Текст книги "АН -7 (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

– Нет, вы жили в тех кварталах, что вдоль стены Мегары, а это был приличный и довольно дорогой район – уж точно не для малоимущих, – возразил Одноглазый, – Вы явно не бедствовали, если могли позволить себе нижние этажи в инсулах этих кварталов.

– Ну, может быть, – не стала спорить Юлька, – Хотя положенных по Аристотелю трёх рабов не было поначалу ни у кого из нас – даже у этого хапуги было только двое, – и снова ехидный кивок в мою сторону.

– Какие двое? – я наморщил лоб, – Укруф только и был. Нирула я освободил ещё в Кордубе, а остальными я обзавёлся позже.

– А Софониба? Или, раз наложница, то она вместо жены, и это не в счёт?

– Ну, в общем-то да, – хмыкнул я, – Собственно, на тот момент так оно и было.

– Это уже не столь важно, – примирительно заметил Ганнибал, – Главное – у вас всё-же были слуги, и это не мешало вам размещаться в квартирах ваших инсул. Думаете, весь Карфаген жил так же, как и вы?

– Кое-кто жил и получше нас! – съязвила историчка, – И намного получше!

– Мегара – не в счёт. Я говорю о Старом городе. Те инсулы, которыми он уже был застроен, были без изменений скопированы с Тира. Ну, самые старые – у них не было даже канализации, только выгребные ямы. Не было и водопровода, и даже жители нижних этажей ходили за водой к ближайшему колодцу.

– Значит, не было и ванн? – поразилась Юлька, – Ужас! А с виду так красиво…

– В Карфагене ведь нет недостатка в известняке – не то, что у вас здесь. Но эта красота не означала особых удобств. Позже – да, построили канализацию с водопроводом, и новые инсулы уже имели во внутреннем дворике отхожее место и купальню.

– Одну на весь дом с доброй сотней жильцов?! Очереди, толчея, вечные склоки! И как мыться на виду у всего дома?!

– Ну, там всё-таки были занавески. И ведь не забывай, что в совсем уж старых домах не было и этого. Ну и есть же в конце концов и общественные бани, в том числе и бесплатные для бедноты.

– Брррр! Представляю эти тесные клоповники с застоявшейся водой из цистерн!

– Ты думаешь, купальни в домах были лучше? Зато проживание в них было по кошельку и малоимущим. Но конечно, приятного в такой жизни мало, и когда Карфагену понадобились новые инсулы для заполонивших город беженцев, я хотел, чтобы они были такими же, как и знакомые вам по приличным кварталам возле Мегары. Ну, понятно, что не во всём – удешевить жильё Баннон предложил за счёт уменьшения его размеров и за счёт экономии на внешней отделке. Да, как у вас в Оссонобе, а особенно здесь, в Нетонисе – знаешь, и отрадно, и обидно видеть, как эта идея Баннона осуществилась у вас во всей её полноте. Нам бы тогда и там ваши здешние возможности!

– А что вам с ним мешало в Карфагене, почтеннейший?

– Да буквально всё! Взять хотя бы тот же самый водопровод – чтобы обеспечить новые кварталы водой в изобилии, нужно было строить большой и высокий акведук, и где нам было его возводить, когда весь город и так давно плотно застроен? Мы хотели, чтобы купальни были во всех квартирах не только первого, но и второго этажа – склоны Бирсы позволяли разместить в них цистерны для создания нужного для этого напора воды, если бы мы нашли способ наполнить их.

– Поэтому ты и выбрал для этих кварталов склоны Бирсы? – спросил я.

– Ну, больше их строить было и негде. И даже для этого пришлось выселять за городскую черту мастерские горшечников, отчего сильно пострадало их ремесло. Думали их на строительстве занять, но большинство из них предпочло бедствовать на привычной работе. Но деваться нам было некуда. Ведь даже если самые старые тирийского ещё типа кварталы перестраивать, так это же разбирать надо те дома, а куда девать их жильцов? В любом случае требовались новые инсулы там, где их можно было построить, а это только склоны Бирсы. Но не так-то просто строить на них, и как раз при решении этой проблемы Баннона осенило, что заодно решается и проблема водопровода.

