Текст книги "Мы, аристократы - 3 (СИ)"

Автор книги: Бастет Бродячая Кошка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

  – Я тоже в последнее время склонен считать, что у вас имеется некоторое благоразумие, поэтому вы удивили меня тем, что оказались в обществе профессора Люпина, – продолжил свою мысль декан. – Признаться, я подумал, что вы пошли по стопам своего отца, но теперь мне по крайней мере понятны ваши намерения. Вам не помешает знать кое-что, пока вы не начудили. Я очень надеюсь, что вы отнесётесь к этим сведениям... адекватно.

  – Адекватное отношение к чему бы то ни было является наиболее правильным, профессор, – сказал я после некоторой паузы, потому что Снейп дожидался от меня отклика.

  – Вот сейчас и выяснится, насколько вы придерживаетесь этой позиции на практике, – удовлетворённо произнёс он. – Надеюсь, вы не разочаруете меня, Поттер.

  На этот раз его слова не подразумевали моего ответа, и я промолчал.

  – Вы ведь уже знаете, что в годы учёбы в Хогвартсе мы с вашим отцом не ладили, – продолжил он полуутвердительно.

  – Об этом трудно не догадаться, сэр.

  – Я был ровесником вашего отца, только учился на Слизерине. А ваш отец и Сириус Блэк учились на Гриффиндоре и были заводилами в четвёрке Мародёров, как они себя называли.

  – Как-как?

  – Мародёров, – повторил он с любезностью, дающей сто очков форы любому ехидству. – Ваш отец и его друзья чрезвычайно кичились этим названием.

  – А вы не преувеличиваете, профессор? – осторожно спросил я. – Ведь мародёры – это люди, которые грабят трупы на поле боя. Это не воины, даже не бандиты, мародёрами могут быть и простые жители, не обременённые щепетильностью.

  – Вот именно, Поттер, – было видно, что Снейпа весьма порадовало моё замечание. – Я слышал от Лили, что это название придумал Питер. Сириусу оно понравилось, а ваш отец всегда был на подхвате у Сириуса, потому что считал его крутым за разрыв с семьёй. И содержал его после школы, потому что самому Сириусу жить было не на что. Свой детский сейф Блэк промотал еще на седьмом курсе, едва успев унаследовать.

  Я понимал, что Снейп пристрастен в своих отзывах о компании отца, но тщательно запоминал их. При случае разберусь, где тут правда, а где школьные обиды.

  – Так вот, Поттер, гриффиндорцы традиционно не ладят с слизеринцами, но эти четверо ненавидели меня особо. С Лили я дружил еще до Хогвартса, потому что мы жили по соседству, а Джеймс довольно скоро положил на неё глаз и стал ревновать её ко мне. Лили долго не обращала на него внимания, пока однажды мы с ней серьёзно не поссорились. По вине этой компании, кстати.

  Снейп ненадолго замолчал. Судя по его лицу, он проигрывал этот эпизод в памяти, хотя и не собирался рассказывать его мне.

  – Лили так и не простила меня тогда, – снова заговорил он. – До сих пор не понимаю, как одно сказанное вгорячах слово может разрушить многолетнюю дружбу... В январе 1980-го она вышла замуж за Поттера, а через семь месяцев после свадьбы родились вы. Но я её всё равно... помнил. Ещё в Хогвартсе ваши родители вступили в Орден Феникса, основанный Дамблдором для борьбы с Вольдемортом, приверженцы которого очень активизировались в те годы. Ваши родители, Поттер, не были профессиональными аврорами, но в вылазках против Лорда участвовали, и весьма рьяно. Джеймса с Сириусом превозносили, а поскольку мы сильно не ладили, я естественным образом оказался на другой стороне... – Снейп выдержал паузу, зорко наблюдая за моей реакцией, но на моём лице не отразилось ничего. Что у него была метка, я уже знал. – ...под руководством Люциуса, – завершил-таки он.

  – Опекун показывал мне фотографию с дня рождения Уилкиса. С ним там четверо парней, среди которых есть и вы, – сообщил я, чтобы декана не слишком удивляло моё безразличие.

