в тот момент, как только вошла в ресторан.

Он же был блондином, чёрт возьми.

– Люси, – тише зовёт Эйден, в голосе почти мольба.

Он склоняется ближе, и всё вокруг будто исчезает – остаёмся только мы. От его толстовки пахнет кофе и печеньем, из-за которого он вечно спорит с Джексоном. Я хочу уткнуться лицом в его шею – туда, где этот запах, наверное, сильнее всего, – и спрятаться от мира. Моё сердце в синяках, и я больше не хочу ничего чувствовать.

Но остаюсь сидеть на своём унылом кресле, сжимая в руках свой унылый шоколад.

– Как я могу помочь? – тихо спрашивает он, почти обнимая меня. Окутывая защитой.

– Я в порядке, – отвечаю я. Голос дрожит. Чёрт. Прочищаю горло и пробую ещё раз: – Правда. Всё нормально.

Его большой палец проводит по задней стороне моей ноги – вниз, затем вверх. Опять эти искры. Мягкое, согревающее тепло, которое он словно втирает в мою холодную кожу.

– Не ври, – шепчет он. Его взгляд цепко держит моё лицо, а резкие линии черт вдруг смягчаются. – Хочешь ещё зефирок?

Я невольно улыбаюсь.

– Нет, спасибо.

За его плечом Грейсон уже восседает в моём кресле с видом короля, взошедшего на трон.

Я вздыхаю:

– Это будет либо блестяще, либо катастрофа.

Эйден бросает на него короткий взгляд и хмурится:

– Я не позволю, чтобы это стало катастрофой. – Он снова смотрит на меня. – Ты уверена, что хочешь продолжать? Не обязана, знаешь ли.

– Это?

– Шоу, – кивает он. Указывает куда-то вверх. – Свидания. Всё это.

– Если ты решил сказать: «А я тебя предупреждал», – то момент для этого ты выбрал, мягко говоря, паршивый.

Он морщится:

– Это не так.

– Я знаю, ты считаешь всё это глупостью, – шепчу я. – И что тебе всё это не нравится.

Челюсть Эйдена напрягается, но он тут же расслабляется, сглатывает.

– Это тоже не так.

– И ты не пытаешься воспользоваться моментом, чтобы вернуть себе шоу?

– Я что, потерял контроль над своим шоу?

– Может быть. Звучит как отличный повод выгнать меня. – Пытаюсь сказать это с иронией, но выходит не так легко, как хотелось бы.

Он качает головой:

– Нет. Не думаю, что выгоню тебя.

– Ну и хорошо, – выдыхаю я.

Сегодня я и так на пределе. Не выдержу ещё одного отказа. Может, Эйден и не верит в любовь, но он ни разу не дал мне почувствовать себя ничтожной. Я столько лет прятала ту часть себя, что хочет быть рядом с кем-то, принадлежать кому-то. И боюсь: если сейчас остановлюсь, всё вернётся на круги своя, а на новую попытку у меня просто не хватит духа

Это шоу – всё ещё мой лучший шанс.

Я хочу свой хэппи-энд. Я его заслуживаю. И желание быть любимой не делает меня глупой или слабой, как плевался Эллиот за тарелкой переоценённой брускетты.

Может, уже сам факт, что я готова попробовать снова, – и есть храбрость.

Просто не сегодня.

Я подталкиваю локтем Эйдена:

– Может, заберёшь у Грейсона микрофон, пока он не вошёл во вкус?

Эйден не двигается:

– Он не обязан выходить в эфир. Ты здесь главная.

Я киваю и натягиваю натянутую улыбку:

– Сегодня меня уже называли самовлюблённой сукой. Хуже точно не будет.

Глаза Эйдена темнеют, лицо застывает, челюсть щёлкает.

– Он сказал это тебе?

Я киваю. Эллиот сказал много всего.

Начиналось всё неплохо. Я надела красное платье, которое Матео выудил из глубин моего шкафа, чёрные босоножки, купленные для девичника, на который я так и не попала. Выпрямила волосы. Дала Майе накрасить меня. А в ресторане он уже ждал у окна. Поцеловал в щёку. Отодвинул стул. Мы легко болтали, заказывая напитки. Я думала – всё идёт хорошо.