– Но этого ведь так и не сделали?

– Я же сказал уже о трудностях с акведуком. Видели бы вы, как весь Совет Ста Четырёх, включая даже моих сторонников в нём, встал на дыбы, когда я только заикнулся о сносе некоторых построек для сооружения нового большого акведука! Пришлось нам с Банноном отложить этот замысел на будущее, которого у меня не оказалось. А без этого акведука терялся и смысл во всех этих купальнях – имеющегося водоснабжения хватало только на одну в элитной угловой квартире первого этажа – ну, не считая общей для всего дома, которую нам удалось увеличить до пяти ванн.

– Как и в кварталах вдоль мегарской стены, где мы жили, – заметила Юлька, – И такие же узенькие балкончики, выходящие только на внутренний дворик?

– В большинстве кварталов Старого города не было и этого – их начали строить в инсулах лишь незадолго до этой злополучной Большой войны. В Карфагене ведь и вовсе не было такой традиции – есть улицы и есть же в конце концов плоские крыши домов, на которые тоже можно выйти прогуляться. Таких же балконов на внешних уличных стенах, как у вас, нет даже у греков.

– Но ведь удобно же?

– Я и не говорю, что плохо. Мне тоже нравится, и я вижу, как нравится и вашим людям, но чтобы оценить их по достоинству – надо, чтобы они УЖЕ были, а откуда им было взяться у нас в Карфагене? В этом смысле вам легче – всегда легче строить новый город на пустом месте, чем старый с его многовековыми традициями перестраивать. И я понимаю Баннона, решившего перебраться к вам, хоть мне и обидно за Карфаген.

– То есть, вы с ним замышляли, если не считать балконов, почти то же, что и у нас? – резюмировал я.

– Да, почти, – подтвердил Ганнибал, – Разве только до этих ваших башен, куда вы закачиваете воду для напора, Баннон не додумался. Теперь, когда вы мне объяснили принцип, и я его понял, то даже обидно – ведь Баннон, получается, был в двух шагах от этой идеи! Цистерны в толще Бирсы – чем это отличается от ваших башен, если отвлечься от внешней формы? Если бы можно было использовать всю её высоту – её хватило бы для подачи воды на самые верхние этажи самых высоких инсул. Но об этом не могло быть и речи – на вершине холма размещаются самые главные из наших священных храмов, а под ними – их подземелья. Потеснить их – немыслимо, этого не понял бы никто в городе. Так что мы и не помышляли об этом, а хотели дать напор только на два нижних этажа новых инсул на склонах Бирсы…

– Которые за счёт этого выше всех прочих инсул Карфагена, – ухмыльнулся я, – И если бы вам это удалось, то для большинства из них напора хватило бы на все этажи.

– Да, по расчётам Баннона – где-то на три четверти всех городских инсул, если увеличить цистерны и решить всё-же вопрос с большим акведуком, чтобы воды хватало на весь город. Мы, собственно, так и планировали – всё равно ведь не получалось всех беженцев поселить в одних только этих новых кварталах. Часть, и немалая, неизбежно попадала во временные лагеря за городской чертой, а какая именно – это ведь решал бы я. План был заселить "понабежавшими" для видимости самый первый квартал, а остальных попридержать. Моя агентура тем временем разнесла бы по всему городу слухи о том, как хорошо и удобно живётся в этих новых домах этим "понабежавшим"…

– В то время, как коренные горожане поколениями ютятся в старых домах без этих новых удобств! – я расхохотался, показывая оттопыренный большой палец, – Толпа недовольных граждан бушует на рыночной площади, твои наёмные крикуны нагнетают страсти, а демагоги ловко натравливают возмущённую общественность на благоволящий "понабежавшим" в ущерб коренным горожанам Совет Ста Четырёх!

