Текст книги "АН -7 (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 45 страниц)

– Разве? Я думал, креодонты только в палеогене были.

– Нет, самые поздние из гиенодонов дожили до середины миоцена, но только в Индии. А этот североафриканский был где-то до четырёх метров в длину, а рост в холке с человека. Настоящие слоны его уже не застали, но на мастодонтов он поохотиться успел, как и на ранних носорогов. Находки фрагментарные, но во времена Ефремова креодонтов так и реконструировали, очень похожими на гиен, так что мэтр вполне мог иметь в виду и его. Ну, продлил ему разве только жизнь в качестве редкого реликтового вида в аккурат до античных времён, чтобы его героям было с кем погеройствовать.

– Выдумка Ефремова, значит, – разочарованно констатировал спецназер.

– Ты этим сильно опечален? – подгребнул я его.

– Да ну их на хрен, такие приключения! Мне и без них как-то не скучно, – и мы рассмеялись все втроём.

Но кто ищет, тот всегда найдёт, и в конце концов попалась нам наземная фауна и поприличнее змей. Не креодонт гигантский, конечно, даже не плейстоценовая львиного размера гиена, но обыкновенный для этих мест леопёрд таки обозначился. В смысле, дал понять, что он тут не просто так прогуливается, а вообще-то царь горы, то бишь вершина местечковой пищевой пирамиды. Наверное, если бы мы засуетились, дело дошло бы и до вполне традиционного выражения нам своего неудовольствия в виде громогласного рыка и демонстрации клыков, которые у леопёрда для его размеров весьма внушительные. Но наше деловитое развёртывание в цепь и щелчки взводимых курков порушили ему весь его традиционный сценарий. Звери инстинктивно ощущают настрой оппонента, а тут вполне прозрачный намёк – типа, шёл бы ты и дальше своей дорогой, покуда мы не рассердились. Для порядка он, конечно, поворчал, после чего с сознанием выполненного долга скрылся в зарослях. Ну и, поскольку именно этот большой кошак был не чёрным, а нормальным пятнистым, факт перебегания нам дороги был не в счёт, и мы продолжили путь по той же тропе. И не зря. На небольшой полянке перед зарослью бамбука мы увидели окапи. Это, если кто не в курсах, лесной сородич жирафа – небольшой, с не столь длинной шеей, не пятнистый, а однотонно коричневый, но с чёрно-белой зебровой расцветкой конечностей. Сейчас, наверное, ещё не столь редкий, как в нашем современном мире, но валить его у нас и мысли как-то не возникло. Поглядели, да и шуганули с дороги – геолог посоветовал заготовить саженцы местного бамбука, наверняка более пригодного для дождевых лесов. Зато дальше, наткнувшись на небольшого и буроватого лесного буйвола, смехотворную пародию на чёрного капского, мы с ним уже не церемонились, а уложили залпом.

Ну, мелькнула ещё в ветвях деревьев парочка мандрилов, этих лесных пародий на настоящих саванновых павианов, во многом аналогичных им по повадкам, но на них мы уже пожлобились тратить боеприпасы. На Капщине расклад был другой, поскольку там мы колонию основывали с собственным сельским хозяйством, и тамошних павианов нужно было раз и навсегда отвадить от территории наших будущих сельскохозяйственных угодий. Здесь же никакой серьёзной колонии с плантациями мы в оборзимом будущем не планируем, даже фактория постоянная ещё не на ближайшую пару-тройку лет, а посему и тутошние "тоже типа павианы" нам пока-что ничем не мешают. Ну и какой тогда смысл? Пока мы тут разведку проводим, в эстуарии наши собирались на местного африканского ламантина поохотиться, мало чем отличающегося от привычного нам уже американского. Любит пресные и слабосолёные воды, отчего и не заплывает далеко в море, а в остальном ламантин – он и в Африке ламантин. И вместе с ним нам вот этого буйвола-недомерка на всю экспедицию за глаза хватит. Ну и ещё кое-какие соображения имеются по аналогии с Капщиной – ага, дипломатического характера, потому как что-то подсказывает мне, что контакт, ради которого и затеяна наша высадка, уже не за горами…

– Макс, тебе не кажется, что за нами наблюдают? – спросил Володя.