  – Значит, вы об этом знаете... – для Снейпа это оказалось новостью. – Что ж, тем легче будет рассказывать... После школы я искал работу и долго не мог никуда устроиться. В конце января восьмидесятого года, где-то через неделю после того, как Лили вышла замуж, мне передали, что директор Хогвартса стал подыскивать преподавателей на следующий учебный год, и я решил попытать счастья.

  – Кто вам это сообщил?

  Снейп недовольно посмотрел на меня, потому что я почти перебил его, но всё-таки ответил:

  – Мундангус Флетчер, мелкий жулик, который пару раз помог мне продать кое-какие зелья. У него были тёмные делишки с Аберфортом Дамблдором, братом директора и содержателем "Кабаньей головы" в Хогсмиде. Вы, полагаю, уже побывали в этом заведении во время субботнего отпуска?

  – Проходил мимо. Грязное местечко, да и выглядит как притон – приличному человеку там делать нечего.

  – Это, можно сказать, и есть притон – таверна, где обретается публика определённого сорта. Флетчер назвал мне вечер, когда в "Кабанью голову" придёт директор Хогвартса для собеседования с кандидаткой на должность преподавателя прорицаний. Прежде такого предмета в школе не было, но, как мне сказали, Дамблдор может создать должность под хорошего специалиста. Я уже тогда был неплохим зельеваром, поэтому у меня были основания надеяться. После того, как директор побеседует с этой особой, я собирался подойти к нему и предложить свою кандидатуру. Я прибыл туда еще днём, снял номер на ночь и дождался у окна, когда в таверну придёт Дамблдор на встречу со своей кандидаткой. Выждав немного, пока они не поговорят, я спустился в коридор, чтобы не пропустить директора, когда он будет выходить из обеденного зала.

  Снейп замолчал, припоминая подробности того вечера. Я терпеливо ждал.

  – В зал я заглянул, чтобы убедиться, что директор еще там. Они с Трелони сидели за ближайшим столиком от выхода. Едва я отступил в коридор, как эта Трелони вдруг заговорила не своим голосом и начала произносить следующее высказывание – "Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов... рождённый на исходе седьмого месяца..." Я был сильно впечатлён её загробным тоном и запомнил всё дословно, но до конца не дослушал, потому что непонятно откуда вывернулся Аберфорт и накинулся на меня за то, что я подслушиваю. Пришлось уйти наверх, и в тот вечер я так и не подошёл к Дамблдору, чтобы не вызвать у него подозрений. Ведь я догадался, что эта мордредова Сивилла произнесла настоящее пророчество. За это Дамблдор и принял её на работу в Хогвартс.

  Я вспомнил, что Малфой-старший уже рассказывал мне о пророчестве и о роли Снейпа в нём. Ребёнок пророчества должен был противостоять Вольдеморту, и я полагал, что если в этой байке была хоть капля правды, пророчество свершилось еще тогда, в день гибели моих родителей. Но Люциус говорил о пророчестве с чужих слов, а Снейп, будучи очевидцем, рассказывал сцену с Трелони так подробно, что я буквально видел каждое действие её участников.

  – Вы думаете, Аберфорт не передал своему брату, что застал вас подслушивающим в коридоре? – поинтересовался я.

  – Он же не знал меня в лицо. Учеников в школе много, каждого не запомнишь. С Дамблдором я встретился уже весной, и директор принял меня преподавать зельеварение, потому что профессор Слагхорн собирался уходить с должности. А тогда, в январе, я отправился к Вольдеморту и доложил о пророчестве. Молодой был, выслужиться хотел. – Снейп болезненно поморщился. – Знать бы заранее, к чему это приведёт...

  – Что же всё-таки вышло с этим пророчеством? – подбодрил я декана, потому что он снова замолчал.

  – Тёмный Лорд отнёсся к моему сообщению серьёзно, хоть я тогда и не дослушал Трелони до конца. Он приказал собирать сведения о детях магов, которые родятся в конце июля того года. Это оказались вы и Невилл Лонгботтом. Стычек тогда было предостаточно, каждый из орденцев успел поучаствовать в них не по одному разу, так что "трижды бросавшим вызов" был чуть ли не каждый первый из них. Поскольку Дамблдор стал прятать Поттеров, а не Лонгботтомов, напрашивался естественный вывод, что ребёнок пророчества – это вы.