– Именно! – расхохотался и Циклоп, – И тогда я как суффет города – уже не по своей воле, а под давлением готовой взбунтоваться толпы сограждан – прошу Совет Ста Четырёх рассмотреть план перестройки старых кварталов, и толстосумы, которым самим предложить нечего, принимают его уже без возражений. По нему второй новый квартал на склонах Бирсы заселяется жильцами из старого квартала, который теперь уже можно разобрать, чтобы построить на его месте новый, уже со всеми возможными удобствами. И так – квартал за кварталом…

– После чего встаёт ребром вопрос об улучшении снабжения города водой, и ты продавливаешь через Совет свой акведук и увеличение цистерн точно таким же манером, – я уже не ржу, поскольку въехал сразу и уже отсмеялся, но есть кому хохотать и без меня – наконец-то дошло и до Юльки.

– Ну, вот видишь, почтеннейший, а ты ещё сомневался, важно ли это! – сказала она, когда отсмеялась, – Именно из таких эпизодов и состоит настоящая живая история, которую мы безвозвратно теряем, когда уходят из жизни участники событий. Ты, конечно, прославлен достаточно, чтобы оставить о себе вечную память, но хорошо ли то, что весь мир знает Ганнибала-полководца, половина мира – Ганнибала-политика, но лишь один Карфаген, не считая маленькой и захолустной Вифинии – Ганнибала-градостроителя? И ещё вот о чём я хотела бы тебя попросить. В своих воспоминаниях о войне ты пишешь не только о ближайших сподвижниках, но упоминаешь и многих простых солдат, которых знал. Это придаёт твоей книге живости и полноты описания. Но ведь и в мирной жизни у тебя тоже было множество помощников, без которых ты не сделал бы и половины того, что успел за свой суффетский год. Почему бы тебе не написать поподробнее и о них?

– Юля! Нам от него нужен учебник! – напомнил я ей, – Про градостроительство тебя и Баннон ещё подробнее в Оссонобе просветит.

– Да ладно тебе, Макс! Я теперь и сама за него "рыбу" напишу, а он её только подправит, где я перевру, своими словами отредактирует и подробностей добавит. День, самое большее – два, и у нас будут отредактированные и дополненные малоизвестными подробностями мемуары Ганнибала Того Самого! Это ты с ним с живым пообщался и всё от него самого услыхал, дети – будем надеяться, что тоже успеют, а вот внуки и правнуки смогут уже только прочитать.

– Хорошо, убедила. Но постарайся всё-же, чтобы эти два дня не растянулись на две недели, а уместились хотя бы уж в одну, а то знаю я тебя, – в конце концов, со своей профессиональной колокольни историчка абсолютно права, отдадим ей должное.

– Вы хотите, чтобы и Баннон тоже написал вам книгу воспоминаний? – спросил Циклоп, – Боюсь, нелестного он будет порой мнения обо мне…

– За то, что ты не отстоял и не продавил через Совет полный и самый лучший вариант его проекта новых инсул, а продавил только вот этот обрезок от него, который и был воплощён в жизнь, скорее позоря его как разработчика, чем прославляя? – хмыкнул я.

– Да, в основном за это. Представляешь, какими уродцами эти новые кварталы выглядят на фоне задуманных и разработанных им?

– Обычно, почтеннейший, по целому ряду причин именно так в реальной жизни и происходит, и ваши новые кварталы – просто ещё один наглядный этому пример. Вы с ним хотели сделать хорошую вещь, а удалось – только её жалкое подобие, и поскольку это произошло не по его вине – естественно, он считает, что это ты не выполнил надлежащим образом своей работы "толкача". Ведь всем нам кажется лёгкой и простой чужая работа, которой мы не делаем сами и не понимаем всех её тонкостей. Ты и сам ведь наверняка не очень-то доволен тем, что он не предложил тебе проекта инсулы эдак на добрый десяток этажей со всеми удобствами мегарских особняков и по цене в сотню шекелей за этаж?

– Ну, ты уж скажешь! – Одноглазый рассмеялся, – Конечно, мне хотелось бы от него проекта получше и подешевле, но ведь я же знал, что лучшего архитектора, чем он, в Карфагене просто нет.

