Текст книги "Грани миров (СИ)"
Автор книги: Baal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)
– Висельники, – Нуар прочистил горло, – да уж. Хорошо, что у нас есть Чудесное Исцеление, правда?
– Почему?
– Ну, – Кот потёр лоб дрожащей рукой, – от повешенных нет крови, миледи, ты не задумывалась об этом?
Маринетт ощутила приступ тошноты.
Действительно.
– Зря я об этом сказал.
– Это точно.
Сен-Сюльпис из величественного, но недостроенного памятника архитектуры превратилась во вполне завершённое место казни. Церковь словно вышла из какого-нибудь низкобюджетного ужастика, где недостаток сюжета маскируют количеством крови и трупов.
Маринетт подумала, что теперь точно не сможет спокойно рисовать, глядя на дом Святого Сульпиция. Чудесное исцеление, увы, не лишало Ледибаг и Кота Нуара воспоминаний об акумах, как это иногда бывало с горожанами. Наверняка и в этот раз счастливые парижане просто забудут о происходящем во время буйства акумы. Хотя бы из-за того, что такие реки крови часто ведут к помутнению разума у простых людей.
Это Чудесные бывалые, и не такое видели. Их-то, конечно, лечить не надо, сами справятся.
Приступ внутреннего ворчания прервал Нуар: Кот достал из-за пояса свой шест и теперь рассматривал карту в коммуникаторе. Иногда таким образом можно было увидеть акуму; не в этот раз, очевидно, потому что Нуар задумчиво жевал губу вместо того, чтобы бежать куда-то и ловить вырвавшегося демона.
– Можно ещё сверху посмотреть, – предложила Маринетт. – Наверняка акума оставляет за собой… хлебные крошки, да.
Герои уставились на Сен-Сюльпис: её недостроенные колокольни были двумя самыми высокими точками поблизости. Залитая кровью церковь выглядела не слишком обнадёживающе. Словно последний аванпост цивилизации, над которым надругались варвары-дикари, превратив обитель веры в святилище смерти и насилия.
Маринетт отчего-то подумала, что такое количество крови ни к чему хорошему не приведёт. Первое, что приходило её в голову – это полчища мух и различная зараза, развивающаяся из-за обилия гниющей органики. А там уж и до вымирания недалеко, сейчас герои были практически также уязвимы для болезни, как и обычные люди. Это в чумные времена Тикки и Плагг создавали особенные костюмы, теперь для них не было никакой нужды.
– Что-то у меня нет никакого желания лезть к висельникам, миледи, – кривовато улыбнулся Кот.
– У тебя есть другие идеи?
– Вообще-то, да.
Он подошёл ближе к Ледибаг и аккуратно приобнял её за талию. Долгое мгновение они просто обнимались, впитывая тепло друг друга и ища успокоение, затем Кот упёр шест в землю и раскрыл его. Оружие всё увеличивалось и увеличивалось, и герои поднимались выше домов, рекламных баннеров и кровавых колоколен, пока не замерли примерно в двухстах метрах над землёй. Нуар запрыгнул на свой шест, мастерски балансируя на нём, и уселся на корточки. Ледибаг он усадил на свою ногу, продолжая аккуратно придерживать напарницу за талию.
Маринетт вцепилась в Кота в ответ. Несмотря на собственную супер-силу, оказаться на такой высоте было как минимум волнующе. Кот несколько раз устраивал подобный аттракцион для напарницы, но каждый из них был неожиданным и совершенно особенным.
С такой высоты город был, как на ладони – сборище серых, тёмно-серых и красных пятен. Последние тянулись как раз из Шестого округа, – видимо, акуманизация произошла именно здесь, возможно, даже в церкви или неподалёку от неё, – и напоминали бусы: большие красно-коричневые круги, связанные друг с другом тонкими перешейками. По насыщенности и цвету кровавых следов можно было даже предположить, как давно акума наводила ужас.
– Движется в сторону Седьмого округа, – заметил Кот.
– Я не удивлена, – откликнулась Ледибаг. – Седьмой – это прежде всего Эйфелева башня. Акум прямо тянет к несчастной железной леди.