А потом, между закусками и основным блюдом, я поняла, что он не смеётся со мной. Он смеётся надо мной. Глаза – колкие, улыбка – мерзко самодовольная. Он сказал, что знал: стоит сказать правильные слова – и я соглашусь на свидание. Что такие, как я, предсказуемы. Что я самовлюблённая фантазёрка. Что с ребёнком мне должно быть за счастье любое внимание. Что я не имею права диктовать условия. Что я бракованный товар.

Он, конечно, мудак. Но его слова застряли во мне, как колючки, на обратном пути домой. Как вообще из всех, кто писал на номер «Струн сердца», я ухитрилась выбрать самого отвратительного?

Пэтти была права. У меня действительно паршивая удача.

Грейсон застал меня на кухне, когда я, всхлипывая, пыталась открыть вино. А потом мы оказались здесь.

– Эйден, – зовёт Мэгги от стола, размахивая его наушниками. – Ты готов?

Но он всё ещё смотрит на меня. Всё так же внимательно. Будто я сложная головоломка или необычное созвездие, по которому он пытается сориентироваться.

– Что скажешь? – спрашивает он. Наши колени соприкасаются, как две детали пазла. – Готова? Ты в порядке?

Он всегда спрашивает. Всегда убеждается. Всегда заботится.

– В порядке, – отвечаю я.

Он приподнимает бровь.

– Серьёзно, всё нормально, – повторяю я. Никто никогда не заботился обо мне так, как Эйден. – Обещаю.

Он кивает, ещё пару секунд не сводит с меня глаз, его тело чуть подаётся вперёд, но он сдерживается. Тянется за спину, берёт наушники и протягивает их мне:

– Чтобы ты могла слушать, – говорит он, аккуратно надевая их на мои уши.

Большие пальцы скользят по бокам моей шеи.

– Ладно, – повторяет он, с трудом сглатывая. Потом отходит, возвращается на своё место, надевает свои наушники – и начинает эфир.

Я закрываю глаза и слушаю его голос в наушниках. Он разливается по крови, скользит по телу, расслабляет плечи, обвивает щиколотку – то самое место, к которому всего несколько минут назад прикасалась его рука. Я улавливаю ритм его гласных и согласных, замечаю, как одни слова он проговаривает стремительно, а другие – будто смакуя, и позволяю себе уплыть туда, где нет ни ожиданий, ни хрупкой, словно стеклянный шар, уязвимости чувств.

***

Через час эфир заканчивается. Я сижу на шаткой лавочке для пикникау станции, перед мигающей красной вышкой, тянущейся в небо. Я обещала Грейсону вернуться домой, но ноги сами привели меня сюда, а не к машине.

Покачивая ногами, я смотрю на город, раскинувшийся внизу. Вдалеке мерцает свет в гавани, а огромные грузовые суда медленно проплывают под мост – туда и обратно, от причалов с высокими портовыми кранами.

Эйден присаживается рядом со вздохом, и его бедро касается моего. Лавка скрипит, а что-то тёплое мягко ложится мне на плечи – вероятно, я оставила куртку на кресле в студии.

– Холодно, – бормочет он, когда я дотрагиваюсь до края накинутого свитшота, с немым вопросом.

Он бросает быстрый взгляд на мои голые ноги в лунном свете, потом снова – на вид перед нами. Челюсть напрягается и тут же расслабляется.

– Не хотел, чтобы ты мёрзла.

– Спасибо, – тихо отвечаю я.

Он негромко урчит, и мы погружаемся в тишину. Изо рта вырываются крошечные белые облачка, я плотнее кутаюсь в его свитшот – тёмно-синий, с вышитым логотипом «Струн сердца» на груди.

– Грейсон… он… – начинает Эйден. – Понимаю, откуда у Майи такое…

– Остроумие и хитрость? – подсказываю я.

Он чешет подбородок.

– Я хотел сказать «артистизм», но пусть будет и так.

Я смеюсь. Грейсон в эфире был именно таким, как я и ожидала: то вставал на мою защиту, то в пух и прах разносил некоторых смельчаков, осмелившихся позвонить.