– Вот именно. И он сам это тоже знал, а вас, политиканов с властью, связями и толстыми кошельками, больше сотни, и вы всей сотней не в состоянии понять и оценить по достоинству его проект, решающий проблемы как с жильём, так и с безработицей всей карфагенской бедноты. А главным среди них на тот момент был ты – как суффет города, поскольку твой коллега-напарник был заведомо твоим человеком, не имевшим с тобой разногласий – кого же Баннону ещё и винить в этой кастрации его прекрасного замысла?

– Когда разные люди смотрят на одни и те же события с разных сторон, то и их мнения о них, конечно, различны, – добавила Юлька, – И вряд ли хоть одно из них будет абсолютно беспристрастным. А труд историка в том и состоит, чтобы сравнить эти разные и нередко противоречивые мнения и вычислить истину, которая часто оказывается где-то посередине. И чем больше у него этих разных источников, тем меньше он при вычислении истины сделает ошибок, чересчур доверившись какому-то одному из них.

– Ну, тоже верно, – согласился Ганнибал, покачав головой.

Он успел ещё просветить нас о некоторых тонкостях тогдашней карфагенской политической кухни, которые нам тогда, хоть и не совсем уж простым, но всё-же наёмным солдатам, знать не полагалось, когда вернулась с рыбалки пацанва. Ну, точнее, вернулись ганнибалёныш со слугой-сверстником, а мой Волний с Кайсаром и Мато просто составили им компанию по дороге на нашу виллу.

– Гамилькар! Я думала, ты учишь таблицу умножения, как и обещал, а ты весь день пропадаешь на море? – тут же наехала на него Юлька.

– Мы не весь день, тётя Юля, мы с перерывом на обед, – вступился за него мой наследник, – После обеда только рыбачили, а до обеда купались и загорали, и при этом по таблице его натаскивали.

– Точно? А ну-ка, Гамилькар, семью семь?

– Сорок семь!

– Всё с тобой ясно, двоечник! Ну, похвастайтесь хотя бы уловом! Ну-ка, что там у вас? И это – всё, что вы добыли за полдня? – две небольших макрели и акулёныш едва ли намного крупнее их впечатления не производили, – С такими трезубцами, как у вас, впору китов гарпунить, а вы ими акулий молодняк уничтожаете!

– Так ведь все же, не одни только мы! – ответил Кайсар, и это было абсолютной правдой – спортивный промысел мелких и юрких акул успел уже войти в моду у азорской молодёжи, так что наша школота на каникулах просто навёрстывала "отставание" от неё.

– О вас я и не говорю – вы хотя бы уж свою учебную программу шестого класса выучили и сдали. Могли бы, правда, и получше, если бы не лоботрясничали, но раз сдали – с вас взятки гладки, и летние каникулы – это святое. Но Гамилькар получил свои баллы с большой натяжкой, и его ожидает пересдача, а до начала нового учебного года осталось не так уж и много.

– Я выучу, почтенная, – пообещал пацан, – Вечером позанимаюсь, а днём мне с ребятами интересно было.

– С ребятами или с их подзорной трубой? Судя по вашему улову, не трезубцы, а труба была главным орудием вашего промысла. Вы и сейчас ещё там пропадали бы, если бы не начало уже темнеть? Опять по очереди пялились на пляже в трубу на купающихся и загорвющих девушек?

– Я даже догадываюсь, на какую именно, – ухмыльнулся Циклоп, – Светленькая такая лузитаночка с вьющимися волосами из недавно приехавших?

– Ага, Фавста из последнего выпуска "гречанок" Аглеи, – подтвердил я, – Аунья тоже там с ней была?

– Не с ней, папа, – ответил Волний, – Она же акул не ловит, а только купается и загорает вместе со всеми.

– В Оссонобе на них пялились и в Нетонисе продолжают! – проворчала Юлька, – И Аглея тоже хороша! Нашла кого в Нетонис распределить!

– Юля, с другими результат был бы тот же, – прикололся я, – Они у неё все такие – штучного отбора, есть на что попялиться.