Они ещё некоторое время разглядывали окрестности, больше собираясь с силами, нежели из реальной необходимости. Маринетт чувствовала, что рука Кота на её талии слишком жёсткая, что Нуар цепляется за Ледибаг, как утопающий за последний шанс на спасение. Сама она была в похожем настроении и просто пыталась привести сознание в состояние спокойной и холодной решимости, свойственной героине в красном.
Ветер сверху был просто диким. Эта сила, что приводила в движение многотонные облака, хлестала по героям, пытаясь выбить из них весь страх и нерешительность. Получалось едва; но всё же получалось. Холодные порывы острого воздуха были самым лучшим успокоительным, учитывая происходящее.
– Эй, миледи.
– Да, Кот?
– Мне кажется, или снизу что-то шевелится?
Ледибаг посмотрела, куда указывал Кот, и согласно кивнула. Под самой колоннадой Сен-Сюльпис действительно что-то шевелилось. Разглядеть это нечто получше с такой высоты было сложно, несмотря на улучшенное супергеройское зрение. Но вот то, что Маринетт видела непонятное существо в цвете… напрягало.
– Это акума или её проявление, – предупредила она, вглядываясь в неясную фигурку.
– Акума? А как же?..
Кот указал подбородком в сторону кровавых пятен. Ледибаг вздохнула.
– Не знаю. Может быть, второй? Бражник писал о двух, если ты не помнишь.
– О двух сильных, мда. Ладно, чтобы узнать, нам надо спуститься.
Он крепче прижал Ледибаг к себе и резко сложил шест до нормального состояния. На долгое-долгое мгновение герои зависли в воздухе. как в невесомости, прежде чем гравитация пришла в себя и начала своё неумолимое действие. Ощущение свободного падения всегда слишком нравилось Нуару, чтобы Ледибаг запрещала Коту наслаждаться, пускай и таким варварским способом.
Прыгнул бы с парашютом, что ли.
Ближе к земле Кот заново раскрыл шест, останавливая бесконечно-опасное падение лёгким движением. Оттолкнувшись оружием от какой-то крыши, Нуар задал направление и приземлился на один из рекламных щитов неподалёку от Сен-Сюльпис. Кровавую церковь и непонятного чудика у её свода отсюда было видно как нельзя лучше.
Ледибаг отстранилась от Кота и села на корточки, ловя равновесия. Рекламный щит был довольно узким, но с супергеройской ловкостью это не представляло сложностей. Главное удобно устроиться, а дальше тело само будет заботиться о собственном положении.
Чудик у церкви сначала напомнил Маринетт человека. Уже через пару секунд стало ясно, что это существо больше похоже на чью-то дурную фантазию, а не на парижанина. У него была грязно-серая кожа, вытянутый череп с проплешинами каштановых волос и абсолютно отвратительное лицо: деформированный вывихнутый в сторону нос, выпирающие из-под опухших губ клыки, чёрные запавшие глаза и глубокие морщины на высоком лбу. Одето существо было в какие-то обноски, которые, вполне возможно, раньше были вполне приличными вещами. Обуви не было.
Существо передвигалось то на двух ногах, то на четвереньках, и словно никак не могло определиться с тем, как же удобнее. Оно заинтересованно обнюхивало стены церкви и брусчатку перед ней и выглядело совершенно счастливым.
– Это что?
– Понятия не имею, Кот.
– Выглядит как какой-то упырь или вампир из старых ужастиков.
Словно в подтверждении слов Нуара существо радостно взвизгнуло и принялось лизать стену церкви. Как раз то место, где кровь была более или менее свежей.
Маринетт сглотнула. Несмотря на всё отвращение, что она испытывала от подобной сцены, взгляда отвести Ледибаг не могла. Упырь лизал стену с огромной страстью, будто был готов или заняться любовью с ней, или же сожрать её до основания. Скорее всего, второе.
– Похоже, ты прав, Кот, – тихо сказала Ледибаг, не отводя взгляда от счастливого монстра. – Это действительно вампир.
