Текст книги "АН -7 (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 45 страниц)

23. В замке у шефа

– Максим, ну не навьючивай меня ещё и этим! – Фабриций ходил взад-вперёд по комнате, что твой тигр по клетке, – Ты же был на месте сам и видел всё собственными глазами. Ты знаешь эти вопросы лучше меня, ну так и реши их сам на своё усмотрение.

– Так полномочия же только у тебя, – что-то мне, млять, не нравится ход мыслей босса, и если это именно то, чего я опасаюсь, то это звиздец всему.

– Ну так и принимай полномочия! – млять, этого-то я и боялся, – Приказ я хоть завтра подпишу, и в правительстве все проголосуют, как надо – в чём проблема?

– Фабриций, ну подумай сам, ну какой из меня в звизду глава правительства?

– А из меня?! Максим, я тут барахтаюсь, как хрен в замёрзшей воде! Я и трети всех дел не разгрёб, а уже загребался и решаю – млять, как ты это называешь? Три самых круглых вопроса?

– Глобальных?

– Да, всей Ойкумены, раз уж ты считаешь её круглой.

– Кто я, где я и какого хрена я тут делаю?

– Да, именно их. Боги, и как только дед справлялся с этой ношей! Я один и я не могу разорваться надвое. Как я могу тянуть одновременно Оссонобу и Гадес? Отец тоже разорваться пополам не может – ты же знаешь, что такое Карфаген.

– Млять, ещё худший гадюшник, чем Гадес.

– Вот именно. И разве оставишь его надолго? Вот, обдумывали мы с отцом это дело и так, и эдак, и по всем видам выходит, что кроме тебя Оссонобу поручить некому. Так что принимай правительство и все вопросы, какие ты сможешь решить сам, решай на своё усмотрение. Мне будешь только докладывать о самом важном и согласовывать то, на что нужны будут серьёзные денежные вложения от нас. Серьёзные – это от трёх десятков талантов серебра, а на всё, что меньше, будешь просто отписывать мне вкратце, на что эти деньги нужны. ПОКА от трёх десятков, а дальше – будет видно…

– Млять, Фабриций, я и до дома ещё ни хрена не добрался, семью ещё ни хрена не повидал, а ты меня тут сходу без палицы охреначиваешь!

– Велия знает. Она предупредила меня, что ты вряд ли обрадуешься. Кстати, мы с отцом обсудили – он согласен удвоить твою долю в наших делах, если ты примешь наше предложение. Если этого мало – скажи мне безо всякого стеснения, сколько ты хочешь, я отпишу об этом отцу, и если это будет в разумных пределах – думаю, отец не откажет.

– Об этом Велия тоже знает?

– Да, я сказал ей. Так не делается, я всё понимаю, но млять, мы тонем и берём в руки любую солому. Вспомни сам, делал ли я так хоть когда-нибудь раньше…

– Да, тут особый случай, и я не в претензии. И когда она тебя предупредила – до того или после того?

– К сожалению, после. До того – сказала мне, что ты будешь лягаться.

– А ты бы на моём месте не отбрыкивался? Ну, хоть одно приятное известие – рад убедиться, что не ошибся в выборе жены, и детям, стало быть, не в кого было пойти дураками. Млять, дай мне хотя бы помозговать – даже мелом предварительно не посыпал перед тем, как охреначить! – я прикурил сигариллу от ударно-кремнёвой зажигалки.

Я ведь, в отличие от Володи с Серёгой, так и не попал домой. Тому, что нас ещё на подходе к испанскому берегу перехватила гадесская бирема, удивляться не стоило – на то Гадес их и держит, чтобы они патрулировали окрестные воды, пресекая пиратство. Что о нашем возвращении знали все, кому об этом знать полагалось, тоже вполне естественно – ещё по весне буквально вслед за нами на Горгады прибыло судно, привёзшее почтовых голубей, так что генерал-гауляйтеру не составило труда экстренно известить начальство о нашей успешной миссии. Но вот когда с патрульной биремы хоть и дружественного нам, но всё-же иностранного государства вдруг спросили персонально меня – кто бы на моём месте не заподозрил неладное? Врученное мне навигатором биремы письмо Фабриция с приказом, взяв с собой лишь минимум слуг и вещей, пересесть на бирему и немедленно проследовать на ней к боссу – ага, в Гадес – удивило меня уже меньше, хоть я и не терял ещё надежды на то, что дела наши обстоят не столь хреново. Надежда умирает последней.

