Текст книги "Античная наркомафия-8 (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 45 страниц)

– Вроде бы, у них уже и сейчас идут переговоры о введении общей для Союза денежной системы? – припомнил школьный урок Артар.

– Да, к этому они идут. Коринфский стандарт мало отличается от ахейского, так что они его унифицируют и придут к чеканке общей монеты. Но и не только это, ребята и девчата. В Ахейском союзе идут к формированию общего гражданства, когда гражданин любого из союзных полисов имеет гражданские права и в любом другом полисе союза. А что тут такого? Для нас с вами, граждан не города, а государства, это привычная норма, но для полисной Греции это то, о чём их предки не могли и помыслить. А они к этому идут.

– И успеют дойти? – спросила Энушат.

– Да, к тому времени, которое мы с вами сейчас изучаем, у них этот процесс уже практически завершится. Межполисные браки, например, у них законные уже и сейчас. И вот в этой ситуации, когда Ахейский союз уже практически единое государство, настрой его народных масс уже весьма далёк от симпатий к Риму. И тут этот мятеж Лжефилиппа в Македонии, восстановление царства, поддержка его во Фракии и уничтожение римской преторской армии легионной численности. И это второй год Африканской войны, на тот момент идущей для римлян неудачно, и они в ней увязли, а ещё ведь увязли и в Испании, и это вселяет надежды. И тут римский посол требует от ахейцев вспомогательных войск для защиты Фессалии от македонско-фракийского вторжения, а из Рима направляется уже новая армия нового претора Квинта Цецилия Метелла. Конница у Республики слабенькая, и успехи в конных стычках кружат Лжефилиппу голову, а тут ещё и Фессалия забурлила, и царёк половину войска туда направил – решил, что на Метелла и оставшейся половины хватит. Но во второй раз чуда не случилось – у той же самой Пидны, где в Персееву войну Луций Эмилий Павел отметелил Персея, Метелл тоже свой когномен полностью оправдал и Лжефилиппа тоже отметелил, – курс рассмеялся, – А на что царёк рассчитывал? Царство за год восстановить можно, если народ согласен, но армию, если её не было двадцать лет, за год не восстановишь. Можно и с ополчением уничтожить настоящее войско, если его на марше врасплох застать, но не в правильном же линейном сражении. Не удалось чудо и со второй половиной войска, которое он спешно забрал из Фессалии – Метелл ещё разок подтвердил свой когномен для особо непонятливых, став Метеллом Македонским.

– И теперь уже Македония – провинция, – констатировал Ганнибалёныш.

– Ну, не так прямо сразу. Это ведь не Метеллу решать, а сенату и народу Рима, но понятно же и простому как медная монета ахейскому греке, что как было – теперь уже не будет. И вот, ребята и девчата, давайте мы с вами проанализируем эту ситуацию, как она выглядит в глазах простого ахейского греки. Македония оккупирована римлянами и отвечает за свою бузу по всей строгости законов военного времени, Фессалия тоже не по делу выступила и тоже попала под раздачу, самим же ахейцам и пришлось усмирять её в качестве римских союзников, а римляне теперь ещё требуют роспуска всех межполисных союзов в Северной и Средней Греции – теперь Рим берётся гарантировать защиту слабым греческим полисам от сильных, и союзы им больше не нужны. Это же римляне, которых тут вообще не стояло! Далеко ли сами-то от варваров ушли, чтобы в Греции свои порядки наводить? Да и так ли уж они сильны? С Карфагеном вон никак справиться не могут, а в Испании и вовсе с какими-то дикарями по уши увязли, и Македония, у которой двадцать лет не было настоящей армии, тут не показатель. Ахейский Союз – сильнейший в Греции, его армия после реформ Филопемена – самая современная, и все наши люди – правильно, мужеством полны. И беотийцы же поддержат наверняка, у них страждущая Фессалия под боком, пример нагляднейший, кого не надо на шею себе сажать, а за беотийцами – и вся Греция наверняка. Кому она в ней нужна, эта неотёсанная римская деревенщина?

– Идеальный настрой для рвущихся к власти демагогов, – заметил Артар.