========== Глава 25 ==========
Ни один из городов не был построен за день или два. Все книжные «он возник словно из ниоткуда, буквально за мгновение» оставались именно вымыслом, фантазией. Города всегда постепенно разрастались из одного, двух, трёх домов; иногда они рождались из крошечного поселения в десять-пятнадцать лачужек, но редко больше. И огромный Париж, и крошечный Динан начинались с одного и того же – с единственного небольшого здания или, и вовсе, палатки.
А вот разрушались города по-разному. Некоторые, как Вавилон, были подобны больному человеку и медленно ползли по течению времени к своему закономерному концу. Другие, вроде Помпей, умирали в одно мгновение по воле случая или же из-за людской глупости и жестокости.
Под натиском двух акум Париж продержался всего пять дней. Поразительно мало времени, учитывая, что город оставался действующей столицей Франции.
Смерть Парижа началась с двух вполне конкретных признаков: помутнения ограждающего купола и окончательного отсечения города от остального мира. Ледибаг связывала одно с другим, но проверить точно никак не получалось, потому что они с Котом не могли найти Таролога, как бы ни пытались.
Золотистая сетка стала мутнеть, как вода, в которую добавили молоко, примерно через двадцать часов после своего появления. Признаться честно, Ледибаг бы этого даже не заметила, если бы не парижане: те пристально следили за состоянием купола по всему периметру, так что первые тревожные выкрики стали слышны ещё ранним утром.
Сначала люди, не желающие верить в неясные изменения, просто отказывались признавать изменения в окраске ограждения. Потом, когда муть стала слишком различима, чтобы просто её игнорировать, началась вакханалия. Парижане злились, хмурились, истерически смеялись, плакали, ругались или же со стойкостью самураев принимались готовиться к обязательной кончине. Маринетт не рисковала приближаться к людям в своём алом костюме, потому что не была уверена в адекватности горожан и их поведении.
Когда купол превратился в застывший перламутр и полностью заменил собой небесную голубизну, начались первые признаки беззакония. Ледибаг видела, как люди, – в который раз за все нападения акумы, если говорить откровенно, – начинали воровать и разносить магазины. Как и всегда, первыми страдали лакшери-бутики, после – техника, одежда и гастрономы. Горожане из тех что поопытнее и посмышлёнее делали набеги на аптеки, оружейные лавки и спортинвентарь. Биты, луки и пневматика пользовались большим спросом, словно внезапно начался зомби-апокалипсис.
Но даже после этого оставалась связь с миром. Интернет. Википедия, серии выживания Беара Гриллса, онлайн-помощь психологов, возможность поругаться на форумах и мемы с котиками. Когда же на исходе второго дня эта крошечная связь со внешним миром растворилась в молочной мути купола, Маринетт поняла: дело дрянь.
Естественно, это же поняли и горожане.
К ужасу Ледибаг, начались массовые самоубийства, что было просто чертовски плохо. Ей всегда было намного сложнее восстанавливать последствия людских рук, чем разрушения от акум.
Если честно, то Маринетт даже не могла винить горожан за такое проявление слабости, – или силы, смотря с какой стороны разглядывать этот акт. В городе творилось не просто чёрт знает что, а настоящие Голодные Игры с участием каждого, кто оказался внутри купола. Акумам было плевать на то, кто перед ними: старик, ребёнок, женщина или мужчина, человек или животное. Одержимые просто убивали, и делали это… со вкусом, если можно так выразиться.
Акум действительно оказалось двое. Нуар сразу же дал одержимым имена, как он всегда делал, и теперь в смерти Парижа были виноваты Палач и Упырь. Такие клички демонам подходили как нельзя лучше, так что они быстро прижились.
Палач был высоким мужчиной, одетым совершенно обычно: светлые немного потёртые джинсы, толстовка с огромной мультяшной медвежьей головой и видавшие виды кроссовки. Обычный человек, как ни посмотри… если бы не чёрный колпак на голове с двумя прорезями для налитых кровью из-за лопнувших капилляров глаз. На руке у палача были часы из дешёвого, окислившегося металла – очевидно, пристанище проклятой бабочки. Слишком личная и неудобная вещь, чтобы её было можно без проблем снять.