Надо отдать боссу должное, он дал мне докурить спокойно, не компостируя при этом мозги. И так, млять, крыша едет, не спеша, тихо шифером шурша. Конечно, никто из нас не вечен, все живые люди, и старик Волний даже при всём своём богатырском для его лет здоровье не мог тянуть свою лямку до бесконечности. Тоже ведь абсолютно не из тех, кому грызня пауков в банке по кайфу, и столь вредная работа ну никак не способствовала долголетию, и удивительно ещё, как он только продержался на ней столько, сколько иные и на спокойной не живут. И ведь не просто продержался, а так, что покажите мне такого, кто управлял бы кланом лучше. Но млять, до чего же не вовремя! Нет бы старику прожить и продержаться ещё хотя бы пару-тройку лет! Ведь без него – жопа! Не в том плане, что с преемником беда – и смена достойная, и сработались мы с означенной сменой прекрасно, но млять, ведь все же планы смерть Волния-старого перекочевряжила сикось-накось! Всё было так хорошо продумано – тоже не идеально, но более-менее оптимально для нашего кадрового затыка, а теперь придётся импровизировать на ходу в жёстком цейтноте. Даже если я сумею отбрыкаться от этого премьерства, а если не сумею – тогда вообще звиздец всему. Млять, надо суметь, позарез надо…

– Фабриций, мы с тобой сейчас не в Оссонобе и можем позволить себе называть вещи своими именами, – я решил зайти издалека, – По сути у нас два царя – бутафорский и настоящий. А значит, и две царских династии – Миликониды, которые только царствуют, и Тарквинии, которые реально владеют и правят царством. И если настоящий царь правит не сам лично, а через своего наместника, то значит, для нас именно этот наместник и есть наш реальный царь по факту. И это, собственно, хоть и не демонстрируется открыто, но и ни для кого не секрет. И если этот наместник-царь называется у нас главой правительства, то разве не должен он быть членом правящей семьи?

– Ну так а ты у нас кто? Ты – зять семьи и уже в силу этого не чужой в ней.

– Фабриций, я же не просто так заговорил о династии. В неё я не вхожу, а вы с отцом предлагаете мне занять должность, положенную только Тарквиниям. Это опасный прецедент, и не следовало бы его создавать.

– Да какой там прецедент! В Карфагене так делается сплошь и рядом.

– Но ведь мы же не в Карфагене. В Испании, да ещё при живых представителях династии, это неправильно и беспрецедентно.

– А Баркиды? Гасдрубал, зять Гамилькара, разве не правил вполне официально при живом молодом Ганнибале?

– Так ведь Баркиды – это тоже Карфаген, не очень-то считавшийся с обычаями подвластных турдетан, а у нас – турдетанское государство. У турдетанской знати такое не в обычае, и зачем же нам смущать умы?

– Ты ТОЛЬКО из-за этого отказываешься?

– Конечно нет. Это только одна из нескольких причин, самая важная для вас, но не самая важная для меня. Для меня гораздо важнее три других. Во-первых – у меня моя промышленность. Кто будет руководить ей и развивать её, если я увязну по самые уши в управлении государством? На управляющих всего не переложишь – то и дело возникают вопросы, которых им без меня не решить. Вот не было меня несколько месяцев, так опять наверняка целая куча накопилась. И когда мне её разгребать, если ты нагрузишь на меня всё правительство? Мне и с коллегами-то вопросов хватает за глаза.

– Но ведь мы же предлагаем тебе увеличить твою долю в наших общих доходах. Разве это не покроет тебе упущенной прибыли в твоих собственных делах?

– Так не в одной же только прибыли дело. Промышленность – это оружие, это машины, это транспорт и инструмент. Это сельскохозяйственный инвентарь наконец.

– Млять! Тут ты прав – с этими нашими неурожаями! И это только во-первых?

