Текст книги "Любовь на проводе (ЛП)"

Автор книги: Борисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Покажи себя, – выдыхает она.

Я целую её ещё раз и отстраняюсь, опускаясь на колени.

– Давай, – шепчу, глядя, как её взгляд слегка затуманивается. – Возьми мой член, Люси.

Она поддевает пальцами пояс боксёров и стягивает их вниз. Лизнув губы, обхватывает ладонью мой член и сжимает, проводя длинным медленным движением. От удовольствия я запрокидываю голову, позволяю ей ещё три таких мучительных касания, потом перехватываю её запястье.

– Ты хочешь меня? – спрашиваю, глядя в её тёмные глаза.

– Да, – кивает она.

– Тогда расслабься.

– Так? – Люси ложится на подушки, широко разводя бёдра. На внутренней стороне одного – синяк, в точности по форме моего рта.

– Именно так, – рычу я.

Ладонь скользит вверх по её ноге, я хватаю её за мягкое бедро, подтягивая к себе. Провожу членом по ней, и она вздрагивает. Второй раз – и мы оба стонем.

– Презерватив, – выдыхаю сквозь стиснутые зубы. – Быстрее.

– Такой вежливый, – усмехается она, копаясь в коробке.

– Ещё чуть-чуть – и вежливость кончится, – предупреждаю, сжимая её бёдра.

Она разрывает упаковку зубами и натягивает презерватив.

– Я выдержу, – шепчет.

Я перебираю в голове список игроков «Ориолс» на весенних сборах, чтобы не сорваться прямо сейчас. Мои руки дрожат, сердце бьётся где-то внизу спины.

– Люси… – хочу произнести её имя в тот момент, когда войду.

– Пожалуйста, – её голос сладок, как мёд, и я отпускаю остатки контроля.

Мысли о том, сколько недель я сидел рядом, желая её, распадаются. Теперь она здесь, желаная, страстная. Я прижимаюсь к её бедру, скольжу глубже с каждым движением.

– Смотри, как ты принимаешь меня, – бормочу низко.

Она опускает голову, наблюдая, и тихо стонет, когда я вхожу до упора.

– Смотри, как мы подходим друг другу.

– Я… ты… – слова срываются, дыхание прерывистое.

– Знаю, – отвечаю, зажмурившись. Это слишком хорошо.

Пробую двигаться, но останавливаюсь. Она пытается пошевелиться, но я прикусываю нежную кожу у её ключицы, удерживая.

– Что-то не похоже на грубость, – шепчет Люси, проводя ладонью по моей спине и спускаясь ниже, к бёдрам. – Просто хорошо.

– Не похоже, значит, – рычу, резко входя. Она издаёт сдавленный полустон-полусмех. – Опять это слово.

– Тогда покажи что-то другое, – её шея изогнута, взгляд блестит.

Она двигается навстречу, и я готов исполнить её просьбу.

– Да? – уточняю.

– Да, – кивает.

Я поднимаюсь на колени, подхватываю её бёдра, сжимаю мягкие линии, притягивая ближе.

– Притяни меня ближе, – приказываю.

Она обвивает ногами мою спину, и я вхожу с тяжёлым, жадным толчком.

– И не забудь сказать, если тебе… «хорошо».

Хотя, если уж совсем честно, я не даю ей и слова сказать – тело берёт управление на себя.

Стоны Люси, тихие, рваные, и тот пронзительный, захлёбывающийся вдох, который она делает, когда близка, заполняют пространство между нами. Всё вокруг будто тонет в густой, тёплой воде. Как будто под кожей взрываются фейерверки. Пульс – удары молний.

Я двигаюсь в ней до тех пор, пока ноги не начинают подкашиваться. Одной рукой прижимаю её бёдро к себе, другой крепко обхватываю талию, удерживая, пока её дрожь не сливается с моей. Опускаю большой палец между её бёдер, нахожу ту самую точку и надавливаю. Люси выгибается, вжимаясь лопатками в подушки, а бёдрами – в мои движения.

– Всё ещё приятно? – выдыхаю сквозь сбившееся дыхание; колени дрожат, упираясь в диванные подушки.

– Так приятно… – стонет она. – Самое приятное.

