Текст книги "АН -7 (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 45 страниц)

25. История будущего

– В той нашей реальности, из которой мы родом, никакого завоевания южной Лузитании турдетанами из Бетики не произошло. Эта земля в ней так и осталась вроде бы и свободной, но на самом деле во власти лузитанских разбойников. Никто не старался ни развивать хозяйство, ни приумножать достаток, ни обустраивать быт – какой смысл, если в любой момент нагрянут вооружённые бездельники и отберут всё, что им приглянётся? Но это ещё не самое худшее. В конце концов, никто же не жил сам по себе, и за каждым стояли его семья, друзья, род, община и племя, и это снижало риск нападения чужаков, а свои дражайшие соплеменники, хоть они и тоже для любого, кто не хотел быть как все, а строил из себя «шибко умного», подарочек ещё тот, всё-таки не беспредельничали так, как чужаки. Хуже всего было полное отсутствие порядка. Даже если разбойники и не трогали общины соседей, чтобы не навлечь их месть на собственную родню, ничто не мешало им собраться отовсюду в банду покрупнее под руку прославленного и авторитетного вождя, чтобы под его предводительством попытать разбойничьего счастья в большом набеге на богатые южные земли. Например, на ту же самую Бетику. А то и живут там эти турдетаны зажиточно, и земли у них плодородные, и скот у них крупный, породистый – есть чего там и пограбить вволю, и порезвиться над беззащитными, а главное – ответный набег оттуда организовать некому, поскольку все турдетанские вожди под верховной властью, а она не любит самодеятельности подвластных, особенно военной. И вот, раз сходят они в набег удачно – всем понравится, второй раз сходят удачно – всем ещё больше понравится, но на третий, а не на третий, так на очередной, правителям Бетики это надоест – и жалобы эти от ограбленных лузитанами подданных, и налоговые недоимки из-за их разорения – и не разбойничий ответный набег, а настоящий военный поход обрушивается в отместку на юг Лузитании, от которого несладко приходится всем её жителям – и виноватым, и ни к чему не причастным. Кто разбираться-то будет? Теперь понимаете, почему и тем же Баркидам не сиделось спокойно на богатом юге страны, а то и дело несло их с войсками на бедные, но беспокойные сопредельные земли?

– А при Тартессе разве не так же всё это было, досточтимый? – спросил один из васькинских пацанов.

– Не совсем. Лузитан здесь тогда ещё не было – они обитали только на севере своей страны, а сюда часть их пришла уже после падения Тартесса. Какой-то бандитизм был, конечно, и без них, но в меньших масштабах. Здешние конии тоже были под рукой у тартесских царей – если и не данниками, то полузависимыми союзниками. А потом – да, пришли и лузитаны, иногда нанимавшиеся на службу в войска Карфагена, но чаще просто поразбойничать. Их не мог унять Карфаген до потери Бетики в Первую Пуническую и не успели унять Баркиды, а теперь с ними, да с кельтиберами мучаются и римляне. В нашей реальности Риму удалось утихомирить их только тем же самым способом, что и нам здесь – завоеванием и постоянной военной оккупацией их земель. Но то же самое продолжалось и с прочими племенами севера Испании, и в результате – не сразу, а почти за два столетия – Рим овладел в нашей реальности всем полуостровом. Ну, почти всем – кроме кантабров и васконов, которые формально власть Рима признали, но продолжали пошаливать.

– То есть в вашей реальности, досточтимый, и эти земли тоже завоевали и взяли под свою власть римляне? – уточнил Кайсар.

– Да, как и весь полуостров. Именно эту его часть – не в эти годы, а лет где-то примерно через двадцать или даже тридцать. Чем это обернулось для множества жителей этих мест, вы можете представить себе на примере Бетики, из которой люди так и норовят всеми правдами и неправдами перебраться к нам. Ну, последние годы с их неурожаями, а теперь ещё и эпидемией, сами понимаете, не в счёт, а вот годы, предшествующие им – как раз наглядный показатель. Надо отдать Риму должное, его власть не так тяжела, как былая власть Карфагена, но как видите, не настолько легка и она, чтобы жить под ней хорошо. И мы тоже завоеватели и оккупанты. Мы лишили здешних людей вольницы на три десятка лет раньше, чем это сделали бы римляне. Но бегут люди, как видите – к нам, а не от нас.