– Да, это только во-первых. Во-вторых, нам надо разрабатывать, испытывать, а потом и производить во множестве технические новинки, а для этого и промышленность переоснащать. Там много такого, чего римлянам показывать нельзя, а значит, в Нетонис надо всё это переносить и заниматься там. Как я это сделаю, если я намертво застряну в Оссонобе? Те же переговорные машины, например, или более совершенные корабли…

– Проклятие! И тут ты прав! Я ведь ещё не сказал тебе? Акобал ещё не вернулся сюда, но добрался уже до Нетониса. Почтовый голубь оттуда принёс известие о том, что он потерял один из своих кораблей.

– Млять! Конечно, всякое бывает, и когда-то это должно было случиться…

– Да, нам долго везло. Ты как-то говорил, с переговорными машинами какую-то часть потерпевших крушение можно было бы и спасти?

– Если передадут сигнал и свои координаты, чтобы спасатели могли их найти.

– Ясно. А что в-третьих?

– Наш молодняк, Фабриций. Мы ведь отчего разрываемся вдребезги напополам между кучей дел и не успеваем толком ни хрена? Оттого, что всё сами! У нас нет хорошо образованных помощников. И не будет, пока мы не выучим как следует молодняк.

– Но ведь первый поток уже получил образование?

– Школьное. Ты думаешь, этого достаточно? Хрен ты угадал. Это только самые основы, а настоящее образование у них ещё только впереди. И там тоже будет до хренища всякого, чего нельзя показывать римлянам. Мы хотели учить их дальше в Нетонисе, но я уже вижу, млять, что ни в какой Нетонис мы в этом году не поплывём.

– Ну, раз сам видишь, так зачем тогда упираешься? Принимай правительство, а там мы что-нибудь придумаем. Согласен?

– Хорошая попытка, Фабриций! Но только и опять хрен ты угадал – ни на что я ещё пока-что не согласен. И тебя я тоже понимаю, и во многом ты тоже прав, но млять, ты же меня без ножа режешь! Все планы, млять, козе под хвост! Дай мне подумать. С семьёй встречусь, проблемы накопившиеся хотя бы уж самые срочные поразгребаю, с нашими об этой хрени поговорю – и извещу тебя.

– Максим, так не пойдёт. Окончательный ответ ты дашь мне здесь, и без него я никуда тебя не отпущу. Откажешься наотрез – значит, откажешься, хоть и очень этого не хочется. Я же тебя тоже услыхал и твои резоны тоже понимаю – винить тебя не буду. Но проклятие, помоги тогда хотя бы уж придумать подходящее решение!

– Млять, ну тебя на хрен! Ну чего я тебе вот прямо сей секунд придумаю?

– Да не прямо сейчас, Максим, я же всё понимаю. Отдохни, подумай на свежую голову – день, два, три – хоть неделю, если понадобится. Время же есть, хвала богам.

– Млять! Время у него есть! Я до дому ещё не добрался, семьи ещё ни хрена не видел, а у него тут время есть! Вот знаешь, Фабриций, хоть и не в моих это принципах на других своё хреновое настроение срывать, но сейчас, млять, так и хочется кого-нибудь на хрен вздрючить во все дыхательные и пихательные!

– Ну, это-то я тебе запросто организую хоть сейчас, – и ухмыляется, гад.

– Рассчитываешь, что я сейчас выпущу пар с какой-нибудь из твоих рабынь и успокоюсь? Успокоюсь, конечно, но только это хреновая замена встрече с семьёй.

– Да ты ведь ещё не видел, КОГО я специально для тебя приготовил, – и ржёт, – Ладно, сейчас тебя проводят в твою комнату, и сам увидишь…