Упырь оказался совершенно иным. Он был похож на карикатурного вампира: вытянутый, прямой как палка, с сероватой кожей и узкими щёлками глаз. На бледно-сером деформированном лице не было ни бороды, ни бровей; волосы оказались зализаны назад, как у какого-то франта. Ледибаг ни разу не видела, как Упырь сражался: казалось, он даже не распахивает полы чёрного плаща, совершенно по-мультяшному облепляющего его фигуру.
При этом, несмотря на все свои различия во внешнем виде, Упырь и Палач оказались примерно одинаково мощными и опасными. Сила их, тем не менее, различалась так же, как и внешний вид.
Упырь… ну, он был упырём. Вампиром. Для нормальной жизни ему была нужна кровь, которую он выпивал у пойманных горожан. И, как и любой уважающий себя вампир, Упырь начал создавать своё гнездо: понравившихся ему парижан он обращал в существ подобно тому, которое Ледибаг и Кот Нуар видели у Сен-Сюльпис. Армия эта росла день ото дня, и вскоре обычного человека на улицах умирающего города стало встретить сложнее, чем обращённого вампира.
Новые вампиры были глупыми, но очень сильными и быстрыми. Чем-то они напоминали Ледибаг марионеток Могильщика, с которыми ей пришлось сражаться в одиночку. Теперь же, – слава квами! – рядом с Маринетт был Кот, и ситуация казалась не такой плачевной.
Упырь был разумным и очень любил поговорить. Со своими жертвами он частенько вёл беседы в стиле незабвенного Ганнибала Лектора, прежде чем сожрать тех или обратить в себе подобных.
Палач не мог говорить, из-за чего казался Маринетт ещё страшнее, чем Упырь. Не мог он и создать свою армию, однако был способен любую армию обратить в прах. Люди и нелюди умирали буквально от одного его взгляда: стоило Палачу прищурить красные от крови глаза, как у несчастных ломались шеи, бедняг вздёргивали на виселицы, головы отрезались от тел… разнообразие казней, которыми обладал Палач, было ошеломляющим; он предпочитал вешать или четвертовать. Поэтому Шестой и Седьмой округи и стали похожи на одну большую залитую кровью виселицу.
Заражённые предметы всё время были у Чудесных на виду, но получить их оказалось практически невозможно. У Палача это были старые наручные часы, у Упыря – его чёрный мультяшный плащ. К первому одержимому невозможно было подойти из-за его сил, ко второму – из-за разрастающейся армии.
Стало, кстати, понятно ограничение города. Вампиры размножались настолько быстро, что через три дня от помутнения купола Ледибаг стала беспокоиться за сохранность мира.
Что если Таролога убьют? Останется ли купол, несмотря на её смерть? Или же она не показывается на глаза ни Чудесным, ни акумам именно из-за того, что умирать ей никак нельзя?
Пятый день от помутнения купола Ледибаг встретила на башне Монпарнас. С её высоты было видно, что от Парижа остался один скелет. К горизонту тянулись пустые улицы, запачканные кровью, и не было никаких признаков обычной городской жизни. Вместо парижан на улицах возились упыри, слишком тупые, чтобы вести себя хоть немного более цивилизованно.
Кот стоял рядом, как всегда. Тоже смотрел на город, который пообещал когда-то защищать, и наверняка тоже ощущал отчаяние, как и напарница. По крайней мере, Маринетт думала, что он мог бы ощущать его.
– Пойдём на свидание, когда это всё закончится? Я свожу тебя в кино.
Хотя, это же Нуар.
– Только не на ужастик, ушастый.
– Вообще-то, я думал про Сумерки. Недавно вышел ещё один фильм.
– Ты правда думаешь, что после всего этого Сумерки – лучший вариант фильма для свидания?
Зелёные глаза сомкнулись в насмешливом моргании. Нуар совершенно не выглядел напуганным или обеспокоенным. Больше казалось, что возможное свидание с Ледибаг его волнует намного сильнее, чем творящаяся сейчас в Париже вакханалия. Отличная защитная реакция психики, если кто спросит Ледибаг.