– Досточтимый! Почтенный Юлия был сказать и показать карта – Рим большой и будет завоевать весь Ойкумена вокруг Лужа, – парень из ускоренного школьного потока, учившегося по сокращённой программе по-русски говорил на уровне приснопамятных по прежней жизни урюков, но понять его было можно, – Рим будет большой, наш царство – совсем маленький. Мы как наш свобода будем сохранить?

– Так же, как сохраняем её и сейчас – в качестве "друзей и союзников римского народа". Почтенная Юлия на первой вводной лекции дала вам очень краткий обзор только самых основных событий римских Поздней Республики и Империи. За один учебный час невозможно было рассказать вам всё то, что вам предстоит изучать в течение всего года. И не в этом была её цель, а в том, чтобы вы поняли, почему предмет называется "история будущего", и что вы будете на нём изучать. Но подробно – ещё не сегодня, поскольку и это занятие тоже ещё обзорное. Точно так же и я не могу рассказать вам за один час всё, но некоторую часть мы с вами разберём уже немного подробнее, – я развернул и повесил на доске карту римских завоеваний за весь республиканско-имперский период, – Вот по этой карте почтенная Юлия показывала вам завоёванные Римом страны и общий ход этих римских завоеваний. Земли, завоёванные в разное время, показаны разным цветом, и для своей обзорной задачи эта карта хороша. Но в подробностях она неточна. Для примера возьмём Испанию, в которой мы с вами живём, и которая нам с вами ближе и роднее всех прочих. Стрелка показывает направление римского военного похода, но что мы скажем о завоевании всего полуострова, если, не зная подробностей, будем судить только по этой стрелке? Что вот здесь римский флот пересёк море, вот здесь высадил сухопутное войско на берег, а вот здесь оно разделилось, и одна его часть пошла в Бетику, а другая ну прямо как раскалённый нож сквозь масло лихо прошагала через страну кельтиберов аж на север Лузитании. И чего тут два столетия возиться, когда за один поход всё делается? – юнкера рассмеялись, – Умеют же люди? Вот бы и нам с вами так – одна военная кампания, и вся Испания наша! – я и сам не удержался от смеха вместе с молодняком.

– На самом деле, ребята и девчата, всё было гораздо сложнее. Вот эта стрелочка в Бетику показывает два похода – Сципиона, в то время ещё не Африканского, и Катона в его консульский год. Между ними – больше десяти лет. А вторая – это три Кельтиберских войны, первую из которых римляне с большим трудом ведут сейчас, а третью доведут до конца только через пятьдесят лет – ваши внуки будут уже в вашем возрасте. А вот здесь, смотрите, большое скопление красных точек. Почтенная Юлия успела объяснить вам, что это места восстаний против римского господства? Но судя по этому пятну, взбунтовались прямо все вместе – и турдетаны с бастулонами, и оретаны, и конии, и кельтики, и веттоны, и лузитаны, и карпетаны – как ещё только всей Испанией не поднялись, да в море римлян не сбросили? – юнкера снова рассмеялись, представив себе столь ненаучную фантастику единодушного объединения и соподчинения племён, имевших между собой не сведённые вековые счёты, – На самом деле, конечно, было множество мелких восстаний отдельных племён в разное время. В Бетике был мятеж Кулхаса и Луксиния, который прекратился с прибытием нового римского претора из сципионовской группировки сената, потом был новый, который подавлял Катон. И всё, турдетанские восстания на этом закончились, а продолжались лузитанские и веттонские набеги. Этим летом как раз отражался очередной. В Лузитании и Карпетании были вообще не восстания, а войны – ну, карпетанские уже, а лузитанские ещё впереди. Будет ещё большой мятеж лет через девяносто, но он будет уже частью гражданской войны между самими римлянами, и это будет в конце Республики, а спустя века, когда одряхлеет уже и Империя, будут многочисленные восстания давно уже романизированного населения – не против Рима и его власти, а только против тяжёлых налогов. А на этой карте, как видите, всё эти совершенно разные события показаны одним общим пятном.

– И так во всех странах, что показаны на карте? – спросила одна из девчонок.

– Да, практически во всех, – подтвердил я, отодвигая эту карту к левому краю доски и вешая рядом с ней другую, – За очень редким исключением.

– Это уже ближе к нашим временам? – сообразила та же самая девчонка, увидев на новой карте куда более скромные владения Рима.

