Текст книги "Любовь на проводе (ЛП)"
Автор книги: Борисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
«Струны сердца»
Эйден Валентайн: «Колин? Ты ещё здесь?»
Колин Паркс: «Да! Тут. Ты держал меня на линии минут семнадцать, дружище».
Эйден Валентайн: «Прости. Тут… кое-что случилось».
Эйден Валентайн: «Люси пришлось уйти».
Колин Паркс: «Жаль».
[Пауза].
Колин Паркс: «Она ведь всё ещё хочет пойти на свидание, да?»
Эйден Валентайн: «Кажется, я всё испортил, Колин».
Колин Паркс: «Со свиданием или…?»
Эйден Валентайн: «Со всем…»
Глава 30
Эйден
Я остаюсь в студийной кабинке, пока все не разойдутся.
Джексон минут десять уговаривает меня пойти с ним в бар, а Мэгги, стоя по ту сторону стекла, сверлит меня взглядом, скрестив руки на груди. Беззвучно шевелит губами: «Команда Люси» – и поднимает кулак в воздух. Её лицо теплеет, когда я указываю пальцем на себя и шепчу: «Я тоже».
Потом я просто замираю. Сижу, глядя, как в темноте мерцают огоньки приборов.
Если остаться здесь, не придётся признавать того, что произошло за последние пару часов.
Если остаться здесь, можно обмануть себя, будто Люси вот-вот вернётся.
Если остаться здесь, всё будет на своих местах.
Под контролем. Сдержанно. Приглушённо.
Но она не возвращается. И я всё так же не двигаюсь.
Люси была права – во всём.
Я всегда занижаю ожидания, чтобы избежать удара в сердце. Держу дистанцию от всего, что способно пробить мою броню. Но она нашла трещину, проскользнула внутрь и обосновалась в самых укромных уголках моего сердца. Разрушила все мои планы одной лишь улыбкой.
А я всё испортил.
Молчанием.
Тем, что подталкивал её к кому-то другому.
Я сидел на этом месте, когда она держала своё сердце на ладонях, а я так и не смог набраться смелости сказать хоть слово. Не лучше того ублюдка, что бросил её в «Утка, утка, гусь». Или того, кто довёл её до слёз. Нет – хуже. Я сказал, что сo мной она в безопасности… и разбил ей сердце.
Провожу рукой по лицу, прижимаю ладони к глазам, пока перед ними не начинают плясать пятна. Нужно ещё чуть-чуть. Ещё минута – и я пойму, что делать.
Но озарение не приходит. Я всё так же потерян.
Колеблюсь, потом тянусь к телефону и набираю номер.
Он отвечает на втором гудке.
– Эйден? – голос хриплый от сна, на фоне шуршит простыня. Слышится щелчок прикроватной лампы. – Всё в порядке?
Я косо гляжу на часы над дверью. Чёрт. Уже за полночь. Значит, я просидел здесь дольше, чем думал.
– Прости, – хриплю, чувствуя неловкость. – Всё нормально. Позвоню завтра.
– Нет-нет, всё в порядке. Я проснулся.
На заднем плане приглушённо звучит мамин голос. Она спрашивает, кто звонит. Папа тихо шикает и, судя по шагам, выходит в коридор, обходя скрипучие доски, которые я помню с подростковых лет, когда крался мимо, стараясь её не разбудить.
– Я здесь, – вздыхает он, и я представляю, как он опускается на широкое сиденье у окна на западной стороне дома.
За стеклом – старый дуб, его ветви скребут по раме. Когда-то я забирался к нему на колени ночью, и он, перебирая мои волосы, говорил, что дерево – мой защитник, обнимающий дом и оберегающий нас.
На том конце провода он глушит зевок.
– Что случилось, сын? Не спится?
– Я всё ещё на станции.
– Тебя подвезти? – слышу шорох ткани. Представляю, как он ищет тапки, и невольно улыбаюсь.
– Нет, пап, не надо, – хотя машины у меня нет, а Джексон был тем, кто привёз меня сюда.
Проблема для будущего меня. Ещё одна.
– Я… – выдыхаю. – Я мог поехать в ту поездку.
Слова вырываются внезапно, словно мяч, брошенный прямо из глубины – между разумом и сердцем. Приятно хотя бы в чём-то быть честным.