– Ну да. Что может лучше выбить воспоминания о кровососущих вампирах из головы, чем вампиры, сверкающие на солнце, как кучка стразиков?
Ледибаг невесело усмехнулась.
Она вообще не представляла, как Чудесные в этот раз справятся с заразой. Акумы, вышедшие из самой преисподней, оказались сильнее, опаснее и более жестокими, чем всё, с чем герои раньше сталкивались. Ни милосердия, ни мягкости – только желание подчинить, разорвать или уничтожить.
Палачу, к примеру, нравилось то, что он делал. В этом он был похож на акуму, устроившую из города большую оргию. Ещё Палач обладал какой-то вывернутой моралью и, зафиксировавшись на одной жертве, не успокаивался, пока не убивал её. Даже если выбранный человек сбегал, Палач не волновался: молочный купол не давал его жертвам покинуть территорию Парижа. Всё равно они оказывались на его висельницах.
По Упырю было неясно, нравится ли ему то, что он творит, или же это просто необходимость. В любом случае, вампир плодил себе подобных с невероятной скоростью, а уже они обожали пить кровь и жрать мясо.
Неудивительно, что город практически вымер. Редкие аванпосты цивилизации затирались так же быстро, как размножались монстры.
Но больше всего Маринетт волновало другое. Как она уже говорила Коту, в Париже начала появляться мода на самоубийство. Так всегда бывало, когда то, что творили акумы, выходило из-под контроля. И всё бы ничего, но даже с нормально работающим Чудесным Исцелением возвращать к жизни самоубийц было чертовски тяжело. Теперь же, когда волшебство начало сбоить, Ледибаг не была уверена, что у неё получится вернуть всё как было раньше.
Простит ли ей город, если она воскресит лишь его половину? А четверть? Одну пятую? Или не воскресит никого из самоубийц вовсе?
Из-за этого вставал вопрос: как предотвратить суицид и заставить людей выбирать смерть от клыков и когтей акум? Ужасный выбор, конечно, но Ледибаг было просто жизненно необходимо, чтобы горожане не накладывали на себя руки, предпочтя умереть на виселице Палача или в зубах у детей Упыря.
Милосердная героиня, ничего не скажешь. Умрите в любом случае, пожалуйста. Но только так, как нужно мне!
По крайней мере, она всё ещё думала о будущем и надеялась вернуться к относительно нормальной жизни. А значит, надежда не была утеряна до конца, хотя бы у самой Ледибаг. И у её верного Кота, естественно.
На беспокойство напарницы по поводу самоубийств Кот отреагировал вполне ожидаемо: досадливо поморщился и бросил на мёртвый Париж извиняющийся взгляд. Казалось, что Нуар пытается скопом попросить прощения у каждого из парижан, оказавшихся перед нелёгким выбором: умереть или же умереть.
– Не знаю, как мне убедить всех сразу, – сказала Ледибаг, с прищуром смотря вдаль. – Чтобы донести каждому… интернета ведь нет, как и телесвязи.
Кот достал коммуникатор и попытался в который раз подключиться ко всемирной сети. Безрезультатно: купол изолировал даже гаджеты Чудесных. Однако при попытке войти в Ледиблог никаким проблем не произошло. Нуар потёр кончик носа и несколько раз перезагрузил страницу. Результат один: блог работал, как и обычно. Разве что комментарии были отключены, но оно и ясно. Не хватало только паники там.
– А Алья…
Ледибаг передёрнулась. Перед глазами у неё встала нерадостная картинка: тёмно-серая кожа, безвольные руки и стеклянные радужки.
– Палач.
– Ясно. Тогда Ледиблог отпадает, верно?
– Как точно ты это заметил.
Вообще-то, у Маринетт были администраторские права в Ледиблоге, как и список паролей для сайта. Проблема была только в том, что клочок с нужной информацией она спрятала в тайничке дома. А в пекарню Маринетт было возвращаться слишком страшно. Мало ли, что она там могла увидеть…
Кот, кстати, тоже не особенно стремился к себе домой. По негласному договору Чудесные проводили свои дни или на улицах города в попытках хотя бы обнаружить акум, или же в геройской квартире. И никаких разговоров про друзей, знакомых, и тем более про семью.
