Текст книги "Мы, аристократы - 3 (СИ)"
Автор книги: Бастет Бродячая Кошка
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
– Но я даже не знаю, в чём я должен извиняться.
Тед задумался, но ненадолго.
– Сделай вот что. Подойди к ней засвидетельствовать почтение, лучше с официальным лоском – ну ты знаешь, что мне тебя учить. Выбери момент, когда рядом нет преподавателей, зато есть какие-нибудь её приятельницы. Девчонки любят, когда им оказывают внимание на глазах у других девчонок. Если ты сделаешь всё как надо, Грей станет благосклоннее, и тогда ты спросишь, чем именно ты имел несчастье вызвать её недовольство. Уверен, после этого она захочет вывалить тебе на голову кучу обвинений, и тогда ты пригласишь её туда, где вы сможете пообщаться с глазу на глаз, а там она сама всё тебе скажет. Вину признавай по всем пунктам, никаких обязательств не бери. Я понятно выразился?
– Куда уж понятнее, – мы посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись.
– Кстати, когда будешь выкручиваться... – добавил Тед напоследок. – Может, ты виноват именно в том, что ничего не было.
С объяснениями лучше было не затягивать, пока Октавия окончательно не обозлилась, и я стал целенаправленно подыскивать удобный случай. В тот же вечер я опередил девчонку на пути к её общежитию, когда она возвращалась туда с ужина в компании нескольких равенкловок. Я шагнул Октавии навстречу – осанка, выражение лица, чётко выверенный поклон – изображая из себя живую иллюстрацию к "благородный лорд безмерно восхищён красотой и утонченностью юной леди".
– Вы позволите засвидетельствовать вам моё глубочайшее почтение, мисс Грей? – произнёс я с оттенком шутливости, как бы скрывающим истинное восхищение.
По губам Октавии скользнула самолюбивая улыбка, в её брошенном на спутниц взгляде блеснуло торжество.
– Вы так любезны, мистер Поттер, – чуточку кокетливо ответила она, протягивая мне руку для поцелуя.
Я приложился губами к тыльной стороне её хрупкой ладошки.
– Могу ли я рассчитывать на несколько минут вашего благосклонного внимания для приватной беседы, мисс Грей?
Октавия мешкала с ответом. Как я понял, умышленно, давая возможность мне уговорить её, а глазевшим на нас девчонкам – полюбоваться её триумфом.
– Даже и не знаю, что вам ответить, мистер Поттер...
– Будет ли мне позволено воззвать к вашему великодушию, мисс Грей? Ваш отказ разобьёт мне сердце.
– Если это для вас так серьёзно, мистер Поттер... – вот ведь вредная же девчонка! – ...пожалуй, у меня найдётся несколько минут для общения с вами.
– Тогда позвольте пригласить вас на небольшую прогулку по Хогвартсу.
Октавия оставила своих подружек, и я повёл её на западную террасу. Выходить наружу она отказалась, и мы остановились в небольшом холле перед террасой.
– В чём дело, Поттер? – довольно-таки холодно спросила она.
– Это я хотел спросить, в чём дело, Грей. В последнее время ты смотришь на меня так, словно я злодейски расчленил твою любимую собачку. Я не помню за собой ничего такого, но если я чем-то перед тобой провинился – вот он я, можешь побить меня и простить. Твоя неприязнь меня, правда, огорчает.
Девчонка подавила хихиканье, изо всех сил стараясь оставаться сердитой.
– Значит, не помнишь, Поттер? А как ты объяснишь, что ты прислал валентинки чуть ли не половине школы, а мне не прислал... – её голос вздрогнул от обиды, – ...ничего!
Я с молчаливым изумлением воззрился на неё.
– Какие валентинки? – спросил я, когда у меня прорезался дар речи. – Грей, я не посылал валентинок. Ни-ко-му.
Октавия ответила мне недоверчивым взглядом.
– Врёшь.
– Грей, за такие обвинения джентльменов вызывают на дуэль. Я Поттер, как я могу рассылать валентинки кому попало, если я даже тебе её не послал? Я пошлю валентинку только своей невесте.