– Да, это гораздо ближе к нашим. Это Поздняя Республика в границах лет где-то через восемьдесят. Сейчас, как вы знаете, она владеет едва половиной всех этих земель. Её владения в Испании гораздо скромнее, – я обвёл указкой контур нынешней границы обеих испанских провинций, – У неё ещё нет Африки, которая принадлежит Карфагену, всё ещё независимы, хоть и связаны договорами, Македония и Греция, а будущая провинция Азия – это пока ещё Пергамское царство.

– А Родос? – спросил Волний, – Разве юг Азии не принадлежит Родосу?

– Да, после победы Рима, Пергама и Родоса над Антиохом южная часть отнятых у него земель досталась Родосу. Но через десять лет случится Третья Македонская война, в которой Родос участия не примет, но будет замешан в связях с Македонией, и тогда – в наказание за них – при последующем конфликте Родоса с Пергамом материковые земли Родоса римский сенат отсудит в пользу Пергама. А Македония будет разделена на четыре самостоятельных союза городов по образцу греческих, чтобы не допустить её усиления и новых войн за восстановление своей гегемонии в Греции.

– Так это что получается, досточтимый, что Рим ни после Сирийской войны не взял себе никаких новых земель, ни после этой Македонской не возьмёт? – спросил Мато, – А в чём тогда его выигрыш?

– Ну, во-первых, ребята и девчата, Рим в эллинистическом мире – до недавних пор глухое захолустье на отшибе. Как и у всех жителей засранного мухами захолустья, у римлян за века выработалась и закрепилась навязчивая идея – добиться, чтобы их везде знали и везде уважали. Типа, я для вас, может быть, и деревенщина неотёсанная, но я вас зато всех могу так отдубасить, что вам мало никому не покажется, – молодняк рассмеялся, – Победив и унизив Карфаген во Второй Пунической, Рим самоутвердился на западных берегах Лужи, а победив и унизив Македонию и Антиоха – теперь и на восточных тоже. Хоть они ему и не принадлежат, он теперь – признанный всеми гегемон всей Лужи. А ещё престижнее то, что победив всех, кто претендовал на гегемонию в Греции, и не позволяя больше никому претендовать, Рим сам стал таким образом греческим гегемоном. Грецию уважают по всем берегам Лужи, а значит, кого уважают аж в самой Греции, того уж точно уважают везде. Приятно ведь, когда тебя уважают, верно? – юнкера снова рассмеялись, – Но кроме политических выгод Рим получает от своих победоносных войн выгоды вполне материальные. Это и единовременная военная добыча, и рассроченная, но очень большая контрибуция с побеждённых. Тот же Карфаген, как вы знаете, выплачивает Риму десять тысяч талантов серебра, рассроченных на пятьдесят лет – двести талантов в год. После Второй Македонской на Филиппа была наложена контрибуция в тысячу двести талантов – двести сразу, ещё пятьсот после утверждения мирного договора сенатом, и остальные в рассрочку на десять лет – по пятьдесят талантов в год. Только пять лет назад он наконец расплатился полностью. А с Антиоха Рим содрал пятнадцать тысяч талантов – три из них сразу и двенадцать в рассрочку на двенадцать лет – тысячу талантов в год. Представляете? Сбор денег для первых выплат, как вы знаете, стоил Антиоху жизни – ограбления храмов привели к восстанию, в котором он и погиб, а его преемник Селевк только через пять лет расплатится с Римом окончательно. Так что Рим и в материальном плане себя не обделяет.

– Но досточтимый, ведь земельные захваты – это же разве не лучше? – спросила одна из бывших "гречанок".

– Служат больше пяти лет! – напомнил ей Волний.

– Да, главная проблема – в этом. Даже в сопредельной с нами Дальней Испании, которая поспокойнее Ближней, пятью годами службы никого в Пятом Дальнеиспанском не удивишь. А в Ближней из-за войны с кельтиберами и повышенной потребности войск в опытных ветеранах на будущий год из Восьмого Ближнеиспанского сменят новобранцами и отпустят домой по выслуге только отслуживших семь лет. А из отслуживших меньше – только немногих особо отличившихся. Вы представляете, в какой упадок придёт земля и хозяйство крестьянской семьи, глава которой пропадал где-то за морем семь лет? А ведь теперь, с этого года, в Ближней Испании уже не один, а два легиона, и значит, ситуация усугубляется вдвое – это всё равно, что ещё одну провинцию в стране образовать, эдакую Среднюю Испанию, для которой тоже нужен свой легион, солдаты которого будут точно так же служить без смены по несколько лет. И хотя провинции, конечно, приносят Риму немалые доходы – вам же не нужно напоминать о богатейших серебряных рудниках близ Нового Карфагена, не говоря уже о меди и железе со свинцом – переслуживание солдат в них ведёт к разорению римских крестьян, а значит – к подрыву военной мощи Рима. Кого в легионы призывать, если все разорятся? А без легионов – как удерживать завоёванные провинции? И зачем завоёвывать то, чего не удастся удержать? Теперь понимаете, почему римский сенат вовсе не жаждет приумножить число заморских провинций Республики?