– У тебя тоже такое ощущение или ты что-то конкретное заметил?

– Да птиц вон с тех кустов вспорхнул, ну и мартышка на дереве притихла.

Сработало, как и на Капщине. Стоило спецназеру указать пальцем на то место, которое показалось ему подозрительным, как там шевельнулись ветки, выдавая со всеми потрохами заныкавшегося туземного шпиена. Дальше, правда, пошло несколько иначе. То ли перебздел шпиен, то ли не был уполномочен на контакт выходить, но ретировался он, так на глаза и не показавшись. Наши бойцы уже и освежевать тушу недобуйвола успели, и разделку её заканчивали, когда показались наконец полномочные представители здешнего коренного населения.

Ну, что о нём можно сказать? Если всё на свете упрощать до предела, как это и любят маленькие простые человечки, дабы не напрягать чересчур свои простые как три копейки мозги, и считать черномазыми всех в Африке, кто не белый, то тогда – да, и этих тоже можно причислить к негроидам. А почему нет? Смуглые, кучерявые, широконосые. Но если у кого мозги посложнее трёх копеек устроены и нюансы учитывать в состоянии, то тогда и картина вырисовывается посложнее. Со временем потомки тутошних дикарей, безусловно, почернеют – куда ж они на хрен денутся, когда до них доберутся кормящиеся земледелием и размножающиеся как кролики настоящие черномазые? Пока же их масть – такая же, как и у бушменов на юге континента. С ними же сближает этих и пристрастие к луку со стрелами вместо дротиков, выдающее их заточенность под охоту на мелкую дичь в основном, а не на мегафауну. Примерно тот же у них и рост – помельче наших, но и ни разу не пигмеи. То ли не успели ещё измельчать, то ли измельчавшие живут где-то дальше в глубине джунглей, а потомкам этих предстоит в будущем смешаться с пришлыми банту, дав начало нормальным неграм Конго. Как и у бушменов, у этих заметно по сравнению с неграми растут усы и бороды, хоть и не дотягивают до европейских. Зато узкоглазость и скуластость, делающие бушменов похожими на монголоидов, у этих не просматриваются, жопастость бушмено-готтентотская как-то тоже, да и волосы на башке густые и растут не пучками, а сплошным покровом. Но стригутся тоже коротко, как и бушменоиды саванны – видимо, имеют на то схожие причины. Когда заговорили – оказалось, что и язык у них схожего с бушменским типа, то бишь с этими их щёлкающими звуками, которых белому человеку не воспроизвести. Но нам-то какая от этого разница, если один хрен "моя твоя не понимай"? По всем признакам выходит, что первичная раса у них с бушменами одна, и в этом смысле они тоже бушменоиды, но не типичные, если за таковых именно бушменов с готтентотами считать, а поуниверсальнее, с менее ярко выраженными отличиями от всех остальных человеческих рас. Ну, для нас это, опять же, не столь важно.

Гораздо важнее другое. Судя по костяным или из твёрдого дерева, но уж точно не металлическим наконечникам их стрел, парочке каменных топориков и отсутствию как явления чего бы то ни было, хотя бы отдалённо напоминающего мачете, тутошние тоже продолжают жить в каменном веке. И именно поэтому примечательно копьё их старшего – с железным наконечником чрезвычайно грубой ковки, не иначе, как ковали каменным молотком на каменной же наковальне, но втульчатый и формой похожий на те, которыми вооружаются финики. Похожие мы видели в своё время и у черномазых Керны, явно тем финикам подражавших, а уж какими путями и через сколько рук попал сюда именно этот конкретный экземпляр, можно только гадать. Ясно одно – своего железа у них нет, но об его существовании в природе они знают и ценить его должны весьма высоко. Ну а раз так, нам есть чего предложить им, если у них найдётся чем заинтересовать нас…