Я смеюсь, запыхавшись, и наклоняюсь, оставляя влажный след между её грудями.

– Мне бы стоило заставить тебя подождать, – бормочу в кожу, замедляя движения. Она жалобно стонет. – Это ведь было бы… нехорошо, да?

Она вцепляется ногтями в мои руки.

– Забираю свои слова обратно. Ты вообще не хороший.

Я целую её шею, обхватываю ладонью лицо, заставляю смотреть на меня, двигаясь в том же ритме.

– Нет?

– Нет, – качает головой; взгляд затуманенный. – Ты ужасно, невыносимо, безнадёжно плохой.

Её ладонь ложится на мою, между её ног, подталкивая, чтобы я надавил сильнее. Перед глазами темнеет. Двигаюсь резче, не сдерживаясь. Люси смотрит на меня сквозь полуопущенные веки, пока я буквально вбиваю в неё свой член, большим пальцем ритмично касаясь той самой точки.

Из меня вырывается бессвязный поток – о том, где я мечтал быть с ней; как ненавижу и люблю её тонкие белые футболки под свитерами на станции; как хочу зубами расстегнуть молнию на её комбинезоне; как нравится её улыбка, смех, то, как она хрипло произносит моё имя. Меня несёт, и с каждым её всхлипом я только сильнее теряю голову.

Я чувствую – вот-вот. Она замирает подо мной, выдыхает моё имя едва слышно, губами цвета спелой вишни. Её тело обнимает меня изнутри, и я позволяю себе раствориться в этом мгновении – в ней. Несколько яростных, сбивчивых толчков, хриплый стон – и я падаю в неё, уткнувшись лицом в её шею.

Когда всё заканчивается, я шепчу её имя. Перед глазами вспыхивают искры, ладони пылают от жара её кожи.

Мы остаёмся лежать на полу, тяжело дыша. Подушки с дивана разъехались в стороны, и мы застряли где-то между ними. Люси медленно проводит ногтями по моим плечам – я вздрагиваю. Ноги не слушаются, во рту пересохло.

– Ты была права, – выдыхаю я, едва справляясь с языком.

Она целует меня в макушку.

– В чём?

– Это действительно было приятно. И хорошо.

Люси тихо смеётся и шутливо щиплет меня в бок.

***

Пицца с ананасом оказывается на удивление вкусной. Особенно если есть её при комнатной температуре, с голой Люси, прижавшейся ко мне.

Она ворует кусочек ананаса и устраивается глубже в гнездо из простыней, которое соорудила вокруг нас. От неё пахнет сексом и томатным соусом.

– Я знала, что тебе нравится эта пицца, – заявляет она, подперев щёку кулаком.

На шее уже расплываются несколько засосов, и это приносит мне неприличное удовлетворение.

Я сглатываю чудовищный кусок.

– Пицца нормальная.

– Ты съел уже кусочка четыре.

Пять, но я промолчу.

Всё слишком хорошо: Люси, забросившая ногу на мою, вся – в белых простынях и с ананасом, украденным из моей пиццы.

– У меня просто разыгрался аппетит, – отвечаю.

Щёки её заливает румянец, и я наклоняюсь, прикасаясь к этому теплу губами. Потому что теперь могу. Потому что слишком долго не позволял себе даже мечтать об этом. Потому что десять лет запрещал себе любые чувства – и вдруг захотел именно её.

Она обхватывает мою шею, сжимает.

– Мне… наверное, пора. – Желудок сводит, и я низко рычу у неё за ухом. Единственное место, куда ей стоит идти – моя спальня наверху. Последствия подождут.

– Нет.

Она смеётся.

– Нет?

– Думаю, тебе стоит остаться, – говорю, просовывая два пальца в складку её импровизированной тоги⁶⁴ из простыней и слегка тяну.

Её взгляд – робкий, улыбка – довольная.

– Хочешь, чтобы я осталась?

– М-м. – Тяну ткань ниже, пока она не сбивается у колен. Беру грудь в ладонь, ощущая, как она заполняет мою руку. – Нужно тебя в этом убедить?

Она устраивается на моих коленях, обвивая плечи руками.

– Только если будешь вежлив, – шепчет в ухо.

«Струны сердца»

Звонящий: «Сколько ещё ты пробудешь в эфире?»

