Текст книги "Любовь на проводе (ЛП)"
Автор книги: Борисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
«Струны сердца»
Люси Стоун: «Я снова болтала со ски-бол парнем. Он звонил позавчера».
Эйден Валентайн: «Кхм… правда?»
Люси Стоун: «Правда».
Эйден Валентайн: «Видимо, ему понравилось».
Люси Стоун: «Похоже на то».
[Пауза].
Люси Стоун: «Ты в порядке?»
Эйден Валентайн: «В порядке».
Люси Стоун: «Уверен? Ты…»
Эйден Валентайн: «Всё нормально. Просто… пролил кофе. Всё хорошо».
[Глухой грохот].
Эйден Валентайн: «Не смотри так довольно».
Люси Стоун: «Я не довольна. Просто это так забавно».
Эйден Валентайн: «Не заметил кружку».
Люси Стоун: «Она уже час стоит на том же месте».
Эйден Валентайн: «Ну, я её не видел. Я… не видел».
Глава 24
Люси
Телефон вибрирует, пока я склонилась над капотом винтажного «Шеви». Достаю его из кармана – пальцы в мазуте, и по верхнему краю экрана тянется чёрная полоска.
Эйден: «Извини, ты сейчас сказала, что пицца с ананасами– твоя любимая?»
Я усмехаюсь. Всё утро мы с Эйденом перебрасываемся сообщениями – между регулировками двигателя и походами к кофемашине. Мы тщательно обходим тему той ночи на станции, но каждый раз, когда на экране появляется его имя, меня накрывает волна туманных, горячих воспоминаний.
«Поверь, дружок. Ты просто ищешь повод поспорить», – печатаю я и сразу же нажимаю «отправить».
Ответ прилетает почти мгновенно:
Эйден: «Ага, ты права».
Эйден: «Мне нравится, когда ты заводишься».
Я вздыхаю и убираю телефон в карман. Мы прошли путь от спонтанного поцелуя до взрывного момента в кладовке – и теперь флиртуем в переписке. Без ожиданий стало неожиданно легко и весело.
Закрываю капот и вытираю руки о полотенце, продетое в петлю пояса. Может, в этом и была проблема – слишком много планов, слишком много требований к чуду, о котором я сама же просила. А может, мне просто нужно было немного удовольствия без условий.
– Лю? – Харви высовывается из приёмной. – Минутка найдётся? Парень с «Шеви» всё ещё в зале, говорит, хочет узнать, как там его красавица, перед тем как уйти.
– Он до сих пор здесь? – удивляюсь я.
Я взялась за «Шеви» ещё часа два назад. Он был первым клиентом сегодня и терпеливо ждал у своей машины. И сразу заверил – никакой неоновой подсветки, чтобы уж точно без сомнений.
Харви кивает:
– Всё повторяет, что хочет знать, выживет ли Рози.
– Ах да, он ведь назвал её Рози, – улыбаюсь я, хватая со стола планшет с деталями заказа.
В зале он стоит там же, где и в прошлый раз – прислонившись к стойке, руки скрещены на груди. Борода аккуратно подстрижена, широкие плечи скрыты под грубой паркой, на джинсах пятна краски, ботинки мерно постукивают по полу: тук-тук-тук. Не верится, что за всё это время он даже никуда не отлучился.
Мисс Ширли – миниатюрная дама в вязаных свитерах, которая раз в месяц приезжает на своём электроскутере на ТО, – даже не поднимает головы от вязания. Она всегда записывается, когда дежурит Харви, и садится в одно и то же кресло, чтобы наблюдать за ним через окно.
– Этот мальчик меня с ума сведёт, – ворчит она, не переставая стучать спицами. – Ни садится, да и угомониться никак не может.
– Всё с ним в порядке, мисс Ширли. Сейчас я с ним поговорю.
– Вот и отлично. А то он весь мой обзор перекрыл, – она бросает взгляд поверх очков на окно в гараж.
Там Харви на корточках возится с сиденьем её скутера. Готова поспорить, она «потеряла» винты снова.
– Мешает ведь полюбоваться.