Чем дольше живу, тем труднее меня чем-то удивить, но уж на сей раз боссу это, надо признать, удалось. Млять, вот чего уж точно не ожидал, так это вот такого фортеля! То, что комната будет роскошной – в этом сомнений не было. Это в общем и целом Гадес представляет из себя ещё тот клоповник в сравнении, допустим, с Карфагеном, а теперь уже и с нашей Оссонобой, что обусловлено теснотой Острова. Но его элитная часть, хоть и мала по сравнению с карфагенской Мегарой, едва ли хуже. В смысле, особняков здесь меньше, но сами они в среднем такие же, и уж особняк покойного Волния-старшего был в городе далеко не из последних. И это старик ещё скромничал, предпочитая показушной роскоши хороший вкус, а если бы задался целью, так мог бы позволить себе куда большее. Не удивила бы меня в комнате смазливая рабыня на ложе, но он ведь это понимает, а судя по его насквозь загадочному виду, явно поразить меня чем-то вознамерился. Так что тут с него станется, и не следует очень уж удивляться ни греческой гетере – причём, настоящей, а не косящей под таковую самозванке или шлюхе из местных гречанок, ни пускай даже и жрице Астарты. Тарквинии не скупятся, когда хотят поощрить, и Фабриций в этом плане весь в отца и деда. После двух рабынь, стащивших с меня всё, едва я только переступил порог – ага, прямо из порта, да двух других, затащивших меня в ванну, дабы привести в надлежащий порядок перед явкой на доклад, да только так и не давших мне ни "заодно ещё и помыться", ни просто помыться самостоятельно, ожидать можно чего угодно. Иду я, значится, вслед за провожатым, да гадаю, что именно он решил отчебучить под занавес. Провожатый указывает мне дверь, я вхожу – и выпадаю в осадок от преподнесённого мне таки боссом сюрприза:

– Велия?!

– Наконец-то! – супружница кинулась ко мне на шею, – Второй день уже тебя здесь дожидаюсь! За детьми приглядывает Софониба, так что мы здесь одни…

Ну, одни – это, конечно, весьма относительно, учитывая далеко не безлюдный здоровенный особняк и ещё более многолюдный город за его окнами, но в античном мире умеют выносить окружающую обстановку за скобки, а я в нём, хвала богам, не первый уж десяток лет обитаю. Нам, конечно, сразу же нашлось чем заняться поважнее и посрочнее, чем все мировые проблемы и проблемы клана Тарквиниев, вместе взятые, не говоря уже о проблемах помельче. Конечно, хотелось увидеть и детей, но раз с ними всё нормально – остальное подождёт. Самого Фабриция – и того послал бы на хрен, если бы вздумал вдруг побеспокоить нас раньше времени, но он-то ведь, ясный хрен, уж всяко не для того этот сюрприз мне устроил, чтобы самому же портить произведённый эффект. Понятно, что это устроено не просто так, понятно и то, чего он хочет, но – тем не менее…

Потом Велия долго рассказывала мне подробности событий. Я ведь раньше не упоминал, что Ремд, племянник Волния, курировавший производство драгоценной чёрной бронзы в Кордубе, а затем и у нас, последние два года тоже обитал в Гадесе, помогая дяде вести дела? Ну, значит, не пришлось к слову. Он-то и послал с голубиной почтой весть о смерти главы клана в Карфаген и Оссонобу. Арунтий, конечно, к похоронам отца прибыть не успел, а прибыл только к поминкам, но Фабриций, Велия и Велтур со старшими детьми присутствовали на кремации по этрусскому обычаю. Старик не дожил буквально какой-то месяц с небольшим до нашего возвращения – мы на тот момент были в пути с Сан-Томе на Горгады, ещё в Гвинейском заливе, но уже миновав будущий Золотой Берег. Тесть же не дождался нас и вовсе недели полторы – дела в Карфагене не позволяли отсутствовать долго, и как раз перед его отъездом они и устроили семейный совет, на котором решали, кем затыкать дыру в Гадесе, а кем – образовавшуюся в результате. Всё могло бы обойтись меньшим напрягом, будь Ремд стрессоустойчивее. В конце концов, кто сказал, что сидеть в Гадесе должен непременно глава клана? Так сложилось исторически, когда размах дел у Тарквиниев был ещё далеко не столь велик, как теперь, а жизнь с тех пор изменилась, так что приходилось приспосабливаться к ней. Клан теперь возглавляет Арунтий, и управляет он им из Карфагена, который ему не на кого оставить. Ремд был первым, чья кандидатура рассматривалась в качестве представителя Тарквиниев в Гадесе, но он отказался наотрез – даже за короткий срок замещения дяди в гадесском Совете Пятидесяти он чётко осознал, что это – не его стихия, и долго ему этой грызни не выдержать. Куда угодно, он согласен на любую самую муторную работу, только не этот гадюшник! Это-то и создало проблему.