Люси Стоун: «О, эм… не знаю, честно. Думаю, это решает Эйден».

Эйден Валентайн: «Нет, я же говорил, решаешь ты. Ты тут главная».

Люси Стоун: «Тебе не надоело делить со мной эту крошечную кабину?»

Эйден Валентайн: «Нет».

Эйден Валентайн: «А тебе надоело делить со мной эту крошечную кабину?»

Люси Стоун: «Нет».

Звонящий: «Значит, остаёшься?»

Люси Стоун: «Нет, нет. Я не говорю, что остаюсь. Просто ещё не знаю, когда уйду».

Эйден Валентайн: «Ну вот и ответ».

Звонящий: «Это… совсем не ответ».

Глава 28

Люси

Я стою на кухне, уставившись в кофеварку, и словно проваливаюсь в пустоту, обдумывая собственное существование.

Домой я вернулась минут двадцать назад и с тех пор толком ничего не сделала – просто брожу по дому, как призрак сексуальных подвигов, удостоенный награды. Или, может, призрак похотливого настоящего. Кто ж вообще разберёт.

Если это и есть секс, то я понимаю, почему Пэтти без конца твердит, что мне надо с кем-нибудь переспать. Во мне уживаются одновременно усталость до самых костей и сияющая изнутри эйфория. Кажется, я могла бы спать десять тысяч лет – и при этом вплавь преодолеть всю Чесапикский залив⁶⁵.

Входная дверь с грохотом распахивается, на лестнице раздаются шаги.

Майя, на ходу, бросает рассеянное: «Привет», – и я внутренне благодарю судьбу за то, что поддалась Эйдену всего один раз этим утром. Даже не представляю, как бы объяснила дочери свой вид, если бы пришлось красться на кухню, пока она насыпает себе «Фрут Лупс».

Пальцами разбираю колтуны в волосах. После душа Эйден согнул меня над раковиной в своей ванной, запустил пальцы в волосы, приподнял голову, заставив смотреть в запотевшее зеркало… Я вздрагиваю, вспомнив смазанные очертания наших тел и тёплую волну, разлившуюся внизу живота.

Я же хотела просто развлечься – и Эйден своё слово сдержал. Раза четыре.

– Привет, Лу, – Грейсон вваливается на кухню, не отрывая взгляда от телефона. – Сказал Майе, чтобы смыла этот «ус полковника Мастарда⁶⁶». Он меня всю дорогу пугал: гляну в зеркало заднего вида, а там будто маленький Дэнни Макбрайд⁶⁷ сидит.

Он идёт к холодильнику, продолжая листать экран.

– И, кстати, ты в курсе, что мама Синди – ведьма ещё та? В одном только коридоре я насчитал шесть табличек с надписями вроде «Живи. Люби. Смейся». Страшно представить, что в ванных – наверняка сушёные апельсиновые корки, и вовсе не для аромата. Надо бы проверять, к кому мы отпускаем Майю. – Он достаёт йогурт, захлопывает дверь бедром… и замирает. – О, Боже. У тебя был секс!

Йогурт выскальзывает из его рук и с глухим шлепком расползается по паркету фиолетовым пятном «Черничного взрыва». Грейсон таращит на меня глаза.

– О Боже, – выдыхает он. – О. Боже.

– Тише! – шиплю, прислушиваясь, не услышала ли Майя. – Закрой рот.

– Ни за что.

– Ничего не было, – пробую возразить я, хотя сама слышу, как неубедительно это звучит. – Это просто…

– Не смей врать, Люсиль. Стоишь так, будто верхом ездила всю ночь, на тебе свитер, в котором я видел Эйдена пару недель назад, и наливаешь кофе… без кружки.

Я моргаю, переводя взгляд на кофемашину, из которой струя кофе выливается прямо на столешницу. Ругаюсь, хватаю первое, что попадается под руку – миску для хлопьев в форме грейпфрута.

– Ты переспала с Эйденом, – обвиняюще указывает он на меня.

– Я… – на секунду думаю соврать, потом махаю рукой. – Да. Да, я переспала с Эйденом.

Грейсон упирает руки в бёдра:

– И?..

– И что?

– Как оно? Хотя… стой, не отвечай. – Он уже вытаскивает телефон из заднего кармана. – Надо написать Пэтти.