– Да? – всё еще недоверчиво протянула Октавия, заметно смягчившаяся от моих "кому попало" и "даже тебе". – А почему тогда Мариэтта Эджкомб, Лиза Турпин и Чжоу Чанг уверяют меня, что получили от тебя валентинки?
– Это уж им лучше знать, – меня вдруг осенило: – Это что же, вся школа считает, что я разослал валентинки чуть ли не всем девочкам, кроме тебя?!
– Нет, Поттер. Мне ты валентинку тоже прислал – и постарайся это не забыть, если тебя вдруг кто спросит. Но если ты разоблачишь остальных, я совсем не против.
– Меня пока никто не спрашивает. Видно, у них совесть нечиста.
– Но если спросят, не забудь. Не могла же я сказать им правду, если они мне хвастались наперебой! И, Поттер, можешь посылать мне валентинки впредь. Я не забуду, что я не твоя невеста.
Я понял, что для Октавии это вопрос школьного престижа, и ответил согласием. Она была хорошим деловым партнёром, мне не хотелось с ней ссориться. Позже, в общежитии, я развлёк Теда рассказом об успехе своей миссии – секрет был не из тех, которые ему опасно было знать.
Слухи о том, что неприступный Гарри Поттер безответно влюблён в юную мисс Грей, разнеслись по школе со скоростью средневековой эпидемии чумы. В чём-то и я подливал в них горючего, когда с подчёркнутой любезностью раскланивался с Октавией при встрече. Девчонка наслаждалась всеобщей завистью ровесниц и драла нос похлеще Малфоя-младшего. Я был изрядно впечатлён тем, сколько на меня обиделось народа, которому я ничего не обещал. Завидев меня, стайки младшекурсниц презрительно фыркали и отворачивались, нарочито громко начиная обсуждать недостатки этой заносчивой гордячки Грей. Отношение Дафны ко мне арктически похолодало – в Хогвартсе она была чуть ли не единственной из девчонок, кто по своему положению мог бы на что-то рассчитывать. Ромильда поначалу выглядела несчастной и осунувшейся, но затем повеселела – подозреваю, что над ней сжалился Тед, посвятив её в истинное положение дел.
Другие претенденты на внимание Октавии среагировали на появление соперника с одинаковой, мягко говоря, неприязнью. До вульгарного мордобоя не доходило, на Слизерине это не принято, но Беннет Бойд – младший брат Уолтера и предполагаемый жених Октавии – со своим приятелем Дональдом Флетчером отправили в мой адрес немало на первый взгляд безобидных реплик с ядовитой начинкой. Спускать им это было нельзя, и я по возможности отвечал тем же. Митчелл Грей на правах старшего брата Октавии готов был устроить мне скандал при малейшей попытке приударить за его сестрой, но дальше раскланиваний с ней у меня не заходило. Россет глядел на меня взбесившимся оборотнем, Диас реагировал гораздо спокойнее – то ли он уже начал понимать, что такие вещи у нас на самотёк не пускают, то ли равенкловский склад мышления позволил ему вычислить подоплёку интриги, которая зацепила даже старшекурсников, обычно не обращавших внимания на амурную возню мелкоты.
Мы с Октавией не стремились опровергнуть ходящие о нас слухи. Напротив, мы не забывали давать для них ровно столько пищи, чтобы они способствовали нашей популярности, но не компрометировали нас. Соблюдать меру у нас получалось блестяще, и именно потому, что с точки зрения любовной горячки мы были безразличны друг другу. Мы были партнёрами по игре, понимавшими друг друга с полуслова – и не больше.
Пребывание у кентавров всё-таки аукнулось мне незадолго до весенних каникул. Наша слизеринско-гриффиндорская группа направлялась после лекции по гербологии на практику и уже подходила к теплицам, как вдруг над нами закружил огромный стервятник с привязанным к ноге черепом. Не успели все испугаться, как он спикировал и попытался усесться на меня.