Из-за отказа Ремда кроме Фабриция принять Гадес оказалось некому, но кому тогда возглавлять наше правительство в Оссонобе? Кандидатуру Велтура рассматривали, но решили, что он катастрофически не готов и едва ли потянет, а я, хоть и тоже, конечно, не готов, но как член правительства, имею опыт и должен справиться. Моей супружнице не нужно было гадать, как я отнесусь к подобной великой чести. Чтобы прожить со мной столько лет, практически вырастить детей, но так и не научиться понимать мои резоны – это было бы невозможно по определению, потому как настолько патологическую дуру я уж точно в жёны не выбрал бы. Но понимать – одно, а разжевать другим и убедить их – совсем другое. То ли не восприняли всерьёз мнение бабы, то ли в натуре другого выхода не увидели, но отмазать меня Велии не удалось…

– Сама-то дней десять только, как домой отсюда вернулась, так недели дома не прошло, как опять срочный вызов от Фабриция и только день на сборы.

– За тобой он тоже бирему прислал?

– Самую быстроходную из всех.

– Десятая часть всей гадесской эскадры! – я впечатлился, – Не будучи при этом ни суффетом города, ни навархом флотилии – это надо немалое влияние в Совете иметь!

– Больше – седьмая часть. Ещё одна отстала и прибыла немного позже. В гавани Осонобы тебя караулит на случай, если бы посланная за тобой вас проворонила. Я только и успела, что поручить дом и малышей Софонибе, а старших мальчишек Велтуру, чтобы в военный лагерь их собрал…

– А это кто приказал?

– Фабриций решил, что раз уж дальнейшее образование детей будет военным, а их отправка в Нетонис отменяется, то и пускай начинают учиться военному делу в лагере. Может и глупо, но там за ними и Хренио пока присмотрит, а без вас ничего лучшего и не придумалось второпях…

– Да нет, это-то как раз Фабриций удачно придумал, молодец. В Нетонисе их бы тоже ждал первым делом загородный палаточный лагерь и примерно такая же муштра, а наши тоже подключатся – втроём-то проще, да и подопечных всего ничего.

– Юля с Наташей считают, что это и к лучшему – страшновато было и школу на совсем молоденьких девчонок оставлять. Конечно, там и Аглея с Хитией, и их мужья, но всё равно хорошего мало.

– Тоже резонно, – этого не признать было нельзя, – Вот только программу учёбы для юнкеров придётся перекраивать, а этого мне очень не хотелось, – по нашему замыслу на первом курсе юнкера должны были в числе прочего осваивать кремнёвый огнестрел, а это уже, если и службу с ними полноценно тащить с закреплением за каждым юнкером его личного табельного оружия, так с учётом аналогичных винтовкам пистолей, добрых полсотни стволов выходит, которые хрен скроешь от посторонних глаз и ушей.

– Ну а насчёт правительства? Ты ведь догадываешься, зачем Фабриций и меня к себе вызвал? Он сказал тебе о согласии папы удвоить твою долю в торговых доходах?

– Считай, первым делом. Потом добавил, что и это не предел, если мне мало.

– Даже так? Этого он мне не сказал, – супружница улыбнулась, – Хочет, чтобы я пилила тебя ради этой удвоенной доли, не помышляя о большей? – мы с ней рассмеялись.

– Или приберегает на случай, если я тебя убежу, и ты меня не допилишь. Но мне интересно, что ты сама об этом думаешь?

– Даже не знаю, если честно. С одной стороны, мы же и так одна из богатейших семей в Оссонобе. И тебе на все твои замыслы хватает, и я каждый денарий не считаю, и детей мы с тобой в строгости воспитываем уж точно не от бедности. Хочется обеспечить их будущее получше, но ведь и твои мануфактуры тоже с каждым годом всё доходнее, и это, мне кажется, надёжнее. Папа торгует тем, что покупают только очень богатые, а ты – тем, что покупают все. Чтобы иметь на этом больше, надо больше производить, и значит, нужно и расширять предприятия, и совершенствовать их, и мудро управлять ими. А для этого нужны знания, и я думаю, что дети будут обеспечены гораздо лучше и надёжнее с мануфактурами и знаниями, чем с долей от торговли мало кому доступной роскошью. Но, с другой стороны, жалко ведь и Фабриция. Тяжело ему, и надо как-то помочь. Наверное, не совсем так, как он это представляет, а я даже не знаю, как, но что-то надо придумать…

– Ну, представляет-то он себе правильно – конечно, надо его как-то разгружать. Но я-то ведь тоже не умею раздваиваться.