– Что? – переспрашивает он.
– В Акейдию, – уточняю, прочищая горло. – Я мог. Сказал маме, что не смогу – из-за работы.
– Я знаю, что ты занят на станции, – медленно отвечает он. – Но это нормально. Может, в следующий раз. Я уговариваю маму поехать в тур по дендрариям. Мы можем вернуться.
– Я вовсе не был занят. Мог найти замену. Даже не попытался. Я мог – я должен был поехать.
Дыхание сбивается, горло сжимается. Папа молчит, давая мне пространство распутать собственные узлы.
– Я знаю, я всё время так делаю… – глотаю воздух. – Придумываю оправдания, когда вы зовёте меня. Пропускаю семейные ужины… иногда даже не отвечаю на сообщения.
– Эйден…
– Так проще. Я сам себе внушил, что если буду любить вас меньше… если буду меньше любить маму, то будет не так больно… если придётся потерять её. – Слова рвутся наружу, я давлюсь ими. – Поэтому я держался в стороне, надеясь, что это поможет.
Три диагноза рака за десять лет – и я так и не понял, как с этим жить. Поэтому просто решил… не жить этим. Прятал голову в песок, избегал всего, что могло бы зацепить меня за живое. Так было легче дышать.
– Не понимаю, как ты справляешься, – продолжаю, – как можешь любить её так сильно, когда… – Останавливаюсь, прижимая губы, чтобы они не дрожали. – Я ведь слышал, как ты плакал по ночам. Ты разваливался на части, а я… я боялся развалиться вместе с тобой. Хотел быть сильным, а в итоге только всё испортил.
Тяжёлый выдох отзывается в трубке.
– О, Эйден… мой мальчик.
– Это не сработало, – выдавливаю, упирая костяшки пальцев в лоб. – Или перестало работать, если вообще когда-то помогало. Я не знаю, как это исправить.
– Что ты хочешь исправить?
– Себя, – выдыхаю сквозь зубы. – Исправить себя.
Эту часть, что живёт только на расстоянии. Что боится приблизиться, потому что страшно привязаться. Я потянулся к Люси слишком жадно – и теперь не знаю, как выключить это чувство. Пытался, но не смог. Не могу. Не знаю, как стать тем, кто ей нужен.
– Эйден, – вздыхает он, – ты не сломан.
– Чувствую себя сломанным, – тру грудь. – До боли.
– Думаю, ты просто ранен, – в его голосе мягкость, и в голове возникает образ дуба, обнимающего меня ветвями. – Ты был слишком молод, когда всё началось впервые. Иногда я боюсь, что мы слишком многого от тебя хотели.
Я моргаю, глядя на брошенные на стол наушники. На пустое место рядом, где должна быть Люси.
– Вы ничего у меня не просили.
Помню, как умолял его дать мне хоть что-то – задачу, список дел. Он сунул мне лопату и велел пересадить лаванду в саду. Лучшая идея, на которую мы тогда были способны. Но и это не помогло. Маму это не спасло.
– Ты повзрослел слишком рано, сын. Больше времени проводил в больницах, чем с друзьями. Рак отнял у мамы многое… но и у тебя тоже. Это нормально, что тебе нужно с этим разобраться.
– Как ты это делаешь? – хриплю. – Как любишь её, когда страшно?
Папа хрипло смеётся:
– А это никогда и не было выбором, Эйден. Я всегда любил твою маму. И ни за что не смог бы разлюбить, даже после всего. Наоборот – это только ценнее. Понимать, как всё временно. Как всё дорого. Любовь – это не всегда солнце и ромашки. Иногда – это больничные палаты и выбритая голова. Но я бы не променял ни дня. Потому что всё это – с ней.
– Ты смелее меня.
– Нет, просто у меня больше практики, – отвечает он усмехаясь. – Я не думаю, что тебя нужно чинить, Эйден. Нужно просто кое-что проработать.
– Как? – шепчу.
– Ну… – я почти уже вижу его улыбку в полумраке. – Вот что мы сделаем. Ты и я будем разговаривать. Чаще, чем раз в месяц. И не среди ночи, когда твой старик спит.
Он делает паузу, и я фыркаю сквозь слёзы.