Боевые рефлексы у меня были отработаны, поэтому я сумел увернуться – птица была крупнее меня, я точно не устоял бы на ногах. Стервятник промахнулся и закончил полёт встречей с живой изгородью, вдоль которой мы шли. Поскольку он успел замедлиться для посадки, он не поранился о сучья, а только недовольно заклекотал и уже по земле устремился ко мне. Оказавшись всеобщим центром внимания, я прикинул, как буду выглядеть, бегая от стервятника, и предпочёл остановиться. Загадочный гонец с трудом доковылял до меня, потому что ему здорово мешал череп, и подставил лапу, чтобы я забрал посылку.
Не обнаружив никаких вредных заклинаний, я отвязал череп. Чары уменьшения мгновенно слетели, и он превратился в махину пять футов на три, взгромоздившуюся посреди дорожки и расшвырявшую нас со стервятником в разные стороны. Кроме черепа, в послании оказалось голосовое письмо, какими пользовались века назад, когда большая часть волшебников была не в ладах с письменностью – и оно заговорило густым и грубым голосом вождя местных великанов:
– Человеческий Избранный, кланяется тебе вождь Грымг. Ваших буковок я не знаю, поэтому так скажу. Луну назад к нам залетел чёрный дракон с западных островов, непогодой его занесло. Хотел сожрать наших коз, но мы не дали. Мы били его всем племенем, много наших поранилось, а кто и тяжело. Я вынес им в последний раз посмотреть твой очень красивый шарик, они смотрели, и никто не умер. Человеческий Избранный, твой шарик их спас, а остальных тоже вылечил. Всё племя тебе благодарно, и я тоже. Возьми в подарок череп дракона, я сам его дубинкой по башке огрел, а он всё равно целый. На нём написано по-нашему, что добыл его я. Спасибо тебе и кентаврам, которые привели тебя к нам. Теперь мы с ними дружим. Приходи в гости, устроим пир из жирной коровы. Вождь Грымг.
Стервятник тем временем встряхнулся, взмахнул тяжёлыми крыльями и уселся на череп, протягивая ко мне лапу с прицепленной к ней морской раковиной. Значит, требовался ответ, который можно было наговорить в эту раковину. Я собрался с мыслями и заговорил:
– Уважаемый вождь Грымг, кланяется тебе Гарри Поттер. Я рад, что шарик приносит вам пользу. Спасибо за подарок, я буду хранить его, смотреть на него и помнить щедрость вождя Грымга. Прийти в гости я сейчас не могу, потому что учусь в школе и у меня каждый день занятия. Я навещу ваше племя летом, на каникулах. Долгой жизни и крепкого здоровья тебе и твоему племени. Гарри Поттер.
Посланец великаньего вождя величественно снялся с черепа и полетел в обратный путь. Я разглядел подарок получше и обнаружил на его лбу вырезанные символы наподобие пиктограмм. Пришлось поверить, что это автограф Грымга, потому что в великаньем языке я был не силён. Череп также украшали резные висюльки из кости, прицепленные к выступам на его скулах и глазницах с помощью выделанных сухожилий. Его пасть скалилась двумя рядами крупных желтоватых зубов безупречной сохранности.
Пока я разглядывал череп, грифы пребывали в остолбенении. Наши тоже были впечатлены – они ко мне уже привыкли, но и для них это было слишком. Первой подала голос Гермиона, евшая глазами меня и череп.
– Поттер, так Избранный всё-таки ты, а не Невилл?! – во всём случившемся это был самый важный для неё вопрос.
– Грейнджер... – устало вздохнул я, прикидывая, куда девать подарок. Через несколько минут начиналась практика по гербологии, с черепом нужно было срочно что-то решать. – Великаны живут в глуши. Может, до них еще не дошли последние директорские перестановки.
Мой ответ был откровенно издевательским – не думала же она, что я сам назову себя Избранным. Гермиона приняла его за чистую монету и обескураженно кивнула. Маглокровка, что с неё взять...