– Харви – женатый человек, мисс Ширли.
– Ну, смотреть-то не запрещено, милая.
Голова парня с «Шеви» резко поднимается. Губы сжаты, голубые глаза мягкие, но чуть растерянные. Сегодня он выглядит не таким грозным – скорее как большой грустный пёс.
– Ну что, доктор, насколько всё плохо?
Я прячу улыбку. Он явно души не чает в своей машине – и это даже трогательно.
– Я не доктор, я механик.
– Для моей малышки ты доктор, – серьёзно отвечает он. – Говори честно: Рози выкарабкается?
– Она выкарабкается, – говорю я.
Он с облегчением выдыхает, запускает обе руки в волосы.
Я улыбаюсь:
– Но ей понадобится много любви и заботы. Давай расскажу, что советую сделать, а ты решишь, что возьмёшь на вооружение. И без подсветки снизу.
– Без подсветки, – соглашается он. – Но всё остальное – сделаю. Что угодно.
– Вот и отлично.
Я смеюсь, киваю на два кресла в углу и поднимаю планшет с записями.
– Пойдём, посмотрим. Кофе хочешь? Вид у тебя такой, что он тебе явно необходим.
– А у тебя, случайно, нет чего покрепче? Я тут уже несколько часов в голове гоняю самые худшие сценарии.
– Только кофе.
– Сойдёт. – Он улыбается, и в уголках глаз появляются мелкие морщинки. – Но я сам принесу. Ты садись.
Он уходит к кофейному столику, а я пролистываю записи. У его грузовика длинный список задач, но ничего критичного, кроме замены топливного насоса. Коробка передач в порядке, тормоза меняли недавно. Его «Рози» явно получала хороший уход.
– Держи, – он ставит передо мной бумажный стаканчик и садится рядом. – Решил наугад, как ты пьёшь. Сахар – вроде безопасный вариант.
На самом деле я не пью кофе с сахаром, но, видя, с каким вниманием он это сделал, спорить не стану. Отпиваю глоток, стараясь не поморщиться, и начинаю объяснять, что нужно сделать в первую очередь, а что можно отложить. Называю цены и примерные сроки. Он слушает внимательно, переводя взгляд то на бумагу, то на моё лицо.
– В целом она в отличной форме, – подытоживаю я, прижимая планшет к груди. – Пройдёт ещё не один километр.
Он откидывает голову назад и облегчённо выдыхает:
– Слава богу. Дядя подарил её мне на шестнадцатилетие. Она в семье с давних времён.
– Думаешь, тебя бы выгнали из семьи, если бы «Рози» отправилась на свалку?
Он тихо, хрипловато смеётся:
– Нет. Выгонять некому. Я теперь один. Машина – всё, что от них осталось. – Его улыбка становится мягче. – Да, понимаю, это всего лишь кусок металла, но для меня она особенная.
Я касаюсь его предплечья:
– Понимаю. Можешь быть уверен – она в надёжных руках.
Он кладёт ладонь поверх моей и пристально смотрит в глаза:
– Да. В очень надёжных. – На лбу появляется складка, он щурится, словно пытается вспомнить. – Что-то в тебе знакомое… Мы раньше не встречались?
Я убираю руку и переворачиваю планшет на первую страницу:
– Ты до этого «Рози» ко мне не привозил?
– Нет. Я же говорил, я здесь недавно. Дело в другом. Это… – Он проводит рукой по губам, обдумывая. – В голосе что-то. Ты джинглы61 не записывала, случайно?
– Джинглы? – Я смеюсь. – Нет, по своей воле точно нет.
Он наклоняет голову:
– Просто голос знакомый.
Я поднимаюсь, отряхиваю ладони о бёдра:
– Значит, у меня такой голос.
С другого конца зала мисс Ширли недовольно хмыкает. Я делаю вид, что не слышу.
– Позвоню, когда «Рози» будет готова. Неделя, может, две.
Он встаёт вместе со мной, и я только теперь понимаю, насколько он выше.
– Жду с нетерпением. Спасибо, – он скользит взглядом к имени на нашивке и усмехается. – Лю.