– Как думаешь, Мэгги об этом пожалеет? – спрашиваю я.

Эйден качает головой, наклоняясь вперёд, локти упираются в колени.

– Нет. С нынешней аудиторией она справится. – Он приоткрывает рот, будто хочет продолжить, но передумывает.

– Что? – мягко тяну я.

Он бросает взгляд через плечо, и лунный свет вычерчивает тени на его лице.

– Когда ты только начала шоу, я подумал, что твоя осторожность в свиданиях как-то связана со скандалом с отцом Майи.

Я смеюсь:

– Нет, ничего подобного. Грейсон – мой лучший друг.

– Тогда почему вы не…

– Остались вместе? – уточняю я, и он кивает. – Он предложил жениться, когда узнал о беременности. Наши родители на этом настаивали, но я сказала «нет».

– Почему? – в его голосе слышно неподдельное удивление.

Я мягко улыбаюсь.

– Потому что я знала: я не та история любви, которую Грейсон заслуживает. Мы были вместе всю жизнь, но никогда не были влюблены. Когда я забеременела, мы ещё были детьми. Я не хотела лишать его шанса на настоящее – большое – чувство.

Эйден молча смотрит на меня, и по лицу ничего не прочтёшь.

– Я тоже хотела этот шанс, – признаюсь я, опуская взгляд на руки. – Хотя особой пользы от этого мне не было.

Он проводит ладонью по челюсти, всё ещё не отрывая от меня взгляда.

– Тебе было тяжело из-за этого?

– Из-за Грейсона и Матео? – я качаю головой. – Нет. Иногда я завидую их отношениям, но не более. Я люблю ту семью, которую мы создали. У Майи два замечательных папы, а у меня – два близких друга, которые не дадут заскучать.

– А твои родители были недовольны, что ты не вышла замуж?

Я киваю.

– В ярости. Я почти двенадцать лет с ними не разговариваю.

Он тихо выдыхает:

– Они не знают Майю?

У меня в груди что-то сжимается.

– Нет, – отвечаю я, и голос предательски дрожит.

Я тереблю манжет свитшота, накинутого на плечи.

– Они отрезали нас, когда я отказалась выйти за Грейсона и согласиться на усыновление. Мы были молоды, но я хотела её. Она не была ошибкой. Я не держу зла на людей за их выбор, но это было моё решение.

Я выдыхаю, наблюдая, как облачко пара тает в воздухе.

– Родители восприняли это как оскорбление, а не как выбор. Родители Грейсона – так же. Они включили режим «мы вас не знаем»: оставляли наши вещи на крыльце, будто нас никогда не существовало.

Я думаю о лице Майи, о том, чтобы поступить с ней так же, и внутри всё обрывается.

«Никогда», – говорю себе я.

Обещание, данное в тот день, когда я впервые держала её в ладонях: «никогда».

– Нам повезло, – продолжаю я. – Тётя Табита, тётя Грейсона, помогла и держала нас на плаву, пока мы не наладили жизнь.

Иногда мне кажется, что родители даже не пытались нас понять. По ночам, когда Майя у Грейсона, я стою в дверях её комнаты – полной книг, красок, игрушек и записок на клочках бумаги – и думаю: превратили ли они мою старую комнату в мамину студию пилатеса или в папин новый кабинет? Или оставили пустой? Пустая комната в доме, полном дорогих вещей, где люди проходят друг мимо друга, как призраки.

– Они – засранцы, – хрипло произносит Эйден.

Я смеюсь:

– Да, именно так. Родители Грейсона ещё хуже. Но он помирился с сёстрами, и Майю окружает много любви. Это главное.

– Думаешь, они слышали тебя по радио? – спрашивает он.

Я отвожу взгляд от огней города и встречаю его глаза. Волосы Эйдена в лунном свете кажутся чёрными, как чернила, а звёзды сияют вокруг него ореолом.

– Что?

– По радио, – поясняет он. – Слышали ли они тебя и Майю?

Я не думала об этом. Зеваю, плотнее кутаясь в свитшот. Родители давно не в моей жизни, и я отвыкла ждать их реакции. Сначала это было больно, но с годами стало проще.