– Тед, – обратился я к Нотту. – Если я опоздаю на практику, предупреди мадам Спраут, что мне понадобилось срочно занести посылку в общежитие.
Тот подтверждающе кивнул, а я уменьшил череп до размеров лошадиного и понёс в общежитие, где снял с него чары и оставил на полу посреди нашей комнаты. Драконья кость является мощнейшим магическим ингредиентом, который нельзя долго хранить в уменьшенном состоянии – последствия могут быть самыми разными, от нестабильности уменьшающих чар до разрушения кости или даже до взрыва уменьшенного ингредиента, в зависимости от особенностей магии наложившего чары волшебника.
После занятий мы с Тедом рассмотрели череп во всех подробностях. Судя по размерам, при жизни это был молодой экземпляр гебридского чёрного, занесённый в Британию западным штормовым ветром и неосмотрительно решивший подкормиться великаньими козами перед обратной дорогой. Был бы это просто трофей, его можно было бы разрезать на удобные для хранения куски, чтобы в дальнейшем использовать для амулетов и в зельеварении, но это был подарок, который следовало хранить в целости.
– И куда мне его девать? – вопросил я, пока мы стояли над черепом.
Тед отнёсся к моему риторическому восклицанию с полнейшей серьёзностью.
– У тебя же есть место, куда ты убираешь всё подозрительное, – напомнил он. – Ты недавно прятал туда наши вещи на случай обыска.
Я уже подумал о Тайной комнате, но во внутренних покоях Слизерина точно так же не было места для огромного черепа, а окрестные залы и коридоры там были слишком сырыми. Стасисная кладовка Тайной комнаты располагалась очень далеко от замка, хотя за неимением выбора...
– Туда тоже не очень-то засунешь такую громадину, – рассеянно ответил я.
– Сюзерен! – вдруг осенило Нотта. – В Выручай-комнате должно быть помещение, где хогвартцы прячут свои вещи. Не может быть, чтобы за целое тысячелетие никто до такого не додумался!
– Да? – я посмотрел на Теда. – Это было бы удобно.
– Тогда пакуй череп и пошли вызывать хранилище. Я представляю, что нам надо, оно появится, будь уверен.
Я уменьшил череп, уложил его в магловский товарный пакет, наскоро сконфигурированный из листа пергамента, и мы отправились на седьмой этаж. Тед с энтузиазмом трижды пронёсся туда-сюда мимо портрета с танцующими троллями, и на противоположной стене появилась дверь.
– Я же говорил! – обрадовался он и первым потянул дверную ручку.
За дверью оказался огромный зал с колоннами, наподобие соборного. Он весь был завален грудами хлама под потолок, разделёнными путаной сеткой узких проходов. Здесь была и старая мебель, и столпотворения напольных скульптур, и сложные конструкции всевозможных шкафов, стеллажей и стоек, заставленные, заваленные и увешанные всякой дребеденью. Крупные предметы либо валялись около шкафов и вдоль проходов, либо, если это позволяла их форма, были составлены в корявые пирамиды.
– Мда... – пробормотал Тед, озирая это изобилие. Он и представить себе не мог, что искомое хранилище окажется такой свалкой. – Ну и как тут что-нибудь спрятать?
– Спрятать-то можно, а вот потом найти... Положишь – и с концами. Даже если не унесут, а переложат, уже ничего не сыщешь.
– Но сейчас ведь никто в замке не знает про Выручай-комнату? Мы с Дианой тут почти каждый вечер, и не было случая, чтобы к нам кто-то ломился.
– А как вы её используете?
Тед слегка смутился.
– Иногда как библиотеку, чаще как комнату отдыха. Пообщаться там, музыку послушать, да и мало ли что... Диана не кто-нибудь, а моя леди и наречённая, сюзерен. Но это неважно, важно другое – в школе никому нет дела до того, что эта комната часто бывает занята, верно?
Довод Нотта выглядел разумным. Если бы кто-то из преподавателей присматривал за Выручай-комнатой, он наверняка полюбопытствовал бы, кто и зачем зачастил туда.