– Но ведь позже, досточтимый, римляне всё равно на это пойдут? – спросила та же девчонка, что задавала вопросы по "имперской" карте.

– Да, лет через тридцать пять они на это пойдут. Но от хорошей ли жизни? Как я уже сказал, через десять лет начнётся Третья Македонская, но и после неё Македонию не обратят в провинцию, а только разделят на четыре союза городов. И буквально через два десятка лет там снова забузит самозваный царь, желая восстановить великую Македонию, а это для Рима снова та самая опасность, которой сенат стремился избежать. Четвёртая Македонская покончит и с этим македонским выступлением, но где гарантия, что оно не вспыхнет снова, едва только из страны уйдут римские войска? А одновременно Рим будет вести и Третью Пуническую с Карфагеном. На переговорах о мире Рим будет согласен на сохранение карфагенской государственности, настаивая только на оставлении жителями и разрушении самого Города. Его жителям предлагается переселиться в любое место, какое сами пожелают, лишь бы не ближе десяти римских миль от морского побережья – новая столица карфагенян не должна быть крупным морским портом, способным снова быстро разбогатеть на морской торговле, а главное – построить новый военный флот. Карфаген – в ужасе. Он согласен на полное подчинение Риму, не надо ему своей государственности, лишь бы только сохранить Город. Но римские консулы знают, что сенату не нужна новая провинция, и отказываются наотрез. Представляете? Вдумайтесь только в ситуацию! Рим полсотни лет получал от Карфагена по двести талантов в год. Это первый взнос собирать было тяжело, но по результатам Ганнибал, став суффетом Карфагена, навёл в финансах порядок, да такой, что уже в год начала войны с Антиохом – всего через пять лет после этого – Карфаген предложил Риму сразу всю оставшуюся сумму контрибуции! Это какие нужно для этого иметь доходы? И вот, Риму предлагают взять их все, а он – отказывается!

– Всю сумму? – озадаченно переспросила бывшая "гречанка".

– Да, в той нашей реальности такое предложение Риму от Карфагена поступило. В этой, родной для вас, этого не произошло, но вовсе не оттого, что у Карфагена не было этих денег. Были, и вопрос о предложении их Риму рассматривался, но – нашлось кому отсоветовать этим идиотам, скажем так. Подробности об этом, как и о многом другом, вы узнаете позже, и это будет программа другого предмета, а пока-что – просто примите к сведению, от каких баснословных доходов, да ещё и безо всякой войны, Рим откажется, лишь бы только не брать ещё одну провинцию. И только в ходе возобновившейся войны, когда станет ясно, что карфагенское государство всё равно будет уничтожено, сенату так или иначе придётся решать вопрос – что же после войны делать с Африкой? Если не взять её самим в качестве провинции, то её с удовольствием захапает и присоединит к Нумидии Масинисса, а этого не хочется ещё больше, поскольку и так уже эта Нумидия разрослась и усилилась. А следовательно – хочешь, не хочешь, а надо брать эту Африку, оставляя в ней наместника с армией. И с Македонией то же самое получается – оставь её, так фракийцы захапают и усилятся, и раз уж всё равно её приходится оккупировать, так пусть хотя бы кормит оккупационные войска. Так вот и образуют через "не хочу" две новых провинции в один и тот же год. Так мало того, в тот же год случится и Ахейская война. Как вы знаете, не так давно к Ахейскому союзу была окончательно присоединена Спарта, чтобы больше не баламутила Пелопоннес, но склок в союзе хватает и без неё. А вскоре после Четвёртой Македонской спартанцы снова отложатся от Ахейского союза и пожалуются в Рим на его притеснения. Сенат потребует отпустить из союза все не ахейские города, даже Коринф, которому в союзе было неплохо, и это приведёт к власти в Ахейском союзе демагогов, а те рассорятся с Римом в надежде взбаламутить своим популизмом всю Грецию. Удайся им это и продлись Третья Пуническая дольше – возможно, у них и были бы шансы, но до такой степени им не повезёт, и Ахейский союз будет разгромлен осенью того же года. И опять возникнет вопрос – что с ним делать, чтобы раз и навсегда унять этот гадюшник? А раз уж всё равно две новых заморских провинции образуется, то и греков этих – туда же, до кучи. С ними римляне, правда, схитрят, присоединив к Македонии. У нас нет сведений, сэкономит ли это им легион, но какой-то смысл для них в этом, надо думать, будет.