– Ты будешь отвечать на звонки мамы. Писать в общий чат. Приходить на воскресные ужины. Ходить с нами на бейсбол. Вернёшься к терапевту – я знаю, что ты бросил. Будешь просить о помощи, когда она нужна. И научишься любить без страха. Понял? Не торопясь. С работой над собой.
Что-то привлекает мой взгляд на другом конце стола. Тянусь вперёд и нахожу один из крошечных бумажных самолётиков Люси, наполовину спрятанный под клубком проводов. Тот самый – сложенный из обёртки шоколадной мятной конфеты, который она метнула прямо в моё сердце. Провожу большим пальцем по сгибу, разворачиваю до плоского листка, а затем медленно, шаг за шагом, возвращаю ему прежнюю форму.
– А если я всё испорчу? – спрашиваю. – Если сделаю что-то не так?
– Тогда попробуешь снова, – отвечает отец. – Пробуешь, пока не найдёшь верный путь.
Сердце глухо стучит в груди – прямо под пустым брелоком, который я ношу с шестнадцати лет. Где-то в глубине памяти всплывает тихий шёпот старого разговора.
«Я не хочу “правильного”».
Люси всегда хотела настоящего.
– Что на тебя нашло? – в голосе отца ленивое любопытство, спрятанное под усталой усмешкой. – Не та ли это женщина, которую ты сегодня пытался свести с кем-то другим?
– Ты слышал?
– Мальчик мой, это слышало всё Восточное побережье, – он выдерживает паузу. – Не самый блестящий ход.
Да, я облажался. И не только тем, что промолчал, – я подтолкнул её к человеку, который не я. Соврал в лицо, ранил, и всё ради того, чтобы оградить себя. Она подошла слишком близко, а я струсил. Всё до банальности просто. Я был эгоистом.
Чешу затылок, вытягиваю ноги:
– Если я скажу, что речь о Люси, ты устроишь допрос с пристрастием?
– Это моё право как отца, – его голос теплеет. – Вот он, момент, Эйден. Момент, когда ты пробуешь.
Поднимаю маленький самолётик и запускаю его в воздух.
– Ладно. Да. Это про неё.
Отец одобрительно гудит:
– Ну, расскажи, что произошло.
И впервые за очень долгое время я рассказываю всё.
***
Субботу провожу, медленно расползаясь на диване в старых спортивных штанах, с коробкой китайской лапши на груди. Подушки валяются на полу; я смотрю «Храм судьбы74» от начала до конца, а когда титры бегут, запускаю фильм снова. Люси – на краю всех моих мыслей: тонкий аромат её лосьона в подушках, на которых я раскинулся звездой; резинка для волос, оставленная в студии, теперь болтается у меня на запястье.
Думаю, чем она занимается.
Надеюсь, думает обо мне.
Надеюсь, я ещё не успел всё испортить окончательно.
В воскресенье просыпаюсь в неприлично ранний час, натягиваю кроссовки и тащу своё ватное тело к дому Джексона Кларка. Падаю на его ступени и, пока жду, наблюдаю, как два голубя дерутся за корочку пиццы прямо посреди булыжной улицы. Пытаюсь сложить сонные мысли в нечто осмысленное… и в итоге, когда он открывает дверь, выдыхаю:
– Что, чёрт возьми, на тебе надето?
Джексон даже не смотрит на меня – поправляет носки, подтягивает ремни… этого… рюкзака с трубочкой.
– Это фляга-гидратор, – говорит он и отпивает глоток. – Чтобы пить на бегу.
Щурюсь от утреннего света:
– Знаешь, вообще-то есть бутылки.
– А ещё есть портативные, «свободные руки».
– Выглядит…
– Не заканчивай, Эйден. Я знаю, что ты собираешься сказать.
Он без улыбки заканчивает предбеговые ритуалы. На ремне фляги вижу радужную наклейку – наверняка работа одной из его сестёр. И вдруг понимаю, как давно не спрашивал о них. Как давно вообще не интересовался его жизнью.
Люси – не единственная, к кому я был несправедлив, застряв в собственном пузыре. Сегодня я пришёл, чтобы это исправить. Мой тур извинений имени Эйдена Валена.
– И зачем ты заслоняешь мой порог? – Джексон проверяет замок и сбегает по ступеням. Я всё ещё не поднялся. – Думал, ты из берлоги не вылезаешь до полудня.
– Ты же по утрам бегаешь.