– Правильно, ребята и девчата – что в Карфагене, что на Пелопоннесе. Народ и горячий, и простой как медяк, за державу обидно, и неприятным вещам верить не хочется, мало ли чего там эти римские прихвостни и наймиты наврут, а ораторы правильные вещи орут, приятные, что хватит тут перед Римом этим солдафонским расстилаться, знаем мы его, сегодня Македонию с Фессалией в рабство вверг, а завтра кого ввергнуть захочет? А мы им кто, великий народ или половичок у порога, об который каждый грязные сандалии при входе в дом вытирает? И о справедливости тоже правильно орут, приятно. Ну где это такое видано, чтобы у одних был дом полная чаша, а у других – шаром покати? Ах, везде и у всех? А нам все не указ, мы – великий народ, и у нас будет по справедливости. Вот на этой волне дурных эмоций и пришли в Ахейском союзе к власти урря-патриоты во главе с оголтелыми демагогами Диэем, Критолаем и Дамокритом. Начали тут играть и в великую державу, и в справедливость. Ну, долги не сразу отменили, начали с их отсрочки. Но тут забузила Спарта – что вы там, ребята, об эллинской свободе кричали? Давайте-ка от слов к делу! Ах, вы не это имели в виду? А вот мы – именно это, – юнкера рассмеялись, – Ну и, естественно, кто же Спарту добровольно отпускать-то из Союза собирался? Не для того за ахейскую свободу и справедливость выступали, чтобы предателям всяким спуск давать. А Спарта, конечно, слабее всего остального Пелопоннеса, ну и обратилась к Риму – ахейцы нас тут обижают, слово не держат, свободу обещали, а не дают. Рим бы тут, возможно, и не вмешался, сам же Спарту в своё время к Ахейскому союзу присоединял, да напрягают уже эти ахейцы своей антиримской истерией. А что, если бузу в Греции новую развяжут? Ну и потребовал сенат исключить из Союза заведомо неахейские полисы – Спарту, Аргос, Орхомен и Коринф. Как раз в Коринфе собрание союзное и проводилось, так на нём это требование и объявили.

– А коринфяне как к этому отнеслись? – спросила одна из бывших "гречанок".

– Выпали в осадок, конечно, вместе со всем собранием. Кроме Спарты никто из Союза выходить не хотел. Но там ведь и Рим, скорее всего, в расчёте на торг отпуска всех неахейцев требовал. Ах, эти не хотят выходить? Ладно, с ними тогда вопрос снимаем, но Спарта выйти хочет, и уж её – извольте отпустить. Всё могло бы и так примерно обойтись, если бы греки не психанули и не оскорбили римское посольство. Кто же такое прощает? А результатом психоза стали война, подчинение Риму всей Греции и уничтожение Коринфа. Вот что могут натворить истеричная толпа и тупая властолюбивая сволочь во главе её...

– Война нужна была этим демагогам для усиления их власти, – просёк Артар.

– Естественно. Как тут особо покомандуешь согражданами, когда сам же перед выборами вопил о свободе и именно свободолюбивыми вознесён к власти? А война – это же прекрасный обоснуй для закручивания гаек. Стратеги в Ахейском союзе и до того не столь уж и редко принимали решения, посовещавшись только со своей кликой, а потом уж задним числом узаконивая их на очередном собрании. Союз-то большой, от всех полисов быстро представителей не соберёшь, а вопросы бывают и срочные. Давняя традиция, и её вполне достаточно, если ты уверен в одобрении своего решения будущим собранием. Но стратег Критолай, добившись решения об объявлении войны – формально только Спарте, но понятно же, что фактически и Риму, тут же добился и постановления об абсолютной и никому больше не подотчётной власти стратега. Разумеется, исключительно ради общего блага – у нас же война, и враг не дремлет, и без единоначалия и дисциплины мы погибнем все. Ведь логично же? Кто тут что-то возразит, если он не скрытый до поры предатель и вражий пособник? А с вражиной – понятно, какой разговор. Кто-то что-то имеет против? Правильно, таких дураков нет – решение принято единогласно, – курс рассмеялся, – Ну и какой тут мир, зачем он нужен полновластному стратегу и его клике? Римский сенат дал ахейцам, кстати говоря, шанс одуматься. Новое римское посольство вело себя предельно мягко, всё можно было обсудить, было бы только желание. Но когда желания нет, то сами понимаете, ребята и девчата, случай – тяжёлый. Своё посольство направил к ахейцам и Метелл Македонский – принимайте-ка, ребята, условия первого посольства, исключайте из Союза все указанные города, и мы всё поймём и всё простим. Вряд ли претор взял бы на себя такие полномочия без согласования с сенатом. Но и эти два посольства встретили оскорблениями и угрозами. А затеи начали подбивать к антиримским выступлениям и всю остальную Грецию – хватит расстилаться перед Римом, пусть в Италии своей командует.