– По последним сведениям, они всё ещё живут здесь, поблизости. Так что, возможно, да.

Эйден глухо урчит:

– Тогда мне точно не стоит быть милым в эфире.

– Ты и так не слишком милый, – подшучиваю я, слегка толкая его плечом.

Потом прижимаюсь к нему – холодно, а он тёплый, и ночь кажется бесконечной.

Я кладу висок на его руку, он подтягивается ближе. Медленно моргаю, наблюдая, как огни над водой качаются, словно капли дождя на стекле – вспышки цвета, мерцающие и гаснущие.

– Эйден? – спрашиваю спустя время, тело приятно ватное.

– Да?

– Думаешь, я кого-то встречу? – вопрос, который давно бьётся в груди. – Думаешь, у меня когда-нибудь будет моё волшебство?

Он долго молчит. Настолько долго, что я закрываю глаза, и мир расплывается фиолетово-синими разливами, словно мы плывём среди звёзд, а мои пальцы тянутся к их золотому свету. Где-то в полусне чья-то рука скользит под мои волосы и мягко сжимает затылок. Большой палец рисует ленивые узоры, и всё тело становится тяжёлым и спокойным.

– Нет, Люси, – в моём сне он касается лбом моего лба. – Думаю, ты и есть то самое волшебство.

«Струны сердца»

Эйден Валентайн: «Ладно, Балтимор. В студии у нас сегодня гость, и его зовут…»

Грейсон Харрис: «Слушайте сюда, неудачники: в город появился новый герой».

Эйден Валентайн: «Ох, да уж».

Грейсон Харрис: «Именно. Люси не получила того уважения и внимания, которых заслуживает, и я беру на себя задачу найти для неё идеального парня».

Эйден Валентайн: «Временно».

Грейсон Харрис: «Посмотрим. Советую пристегнуться, дамы и господа, – я разборчив».

Эйден Валентайн: «Давайте подойдём к этому аккуратно».

Грейсон Харрис: «Это и есть моё “аккуратно”».

Эйден Валентайн: «Принято. Хотел бы ты описать для слушателей, какие у нас с Люси отношения?»

Грейсон Харрис: «Она – платоническая любовь всей моей жизни. У нас есть общая, прекрасная, немного коварная дочь. Я знаю Люси с трёх лет – в том шикарном детском саду она приносила мне сырные палочки».

[Пауза].

Грейсон Харрис: «Она – один из самых важных людей в моей жизни. Музыкальный вкус у неё, мягко говоря, спорный, печенье она печь не умеет, но у неё щедрая, добрая и красивая душа. Я готов был бы совершить ради неё ужасные, жестокие поступки».

Эйден Валентайн: «Думаю, тебе не стоит…»

Грейсон Харрис: «Но я ограничусь тем, что найду ей ту пару, которую она по-настоящему заслуживает».

Эйден Валентайн: «Не у всех такие тёплые отношения с бывшими».

Грейсон Харрис: «Большинство людей – не Люси».

Глава 16

Люси

Я поправляю салфетку, раскладываю приборы. Отпиваю глоток воды из причудливого, но неудобного бокала и возвращаю его на место. В углу официант что-то шепчет хостесс, а я упрямо смотрю на безупречно белую скатерть.

Сегодня в семь вечера я должна встретиться с Уильямом – так значилось в приглашении, которое прислала Мэгги.

Грейсон выбрал кандидата, Мэгги занималась организацией, а я сижу здесь уже сорок пять минут – и никто не пришёл.

Достаю из клатча служебный телефон станции – тот самый, что для «Струн сердца», – и провожу пальцем по экрану.

«Утка, утка, гусь»⁴¹, – гласит запись в календаре, 19:00.

Я бросаю взгляд на время: 19:48 мигает на экране.

Ещё одна корзинка с хлебом появляется на краю стола, на этот раз с брусочком дорогого масла и небольшой пиалой орешков.

Отлично. Похоже, я вызвала чью-то жалостливую щедрость.

– Принести вам что-нибудь из кухни? – спрашивает официант, в лице которого смешались неловкость и сочувствие.

В зале всего шесть столиков, и мне кажется, что на меня направлен прожектор.