  Снейп прервался на мгновение, чтобы взглянуть на мою реакцию. Я подтверждающе кивнул.

  – Поттеры тогда укрылись под Фиделиусом, – продолжил он, – поэтому достать вас было невозможно. Лорд жаждал уничтожить ребёнка пророчества, пока тот не вошёл в силу, но прошло полтора года, а вы, Поттер, всё еще были недоступны для него. Так было, пока не настал тот злополучный Хеллоуин, накануне которого я случайно услышал, что Поттеров предал кто-то из близких и что завтра Лорд собирается собственноручно убить их ребёнка. Позабыв весь этикет и все условности, я добился встречи с Лордом и умолял его оставить Лили в живых. Он обещал пощадить её, если получится, но для меня это было недостаточной гарантией её жизни – к этому времени я уже знал, что чьи-то отдельные жизни не значат для Вольдеморта ничего. И я вспомнил о Дамблдоре... ведь Поттеры были его людьми, он должен был в лепёшку расшибиться ради их спасения – и никаких "если получится". Но когда я обратился к нему, я услышал то же самое "если получится", словно разговаривал с одним и тем же человеком. И у обоих не получилось. Лили погибла. Вольдеморт тогда всё-таки потребовал, чтобы она отдала ему вас и ушла, но вместо этого она заслонила вас собой, пожертвовав своей жизнью.

  – Это он сам вам сказал? – ошеломлённо спросил я.

  Снейп посмотрел на меня как на идиота.

  – Поттер, вы соображаете, что говорите? Вольдеморт тогда развоплотился и до сих пор пребывает в этом состоянии.

  – Профессор, а вы сами соображаете, что говорите? Там присутствовали только моя мать, Вольдеморт и я. За себя я ручаюсь, Вольдеморт и моя мать тоже никому ничего не говорили, по понятным причинам. Тогда откуда вы взяли эти мелодраматические подробности? И, знаете, если бы Вольдеморт собирался оставить мою мать в живых, а она стала бы путаться у него под ногами, эта маленькая проблема легко решалась Ступефаем или Инкарцеро.

  Снейп замер, на его лице застыло выражение сосредоточенного осмысления. Наверное, так же выглядел Ньютон, когда ему на голову упало то самое яблоко.

  – Поттер... – пробормотал он, когда наконец отмер. – Дамблдор определил, что Лили отдала свою жизнь за вас, потому что на вас была наложена кровная защита благодаря её материнской жертве.

  – Профессор, не было никакой кровной защиты. Я и сам это проверял после первого курса, и Малфоя попросил проверить, когда он возвращал меня к Дурслям.

  – Меня не удивляет, Поттер, что вы ничего не нашли. – Снейп саркастически хмыкнул. – У вас ещё мало умения для таких проверок.

  – Но я хотя бы догадался проверить болтовню Дамблдора, в отличие от вас. Малфой тоже ничего не нашёл – его умению вы, надеюсь, доверяете?

  – Вы же прожили в полной безопасности все эти годы, Поттер!

  – Я просто никому не был нужен. По словам Малфоя, к этому недоделанному пророчеству скептически относились все Упивающиеся, кроме самого Лорда.

  – Ладно, Поттер... – До сих пор мы разговаривали стоя, но теперь декан хмуро огляделся вокруг, увидел свой стул и сел. – Садитесь тоже... куда-нибудь.

  Я принёс табурет с другого конца лаборатории и уселся неподалёку от декана. Тот молчал и выглядел глубоко задумавшимся.

  – Вот что, Поттер, – сказал он наконец. – Я рассказал вам так подробно и о пророчестве, и о моей роли в гибели ваших родителей, потому что на веру вы моего предупреждения не примете. Если Блэк узнал, что это я передал пророчество Вольдеморту, ему есть за кем охотиться здесь и без вас. Я никогда не желал зла вашей матери и, конечно, не мог предвидеть, что это обернётся против неё. Но вы и вправду отнеслись к моему рассказу адекватно, я ожидал худшего.