– Пэтти?

– Пэтти, – повторяет он, сосредоточенно строча сообщение. Над нами Майя орёт вместе с Оливией Родриго⁶⁸ так, что вибрирует весь потолок.

– И зачем ты ей пишешь?..

Не успеваю договорить, как дверь снова хлопает. В кухню влетает Пэтти, в одной руке – бутылка шампанского, в другой – фартук.

На часах девять тридцать утра.

– Ты что, бежала? – уточняю, нахмурившись.

– А как же.

– Зачем?

– Грейсон прислал кодовую фразу.

– Какую ещё кодовую фразу?

– «Абрикосовое варенье», – вставляет Грейсон, вытирая с пола остатки йогурта.

– И что оно значит?

Пэтти с грохотом ставит шампанское на стол:

– Что у тебя был секс, шалопайка. Давай, выкладывай всё до мелочей.

– У вас… есть кодовая фраза на случай, если я займусь сексом?

– И не только на это, – бурчит Грейсон, выкидывая бумажные полотенца в мусор. Он достаёт апельсиновый сок. – С Эйденом, – сообщает он Пэтти.

Та уже крутит пробку шампанского:

– Ну а с кем же ещё? Вы же три раза в неделю устраиваете мастер-классы по обольщению в прямом эфире «101.6 ЛАЙТ FM». Пол-Балтимора ждали, когда вы уже начнёте спать.

– Прошу прощения?

– У неё засос на шее, – отмечает Грейсон, ставя на стол три бокала.

– Даже два, – уточняет Пэтти.

– Я вообще-то стою рядом, – пытаюсь вставить я.

На самом деле их три… и один – на внутренней стороне бедра. Я краснею, вспоминая, как он там появился, и делаю глоток кофе из миски, думая о том, как Эйден обнял меня во сне. Тёплая ладонь на голом бедре, другая рука под подушкой, расслабленное тело, лёгкая улыбка, как только он открыл глаза… А потом – перевернул меня на живот, раздвинул колени и заставил видеть звёзды.

Я довольно вздыхаю в свой импровизированный кофейный бокал.

– Гляньте на неё, – шипит Пэтти, залпом осушая мимозу. – У него, небось, и правда большой член. По голосу слышно.

– Пэтти! В доме дети!

– В доме один ребёнок, который сейчас орёт «Deja Vu» и нас не слышит. И даже если б слышала – я была рядом, когда ты ей «птичек и пчёлок» объясняла. – Она окидывает меня взглядом. – Выглядишь так, будто тебя только что хорошенько… ну ты поняла.

– Это ещё не повод, чтобы Майя слышала про… – кашляю, – члены.

– Так значит, он тебя всё же… – Пэтти поднимает бокал. – Молодец, девочка. Я тобой горжусь.

– Ты это заслужила, Лю, – Грейсон чокается с ней. – Мы ждали этого момента.

– Ждали, когда я… – не могу заставить себя вслух повторить её выражение.

– Не совсем этого, – усмехается он. – Просто рад, что ты счастлива. А ты счастлива – видно же. Давай, садись, всё расскажешь.

– Нет, спасибо.

– Ты уверена, что хочешь тянуть? Я ведь могу быть очень настойчивым.

Я знаю, что он не отстанет. Пэтти – тоже. Вместе они как бензопила без глушителя. А без Матео я в меньшинстве. Сделав ещё один бодрящий глоток, я аккуратно ставлю миску на стол.

– Я не могу сесть.

– Почему?

Закатываю рукава свитера, который Эйден натянул на меня перед самым уходом, поцеловал и шлёпнул по ягодице. Всю дорогу домой я ехала с улыбкой.

– Потому что стоять сейчас куда проще, чем сидеть.

Пэтти и Грейсон застывают с бокалами на полпути ко рту, а потом разражаются таким хохотом, что Грейсон валится со стула на пол. Я прикрываю улыбку ладонью.

В дверях появляется Майя – волосы мокрые, «усы» исчезли. Она спокойно переступает через отца и тут же оказывается у меня в объятиях. Я опускаю подбородок ей на макушку и крепко прижимаю к себе.

– Весело вчера время провела? – перекрикиваю я раздражающее кудахтанье с другой стороны кухни. – Всем понравился твой костюм?