Кот, правда, один раз обмолвился, что его отец мог и не попасть под купол – по словам напарника, его родитель должен был вместе с помощницей куда-то уехать. То ли по здоровью, то ли по работе, Ледибаг не уточняла. Но Нуар не знал, получилось ли у отца задуманное или же купол появился раньше; любой исход был нежелательным: в первом случае и так подорванное здоровье отца Кота было под угрозой из-за нервов, во втором ему угрожали акумы. Прямо как выбор умереть или не умереть.
Ледибаг надеялась, что отец напарника всё-таки внутри купола. В этом случае был шанс, что Чудесное Исцеление всё исправит. И, может быть, даже подлечит мужчину.
Несмотря на негласную договорённость о молчании, тема знакомых иногда всплывала. В основном это касалось Альи, конечно – просто потому, что Ледиблог был чем-то привычным и очень удобным, чем Чудесные привыкли пользоваться для своих супергеройских дел. И пропажа, – смерть, Маринетт стралась не обманываться хотя бы в этом, – ведущего блоггера сильно ударила по эффективности героев.
А Алья была самым близким другом для Маринетт. Семьёй, наравне с родителями, Котом и Адрианом.
Про Адриана она, кстати, тоже старалась не думать. Что с ним случилось, выжил ли он или же умер, мучился ли он перед смертью или мучается сейчас? А может в тот момент, пока Маринетт торопливо глотает на завтрак стылый приторный чай, а Тикки усердно жуёт печенье в их геройской комнатке, какой-нибудь упырь так же усердно жуёт косточки Агреста-младшего? Или же отрывает от него куски на живую, и зелёные родные глаза Адриана блестят от слёз и сумасшествия. Мало кто перенесёт такую боль и останется в своём уме, Адриан ведь не Кот, у которого в голове пусто и гуляет ветер, когда это нужно…
Если на Маринетт накатывали такие мысли, то она приходила к Коту и прижималась к нему, крепко зажмурившись. Нуар без вопросов или комментариев обнимал свою Леди и позволял ей дрожать и быть слабой столько, сколько ей нужно.
Иногда ситуация менялась, и уже Кот виновато скрёбся в комнату Ледибаг или же ловил её руку своими чуть дрожащими ладонями. Он слепо тыкался лбом напарнице то в грудь, то в плечо, то в ключицу, выпрашивая ласку и ободрение, как несчастный бродячий котяра. Естественно, она не отказывала.
Хорошо ещё, что моменты слабости у Чудесных не совпадали, и они могли поддерживать друг друга. Вдвоём против всего мира, как всегда.
Сейчас всё вроде бы было неплохо. Несмотря на творящийся вокруг хаос, мысли Ледибаг были более или менее направлены в конструктивное русло. Она думала о том, как сократить самоубийство среди мирного наследения – если оно осталось, конечно. По крайней мере, она надеялась, что оно осталось.
Да, Париж умер, но осталось то, что Нуар называл аванпостами. Ледибаг не была уверена в правильности термина, а потому безоговорочно приняла его и начала использовать. Эти самые аванпосты представляли собой скопление людей, объединившихся для выживания: в высотках, на станциях метро, в закрытых железными жалюзи торговых центрах… Человечество выживало и начинало приспосабливаться даже к акумному хаосу.
А значит, стоило передать весточку хотя бы этим оставшимся. Что герои не сачкуют и всё-таки выполняют, – хотя бы пытаются! – свои обязанности. Что Чудесные живы и не бросили парижан на произвол судьбы и двух сумасшедших акум. И что надежда есть.
Кот копался в Ледиблоге, пока Ледибаг бездумно рассматривала пустые улицы. Как она и боялась, кровь из-за деятельности Палача спровоцировала появление мошкары. Насекомых было немного, потому что упыри успевали подлизывать разлитый красный, но всё-таки вампиров оказалось недостаточно, чтобы они справлялись с жестокостью первого одержимого. Шестой и Седьмой округ, где располагалась несчастная Железная Леди Парижа, было практически невозможно посещать из-за обилия мошек и мух.