– И ты, зная об этом, даёшь своему трубу?

– Вообще-то я ему её подарил, и он вправе пользоваться ей, как ему вздумается. А за хороший вкус – могу только похвалить, – и мы с Одноглазым рассмеялись.

С ганнибалёныша у неё особый спрос оттого, что тот занимается по ускоренной специальной программе – несколько ужатой, чтобы за год два класса проходил. Парень же ровесник моего Волния, и хотя нагнать сверстников ему уже не светит, сократить разрыв ещё можно – когда они седьмой класс окончат, он – четвёртый. Но чудес, конечно, в этом мире не бывает, и учебная нагрузка – практически предельная для пацана. Естественно, не всё у него идёт хорошо, и что-то приходится подгонять и на каникулах.

На Азоры же, не дожидаясь нашего возвращения в Оссонобу, выезд всех наших семей Велтур организовал, так что как раз в Нетонисе мы с ними и встретились. Мои без Азор летние каникулы уже и не мыслили, так что это и не обсуждалось, ганнибалёныша тоже без побывки у родоков хрен оставишь, нашей историчке мемуары самого Ганнибала вынь, да положь, и ждать их присылки в Оссонобу с оказией никак не можно. Ну и девок своих она, конечно, тоже не прихватить на Азоры не могла, потому как идеи-фикс выдать свою Ирку замуж за моего наследника не забросила, а тут как раз Турия траевская к отцу на лето отправлена, и Юлька честно пытается ковать железо, не отходя от кассы. Наташке тоже несколько не всё равно, за кого ейная Ленка замуж пристроится, так что тоже выезд в Нетонис обсуждению не подлежал. Васькин с Фабрицием – и те свои семьи на Азоры послали, хоть и не смогли в это лето вырваться сами. Ну и Аглея, опять же, двух своих выпускниц сюда распределила, в Нетонис – ага, для подъёма культурного уровня пока ещё захолустной, но весьма перспективной колонии. О нас же и говорить нечего – с Кубы путь домой только один, и Нетониса на нём ну никак не миновать. В общем, массовый у нас наплыв на этот сезон пришёлся…

12. Обыкновенный фашизм и кровавая гэбня

– Ты считаешь, что в этом году можно ещё обойтись без карантина? – Наташка мне на Васькина уже нажаловалась, и я теперь разбирался, что там за хрень на самом деле.

– Не вижу смысла, – подтвердил наш главный мент и госбезопасник, – В Остии массовой заболеваемости не замечено, в Карфагене и Утике тоже, в испанских портах на южном побережье – тем более. Ты же сам понимаешь, что любые мероприятия, подобные карантину – это постановка всех на уши с гарантированным массовым недовольством. Я не стану делать этого без веской причины, очевидной для всех. Эпидемия в южных портах нашего соседа или хотя бы в Ближней Испании, в том же Новом Карфагене – это было бы уже другое дело, но её нет даже в Остии, а навигация заканчивается – зачем же мы будем сходить с ума? Весной, с началом новой навигации – да, опасность станет реальной, ну так тогда уже и объявим карантин. За зиму наши глашатаи успеют оповестить и все наши порты, и вообще весь народ об эпидемии в Италии и об её усилении, а мы проведём пару учебных карантинных тревог, когда они принесут всем наименьшие неудобства – и мои службы получат тренировку, и народ о предстоящем весеннем карантине предупредим и к нему подготовим, чтобы к весне все всё понимали правильно. А пока об эпидемии даже слухи ещё не дошли, и даже мы сами знаем о ней только по сообщениям разведки – рано.

– То есть, мы крикнем "Пожар!", когда его нет и в помине, всполошим всех, и этим только дискредитируем наши превентивные меры, – кивнул я, – А что с эпидемией на данный момент?

– Остия, а значит, и Средняя Италия, как я уже сказал, ещё не затронуты. Самый разгар в Греции, оттуда перекинулась на юг Италии, и моя агентура доносит о массовых вспышках в Таренте, Мессине и Сиракузах. Есть случаи заболеваний в Кампании, но пока подтверждений их массовости и сходства симптомов ко мне не поступило.