– Череп можно завалить другими вещами, а когда понадобится, выкопать оттуда, – продолжил Тед. – Никто не найдёт его здесь до конца учёбы, а потом ты заберёшь его, сюзерен. Если он затеряется, сделаешь Акцио или Ревелио.
Он пошел между кучами хлама, выбирая, где можно незаметно пристроить предмет размером три на пять футов. Я следовал за ним, не особо вникая в его короткие реплики по поводу встречающихся вещей, потому что меня, определённо, что-то отвлекало. Какой-то сигнал или мысленный голос, взывавший к моему вниманию.
– Подожди, Тед, здесь что-то есть, – я остановился и закрыл глаза, прислушиваясь к сигналу.
– Что?
– Не мешай.
Тед замолчал, а я обнаружил магическую нить наподобие той, которая соединяла меня с телом Тома Риддла или с его дневником-артефактом. Здесь находился предмет, магически связанный со мной точно так же, как и они. Он располагался в дальнем конце склада, довольно-таки высоко над полом. Я кивнул Теду, чтобы тот следовал за мной, и направился туда.
Это оказалась сильно потрёпанная временем статуя женщины в длинном хитоне, с отбитыми руками и одной из грудей, которая была не прикрыта одеждой. Судя по состоянию сколов, она была изуродована еще до основания Хогвартса. Несколько подобных скульптур притулились на нагромождении старинных столов, расставленные тут и там на свободных от мебели поверхностях. Эта стояла на высоте в два человеческих роста, с прохода её не было видно, и я нашёл её только потому, что целенаправленно искал. Голову статуи полностью скрывала небрежно наброшенная грязная тряпка – то ли вконец застиранное холщовое полотенце, то ли заношенная портянка.
Я аккуратно снял тряпку невербальной Левиозой и увидел, что голова статуи увенчана драгоценной диадемой. Магическая нить заканчивалась на диадеме, по всей видимости, являвшейся связанным со мной артефактом. Моим хоркруксом, как называл их Том-из-дневника.
– Ничего себе! – ахнул рядом со мной Тед. – Эта диадема – и в таком месте!
– Ты видел её раньше?
– На рисунке в атласе уникальных артефактов. Это не что иное, как диадема самой Ровены Равенкло – если, конечно, это не подделка. Но и металл, и камни, похоже, настоящие.
Я проверил диадему на сторожевые и защитные заклинания, но её прежний владелец, похоже, полагал, что портянки будет достаточно.
– Акцио диадема, – призвал я артефакт.
– Точно, настоящие, – подтвердил Тед, рассмотрев диадему вблизи. – И магия на ней на редкость мощная, сразу чувствуется, что это могущественный артефакт.
– Раз это такая ценность, нечего ей здесь валяться. Для неё найдётся место поукромнее, – сказал я, засовывая диадему в свою безразмерную сумку. Понятно, что я всё равно забрал бы артефакт, в котором хранилась частица моей души, но этого не следовало знать даже Теду. Тот проводил её взглядом и ничего не сказал – от него не ускользнуло, что я нашёл её, еще не зная, что это такое.
Череп мы пристроили здесь же, между столами. Скрывающие заклинания не удержались бы на драконьей кости, поэтому мы просто замаскировали его мебелью. А после отбоя я отнёс диадему в Тайную комнату и оставил там в кабинете на верхней полке, рядом с дневником.
29.
Весенние каникулы застали меня, как сессия отъявленного «тролльщика», за лихорадочным долистыванием академического пособия по пространственной магии. Я уже представлял, как создаются все эти кошельки и саквояжи, но еще путался в методиках их связывания с хранилищами, а работа с большими пространствами оставалась для меня тёмным лесом. Созданию многофункциональных изолированных помещений наподобие Выручай-комнаты в пособиях уделялось всего лишь несколько абзацев, из которых можно было вынести чуть больше того, что подобные творения существуют. Что же касалось обособления магических земель, в пособиях об этом не было ничего, кроме отсылок к ритуалам.