Майя улыбается и кивает:

– Да. Усы были хитом, а в итоге я оказалась убийцей. Полковник Мастард в библиотеке с канделябром, – она с юмором изображает, как бьёт кого-то по голове этим «смертельным» орудием. – А что там у этих двоих?

Я пожимаю плечами:

– Кто их разберёт.

– Ладно, я и сама догадываюсь.

– Вот и я тоже. Они с утра пьют шампанское. Ты же знаешь, как это действует на твоего папу – он начинает хихикать.

– Кстати, тот свитшот, что на тебе, его тоже наверняка повеселил.

– А что с ним не так?

– Ну, во-первых, он явно не твой: рукава слишком длинные, да и размер мужской, – Майя слегка отстраняется и указывает пальцем. – И на нём логотип «Струн сердца».

– Я же там работаю. Может, забрала после смены.

– Под логотипом написано «Эйден».

Чёрт… и правда написано.

За спиной Майи Грейсон и Пэтти уже давятся от смеха. Щёки у меня пылают – собственная двенадцатилетняя дочь вывела меня на чистую воду.

– Это не… мы просто…

– Он теперь твой парень?

– Я не… – ищу глазами поддержки у Грейсона, но вижу только его ноги, выглядывающие из-за барной стойки.

Он затаился, явно подслушивая. Вздыхаю и встречаю взгляд Майи:

– Не знаю, милая.

– Почему? – она скрещивает руки на груди. – Носить его свитшот – это серьёзно.

– Да, Лю, – в поле зрения из-за стойки появляются глаза Грейсона. – Значит, всё серьёзно.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не показать ему неприличный жест, и снова поворачиваюсь к дочери:

– Это правда так?

Майя уверенно кивает:

– Дейзи Вагнер начала носить свитшот Люка Синклера только тогда, когда они стали встречаться.

– А кто такие Дейзи Вагнер и Люк Синклер?

– Старшеклассники, – отвечает Пэтти, пригубив шампанское.

Она помогает Грейсону подняться, а на мой вопросительный взгляд лишь пожимает плечами:

– Я в курсе всех местных сплетен. Майя делится ими со мной, пока делает уроки в кафе.

Майя смотрит на меня с видом маленького всезнающего оракула:

– Я записала тебя на это шоу, чтобы у тебя появился парень, мам. Мне всё равно, как это вышло. Не надо ничего от меня скрывать.

– Спасибо за доверие, детка, но… – я кладу руки ей на плечи и слегка притягиваю к себе. – Я ничего от тебя не скрываю. Мы с Эйденом… нам хорошо вместе.

Пэтти тихо фыркает, но я её игнорирую.

– Он мне очень нравится, но, знаешь… я слишком долго загоняла себя в рамки. Помнишь, в ту первую ночь, когда ты позвонила на радио, я сказала, что хочу волшебства?

– Весь мир помнит, мам.

– Думаю, я тогда соврала.

Грейсон медленно опускает бокал:

– Лю… Если ты меняешь свои желания ради того, что нужно Эйдену…

– Дело не в этом, – выпрямляюсь и твёрже повторяю, – Не в этом. Я говорила, что не хочу стараться, но на самом деле просто боялась. Пряталась за красивыми словами о магии и фейерверках, потому что так проще справляться с постоянным разочарованием… с чувством, что я никогда не бываю достаточно хороша.

Перебиваю Грейсона, не давая вставить слово:

– Я убеждала себя, что жду чего-то большего, и тогда все эти уколы казались пустяками. Мол, я ничего не упустила, просто жду лучшего. Это давало надежду на хэппи-энд.

– Да, милая, понимаю, – мягко отзывается Пэтти.

– Я ждала идеала. Сказки. Но Эйден прав, – на губах у меня расплывается улыбка, хоть глаза и щиплет. – Такого не бывает. У каждого любовь своя, без шаблонов. Я больше не хочу того, о чём говорила.

Майя прищуривается:

– А чего ты хочешь?

В памяти всплывает Эйден ранним утром – растрёпанные волосы, тёплая рука на моей талии. Наш маленький столик на радио, куда он осторожно подпускает меня. Как он кричит моё имя в каменном переулке, шагая между фонарями. Тот завтрак, когда он молча протягивает мне тост. Его печальные глаза и бережная улыбка. Голос, шепчущий в полусне: «Кажется, это ты и есть моё волшебство».