– Досточтимый, Азия римляне как будут взять? – спросил снова тот же парень из ускоренного выпуска.

– Это случится почти через пятьдесят лет или через десять с небольшим после присоединения Африки, Македонии и Греции. Сейчас это, как я уже сказал, Пергамское царство, друг и союзник римского народа. У последнего царя, сына нынешнего Эвмена, не окажется законных наследников, и он завещает своё царство сенату и народу Рима. А там как раз в то время будет идти борьба между плебейским трибуном Тиберием Семпронием Гракхом и крупными латифундистами, у которых по реформе Гракха будут отбираться земли свыше положенных по старинному закону пятисот югеров на семью для передачи безземельным и малоземельным гражданам. Гракх успеет к тому моменту провести и сам закон о реформе, и учредить комиссию для её проведения, но сенат выделит на её работу гораздо меньше денег, чем будет нужно. Пергамский посол с царским завещанием будет жить в доме Гракхов, так что трибун узнает о завещании раньше сената. Ему, конечно, не земли царства будут нужны, а деньги и сокровища пергамских царей, чтобы на них вести работу комиссии, но тут ведь как? Или бери всё царство целиком, или не бери ничего. А ему эти деньги нужны будут позарез, и он вынесет вопрос о принятии Римом пергамского наследства на Собрание граждан, минуя сенат. А воля Собрания в римской Республике выше любого закона, и если уж оно что-то решит – сенат бессилен противостоять ему и обязан повиноваться. Поэтому мы не знаем, что решил бы сенат, если бы вопрос решался на его заседании, как это и полагалось по установившемуся за века обычаю во всех делах внешней политики. В данном случае сенат будет поставлен перед фактом, с которым уже ничего не сможет поделать. Мы можем только предполагать, что если Гракх пошёл на это грубое нарушение обычая, то причину для такого шага сам он явно считал веской.

– А что сенат мог бы решить, если бы вопрос решался в нём, а не на Собрании, – поинтересовался Волний.

– Так решение тут, собственно, напрашивается самоочевидное – отклонить это завещание умершего царя и сохранить пергамское государство в прежнем качестве "друга и союзника римского народа". В нашей реальности решение о присоединении Пергама к Риму вызвало по всему царству почти всеобщее недовольство, и на его волне к власти в Пергаме пришёл побочный сын Эвмена от наложницы. Вообще-то у греков тоже, как и у римлян, с этим строго – дети от наложниц не могут считаться законными наследниками. Но если пресекается законная династия, и нет других претендентов с законными правами, то почему бы и нет? В нашей реальности царство, хоть и не без смуты, всё-же приняло его и признало своим царём, и для завоевания царства – во исполнение завещания прежнего царя – Риму потребовалась тяжёлая трёхлетняя война с привлечением всех своих местных союзников. А представляете, какая армия нужна наместнику Азии после такой войны для надёжного удержания провинции? Тут как бы и не похлеще Ближней Испании со всеми её нескончаемыми Кельтиберскими войнами! Связи Рима с Пергамским царством были на тот момент довольно тесными уже более полувека, так что не знать пергамских раскладов в римском сенате не могли. Самое тривиальное решение – предложить трон как раз этому незаконному царёнышу. Не объедини пергамцев всеобщее недовольство потерей своей государственности – он не получил бы такой поддержки и вряд ли обошёлся бы в захвате власти без римской помощи. А значит, Рим получил бы ещё более дружественного ему царя, обязанного его поддержке своим престолом. Или другой вариант, если незаконный наследник представляется неприемлемым – предложить пергамцам республиканский тип государственного устройства, тоже грекам прекрасно известный. Скорее всего, в сенате обсуждались бы эти два варианта, и я не исключаю, что выбор между ними сенат вполне мог оставить и на усмотрение самих пергамцев. В обоих случаях этот азиатский "друг и союзник" привязывался к Риму ещё крепче, и влиятельность Рима на Востоке возрастала.