Хоть я и был захвачен каникулами врасплох, я обрадовался им как передышке. Нет, это не означало, что у Малфоев я могу расслабиться и не контролировать свои слова и жесты, но здесь по крайней мере можно было не следить за каждым углом, где меня могли поджидать с воспитательными мерами поборники Света и Справедливости.
Если некто заявляет вам, что школа – ваш второй дом, полный ваших друзей, не верьте этой бессовестной пропаганде. Лучше зорко смотрите, зачем ему это нужно.
На первом курсе я был там Мальчиком-Который-Выжил-И-Поступил-В-Слизерин. Всем это было поперёк горла, включая слизеринцев – я, видите ли, посмел не оправдать их ожидания.
На втором курсе я был там Мальчиком-Который-Выжил-И-Оказался-Змееустом. Слизеринцы отпали, зато остальные старались вдвое – я не только посмел не оправдать их ожидания, но и напугал их тем, что умею делать то, на что не способны они. Значит, уже враг, а эти болваны еще мечтают, что маглы встретят их с распростёртыми объятиями.
На третьем курсе я там – Мальчик-Который-Выжил-И-Не-Может-Вызвать-Патронуса. На этот раз я напугал стадо тем, что не умею того, что умеет оно. Вдобавок я вышел из повиновения у пастуха, и он спустил его на меня.
Кто-то на моём месте стал бы прогибаться подо всех подряд или хотя бы под пастуха. Кто-то возненавидел бы человечество. Я же просто принял это к сведению. Да, это всего лишь школа, всего лишь маленький кусочек большого мира, но это не значит, что большой мир устроен иначе. Вчерашние дети, они дрессируются, но не меняются.
Никогда не надейтесь на людскую доброту или хотя бы снисходительность, если вы на вершине положения. Но если вы, никчёмный, валяетесь в канаве, тогда вас, возможно, кто-нибудь подберёт и отмоет – и хорошо, если из жалости, а не ради того, чтобы использовать вас или прослыть добрым.
Кто-то назовёт меня циником, и я даже знаю, кто это будет. Тот, кто обломался, пытаясь манипулировать мной.
У Малфоев нас, как обычно, встречали родственники. Отец Теда снова приехал из Европы, чтобы повидаться с сыном. Нотт-старший принадлежал к типу мужчин, которые совершенно не умеют обращаться с детьми, но Теда он по-своему любил, и неучастие в воспитании сына не мешало ему гордиться тем, каким вырос его наследник. Вместе с ним в Британию приехал и Эйвери-старший, как мы договаривались. Похвастаться мне было особо нечем, но учёный маг остался доволен моим продвижением в магии пространства. Когда я посетовал, что самые важные разделы в моих пособиях фактически отсутствуют, он обещал к лету привезти мне трактат «Ритуалы высшей магии», на который дружно ссылались имеющиеся у меня источники.
Я передал Эйвери для идентификации контейнеры с флюгером и концентратором, предупредив, что артефакты можно считать условно-опасными, что они упакованы в Эгиду и что чем меньше народа знает о них, тем лучше. И, разумеется, чтобы без моего согласия с ними больше ничего не делали. Сухонький маг понимающе покивал и уже на следующий день отбыл с контейнерами в Европу. Школа Лорда...
Изучение диадемы Равенкло я отложил до тех пор, пока не прочитаю о ней в полном атласе редких артефактов. Я имел в виду атлас Ноттов, но в библиотеке Малфоев нашёлся такой же экземпляр. Рисунок в нём был выполнен тщательно, но больше никаких точных сведений о диадеме там не было. Говорилось расплывчато, что она, вероятно, стимулирует умственную деятельность и, возможно, позволяет видеть невидимое. Было очевидно, что эти предположения высосаны из пальца составителями альбома.