– Похоже на брюшной тиф? – это была наша основная версия.

– Да, симптомы явно его. И смертность – я, конечно, понимаю, что в донесениях реальные бедствия сильно преувеличены, но даже и с поправками на это смертей много – думаю, что уж децимация югу Италии гарантирована. Антисанитария и недоедание из-за вот уже второго подряд неурожая положения, сам понимаешь, не улучшают. Есть случаи массовых психозов с поисками прогневивших богов злоумышленников и самосудом над заподозренными в святотатствах.

– Вакханутые, небось, тоже активизировались?

– Да, как мы и ожидали. Банды беглых рабов-пастухов, а теперь вдобавок к ним ещё и эти – у римских властей хватает хлопот…

– Да мне хрен с ними, с римлянами, – хмыкнул я, – Главное – до нас эта болячка раньше весны не докатится. Так Наташка-то из-за чего визг подняла? Из-за этих известий с юга Италии?

– Ну да, я же держу её в курсе всех новостей по её части, чтобы и наши меры не запаздывали, но вот эта её повышенная мнительность…

– Знаю. Но другой биологички и врачихи у меня для тебя нет, так что терпи эту. Думаешь, мне с ней легко?

– Знаю, – и мы с ним рассмеялись.

Я ведь рассказывал уже об эпидемии какой-то хрени в Тарквинее, простудного типа, завезённой на Кубу явно отсюда и для наших испанских колонистов безвредной и даже незаметной, но для гойкомитичей оказавшейся внезапно весьма нешуточной хворью с чуть ли не поголовной заболеваемостью и достаточно массовой смертностью? Больницу при храме Эндовеллика тоже упоминал? Пока были заняты мобилизационными мерами на случай войны с восточными соседями, было не до того, но когда ситуёвина разрулилась мирно, главный жрец, знавший о некоторых моих особых способностях, попросил меня в эксперименте поучаствовать. Я, конечно, сперва отбрыкивался, потому как не целитель ни разу, но когда жрец объяснил мне суть своего замысла, то она показалась мне достаточно резонной, чтобы попробовать. Будет ли от этой затеи толк, хрен её знает, но хуже-то ведь точно не будет, верно?

Технически от меня требовалось принять участие в совместных медитациях со жрецами храма и с отобранными для массовки испанскими колонистами Тарквинеи из тех, кого болячка не затронула вообще никак, и смысл был в насыщении эгрегора храма программами здоровых и неуязвимых для этой конкретной заразы биополей. Понятно, что у разных людей они разные, но при совместной медитации раскачивается прежде всего общая составляющая, в которую входит и устойчивость к этой болячке, которую эгрегор и будет потом транслировать прибегшим к его помощи болящим. Паранормал же – в моём лице в данном случае – потребовался ради большей эффективности допрограммирования эгрегора. Фокус тут в том, что эгрегор – он усредняет. Отставших от среднего уровня он стремится подтянуть до него, а превзошедших его – сдерживает, не давая уйти в большой отрыв от "обчества". И если ты штурмуешь где-то там, на переднем крае, то не преодолев его сопротивления, особых способностей не наработаешь и выдающимся паранормалом не заделаешься. А преодолеть его тупо силой даже хорошо тренированный человек может лишь на короткое время – силы-то ведь у индивидуальной человеческой энергетики и у коллективной энергоструктуры несопоставимы. Поэтому для устойчивого эффекта надо наращивать свою силу не абы где, не на основных, а на тех тончайших уровнях, которые и для самого эгрегора предельны – там он и сам слаб, и только там его и можно превзойти, и именно там и осуществляется его наиболее эффективное программирование. Собственно, к этому и сводится устойчивый выход из-под его влияния – выйдя на этот наивысший для эгрегора уровень и нащупав его структуры, закладываешь в него программу, что ты ему отныне не подвластен, ну и отключаешь все прежние подключки к нему, заменяя новыми с куда большей степенью свободы. За один раз этого не сделать, но дорогу, как говорится, осилит идущий. А по мере осиливания нарабатывается и соответствующий опыт влияния на эгрегор, во многом аналогичный влиянию на него лидеров образующего его социума. В религиозном случае таким лидером является верховный жрец культа, который остался в Оссонобе, и до которого в захолустной Тарквинее далековато, и местный главный жрец, не имея собственного доступа в эти сферы, но хорошо зная общие законы биоэнергетики, решил задействовать меня в качестве эдакого своего рода биоэнергетического хакера. Ну, почему бы и не помочь, в благих-то целях?