Он уходит широкими шагами, дверь звякает колокольчиком.
– М-м-м… этот раздражающий тип явно тобой заинтересовался, – довольно тянет мисс Ширли, оборачивая ещё один виток пряжи вокруг спицы.
Она поглядывает в окно, где Харви приподнимает электроскутер, чтобы рассмотреть что-то сбоку. Руки у него натянуты, рубашка обтягивает плечи, а комбинезон болтается на поясе. Мисс Ширли довольно мычит.
– Не льсти.
Я ставлю планшет на стойку и выливаю почти нетронутый кофе в маленькую мойку у полки со сливками.
– А вот и льщу.
– Тебе просто сплетничать нравится.
– А тебе, похоже, нравится ничего не замечать. – Она кивает, наматывая ещё одну петлю горчичной пряжи. – Теперь понятно, почему твоя дочь вмешалась в твою личную жизнь.
Я уже готова возразить, что он вовсе не флиртовал, что флирт – это особое чувство, как будто кто-то мягко держит за горло, а глаза – то ли голубые, то ли серые – смотрят только на тебя… Но в этот момент наш разговор перерезает громкий сигнал воздушного клаксона. Из меня вырывается недовольный вздох.
– Лучше беги, – с удовольствием говорит мисс Ширли. – А то проиграешь.
Я распахиваю дверь в гараж и нехотя плетусь к Харви, Анджело и Дэну, которые сгрудились вместе. У Дэна в кулаке четыре засохшие спагетти.
– Как всегда, – объявляет он, когда я подхожу, – кто вытянет самую короткую, тот и поедет на эвакуаторе.
Эвакуатор в мастерской ненавидят все. Он древний, воняет луком (спасибо Харви, который оставил в бардачке сэндвич на пару недель), а руль заедает. Плюс придётся делить тесную кабину с незнакомцем, который вполне может разговаривать по громкой связи, не спросив твоего мнения.
– Но напомню, – продолжает Дэн, – кто поедет на эвакуаторе, сможет уйти с работы пораньше. Так что вам, по идее, это выгодно.
– День уже заканчивается, – замечаю я. – Пока мы довезём машину, тут никого не останется.
– Вот именно, – Харви скрещивает руки. – Если это такая выгода, сам и езжай.
– Я начальник, – невозмутимо отвечает Дэн. – Я незаменим.
Харви фыркает:
– Напомню тебе об этом в бейсбольный сезон, когда ты сбежишь на матч. Незаменимый… Да ты гаечный ключ лет шестьдесят не брал в руки.
– Да, – добавляет Анджело, тыкая его в грудь костлявым пальцем. – Ты просто не любишь общаться с людьми.
– Да ты сам не любишь!
Так всегда: стоит появиться эвакуатору, они начинают переругиваться и толкаться. У меня сегодня нет на это сил. Я просто тяну одну из спагеттин – и тут же стону.
– Скажи, что ты сделал их совсем короткими?
– Нет, – ухмыляется Дэн.
Анджело уже уходит к рабочему месту. Харви радостно взвизгивает.
– Хоть мне жаль твою жуткую невезучесть, Лю, но я в восторге.
– Не радуйся раньше времени. Без меня тебе придётся самому отбиваться от мисс Ширли. – Я швыряю в него сухую спагеттину.
– Похоже, я не единственная неудачница.
***
Я и моё паршивое везение выезжаем на улицу. Эвакуатор управляется, как круизный лайнер, особенно в узких переулках Балтимора. На брусчатка трясёт так, что кости гремят, радио застряло на канале со сглаженным джазом, а луковый запах сегодня особенно удушлив. Когда, наконец, впереди мелькают аварийки припаркованной машины, я окончательно готова закончить этот день и поклясться, что никогда больше не буду участвовать в спагетти-лотерее.
В следующий раз устроим армрестлинг. Или сыграем в камень-ножницы-бумагу. Или будем кидать дротики в наши фотографии.
Ставлю эвакуатор на «паркинг», вылезаю – и едва не растягиваюсь посреди улицы.