– Ага. И? Это ещё не объясняет, что ты тут делаешь.
– Думал, присоединюсь.
Он прищуривается с подозрением:
– Ты ведь не бегаешь.
– Плаваю пять раз в неделю, тягать железо не забываю. Когда нервничаю, наматываю круги по парковке у «101.6 ЛАЙТ FM». Так что справлюсь.
Он молчит ещё минуту, сжав губы. Я даю ему рассмотреть – вдруг увидит во мне хоть что-то хорошее.
– Ладно, – кивает наконец.
И тут же уходит вперёд:
– Пошли.
***
Как выясняется, бодрая ходьба и пятимильный бег по парку – вещи совершенно разные.
Джексон не щадит меня: бежит ровно, как машина, а я задыхаюсь позади. На втором круге вокруг пагоды в центре парка цепляюсь ногой за коробку из-под курицы Royal Farms и кувыркаюсь с дорожки в траву.
Подниматься не спешу. Лежу, уставившись в качающиеся ветви. В поле зрения появляется Джексон – соломинка от фляги в уголке рта, мокрые волосы откинуты назад. Ни капли усталости, гад.
– Что ты делаешь? – хмурится он.
– Споткнулся о коробку, – указываю на злосчастную тару. – Ну кто так бросает еду на тротуар?
– Я не о коробке. Что ты здесь вообще делаешь?
– Не знаю. Шёл за тобой.
Боже. Я не чувствую ног. Или рук. Пот стекает по спине, и, кажется, я останусь тут жить. Может, к Рождеству меня украсят гирляндами, как пагоду.
– Ты ведь ненавидишь утро. Ненавидишь бег. И людей особо не жалуешь. Так что, что ты тут делаешь? – не отстаёт он.
– Может, пора делать то, что я не люблю, – сиплю я. – Пора перестать быть мудаком всё время.
– Не всё время, – возражает он.
– Большую часть.
– Иногда, – уточняет он и, вздохнув, протягивает руку.
Скрипя суставами, поднимаюсь. Он стряхивает с плеча лист.
– И что тебя на философию потянуло?
– Люси, – отвечаю честно. Сил юлить нет, да и скучаю слишком сильно. – Она меня расколола, Джекки. Я хочу стать лучше.
– И утренний бег – это твой способ?
– Да. И ещё… я был не лучшим другом тебе. Это – моё извинение. И… – сглатываю. – Я надеялся, ты поможешь придумать план.
Джексон прикладывает пальцы к моему пульсу. Отмахиваюсь.
– Хотел убедиться, что ты жив, – ухмыляется он. – Ты же только что сам попросил моей помощи.
– Пытаюсь быть лучше, – бурчу.
Лучшая версия меня, конечно, не хотела бы зарядить другу в челюсть… но ох, как хочется. Он, кажется, это понимает, потому что улыбается шире.
– Помочь тебе вернуть Люси?
– Очевидно.
– Отлично. Купи мне краффин, и всё обсудим.
– Ты и твой чёртов краффин, – ворчу я.
Он уходит вперёд, а я тяжело вздыхаю и ковыляю за ним.
НЕОТПРАВЛЕННЫЕ СМС ОТ ЭЙДЕНА ВАЛЕНА К ЛЮСИ СТОУН
Эйден: «Я всё жду, что ты войдёшь в дверь… хотя не дал тебе ни единой причины».
Эйден: «Ты пробовала пиццу с ананасом из „Пиццы от Мэттью“ на Бродвее?»
Эйден: «Не могу перестать думать о тебе».
Эйден: «Чёрт, Люси… Кажется, я мог бы позволить себе полюбить тебя тоже».
Глава 31
Люси
– Слушала вчера «Струны сердца»?
Эта неделя проходит под этим вопросом, и мой ответ неизменно один и тот же.
– Нет, – отвечаю я, не отрываясь от списка запчастей, над которым работаю. – Не слушала.
Хотя на прощание я пообещала Эйдену, что включу его передачу, так и не сделала этого. Не хочу слышать его спокойный, обаятельный голос, пока сама шляюсь по дому в пижамных штанах, надетых наизнанку, и грызу хлопья прямо из коробки, словно какой-то дворовый енот.
В начале недели Колин заехал в мастерскую за Рози. Под мышкой у него снова оказался букет роз.