– Самоубийственно же! – заметила Ленка, – Они что, не понимали?

– Ну, на тот момент это было не так очевидно. И в Испании положение римлян было тяжёлым, и в Третьей Пунической окончательный перелом в их пользу ещё чётко не наметился. Удалось втянуть в авантюру Беотию, Фокиду и Локриду, а у Метелла только преторская армия в один легион, и не факт ещё, что он рискнёт вывести его из Македонии. Там ведь тоже тогда полыхнуть может, а за это сенат по головке не погладит. И внутри у себя популярность среди толпы зашкаливала – вообще отменили все долги, объявили о разделе земель, освободили всех рабов-греков – опора у режима образовалась похлеще, чем была в Спарте у Набиса. Была надежда, подобно тому же Набису, добиться такой же поддержки бедноты уже по всей Греции и присоединить к Ахейскому союзу множество полисов и вне Пелопоннеса. И ещё была надежда, что Испания и Африка оттянут на себя двухлегионные армии новых римских консулов, а в Грецию сенат сможет послать только претора с одним легионом. И ведь до сих пор же всё задуманное получалось неизменно, а при таких успехах какая обезьяна не уверует в свою богоизбранность? Отрезвление к ним не пришло даже тогда, когда Сципион Эмилиан уверенно переломил ход войны в Африке, и дело там пошло к развязке, сенат объявил Грецию консульской провинцией, а одним из новых консулов был избран Луций Муммий...

– Тот или какой-то другой? – спросил Ганнибалёныш.

– Да, тот самый, который был претором Дальней Испании, как мы с вами уже разбирали в теме о новых лузитанских войнах. Достижения его в Риме оспаривались – триумф-то ему дали, но ведь лузитан же он так и не утихомирил, а второй консул, Гней Корнелий Лентулл, вообще ничем прославлен не был. Но консул – это уже серьёзно, это уже два легиона, а не один. Правда, ещё непонятно, какими они будут по качеству. Как мы с вами уже знаем, консульский год в Риме на тот момент уже с первого января начинается, а не с первого марта, как сейчас. Их календарь сдвинут более, чем на три месяца вперёд, и реально это вообще начало осени. Сципион Эмилиан предпринял свой штурм Карфагена только весной – мы не знаем, календарной или сезонной. Если и календарной, то это зима, сезон штормов, и Муммий всё равно отплыть в Грецию не может до реальной весны, то бишь календарного лета. А Метелл уже в Македонии, и ему-то зимние шторма не помеха. Уже известно, что будет консул с двумя легионами, известно уже и что Греция досталась Муммию, и хотя до его прибытия ещё месяца четыре, а то и больше, жителям Македонии уже можно и пальцем погрозить – смотрите, я вас тут и с одним легионом на подоконнике в две шеренги выстроил, и если вздумаете тут без меня хулиганить, так не один вернусь, а с консулом, и будет у нас при себе уже три легиона. Намёк все поняли? Вот это молодцы, приятно иметь дело с умными людьми, – курс рассмеялся, – У нас нет сведений, набрал ли Метелл вспомогательные войска у фракийцев, а историки моего мира не любят говорить о том, чему нет достоверных подтверждений. Но как ты думаешь, Гамилькар?

– Я бы на его месте обязательно набрал, досточтимый, да побольше, – ответил тот, – И подкрепления лишними не будут, и за Македонию спокойнее, когда эти дикари не там, а под рукой, и им самим грабить Грецию интереснее, чем Македонию.

– Я тоже так думаю. И думаю, что и Метелл по этой части был не дурнее нас с тобой. Так или иначе, ребята и девчата, он нашёл с кем вторгнуться в Среднюю Грецию и заняться вплотную местными бузотёрами. Ахейцы пытались оказать им помощь, но как-то безуспешно, и в одном из столкновений пропал без вести их стратег Критолай. Его сменил Диэй, но помешать Метеллу замирить Среднюю Грецию, разгромить в ней лучшие войска Союза и выйти к Истмийскому перешейку не смог и он. Метелл и на этот раз предложил ему мир на прежних условиях сената, но тот опять отверг их. К сражению не были готовы ни тот, ни другой, а пока готовились, прибыл со своей армией и Муммий. Весной как раз пал Карфаген, а окончание Ахейской войны приходится на осень того же года, так что по срокам консул мог иметь в своей армии и высвободившихся ветеранов Эмилиана.