Я поднимаю кофейную пиалу:

– Я не хочу идеала. Хочу честного. Своего. – Беру Майю за руку, и она крепко переплетает пальцы с моими. – Пора самой создавать своё чудо, малышка.

***

На радио я приезжаю на пятнадцать минут раньше и застаю Эйдена в комнате отдыха – он сверлит взглядом банку с нелегальным кофе и рождественским печеньем, будто она смертельно его оскорбила.

– Надеюсь, никто, кроме меня, не ворует у тебя кофе, – говорю с порога, стягивая куртку. Он едва не роняет банку, ловит её в последний момент, пальцы оставляют вмятины на боку. Я улыбаюсь. – Это же моя обязанность.

Он встречает мой взгляд, и на лице появляется моя любимая полуулыбка – с морщинками в уголках глаз. Мы весь день перекидывались смс-ками – о том, как складывать простыню с резинкой, о кощунственной пицце с ананасом и соусом ранч (фу!), о пользе кофейной пиалы… Но видеть его вживую – всё равно что оказаться в эпицентре взрыва где-то посередине груди.

Отталкиваюсь от дверного косяка и начинаю методично складывать в стопку мятые салфетки – лишь бы не кинуться к нему. А можно ли? Это ведь часть нашей игры?

Он ставит банку на стойку и, не глядя, отвечает:

– Никто мой кофе не трогает.

– Он тебя лично обидел?

– Пока нет, – в уголках глаз у него пляшет смешок, пока он наблюдает, как я складываю очередную салфетку из «Данкин Донатс⁶⁹». – И что это ты делаешь?

– Тут? – уточняю я.

Он кивает.

– Создаю хаос.

Эйден делает шаг ближе, притворно интересуясь моей бесполезной работой:

– Я всегда говорил, что в комнате отдыха нужно навести порядок с бумажными изделиями.

Я кусаю губу, пряча улыбку. Он уже так близко, что костяшки его пальцев легко скользят по моей руке под свитером, вызывая мурашки.

– Чистая комната отдыха – это… – сбиваюсь, когда он наклоняется, касаясь носом моей шеи, – …залог процветания, – завершаю неловко.

– Люси, – глухо произносит он, пряча улыбку в изгибе моего плеча, и целует.

Я откидываю голову, открывая ему доступ.

– Отпусти салфетки.

– Ладно, – выдыхаю, разжимая пальцы. Бумажные хлопья осыпаются на пол.

– Хорошо, – шепчет он у самого уха, и я хватаю его за грудь свитшота.

Хотела поговорить до начала смены… но и этот вариант мне нравится.

– А теперь я хочу тебя поцеловать, прежде чем три часа сидеть в одной будке и вспоминать все те звуки, что ты издавала у меня дома на прошлой неделе. Не возражаешь?

Я киваю:

– Это… приемлемо.

Он тихо смеётся, и я чувствую этот смех грудью.

– Отлично. Иди сюда.

Он не отпускает меня, его ладонь ложится на затылок, притягивая ближе. Поцелуй выходит удивительно нежным – лёгкое посасывание нижней губы, осторожный укус, дразнящий язык… и он отстраняется. Скользнув взглядом на открытую дверь за моим плечом, снова смотрит на меня. В глазах что-то меняется, и он опускает руку.

Я ловлю его пальцы, не давая отойти. Я же пообещала Майе – буду создавать своё чудо. И, кажется, оно начинается прямо здесь, в комнате отдыха, когда я решаю сказать то, что думаю.

– Я скучала, – тихо признаюсь, чувствуя, как заливает жар. Он вытворял со мной на прошлой неделе безумные вещи, но краснею я именно из-за этих слов. – Наверное, не стоило так говорить и это не очень-то правильно, но… я скучала.

Эйден молчит, и по его лицу невозможно ничего прочесть. Сердце бьётся неровно, я изо всех сил стараюсь не пожалеть, что сказала. Может, слишком много. Слишком рано. Я всё ещё не знаю правил этой игры, и…

Большой палец Эйдена едва касается моего подбородка, мягко приподнимая лицо. Его взгляд тёплый, улыбка – обезоруживает.