– Чтобы в этот раз не возникло недопониманий, – сказал он с надеждой в голосе.
Судя по его лицу, моя реакция всё выдала: он тут же нахмурился и тихо выдохнул что-то вроде «а-а… понятно».
– Это из-за парня с радио, да? – осторожно уточнил он.
– Да, – тихо призналась я.
Из-за того самого парня с радио, который уже неделю не написал ни слова и не позвонил. Абсолютная тишина в эфире. И я изо всех сил стараюсь не позволить этому нанести мне ещё большую рану, чем уже зияет у меня в груди.
Он по-прежнему ведёт своё шоу. Каждый вечер. Майя, Грейсон, Матео и Пэтти наверняка слушают, но хотя бы делают вид, что нет.
А вот Харви и не пытается изображать такт. Он наваливается на перегородку между моим рабочим местом и постом Анджело, перекатывая во рту зубочистку. Сегодня его очередь выбирать музыку, и в мастерской гремит саундтрек к «Бриджертонам75». Струнная версия Dancing on My Own76 на удивление умиротворяет, хотя в моём настроении звучит чересчур уместно.
– Почему нет? – спрашивает он.
– Что – «почему нет»?
– Почему не слушаешь «Струны сердца»?
Я поднимаю взгляд.
– Потому что не хочу.
Никто, кроме моей семьи и Эйдена, не знает, почему я больше не появляюсь в эфире в роли соведущей. Для остальных всё выглядит так, будто я просто ушла в закат навстречу собственной истории любви. Иногда я почти убеждаю себя, что мы с Эйденом были лишь слишком ярким сном. Но стоит задуматься, чем он сейчас занят, – и я вспоминаю, что успела влюбиться в этого упрямого идиота.
Теперь ход за ним. Мяч давно на его половине. И я не собираюсь мучить себя, ожидая, когда он сделает первый шаг. Просто буду цепляться за эту глупую надежду, зачерпывая хлопья горстями и утопая в работе.
– Тебе стоит, – заявляет Харви.
При моём пустом взгляде он вытаскивает зубочистку и ухмыляется:
– Послушать «Струны сердца».
– Нет, спасибо.
– Правда, Лу, – он делает глаза, как кот из «Шрека». – Тебе надо.
Я возвращаюсь к бумажке.
– Мне и так хорошо.
– Люси, тебе надо…
– Всё ещё возишься с «Ауди»? – влезает Дэн, оттесняя Харви. Он выхватывает у меня планшет и хмурится. – Это же «Тойота».
Я выдёргиваю планшет обратно.
– Верно. «Ауди» уже готова, я заканчиваю «Тойоту».
Над головой раздаётся тихий шёпот и лёгкий шлепок по затылку – похоже, полотенцем, перепачканным в масле.
– Что случилось? – откладываю планшет. – «Тойота» Харви?
– Нет, – отвечает Дэн, метнув на Харви взгляд с предупреждением.
Тот что-то бурчит, вроде «хотел как лучше».
Дэн вздыхает, трет переносицу:
– Никто тебя об этом не просил.
– Про «Тойоту»? Если нужно, могу перекинуть машину другому…
– Речь не об этом, – перебивает он. – Я волнуюсь за тебя.
– С чего вдруг?
Анджело выкатывается из-под джипа.
– Ты выглядишь так, будто у тебя отняли галактобуреко77.
– Галакто-что?
– Неважно, – моргает он из-под кустистых белых бровей. – Ты грустная.
– Да, – вставляет Харви, нарочито выпячивая губу. – А когда ты грустная, мы тоже грустим.
– Я не грустная, – возражаю я.
Просто застряла. Между тем, что хочу, и тем, чего жду. Работа спасает от лишних мыслей – и это именно то, что мне нужно.
– Не переживайте.
– C «Ауди» было шесть дней работы, – замечает Дэн. – Ты сделала за сутки.
– У нас с зимы остались запчасти с той «Ауди», что чинил Анджело. – Морщусь. – Кто вообще ей шесть дней ставил?
– Парни из «Фед Хилл».
– Почему мы вообще равняемся на этих парней? – поднимаюсь, отряхиваю комбинезон.