– У Диэя ни единого шанса, – заценил Ганнибалёныш.

– Абсолютно, – подтвердил я, – Муммий отослал Метелла с его войском обратно в Македонию, но и после этого имел больше сил, чем противник, а у того основная часть его войска состояла из вооружённых и поставленных в строй освобождённых рабов. Они, конечно, были готовы сражаться за свою свободу, но чему их успели научить за какой-то год? Вряд ли многому. Римская и союзная конница опрокинула и разогнала ахейскую, а удар в неприкрытый фланг страшен и неприступной с фронта фаланге македонского типа. Так что выиграть это сражение, а значит, и войну, шансов у ахейцев не было.

– А новое войско на Пелопоннесе разве нельзя было набрать? – спросил Артар.

– Судя по поведению Диэя, сам он в такую возможность не верил. Думаю, ему самому было виднее, чем нам с вами. После разгрома он бежал в родной Мегалополь, там объявил согражданам о постигшей их катастрофе, убил жену и покончил с собой. Вряд ли он сделал бы это, если бы видел реальные шансы продолжить борьбу. Ведь война – это же не только призванные и поставленные в строй люди. Их же надо ещё вооружить, а оружие потеряно на полях проигранных сражений. Как владелец промышленных предприятий, в том числе и оружейных, я могу сказать вам и по собственному опыту, что кроме сырья и инструмента нужны ещё и рабочие руки. На Пелопоннесе это были рабы, которых забрали у хозяев, освободили и либо посадили на земельные наделы, либо взяли в войско. И кому работать в мастерских? Вы скажете, можно нанять свободных? Можно, если есть деньги для платы им за работу. Но откуда этим деньгам на оплату рабочих взяться, когда богатых граждан раскуркулили, а то, что припрятано и прикопано в укромном месте, страшно ведь достать, это же палево, отобрать же могут в любой момент, и с чем останешься? И в долг тоже никто не даст по той же самой причине – нечего. Тем более, что и долги отменены, и где гарантия, что и новые тоже не отменят? Отобрали не всё, на жизнь оставили, сколько голытьбе не завидно, и понемногу-то у большого количества людей в теории можно было бы занять, но на практике никто не даст – дураков нет, всё уже учёные. Отвали к воронам, попрошайка, нет у нас лишних денег, а те, что есть, и самим на жизнь нужны. Вот в этом, ребята и девчата, оборотная сторона популистской политики социальной справедливости в духе "отнять и поделить". Частное производство эти популисты угробили полностью, а государственного не было, и организовать его с нуля – это не год нужен и не два. И те, кто мог бы – не будут. За что этим грабителям помогать? За то, что раскуркулили? Обойдутся! Для ограбленных этим государством оно перестало быть своим, и какая им разница, какое из чужих утвердится в стране, которая никуда при этом не исчезнет? Только одна – какое из них восстановит нормальную жизнь. Вот это дурацкое – едва ли, ну так оно и рушится именно поэтому, и туда ему и дорога.

– В самом деле ничего уже нельзя поделать! – тоскливо констатировала бывшая "гречанка", – И поделом бы проклятым дуракам, но жалко Коринф!

– Это точно, ребчта и девчата. Но самое омерзительное, что это Ахейский союз спасти было уже нельзя, а Коринф – ещё можно было. Если бы Диэй сбежал с поля боя не домой, дезертировав по сути дела, а в Коринф, куда сбежали и многие бойцы из разбитого войска, можно ведь было ещё организовать их и сесть в осаду, не дав римлянам захватить город сходу. Скорее всего, Муммий предложил бы им сдаться, чтобы не терять время на осаду или людей при штурме понапрасну. И на переговорах можно было бы выторговать щадящие условия сдачи. На Коринф у римлян не было такого зуба, как на Карфаген, но и карфагенянам предлагалось покинуть город и поселиться, где захотят, лишь бы не у моря. Мы не знаем, было ли уже постановление сената о разрушении Коринфа, но даже если и было, людей-то наверняка ещё можно было спасти. Но сам Диэй этого не сделал, без него оказалось некому, кто успел сбежать, те спаслись, а кто нет – или погибли, или угодили в рабство. В настоящее, а не в то, о котором визжали их демагоги. Около пятидесяти тысяч человек, как и в Карфагене. Запишите и это – пригодится через пару занятий, когда мы с вами будем говорить о гракховщине.