Кажется, он никогда не выглядел красивее.

Я кладу ладонь ему на грудь, прямо туда, где болтается пустое кольцо для ключей. Пожалуй, на этот раз мне повезло.

– Если это было неправильно, то я не хочу быть прав, – тихо говорит он. – Я тоже скучал.

Он переступает с ноги на ногу, убирает руку и бросает ещё один быстрый взгляд на дверь за моей спиной.

– Ну и… как мы с этим поступим?

– Поступим?

– Да. Я же следую за тобой. Всё, чтобы тебе было удобно.

Я морщу лоб, ощущая, что упускаю часть смысла. Пальцами верчу в ухе крошечное красное сердечко – серьгу, что подарила мне Майя на день рождения.

– Всё, как мне удобно?

Эйден кивает, терпеливо глядя на меня.

– Мы, наверное, должны были обсудить это раньше… но я был немного отвлечён.

Его глаза темнеют, зрачки расплываются в синевато-серой глубине. Тогда, в то утро, мне понадобилось четыре попытки, чтобы уйти из его дома. Мы точно не разговаривали – не тогда, когда он поднёс мою руку к губам и слизал каплю клубничного джема с большого пальца.

Я выдыхаю дрожащим вздохом.

– Да, пожалуй, мы это не обсудили, – соглашаюсь и покачиваюсь на месте, глядя на него. – Раньше у меня не было секса на кухонном столе. Это был… новый опыт.

Эйден облизывает нижнюю губу, явно вспоминая то же, и смотрит прямо на меня.

– Может, просто вести себя, как обычно? Как мы и вели себя до этого?

Мне не хочется притворяться, но и объяснять что-то кому-то – тоже. Сейчас мне особенно дорого, что это только между нами. Маленький секрет, известный лишь мне. И Эйдену. Никогда раньше у меня не было ничего, за что я бы так жадно держалась. И я хочу сохранить Эйдена Валена только для себя – хотя бы до того, как в дело вмешаются все, включая балтиморских тётушек. Нам ведь необязательно говорить об этом вслух, правда? Пусть это останется между нами.

Он засовывает руки в карманы. По лицу видно: хочет что-то сказать, но вместо этого снова косится на дверь, проводит ладонью по челюсти – будто силой прогоняет мысль. Улыбается, но выходит натянуто.

– Конечно. Так и сделаем.

Из коридора доносятся голоса.

Джексон и Эйлин спорят сразу о трёх вещах. Когда они приближаются, я успеваю уловить:

– Old Bay⁷⁰ идёт ко всему, не будь смешным.

– Жаль, что ты не используешь слово «хабуб⁷¹» почаще в своих прогнозах погоды.

– Если это не ретроградный Меркурий, то как ты объяснишь поведение Эйдена?

Я смеюсь. Эйден закатывает глаза, но всё равно не успевает скрыть улыбку. Он делает шаг назад, увеличивая расстояние между нами.

Джексон и Эйлин вваливаются в комнату, всё ещё споря, и идут прямиком к кофеварке в углу. Эйден наклоняется, чтобы поднять салфетки, которые я выронила, когда он меня поцеловал.

Всё как всегда.

Эйден и Джексон спорят из-за кофе. Мэгги орёт из офиса, напоминая о времени выхода в эфир. Я сажусь рядом с Эйденом в кабинке, и под столом его колено касается моего. Я придвигаюсь ближе, прячу ногу между коленей – и улыбаюсь, когда он мягко сжимает её, будто обнимает.

Мы пьём кофе, болтаем со слушателями. Я украдкой бросаю на него взгляды – до тех пор, пока он не кладёт руку мне на колено и большим пальцем выводит фразу по прорехе на джинсах.

Немое: «Веди себя хорошо».

Я утыкаюсь в блокнот с каракулями и стараюсь не дышать слишком громко в микрофон.

После эфира он провожает меня до машины. Целует под ухом – коротко, едва касаясь. Подмигивает. Сжимает руку.

Секрет. Обещание.

Только дома, закутавшись в одеяло и натянув его толстовку вместо ночнушки, я вспоминаю выражение его лица. И на секунду мне кажется, что он был… разочарован.