Потому что узнаю это тело, опёртое о багажник, руки скрещены на груди, в свете мигающих огней.
То самое тело, что когда-то прижимало меня к металлической полке, зажимая бедро между моих, с горячим дыханием у уха. Я бы узнала его даже во сне.
– Эйден, – говорю я.
Его голова резко поднимается, и на губах расползается убийственная улыбка.
– Люси, – отвечает он, и я невольно смеюсь.
«Струны сердца»
Диктор: «Сегодняшний выпуск программы заменяется прямой трансляцией из Балтиморского симфонического оркестра. “Струны сердца” вернутся в эфир завтра в обычное время».
Глава 25
Эйден
Люси выбирается из кабины эвакуатора в тёмно-синем рабочем комбинезоне, и мне приходится незаметно ущипнуть себя за локоть, чтобы убедиться, что это не галлюцинация от выхлопных газов. Хотя, возможно, дело и в парах… или в чём-то ещё, что успело ударить в голову, когда моя машина решила задымить.
Может, у меня действительно что-то с химией мозга. Или я угодил в параллельную реальность. Никогда бы не подумал, что у меня есть фантазии про эвакуатор, но в том, как Люси идёт ко мне в стальных ботинках, с перчатками, небрежно засунутыми в карман, определённо есть что-то особенное.
– Из всех переулков в Балтиморе… – кричит она.
– И из всех эвакуаторов… – перекрикиваю я визг четырёхколёсника, несущегося мимо с Ашером62 на полную громкость. Когда я звонил в экстренную службу и просил прислать эвакуатор, мне и в голову не приходило, что пришлют машину из мастерской Люси. Вселенские силы, в которые я не верю, явно сейчас ухахатываются надо мной.
Она подходит ближе, бросает взгляд на мою машину, потом – на меня.
– Всё в порядке?
Я киваю. Настолько, насколько это возможно, когда твой внедорожник начинает дымить, едва разгоняясь до десяти миль в час в вечерний час-пик. Хотя с её появлением ситуация определённо становится лучше.
Она кладёт на крышу моего «Бронко» планшет с бумагами и ставит руки на бёдра. Я никак не могу оторвать взгляд от молнии на её комбинезоне – застёгнута лишь наполовину, под ней серая футболка.
– Разве ты не должен быть на станции? – спрашивает она.
Я заставляю себя поднять взгляд от этой предательской молнии, хотя внутри отчётливо представляю, как просовываю два пальца в расстёгнутое пространство и притягиваю её к себе так, чтобы мы соприкасались с головы до ног.
Я качаю головой, потом ещё раз – на её лице появляется улыбка.
– Не сегодня. У Балтиморского симфонического – прямой эфир на нескольких каналах. Мэгги каждый год нас на это подписывает.
Вечер я собирался провести на диване с пиццей, пересматривая «Офис63» и героически пытаясь не написать Люси. Но, зная себя, продержался бы секунд двадцать, прежде чем сдался.
– Везёт тебе, – произносит она, и это звучит как вызов.
Да, везёт. Везёт, и сердце ноет, и я чертовски одержим.
– Говорят, я везучий парень.
Она фыркает, морщит нос. Волосы закручены в сложный пучок, и я мечтаю распустить его. Она сводит меня к набору простых импульсов: тянет, как молния в грудь и в колени.
Сзади кто-то давит на клаксон, объезжая нас.
Я, не глядя, показываю средний палец.
– Убери это, – усмехается Люси и легко дёргает меня за руку.
Я прячу её в карман толстовки. Она кивает на мой всё ещё дымящийся «Бронко»:
– Что с машиной?
– Не работает.
Её улыбка становится шире:
– Да, это я вижу.
Чешу шею, трогаю тонкую золотую цепочку, потом опускаю руку с тяжёлым вздохом.
– Сначала был странный звук, потом двигатель начал перегреваться. Я свернул к обочине – и теперь она вообще не заводится.
– Какой странный звук?
– Что?
– Звук, – уточняет она, поднимая брови и подтаскивая к себе планшет.