  – В восемнадцать лет никто не бывает предусмотрительным. Даже если бы вы каким-то чудом подумали о том, что у Поттеров скоро появится ребёнок, вы уж точно не могли бы догадаться, что он появится через семь месяцев.

  Снейп вскинул голову и внимательно посмотрел на меня. Это Люциус ко мне привык, а для декана было неожиданным услышать подобные рассуждения тринадцатилетнего ребёнка о восемнадцатилетних.

  – Вы говорите о своих родителях, словно о чужих людях, – неодобрительно заметил он.

  – А так и есть, профессор. Для меня это двое незнакомых людей, про которых мне сказали, что это мои родители. Если я им что-то за это задолжал, такие долги отдаются не им, а своим детям, – я не испытывал к родителям никаких чувств, поэтому оценивал своё отношение к ним с точки зрения долга.

  Мне казалось, что я ответил исчерпывающе, но Снейп смотрел на меня так, словно чего-то не понимал, и я добавил:

  – Когда совсем не на кого опереться, рано или поздно начинаешь искать опору в себе. Можно, конечно, продолжать жалеть себя и пускать сопли по невозможному, но с этим – не ко мне.

  Теперь он сделал для себя какие-то выводы и утвердительно наклонил голову.

  – Не воюйте с Блэком, Поттер. Дамблдор надеется, что вы полезете разбираться с ним, чтобы отомстить за своих родителей, и, насколько я понял, его устраивает любой исход, потому что он убеждён, что вы свернули на плохую дорожку. Блэк никогда не был на стороне Тёмного Лорда и сюда он придёт не за вами. Это не ваше дело, и вы просто в него не лезьте.

  Какое-то время мы сидели и размышляли, каждый о своём. Снейп сидел тихий и обмякший, каким его никто из учеников еще не видел – чтобы рассказать мне о своём прошлом, ему пришлось переступить через что-то в себе, и теперь декан, похоже, недоумевал, как он мог решиться на такое. А ведь он сделал это, чтобы спасти меня, хотя и не должен был – подумалось мне.

  – Вы рассказали мне это ради меня, – признал я вслух. – Я оценил.

  Это было моё "спасибо". Снейп рассеянно кивнул, и это был его ответ. Ни он, ни я в расшаркиваниях не нуждались.

  – Главная нестыковка всё равно осталась, – продолжил я. – Мы с вами оба знаем, что меня от Блэка Дамблдор защищать не будет. Тогда зачем эти дементоры поставлены здесь? Профессор, вы вправду считаете, что Дамблдор вытряс сотню дементоров из министерских чиновников, чтобы они защищали здесь вас?

  Снейп поднял голову и посмотрел на меня.

  – Нет, я далёк от мысли, что дементоры защищают здесь меня, Поттер. Я об этом даже и не думал. Но, знаете, я не подумал и о том, что они защищают здесь не меня.

  – А теперь у вас появились какие-нибудь предположения?

  Он отрицательно покачал головой.

  – Никаких. Но Дамблдор ничего не делает просто так.

  16.

  Большой Зал был оформлен в чёрно-оранжевой хеллоуинской гамме. Сотни тыкв с прорезанными в них физиономиями и со свечками внутри, облака чёрных летучих мышей, трансфигурированных из мешка картошки, тысячи оранжевых лент, завязанных бантиками на всех выступающих архитектурных украшениях и плавающих просто так под потолком, создавали картину пёструю и в тоже время однообразную. На столе присутствовали всевозможные кулинарные изделия с тыквой, и чтобы заполучить хоть немного еды или напитка без этого приторного овоща, нужно было специально просить домовиков. В качестве праздничного развлечения были устроены массовые танцы призраков по залу, весьма впечатлившие первокурсников – впрочем, незадолго до конца ужина все призраки улетели, и я даже знал, куда именно.

   Хотя у нас с Кровавым Бароном была предварительная договорённость, он не поленился найти меня днём и напомнил, что всё бестелесное общество Хогвартса будет ждать меня после ужина там же, где и год назад. Когда призраки покинули Большой Зал, я предупредил Теда, что снова приглашён на их празднование, вылез из-за стола и отправился вслед за ними.