Рука цепляется за молнию – и тут же вспоминаю Эйдена. Тот день в эвакуаторе, когда коробка с пиццей впивалась мне в рёбра… Мозг снова и снова прокручивает «лучшие моменты» Эйдена Валена, а сердце бьётся в такт этим воспоминаниям. Это как споткнуться во сне – падение, а потом резкий рывок, и ты уже наяву. Стоит подумать об Эйдене – и меня снова бросает в это свободное падение, пока реальность не возвращает на место.
Я крепко зажмуриваюсь, выдыхаю сквозь зубы. Открываю глаза – и встречаюсь с одинаково озабоченными взглядами Харви и Дэна. Анджело тоже выкатывается ближе, чтобы добавить свой.
– Как говорит моя мама…
– Пощади, – машу рукой. – Сегодня без греческих пословиц. Я в порядке.
– Что-то ты зеленоватая, Лу, – прищуривается Харви.
– Я в порядке, – повторяю я.
И правда. Главное – двигаться вперёд маленькими шагами: эта машина, потом следующая, потом ещё одна. Хотелось бы так же легко заглянуть внутрь себя, подтянуть гайки и снова зазвучать ровно, как мотор.
В итоге Харви, Дэн и Анджело выстраиваются передо мной, словно тройка дознавателей.
– Ладно, – Дэн снимает кепку, проводит пальцами по волосам. – У меня для тебя задание.
– Отлично. – Хлопаю в ладоши. – Обожаю задания.
Он достаёт из заднего кармана ключи и бросает мне.
– Отвези машину Эйдена на станцию.
Я едва не швыряю их обратно.
– Что? Нет. Зачем?
Харви издаёт странный звук, пытаясь замаскировать его под кашель. Дэн снова сверлит его взглядом.
– Потому что машина готова, а я обещал доставить её туда.
– Ты говорил с ним? – каждое слово режет, как бумага.
Он ведёт шоу. Он общается с Дэном. Но не со мной.
Моя несгибаемая надежда начинает сдавать.
– Я говорил с Мэгги, – поправляется Дэн.
По его тону понятно, что он осознаёт, насколько это важно. Я облегчённо выдыхаю.
– Он в документах указал номер станции как лучший способ связи. Она подняла трубку. Я сказал, что мы привезём машину туда.
Я опускаю взгляд на ключи. На брелоке – открывалка для бутылок в виде клешни краба, металл на верхнем краю потёрт от большого пальца. Провожу по нему своим – и тяжело выдыхаю.
– И обязательно, чтобы это сделала я?
– У Анджело клиент.
– А Харви?
– У него свидание с Шейлой, – вставляет Харви, снова с зубочисткой во рту.
И умоляюще смотрит на меня:
– Пожалуйста, не сорви мне свидание с Шейлой.
Я выдыхаю сквозь сжатые губы. Шейла – миниатюрная, но грозная женщина, готовящая лучший картофельный салат в моей жизни. Риск столкнуться с Эйденом бледнеет на фоне угрозы разочарованной Шейлы. Я сжимаю ключи так, что металл впивается в ладонь.
– А твоя отмазка, Дэн?
– Нет отмазки. – Он чуть улыбается. – Я поеду следом. Чтобы ты не осталась без машины.
Я качаюсь с носка на пятку, глядя то на «Бронко» в углу, то на него.
– Ты будешь прямо за мной?
Его взгляд теплеет.
– Прямо за тобой.
***
Дэн, как всегда, врёт.
Он даже не думает идти за мной – сомневаюсь, что сделал хоть пару шагов в сторону своей машины.
Я выезжаю из сервиса на машине Эйдена Валентайна, и «Тойоты» Дэна нигде не видно. Еду на пять миль ниже разрешённой скорости, давая ему шанс догнать, но сзади уже возмущённо сигналит парень на квадроцикле. Приходится смириться со своей судьбой.
Ну и ладно. Вызову такси, когда приеду. Отдам Эйдену ключи, мило улыбнусь, будто его молчание не сидело у меня в голове всю неделю, и уйду. Буду взрослой, уравновешенной, разумной женщиной.
Но сохранять это настроение сложно, сидя в кабине его «Бронко» и утопая в запахе, в котором весь – он.
Здесь пахнет так, будто он обнял меня: свежей мятной жевательной резинкой, которую он держит в карманах толстовок, и дорогим кофе, который он любит. Я вдыхаю этот запах и выдыхаю вместе с ним сдавленную боль.