Баловать их сходу никто, конечно, не собирался. Полезную железяку надо ещё заслужить. А пока мы им вручили ради знакомства и в знак мирных намерений красную ленточку в количестве одна штука, дабы сразу же начинали думать и в конструктивном направлении – как и чем заработать ещё. Грохот винтовочных выстрелов они, ясный хрен, слыхали, и об его источнике их шпиен им, само собой, доложил, да и буйвол этот мелкий, разделку которого наши как раз закончили, наглядно демонстрирует, что с нами не шибко хороша тривиальная идея "напасть и отобрать ништяки". Позже, когда они изучат наших получше и убедятся, что такие же люди, как и они сами, а не какие-то сверхъестественные выходцы из какого-то потустороннего мира, могут и на эту тему размечтаться, и это надо, конечно, учитывать на будущее. Пока же они банально бздят, хоть и не показывают вида. Во всяком случае, их жесты и возгласы даже на попытку претензий по поводу заваленного недобуйвола не смахивают, а скорее, на стремление выяснить вопросы поглобальнее – кто мы такие, откуда взялись, и чего нам здесь, собственно, нужно. Как они это выяснить себе представляют, когда "моя твоя не понимай", хрен их знает, хотя допускаю, что и они сами это прекрасно понимают, а попытка – чисто ритуальная, потому как положено. Кончилось же тем, что показали мы им образцы стандартного дикарского набора, и они намёк поняли – с собой-то у них, конечно, едва ли что-то интересное для нас найдётся, а вот в селении или стойбище, возможно, что-то и обнаружится. Сделали они нам приглашающий жест и пошли по тропе впереди, и никаких опасений, как бы мы сами на селение не напали – ну, хотя бы для захвата рабов, например. Похоже, что не практикуется подобного в этой части Африки, и работорговцы-финики сюда так и не добрались, раз уж и мыслей таких у них не возникает. Ну, оно и логично – какие в звизду рабы из охотников-собирателей, когда есть знакомые с земледелием, а значит, и с полевыми работами, черномазые Сенегала, и там же рядом и весь остальной набор африканских ништяков? И золото там, и слоновая кость, и дерево ценных пород, и прочая экзотика. Вот и не плавают финики дальше Сенегала – а нахрена козе баян, спрашивается? Для нас это к лучшему – проще контакт налаживать.

Селение – это, млять, что-то с чем-то. Если они и не прямые предки пигмеев, то уж точно их ближайшая родня. Вот как в научно-популярных фильмах про пигмеев эти их полукруглые шалаши из тонких веток и больших листьев показывали, так и у этих точно такие же, только побольше немного, под их более приличный рост. Каждый день на новом месте такой строить не будешь, особенно без хорошего стального мачете, но раз в неделю – уже не в напряг, а судя по сухим листьям кровли, они на этой стоянке уже и подольше обитают. Небольшая прогалина, короче говоря, на ней несколько вот эдаких халабуд по кругу, а в центре вытоптанная до грунта площадка с кострищем. У входов в шалаши сидят их обитатели – кто на пятой точке что-то мастерит, кто на корточках бездельничает или с соседом болтает. Дикари – они повсюду такие. Больше всего любят сидеть на корточках и курить бамбук. Если бы ещё ручная обезьяна бананы срывала и приносила, это был бы для них вообще рай на земле, но бананов в античной Центральной Африке ещё не завелось, а до идеи приручения живности они не допетрили, поэтому просто сидят и курят бамбук. В смысле, курить-то они его не курят, они его щепки в качестве ножей используют, но чтоб недвижимость от точки приземления оторвать – это веская причина нужна, сопоставимая с урчащим от голода желудком.