– Да, плохо без дедушки. Дядя Ремд – он, конечно, помогает, как только может, и немало помогает, но в Совете Пятидесяти заседать приходится Фабрицию, а это – хуже всего остального, вместе взятого. Голова, он говорит, кругом идёт, и ни на что другое уже сил почти не остаётся.

– Совет Пятидесяти, значит, говоришь? Так, так…

– У тебя уже появилась идея?

– Да мелькнула тут одна мысль, но тебе она вряд ли понравится…

– Это я как-нибудь переживу, – заверила меня Велия, – Рассказывай уж.

– Я, конечно, понимаю, что и для тебя, и для Велтура это родной город – здесь прошла немалая часть вашего детства, и всё такое…

– Да, Гадес и Кордуба…

– Раньше без Гадеса было и не обойтись, но теперь-то ведь есть уже и НАША Оссоноба. Чёрная бронза – вся, считай, и так уже у нас, и из Оссонобы её производством и охраной управлять и ближе, и удобнее. Пока был жив твой дед, Гадес был главным хотя бы уж как его резиденция, но теперь-то ведь кланом руководит твой отец из Карфагена, и чем теперь становится Гадес? По сути дела – просто перевалочной базой, где заокеанские товары клана перегружаются с океанских кораблей на средиземноморские. Но разве этого нельзя делать в Оссонобе? Я ведь показывал тебе на карте, да ты и сама это помнишь – по сравнению с расстоянием до Карфагена, расстояние между Гадесом и Оссонобой – пустяк, о котором смешно и говорить. Ну так и чем тогда Оссоноба хуже Гадеса?

– Ты хочешь сказать, что Гадес теперь не нужен?

– Я ж сказал, что тебе моя мысль вряд ли понравится.

– Умом – понимаю, что ты прав, и возразить ничего не могу, но свыкнуться – да, тяжело. Велтуру, наверное, проще будет это принять, он мужчина, но тоже нелегко. Может быть, дома немного иначе всё это будет восприниматься, а здесь – каждый камень напоминает о детстве и о дедушке…

– Ну, мне этот город тоже кое о чём напоминает. Если бы не он, да не твой дед – как бы ещё сложилась наша судьба? – я обнял супружницу, – Но это всё уже в прошлом, а будущим не жертвуют ради прошлого.

– Я всё понимаю, но папа и слышать об этом не хочет. Фабриций додумался – не так сходу, как ты, но на третий день додумался. Видел бы ты только, как папа отругал его! После моей смерти, сказал, делайте всё, что захотите, но пока я жив, я оставить Гадес не позволю. Для Фабриция этот город – не родной, а у папы тоже детство прошло здесь…

– То-то и оно. Тогда значит, и предлагать этот вариант Фабрицию смысла нет, получается. Жаль – все планы идут насмарку.

– Но ты ведь придумаешь что-нибудь? Папа ведь за то тебя и ценит, что ты всё время что-то придумываешь такое, чего никому и в голову не пришло бы…

Млять, с одной стороны оно, конечно, здорово льстит самолюбию, когда в тебя так верят, но с другой – хрен ли с этого толку, если самоочевидное, казалось бы, решение ну никак не хочет укладываться в их весьма неглупых, но традиционных до мозга костей античных головах? Да, я всё понимаю, и традиция не столь уж и малого числа поколений предков, и почтение к памяти последнего из них персонально, человека весьма и весьма её достойного. Я и сам от того почтения ни разу не в стороне. Разве возражал я хоть словом или был недоволен хотя бы в мыслях, когда для моего первенца и наследника выбиралось имя в честь ныне усопшего прадеда? Но именно потому, что я уважал тогда и продолжаю уважать теперь Волния-старого не только и не столько даже как нашего верховного босса и нанимателя, а прежде всего как человека весьма разумного, я и считаю, что он – понял бы. Не страдая царскими амбициями и не гнушаясь ни торговлей, ни производством, это семейство умеет мыслить рационально. Проживи старик подольше и дождись конечных результатов нашей деятельности – вот уверен, что он и сам пришёл бы к тем же выводам.