– Досточтимый, а что стало со школой гетер?

– У нас нет об этом сведений, но понятно же, что ничего хорошего. Повезло тем из них, кого успели отобрать для продажи в рабство – товар ценный, штучный, наверняка старались зря не портить, чтобы цену не потеряли. Но вот в какой степени сами римляне понимали ценность коринфской добычи, сказать трудно. Солдатня играла в кости, сидя на уникальных картинах, а сам Муммий при упаковке и погрузке статуй и картин на суда для их отправки в Рим грозил грузчикам, что если они что-то сломают или попортят, то он их заставит самих сделать такие же новые, – молодняк переглянулся с выпученными глазами и отвисшими челюстями, и лишь после этого весь курс грохнул от хохота, – Судя по тому, что позднее Школа была возрождена уже местными гетерами в Антиохи, и её уровень был уже не тот, от коринфской не осталось ничего кроме окончивших её ранее выпускниц.

– Из произведений искусства тоже ведь уцелело не всё? – спросила Энушат.

– Нормальный-то переезд равен трём пожарам, – заметил Артар.

– Конечно, уцелело далеко не всё. Полибий указывает, что из двух знаменитых на всю Грецию картин, на которых расселась режущаяся в кости солдатня, он потом видел в Риме только одну, а другая пропала бесследно. Так это нормальные картины на досках, а как вы представляете себе перевозку фрески этими римскими солдафонами, для которых она – просто красиво размалёванная стенка в здании, подлежащем сносу? Да, намалёвано красиво, ломать жалко, но тут весь город сносу подлежит. И сенат постановил, и римский народ утвердил, а наше дело солдатское – нам приказывают, мы выполняем. Что уж тут по сравнению с этим обычные погрузочно-перевозочные потери?

– А спасти Коринф никак нельзя? – спросила та же бывшая "гречанка".

– Мы и с Карфагеном полностью не уверены, хоть и делается всё, что можно. А ведь в Карфагене нам гораздо проще – есть у нас там кое-какие серьёзные и влиятельные в городе связи. Ага, по совершенно случайному совпадению, – юнкера рассмеялись, – А что у нас в Коринфе? Есть у нас не афишируемый контакт со школой гетер при коринфском храме Афродиты, но и его верховная жрица не настолько влиятельна в политике полиса, чтобы предотвратить нежелательные изменения в ней. Главная наставница Школы – и тем влиянием не обладает. Вы думаете, ребята и девчата, они там и без нас не сделали всего, что могли? Гетеры и сами зарабатывают себе на жизнь не на голытьбе, и не в их интересах раскуркуливание имеющихся и будущих поклонников. С имеющимися у нас контактами Коринф не спасти, да и что нам там спасать? Местность как местность, город как город, и сам коринфянин среднестатистический – грека как грека, не хуже других, но и не лучше. Такой же болван, ведущийся на примитивную демагогию властолюбивой сволочи. И для нас с вами Коринф – это не место, не скопление построек и уж точно не этот болван, сам же себя и сгубивший. Для нас Коринф – это высочайшая культура греческой цивилизации и те самые произведения искусства, которые жаль потерять вместе с этими болванами. И то, что можно сделать – делается. И в этом помощь коринфских гетер неоценима. Это они замечают новые произведения, достойные того, чтобы их приобрести или хотя бы заказать их авторам копии, если мы опоздали с приобретением оригинала. Они же помогают нам и разобраться с классикой. Подлинник знаменитого произведения нашим, конечно, никто не продаст, но изготовить на заказ хорошую копию – почему бы и нет? Но главное – это своя школа, которую мы и создаём, пока Коринф ещё цел, и есть у кого поучиться нашим. Они достигли вершины совершенства в рамках своего традиционного канона, мы же не греки, и для нас их канон – не преграда. Нам не спасти Коринф от него самого, зато мы можем догнать его и переплюнуть.