Начинает что-то записывать – ровные петли аккуратного почерка. Сверху пишет «Эйден Валентайн», ниже, под словом «Техник» – «Люси Стоун».
– Так какой был звук?
Я изображаю жалкое булькающе-стукающее нечто – пародию на то, что творилось с машиной минут двадцать назад. Люси прячет лицо в локте, но я вижу, как её плечи трясёт от смеха.
– Ты смеёшься надо мной?
– Ни в коем случае, – отвечает она, записывая: «Перегрев. Трансмиссия». – Что мне с этого? А если бы я смеялась, то, может, и попросила бы тебя повторить.
– Надо?
– Не сейчас. Может, позже, – она снова замолкает из-за гудка проезжающей машины. – Ладно, давай загрузим твою красавицу. Нужно что-то забрать?
Только пиццу на переднем сиденье, которую я безуспешно пытался согреть подогревом кресла. Захожу с пассажирской стороны за коробкой, а Люси принимается за работу.
Я стою на тротуаре и наблюдаю, как она управляется с техникой. В её уверенных движениях, в лёгкости, с которой она обращается с тяжёлым оборудованием, есть что-то завораживающее. Она быстро и ловко подводит вилы под раму, потом, устроившись в кабине, сдаёт назад, обернувшись через плечо – шея красиво выгнута, ладонь лежит на подголовнике. Я вспоминаю вкус её кожи в ямке под ухом, биение пульса – и вынужден срочно думать о Джексоне и его катастрофе с пудингом, чтобы не выдать себя посреди улицы. С пиццей в руках.
Она опускается на колено у переднего колеса, а я задираю голову к серому небу.
– Переживаешь за машину? – кричит она, приняв мой взгляд за что-то разумное.
– За мозги переживаю, – бурчу.
Не верю, что завожусь от того, как она грузит мою машину в эвакуатор.
– Что?
Опускаю подбородок. Она смотрит на меня из-под колёсной арки.
– Ничего. Всё нормально.
– Ещё чуть-чуть – и готово, – откликается она.
– Не торопись.
Через минуту она подходит ко мне – щёки розовые, на носу пятно мазута. Я стираю его большим пальцем, и в груди будто роем шевелятся пчёлы.
– Пошли, подвезу тебя до мастерской.
Вряд ли безопасно оказываться с ней в замкнутом пространстве, но я иду следом и забираюсь на пассажирское сиденье, прижимая к коленям пиццу, как спасательный круг. Когда Люси садится рядом и захлопывает дверь, я только сильнее сжимаю коробку.
Она пытается завести разговор по дороге, но я занят тем, что учусь существовать рядом с ней. Каждый раз думаю, что встречу её спокойнее – и каждый раз ошибаюсь. Я ищу в её жестах знаки, как одержимый, и не нахожу в них никакой логики.
В голове до сих пор прокручивается момент, как я довёл её до оргазма в кладовке: её дыхание у моего уха, бёдра в моих ладонях, улыбка, когда она скрылась в коридоре, смех в кабине «Струн сердца» после. У меня никогда не было этого «после» – возможности наблюдать, как румянец медленно сходит, как она встречает мой взгляд и тут же отводит глаза, сидя рядом, делая вид, что мы не осквернили имущество станции.
Я шевелюсь, и кожа сиденья предательски скрипит. Уже несколько дней я пишу ей каждый час, как мальчишка, дёргающий за косички, лишь бы она не забывала обо мне. Я не знаю, как хотеть большего. Не знаю правил. Не знаю, что дальше. И никогда прежде не хотел разбираться.
Где-то на третьем светофоре Люси замолкает, и тишина только усиливает напряжение. Пару раз я пытаюсь придумать, что сказать, но мысли ускользают.
Когда она сворачивает в сервисный бокс мастерской, коробка с пиццей в моих руках уже смята в хлам. Люси хмурится, глядя на руль.
– Дай мне пару минут, и я отвезу тебя домой, – говорит она, мотор всё ещё гудит. – Нужно только снять твою машину с платформы.
– Не обязательно.