К воротам парковки подъезжаю уже с неприятным узлом в животе. Тянусь к чёрному боксу с мигающим красным огоньком – и тихо ругаюсь. Карточка доступа осталась на столе у Мэгги… вместе с остатками моей решимости, похоже.
Быстро осматриваю панель. В машине Эйдена, кроме смятого меню пиццерии и старого пропуска для платных дорог в подстаканнике, ничего нет. Карточки тоже.
– Ну конечно, – бурчу, наклоняясь к бардачку. Открываю – и половина содержимого вываливается мне на колени: пара наушников, сложенный лист бумаги, руководство пользователя, недоеденный пакетик шоколадных мятных конфет. Пихаю всё обратно, но взгляд цепляется за изношенный лист с небрежным, но узнаваемым почерком.
Любопытство побеждает. Разворачиваю лист на коленях.
Шоколадные мятные конфеты
Ромашки
Газировка из автомата
Кокосовый бальзам для губ
Рождественское печенье – рассыпчатое
Жёлтые «Старберсты»
Розовые «Старберсты»
Сливки для кофе в оранжевой бутылке
Читаю один раз. Потом второй. Это список… моих любимых мелочей. И тех, о которых я рассказывала в эфире, и тех, что он, должно быть, заметил сам.
Ворота распахиваются. Сердце начинает биться быстрее. Торопливо складываю листок, прячу его обратно и еду дальше, будто в тумане. Даже не сразу замечаю Мэгги у входа, сложившую руки на груди. Глушу мотор, а она уже идёт ко мне, каблуки чётко отбивают ритм по асфальту.
– Где ты была? – спрашивает она, едва я выхожу из-за руля.
Закрывает дверь, берёт меня под локоть и тащит к зданию.
– На работе? – я пытаюсь поспеть за её шагом. – Дэн попросил отвезти машину Эйдена. Что вообще происходит?
Дверь за нами захлопывается, и я бросаю на неё последний полный тоски взгляд.
– Эйдена нет, – говорит Мэгги, её каблуки звонко щёлкают по плитке. – И время шесть ноль восемь.
– Он… – я задеваю плечом дверь в коридор, пока она проталкивает нас внутрь. – Он в порядке?
– Всё нормально. Что-то про птицу и водосток на крыше…
– Что?
– …и потом он забыл, что у него нет машины, и Джексон уже восемь минут ведёт эфир один. – Она смотрит на часы и морщится. – Уже десять. Нужно, чтобы ты вышла к микрофону, пока Эйден не приедет.
– Что? Нет. Я больше не веду шоу.
Мы останавливаемся перед студией. Сквозь стекло вижу Джексона: он жестикулирует, глаза панически расширены.
«Спаси», – беззвучно шевелятся его губы.
– Он уже пять минут рассказывает про вулканическую молнию. Мы живём в Мэриленде, Люси. Здесь нет вулканов.
– Ох, чёрт.
– Иди, – Мэгги мягко толкает меня, хотя видно, что ей хочется вдавить меня в спину ладонью.
Я никогда не видела её взъерошенной, а сейчас она явно на грани.
– Пожалуйста.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас. Только ты можешь нас выручить.
– Но о чём мне говорить? У Эйдена всегда есть план шоу.
– Говори о чём хочешь. Только не о вулканической молнии.
Джексон выдыхает с облегчением, едва я вхожу. Разворачивается в кресле Эйдена и машет мне обеими руками:
– Люси здесь! Слава богу, Люси здесь. Всё, друзья, больше никакой погоды. – Его смех звучит почти истерично. – Люси здесь.
– Да, я здесь, – хлопаю его по плечу и опускаюсь в своё кресло.
Оно стоит на месте, словно меня тут не было всего неделю. Даже моя украденная кружка для ручек – та самая пластиковая с логотипом «Ориолс» из комнаты отдыха – всё ещё на месте.
И почему-то это греет.
Натягиваю запасные наушники. Мир за пределами студии глушится, и я снова чувствую связь – только я и город за стеной эфира. Часть тревоги уходит.
– Всем привет. Давненько не слышала вас.
Джексон наклоняется вперёд, утыкается лбом в стол – его поза излучает облегчение.
– Спасибо, что выручила, Люси.