Пока мы были у Малфоев, в гости к опекуну заглянул Джонс. Он улучил минутку поболтать с нами о школьных делах, поспрашивал нас о преподавателях, о последних событиях, а под конец разговора поинтересовался, не собираемся ли мы к нему на дачу этим летом. Я ответил за всех, что мы еще не решили, но если и соберёмся, то ненадолго. За зиму я пересмотрел свои намерения насчёт магловского мира и больше не считал первоочередной задачей умение влиться в него, а с бытом маглов наша компания достаточно познакомилась в прошлый раз.
Как я заметил, Джонса чрезвычайно интересовали любые сведения о Сириусе Блэке. Он тщательно это скрывал, но по едва уловимому усилению напряжения в голосе и позе можно было догадаться, что эта тема важна для него. Я сообщил, что Блэк всё еще около Хогвартса, что на самом деле охотится он не за мной и что Дамблдор объявил об его анимагической форме. На вопрос Джонса, что же там нужно Блэку, я только пожал плечами. Сам я считал, что Сириус охотится за уизлевской крысой Коростой, высвечивавшейся на картах Хогвартса как Питер Петтигрю, но мне не хотелось проявлять излишнюю осведомленность только ради удовлетворения чьего-то любопытства.
В этот приезд мы почти не занимались боевой магией. Пару раз мы выходили на полигон, чтобы освежить навыки, и этого было достаточно. Не вели мы и светскую жизнь, потому что её сезон уже прошёл, но и не бездельничали. Все мы были наследниками своих родов, и Малфой-старший нашел нас достаточно подросшими, чтобы обучать ведению рода.
Основы мы знали и прежде, их полагалось знать каждому родовому магу, но главе рода этих знаний было недостаточно. Родовая экономика, ведение хозяйства особняка, консервация и расконсервация временно используемых жилищ, маглооталкивающие чары, установка и поддержание защиты от магического вторжения, а также многое другое, о чём мы прежде слышали только мельком, требовало от наследников углублённого изучения. Сюда входило также наследование родовой магии и способы её поддержания и усиления.
Не все маглорожденные были грязнокровками, но выяснялось это годы спустя, когда от одних маглокровок рождались сильные маги, тогда как другие ослабляли родовую кровь, производя на свет преимущественно полусквибов или сквибов. Вторых было гораздо больше, поэтому с точки зрения чистоты крови было безопаснее считать всех их грязнокровками. Надёжного способа определить, кто есть кто, не существовало, даже астрология могла прогнозировать только личные способности мага. Поэтому идея службы Контроля Крови, над которой работал Том Риддл с друзьями, и была встречена у чистокровных с таким энтузиазмом.
До недавнего времени в магически сильных родах использовался отлаженный тысячелетиями механизм вливания свежей крови. В них имелись книги-артефакты, где появлялись сведения о рождении и местонахождении несовершеннолетних маглорожденных волшебников, а также магов-сирот, проживающих у маглов. Такая книга регулярно просматривалась главой рода, для новорожденных составлялся астропрогноз, и если младенец выглядел перспективным, его похищали и вводили в род. Но после принятия закона о секретности одним из первых постановлений Министерства был запрет на похищение детей у маглов. Вместо этого всех их по достижении одиннадцатилетия стали забирать в Хогвартс, который Основатели снабдили такой же книгой.
Министерство, возникшее на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков, было новообразованием на теле магической Британии. Поначалу оно было вспомогательным органом при Палате Лордов, но с середины девятнадцатого века, когда магловскую Палату лордов стали ограничивать в правах, похожие политические процессы пошли и у магов. Министерство набрало силу, а деятельность Палаты Лордов постепенно сама собой заглохла. Как объяснил нам Малфой, это случилось, потому что среди высокородных магов давно не появлялось яркой политической фигуры, заинтересованной в улучшении органов власти. Свод министерских законов с самого начала полноценным законодательством не являлся – это был список постановлений и указаний в дополнение к родовым кодексам, клятвам и ритуалам, предназначенный для регулирования отношений безродных магов и расширявшийся по принципу затыкания дыр. В настоящее время Министерство было нашим исполнительным органом власти, Визенгамот – судебным, а законодательным органом оставалась Палата Лордов, в последний раз собиравшаяся более ста лет назад.