– Ещё как обязательно, – она усмехается, но как-то натянуто. – Если оставлю, дверь не закроется.
– Я о том, что тебе не обязательно меня везти.
В мастерской пусто, свет приглушён. Похоже, она приехала за мной уже в конце смены. Ей, наверное, хочется домой.
– Поняла, – тихо отвечает она, всё так же глядя на руль. – Можешь поймать такси у входа. Утром дам знать, что с машиной.
Она уже берётся за ручку дверцы, но я перехватываю её, захлопываю, чтобы перегородить путь, уперев ладонь в стекло.
– Люси.
– Что? – она отводит взгляд, насколько позволяют тесные три фута кабины.
– Посмотри на меня.
– Не хочу.
– Пожалуйста, – выдыхаю я, отпуская дверцу и мягко приподнимая её подбородок большим пальцем. – Знаю, что вёл себя… неправильно. Но, пожалуйста, Люси.
Её взгляд резко встречается с моим. Наши лица всего в паре дюймов, и я вижу каждую переливчатую тень в её зелёных глазах.
– Привет, – выдыхаю я, и прочие мысли тут же растворяются.
Она смотрит без особого энтузиазма, губы плотно сжаты:
– Здравствуй.
– Я не говорю правильных вещей.
– Это у тебя часто бывает, да?
– Потому что ты меня сбиваешь с толку, – признаюсь, надеясь, что она увидит, насколько всё это для меня серьёзно.
Может, если открыться, она подскажет, что вообще происходит и как мне перестать косячить.
– Я весь как наизнанку вывернут, Люси.
– Из-за кладовки?
– Из-за многого. – в бок впивается край коробки с пиццей, радио плюётся помехами, мотор грузовика гудит под нами, а я опять теряю контроль. – Да, и из-за кладовки. Из-за того, что я поцеловал тебя и хочу сделать это снова. И ещё из-за того, что уже десять минут сижу, скрывая, что у меня на коленях пицца с ананасами, но, кажется, это уже очевидно.
Её брови взлетают. Она переводит взгляд на коробку, потом снова на меня:
– У тебя пицца с ананасами?
Я киваю, раздражённый самим собой:
– Да.
– Но ты же говорил, что пицца с ананасами отвратительна.
– Так и есть.
– Тогда зачем ты её взял?
– Потому что ты сказала, что это твоя любимая. – признаюсь. – И я хочу, чтобы твоё любимое стало и моим любимым.
Потому что, когда парень за прилавком спросил, что положить, я выпалил «ананас» даже не думая. Потому что мозг перестроился и теперь думает только об одном – и этот человек сидит рядом со мной, в кабине эвакуатора, с выражением, в котором смешаны удивление и лёгкая насмешка. Я не привык позволять себе чувствовать. Не уверен, что мне это нравится.
– Не смотри на меня так, – стону я. – Вот почему я хотел это скрыть.
– Как так?
Я касаюсь пальцем уголка её губ, она безуспешно пытается спрятать улыбку.
– Вот так. – опускаю руку на колени.
– Прости, прости… просто… – она пытается стереть невидимую улыбку кончиками пальцев, но выходит плохо. – Ты забавно страдаешь из-за пиццы с ананасами.
– Потому что это стыдно.
– Совсем нет. – её улыбка расползается шире. – Это мило.
– Прошу, не называй меня милым.
– Хорошо, тогда ты – симпатичный.
Я стону и откидываюсь на своё место.
Она придвигается ближе, кладёт подбородок мне на плечо:
– Ты ведь всё ещё влюблён в меня.
Я кошусь в её сторону:
– Очевидно.
– Не делай такой кислый вид, – смеётся она, пытаясь изобразить серьёзность, но губы всё равно дрожат. – Ты влюблён в меня и в мою пиццу с ананасами.
– Это вышло случайно.
– Ну конечно.
– Я просто проверяю теорию.
– Ага.
– Наверняка она отвратительная.
Она моргает:
– Пицца, я имею в виду. Не… ты… не то, что я к тебе чувствую.
Я сам слышу, как по-идиотски это прозвучало.