Был тут, конечно, и осложняющий дело фактор. Я, само собой, глубоко уважаю традиции принявшего нас народа, включая и его религию, строго соблюдаю связанные с ней обычаи, но к числу искренне и истово верующих меня уж точно не отнесёшь. Ну и что я тогда буду транслировать эгрегору, "хакнув" его высший уровень? Я объяснил жрецу и эту проблему, когда отбрыкивался, но помозговав над этим, тот рассудил, что основная-то ведь масса участников верующая, и их вера моё неверие должна пересилить, а если я ещё и отрешусь от своего настроя и буду транслировать эгрегору не свой, а их общий – будет и вовсе хорошо. Строго говоря, так я раньше никогда не делал и гарантировать успеха не мог, но отдельные элементы этого приёма при собственном освобождении от эгрегорных влияний всё-же применял – есть там тонкости похожего плана, связанные с обособлением побеждённой части эгрегора в как бы отдельный и его натравливанием на непобеждённую часть, то бишь трансляции ей "капитулянтского" настроя побеждённой части. Сложно, наворочено, даже для меня с моим опытом на самом пределе ощущалки, но на короткое время – прокатывало. Так что – по аналогии – попробовать было в принципе можно, на чём мы со жрецом и пришли к общему знаменателю. Обсудили, обмозговали, ещё раз всё хорошенько обсудили, сгладили нестыковки – воплощение в жизнь стало делом техники.

О результатах эксперимента мне судить трудно. Только три задуманных нами храмовых медитации мы и успели провести, после чего я погрузился в хлопоты по сборам в обратное плавание. Жрец увидел какой-то ощутимый успех, но прав он тут или выдаёт желаемое за действительное – я не копенгаген. Смертность в храмовой больнице, как я уже упоминал, в самом деле ниже, но так было и до того, и я это связываю с санитарными мерами, с лучшим уходом за болящими, ну и с эффектом плацебо, которого тоже никто не отменял. Повлиял ли как-то наш эксперимент, судить на мой взгляд было рано, поскольку времени после него и до нашего отплытия прошло с гулькин хрен. Тем не менее, вместе с нами Атлантику пересёк и восторженный отчёт тарквинейского жреца верховному, а тот заинтересовался, и мы с ним несколько раз беседовали на эту тему.

При чём тут Наташка? Да собственно, только при попавшей ей не по делу под хвост вожже. Когда мы о тарквинейской эпидемии ей рассказали, то она высказалась, что лучше надо было за переселенцами следить. А я ведь рассказывал, как меня там дохляки эти красножопые раздражали? Ну, я и сказал в ответ то, что думал на сей счёт. А что я, не правду сказал? Как там у Высоцкого? Правильно, если хилый – сразу в гроб. Ну а откуда мне было знать, что у ней за день до того ейная Ленка засопливила? Психанула Наташка, короче, и я у неё сходу фашистом заделался. А тут ещё и эти встречи с верховным жрецом Эндовеллика и предварительная договорённость об аналогичных храмовых медитациях, когда уже италийская эпидемия брюшняка до Бетики докатится. Ну и шила же в мешке не утаишь, и дошёл до неё слух, что мы там вместо того, чтобы в преддверии предстоящей эпидемии брюшняка всех знахарок с их народной медициной мобилизовывать, мистикой какой-то дурацкой занимаемся, и по этому поводу наша биологичка снова психанула. Нет, потом-то она угомонилась, да и Володя её урезонил, но тогда я у неё, всё ещё оставаясь фашистом, заделался до кучи и религиозным мракобесом. Как одно с другим сочетается, это её спрошайте, потому как сие выше моего понимания, гы-гы!