Как бы чумы не началось или чего похуже из-за этой чёртовой антисанитарии.
Улицы были пустыми. Изредка в тени передвигались упыри, ищущие укрытия от солнца, – оно их не сжигало, но припекало знатно, – но на этом всё. Ни птиц, ни животных, ни мусора.
И над всем этим – яркие, до сих пор рабочие баннеры с рекламой. Адриан в окружении цветов, Адриан, шагающий по облакам, Адриан, томно смотрящий в камеру, Адриан…
– Баннеры работают, – пробормотала Ледибаг. – Сюр какой-то.
– А что с ними не так?
Кот даже не оторвался от Ледиблога. Искоса заглянув в коммуникатор напарника, Ледибаг закатила глаза: ушастый пересматривал видео, которое нарезала Алья из других роликов. Называлось оно «Эффектное появление Ледибаг – Смотреть всем!», и вполне отражало своё имя.
– Ну, знаешь, локальный апокалипс и всё такое…
Кот почесал накладное ухо.
– Ну, знаешь, – передразнил он, – они всё-таки курируются телестанцией, где Шамак работает, а не мэрией. Может, там пока есть электричество.
Он перелистнул видео на «OMG это же ЛЕДИНУАР» и снова завис. Зависла и Ледибаг, смотря на Кота, как на человека, сморозившего какую-то гениальную нелепицу.
– Ты чёртов Ральф.
– Что?
Кот наконец оторвался от коммуникатора и непонимающе посмотрел на Ледибаг. Та уставилась в ответ.
– Ральф. Из Симпсонов.
– Этот маленький Будда? Почему это?
– Сказал гениальную вещь, и даже этого не понял.
– Какую это?
Кот закрыл коммуникатор и убрал свой шест за спину. Теперь всё внимание напарника, наконец, было сосредоточено на Ледибаг, а не на её шикарных видео-нарезках за авторством некоей Альи Сезар.
Ледибаг, кстати, никак не комментировала пристрастие Нуара: ну, подумаешь, смотрит он видео со своей возлюбленной напарницей, когда та стоит буквально на расстоянии вытянутой руки. Маринетт предполагала, что так Кот психологически справлялся с происходящим вокруг. Вроде как вместо стабильности обыденной жизни Нуар выбирает стабильность в видео-роликах, которые он смотрел ещё до смерти Парижа. Что же, тоже неплохой способ расслабиться.
В низкосортных фанфиках, правда, говорили о ещё одном способе… но Маринетт, хотя и читала такую литературу, всё же не была в ней уверена. Сама Дюпэн-Чэн, к примеру, не могла бы даже представить секс в подобных условиях. Это был бы какой-то быстрый животный акт, в котором нет места чувствам, удовольствию или хотя бы любви. Много ли приятного в подобном?
– Ледибаг, ты зависла.
– Да, спасибо, – Маринетт потёрла лицо; ощущение маски под пальцами скорее нервировало, чем успокаивало. – Сейчас мы направляемся к телебашне, может удастся сделать видео для успокоения людей. Ну, хотя бы призвать к тому, чтобы не занимались самолечением в такой ситуации.
Кот не выглядел убеждённым.
– И что же ты им скажешь? – скептически спросил он.
«Понятия не имею», – подумала Маринетт.
– На месте пойму, – отмахнулась от капли недоверия Ледибаг. – Идём.
Поскольку даже плохой план всё-таки оставался хоть каким-то планом, Кот не стал спорить: широко ухмыльнулся, подмигнул напарнице и первый перепрыгнул на соседнюю крышу. Ледибаг ещё несколько секунд смотрела вслед Нуару, даже не пытаясь контролировать выражение собственного лица.
Маринетт была уверена, что на нём явно можно разглядеть отчаяние.
В самом деле, ситуация была просто отвратительной. Ещё никогда Чудесные не сталкивались с настолько одержимыми злобой и ненавистью акумами; ещё никогда демоны не пытались так откровенно их убить.