Когда они старшего своего увидели, нагруженного добытой сопровождавшим его лучником обезьяной – обрадовались неподдельно. Сильно подозреваю, что не столько ему, сколько его грузу. Судя по суете, собирались пуститься в пляс, но наше появление их насторожило. Старший урезонил паникёров, и в заросли никто не кинулся, но ихние бабы с мелкой детворой были буквально на грани. Мужики спокойнее отреагировали, но тоже, конечно, прихренели от эдакого сюрприза. Наши ухмыльнулись, когда Володя указал мне на рассевшегося высоко в ветвях дерева и уверенного в своей безопасности мандрила, а затем многозначительно похлопал по прикладу своей винтовки. Я глянул на Серёгу, тот призадумался, оглядел дикарей, ухмыльнулся от предвкушения предстоящего зрелища и кивнул, и тогда я, тоже ухмыльнувшись, дал спецназеру "добро".

У лесных обитателей свои рефлексы, отличающиеся от рефлексов обитателей открытой саванны. Наземь при грохоте выстрела никто не распластался, но все как один дружно присели и замерли, изобразив статуи, и только наш смех вывел их из ступора. Их старший опомнился первым, прикрикнул на остальных, явно стыдя за трусость – ага, как будто сам только что не перебздел вместе со всеми, гы-гы! Указываем ему на заваленного павианообразного, которому не повезло оказаться не в тот момент не в том месте, машем рукой – типа, забирайте, нам не жалко, он тут же сориентировался и послал двоих забрать добычу, а остальные таки пустились наконец в пляс. Особенно бабы и молодые девки.

– Современные пигмеи тоже таким манером пляшут после каждой удачной для них охоты, – пояснил нам геолог, – Благодарят духов леса за вкусную и питательную еду. А тут ещё и мандрил. Он хоть и не настоящий павиан, но во многом такой же, и там, где охота на него запрещена или население безоружно, он охреневает от безнаказанности, и его реально боятся – может запросто напасть и искусать, если на пути у него встанешь. А у них – разве ж это оружие?

– Стрелы запросто могут быть и отравленными, – возразил Володя.

– Яд подействует не сразу, а за пару минут разъярённый павиан на адреналине может такого наворотить, что ну его на хрен. Тем более, что эти сволочи, как и настоящие павианы, злопамятные и мстительные, и если при неудачном попадании яда не хватило, и подранок не сдох, а оклемался – пакостить он будет долго и целенаправленно. Думаю, они тут немало натерпелись от этих грёбаных мандрилов, а сегодня – справедливое возмездие сверхъестественными громом и молнией, так что их восторг меня не удивляет.

– А нахрена они вымазались чем-то таким, что чернее сенегалок? – я заценил их "макияж", отсутствовавший у не участвовавших в пляске мужиков и пацанвы.

– Скорее всего, какой-то репеллент от комарья, – предположил Серёга, – Жара, пляшут они старательно, а запах пота привлекает кровососов.

– А все остальные?

– Так и репелленты же разные бывают. Этот, возможно, слишком пахучий для дичи, и тогда он не подходит охотникам. И кстати…

– Точно! – спохватился и я, – Всем натереться! – это я добавил по-турдетански для наших бойцов, и мы все старательно натёрлись уксусом из фляжек, – И это, на девок дикарских пялиться поменьше! – тутошние гораздо симпатичнее капских бушменок, если на их вымазанность внимания не обращать, да на обритые зачем-то бошки, на которых, судя по их бабам постарше, должны расти густые мелковьющиеся волосы, обещаюшие вымахать в пышную гриву, если их не стричь коротко.

– А ведь если их хорошенько отмыть и дать волосы отрастить, так некоторые будут очень даже ничего, – спецназер проделал такую же умозрительную реконструкцию, как и я, – Даже жаль, что с мозгами у африканских дикарей проблемы.