Кто этот человек и почему его мозг не дружит с языком? Я ведь работаю с людьми, умею говорить, но стоит остаться с Люси наедине – и всё. Провожу рукой по волосам, упираюсь ладонью в затылок, глядя на неё:
– Кажется, мне стоит замолчать, – шепчу.
Люси всё ещё прижимается ко мне подбородком. Глаза тёплые, улыбка мягкая, на линии челюсти мазок машинного масла, который я не заметил. Я думаю о ней в кладовке, но и о такой – спокойной, довольной, с глазами, устремлёнными на меня.
– Не молчи, – тихо говорит она. – Мне нравится, когда ты говоришь. – прикусывает губу. – Хочешь, расскажу секрет?
Я киваю.
– Я ведь тоже влюблена в тебя.
– Да?
Она слегка краснеет:
– Да. – прижимается лицом к моему плечу, потом отстраняется. – Ты что, сомневался? После всего, что было в кладовке?
– Ты про то, как ты каталась на моём бедре, пока не кончила?
Щёки у неё вспыхивают ярче:
– Про это.
Горячая волна оседает где-то у основания позвоночника.
– Я весь внимание.
Она закатывает глаза:
– Пока ты пытался скрыть свою тайную пиццу, я размышляла, есть ли у тебя планы на вечер. – облизывает губу. – Знаешь… раз тебя сегодня нет на «Струнах сердца».
Я откидываю руку на спинку сиденья, играю выбившейся прядью из её растрёпанного пучка:
– Думал посмотреть телевизор и не писать тебе.
Она опускает взгляд, скрывая улыбку. Может, Люси вовсе не делает меня глупым – она делает меня честным. С ней всё лежит на поверхности, готовое вырваться наружу. Это… странно, но приятно.
Она снова смотрит на меня, словно что-то взвешивая:
– Может, тогда… – чуть ёрзает на месте, – мы могли бы посмотреть телевизор вместе? Майя сегодня ночует у подруги… и мы могли бы съесть твою пиццу. Если хочешь. Тебе ведь не придётся сдерживаться, когда я рядом.
Я не могу отвести взгляд от её губ:
– Да?
– Да.
– Хорошо. Но можно вопрос?
– М-м.
– Почему, когда ты каталась на моём бедре, ты подумала о пицце?
– Ну… – она пожимает плечами, и мы снова оказываемся прижаты бок о бок на неудобном сиденье. Пружина впивается мне в ногу, но я не сдвинусь, пока она смотрит так. – Пицца с ананасами – на грани оргазма.
Я обхватываю её затылок, большой палец скользит по линии шеи:
– Да ну?
– Да, – выдыхает она. – Она очень вкусная.
– Сомневаюсь, но ладно.
– Хватит гнать на пиццу, которую ты сам заказал.
Я улыбаюсь, опускаю лоб к её лбу:
– Оставляю за собой право воздержаться от суждений.
– Хорошо, – шепчет она мягко. – Но потом не жалуйся, когда твой мир перевернётся.
Наши носы едва касаются друг друга.
– О, он перевернётся. И, думаю, никто не будет плакать.
– Надеюсь. – она смеётся, и мне хочется упаковать этот смех и носить с собой, чтобы доставать в минуты, когда чувствую себя пустым. – Я уже не понимаю, о чём мы.
– Ты сказала, что хочешь прийти ко мне.
– Точно. Можно?
Я играю с маленькой металлической молнией на её комбинезоне. Никогда не целовался в машине, но вдруг это кажется пунктом из списка, который стоит закрыть.
– Да. – наши губы скользят друг о друга и тут же расходятся. Слишком мимолётно. Я отпускаю молнию, кладу ладонь на её бедро. – Да, приходи.
– Отлично. – Люси выскальзывает из-под моей руки, а я, одуревший, наблюдаю, как она глушит мотор. Гул мгновенно стихает. Она выбирается из кабины. – Сейчас тебя отцеплю – и поедем.
Она исчезает.
А я остаюсь сидеть, глупо улыбаясь в пустое место рядом.