– Наш французский луковый суп – просто объедение.

Уверена, что так и есть. Но где-то на двадцатой минуте я решила: сидеть за пустым столом и ждать парня, который, скорее всего, не появится, всё же менее жалко, чем есть суп в этот самый момент.

– Давайте подождём ещё пять минут. Может, он застрял в пробке.

Мы оба заглядываем в окно на булыжную улицу. Пусто.

– Ладно, – кивает официант.

За его спиной женщина медленно ест суп и неотрывно смотрит на меня; от её внимания мне становится неловко. На ней футболка с котиками, волосы туго стянуты в пучок.

Я опускаю взгляд в телефон.

Могу написать Грейсону, но не стоит давать ему повод устраивать ещё один «одиночный штурм» радиостанции. Он сегодня был так доволен собой, уверен, что сделал мне одолжение. Не хочу лопать его мыльный пузырь – и уж точно не хочу объяснять, что меня попросту «кинули».

Листаю список контактов – у меня там промаркированы лишь немногие имена.

Сейчас в эфире тишина, я ему не помешаю. Можно быстро написать – просто уточнить, что я в нужном месте.

Люси: «Привет. Надеюсь, что не отвлекаю».

Ответ прилетает моментально.

Эйден: «Нужна помощь? Чтобы я позвонил и сообщил про какую-нибудь ложную аварию?»

Я фыркаю. Женщина с супом чавкает громче.

Люси: «Пока не надо. Можешь подтвердить, что я там, где должна быть?»

Возможно, я перепутала ресторан.

Три точки появляются на экране, затем исчезают. Я откусываю маленький кусочек хлеба.

Эйден: «“Утка, утка, гусь”, верно? Французское местечко в Феллс-Пойнт. У них отличный суп».

Эйден: «Где ты?»

Люси: «В этом ресторане».

Вымученно вздыхаю.

Эйден: «Одна?»

Люси: «Не считая зала, полного людей, которые скорбно на меня пялятся».

Точки больше не появляются. Я так долго смотрю на экран, что он несколько раз гаснет, и каждый раз снова включаю его, но ответа всё нет. Почему это расстраивает сильнее, чем пустой стул напротив, – я не понимаю.

Допиваю вино, доедаю все кешью и решаю сворачиваться. Майя сегодня у Грейсона – так у нас по графику, но мне всё равно хочется лечь рядом, прижаться к её худому тельцу и послушать дыхание. Пусть моё сердце успокоится в её ритме.

«У тебя есть вся любовь, которая тебе нужна», – тихо шепчу себе, аккуратно складывая салфетку. – «Ты в порядке».

Официант появляется у края стола.

– Не переживайте насчёт счёта, – говорит он.

– Нет-нет, – я копаюсь в сумочке. – Я только вино и… орешки.

Он качает головой. Рыжие волосы, веснушки на щеках.

– Нет, правда. Я… знаю, кто вы. Позвольте мне оплатить.

– Так всё плохо? – морщу нос.

– Не то чтобы… ну, да. Жалко, что вас подвели. Но я не хочу платить из жалости. Дело не в этом… Я обычно так не делаю, – он выдыхает и нервно трогает фартук. – Я был в плохих отношениях, – добавляет он тише и, заметив выражение моего лица, наклоняется ближе. – Нет-нет, всё нормально. Я в порядке. Разбираюсь. Но… хотел вам сказать: я раньше не понимал, что это были плохие отношения, пока не услышал в эфире ваш монолог о том, чего вы хотите. И не осознавал, чего мне не хватало. Это… – он качает головой, сжимает губы. – Спасибо. Правда. Спасибо.

Слёзы предательски подступают к глазам, в груди стягивает тяжесть. Я и не думала, что, решившись на откровенность, смогу вдохновить на смелость кого-то ещё.

– Пожалуйста, – выдыхаю я тонким голосом. – Вы заслуживаете только хорошего.

– Да. Я уже на пути исцеления, – кивает он. – Ладно. Вы в порядке. И к чёрту этого парня.

– Да, – улыбаюсь сквозь чих от смеха и всхлипа. – К чёрту этого парня.