Маринетт связывала силы и озлобленность одержимых с прошлым поведением Чудесных. Очевидно, что акумы, побеждённые героями, возвращались за Грани или откуда они там пришли. Логично было бы предположить, что они давали своим знакомым, – применимо ли к акумам это слово? – то, что на уроках маркетинга называли обратной связью. И развязное, уверенное поведение Чудесных, а также их чрезмерное бравирование собственной силой стало причиной для того, чтобы послать в бой кого-то посильнее Бабблера. Хотя тот тоже был довольно стрёмным, что в костюме, что в способностях.
Все акумы были стрёмными, если уж говорить откровенно. Даже те, что вроде бы оказывались достаточно безобидными или имели какую-то не слишком сложную цель, которую было легко достигнуть. Ну там, леденец для малыша-гиганта, хлебные крошки голубям для голубь-мэна, личность Ледибаг для Альи-вай-фай – хо-хо, подруга, знала бы ты, – или что-то вроде того. После достижения цели или осознания её нереальности и последующего отказа многие акумы просто теряли какую-либо мотивацию вредить людям, и расправиться с ними становилось простой задачей.
Совсем другое дело – акумы, которым разрушение или проявление их сил доставляло удовольствие. Так было с сексуальной рыженькой акумой, так происходило сейчас с Палачом, так было с одержимым электриком. Таких акум не уговоришь мирно сдаться; терроризм для них был чем-то естественным и необходимым, как трава для кролика.
Телебашня выглядела удручающе. Огромное, сияющее на солнце здание было почти таким же убогим, как осквернённая Сен-Сюльпис. Крови, правда, оказалось меньше, зато разрушений – больше. Смотреть на это было почти так же неприятно, как и на церковь.
Если Сен-Сюльпис была для Маринетт местом редкого отдыха, то телебашня воспринималась как один из оплотов стабильности. Ну, в самом деле, в каком теперь доме нет телевизора? Какая семья не смотрит новости и не включает репортажи Шамак лишь для того, чтобы посмотреть на одну из самых харизматичных женщин Парижа?
Маринетт не была уверена, что теперь Надья выжила или хотя бы осталась в своём уме. В стройных рядах окон телебашни то и дело попадались чёрные провалы; оставшиеся целыми стекляшки не радовали грязными разводами из пыли и запёкшейся крови. Внутри можно было разглядеть кучи мусора и свисающие провода, выдернутые из стен едва ли не с корнем.
Чудесные переглянулись. Внутри они всё-таки надеялись, что телебашня уцелеет, как и люди, работающие в ней. Всё-таки Шамак и её команда были настоящими ветеранами, если дело касалось акум или какой-то иной опасности. Даже ходил слух, что Надья брала к себе исключительно военных репортёров и операторов, чтобы люди, работающие на мадам Шамак, не боялись оказаться в любой ситуации.
Тактика, кстати, себя оправдала. Надья Шамак и её команда были единственными, кто показывал Парижу и парижанам настоящую сторону акум. И единственными, с кем герои не отказывались работать.
– Что дальше? – тихо спросил Кот.
Ледибаг глубоко вздохнула. Нащупав руку напарника, Маринетт изо всех сил сжала его пальцы. Ответное пожатие вселило в её сердце крупицу уверенности.
– Баннеры всё ещё работают, – заметила она совершенно ровным голосом. – Так что камеры и аппаратура, очевидно, тоже должны.
– Кровь. Внутри наверняка упыри.
– Естественно.
– Разделяемся? – На её мрачный взгляд Кот пожал плечами. – Ну, а что? Я отвлекаю, ты снимаешь нужное видео, потом встречаемся дома.
– Да ни за что.
Ледибаг расслабила хватку практически сведённых судорогой пальцев и шагнула к Нуару. Кот моментально обнял её и склонил голову, чтобы получить мягкие поцелуй. Нуар уже был выше Ледибаг на добрых полголовы и явно не собирался останавливаться в росте; про себя Маринетт не была уверена. Всё-таки китайские корни давали о себе знать, хотя отец у неё и был довольно высоким.