Но аргументов типа "покойный одобрил бы" или "покойный не одобрил бы" я и сам не признаю, и детей тому же учу. Излюбленный приём спекулирующих на уважении к покойному манипуляторов, за который по хорошему следовало бы бить урода в торец – молча и с хорошего разворота. Легко предсказуемо только мнение примитивного дурака, и если ты не считаешь покойного таковым, так и не берись решать за него, что он одобрил бы, а что нет. Из того, что усопший глава клана проводил вполне определённую политику при вполне определённых обстоятельствах, ещё вовсе не следует, что и при любых других обстоятельствах его политика оставалась бы той же самой. Рационалист всегда учитывает расклад и приноравливается к нему, хоть и нуждается порой во времени, дабы осмыслить изменения в означенном раскладе. К сожалению, время-то как раз у нас и в дефиците…

Выкурив сигариллу и собираясь с мыслями, чего бы ещё эдакого придумать, я пока рассказал супружнице о нашей экспедиции и о разведанных землях, особенно о юге Африки. Шутка ли – вся наша Лузитанщина в её нынешних границах трижды уложится в одной только субтропической зоне, наиболее подходящей нашим турдетанам по климату, а если взять ещё и прилегающую тропическую зону как аналог Мавритании, так и вообще всю Испанию уложить можно. Причём, Мавритания эта – без мавров, бушмены тамошние настолько малочисленны, что не в счёт, так что приплывай и заселяй практически с нуля. Нет, правда, и стад домашнего скота, ну так зато дичи в саванне пасётся хренова туча. Мы хоть и не имели времени прогуляться вглубь материка и видели ту саванну лишь с самого краешка, увидели достаточно. Даже без тех гигантских степных слонов, рядом с которыми хорошо известные нам лесные выглядели бы недомерками, одни только капские буйволы, чёрные гну и квагги образуют в ней такие стада, что представляют собой неисчерпаемый источник мяса. Ну, если не истреблять их ради забавы, конечно, и не соревноваться, кто больше перестреляет, а охотиться по уму, ради еды. Я ведь упоминал, кажется, о нашем с Велией выезде в саванну на Карфагенщине, когда тестю захотелось "на шашлыки"? И там дичи хватало, если по североафриканским меркам, но хрен ли то за саванна по сравнению с капской! Кажется, супружница решила, что я преувеличиваю в "стандартные" три раза, но и результат мысленного деления на этот коэффициент её один хрен впечатлил.

Удивляться тут нечему. В конце концов, скотоводство в Сахаре существовало задолго до самых первых гребипетских фараонов и даже до маленьких номовых царств, и там, где предки ливийцев и нумидийцев с маврами пасли своих коров, не оставалось места для буйволов и гну с каннами, их козы с овцами вытесняли антилоп помельче, а лошади и ишаки – зебр. Не сами, конечно, а усилиями их хозяев. Два родственных и схожих вида не могут сосуществовать в одной экологической нише, и если один из них дикий, а другой – одомашненный, то выбор скотовода очевиден, а его верховой конь и дротики с железными наконечниками – аргумент более, чем весомый…

– Велтур в самом деле слишком уж не готов, – супружница угадала мою мыслю раньше, чем я её озвучил, – Он, конечно, будет помогать по мере сил, но сам – не вытянет.

– Да я уж понял, что ближайший год так или иначе придётся тянуть в основном мне, – я прикурил очередную сигариллу, – И надо суметь подготовить его за этот год так, чтобы он смог справиться дальше. Мы все поможем и поддержим при необходимости, но неофициально. И этот первый год, кстати, тоже – не хочу я даже временно эту должность занимать. Опасный прецедент…

– Антигона говорила мне, что и Хренио тоже так считает – только это опасно не на ближайшие годы, а в более отдалённом будущем. Подробностей он ей не объяснил, их он только тебе скажет, а её прислал только предупредить, и я сама теряюсь в догадках.