  Призраки отмечали свой праздник точно так же, как и в прошлом году, с той разницей, что сегодня их застолье не украшал огромный именинный торт в виде могильного камня. Когда я вошёл в зал, бестелесные развлекались вовсю, но едва призрачный дворецкий объявил о моём появлении, как все они побросали свои занятия и выстроились в две шеренги вдоль чёрной ковровой дорожки. Мужчины почтительно кланялись мне, а дамы приседали в реверансах, пока я шёл мимо них к ритуальному пьедесталу.

  Я был уже не тот, что год назад. Если в прошлом году я пришёл сюда по просьбе Барона, не зная, что меня здесь ожидает, то теперь я принимал почтение хогвартских призраков как должное. Обратное с их стороны было бы не только невежливым, но и недальновидным, поскольку их существование зависело от магии замка, которая, в свою очередь, зависела от меня. Я понимал, что призраки проявляли уважение не ко мне лично, а к моему месту в здешней иерархии и к миссии, которую я взвалил на себя – да и сам я чувствовал себя отстранённо, слившись с ролью, которую мне предстояло сыграть.

  Четверо факультетских призраков-кураторов ожидали меня у пьедестала. Когда я остановился перед ним, появилась чаша. Я вытянул руку над ней и сделал надрез на запястье с помощью Секо. Пока моя кровь наполняла чашу, я сам, без подсказки, произнёс слова ритуала, которые предусмотрительно выучил накануне – я тоже не стал бы уважать Лорда Магии, который проводит ритуалы с суфлёром.

  Когда натекло достаточно крови, моя рана затянулась сама, а призраки, начиная с кураторов, стали окунать в неё бестелесные ладони и омывать свои лица.

  – Ваша кровь стала сильнее, юный Лорд, – почтительно заметил Барон, когда ритуал завершился. – Этого должно хватить ещё на два года.

  – Мне не тяжело проводить ритуал каждый год. – В этот раз я перенёс потерю крови гораздо легче – видно, сказалось хорошее питание и улучшение жизненных условий.

  – Было бы лучше устранить утечку магии, юный Лорд. Тогда необходимость в ритуале отпала бы.

  – С утечкой я разбираюсь, Барон, я не забыл. Когда она будет устранена, утраченное придётся восстанавливать.

  Барон бросил на меня внимательный взгляд, услышав от меня "когда", а не "если".

  – Восстановление магии Хогвартса нужно проводить после вашего совершеннолетия, когда вы войдёте в полную силу. Ритуал сложный, и он потребует от вас многого.

  – И чего же? – полюбопытствовал я.

  – Это преждевременный разговор, юный Лорд. Сначала ознакомьтесь с такими ритуалами и решите для себя, чем вы готовы пожертвовать для Хогвартса. В зависимости от этого он простоит или ещё сто лет, или ещё тысячу.

  – Хорошо, Барон. Не буду больше отвлекать вас от празднования.

  Барон понимающе наклонил голову:

  – Всего хорошего, юный Лорд.

  Я попрощался с кураторами и покинул праздник бестелесных. По лестницам я поднимался медленно и с передышками, памятуя, что здесь приключилось со мной год назад. На этот раз всё обошлось лёгким головокружением, и я благополучно добрался до общежития.

  В гостиной Слизерина продолжалось празднование. Весь факультет собрался здесь, на столах было выставлено сливочное пиво и конфетницы со сладостями, закупленными вчера в Хогсмиде. Ко мне подошёл Тед, беспокоившийся за меня.

  – Вроде цел, – подытожил он, окинув меня взглядом с головы до ног и особенно внимательно задержавшись на моих запястьях. Но крови на них не было, потому что я не забыл очистить кожу. – Бледноват только, а так ничего.

  – Всё в порядке.

  – Ты обернулся скоро, еще и часа не прошло.

  – Только не говори мне, что ты считал минуты до моего возвращения.

  – А если и считал, то что? Если бы ты не пришёл за полчаса до отбоя, я пошёл бы искать тебя. Ты, как я понял, не собирался там задерживаться, а то бы предупредил меня.