– Ну, вообще-то с их мозгами проблемы не столько у самих дикарей, сколько у окружающих, которые сдуру допустят их в свой социум, – хохотнул геолог, – Они-то сами и с обезьяньими мозгами чувствуют себя прекрасно, если другие опекают их и подтирают за ними их сопли. Хотя, бушмены ведь тоже "здравствуй, дерево", но раскопан и один их череп с таким объёмом мозга, который сделал бы честь и европейским кроманьонцам. Так что единичные аномальные умники вполне возможны и среди таких "детей природы"…

На вкус поджаренное на костре мясо мандрила, которым дикари угостили и нас, мало чем отличалось от павианьего. Но мы ведь, собственно, не для этого его стреляли, а как для демонстрации "грома и молнии", так и для внушения туземцам понимания, что не это следует предлагать нам на обмен. Дело-то ведь шло к налаживанию торговли, а как её налаживать прикажете, когда "моя твоя не понимай"? Только вот так, намёками. Намёк их старший понял, хоть это и потребовало от него недюжинных мыслительных усилий. Или просто слухами земля полнится, и здесь хоть и краем уха, но наслышаны о торгующих по северную сторону лесов, то бишь в Сенегале, финиках из Керны и о том, чем именно они в Сенегале отовариваются? Одна леопёрдовая шкура у них нашлась – не иначе, как для их старшего парадным облачением служила. Африканские вожди любят облачаться именно в леопёрдовые шкуры – даже в саванне, где хватает и львов. Но основной естественный враг приматов, включая и наших предков, это таки леопёрд, и за миллионы лет это настолько прописалось в человеческой подкорке, что его шкура воспринимается круче львиной, хоть он и мельче. И даже гребипетские верховные жрецы рядятся при параде в леопёрдовые шкуры. Здесь же, в лесах, где львы не водятся, леопёрд и вовсе вне конкуренции. Когда-то этот зверь, шкура которого теперь была развёрнута перед нами, был великолепнейшим экземпляром своей породы, но с тех пор прошёл не один год, и на пользу эти годы шкуре, конечно же, не пошли. Затасканная, а местами и облезлая, прежнего товарного вида она уже не имела, что пришлось с тяжким вздохом признать и самому её владельцу. Шкурки мартышек нас не заинтересовали, а золота и слоновых бивней у них не было – не охотится их племя на слонов и не добывает золота. Ценное твёрдое дерево? Да растёт оно, растёт, в шаговой доступности имеется, но нам ведь не тонкие жерди интересны, а толстые брёвна, а как их заготовишь каменными топориками? Ну, хорошая попытка, да только не с нами. Добротная железяка – немалая ценность, и её – только по предоплате.

Но старик и не возглавлял бы стойбище соплеменников, если бы у него совсем уж не варил котелок. Сообразив что-то, он послал молодёжь в лес, и та через некоторое время притащила довольно крупные зелёные морщинистые плоды. Разломив оболочку одного их них, старик показал нам желтоватые орехи, в которых мы опознали знаменитые орехи кола – не совсем такие, как в Сенегале, но очень похожие, явно близкородственный им местный вид, едва ли сильно худший по сравнению с сенегальским. Старикан хотел за десяток плодов выменять хороший стальной тесак, которых мы в Керне за такое же число сенегальских отдали бы штуки три, если не все четыре. Но здесь ему не Керна, и нехрен их баловать, так что вместо тесака мы и маленького ножика ему не предложили, а только пару стальных наконечников для стрел, к которым добавили связку ярких ленточек. Судя по восторженным возгласам туземной молодёжи, её это устроило бы, но их глава мыслил куда практичнее. Указав недоумкам на большую корзину, он послал их в лес уже с ней. На сей раз ждать пришлось дольше – явно не с одного дерева собирать пришлось, но корзина зато вернулась наполненной уже знакомыми плодами до краёв, и ещё десятка полтора они принесли в руках – видимо, вывалившиеся из корзины на обратном пути. Это – уже другое дело. Изобразив дискуссию, стоит ли это запрашиваемого стариком тесака, мы "сошлись" на том, что стоит, и тесак был торжественно вручен ему. К радости местной молодёжи, мы оставили и выложенное ранее, и если оба драгоценных наконечника главнюк сразу сгрёб в горсть, пока их не заиграли, то ленточки были раздербанены сразу же. Одной их связки на всех, конечно, хрен хватило, и это могло породить нехилый социальный конфликт. Ну и что старику оставалось делать, кроме как продолжать торговлю?