Мне стало понятно, откуда у нас такие бредовые законы. Для остальных это, похоже, и прежде само собой разумелось. У меня возник естественный вопрос, почему лорд Малфой ничего не предпринимает для восстановления деятельности Палаты Лордов, и тот нехотя объяснил, что род Малфоев недостаточно могуществен и влиятелен для этого, особенно после некоего ошибочного политического шага. Затем он перечислил нам роды, сто лет назад входившие в Палату Лордов. Поттеры и Блэки там были, Малфоев не было.
Уроки Малфоя-старшего заставили каждого из нас призадуматься о прошлом, настоящем и особенно о будущем магической Британии. Мы собирались жить долго и счастливо, а наше настоящее ставило под сомнение наше будущее. И разговоры у нас пошли другие, даже у Драко, всё еще цеплявшегося за возможность оставаться безответственным ребёнком.
Мы взрослели.
Конец апреля выдался на редкость пасмурным. Вялый дождичек принимался моросить по несколько раз на дню, словно обессилевший подневольный работник, доделывающий дневную норму из страха перед наказанием. Окрестности Хогвартса были затянуты туманом, в котором, если терпеливо глядеть в окно, иногда мелькали расплывчатые тени дементоров. Прогулки в Хогсмид были всё еще запрещены – впрочем, никто туда и не рвался, в такую-то погоду.
Репетиция Азкабана, как уныло шутил кое-кто из старшекурсников.
Я несколько раз навещал Тайную комнату Слизерина. Хотелось разобраться с диадемой, да и у Шшесса пора было снова сцеживать яд. На мой вопрос о диадеме василиск ответил, что ничего о ней не слышал. Если Салазар что-то и знал об артефакте Ровены, он не обсуждал это в присутствии своего фамильяра.
Я пытался исследовать диадему известными мне анализирующими заклинаниями, но потерпел неудачу. Здесь требовались знания не моего уровня. Заручившись страховкой Шшесса, я примерил артефакт на голову. По ощущениям что-то изменилось, но я не смог точно определить, что именно. Разве что освещение сумрачного зала стало казаться ярче и объёмнее.
Видимо, следовало поинтересоваться методами изучения подобных артефактов. Отдать диадему на исследование я не мог, поскольку она была моим хоркруксом, но можно было спросить о методах у Эйвери-старшего или даже навестить Академию, чтобы проконсультироваться у специалистов и посидеть там в библиотеке. Я снова отложил диадему до лучших времён.
В мае погода прояснилась, туман сошёл. Невилл вспомнил, что я обещал помочь ему избавиться от Тревора, и написал мне со школьной совой. Мы тайно встретились и договорились провести ритуал освобождения фамильяра в ближайшую субботу. Ритуал требовалось проводить на открытом воздухе, а вокруг школы сновала сотня дементоров, не говоря уже о том, что нас могли заметить из окон, поэтому единственным подходящим местом для ритуала был Запретный лес.
Лонгботтом поначалу ужаснулся. Пришлось напомнить, что туда не только не ходит никто, кроме Хагрида, но и не залетают дементоры. Я назначил ему встречу в субботу после завтрака у выхода к огородам, и Невилл наконец явился туда с Тревором под мышкой. Парень опоздал почти на час, но он предупреждал, что ему будет нелегко поймать свою жабу и ещё труднее отвязаться от Грейнджер. Мы укрылись под плащом-невидимкой и направились в юго-восточную часть лесного массива, где было достаточно прогалин.
В поисках подходящего места мы зашли в лес глубже, чем я ожидал. Но полянка оказалась очень удобной – сухая, светлая, достаточно просторная, чтобы расчертить на ней ритуальную пентаграмму, обросшая по краю буйным кустарником, мешавшим разглядеть, что здесь происходит. Я повязал плащ-невидимку себе на талию, чтобы не забыть его здесь, и стал готовить ритуал, а Невилл стоял в обнимку со своей жабой и осматривался вокруг. Пятна от болячек у парня сошли, но пока он оставался худощавым, и это шло ему.