  – Теперь я умный и догадался бы позвать домовика на помощь, – успокаивающе сказал я.

  В это время в гостиную вошёл Снейп, угрюмый и озабоченный даже больше, чем обычно. Несколько мгновений он озирал пирушку, а шум в гостиной стихал по мере того, как ученики замечали появление декана.

  – Старосты, вам пять минут на то, чтобы проверить, все ли слизеринцы здесь, – распорядился он, когда в гостиной воцарилось некоторое подобие тишины. – Если кого-то нет, доложите мне, остальным – прибраться на столах. Через пять минут все мы идём в Большой Зал.

  – Зачем? – раздался чей-то удивлённый голос.

  – Приказ директора. Вам всё объяснят на месте.

  Когда мы вошли в Большой Зал, все грифы были уже там. С ними были МакГонаголл и Дамблдор. Хаффлпаффцы и равенкловцы прибыли почти одновременно с нами, возглавляемые своими деканами. Убедившись, что все ученики здесь, директор запечатал заклинаниями двери. Моё воображение разыгралось и нашёптывало, что теперь с нами можно делать что угодно – и никто отсюда не убежит.

  – Внимание! – разнёсся по залу усиленный заклинанием голос Дамблдора. – Пока мы отмечали праздник, на общежитие Гриффиндора было совершено нападение! Злоумышленник пытался проникнуть туда и изрезал портрет Полной Дамы, привратницы общежития. Полная Дама не пропустила его внутрь, но сама ушла с портрета, и теперь доступ в гостиную закрыт.

  – А мы тут причём? – спросил кто-то из слизеринцев.

  Гермиона, Рональд и Невилл, столпившиеся вокруг Дамблдора с торжественно-похоронными лицами приобщившихся к зловещей тайне, посмотрели в сторону спрашивающего с неприкрытым презрением – какой идиот смеет задавать вопросы, когда вокруг творится такой ужас?

  – Злоумышленник сейчас где-то в Хогвартсе, он может напасть снова, и неизвестно, кто может оказаться его следующей жертвой! – продолжил Дамблдор. – Поэтому ученики проведут эту ночь здесь, под защитой преподавателей, пока самые сильные наши волшебники обыскивают замок. Старосты будут по очереди дежурить у дверей, пусть они договорятся о сменах.

  – А что, уже были жертвы? – вполголоса поинтересовался Тед.

  – Если таковой считать изрезанный холст... – я пожал плечами. – Ни о ком и ни о чём другом не упоминали, и я бы сказал, что объект интереса этого злоумышленника находится внутри гриффиндорского общежития. Не вижу высшего смысла в том, чтобы собирать всех нас здесь – если, конечно, не было задачи облегчить налётчику работу.

  Мы говорили не таясь, и нас услышал стоявший неподалёку Снейп.

  – Вечно вы, Поттер, умнее всех! – огрызнулся он.

  – Я не считаю себя слишком умным, – невозмутимо отозвался я. – Если я тут умнее всех, это не моя заслуга, а печальный диагноз для умов Хогвартса.

  – Вы не понимаете, Поттер, – буркнул Снейп. – Директор отвечает за жизни учеников, поэтому никакие защитные меры нельзя считать излишними.

  – В прошлые годы наш директор весьма спокойно относился к угрозе жизни учеников – с чего бы он сейчас спохватился? – созданная Дамблдором шумиха раздражала меня своей нелогичностью. – Никто не пострадал, и вполне возможно, что злоумышленник пришёл к грифам за какой-то вещью. Ведь не мог же он не знать, что именно в это время весь Хогвартс сидит за праздничным столом?

   Снейп не нашёлся, что ответить. Он только поглядел на меня с некоторой задумчивостью, и это радовало. До декана, надеюсь, дошло, что приходить в это время для убийства было бы беспримерной тупостью, но для того, чтобы украсть, момент был самым подходящим.