Тем более, что одно другому и не мешает. Верховный что, просто так на свою должность жреческой коллегией избран? Собрать знахарей со знахарками со всей округи и сориентировать их на подготовку к эпидемии он и без наших указивок догадался, едва получив от нас информацию о надвигающейся болячке и о её симптомах, так что бздит и бдит наша народная медицина, и как только – так сразу. Задачу они уяснили, своё дело уж всяко получше нашего знают, и едва ли подготовятся лучше, если их всё время ставить на уши и строить в две шеренги по росту на подоконниках. Раз время есть, то спокойствие, только спокойствие.

– Так ты думаешь, это ты у неё главным фашистом побывал? – ухмыльнулся Хренио, – Чёрта с два! Главные фашисты – это мы с Сапронием и её Володя, а я – ещё и этот, как его? Кровавая… гм… гэба, что ли?

– Гэбня! – я расхохотался, – Кровавая гэбня?

– Точно, она самая! – подтвердил мент.

– И опять из-за этих понабежавших?

– Да, в основном из-за них, но не только. Среди наших людей тоже не так уж и мало подлецов выявилось, когда ко мне поступили жалобы на злоупотребления, и я для их проверки направил тайную агентуру. Вербовщики на местах сплошь и рядом вымогают взятки и пристают с домогательствами к женщинам за выдачу зелёного жетона. Отзываю, арестовываю, кое-кто уже повис высоко и коротко, кто-то всё ещё под следствием. Я-то, конечно, ожидал подобного, но не в таких же масштабах!

– Второй неурожайный год подряд, деваться множеству людей некуда, и всякая сволочь спешит воспользоваться их бедственным положением…

– Вот именно! Наплыв в несколько раз превышает прошлогодний, назад дороги нет, там голодная смерть, и в отчаянии многие согласны на всё. Тут и для порядочного-то человека соблазн немалый, а где же их напастись, столько порядочных? Видел бы ты эти поддельные жетоны прошлогоднего образца, обладателей которых толпами сгоняют в фильтрационные лагеря! Да собственно, вот тебе одна из этих подделок и вот настоящий – сравни и найди, как говорится, десять отличий, – он выложил на стол и пододвинул ко мне два жетона, один из которых на фоне второго выглядел кустарно, но гораздо добротнее тех, что подделывались ближе к концу прошлого года, – Две мастерских мы накрыли на нашей территории и целых пять обнаружили в Бетике у самих вербовщиков. Мало им уже торговли настоящими, они уже и до откровенного мошенничества докатились! За такое – только вешать, невзирая ни на что! Ну, основную массу, конечно – сам ведь понимаешь, что осудить всевозможных сынков-зятьков-племянничков больших и уважаемых людей не так-то легко. Штук пять таких пришлось из-за этого вместо суда просто пристрелить при попытке к бегству из-под стражи, и наверняка они – не последние. И ты думаешь, у Сапрония лучше? Стража фильтрационных лагерей вымогает и домогается не меньше за провод желающих без правильного жетона в обход контрольно-пропускного пункта, и военно-полевые суды завалены работой. У меня полтора десятка тайных агентов спалены при разоблачении и взятии с поличным этой мрази, и их теперь надо переводить на Азоры – во избежание мести им со стороны родни и покровителей осуждённых и повешенных. Ну, до весны задействую их у других границ, где их ещё никто не знает, а по весне буду просить места в лимите переселенцев.

– Сколько попросишь – даже не парься этим. Так Наташка-то из-за чего на вас окрысилась? По идее, радоваться бы должна тому, что сволочь не остаётся безнаказанной.

– Так ведь у этой казнённой сволочи семьи, которые мы высылаем в Бетику как неблагонадёжные. Там и нормальным-то не будут рады из-за голода, а у этих же тут ещё и репутация семей коррупционеров, наживавшихся на их бедах – сам же понимаешь, ничего хорошего их там уж точно не ждёт…