***

Это каблуки, решаю я, осторожно ступая по неровному тротуару. Каблуки – плохая примета. Надевала их дважды – и оба раза всё шло наперекосяк. В следующий раз – балетки.

Откидываю чёлку с лба. Хочу ли я снова идти на свидание? Не уверена. Зарывшийся глубоко романтик кричит: «Да!», а прагматичная часть шепчет: «Может, стоит передохнуть».

Одно знаю точно: Грейсон больше не будет выбирать мне пару.

– Люси! – кто-то окликает меня с улицы, и я чуть не врезаюсь в мусорный бак.

Мысленно перебираю варианты: дама с супом? метрдотель из ресторана, решивший, что я не расплатилась? опоздавший кавалер с букетом ромашек, спасавший утят или занимавшийся закваской?

Но нет. Это не одно из этих объяснений.

Это Эйден. Он бежит по тротуару и попадает в круг света фонаря. Тёмные джинсы. Потёртые ботинки. Пальто из тёплой шерсти с поднятым воротником. Белая футболка, обтягивающая грудь.

Он останавливается в полушаге от меня, тяжело дыша.

– Привет, – выдыхает. – Надеялся, что застану тебя. Его взгляд скользит по моему платью и возвращается к лицу. Голос у него дрожит. – Ты прекрасно выглядишь.

Я опускаю взгляд на оголённые ноги и нелепые каблуки, потом снова на него.

Эйден… здесь. И, похоже, бежал. Волосы мокрые?

– У тебя волосы мокрые, – произношу я, чувствуя себя глупо.

Он тянется рукой к виску.

– О, – кивает. – Да. Принял душ. Был небольшой инцидент с пенне и тёплым пивом и… Знаешь что? Неважно.

На его шее блестит единственная капля воды, и я ловлю себя на том, что задерживаю взгляд на ней чуть дольше, чем нужно.

– Ты здесь.

Он кивает, слегка нахмурив лоб:

– Ага.

– Ты пришёл в ресторан?

– Пришёл.

– Зачем?

В его глазах появляется насмешливый блеск:

– Там очень вкусный суп.

– Понятно… – я хмурюсь и бросаю взгляд на ресторан за спиной. – Хочешь вернуться? Поесть?

Он мотает головой:

– Нет, Люси. Я пришёл не ради супа.

Он сокращает расстояние между нами наполовину, и у меня в животе предательски сжимается что-то – наверняка, это всё вино. За весь вечер я съела только изысканный хлеб с таким же изысканным маслом, немного кешью… и вот он – Эйден. Совершенно непонятно, почему.

– Я подумал, что свожу тебя выпить ипва. Похоже, оно тебе не помешает.

– Хочешь сказать, я выгляжу измученной, Эйден? – прищуриваюсь я.

Он мигает, но не отвечает.

– Что именно в моём виде кричит: «Ей срочно нужно пиво»?

Эйден закатывает глаза к небу и устало выдыхает. А я смотрю на линию его горла, на ямку между ключицами и на золотую цепочку, обвивающую шею.

– Ты же специально заставляешь меня выкладываться, да? – бормочет он.

– Ты любишь, когда я заставляю тебя выкладываться, – отвечаю я в тон, чувствуя, как в животе разливается горячая дрожь. – Сегодня у меня, честно говоря, маловато развлечений.

Он опускает голову и, сделав шаг ближе, произносит:

– Твоё жалкое личико прямо просит пива. Довольна?

– У меня нет жалкого личика, – возражаю я.

– Тогда почему ты хмуришься?

– Я не хмурюсь, – сообщаю я, продолжая хмуриться.

– Тогда это твоя походка грустной девочки, – заключает он, разворачивает меня и мягко подталкивает ладонью в поясницу. – Когда я шёл навстречу, ты выглядела так, будто идёшь на казнь.

– И как ты понял, что это я? – спрашиваю я, позволяя ему вести меня к бару на углу – тому самому, с корзинами цветов на окнах и фонарями, мерцающими у входа.

– В Балтиморе полно грустных девочек.

– Ах, Люси, – он улыбается, ладони ложатся мне на спину, – Я узнаю тебя в любой толпе.