– Пустяки, – улыбаюсь я. – Надеюсь, останусь тут всего пару минут, пока Эйден… – запинаюсь и быстро исправляюсь, – пока Эйден не вернётся. Мэгги сказала что-то про птицу в водостоке?
Джексон щурится:
– Она так сказала?
– Птица? Похоже, у него была какая-то проблема с птицей на крыше.
– Не знаю ни про каких птиц, – он бросает взгляд куда-то за мою спину.
Я оборачиваюсь – Мэгги меняет истеричную жестикуляцию на безмятежную улыбку. Либо меня разыгрывают, либо недосып даёт о себе знать.
– Ах да, – тянет Джексон, – проблема с птицей. Конечно. Ну что, примем пару звонков?
Что-то явно не сходится. Слишком много людей уверенно говорят слишком разные вещи. Какой-то кусок пазла ускользает.
– Давай, – соглашаюсь я, наблюдая за ним краем глаза.
Он что-то шепчет себе под нос и берёт следующий звонок:
– Вы в эфире «Струн сердца» с Люси и…
– О боже! – визжит женский голос так, что я пригибаюсь в кресле. – Я ждала тебя вечность! Девочка! Куда ты пропала? Зачем ушла со шоу? Там же только всё самое интересное начиналось! Вы с Эйденом – просто лучшая пар…
Линия обрывается.
– Ой, – Джексон убирает руку с клавиатуры. – Похоже, связь прервалась.
Я смотрю на его большой палец возле кнопки «Сбросить»:
– Прервалась, да?
– Прервалась, – повторяет он и проводит двумя дрожащими пальцами от виска к середине лба. Очки съезжают на нос. – Давай попробуем ещё.
Он нажимает кнопку, и я уже готовлюсь к новому визгу, но в динамиках звучит знакомый голос:
– Мам?
Я мгновенно выпрямляюсь, прижимаю ладони к наушникам, будто так смогу стать ближе:
– Майя?
– Мам! Привет!
– Привет, – отвечаю сухо. – Ты же должна делать домашку по биологии, а не звонить на радио. Я ведь заблокировала этот номер у тебя в телефоне.
– Не волнуйся. Это под присмотром. Папа сидит рядом.
Вдалеке слышится приглушённый голос Грейсона, и я немного расслабляюсь.
– Всё хорошо. Как ты?
– Я… – бросаю взгляд на Джексона.
Он почти полностью отвернулся, лицо скрыто. Секреты, секреты.
– Я запуталась.
– Догадывалась, – усмехается она. – Сегодня вообще день странностей, правда?
Джексон чуть не захлёбывается воздухом и отворачивается ещё сильнее. Под давлением он явно не боец.
– Можно и так сказать.
– Думаю, это всё из-за планетарного выравнивания. Папа утром в машине об этом говорил.
– Конечно, – я прищуриваюсь. – Наверняка в этом причина. Но зачем ты звонишь в эфир?
– Мне нужен совет. – Она на мгновение замолкает. – Понятия не имела, что ты будешь там. Вот это совпадение.
– Ну да, – на заднем плане раздаётся смешок Грейсона Харриса. – И в чём же вопрос?
– У моего друга неприятности.
– Какие именно?
– Пусть он сам расскажет. Но сначала хочу тебе кое-что сказать.
– Что именно?
– Я люблю тебя.
Сердце будто распахивается и становится в три раза больше.
– И я тебя люблю.
– Хорошо. Запомни это. Держи в голове. А теперь передаю трубку другу. Пока!
В динамике потрескивает статика. Майя кому-то отдаёт телефон. Я различаю приглушённые голоса, хлопок дверцы машины, шаги по асфальту. Лёгкие сжимаются, сердце сбивается с ритма. Оно узнаёт этот звук раньше, чем разум успевает осознать.
– Привет, – хрипловато говорит Эйден Валентайн, и по коже пробегает рой мурашек.
Кажется, он сидит рядом, наши колени соприкасаются, а на кухне тихо булькает кофе. Будто ничего не изменилось – хотя изменилось всё. Он прочищает горло, и я мгновенно представляю его: ладонь на затылке, взгляд чуть в сторону.
– Давний слушатель, первый раз в эфире, – произносит он с той самой улыбкой в голосе, которая скручивает слова, как и его настоящая улыбка. – Хотел бы попросить совета.