  Дамблдор картинно взмахнул палочкой – и пол в зале устлали сотни мягких пурпурных спальников. Колдунство выглядело бы впечатляющим, если не знать, что это было заклинание обращения к хогвартским домовикам. Эти славные маленькие существа были связаны с магией Хогвартса, а поскольку директор не был владельцем замка, он не был и их хозяином. Согласно установленному Основателями правилу, директор мог распоряжаться домовиками только в пределах Хогвартса и только для хозяйственных нужд школы, он не мог использовать их ни в личных целях, ни для слежки или причинения ущерба. Это правило было закреплено магически, поэтому злоупотреблений быть не могло.

  Если не считать нескольких межфакультетских знакомств, в основном родственных, все факультеты держались в зале обособленно – заробевшие барсуки, любопытствующие вороны, истерящие грифы и раздражённые мы. Это я до школы спал на полу в чулане, а у остальных слизеринцев предстоящая ночь в спальнике была первым жизненным опытом подобного рода. До отбоя еще оставалось время, но преподавателям, не знавшим, чем занять учеников в зале, хотелось поскорее угомонить нас, поэтому Дамблдор дал команду всем ложиться по спальникам, пообещав, что кто не уляжется вовремя, будет искать себе место в темноте.

  Оглядевшись, я увидел, что Тед уже укладывается рядом с Дианой. Я собирался лечь с другой стороны от него, но в последний момент передумал. Хоть Диана и притерпелась ко мне, ей наверняка будет ей неприятно видеть меня рядом с Тедом, поэтому я отвернулся от них и полез в первый попавшийся спальный мешок. Едва я затянул шнуровку спальника, как директор погасил свет в зале, оставив несколько слабых магических фонариков в качестве ночного освещения.

  Мне не спалось – я не привык ложиться спать так рано. Я лежал на спине, глядел в потолок Большого Зала, показывающий сегодня пасмурное, обложенное низкими тяжёлыми тучами небо, и вслушивался в неразборчивые шепотки таких же полуночников. На улице наверняка опять шёл дождь, значит, вылазка с Октавией снова откладывалась. Мимо прошли Снейп, МакГонаголл, Флитвик и несколько отобранных Дамблдором старшекурсников, направлявшихся к выходу из зала для обхода Хогвартса. Старый сластёна остался со своим любимым факультетом, он стоял и смотрел вслед уходящим, время от времени кидая что-то в рот – наверняка свои любимые лимонные дольки, которых у него всегда были полные карманы. Когда дозорная группа подошла к двери, директор снял заклинание, чтобы выпустить её, а затем запечатал дверь снова.

  – Гарри? – негромкий девчоночий голос донёсся до меня с соседнего места. Повернувшись туда, я увидел в соседнем спальнике приподнявшуюся на локте Ромильду. Я видел мельком, что девчонка крутилась около грифов, но в какой момент она оказалась рядом со мной, я не заметил.

  – Да? – откликнулся я.

  – Тебе интересно, что я подслушала у грифов?

  Судя по её интонации, это было нечто заслуживающее внимания.

  – Разумеется.

  Ромильда придвинулась ко мне вплотную, так, что я ощущал запах её волос, и тихо-тихо зашептала:

  – Искромсанный портрет обнаружили Лаванда с Парвати, они ушли с ужина первыми. Они говорили своим, что предчувствовали недоброе, потому что когда они свернули к общежитию, то увидели в дальнем конце коридора Грима.

  – Опять этот Грим, – проворчал я, – то Панси его видит, а теперь вот они... – до меня дошло, что Хогвартс – не Хогсмид и дворняги по нему разгуливать не могут. – Подожди, они действительно видели большую чёрную собаку?

  – Ага, и, как они сказали, у неё были страшные глаза. Не собачьи.

  У той собаки были необычные серые глаза. Они могли показаться девчонкам страшными, хотя такое у собак пусть редко, но бывает.

  – Значит, Грим... – задумчиво пробормотал я.

  – Да, Грим. Поэтому все их девчонки уверены, что это не к добру, и очень боятся.

  – Ну, с девчонками понятно. А их парни что-нибудь об этом говорили?

  – Близнецы Уизли пытались убедить остальных, что на портрет напал Сириус Блэк и что он искал у них в общежитии Поттера.

  Я не сдержал пренебрежительный смешок.