– Досточтимый, пергамский казна тогда большой деньги был? – спросил тот же парень, – Гракх надо деньги, а сенат не надо деньги?

– Деньги, конечно, такая штука, которая лишней ни у кого обычно не бывает, – юнкера рассмеялись, – А Восток вообще богат – не сами крестьяне, конечно, которых там держат в чёрном теле, а их правители. Там такие налоги, которые на Западе немыслимы. С восточного крестьянина как драли три шкуры ещё до персов и при персах, так и дерут при эллинистических царях. За века восточный крестьянин к этому привык и не взбунтуется, если не пытаться содрать с него после этих привычных трёх шкур ещё и четвёртую. Так что по нашим западным меркам все восточные государства сказочно богаты, и Пергам в их числе занимает вполне достойное место. И в казне, и в царской сокровищнице там есть на что позариться. Но в том-то и дело, что римский сенат с его опытом в политике вполне может то, чего не может Собрание. Собрание не может послать в Пергам послов, а сенат может, и эти послы, опираясь на завещание, вполне могут предъявить пергамцам римские права на долю в деньгах и сокровищах. Пергамцам ведь тоже война не нужна, и раз Рим не настаивает на непременной аннексии царства, то почему бы и не откупиться? Разве не лучше поступиться частью, да ещё и возобновимой, чем потерять всё? Так что пергамские деньги римский сенат, в отличие от Собрания, мог получить как отступное и без войны.

– И при этом не отвечая за беспорядки внутри Пергамского царства и не держа в нём постоянную армию, – добавил Волний.

– Именно! Лишние легионы за морями, в которых солдаты служат по нескольку лет без смены – это самое больное место римского социума. И до тех пор, пока римская армия комплектуется так же, как и у нас, то есть поочерёдными мобилизациями крестьян, так оно и будет оставаться. Ещё примерно восемьдесят лет, пока Рим не исчерпает свои ополченческие ресурсы полностью и не перейдёт от лютой нужды к армии из неимущих, вооружаемых за казённый счёт. Вот тогда только у Рима и появится инструмент, которым он сможет присоединять новые провинции без особого ущерба для себя. Но и для самой Республики этот инструмент опасен, поскольку для профессионального солдата не имеет значения, с кем воевать, и популярный в войсках военачальник сможет повести эти войска и на Рим для захвата власти. Поэтому римский сенат и будет противиться такой военной реформе до последней возможности. А до реформы – отбрыкиваться от присоединения к Республике новых провинций. Судя по самодеятельности Гракха ценой ухудшения его и без того напряжённых отношений с сенатом – даже на богатом Востоке.

– Нам, значит, до римской военной реформы бояться нечего? – спросил Кайсар.

– По большому счёту – нечего, – подтвердил я, – В нашей реальности где-то лет через тридцать в Испании будут случаи самодеятельности римских наместников Дальней и Ближней провинций против лузитан с веттонами и кельтиберов. Как вы знаете, римской знати не кушается и не спится без cursus honorum, который должен завершиться хотя бы уж консульством. А для этого желательно вернуться в Рим после исполнения претуры не просто так, а с триумфом. Ну, на худой конец – хотя бы уж с овацией, если триумф сенат зажмёт. В общем, надо прославиться на военном поприще, да помасштабнее, чтобы уж на овацию-то сенат точно не кинул, – молодняк рассмеялся, – Благо, и повод для этого искать не надо – законный повод за дикарями не заржавеет. Поэтому походы наместников в ответ на набеги нареканий в сенате не вызывают, вот только не всегда хватает масштабов войны на желанные триумф или хотя бы овацию. И некоторые наместники ради этих масштабов начнут и сами хулиганить, провоцируя на конфликт и не враждебные племена – лишь бы только повод дали, а там уж война всё спишет. Тем более, что победителей не судят. Но, ребята и девчата, это будет в той нашей реальности, в которой нет ни нас с вами самих, ни нашего государства. А в этой реальности оно – уже есть и уже "друг и союзник римского народа". Мы надёжно прикрыли Бетику от лузитанских набегов, и теперь в ней с нашей стороны – тишь, да гладь. Мы даже помогаем иногда отражать набеги в обход нас, так что претору Дальней Испании вполне хватает его одного легиона. А в Ближней Испании, где у римлян нет такого же "друга и союзника", им приходится держать уже два. Учитывая, что и лузитаны с веттонами – подарочек ещё тот, о чём они и напоминают регулярно, выводы для римского сената очевидные – дружба с нами экономит для Республики целый легион. И если очередной наместник Дальней Испании вздумает вдруг рассобачиться с нами без ОЧЕНЬ веской на то причины – в сенате его, мягко говоря, не поймут. И всё, что от нас с вами требуется – это не создавать такой причины самим.