Плоды местного африканского манго – как раз с того самого дерева, на котором кормился застреленный Володей мандрил – по своей товарной ценности не шли, конечно, ни в какое сравнение с орехами кола, но зато нам их и предложили, сколько захотим. Ну, в пределах вместительности всех имеющиеся в стойбище корзин, скажем так. Получалось в результате немало, и ещё пять наконечников для стрел с парой связок ленточек перешли в руки туземцев, восстановив порушенное социальное согласие в группе. Об этом фрукте и о самом дереве нам Наташка рассказывала. Не индийский, конечно, но тоже неплох.

А затем мы достали свёрток с высушенными кофейными ягодами, образцами листа и с серовато-зеленоватыми не обжаренными, а просто высушенными зёрнами кофе. Показав их главе стойбища, я указал ему на тёмно-красные спелые ягоды, отделённые от зелёных, потом на корзину, показываю ему руками с горкой – типа, вот столько их хотим. Указываю ему на наконечник стрелы и две пятерни разворачиваю – типа, десяток получит как с куста. Указываю ему на связку стеклянных бус – типа, и это дадим. У молодёжи уже глаза загорелись, бусин-то ведь на связке на всех за глаза хватит, если раздербанить, да и старикану соблазнительно, но с сокрушённым видом разводит руками – чего нет, того нет. Но мы такой удачи и не ждали – рос бы этот кустарник прямо здесь, так нашли бы и сами. Показываю ему небольшой, но хороший стальной нож, снова связку бус и наконечник, не забыв ещё разок соблазнить его двумя пятернями и пододвигаю ему свёрток с образцами – ищи, короче, и если найдёшь – будет тебе счастье.

О кофе робусте или конголезском нам тоже Наташка рассказала. Я-то думал по простоте душевной, что он весь эфиопский, но оказалось, что эфиопская – только арабика, а вот эта робуста – из Конго. Жаль, что на самом побережье нам не попалась, но раз где-то в стране есть, значит, местные могут разузнать у соседей, а те – у следующих соседей, и так пока не найдут. Слухами-то ведь земля полнится. Робуста же эта тем хороша, что и крепче арабики, и здоровее, и неприхотливее в уходе, и урожайнее, а главное – прекрасно переносит жаркий климат тропических низин. Арабика-то нагорье предпочитает, которое попрохладнее, и хотя раздобытый тестем её дикий эфиопский предок не столь капризен, как современные культурные сорта, на жаркой низменности вблизи Тарквинеи хреново приживается и он, требуя прохладных горных склонов, как и южноамериканская кока. То, что горечи в робусте больше из-за большего содержания кофеина, не проблема ни разу – намолоть для заваривания поменьше, и все дела. Что аромат не тот – тем более. Где у нас те гурманы, для которых он не тот? Я в прежней жизни вообще только растворимый пил, и вполне он меня устраивал, а весь растворимый, Наташка говорит, только из робусты и делался. Ну так и хрен ли тут тогда капризничать?

Орехи кола местные – ну, всю экспедицию эта корзина с горкой, конечно, хрен окупит, но мы ведь и не рассчитывали на её немедленную окупаемость. Прежде всего это посадочный материал для собственных плантаций, которые и будут уже давать реальный, а главное – регулярный доход. Манго – баловство, конечно, просто рацион нашим людям свежими фруктами поразнообразить, но косточки – тоже на посадочный материал пойдут. Хоть и культивируется в современном мире индийский, но поди ещё до него доберись, а этот – по дороге попался и за неимением индийского тоже вполне за манго сойдёт. Даже в большей степени, чем африканский тик за индийский, потому как тик-то на самом деле ни хрена индийскому не родственен, а обозван так просто по аналогии свойств древесины и быстроты роста в качестве дешёвой доступной замены. Манго же тутошний – реальный близкий родич индийского и если чем-то и хуже его, так опять же, нет у нас тех гурманов, для которых разница настолько принципиальна. Когда доберёмся до Индии и раздобудем "настоящий" индийский, тогда и сравнивать будем, а пока не добрались и не раздобыли, то за неимением гербовой, как говорится, пишем на простой…