  – Третий год учусь в Слизерине, а беглый преступник будет искать меня в Гриффиндоре? Даже если он этого не знал, у него было время навести справки.

  – Я тоже подумала, что они нарочно уводят догадки в сторону. И нарочно наводят их на тебя.

  – И им поверили?

  – Их слушали очень внимательно. Близнецы втолковывали парням, что раз твой отец учился в Гриффиндоре, то Сириус Блэк считает, что ты тоже учишься там. Мой отец говорил, что люди, когда боятся, бывают простодушны и могут поверить в любую чушь, а грифы боялись. Даже парни, хотя они старались не подавать вида.

  – Понятно. Я предполагал что-то такое со стороны грифов, но всегда лучше точно знать, чем предполагать.

  – И ещё, Гарри, – продолжила ободрённая Ромильда. – Лонгботтом, Грейнджер и младший Уизли отошли в угол и там шептались. Я... – она помешкала, но всё-таки призналась, тем самым проявив ко мне намалое доверие: – Беспалочковое подслушивание я с пяти лет освоила, мне всегда было жутко любопытно, о чём это шепчутся взрослые. И, конечно, я стала подслушивать эту троицу. Гарри, они уверены, что это Блэк, потому что это им по секрету сказал Дамблдор. Ещё Грейнджер с Уизли считали, что Лонгботтом должен разобраться с Блэком, и уговаривали его на это. А знаешь, почему? Они считали, что он – Избранный. Это правда, Гарри?

  – Смотря кем и для чего избранный, – ответил я. – Если Дамблдором для его личных сомнительных целей, то правда. А всякие высокие слова, которыми сопровождалось избрание – не что иное, как пропаганда. У Грейнджер нет никакого иммунитета к пропаганде вышестоящих, она ловится на ржавый гвоздь, а Уизли туп ко всему, кроме своей выгоды.

  – Который Уизли? – на всякий случай уточнила Ромильда.

  Я подумал.

  – А без разницы.

  Девчонка ненадолго замолчала, осмысливая мои слова.

  – Ты рассуждаешь совсем как мой отец, – одобрила наконец она.

  Если так, я не отказался бы познакомиться с этим магом поближе.

  – А кто у тебя отец?

  – Он – старший медик в Святом Мунго. Заведует отделом неизлечимых больных, которые содержатся на пансионе клиники.

  – Значит, Лонгботтомы в его отделе? – сообразил я.

  – Да, и не только они. Туда помещают коматозников и приговорённых к поцелую дементора. После исполнения приговора, ну, ты понимаешь...

  Я понял. Доктор Вейн был заведующим отделом живых мертвецов.

  – Насколько мне известно, после поцелуя дементора долго не живут, – вспомнилось мне.

  – Не живут, – согласилась Ромильда. – Но не потому, что им здоровье не позволяет. Их содержание влетает Министерству в круглую сумму, потому и не живут.

  – Их умерщвляют? – без особого удивления поинтересовался я. Убить этих несчастных было актом милосердия, который, по всей видимости, входил в обязанности отца Ромильды. – Это поручено твоему отцу?

  – Нет, их только помещают в его отдел на срок, который известен среди... непосвящённых как срок жизни после поцелуя дементора. Затем их забирают в Отдел Тайн. Гарри, ты никому этого не говори, я это только тебе сказала.

  Я и сам догадался, что девчонка поделилась со мной государственной тайной. Не выболтала, а именно поделилась, надеясь, что я обойдусь с этими сведениями правильно.

  – Ты знаешь, что с этими телами делают в Отделе Тайн?

  – Да, – прошептала она едва слышно. – Только, Гарри, обещай, что больше никому этого не скажешь...

  – Я не стану употреблять эти сведения во вред тебе и твоей семье. Слово Поттера, – добавил я малую родовую клятву.

  Ромильду эта клятва удовлетворила, и девчонка зашептала мне в самое ухо:

  – Там эти тела превращают в дементоров. Нужно пополнять естественную убыль дементоров, да и Министерству всегда их не хватает. Как говорит мой отец, были бы дементоры, а куда их приспособить, всегда найдётся.