– Он тоже об этом подумал? Хотя – при его работе странно было бы иначе, – я выпустил дым и стряхнул пепел, – Всё правильно – нам-то самим это ничем серьёзным не грозит, но вот для детей и внуков – опасный прецедент, который может их рассобачить…

Собака тут порылась в коммерческом для Тарквиниев характере нашего царства Миликона. Не в том смысле, что государство само коммерческий проект, а в том, что оно маскирует его и подстраховывает, являясь с этой точки зрения его своеобразной частью – вспомогательной, но тоже достаточно важной. Тоже эдакое буржуинское предприятие, не приносящее доходов само по себе, но способствующее их получению от основного дела. А любое буржуинское предприятие – это собственность, передаваемая по наследству, и в нашем случае это предполагает наследование не только "заводов, газет, пароходов", но и государственных должностей. Ну а как ещё может быть в аристократическо-буржуинском гибриде античного разлива? А в таком социуме у каждого есть свои собственные сани, и в чужие садиться не рекомендуется. Сын – в отца место, как говорится, и любое нарушение этого принципа при традиционном прецедентном правосознании масс чревато грызнёй…

– Максим, ну как ты не поймёшь? Мы же с отцом предлагаем тебе ВЛАСТЬ! – за ужином Фабриций предпринял решительный штурм, – Неужели тебе не хочется… Как ты это называешь? Побыть кормчим?

– Ага, порулить. А я что делаю по-твоему? На латифундии своей рулю, на своих мануфактурах рулю, в правительстве всей промышленностью государства рулю, в школе по своим предметам рулю, теперь вот ещё и в кадетском корпусе тоже предстоит рулить – мне этого как-то хватает за глаза. На любом из моих предприятий я царь и бог. Стоит мне захотеть, и я могу наказать на них или продать любого из моих рабов или выгнать взашей любого вольнонаёмного, и если я этого не делаю, то уж всяко не потому, что мне это хоть кто-то может запретить. Чем это тебе не власть? Куда уж больше-то?

– Но я ведь тебе говорю о другой власти.

– Да понял я это, Фабриций, понял. О влиянии на общегосударственные дела ты говоришь. Но скажи мне вот что – здесь, в Гадесе, ты власть или не власть?

– Ну, участвую в ней, когда заседаю в Совете Пятидесяти, но разве это власть?

– Однако же, за Велией ты бирему послал, а за мной – аж две биремы. Добрая седьмая часть всей гадесской военной эскадры, между прочим. А ведь кто ты здесь такой? Не суффет города и не наварх, а просто один из пятидесяти, заседающих в Совете. И если эти два десятка гадесских бирем на всю вашу полусотню разделить, так сколько выйдет на твою долю? Меньше половины, потому как две на пятерых делить придётся. А ты целым трём задачи поставил, и они повиновались. Разве это не влияние на общегосударственные дела в Гадесе?

– Так это ж разве я? Я попросил суффетов, они приказали городскому наварху, а он уж приказал начальникам бирем. И пошли на это суффеты только из уважения к деду – хоть и недолюбливали его эти финикийцы в Совете, но уважали. Вот, его авторитетом и пользуюсь пока-что, но надолго ли его хватит? Так что какая уж тут власть?

– Ну, твой дед тоже ведь свой авторитет не сразу наработал. Был у него, да ещё такой, что и после смерти, как видишь, всё ещё работает. Будет он и у тебя. Но не об этом я тебе сейчас хочу сказать, а о другом. Нас в правительстве Оссонобы и десятка-то нет, но мы округлим наше число до него для ровного счёта. И получается, что у меня в Оссонобе одной только законной доли власти и так впятеро больше, чем у тебя здесь. И повлиять на куда большую её долю я тоже вполне могу и так. В любых вопросах, где вам требуются от меня мои изделия, вы с Миликоном и так соразмеряете все ваши планы с возможностями моего производства, которые, опять же, определяю я. И это, заметь, не пользуясь особыми отношениями с тобой. А если ещё и их задействую?