– Но ведь спровоцировать повод он сможет, если захочет? – заметил Мато.

– Да, если очень захочет. Но зачем ему такая война, в которой ему не победить и ни триумфа, ни овации не заслужить? Мы не племя дикарей, с которым можно справиться силами одного легиона за годичный срок преторских полномочий. Мы – уже государство покрупнее полиса, и у нас уже три легиона, а на короткое время, если нас припрёт, мы их развернём и в девять, и даже в двенадцать. Рим, конечно, выставит при необходимости и двадцать легионов, с которыми нам не справиться, но много ли от этого будет радости вот этому конкретному наместнику, по милости которого Рим окажется втянутым в нисколько ненужную ему большую войну? Это ведь победителей только не судят, но ему-то ведь той победы не видать – он будет не просто виновником войны, но ещё и побеждённым в ней виновником. А с побеждённого – спросят по всей строгости. Ну так и что он, дурак, чтобы жертвовать собой любимым ради победы, триумфа и cursus honorum кого-то другого?

– Но досточтимый, ведь воюют же и по нескольку лет, – напомнила та же самая бывшая "гречанка", – Ты же сам сказал, что в Азии будут воевать три года.

– Да, воюют и будут воевать. Но не по своей воле, а либо вынужденно как здесь против кельтиберов или лузитан, либо по воле сената и народа Рима как в Африке или на Востоке. Вынужденно – это вынужденно, по приказу – это по приказу, тут если потерпел поражение – на всё воля богов и судьбы, и строго за это не осудят. Повезло тебе закончить многолетнюю войну победой – получи свой триумф и славу, не повезло – на всё, опять же, воля богов и судьбы. Так, например, случится в Ахейскую войну, которую начнёт по воле сената завоеватель и наместник Македонии, одержит в ней победы над всеми союзниками ахейцев, принудив их к выходу из войны, затем подготовит всё к решающей победе уже над самими ахейцами, но саму её до прибытия посланного в Грецию консула и передачи ему командования одержать не успеет. И одержит её пришедший на всё готовое консул, ничего для неё не сделавший, но именно он получит за неё триумф и прозвище Ахейский.

– И разрушит Коринф?

– Да, разрушит Коринф. Луций Муммий Ахейский.

– Почтенная Юлия сказала нам, что этот невежественный человек абсолютно не разбирался в искусстве.

– Да, когда после разграбления Коринфа на корабли будут грузить для отправки в Рим уникальные произведения искусства, Муммий пригрозит грузчикам и морякам, что если они что-то сломают, он заставит их самих сделать такие же новые, – на пару секунд юнкера впали в ступор, после чего вся палатка грохнула от хохота, а после хохотал даже центурион-инструктор, когда для него перевели на турдетанский и разжевали тонкости – опустив лишь то, что этого ещё не было, а случится только через тридцать пять лет…

– Всё это, ребята и девчата, мы будем изучать подробно на отдельных занятиях, а пока возьмите на заметку, что многолетнюю войну ни один римский наместник по своей воле не затеет. Обороняясь от напавшего на него первым противника или по воле сената и народа Рима – это другое дело. Тут ему и деваться некуда, и лично его ответственность не настолько велика, а по собственной инициативе обжигаться, таская каштаны из огня для какого-то чужого дяди – дураков нет. Ну и заодно, раз уж мы с вами поговорили немного и о судьбе Коринфа, теперь вам должно быть понятно, зачем мы заморачиваемся вывозом из Коринфа к нам лучших на наш взгляд образцов коринфского искусства и лучших на наш взгляд коринфских гетер. Вплоть до того, что теперь уже и сами заказываем образцы лучшим мастерам, а наставницам Школы гетер – отбор воспитанниц нужного нам типа.

– А спасти Коринф никак нельзя?